Мы летели к границе двух губерний – Симбирской и Семиярской, в поместье графа Кураева. Но на полдороге случилось непредвиденное, изменившее все наши планы. Мы остановили сани в селе Лукоморы, у затрапезной харчевенки, где решили перекусить и согреться деревенской водкой. Подмерзнув, я тяжеленько выбирался из саней, протопал до крыльца, поднялся. За мной шел Степан.
– Замело нас! – сказал я, сбивая с полушубка снег.
– Угу, – кивнул мой спутник, делая то же самое.
Но войти мы не успели. Двери распахнулись перед самым нашим носом – и на крыльцо вывалились два подпитых купчишки в расстегнутых тулупах, с шапками набекрень.
– Понял, кого занесло? – спросил первый, раскуривая трубку. – Мало бочонка водки, ему и так еще сподобилось употребить! Он ее как воду пьет, казачок! Видал я, и не раз! Далека да красна дорожка у племяша моего троюродного, коли так шикует! (Второй купчишка, забивая свою трубку махоркой, кивал.) Эх, Миколка, Миколка, леший его задери! Ведь каким важным стал! А как же иначе – у самого Дармидонта Кабанина служит! Не хухры-мухры!
Я зацепил Степана за рукав, тот, перехватив мой взгляд, кивнул. Мы куда ожесточеннее продолжали сбивать снег с полушубков и валенок.
– Да куда ж они двинулись с бочонком водки-то? – выдыхая струю дыма, сразу подхваченную морозным воздухом, спросил второй. – Видать, далече?
– А туда и двинулись – прямехонько на закат, – сказал первый купчишка, указав широкой ладонью на запад. – Сказал: «Скоро не жди, Никодим, в эвропу, к басурманам едем. С хозяином. Аглицко сукно покупать!» Понял, Трофим, сукно! – потряс он пальцем. – То и понятно! Аглицко сукно всегда было: о-го-го! – первый купчишка сладко выдохнул дым. – С хозяином поехал!
Второй деловито прикуривал свою трубку. А прикурив, пыхнув пару раз, поправил шапку и кивнул:
– Микола у тебя будь здоров! С таким хозяином можно и не тока в аглицки страны, а подальше!
– Во-во, – согласился первый. – Сам Дармидонт Михайлович едет! О-о! Видать, дело того стоит! Вначале, говорит, поездом: в Симбирске, мол, сядем, а потом – фьють! – он опять направил руку на запад. Так торопились, что и не поели: водочку и колбасы с собой прихватили! Забыли, говорит, часть запасов дома-то. Вакула, говорит, заболтался с бабенкой дворовой, у них там шуры-муры, и забыл корзинку прихватить.
Теперь я потащил с головы шапку – надо было тянуть время! Степан тоже стянул шапку с русой головы и стал мелко и старательно колотить ее о рукав. Мы то и дело переглядывались. Пора, ох, пора было остановиться или заняться чем-то другим, выкурить по сигаретке, к примеру!
– Вы так из себя душу выбьете, господа хорошие! – усмехнулся первый купчишка, который, казалось, до того нас и не замечал. Весело пыхнул трубкой. – Пожалели бы себя, барин!
– И то правда, да мокнуть неохота в кабаке, – кивнул я. – А скажите, дорога на Симбирск какая самая короткая?
– Это смотря откуда глядеть? – пожал плечами второй купчишка. – С Переволоков глядеть, – кивнул он вправо, – одно дело, а от Кузьминки, – кивнул влево, – совсем другое!
– Да не от Переволоков и Кузьминки, любезный, прямо-таки отсюда и глядеть, – уточнил я.
– От этого самого места? – спросил тот и кивнул себе под ноги. – От «Кобыльего хвоста»?
– Ну, разумеется, – как ни в чем не бывало подтвердил я. – От него!
– Да вот эта, – ответил с ходу первый купчишка и вновь полоснул воздух широкой ладонью в сторону запада. – Коли поторопитесь, то впереди сани увидите, вот за ними и езжайте, только не отстаньте, они вас ровнехонько к Симбирску и приведут! Только у тех господ кони-то – у-ух! Залетные! Ваши, как я погляжу, – со знанием дела прищурился он, – тоже неплохие, а?
– Огонь, а не кони, – сурово ответил Степан. – Еды бы нам взять, Петр Ильич?
– Сходи, купи, – сказал я и полез в кошелек за деньгами. – Да поскорее.
– Дай вам Бог доброй дороги! – с поклоном бросил первый купчишка, поклонился нам и второй, и они, спустившись по лесенке, пошли к своим саням.
– Благодарствую! – не сразу бросил я им в спину.
Уже через четверть часа мы гнали наши сани по едва различимой дороге, занесенной снегом, вперед. Но полозья саней, летевших впереди нас, четко указывали направление. И вскоре, оказавшись на высоком холме, по краю которого проходила дорога, Степан крикнул:
– Петр Ильич, глядите же! Внизу! Тпр-ру! – приостановил он коней. – Глядите, глядите!..
Я тотчас же посмотрел влево: там, под холмом, уже проделав путь и скатившись с этой горы, по заснеженному полю вперед уносились сани. В полумили от нас! Ночь была светлой – сани шли по лунному серебру, выстлавшему снега, на запад. Это несомненно был купец Кабанин и три его казака: Никола, Микола и Вакула. «Это его псы цепные, – вспомнил я слова майора Жабникова. – Янычары! Порвут на части, фамилии не спросят!»
– Поотстанем, Петр Ильич? – спросил Горбунов.
– Поотстанем, Степа, – согласился я.
Нам стоило переждать – никак не выдать себя, не выдать погони!..
Волей-неволей, в силу данного мною слова и вдруг родившихся чувств, я устремился в объятия самого опасного приключения в моей жизни! Потому что моим врагом был человек сколь богатый и влиятельный, столь безжалостный и жестокий. И чем дольше мне выпадет преследовать его, знал я, тем придется быть осторожнее. Если бы Дармидонт Кабанин узнал и десятую часть моих планов, то приложил бы все усилия к тому, чтобы незамедлительно убить меня!..
Спустя двое суток мы подъезжали к Симбирску. Эти два дня и две ночи нам стоило больших трудов уходить от внимания неприятеля, отставать и догонять его, незаметными хорониться в тех же селениях, что и он. Моего напарника казаки Кабанина знали по делам его – по сильным рукам и несгибаемой воле. Заметь они его, сразу бы поняли: нечисто дело! Следят за ними! Вынюхивают! Но Степан хорошо справлялся с обязанностями охотника – того охотника, что идет по пятам за страшным и опасным медведем, еще не зная, кто завалит кого и когда.
И вот я стоял под вокзальными часами Симбирска и под его гербом – триумфальной колонне с императорской короной. Скоро мы узнали, куда едет наша четверка. Вернее, узнали маршрут поезда. Вначале – Самара, потом Москва, далее Смоленск, Минск, Брест-Литовск…
«Куда же вы едете, волчье семя? В какую из басурманских стран? Неужто в Прагу? – спрашивал я себя, закрывая лицо газетой, когда по перрону мне навстречу вышагивал мерным хозяйским шагом купец Кабанин в окружении трех казаков – по бокам и за спиной! Последнему досталась ноша – в его широченной лапе тяжело покачивался тугой и широкий саквояж. За ними носильщик в фартуке вез тележку с горой чемоданов. – Но зачем? И что за аглицкий маг вам понадобился?..»
Они восточными султанами прошагали мимо меня, точно им принадлежит мир: все, как один, кряжистые, широченные в плечах, богато одетые, но каждый по-своему. Бороды вперед! В шикарной собольей шубе и шапке сам Кабанин, он шел опираясь на трость; красномордые, в бурках, казаки чинно вышагивали, выпятив грудь, точно мощные цепные псы, готовые порвать любого на своем пути – за хозяина!
«Да!» – думал я, скосив взгляд на ближнего ко мне – по правую руку от Кабанина! Я хорошо помнил фотографию, показанную мне сыскарем майором Жабниковым. Это был Никола, первый из «архангелов» купца-миллионщика, бывший полюбовник Марфуши! Глаза его оказались ярко-карие, усы и борода в рыжину. Проходя, он вдруг скосил на меня острый и колкий взгляд – пронзил точно! Кто таков? Зачем стоишь? Кого ждешь? Но нет… не пронзил! Я умел обороняться от таких взглядов, целиком превращаясь в непроницаемую сталь. И, скользнув по мне, острый взгляд казака лишь царапнул колонну с вокзальными часами и ушел в пустоту…
…Поезд покачивало на стрелках. За окошком то и дело улетали назад скромные купола сельских церквушек. Я уже знал, что мы вновь оказались в хвосте у Кабанина – его вагон был ближе к локомотиву.
В купе на двоих я только что сказал Степану:
– В вагон-ресторан пойду один. Тебе лишний раз лучше не бродить по составу, не дай бог наткнешься на этих волков. (Степан кивнул.) Обед тебе принесут. Да, перевяжи, на всякий случай, щеку платком: мол, зубы прихватило. Знаешь, береженого Бог бережет. А я пойду присмотрюсь, кто тут и что. Часа на два уйду. За меня не беспокойся.
И я вышел. Ресторан находился через вагон. И через вагон от ресторана, но уже в сторону головы состава, обосновалось воинство Кабанина. Вышло так, что я попал в самый обеденный час. Только что повар и его подручные приготовили украинский борщ, пожарили уток, нарезали колбас и сыров, красной рыбы и простой селедки с овощами. Был и разный коньяк, и водка, и на любой вкус вина, и свежее пиво. И все, кто добирался до Симбирска из разных уголков губернии, набросились-таки на эти яства! Ножи и вилки стучались в тарелки, лязгали друг о друга. Вагон-ресторан понемногу закипал и все больше напоминал гудящий улей. Мне досталось отличное место – у окна в дальнем углу вагона, так что я мог обозревать всех жующих. Но едва я сел, как тотчас же мой стол облепило зажиточное семейство: полнеющие супруги и юная дочка. То и дело перехватывая мой взгляд, она страшно краснела и опускала глаза. А папа ее все говорил и говорил мне о продаже русской пеньки в Америку для яхтенных канатов заокеанских нуворишей, горячо отстаивая свой «далеко бегущий» проект. Но если они ели неспешно, то я так просто смаковал свой обед! Глотал в час по чайной ложке. И как же иначе: надо было дождаться моих казачков! «Неужто они будут трапезничать в купе? – то и дело размышлял я. – Не может быть!..»
– Да вы гурман, Петр Ильич! – допивая чай и утираясь салфеткой, усмехнулся отец семейства. – По-аглицки едите, с расстановочкой, с аристократической ленцой, можно сказать!
– Да я вообще англоман, – оставалось усмехнуться мне. – Особенно в еде! И такой лентяй, знаете!..
Откланявшись, семейство удалилось, и едва я в последний раз увидел розовое от смущения личико обернувшейся ко мне дочки и ее улыбку, как в ресторан – через двери рядом со мной – вкатилась, ухая тяжелыми голосами, грозная, воинственная тройка. Кабанин и два казака. Лица с фотографии майора Жабникова глубоко врезались в мою память, я хорошо запомнил каждого из своих врагов. И кто есть кто, в том числе. Никола, зыркнув на меня, тотчас же отгородил спиной и руками мой стол от остальной прибывающей публики.
– Дармидонт Михайлович, будьте любезны! – сказал он. – Рядом с этим господином!
И Кабанин, тоже посмотрев на меня, сел напротив. Как же хороша была его седеющая борода! На нем, стареющем великане, изысканно сидел шикарный европейский костюм, сшитый по самой последней моде. Вообще этот медведь выглядел так респектабельно, что всем своим видом внушал естественный трепет!
– Приятного аппетита, сударь, – глядя мне в глаза, сказал он.
«Вот мы и лицом к лицу!» – подумал я. И ответил:
– Благодарю, и вам заранее желаю того же.
Рядом с Кабаниным сел Никола, рядом со мной – Микола, отгородив меня от коридорчика между столами. Третьего казака Вакулы не было. Несомненно, он сторожил тот самый чемодан, который нес казак Микола! На пальце Николы сверкнула золотая печатка с черепом и костями. Веселый Роджер! Первый из казаков Дармидонта Кабанина даже не скрывал своей пиратской сути.
– Чудный день! – улыбнулся я своим соседям. – Не так ли, господа?
– Это мы к вечеру увидим, какой он чудный, – улыбнулся Кабанин. Голос у него был густой и зычный. – Раньше полуночи, сударь мой, грех судить: кто его знает, что еще приключится? – и он подмигнул своим казакам, и его здоровяки тотчас же горласто засмеялись. – Так вот, – обратился Кабанин к протиснувшемуся официанту. – Нам балычка осетрового, блинчиков с красной икоркой, – он раздумывал, – отдельно икорки черной, паюсной, севрюжьей, утку вашу. Она с яблоками?
– С ними-с!
– Ага, – почесал подбородок купец. – Расстегайчиков, водочки – графин этак литра на полтора. – Он вдруг посмотрел на меня и, точно сделав открытие, добродушно улыбнулся: – А вы с нами не соизволите, сударь, за здоровье выпить?
– Соизволю, – даже не спросив себя, насколько это может быть опасно, поспешно ответил я. – С хорошим человеком выпить, да еще в дороге, одно удовольствие. Это по-нашему, по-русски.
– Верно, – охотно кивнул Кабанин. – Тогда двухлитровый графин. Котлеты по-киевски и пирог с яблоками. – Ступай, да неси поживее! – Кабанин обвел довольным взглядом сотрапезников. – Голодны мы!
Официант кивнул и мигом ввинтился в очередь из пассажиров, скупающих продовольствие и к столу, и на вынос. Мест в ресторане на колесах на всех не хватало!
– Купец первой гильдии Дармидонт Михайлович Кабанин, – представился главнокомандующий маленькой, но грозной армии.
– Илья Петрович Радонежский, – ответил я с поклоном, назвав девичью фамилию нашей с Иваном покойной матери. – Дворянин, врач.
– Врач – это хорошо! – с прищуром кивнул Кабанин. – Благородная профессия! А куда путь держите, доктор?
– В Малороссию, к дядюшке, он, как мне написали, плох, вот и решил навестить старика, – я умел врать не моргнув и глазом. – А вы, Дармидонт Михайлович?
– А я еще далее, – усмехнулся он, пригладив засеребренную бороду. – В Европу! По торговым делам. (К нашему столику уже торопились, ловко обходя посетителей, два официанта с полными подносами.) А вот нам и балычок осетровый несут!..
Мы хорошо выпили водки и крепко закусили. То и дело я ловил на себе взгляд как самого Кабанина, так и двух его телохранителей. Они выпили только по две рюмки водки и остановились. Я не сомневался, то норму им обозначил хозяин.
– А вот знакомо мне ваше лицо, и все тут, – вдруг, уже раскрасневшись, сказал купец. – Где я вас видел? А не в Самаре ли, пару лет назад, на городском балу в честь новоиспеченного генерала Палева, начальника городской полиции?
Да, я был на том самом балу два года назад! Его устраивал губернатор в честь Фомы Никитича Палева, в свои шестьдесят пять лет получившего звание генерала управления полиции и титул тайного советника. Палев не просто хорошо знал меня и уважал, но когда я временами жил в Самаре, часто пользовался моими услугами сыщика!
– Не имел чести ни быть на том балу, ни лично знать Фому Никитича Палева, хотя, – я зацепил вилкой кусок осетрины, – фамилию слышал от кого-то. Я ведь на самом деле питерский, в провинции от случая к случаю бываю.
– Странно, ой, странно, – покачал головой купец, наливая водки себе и мне. – У меня, знаете ли, Илья Петрович, волчья память, – улыбнулся он, показав крупные и крепкие зубы, и цепко поглядел на меня. – Увижу раз – не забуду. – И утвердительно кивнул: – Помнить век стану! До смерти.
– Дело в том, что и у меня память, как вы изволили выразиться, волчья, – спокойно улыбнулся я. – И уж вас, Дармидонт Михайлович, я бы никак не забыл, тем более, что вашу фамилию, если признаться честно, слышал мно-ого раз! И фотографии в газетах видел. – И я поднял стопку. – Я – человек обычный, вы – незабываемый! Ваше здоровье!
Мы выпили, но теперь вдвоем. Оба казака только с завистью поглядели на нас. Видать, Кабанин не больно давал им разойтись за столом. И все из-за саквояжа, не сомневался я! Моя открытая лесть, кажется, пришлась Кабанину по душе, и подвоха он не заметил. А деваться мне было некуда. Ведь стоило подозрительному Кабанину первому выйти на аппарат Палева, дать по телеграфу мой словесный портрет, и моя ложь станет явной! Купец тотчас же узнает, с кем он был на том балу и кого угощал водкой в вагоне-ресторане поезда дальнего следования!
– Пойду-ка я в гальюн схожу, подперло-таки, – вставая и бросая салфетку, усмехнулся Кабанин. – Да не преследуй ты меня, Никола! – нахмурился он, глядя, что казак, утерев ладонью масляный рот, тоже решил встать. – Никто меня тут не съест! Сам любого проглочу! – сказав это, он отчего-то взглянул на меня и дружески подмигнул.
«Надо, надо было назваться своим именем! – думал я, искоса провожая взглядом гиганта. – Надо было сказать, кто я, сыграть открытыми картами. Мало ли, куда и зачем следует капитан в отставке Петр Ильич Васильчиков, какое тайное распоряжение получил он, скажем, от того же губернатора города Семиярска?! Ищет беглого казнокрада, и все тут! Поди проверь!»
Едва он вышел, как Микола вопросительно подмигнул товарищу. Тот в ответ кивнул, и первый наполнил стопки до краев. Казаки опрокинули их разом, тотчас же налили еще и так же стремительно выпили. Они не обращали на меня никакого внимания! На взгляд двух цепных псов мой разговор с их хозяином был лишь прихотью всемогущего дельца. Я их, как личность, не интересовал. Подумаешь, еще один сотрапезник! Докторишка! Россия большая, кто часто путешествует, у того таких знакомцев с избытком! Но ведь узнал меня Кабанин, как зыркнул глазами, едва пригляделся!..
Казаки выпили и по третьей, крякнули. И тогда я услышал негромкий голос Миколы:
– Сколько мы там пробудем, а, Никола? Тебе Дармидонт Михалыч ничего случаем не говорил?
– Не более, чем тебе. А куда нам торопиться, Микола? Пивком чешским побалуемся, говорят, оно получше нашего будет.
– Пивко, может, и получше, а вот бабы у них похуже, – кивнул Микола. – Бледные, как поганки. У них лучших баб немчура к себе перетаскала, – рассмеялся казак. – Лучше бы в Польшу закатили – вот где красотки! Златовласки белокожие! Или в Румынию нырнули, к смуглянкам в соку.
Два зверюги под аккомпанемент вагона-ресторана и дальше распространялись о чужеземных женщинах. Как видно, Миколу этот разговор бодрил особо. Меня они не стеснялись. Пока Микола не упомянул «золотой сундучок». И только тут… Давно уткнувшись в «Симбирские ведомости», время от времени шурша газетой, я даже и не смотрел в их сторону, но почувствовал, что они потихоньку уставились на меня. Косо, настороженно. Видимо, зашли далеко Никола и Микола в своем трепе.
Я хорошо сыграл свою роль! Пренебрежительное «А-а!» (мол, «да хрен с ним»), которое издал берясь за расстегай Никола, все сказало само за себя. И далее последовало: «А как того мага кличут?»
– Да почем я знаю? – негромко выговорил Микола и усмехнулся: – Таких магов, знаешь, как спрашивать надо? Ну, знают они чего или нет?
– Ну?
– А я тебе скажу. Только выпьем вначале.
Они впили, и Микола продолжал:
– А ну, подь сюды, – поманил он пальцем невидимого героя. – Ты маг? Добре. А ну, снимай портки. Сам не снимешь, – он сжал страшный кулак, – поможем. А теперь раком вставай!
Из-за края газеты я следил за ними. Выучка! И удержаться не мог – такие персонажи! А Никола сделал большие глаза – повествование увлекло его.
– Ну?
– А что, ну? – плечи Миколы вздрагивали от смеха. – И кочергу ему раскаленную по самое нехочу!
Николу тоже мелко потряхивало от смеха.
– Коли знает: все и расскажет. А не знает, – Микола широко развел руками, – тогда извиняйте! Какой же ты после того? Так, рыбачок!
– Точно! – кивнул его товарищ. – Может, так и сделаем, а?
– Дармидонт Михалыч не позволит. Были бы мы где-нибудь у Черного болота, на Ветряном хуторе, тогда да.
– Тс-с! – остерегающе бросил Никола.
– А-а! – отмахнулся Микола и потянулся к графину. – Выпьем!
Они, разом в меру захмелевшие, в очередной раз чокнулись и выпили. Я читал газету и диву давался. Видно, дела у четверки шли так гладко, что не заставляли быть подозрительными или даже собранными. Все шло как по маслу. Оттого казаки вели себя нагло, и особенно в отсутствие хозяина. Но кто бы мог предъявить им претензии за пустую болтовню?
– Сколько ж там может быть схоронено, а? – спросил Никола.
Вагон-ресторан, полный обеденной жизни, качнуло.
– Да столько, что Дармидонт Михалыч всю Волгу купить сможет и вспять ее поворотить, коли ему так захочется, – откликнулся Микола, но тут двери открылись, и с шумом колес тучей вошел Кабанин. С хлопком закрыл дверь вагона. Никола подскочил, освобождая ему место.
Я больше не интересовал грозного Кабанина – он гневно глянул на обоих казаков, и те присмирели.
– Что, черти, не закон вам мое слово? – он, полный грозы, завис над столом. – Не-а, не закон, да? – купец и впрямь был не в себе. Видать, на казаков можно было положиться в драке, но когда дело касалось веселья – пойди уйми! – Так бы и дал каждому по затрещине, да людно больно! – тон его вдруг изменился. – И сколько ж они, Илья Петрович, выдули в мое отсутствие?
Казаки исподлобья строго глянули на меня, «доктора», и притихли еще пуще.
– Я газету читал, Дармидонт Михайлович, не следил за вашими удальцами, – улыбнулся я сотрапезникам. – Но по полрюмки точно приняли! Подгадали времечко!
Казаки вздохнули свободнее.
– Ладно, по полрюмки еще куда ни шло, – он прищурил один глаз. – Хотя, графин-то поубавился…
Кабанин уселся на свое место. Я же, свернув газету, щелкнули пальцами официанту – он как раз проходил мимо.
– Счет, любезный!
– Покидаете нас? – спросил Кабанин.
– Увы, – расплачиваясь, ответил я. – Пойду отдыхать.
– По последней? – спросил Кабанин.
– По половиночке, – улыбнулся я и многозначительно взглянул на обоих казаков.
– По половиночке, так по половиночке, – пожал плечами купец.
Мы выпили коротким залпом, и я, выдохнув в кулак, встал. Уже был и сыт, и довольно во хмелю. Поднялся с поспешностью и Микола – пропустить меня.
– Надеюсь, еще увидимся? – отваливаясь на спинку стула, неожиданно спросил Кабанин.
– Непременно-с, – отчеканил я.
Поклонился, вышел в проход между столиками и зашагал через вагон.
Я уже точно знал, что в этом поезде мы с купцом Кабанином и его архаровцами увидимся вряд ли! Войдя в свой вагон, я нервно размышлял. Скрывать моего напарника Степана долго было никак нельзя. Выйдет хотя бы в туалет, и столкнется лоб в лоб с одним из казаков. Случайно! «Ага! – подумает тот же Никола. – Кураевский!» Куда мужик едет, который их высмеял? В каком купе? Один? – враки! Подкупят проводника, все узнают. А тут и я выплыву – куда денусь? Кабанин и поймет: слежка! А казачки-то вспомнят, о чем болтали! Не такие они и пьяные – так, слегка навеселе. Самое время языками потрепать!
И потянется клубок!
Я знал главное: место, куда ехал Кабанин и его казаки с грузом – тяжелым саквояжем. Австро-Венгрия, Чехия, Прага.
Впереди была моя родная Самара. Незадолго до станции я сказал своему молчаливому спутнику:
– Степан, я тебе лицо еще пуще забинтую, иди в самый конец вагона, оттуда уйдешь на перрон. Я выйду из своего, но первым. Проводник узнает, что у меня приступ…
– Какой еще приступ? – нахмурился Степан.
– Аппендицита, вот какой, – строго ответил я. – Голову не ломай. Если Кабанин и его казаки решат найти меня, то узнают всю «правду».
Еще через два часа мы идеально осуществили наш план: Степан, в шубе, с забинтованным лицом, вышел в самом конце вагона и тотчас же испарился с перрона. А я, держась за живот, покинул поезд с достоинством римского императора, готового возлечь в горячую ванную и вскрыть себе вены.
Еще через десять минут поезд уносил купца Кабанина на запад, а мы со Степаном, глотая морозный волжский ветер, смотрели вслед последнему вагону состава.
– Вам, главное, беду на себе не накликать, – очень серьезно заметил мой помощник.
– Какую еще беду? – теперь уже нахмурился я.
– Апендикцит, – еще более серьезно сказал Горбунов, стаскивая бинтовую повязку и комкая ее в кулаке.
– А-а! – качнул я головой. – Ну, постараюсь, постараюсь… Следующий поезд в нашем направлении через три часа. Пошлю извозчика к брату – вдруг дома, не на вызове? Хотя вряд ли…
Сам же я направился к директору вокзала и потребовал соединить меня с начальником полиции. Увы, генерал Фома Никитич Палев уехал в Петербург. Тогда я послал телеграмму Кураеву. Я просил графа обеспечить охрану поместью Сивцовых, более других – Марфе Алексеевне Пряниной, и ни под каким предлогом не выпускать предателя – дворецкого Зыркина.
Выйдя на вокзальную площадь, я вдохнул морозный воздух и кивнул Степану:
– Полдела сделано.
А минут через пять у тротуара остановился экипаж. Из него выпрыгнул мой брат Иван Ильич в расстегнутом полушубке и, выглядев меня, бросился к нам.
– Как ты?! Откуда?! Почему не домой?! – он так и тряхнул меня за плечи. Покосился на молча кивнувшего ему Степана. – Дела?
– Они, родимые, – кивнул и я.
– Ясно, – он вновь покосился на моего крепкого и молчаливого помощника. – И что, опасные дела-то?
– Пугать не буду, но, думаю, как всегда. Как всегда у меня, – с улыбкой добавил я. – Не бери в голову, братец!
– Помощь нужна? – спросил Иван.
– Справимся, – кивнул я. – Позволь тебе представить: мой помощник Степан Горбунов. Иван Ильич Васильчиков. Мой младший брат. Врач.
– Очень приятно, – с почтением кивнул Степан.
Иван пожал крепкую руку Кураевского удальца.
– Ого! Пожатье каменной десницы!
– Да, с такой рукой мало кто совладает, – кивнул я. – Идем, посидим в вокзальном ресторанчике. Я бы минералки выпил – изжога у меня после одной посиделки в вагоне-ресторане. Никак дурь не выйдет! Нет, лучше пивка нашего от фон Вакано. – Погрозил пальцем. – Именно – пивка!
В ресторане вокзала мы заказали пива и воблы.
– Вот что, Иван, – очень серьезно сказал я, отставляя кружку. – Ты спросил, нужна ли помощь. Нужна, но в одном.
И тотчас же попросил у официанта лист бумаги, чернила и перо.
– Я звонил от директора вокзала Фоме Никитичу, но он в Петербурге, – продолжал я. – Через заместителей и адъютантов ничего передавать не стану, кто его знает, у кого что на уме. А вот ты поможешь…
Иван живо кивнул. Мне принесли писчий набор. И пока брат и Степан тянули пиво, я взялся за письмо.
– Передай сразу, как только генерал Палев объявится, – я протянул Ивану сложенный вчетверо лист бумаги. – И скажи так: «Петр Ильич просил во имя вашей с ним дружбы, если дело и впрямь начнется, выполнить его просьбу неукоснительно, не отступать от написанного ни на йоту. От этого может зависеть его жизнь».
– Вот даже как? – принимая письмо и пряча его в нагрудный карман, спросил мой брат.
– Да, Иван, все так.
Нам повезло. Еще через несколько часов Иван Ильич посадил нас со Степаном на поезд «Самара – Москва». Он шагал вдоль окон нашего вагона, пока поезд черепашьим шагом набирал ход, то и дело цепляя взглядом мои глаза за стеклом.
Но Иван даже не предполагал, что ждет впереди его старшего брата, каким делом он позволил увлечь себя.
Я все рассчитал правильно. Земли и города Российской империи сменяли друг друга, мы отставали от нашего противника, но не надолго. Я смотрел в окна на те города, где уже бывал, и часто, и где с радостью бы провел недельку-другую, но сейчас они были для меня лишь сменой декораций: Москва, Смоленск, Минск, Брест-Литовск, Краков… Но вот граница Российской империи подошла к концу и началась Австро-Венгерская империя, одной из второстепенных столиц которой и была Прага…