На всех фронтах Великой Отечественной войны советские евреи участвовали во всех родах войск и на разных уровнях командования. Это было обусловлено историей Красной армии от момента ее создания в годы Гражданской войны.
В Российской империи еще с 1827 г. евреи призывались в армию и принимали участие в войнах, однако на протяжении всего срока службы они страдали от проявлений антисемитизма и почти никогда не получали офицерских званий. В Советском государстве положение евреев-военнослужащих существенно изменилось. После того как революция дала евреям гражданское равноправие, а также вследствие того что большая часть погромов во время Гражданской войны, от которых пострадали десятки тысяч евреев, учинялась контрреволюционными силами, многие евреи вступили в ряды Красной армии. Уже среди ведущих деятелей Красной гвардии, которая привела большевиков к власти в октябре 1917 г., были евреи Яков Свердлов в Петрограде, Анатолий Поляков в Москве и Семен (Шимон) Урицкий[7] в Одессе. Лев Троцкий (Бронштейн) много сделал для создания Красной армии (1918), он же руководил ею во время Гражданской войны, будучи наркомом по военным и морским делам, и в немалой степени обеспечил ее победу.
Одной из главных проблем, с которой столкнулась Красная армия во время Гражданской войны, была острая нехватка опытных командиров. Поэтому на командные посты назначались люди, не имевшие армейской подготовки, но преданные новой власти. Среди них было много евреев; кроме того, десятки тысяч евреев служили рядовыми солдатами. Высокий процент евреев в рядах Красной армии со времени ее основания повлиял на их положение в послереволюционные годы вплоть до Великой Отечественной войны. Множество евреев после Гражданской войны остались в армии на сверхсрочной службе и обустраивили ее в промежутке между двумя мировыми войнами.
Согласно переписи населения, в 1929 г. мужчины-евреи составляли 1,7 % всего мужского населения СССР. В армии их было 2,1 %, среди командного состава – 4,4 % и больше всего среди политического руководства – 10,3 %[8]. Между 1929 и 1937 г. Политическое управление Красной армии возглавлял еврей Ян Гамарник, а после его самоубийства в 1937 г. – еврей Лев Мехлис [Тимор 1977: 132; Ржешевский 1990: 255].
Во время гражданской войны в Испании (1936–1939) на стороне республиканцев сражались военнослужащие из СССР, среди которых было немало евреев[9]. Впервые евреи сошлись в бою против солдат нацистской Германии, воевавших на стороне генерала Франко. Командарм Григорий Михайлович Штерн был главным военным советником испанского правительства в 1937–1938 гг. Старшим советником военно-воздушного флота республиканцев (пилотами и машинами их обеспечивал в основном Советский Союз) был генерал Яков Владимирович Смушкевич, которого в Испании называли «Генерал Дуглас», позднее дважды Герой Советского Союза. После возвращения из Испании в 1938 г. оба командира участвовали в боях против японцев на Дальнем Востоке, а затем стали жертвами сталинских репрессий, которые коснулись многих командиров Красной армии, в том числе евреев по национальности [Свердлов 1993: 262–269]. Танковыми частями, отправленными из СССР в Испанию, командовал Семен (Шимон) Моисеевич Кривошеин [Свердлов 1993: 118].
В первый день войны, 22 июня, были призваны на воинскую службу граждане 1905–1918 гг.р. (14 призывных возрастов). Мобилизация в западных частях Советского Союза проходила в тяжелейших условиях – под бомбардировками, одновременно с эвакуацией на восток промышленности, предприятий и учреждений. Многие из мобилизованных не успели добраться до призывных пунктов и оказались на оккупированной территории. Несмотря на это до 1 июля на фронт после поспешных сборов было отправлено 5,3 млн солдат [Кирьян и др. 1988: 12, 15].
Число евреев, служивших в армии с 22 июня 1941 г. и по 2 сентября 1945 г., когда с капитуляцией Японии окончилась Вторая мировая война, можно определить, основываясь на официальных советских данных о количестве всех военнослужащих того периода. Накануне войны в СССР был принят новый закон о всеобщей воинской обязанности, согласно которому на действительную службу призывались граждане, которым в год призыва исполнилось 19 лет, или окончившие школу – 18 лет. В некоторых войсках, а также для всего младшего начальствующего состава срок службы продлили до 3 лет. С началом войны были увеличены сроки службы для нескольких призывов, что увеличило размер постоянной армии. Накануне нападения Германии на СССР в регулярной армии служили четыре призыва; вместе с состоявшими на постоянной службе общее число солдат составляло 4 901 852 человека, кроме того около 700 тыс. человек служили в НКВД, в том числе в пограничных войсках [Кривошеев 1993: 139]. В годы войны были мобилизованы мужчины старшего возраста (до 55 лет). К моменту капитуляции Германии в вооруженных силах СССР находилось 12 млн 840 тыс. человек, среди них более миллиона были ранены и находились в госпиталях [Кривошеев 1993: 141; Encyklopedia 1975: 780].
В соответствии с недавно опубликованными данными во время войны в армии служили 34 476 700 человек (численность населения СССР в 1940 г. составляла 194,1 млн человек, включая жителей аннексированных в 1939–1940 гг. Советским Союзом территорий). Таким образом, между 1941 и 1945 г. в армию было мобилизовано более 17,5 % населения страны. Лишь треть из них служила одновременно [Кривошеев 1993: 139].
Согласно переписи 1939 г. общее число населения СССР составляло 170 млн 467 тыс. человек. Если учесть естественный прирост в размере 2,5 % до июня 1941 г., получается, что в пределах границ СССР (до сентября 1939 г.) накануне вторжения жило 175 млн человек. Исходя из этого попробуем оценить численность евреев в Красной армии во время Великой Отечественной войны.
Количество мобилизованных евреев – граждан Советского Союза в пределах границ до сентября 1939 г. мы будем считать по данным переписи населения 1939 г. Тогда в СССР жило 3 млн 21 тыс. евреев (1,78 % общей численности населения страны). Демограф Яаков Лещинский предположил, что при переписи около 250 тыс. евреев скрыло свою национальность, таким образом, на самом деле евреев было по меньшей мере 3 млн 270 тыс. человек [Лещинский 1948: 134]. Если учесть 2,5 % естественного прироста населения в течение двух лет, то численность еврейского населения на советской территории в пределах границах до 1939 г. составляла в 1941 г. около 3 млн 335 тыс. человек. Принимая во внимание, что процент мобилизованных среди евреев был таким же, как и среди остального населения, то есть 1,78 %, получаем число еврейских солдат более 600 тыс. человек. На самом деле их количество должно было быть меньше на 120–140 тыс., поскольку в некоторых частях Украины и Белоруссии, где жило много евреев, провести мобилизацию не успели по причине политического хаоса и стремительной немецкой оккупации. Кроме того, из примерно миллиона евреев, оказавшихся на захваченной территории, не были мобилизованы те, кто родился до 1905 г. После освобождения этих территорий в 1943–1944 гг. и возобновления мобилизации в армию евреев там почти не осталось: большинство их погибло во время оккупации. Таким образом, можно предположить, что из общего числа евреев, проживавших в границах Советского Союза до сентября 1939 г., в Красной армии и в силах НКВД служило 460–480 тыс. человек.
В регионах, аннексированных Советским Союзом в 1939–1940 гг., количество мобилизованных в армию было намного меньше. На этих территориях, оккупированных в первые дни и недели войны, проживало около 2 млн евреев, и из-за отсутствия здесь системы призыва резервистов приказ о массовой мобилизации, изданный в первый день немецкого вторжения, не включал этих евреев.
В Западной Белоруссии и Западной Украине в 1940 г. были мобилизованы на срочную службу уроженцы 1919–1920 гг.р., из них 15–20 тыс. евреев[10]. К этому числу следует добавить евреев, бежавших вглубь Советского Союза, многие из которых находились в призывном возрасте. Важно, что многие белорусы и украинцы – жители западных областей дезертировали из армии в первые месяцы войны, во время большого отступления. Вследствие этого в октябре 1941 г. был издан указ, согласно которому все мобилизованные из Западной Белоруссии, Западной Украины, Бессарабии и Северной Буковины были выведены из состава действующей армии и переведены в трудовую армию, однако многие евреи сумели обойти этот указ, остаться в армии и продолжать воевать. К концу 1943 г. снова началась мобилизация переведенных в трудовые армии жителей аннексированных территорий, включая евреев [Левин 1982: 85–86][11]. У нас нет точных данных о количестве мобилизованных беженцев, но можно предположить, что их было 15–20 тыс. человек. Таким образом, число еврейских жителей аннексированных территорий, которые служили в Красной армии, составляло 30–40 тыс. человек.
Суммируя эти цифры, можно предположить, что в Красной армии служило всего 490–520 тыс. евреев. Это количество не было постоянным в течение всего периода войны. Часть солдат-евреев погибла уже в начале войны. Некоторые юноши-евреи были призваны уже в конце войны и служили короткий срок, иногда считанные недели или месяцы.
Вдобавок 17–20 тыс. евреев – граждан Польши было призвано в польские армии, сформированные в СССР, – в армию генерала Андерса и в Народную армию (Armia Ludowa) [Register 1945][12].
Согласно советскому исследованию национального состава 200 воюющих дивизий летом 1943 г., евреи составляли 1,5–1,6 % от общего количества солдат [Артемов 1975: 55–59]. Поскольку часть евреев скрывала свою национальность, опасаясь преследования или возможности попасть в плен, следует полагать, что их число в этих дивизиях составляло 1,78 %, подобно их проценту в числе советского населения. В 1944 г. с освобождением Украины и Западной Белоруссии в армию были призваны тысячи евреев-партизан, воевавших против немцев в лесах, и некоторые евреи, пережившие оккупацию.
В Советском Союзе сведения о национальности генералов и адмиралов, служивших в Красной армии во время войны, не публиковались. По данным, собранным историком полковником Ф.Д. Свердловым, число евреев-генералов дошло до 305. Большинство из них получили свои звания во время войны. Заметным было число евреев-генералов в действующих войсках – воздушных, морских и сухопутных, особенно много их насчитывалось в специализированных войсках – инженерных, артиллерийских и танковых. Среди генералов было 9 командующих армиями, 12 командиров корпусов и 34 командира дивизий [Свердлов 1993: 14, 270–272].
О числе евреев, награжденных званием Героя Советского Союза, полных данных нет. Гершон Шапиро, воевавший в рядах Красной армии с 1919 г., пишет о подвигах 150 евреев – Героев Советского Союза [Shapiro 1988]. Некоторые из них получили это звание еще до войны. Ф.Д. Свердлов по материалам многолетней работы в архивах выявил имена 120 Героев Советского Союза еврейской национальности, а также еще 20 человек, которые значатся в наградных документах как русские, украинцы или представители других национальностей, будучи евреями наполовину. Он говорит об 11 евреях, получивших звание Героя до войны, и еще о двух, награжденных после нее [Свердлов 1992а]. Однако полных данных ни Шапиро, ни Свердлов не приводят. Иногда обнаруживаются новые данные. После выхода в свет книги Ф.Д. Свердлова в Израиль пришло письмо от Татьяны Петровны Просветовой[13]:
Я знаю, что в Израиле вышла книга «Евреи – Герои Советского Союза». Моему покойному отцу, Просветову Петру Даниловичу, было присвоено это высокое звание. В упомянутой книге его имя не названо; отец скрывал свою национальность, свою принадлежность к еврейскому народу. Прошу вас помнить о нем. Он умер в 1993 г.
Действительно, в советских публикациях о Героях Советского Союза отмечалось, что летчик Просветов, служивший в 23-м полку 4-го воздушного армейского корпуса, совершил за годы войны 290 воздушных вылетов, за это 29 июня 1946 г. ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
7 марта 1938 г., накануне Второй мировой войны, вышло постановление ЦК ВКП(б) и правительства СССР (Совет народных комиссаров, Совнарком) «О национальных частях и формированиях Рабоче-Крестьянской Красной Армии». Еще до войны появились национальные дивизии – грузинская, армянская, азербайджанская и туркменская. В ходе войны было организовано 17 пехотных и 5 кавалерийских дивизий, а также менее крупные национальные части. Среди этих дивизий, сформированных по национальному принципу, были и прибалтийские – литовская, латышская и эстонская [Кирьян и др. 1998: 308]. Создание прибалтийских дивизий в конце 1941 г. было отчасти связано с тем, что население оккупированных прибалтийских территорий сотрудничало с фашистами. Поэтому нужно было доказать миру, что народы Прибалтики верны Советскому Союзу. 201-я Латвийская (Латышская) дивизия состояла из остатков 23-го латвийского территориального корпуса, а 16-я Литовская – из остатков 29-го литовского территориального корпуса. Большинство солдат этих корпусов дезертировало в начале войны, лишь небольшая их часть отступила вместе с Красной армией. В составе прибалтийских дивизий воевали в основном те, кто бежал из Литвы и Латвии накануне оккупации, или литовцы и латыши, проживавшие долгие годы в Советском Союзе. Вместе с ними служили русские и представители других национальностей. Среди беженцев, мобилизованных в национальные дивизии, число евреев было высоким. Согласно одному источнику, в 201-й Латвийской (Латышской) дивизии в декабре 1941 г., накануне отправки на фронт, было около 3 тыс. евреев (1/3 состава дивизии). Другой источник говорит о 17–20 % евреев из 10 тыс. солдат. Около тысячи евреев служило в 308-й Латышской дивизии, сформированной позднее [Левин 1988: 88–89]. В начале 1943 г., накануне отправки на фронт, в 16-й Литовской дивизии числилось 10 251 солдат, из них 3 717 (36 %) литовцев, 3 061 (29,9 %) русских, 2 971 (29 %) евреев и считанные проценты солдат других национальностей. По другим подсчетам, в Литовской дивизии число евреев на тот момент составляло около 50 % [Левин 1975: 58–60]. Что касается Эстонской дивизии, евреи были в меньшинстве в силу их небольшого количества в Эстонии.
Сильное национальное самосознание евреев Литвы и Латвии, а также довольно высокое число солдат-евреев в этих дивизиях обусловили то, что национальные еврейские традиции поддерживались в повседневной жизни как на фронте, так и в тылу. Солдаты могли разговаривать и петь песни на идише, часть соблюдала еврейские религиозные правила, имела место солидарность между воинами-евреями – командирами и рядовыми. Но для Красной армии это было скорее исключением.
Организация национальных дивизий инспирировала обращение евреев в Еврейский антифашистский комитет (ЕАК)[14] с предложением создать еврейские боевые дивизии. Иосиф Кальманович из киргизского города Фрунзе 14 декабря 1941 г. писал С.М. Михоэлсу:
Многие национальности – чехи, поляки, греки и другие оформляются в специальные воинские части. <…> Мы, конечно, должны сражаться в рядах нашей доблестной Красной Армии. Но наряду с этим я предлагаю, что было бы целесообразно создание нескольких еврейских дивизий. Мне кажется, что наш народ в этой великой битве должен особо проявить себя военной доблестью. <…> Все это, как мне кажется, дает нам право на то, чтобы доказать, что в Стране Советов вновь возродилась былая военная доблесть нашего народа, на разгром которого старый Рим, покоривший весь мир, когда-то бросил 2/3 своих вооруженных сил. Мы должны доказать, что <…> евреи могут разбивать нацистов на поле брани [Шнеер 2003 (2): 54; см. также: Redlich 1995: 184–185].
Перец Маркиш, один из главных деятелей ЕАК, поднял вопрос о создании национальных еврейских воинских частей в своей речи на пленуме ЕАК 18–20 февраля 1943 г. Он заявил, что во время его визита на фронт к нему обратился полковник, командир танковой части, и сказал:
Я еврей и хотел бы сражаться как еврей. Я бы хотел выйти к соответствующим властям с предложением сформировать отдельные еврейские соединения [Шнеер 2003 (2): 55; см. также: Redllich 1995: 210].
25 марта 1944 г. старший лейтенант инженерных войск Семен (Шимон) Гриншпун отправил большое письмо И.Г. Эренбургу, в котором рассказал, как он воевал в районе Киева в сентябре 1941 г., как попал в плен, как убивали пленных евреев, как он бежал из плена через линию фронта и как вернулся в строй. Письмо он закончил словами:
Товарищ Эренбург! Возможно, я ошибаюсь, но меня интересует такой вопрос: в числе национальных формирований неплохо было бы сформировать еврейские части. Я убежден, что евреи будут драться с фашистами с десятикратной ненавистью: как патриоты Родины и как мстители за кровь своих единокровных братьев, сестер, отцов, матерей, жен и детей. Ведь нет ни одного еврея, который кроме общегосударственных счетов с фашизмом не имел бы и личных счетов с фашистскими извергами. Прошу ответить. С боевым приветом. Смерть немецким оккупантам! [Альтшулер и др. 1993: 132].
Эти обращения свидетельствуют об общих настроениях, связанных с ощущением единой еврейской судьбы. А. Шнеер в книге «Плен» приводит слова комиссара Авраама Маргулиса, произнесенные им в разговоре с офицерами-евреями после освобождения Краснодара 12 февраля 1943 г. Основной темой беседы стало потрясение от столкновения, возможно первого, с фактом тотального уничтожения евреев:
Ветеран войны С. Дыхне вспоминает, что после освобождения Краснодара и составления акта о зверствах гитлеровцев в городе комиссар 328-й стрелковой дивизии Авраам Маргулис в присутствии С. Дыхне и еще нескольких офицеров-евреев сказал: «Вот мы сидим, несколько офицеров-евреев… И я вам говорю как евреям, что у нас должно быть свое государство. Если бы сейчас было это государство, если бы оно имело армию <…> фашистские сволочи не прибегли бы к такому геноциду. Нужна еврейская армия… Черт возьми, чехи на нашей территории создают свои части, поляки тоже. Создать бы еврейскую дивизию наподобие эстонской или латышской. Но скажи об этом вслух, тем более напиши – голова секир-башка…» Все закурили. Маргулис уже тише молвил: «Надеюсь, вы меня не продадите…» [Шнеер 2003 (2): 55][15].
Люди, обращавшиеся в ЕАК, наивно верили, что у него есть возможность повлиять на создание боевых еврейских дивизий. Но ни ЕАК, ни лично Эренбург не поднимали этой темы перед советским правительством. Было понятно, что никаких шансов на то, что на это согласится Сталин и другие члены правительства, нет, а обращение с такой просьбой могло бы повредить комитету. ЕАК был создан советским правительством в начале войны для привлечения мирового еврейства к финансовой и политической поддержке военных действий Советского Союза, а не ради интересов советских евреев. Членам ЕАК была известна агитационная политика советской власти, не заинтересованной в «муссировании» еврейской темы во время войны с нацистской Германией. С одной стороны, Сталин отрицательно относился к признанию еврейской нации, с другой стороны, он не хотел потакать немецкой пропаганде, которая представляла войну Советского Союза как еврейскую, и создание еврейских дивизий оказало бы услугу гитлеровцам.
Мысль о создании еврейских подразделений для ведения войны с Германией за пределами Советского Союза прозвучала в выступлении академика Л.С. Штерн на заседании пленума ЕАК 28 мая 1942 г.:
Нужно сказать в обращении, чтобы были созданы еврейские легионы, которые направились бы к нам. Указать на то, что в Советском Союзе, на советской территории решается судьба войны. Там могли бы быть и рядовые бойцы, там могли бы быть и медработники, т. е. участие не только деньгами, а всем, что можно дать [Шнеер 2003 (2): 53–54; см. также: Redlich 1995: 208].
Но ни в Советском Союзе, ни за его пределами боевых еврейских дивизий не было, кроме одной бригады палестинских евреев, мобилизованной в английскую армию. Ни в одной стране, воевавшей против нацистской Германии, в том числе в США и в Англии, где были большие еврейские общины, эта тема вообще не поднималась.
На рассвете 22 июня 1941 г. нацистская Германия без объявления войны напала на Советский Союз силами 150 дивизий (из них 41 дивизия была бронетанковой; в нападении участвовало 3 500 танков) при поддержке около 4 000 самолетов. Вторжение шло по четырем направлениям. Целью группы армий «Север» были Прибалтика и Ленинград, группа армий «Центр» двигалась через Белоруссию и ее столицу Минск к главной цели – Москве, группа армий «Юг» должна была захватить Украину, юг России и Кавказ. Немецкая 11-я армия вместе с румынскими войсками двигалась через Бессарабию вдоль северного побережья Черного моря, ее целями были Одесса и Крым. Одновременно Финляндия двинула войска в сторону Ленинграда. Немецкие войска в начале вторжения насчитывали всего 3 млн 200 тыс. солдат, вместе с ними воевали сотни тысяч румынских, венгерских и финских солдат. Против них 22 июня 1941 г. в военных округах Прибалтики, Белоруссии и Украины было выставлено 3 млн советских солдат, из них 100 тыс. – в пограничных войсках. Кроме пограничников, большинство солдат базировалось в десятках и сотнях километрах от границы; отсутствовало упорядоченное оборонительное расположение войск.
Нападение началось в воскресенье, в выходной день, когда часть командиров находилась вне баз, а на местах остались только дежурные офицеры. Первые сведения о немецкой атаке пришли в советский Генштаб только через полчаса после ее начала. Жуков без промедления сообщил об этом Сталину; известие застало Сталина врасплох. Об этом свидетельствует Жуков:
Нарком [Тимошенко] приказал мне звонить И.В. Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны. Прошу его позвать к телефону И.В. Сталина. Минуты через три к аппарату подошел Сталин. Я доложил обстановку и просил разрешение начать ответные боевые действия. И.В. Сталин молчит. Я слышу лишь его дыхание. «Вы меня поняли?» Опять молчание. Наконец Сталин спросил: «Где нарком?» – «Говорит по ВЧ [правительственной связи] с Киевским [военным] округом». – «Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро» [Жуков 1970: 236].
В 5.30 утра 22 июня было созвано заседание Политбюро. После разговора с немецким послом в Москве графом В. фон дер Шуленбургом Молотов сообщил, что Германия объявила войну Советскому Союзу. Из пограничных районов приходили известия о сухопутной атаке. По воспоминаниям Жукова, «Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках трубку» [Жуков 1970: 236]. В конце заседания Сталин и военное командование решили приказать атакованным западным военным округам провести контратаку с целью уничтожения войск захватчика. В приказе, подписанном в 7.15 утра, говорилось:
Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах нарушения советской границы. Впредь до особого распоряжения наземным войскам границу не переходить [Ржешевский 1990: 28].
В этом приказе, переданном после примерно трех с половиной часов после нападения, когда атакующие силы уже продвинулись на десятки километров вглубь Советского Союза, Сталин приказывал не пересекать границу Германии, видимо в надежде на ограниченность немецкой атаки и на возможность остановить войну. Это говорило о полном непонимании действительной опасности и об игнорировании информации с мест, пусть даже минимальной. Части Красной армии в районах западной границы оказались захвачены немецкой атакой врасплох и были не в силах остановить противника. Сто тысяч советских пограничников, рассеянные по маленьким и отдаленным форпостам вдоль границы, протянувшейся на 3000 км, мужественно воевали, но не смогли сдержать натиск.
В то время как миллионы людей во всем мире, в том числе в Германии, через средства массовой информации узнали о немецком вторжении в СССР практически сразу после его начала, советский народ получил известие об этом лишь через восемь часов: в 12.15 Молотов сообщил о нападении по радио. Когда за несколько часов до этого в Политбюро обсуждали, кто объявит о войне, Сталин предпочел, чтобы об этом сообщил Молотов, и сказал: «Мне нечего сказать народу»[16]. Заявление запоздало в результате неясности, как представить войну советскому народу. Сталин внес несколько изменений в текст, подготовленный Молотовым, подчеркнув, что Советский Союз исполнил все свои обязательства в соответствии с договором о ненападении, что Германия является агрессором и предателем и что война, навязанная Советскому Союзу, является оборонительной. Это был повтор одного из сценариев Сталина: миролюбивый Советский Союз стал жертвой агрессии, и народ призывается на оборонительную войну. Большой ошибкой этого сценария была вера Сталина в то, что политика «сдержанности», включая воздержание от подготовки армии к немецкой атаке, отодвинет срок войны.
Первое выступление Сталина с речью к советскому народу состоялось 3 июля 1941 г. В этой речи он оправдывал подписание пакта Молотова – Риббентропа получением двух лет мира и достаточного времени для укрепления армии. Он призвал к партизанской войне в немецком тылу и предпочел умолчать о тяжелом положении Красной армии, заявив, что «лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты и нашли себе могилу на полях сражения…» [Сталин 1950: 20, 27].
На первом этапе Великой Отечественной войны, до конца ноября 1941 г., немецкая армия стремительно продвигалась к Москве. По предварительным оценкам гитлеровцев, война должна была быть молниеносной и окончиться победой еще до наступления зимы. 16 июня 1941 г., за несколько дней до вторжения в Советский Союз, Йозеф Геббельс записал в своем дневнике:
Фюрер предположил, что военная операция продолжится 4 месяца, а я думаю, и того меньше. Большевизм распадется, как карточная колода… [Wilhelm 1991: 111].
И действительно, ход боевых действий в первые недели и месяцы войны подтверждал это предположение. Уже в первые дни немецкие военно-воздушные силы уничтожили 1200 советских самолетов, большинство – на аэродромах, и достигли воздушного превосходства. Немецкая бронетехника, действуя централизованно большими группами, быстро продвигалась вглубь Советского Союза.
19 сентября после широкого обходного маневра немецких бронетанковых сил были захвачены Киев и значительные территории Украины. Немецкая армия оккупировала Крым за исключением Севастополя. Советские войска в Одессе до 16 октября отбивали атаки немецкой и румынской армий, нанеся им серьезный урон. Когда немецкая армия стала занимать Крым, было решено эвакуировать морем войска из Одессы для укрепления обороны Севастополя. 25 октября немцы захватили Харьков, 21 ноября пал Ростов-на-Дону.
На севере, на Ленинградском фронте, немцы сумели в сентябре дойти до Ладожского озера, взять Шлиссельбург и начать блокаду Ленинграда с суши. При помощи финской армии, действовавшей с северо-запада, немцы окружили город. Попытка немцев взять Ленинград штурмом провалилась. В начале октября 1941 г. Гитлер решил уничтожить город голодом и воздушными бомбардировками.
В октябре немецкая армия возобновила наступление на Москву. Упорное сопротивление Красной армии, нарушенные пути снабжения войск и многочисленные потери, дожди и зима остановили продвижение вермахта. Планы захватить Москву и Ленинград до зимы и завоевать Советский Союз рухнули. Немецкая армия оказалась перед незапланированной перспективой длительной войны; возникла срочная необходимость в поставке зимнего обмундирования армии и в создании системы хозяйствования на захваченных территориях для обеспечения военных нужд немцев.
Против трех немецких групп армий были созданы три советских фронта: Северо-Западный, Западный и Юго-Западный. В ходе войны произошли изменения в количестве и названиях фронтов. 24 июня 1941 г., через несколько дней после нападения Германии, Совнарком издал постановление о создании из местного населения истребительных батальонов [Кирьян и др. 1988: 206], целью которых была борьба в тылу с агентами противника и с местными враждебными элементами, а также охрана мостов и заводов в прифронтовых районах. В этих батальонах, которые состояли из граждан, не призванных в армию по возрасту, состоянию здоровья или в связи с невозможностью заменить их на рабочем месте, служило много евреев. Бойцы истребительных батальонов продолжали жить повседневной жизнью и лишь по необходимости призывались помогать службам внутренней безопасности – милиции и НКВД в борьбе с враждебными элементами. Когда фронт доходил до их места жительства, они включались в войну против регулярных сил противника. Полных данных о количестве и деятельности евреев в этих отрядах нет. Части истребительных отрядов остались в немецком тылу после отступления Красной армии и были реорганизованы в партизанские подразделения.
19 июля 1941 г. Сталин принял на себя должность народного комиссара обороны вместо маршала Тимошенко, а 8 августа 1941 г. – также должность Верховного главнокомандующего.
В первую неделю июля 1941 г. ЦК ВКП(б) принял решение о создании народного ополчения из жителей, не призванных в армию по состоянию здоровья или возрасту, по причине работы на важнейших предприятиях или учебы в школе. Традиция народных ополчений хорошо известна русской истории: в 1612 г. ополчение участвовало в изгнании поляков из Москвы, в 1812 г. воевало с Наполеоном. Во время Великой Отечественной войны призыв в народное ополчение проводился на добровольных началах, однако из-за тяжелого положения в первые месяцы войны власти и партия оказывали сильное социальное и моральное давление на граждан. И действительно, мобилизация коснулась всех слоев общества. Женщины заменяли мужчин на рабочих местах, добровольно шли в ополчение медсестрами, связистками или поварихами. Десятки тысяч женщин были мобилизованы для работы на производстве, подготовки оборонительных позиций и копки противотанковых рвов на подходах к городам. Были созданы 10 дивизий ополченцев в Ленинграде и 16 в Москве, всего по стране набралось 60 таких дивизий и 200 отдельных отрядов, не входивших в составы полков или дивизий. В этих частях числилось около 2 млн солдат [Кирьян и др. 1988: 302–303]; из-за трудного военного положения они включались в состав воюющих войск после короткой подготовки без подходящего оружия и снаряжения, вследствие чего несли тяжелые потери. В ополчении, которое состояло в основном из жителей больших городов[17], высоким был процент евреев.
Тяжелая военная ситуация, распад целых армий и захват в плен сотен тысяч солдат заставили Верховное командование Красной армии издать 16 августа 1941 г. приказ № 270, подписанный Сталиным, Молотовым, маршалами Буденным, Ворошиловым, Тимошенко и генералом Жуковым:
Приказываю:
1. Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу. <…> Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава.
2. Попавшим в окружение врага частям и подразделениям самоотверженно сражаться до последней возможности, беречь материальную часть как зеницу ока, пробиться к своим… <…> Если <…> начальник или часть красноармейцев вместе организации отпора врагу предпочтут сдаться ему в плен, – уничтожить их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи… <…>
Приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах и штабах [Ржешевский 1990: 423–424].
В 1943 г. были созданы отделы военной контрразведки СМЕРШ (сокращение от «Смерть шпионам»), занимавшейся в числе прочего дезертирами:
Тяжелее всего было в первый год, пока отступали. Боевой дух падал. Многие убегали к врагу. Бывало даже, что и командиров убивали, уходили целыми подразделениями. Чаще всего случалось это, когда в одном взводе оказывались земляки. Им проще было договориться. Но мы за этом следили. Если выявляли земляческую группу, разбрасывали людей по разным частям. <…> Много хлопот доставляли нам членовредители. Какие только ухищрения ни придумывали они, чтобы оставить фронт. Простреливали, например, конечности через флягу с водой или мокрое полотенце; тогда следов от порохов не видно. Или в бою поднимали руку над окопом… [Абрамов 2005: 91–92].
Во время оборонительных боев Верховное командование Красной армии приняло решение награждать званием гвардии дивизии, проявившие отвагу и воинское мастерство в сражениях. Впервые это звание получили 18 сентября 1941 г. четыре пехотные дивизии.
Одной из лучших и важнейших операций советского правительства в первые месяцы войны была эвакуация с территорий, которым угрожала оккупация, промышленных предприятий, в первую очередь военных (подробнее об эвакуации промышленности см. третью главу), государственных, партийных, культурных и научных учреждений, а также людей, скота и сырья. Сырье и оборудование, которые эвакуировать не удавалось, уничтожались.
Количество эвакуированных граждан оценивается в 12 млн человек. Среди них было около 780 тыс. евреев: подавляющее большинство их работало в промышленности, в государственных, партийных, культурных и других учреждениях. Впрочем, советские власти не эвакуировали евреев целенаправленно, чтобы спасти их от немецкого террора. Кроме того, тысячи евреев не были эвакуированы организованно и бежали на восток самостоятельно. Около 300 тыс. евреев, которые проживали на оккупированных территориях, были призваны на фронт до оккупации. Более 90 % эвакуированных и мобилизованных евреев были гражданами Советского Союза в границах до сентября 1939 г. В зонах, оккупированных немцами до конца июля 1941 г., эвакуация производилась наспех, мобилизация в армию происходила во время поспешного отступления, и большинство евреев, проживавших там, оказались под оккупацией. Процент евреев среди эвакуированных был выше их доли в населении вследствие большого числа евреев в промышленности и учреждениях, а также того, что многие из неевреев, числившихся в списках эвакуации, предпочли оказаться в оккупации, лишь бы не покидать свои дома и не отправляться в неизвестность – на Урал, в Сибирь или в Казахстан[18].
Уже в первые месяцы войны стало ясно, что фашисты уделяют евреям особое внимание. С немецких самолетов сбрасывались обращенные к солдатам и офицерам Красной армии пропагандистские листовки с антисемитскими текстами и ядовитыми карикатурами, изображавшими Сталина тираном, евреев – паразитами, загребающими деньги, в то время как русский колхозник страдает, а русский солдат жертвует жизнью ради Сталина и евреев. Листовки призывали солдат не воевать за чуждые интересы, убивать еврейских комиссаров и переходить на сторону немцев. Из этих листовок и известий, принесенных бежавшими из немецкого плена солдатами, стало известно о страданиях и смерти, ожидавших евреев в случае плена. Солдат-еврей, воевавший в пехотной дивизии на юге Украины и в Крыму, рассказывал, что осенью 1941 г. перед одной из немецких атак его украинский товарищ сказал ему: «У тебя есть причина бояться – я могу в плен попасть, а тебе нельзя…»[19] Со временем появлялось все больше информации о массовых убийствах евреев на оккупированных территориях. Там остались семьи многих солдат-евреев, и они жаждали мести.
Это, наряду с общей лояльностью евреев к советскому государству, послужило мотивацией для солдат-евреев. Им не надо было напоминать о пункте боевого устава Красной армии, запрещающем сдаваться даже в случае смертельной опасности. У них не было выбора между смертью и капитуляцией: плен для них означал смерть.
В этом смысле показательны данные о числе бойцов-евреев, награжденных высшей советской наградой – званием Героя Советского Союза. Среди Героев Советского Союза они были на пятом месте. Около 150 евреев-военнослужащих разных званий получили эту награду. Официальные советские данные свидетельствуют о том, что 160 722 еврейских воина получили знаки отличия и различные награды; здесь евреи находятся на четвертом месте среди награжденных советских воинов после русских, украинцев и белорусов.
С начала войны – при отступлении, будучи отрезанными от своих в тылу врага, без каких-либо шансов на удачу – солдаты-евреи были среди тех, кто продолжал воевать и пытался пробиться обратно к своим. Невозможно описать здесь масштаб борьбы, самопожертвования и героизма всех еврейских бойцов на войне. В различных боях участвовали и проявляли мужество солдаты разных национальностей, однако в нижеприведенных событиях описывается роль войнов-евреев.
Немцы сосредоточили свои усилия на продвижении в сторону Москвы. На этом направлении шли тяжелые бои, имевшие решающее влияние на ход войны. Одним из самых известных сражений была защита Брестской крепости на центральном пути движения немцев к Минску и Москве, широко освещавшаяся в советской и зарубежной литературе.
22 июня 1941 г. в 4 утра солдаты Брестской крепости, находящейся на границе Германии и Советского Союза, были захвачены врасплох воздушной бомбардировкой и артиллерийским огнем. Одновременно немецкая пехота захватила мост через реку Буг. Советские войска, охранявшие территорию, отступили под немецким натиском и распались. Около 3500 солдат из различных частей дислоцировались в крепости и более чем на протяжении недели отбивали атаки немцев. Вдохновителем обороны стал комиссар 82-го полка еврей Ефим (Хаим) Моисеевич Фомин, среди защитников крепости были десятки евреев.
24 июня был создан штаб обороны крепости и единое командование во главе с коммунистами капитаном И.Н. Зубачевым и полковым комиссаром Е.М. Фоминым. Пока силы их не иссякли, они не только оборонялись, но и контратаковали противника. Стойкая и мужественная борьба советских воинов сковала крупные силы врага. Это был легендарный подвиг сынов народа, безгранично любивших свою Родину и отдавших за нее жизнь [Кирьян и др. 1988: 66].
В советских публикациях о героической обороне Брестской крепости упоминаются евреи А. Гордон, сержант Ж. Хайкин, младший лейтенант И. Искович и др. [Поспелов и др. 1960–1965 (2): 18][20]. Немецкий генерал Гудериан, руководивший бронетанковыми силами в районе Бреста, вспоминал:
Внезапность нападения на противника была достигнута на всем фронте танковой группы. <…> Однако вскоре противник оправился от первоначальной растерянности и начал оказывать упорное сопротивление. Особенно ожесточенно оборонялся гарнизон имеющей важное значение крепости Брест, который держался несколько дней, преградив железнодорожный путь и шоссейные дороги, пересекающие Западный Буг [Гудериан 1999: 209–210].
С 29 по 30 июня, когда немецкие войска находились уже на сотни километров восточнее и был захвачен Минск, немцы начали ожесточенный штурм крепости и взорвали часть укреплений. Многие из защитников были заживо погребены под развалинами, другие взяты в плен, среди них был раненый комиссар Фомин. Один из пленных указал на него как на того, кто приказал сражаться до конца. Фомина вывели из строя и расстреляли. Посмертно Фомин был награжден орденом Ленина [Абрамович 1981: 83–85].
На севере от Бреста рано утром 22 июня немецкие войска прорвались со стороны Восточной Пруссии к Гродно и создали угрозу окружения 10-й армии в районе Белостока. К концу дня 10-я армия уже отступала и была на грани распада. Ни в Москве, ни у командования Западного фронта, находившегося в Минске, не было точной информации о происходящем, оттуда поступали приказы атаковать врага и отбросить его за пределы страны. Шестой механизированный корпус под командованием генерал-майора Михаила Георгиевича Хацкилевича был единственной силой в 10-й армии, которая пострадала не слишком серьезно.
Хацкилевич прошел Гражданскую войну, служил в Красной армии с 1918 г., он был одним из первых командиров танковых дивизий и с 1940 г. командовал 6-м танковым корпусом. 23 и 24 июня его танки начали контратаку, но достигли лишь незначительных успехов. У немцев было полное преимущество в воздухе, и их самолеты наносили удар по танкам. Корпусу Хацкилевича остро не хватало боеприпасов и бензина, и он прибыл в штаб 10-й армии с требованием дополнительного снабжения. Свидетелем тому был генерал И.В. Болдин, заместитель командующего Западным фронтом:
На НП [наблюдательный пункт] прибыл Хацкилевич. Он явно нервничает: «У нас последние снаряды. Выпустим их, и придется уничтожить танки». – «Да, пожалуй, иного выхода нет, – отвечаю я. – Если машины нельзя сохранить, их лучше уничтожить». Глядя тогда в глаза этому мужественному человеку, разве мог я подумать, что в тот же день мы лишимся не только танкового корпуса, но и его чудесного командира. Генерал Михаил Григорьевич Хацкилевич погиб смертью героя на поле боя… [Абрамович 1981: 81–82]
К героизму генерала Хацкилевича, сгоревшего в танке, не остались равнодушными маршал Жуков, отметивший в своих воспоминаниях его отвагу и отличные командирские способности [Жуков 1970: 81–82], и советский историк Апфилов:
Контрудар механизированных корпусов в районе Гродно <…> имел большое значение. <…> Это нарушило планы противника и срывало сроки выдвижения войск к Днепру (цит. по: [Абрамович 1981: 82]).
25 июня 1941 г. класс курсантов школы пехотных офицеров в Вильнюсе под командованием курсанта Вольфа Лейбовича Виленского[21] (позднее Героя Советского Союза) сумел временно удержать немцев, пытавшихся на пути к Минску пересечь реку Вилию в районе Молодечно [Shapiro 1988: 617–619][22].
Героизм отдельных солдат или военных частей не мог изменить тяжелого положения на фронте. Основные войска немцев быстро продвигалась в сторону Москвы. В конце июня немцы взяли Минск, окружили и уничтожили десятки советских дивизий на западе Белоруссии. Красная армия отчаянно пыталась установить линию обороны на Днепре. Чтобы выиграть дорогое время и дислоцироваться на новой линии, была предпринята попытка остановить противника в районе Борисова, на берегах реки Березины. Эта задача была возложена на 1-ю Московскую механизированную дивизию под командованием генерал-майора Якова Григорьевича Крейзера. Крейзер добровольно пошел в Красную армию в 1921 г. в возрасте 16 лет и служил в Пролетарской московской стрелковой дивизии, расположенной в Подмосковье. У этой дивизии был особый статус – в ней испытывалось новое вооружение перед поступлением в армию для постоянного использования, поэтому она стала одной из первых дивизий, оснащенных танками Т-34, считавшимися превосходящими немецкие танки. Крейзер прошел в этой дивизии весь путь службы, от командира взвода до командования дивизией весной 1941 г. Чтобы занять оборону на рубеже Березины, Крейзер получил под свое командование все советские войска, действовавшие в этом районе. В первые дни июля он атаковал немецкую 18-ю бронетанковую дивизию, перешедшую Березину. Несмотря на превосходящие силы врага и его полное господство в воздухе, Крейзер сумел два дня препятствовать продвижению немецкой дивизии от захваченного ею плацдарма на восток от Березины и переходу ее к контратаке. Генерал Гудериан, в армию которого входила 18-я дивизия, писал: