А люди все роптали и роптали

«День на редкость – тепло и не тает…»

День на редкость – тепло и не тает, —

Видно, есть у природы ресурс, —

Ну… и, как это часто бывает,

Я ложусь на лирический курс.

Сердце бьется, как будто мертвецки

Пьян я, будто по горло налит:

Просто выпил я шесть по-турецки

Черных кофе, – оно и стучит!

Пить таких не советуют доз, но —

Не советуют даже любить! —

Есть знакомый один – виртуозно

Он докажет, что можно не жить.

Нет, жить можно, жить нужно и – много:

Пить, страдать, ревновать и любить, —

Не тащиться по жизни убого —

А дышать ею, петь ее, пить!

А не то и моргнуть не успеешь —

И пора уже в ящик играть.

Загрустишь, захандришь, пожалеешь —

Но… пора уж на ладан дышать!

Надо так, чтоб когда подытожил

Все, что пройдено, – чтобы сказал:

«Ну а все же неплохо я пожил, —

Пил, любил, ревновал и страдал!»

Нет, а все же природа богаче!

День какой! Что – поэзия? – бред!

…Впрочем, я написал-то иначе,

Чем хотел. Что ж, ведь я – не поэт.

<Конец 1950-х – начало 1960-х>

«Про меня говорят: он, конечно, не гений…»

Про меня говорят: он, конечно, не гений, —

Да, согласен – не мною гордится наш век, —

Интегральных и даже других исчислений

Не понять мне – не тот у меня интеллект.

Я однажды сказал: «Океан как

бассейн», —

И меня в этом друг мой не раз упрекал —

Но ведь даже известнейший физик Эйнштейн,

Как и я, относительно все понимал.

И пишу я стихи про одежду на вате, —

И такие!.. Без лести я б вот что сказал:

Как-то раз мой покойный сосед по палате

Встал, подполз ко мне ночью и вслух

зарыдал.

Я пишу обо всем: о животных, предметах,

И о людях хотел, втайне женщин любя, —

Но в редакциях так посмотрели на это,

Что – прости меня, Муза, – я бросил тебя!

Говорят, что я скучен, – да, не был я

в Ницце, —

Да, в стихах я про воду и пар говорил…

Эх, погиб, жаль, дружище в запое

в больнице —

Он бы вспомнил, как я его раз впечатлил!

И теперь я проснулся от длительной спячки,

От кошмарных ночей – <и> вот снова

дышу, —

Я очнулся от белой-пребелой горячки —

В ожидании следующей снова пишу!

Конец 1950-х – начало 1960-х

«Если нравится – мало?…»

Если нравится – мало?

Если влюбился – много?

Если б узнать сначала,

Если б узнать надолго!

Где ж ты, фантазия скудная,

Где ж ты, словарный запас!

Милая, нежная, чудная!..

Эх, не влюбиться бы в вас!

<1961>

«Из-за гор – я не знаю, где горы те…»

Из-за гор – я не знаю, где горы те, —

Он приехал на белом верблюде,

Он ходил в задыхавшемся городе —

И его там заметили люди.

И людскую толпу бесталанную

С ее жизнью беспечной <и> зыбкой

Поразил он спокойною, странною

И такой непонятной улыбкой.

Будто знает он что-то заветное,

Будто слышал он самое вечное,

Будто видел он самое светлое,

Будто чувствовал все бесконечное.

И взбесило толпу ресторанную

С ее жизнью и прочной и зыбкой

То, что он улыбается странною

И такой непонятной улыбкой.

И герои все были развенчаны,

Оказались их мысли преступными,

Оказались красивые женщины

И холодными и неприступными.

И взмолилась толпа бесталанная —

Эта серая масса бездушная, —

Чтоб сказал он им самое главное,

И открыл он им самое нужное.

И, забыв все отчаянья прежние,

На свое место все стало снова:

Он сказал им три са<мые> нежные

И давно позабытые <слова>.

<1961>

«Люди говорили морю: «До свиданья»…»

Люди говорили морю: «До свиданья»,

Чтоб приехать вновь они могли —

В воду медь бросали, загадав желанья, —

Я ж бросал тяжелые рубли.

Может, это глупо, может быть – не нужно, —

Мне не жаль их – я ведь не Гобсек.

Ну а вдруг найдет их совершенно чуждый

По мировоззренью человек!

Он нырнет, отыщет, радоваться будет,

Удивляться первых пять минут, —

После злиться будет: «Вот ведь, —

скажет, – люди!

Видно, денег куры не клюют».

Будет долго мыслить головою бычьей:

«Пятаки – понятно – это медь.

Ишь – рубли кидают, – завели обычай!

Вот бы, гаду, в рожу посмотреть!»

Что ж, гляди, товарищ! На, гляди, любуйся!

Только не дождешься, чтоб сказал —

Что я здесь оставил, как хочу вернуться,

И тем боле – что я загадал!

<1962 или 1963>

«Я не пил, не воровал…»

Я не пил, не воровал

Ни штанов, ни денег,

Ни по старой я не знал,

Ни по новой фене.

Запишите мне по глазу,

Если я соврал, —

Падла буду, я ни разу

Грош не своровал!

Мне сказали – торгаши

Как-то там иначе, —

На какие-то гроши

Строют себе дачи.

Ну и я решил податься

К торгашам, клянусь,

Честный я – чего бояться!

Я и не боюсь.

Начал мной ОБХС

Интересоваться, —

А в меня вселился бес —

Очень страшный, братцы:

Раз однажды я малину

Оптом запродал, —

Бес – проклятая скотина —

Половину взял!

Бес недолго все вершил —

Всё раскрыли скоро, —

Суд – приятное решил

Сделать прокурору.

И послали по Указу —

Где всегда аврал.

Запишите мне по глазу,

Если я соврал!

Я забыл про отчий дом

И про нежность к маме,

И мой срок, как снежный ком,

Обрастал годами.

И прошу верховный суд —

Чтоб освободиться, —

Ведь жена и дети ждут

Своего кормильца!..

<1962 или 1963>

«Давно я понял: жить мы не смогли бы…»

Давно я понял: жить мы не смогли бы,

И что ушла – все правильно, клянусь, —

А за поклоны к праздникам – спасибо,

И за приветы тоже не сержусь.

А зря заботишься, хотя и пишешь – муж, но,

Как видно, он тебя не балует грошом, —

Так что, скажу за яблоки – не нужно,

А вот за курево и водку – хорошо.

Ты не пиши мне про березы, вербы —

Прошу Христом, не то я враз усну, —

Ведь здесь растут такие, Маша, кедры,

Что вовсе не скучаю за сосну!

Ты пишешь мне про кинофильм «Дорога»

И что народу – тыщами у касс, —

Но ты учти – людей здесь тоже много

И что кино бывает и у нас.

Ну в общем ладно – надзиратель злится,

И я кончаю, – ну всего, бывай!

Твой бывший муж, твой бывший кровопийца.

…А знаешь, Маша, знаешь, – приезжай!

1964

«Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог…»

Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог

Кто считал, кто считал!..

Сообщается в сводках Информбюро

Лишь про то, сколько враг потерял.

Но не думай, что мы обошлись без потерь —

Просто так, просто так…

Видишь – в поле застыл как подстреленный

зверь,

Весь в огне, искалеченный танк!

Где ты, Валя Петров? – что за глупый вопрос:

Ты закрыл своим танком брешь.

Ну а в сводках прочтем: враг потери понес,

Ну а мы – на исходный рубеж.

1965

«Экспресс Москва – Варшава, тринадцатое место…»

Экспресс Москва – Варшава, тринадцатое место, —

В приметы я не верю – приметы ни при чем:

Ведь я всего до Минска, майор – всего до Бреста, —

Толкуем мы с майором, и каждый – о своем.

Я ему про свои неполадки,

Но ему незнакома печаль:

Материально – он в полном порядке,

А морально… Плевать на мораль!

Майор неразговорчив – кончал войну солдатом, —

Но я ему от сердца – и потеплел майор.

Но через час мы оба пошли ругаться матом,

И получился очень конкретный разговор.

Майор чуть-чуть не плакал, что снова уезжает,

Что снова под Берлином еще на целый год:

Ему без этих немцев своих забот хватает, —

Хотя бы воевали, а то – наоборот…

Майор сентиментален – не выдержали нервы:

Жена ведь провожала, – я с нею говорил.

Майор сказал мне после: «Сейчас не сорок первый,

А я – поверишь, парень! – как снова пережил».

1966

«Что сегодня мне суды и заседанья…»

Что сегодня мне суды и заседанья —

Мчусь галопом, закусивши удила:

У меня приехал друг из Магадана —

Так какие же тут могут быть дела!

Он привез мне про колымскую столицу

небылицы, —

Ох, чего-то порасскажет он под водку мне

в охотку! —

Может, даже прослезится долгожданная девица —

Комом в горле ей рассказы про Чукотку.

Не начну сегодня нового романа,

Плюнь в лицо от злости – только вытрусь я:

У меня не каждый день из Магадана

Приезжают мои лучшие друзья.

Спросит он меня, конечно, как ребятки, —

всё в порядке! —

И предложит рюмку водки без опаски —

я в завязке.

А потом споем на пару – ну конечно,

дай гитару! —

«Две гитары», или нет – две новых сказки.

Не уйду – пускай решит, что прогадала, —

Ну и что же, что она его ждала:

У меня приехал друг из Магадана —

Попрошу не намекать, – что за дела!

Он приехал не на день – он все успеет, —

он умеет! —

У него на двадцать дней командировка —

правда, ловко?

Он посмотрит все хоккей – поболеет, похудеет, —

У него к большому старту подготовка.

Он стихов привез небось – два чемодана, —

Хорошо, что есть кому его встречать!

У меня приехал друг из Магадана, —

Хорошо, что есть откуда приезжать!

1966

«А люди всё роптали и роптали…»

А люди всё роптали и роптали,

А люди справедливости хотят:

«Мы в очереди первыми стояли, —

А те, кто сзади нас, уже едят!»

Им объяснили, чтобы не ругаться:

«Мы просим вас, уйдите, дорогие!

Те, кто едят, – ведь это иностранцы,

А вы, прошу прощенья, кто такие?»

Но люди всё роптали и роптали,

Но люди справедливости хотят:

«Мы в очереди первыми стояли, —

А те, кто сзади нас, уже едят!»

Им снова объяснил администратор:

«Я вас прошу, уйдите, дорогие!

Те, кто едят, – ведь это ж делегаты,

А вы, прошу прощенья, кто такие?»

Но люди всё роптали и роптали,

Но люди справедливости хотят:

«Мы в очереди первыми стояли, —

А те, кто сзади нас, уже едят…»

1966

«Парад-алле! Не видно кресел, мест!..»

Парад-алле! Не видно кресел, мест!

Оркестр шпарил марш – и вдруг,

весь в черном,

Эффектно появился шпрехшталмейстр

И крикнул о сегодняшнем коверном.

Вот на манеже мощный черный слон, —

Он показал им свой нерусский норов.

Я раньше был уверен, будто он —

Главою у зверей и у жонглеров…

Я был не прав: с ним шел холуй с кнутом —

Кормил его, ласкал, лез целоваться

И на ухо шептал ему… О чем?!

В слоне я сразу начал сомневаться.

Потом слон сделал что-то вроде па —

С презреньем, и уведен был куда-то.

И всякая полезла шантрапа —

В лице людей, певиц и акробатов…

Вот выскочили трое молодцов —

Одновременно всех подвергли мукам, —

Но вышел мужичок, из наглецов,

И их убрал со сцены ловким трюком.

Потом, когда там кто-то выжимал

Людей ногами, грудью и руками, —

Тот мужичок весь цирк увеселял

Какой-то непонятностью с шарами.

Он все за что-то брался, что-то клал,

Хватал за все, – я понял: вот работа!

Весь трюк был в том, что он не то хватал —

Наверное, высмеивал кого-то!

Убрав его – он был навеселе, —

Арену занял сонм эквилибристов…

Ну всё, пора кончать парад-алле

Коверных! Дайте туш – даешь артистов!

<Между 1967 и 1969>

«День-деньской я с тобой, за тобой…»

День-деньской я с тобой, за тобой —

Будто только одна забота,

Будто выследил главное что-то —

То, что снимет тоску как рукой.

Это глупо – ведь кто я такой?!

Ждать меня – никакого резона.

Тебе нужен другой и – покой,

А со мной – неспокойно, бессонно.

Сколько лет ходу нет – в чем секрет?!

Может, я невезучий – не знаю!

Как бродяга гуляю по маю,

И прохода мне нет от примет.

Может быть, наложили запрет?

Я на каждом шагу спотыкаюсь:

Видно, сколько шагов – столько бед, —

Вот узнаю в чем дело – покаюсь.

Зима 1966/67

«У меня долги перед друзьями…»

У меня долги перед друзьями,

А у них зато – передо мной, —

Но своими странными делами

И они чудят, и я чудной.

Напишите мне письма, ребята,

Подарите мне пару минут —

А не то моя жизнь будет смята

И про вас меньше песен споют.

Вы мосты не жгите за собою,

Вы не рушьте карточных домов, —

Бог с ними совсем, кто рвется к бою

Просто из-за женщин и долгов!

Напишите мне письма, ребята,

Осчастливьте меня хоть чуть-чуть,

А не то я умру без зарплаты,

Не успев вашей ласки хлебнуть.

<1969>

Загрузка...