С большой долей вероятности можно сказать, что первобытные люди на зайца не охотились. Общинный строй предполагал необходимость обеспечения пропитанием всех членов племени.
Для этого требовалось добывать максимально крупных животных. У древнего человека не было ни собак, способных догнать зайца, ни оружия, пригодного для его добычи. Не исключено лишь случайное попадание этого зверька в ловчие ямы для более крупной добычи.
С развитием земледелия и скотоводства охота стала второстепенным занятием для большинства людей. Мужчины выходили на охоту, чтобы разнообразить рацион своей семьи, кроме того люди научились плести сети и использовать их для ловли не только рыбы, но и птиц, а также для добычи прочих мелких животных, в том числе и зайцев.
После разделения общества на классы охота на зайцев осталась занятием простолюдинов, а князья развлекались травлей кабанов, оленей и другой крупной дичи. Да и на Востоке с борзыми охотились в основном на мелких копытных, заяц же был добычей второстепенной. В письменных источниках охота на зайцев упоминается в 1270 г. Новгородцы упрекают князя Ярослава в несоблюдении их прав: «А псов держишь много и отнял еси у нас поле заячьи ловцы». Существует не одно толкование этого текста. Согласно одной версии князь травил зайцев на полях новгородцев борзыми (конечно, не русскими псовыми, а восточными). При этом они должны были обладать очень большой резвостью, чтобы успеть поймать зайца на не слишком больших полях. На это возражают, что восточные борзые такими способностями не обладали. Возможно, они и не были восточными: еще во II в. н. э. Флавий Арнан в трактате об охоте упоминал о резвых галльских собаках, способных догнать зайца. Травили их, как позже, на Руси, из-под гончих. А возможно, и среди восточных борзых были породы, работающие накоротке, т. е. берущие зверя на коротком расстоянии.
Не исключено, что подобные собаки были у волжских булгар и именно они были прародителями русской псовой борзой. По другой версии собак, предназначенных для травли крупных зверей, псари водили в поле на проводку, и те распугивали зайцев, которых ловили тенетами сами новгородцы, но это предположение менее вероятно. В пользу же первой версии говорит следующий отрывок из Новгородских летописных сборников: «В лето 6788 месяца октября в 29 день… И начали звать князя Данила в поле ездить ради утешения, смотреть зверского уловления зайцев».
Существует лишь два зверя, способных «уловлять» зайца (борзая собака и гепард), хотя с последним все же больше охотились на газелей, но и на Русь они иногда попадали из Византии.
В то время элитарной была охота с ловчими птицами – соколиная охота. Охотились на уток, цапель и других птиц. При княжеских дворах обреталось немало выходцев с Востока и из Средней Азии, а там традиционна охота с ловчими птицами на зайцев. Нет сомнения, что и у русских князей имелись крупные хищные птицы, способные удержать зайца, просто охота на уток более зрелищна и поэтому была более предпочительной.
Об окончательном внедрении псовой охоты на зайцев в аристократическую среду говорится в «Записках о московитских делах». Ф. Герберштейна – австрийского дипломата, побывавшего в Москве в 1517 и 1526 гг. Он пишет: «Длинным рядом стояло около ста человек… Недалеко стояли все другие всадники, наблюдая, чтобы зайцы не пробежали через это место и не ушли бы совсем… Князь первый закричал охотнику, приказывая начинать; не теряя ни минуты, тот скачет во весь опор к другим охотникам, которых большое число; все вскрикивают в один голос и спускают больших меделянских „духовых“ (гончих) собак. Тогда в самом деле очень весело слышать громкий и разнообразный лай собак, а у князя их очень много, и притом отличных. Некоторые из них употребляются только для травли зайцев, – это так называемые курцы, красивые, с пушистыми хвостами и ушами, вообще смелые, но неспособные к долгой гонке… Когда выбегает заяц, спускаются три, четыре, пять или более собак, которые отовсюду бросаются за ним, а когда они схватят его, поднимается крик, большие рукоплескания, как будто пойман большой зверь. Если же зайцы долго не выбегают, тогда обыкновенно князь кличет кого-нибудь, кого увидит между кустарниками с зайцем в мешке, и кричит: „Гуй, гуй!“ Этими словами он дает знать, что зайца надобно выпустить. Таким образом, зайцы выскакивают иногда, как будто сонные, прыгая между собаками. Чья собака затравила больше зайцев, того считают героем дня. По окончании охоты все сошлись и свалили зайцев в одном месте; тогда их стали считать, и насчитано их было до трехсот.».
Необычно сочетание настоящей охоты с заячьими садками (испытаниями или состязаниями собак по подсадному зверю), вошедшее в российский обиход много позднее и ставшее очень популярным во второй половине XIX в. Сама же эта охота проходила в своеобразном княжеском заказнике, где охотиться кому-либо было строжайше запрещено, потому что в этих специальных местах всегда водилось много зверя и в первую очередь, конечно, зайцев.
Из этого отрывка видно, что к началу XVI в. комплектная охота на Руси уже сформировалась и в дальнейшем только совершенствовалась. Временем же рождения русской псовой борзой условно можно считать 1603 г., когда царь Борис Федорович Годунов преподносит персидскому шаху Аббасу двух борзых собак. Надо полагать, к этому времени они уже совершенно не походили на восточных борзых, которых в Персии было и так достаточно. В период Смуты собак в царском ловчем приказе не осталось, и царю Михаилу Федоровичу пришлось послать людей в Ярославль и Кострому с приказом брать собак борзых, гончих и меделянских. Последних использовали для травли крупных зверей.
Алексей Михайлович предпочитал соколиную охоту, но ценил и псовую. При нем она приобрела окончательный регулярный характер, а в конце XVII в. псовых охот в окрестностях Москвы стало так много, что Петру I для защиты полей земледельцев от потрав пришлось издать Указ о запрещении псовой охоты в ближних к Москве местах.
Комплектной охотой распоряжался ловчий, его обязанностями были организация всего процесса и контроль за четким выполнением подчиненными своих обязанностей. Большим человеком был и доезжачий – руководитель и воспитатель стаи гончих.
Опытный доезжачий ценился очень высоко, а приездка (послушание) стаи у него была изумительной. Гончие текли у ног его лошади без смычков, не разбегаясь, он мог оставить их возле стада домашнего скота, и те сидели, не смея нападать на животных до зова, поданного в рог, по которому возвращались на свой двор. К корыту с едой они также не подходили до подачи сигнала. Это тем более удивительно, что по свидетельствам того времени по природе русские гончие отличались угрюмой звероватостью и склонностью к скотничеству (нападению на домашних животных).
Гончих использовали в то время исключительно для выгона зверя из отъемных островов леса посреди полей.
В остров гончие набрасывались по сигналу доезжачего, и выжлятники (обслуга при гончих) следили за тем, чтобы они не выскакивали в поле за зверем, так как там уже ждали охотники с псарями, держащими борзых на сворах. Старшим из псарей был стремянной – человек, водивший барскую свору. По зайцу травил лишь тот борзятник, на кого выскочил зверек, также и по лисице. И лишь на волка пускали при необходимости соседние своры.
Для кормления собак были специальные люди – корытничии, помогали всей взрослой обслуге мальчики, будущие псари и выжлятники. Разумеется, для комплектной охоты применялись лошади, снаряжение и специальная одежда, которую псари и выжлятники надевали на выезд.
Как только не хулили позднее псовую охоту и новоявленные демократы от дворян, и революционеры, и даже некоторые писатели-народники: заставляли де помещики-самодуры баб выкармливать борзых щенков грудью, на охоте подвергали опасности подневольных своих людей. Помещики, конечно, встречались разные, но основанием к первой небылице послужил, видимо, анекдот, часто рассказываемый Петром Михайловичем Ма-чевариановым: «Померла у меня Лебедка, и остались после нее малые щенята; призвал я старосту и велел ему раздать щенят на деревню бабам, чтобы их выкормили. Я-то думал, будут с пальца или с соски коровьим молоком кормить, а они сдуру стали щенят кормить грудью, и вышли собаки глупые-преглупые!» Что же касается «замученных» охотой крепостных, то по сравнению с работой в поле обязанности псарей и выжлятников были синекурой. Доезжачим же мог стать лишь один из тысячи, а если что не так бывало, то и барину от него доставалось, как написано у Л. Н. Толстого в «Войне и мире». На охоте псари и выжлятники проявляли порой больший азарт, чем их хозяева.
В Семенов день (1 сентября по старому стилю) у псовых охотников праздник. Обязателен выезд в отъезжее поле, обычно на лисицу и зайца-русака. Иногда выезжали на ближние к усадьбе острова. Охота проводилась следующим образом. Наличие зверя в островах доезжачий определял заблаговременно; ближние острова он знал как свои пять пальцев, а о дальних расспрашивал местных крестьян, о том, как часто видят они зайцев, волков и лисиц. Острова, где зайцев было много, назывались зайчистыми. В полной тишине охотники подходили к острову. Доезжачий останавливал стаю гончих у опушки, а охотники и псари-борзятники занимали удобные лазы вокруг острова согласно указаниям хозяина охоты и ловчего. Как только все были на местах, подавался сигнал набрасывать гончих, и они рассыпались по острову. Вот одна гончая натекла на зверя и подала голос, к ней подвалила другая, в другом конце острова поднят еще один заяц и еще, а вот уже остров наполнился хором непередаваемых звуков, будто кто-то рвет гончих на части. От звуков этих замирает сердце охотника в предвкушении удалой травли. Вот первый заяц выкатил на чистое, а за ним выскочила обазартившаяся гончая, но тут, как из-под земли, появляется выжлятник на взмыленном коне и отхлопывает ослушницу обратно в остров. То тут, то там раздаются ату-канье и возгласы радости и разочарования. Н. П. Ермолов в рассказе, опубликованном в журнале «Природа и охота» в конце XIX в., вспоминает удивительный случай. На острове оказалось такое огромное количество зайцев, что они бежали оттуда десятками, борзые и охотники даже не успевали увидеть всех выбегающих зайцев. Лучшими сворами затравили до 13 зайцев. Собаки лежали в изнеможении, да и сами охотники слезли с лошадей и улеглись рядом, чтобы хоть немного передохнуть. Никто до этого с таким явлением не сталкивался.
До отмены крепостного права почти каждый помещик считал своим долгом держать комплектную псовую охоту, многие семьи по 100 лет вели свои фамильные породы русских псовых борзых. Фамильной породой назывался легкоотличимый тип борзых, предпочитавшийся данным помещиком. Основным своим долгом владельцы охот считали истребление волков, наносивших огромный вред крестьянским хозяйствам, но с удовольствием охотились на зайца-беляка и лисицу. Внаезд-ку, т. е. без гончих по зайцу-русаку, охотились редко.
Положение изменилось после 1861 г. Дешевой рабочей силы не стало, и большинство комплектных псовых охот прекратило свое существование. Зато остались они у настоящих ценителей этой охоты и борзых собак. Охота с борзыми стала демократичнее, и даже люди недворянского сословия начали заводить собак и охотиться внаезд-ку, т. е. растянувшись цепью по полю и поднимая зайцев и лисиц вытаптыванием и на хлопки, объезжая группы кустов и бурьяна, похлопывая арапником о голенищу, поднимали лежащего крепко зверя.
Борзятник, охотящийся без гончих, назывался мелкотравчатым.
Заяц-русак стал основным объектом охоты, еще раньше этому послужила раздача наделов в степных областях России. Борзые старых времен не удовлетворяли нуждам степных мелкотравчатых охотников.
Собаки были покрыты густой псовиной и работали накоротке под островом по зайцу-беляку. В степной зоне они быстро перегревались и уставали, им не хватало сил для долгой скачки за степным русаком-ковыльником.
Тогда-то и начались эксперименты по скрещиванию русских псовых с крымками, горками, грейхаундами. Кто-то только бестолково перепортил своих собак, а кто-то (как, например, П. М. Мачеварианов) вывел новый замечательный тип русской псовой, который достиг своего совершенства в охоте великого князя Николая Николаевича, организованной в селе Першино.
Внешним видом и работой этих собак мы восхищаемся и поныне. Они унаследовали красивую псовину и уникальный бросок густопсовых старых времен, приобрели выносливость и силу борзых крымских и горских. Вот так русская борзая создавалась для охоты на волка, а совершенства достигла, когда стала охотиться на удалого русака.
Для нас отмена крепостного права – лишь глава в учебнике истории, а для живших в то время это был поворотный пункт всей жизни; для одних конец всему, а других – начало новой жизни. Не могло это не отразиться и на охотничьих традициях и способах охоты. Появились не только мелкотравчатые, но и гончатники, т. е. охотящиеся с одними гончими.
Поначалу это выглядело так же, как комплектная охота, только вместо борзятников под остров вставали охотники с ружьями. Многие дворяне стали считать псовую охоту пережитком прошлого и завели ружья и легавых, выписанных из-за границы.
Таких немало было и до этого, но основную часть составляли разночинцы, городская интеллигенция, люди искусства.
Теперь не слишком тесные ряды ружейников пополнили свободные крестьяне, до этого лишь очень небольшое количество которых могло удовлетворять свою страсть к охоте. Чаще они просто потихоньку браконьерствовали. Дорогие охотничьи собаки были им недоступны, и опытные, наблюдательные крестьянские следопыты прекрасно охотились самотопом, осенью, троплением зимой и на узерку в предзимье, когда заяц уже побелел, а снега еще нет. И, несмотря на то что их основным оружием были старенькие шомполки, без добычи они не оставались.
После революции большое количество борзых и гончих попало в руки крестьян. Не одну семью борзые спасли от голода в период Гражданской войны и разрухи, обеспечивая хозяев зайчатиной. Борзых ценили, но важности кровности не понимали, и к 1940 г. чистокровных псовых осталось совсем мало. Першинская охота была продана за границу.
Потомки этих борзых появились у нас после войны и помогли вернуть местной популяции прежние благородные черты. Регулярно начали проводиться полевые испытания по вольному зверью – зайцу-русаку и лисице. Они помогают хоть немного приобщиться к любимой забаве предков – съезжей псовой охоте, когда единомышленники собирались вместе поохотиться, собак померить по цвелому матерому русаку на завладай.
На равных общались и спорили здесь богатые обладатели комплектных охот и мелкотравчатые владельцы одной-двух свор борзых.
Ни одно самое подробное описание не поможет передать атмосферу псовой охоты позапрошлого века. И только рассказ очевидца, участника и владельца подобной охоты может приблизить современного человека к пониманию ее поэзии, языка и той доли юмора, которая всегда присутствовала в ней, понять, какая ее часть пришла в сегодняшний день как наследство предков, дань традиции и неубывающей в человеке жажде острых ощущений, древнейшей охотничьей страсти.