Пока мы ехали обратно ко мне, я пересказал Майло свой разговор с Тоулом.
– Демонстрация силы. – Лоб его собрался в складки, на скулах заиграли желваки.
– Это и что-то еще, чего я так до конца и не пойму. Странный мужик. Общается очень вежливо, чуть ли не подобострастно – а потом ты вдруг понимаешь, что он гнет какую-то свою хитрую линию.
– Зачем он тащил тебя в такую даль для чего-то вроде этого?
– Не знаю. – Действительно, непонятно, почему в такой напряженный день Тоул выкроил время для неспешной лекции. Весь наш разговор вполне уложился бы в пятиминутный телефонный звонок. – Может, это для него развлечение – натянуть нос другому профессионалу.
– И на фига такие развлекухи занятому человеку?
– Угу, но «эго» на первом месте. Я уже встречал людей вроде Тоула, которых хлебом не корми, а дай покомандовать, почувствовать себя боссом. Куча таких типов заканчивают тем, что возглавляют всякие департаменты, становятся деканами и председателями комитетов.
– А также капитанами, инспекторами и начальниками полиции.
– Точно…
– Будешь звонить ему, как он предложил? – В голосе у него проскальзывали откровенно пораженческие нотки.
– Конечно. Попытка не пытка.
Майло опять забрался в свой «Фиат», и через несколько секунд молитв и пинков по педали газа тот наконец завелся. Высунувшись из окна, Стёрджис утомленно посмотрел на меня.
– Спасибо, Алекс. Поеду-ка домой и завалюсь в койку. Достала меня уже эта бессонная рутина…
– А не хочешь вздремнуть здесь, а уже потом ехать?
– Не, спасибо. Нормально доеду, если эта рухлядь пожелает. – Он похлопал по мятой двери. – Все равно спасибо.
– А я продолжу с Мелоди.
– Супер. Завтра позвоню.
Майло успел тронуться с места, прежде чем я его окликнул. Он сдал назад.
– Ну, чего еще?
– Наверняка это неважно, но я подумал, что стоит об этом упомянуть. Медсестра Тоула сказала мне, что отец Мелоди сидел в тюрьме.
Детектив кивнул, как сомнамбула.
– Как и еще половина страны. Вот потому-то экономике у нас и швах. Спасибо.
После этого он укатил.
Было пятнадцать минут седьмого, и уже почти стемнело. Я улегся в кровать – подумал, вздремну пару минут; а когда проснулся, уже перевалило за девять. Я встал, умылся и позвонил Робин. Никто не ответил.
Быстро побрился, накинул ветровку и скатался до «Хакаты», что в Санта-Монике. Где-то с час пил саке и ел суши и обменивался шуточками с шеф-поваром, у которого, как оказалось, имелась магистерская степень по психологии, полученная в Токийском университете.
Вернулся домой, разделся догола, залез в джакузи, стараясь выбросить из головы все мысли про Мортона Хэндлера, Мелоди Куинн и Л.У. Тоула, доктора медицины. Прибегнул к самогипнозу, воображая, как мы с Робин занимаемся любовью на вершине горы в джунглях. Охваченный желанием, вылез из ванны и позвонил ей еще раз. После десяти гудков она ответила, что-то полусонно пробормотав в трубку.
Извинился, что разбудил, сказал ей, что люблю ее, и повесил трубку.
Через полминуты Робин перезвонила.
– Это ты был, Алекс? – Голос у нее звучал так, будто она по-прежнему видела какой-то сон.
– Да, милая, прости, что разбудил.
– Нет, все нормально… а сколько сейчас вообще времени?
– Половина двенадцатого.
– Похоже, что меня срубило. Как ты, дорогой?
– Отлично. Я звонил тебе около девяти.
– Меня весь день не было дома, ездила за древесиной. Есть старый скрипичный мастер в Сими-Вэлли, решивший отойти от дел. Шесть часов у него проторчала – смотрела инструменты, отбирала клен и эбеновое дерево. Очень жаль, что пропустила твой звонок.
Судя по голосу, Робин здорово устала.
– Мне тоже жаль, но возвращайся в постель. Выспись как следует, я тебе завтра позвоню.
– Если хочешь приехать, то давай.
Я и сам над этим подумывал, но был слишком взвинчен, чтобы оказаться хорошей компанией.
– Ну ладно, дорогой. – Она зевнула – негромкий, сладкий звук. – Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю.
Заснуть вышло не сразу, но, когда мне это наконец удалось, это оказался скорее какой-то неугомонный полусон, отмеченный черно-белыми обрывками сновидений с обилием лихорадочного движения. Не помню, про что, но разговоры в них протекали вяло и с трудом, словно губы у всех говорящих были парализованы, а рты набиты мокрым песком.
Посреди ночи я встал проверить, хорошо ли заперты двери и окна.