Охота на вальдшнепа - читать онлайн

Пролог

Андрей никогда не любил историю. Жизнь должна происходить здесь и сейчас – до всего остального ему нет дела. Он нравился сам себе. Более того, это была не совсем здоровая симпатия, граничившая с тем, что в народе называют, нарциссизм.

В это погожее утро, он просто потихоньку раскачивался после тяжелой ночи, в которую ему так и не удалось заснуть – очередной рейв, затем они гоняли по городу с громко орущей музыкой и гигиканьем в надежде вырвать очередной кусок горячих летних воспоминаний. Вершили историю.

Разумеется, после таких приключений ему нужно было похмелиться, что стало возможным благодаря заботе его девушки – они коротали сонные утренние часы в подлеске недалеко от кампуса, она за проверкой его заданий, он в надежде на то, что в оставшиеся до пар полчаса Меланья будет в достаточно благодушном настроении для короткого соития. Здесь каждый мог себе это позволить, избежав неприятных расспросов – преподаватели сюда не заходили, а из студентов в такую ранищу здесь могли быть только товарищи по похмельному несчастью. Андрей лакал третью бутылку пива.

Лежа под брезентом, он явно ощущал, что ему чего-то не хватало. Он следил за Меланьей, слегка прищурившись, хотя солнце и не попадало на его загорелое лицо. Он хорошо знал ее. Ему нравилось, как она закусывала конец ручки и задумывалась. Важно, разумеется, было не то, что это милая, детская привычка. А то, как она это делала. О боги! Было в этом что-то похотливое. Сучье.

Андрей выхватил конспект из ее рук, заставив ее растерянно махать руками в воздухе.

– Зацени мою бандану! – сказал он, по-ребячьи надвинув красный платок Мелани себе на уши, они начали топорщиться.

– Ты выглядишь как ушлепок!– рассмеялась она.

Потом, закатив глаза, она поправила его импровизированную повязку, и немного взлохматила волосы.

– Хватит, – сказала Меланья – это делает тебя более человечным. Меня бросает в дрожь.

– Я настолько привлекателен, что ты сразу приписала меня к Легиону Тьмы? – изумился парень, хотя, безусловно, опять играл.

– Поверь, ты не похож на человека высоких моральных принципов, скорее, на высококлассного афериста.

Андрей задумался – может именно этим объяснялся его успех у девушек? Его всю жизнь раздирали внутренние противоречия – то он представлял себя главным героем какого-либо приключенческого фильма и полагал, что люди должны к нему прислушиваться, то, метался в изнеможении между образом неистового смутьяна и пугливого скромника. В целом он не определился. Ему нравилось немного манипулировать другими людьми в своих целях, но пока это не переходило границу безобидных посяганий на личную свободу той или иной молодой особы, что имела несчастие зацепить его сложную натуру.

Последней была Меланья Кузнецова, студентка журфака, красивая до дрожи в коленках, да и к тому же неглупая. В сферу ее интересов входила не только современная живопись и альтернативное кино, но и философия Гегеля, работы Фейербаха, двигатели внутреннего сгорания и химическая физика. Она могла часами рассуждать о применении эпоксидной смолы, а затем вмиг переключалась на работы Довлатова. Поразительный интеллект позволял ей с одинаковой уверенностью парировать вопросы по любой тематике. А природная скромность и застенчивость лишь добавляла шарма ее своеобразному умению выражать мысли. Андрей понимал, что нашел в ее лице абсолютный идеал – в тумбочке около его кровати, заваленное стопкой журналов Men’s Health уже было припрятано то самое заветное кольцо, которое вмиг обращало любую тигрицу в послушную кошку. Андрей подумывал про октябрь, месяц его рождения – до дня рождения Меланьи было слишком долго ждать.

– О чем ты думаешь? – Меланья подняла глаза от конспектов.

Андрей закатил глаза. Какой банальный вопрос.

– О том, что ты идеал, – не менее банальный ответ.

– Фу, – Меланья сморщила нос. – Не называй меня так! Тебя родители в детстве не учили, что идеалов не бывает?

– Мой папашка был слишком занят, зажимая свою секретаршу в салоне V.I.P., – промурлыкал Андрей, наклоняясь к девушке и целуя ее. – Косячил по-крупному. А моя мать, тратила все время на шопинг и накачивалась Шардоне по самые брови, пока эта хрень не доконала ее.

– Андрей! Так нельзя говорить о своей матери… ты же знаешь…

– Да, да, о мертвых либо хорошо, либо никак. Но в любом случае воспитательно-просветительская функция моих родителей пострадала, думаю… – он наклонился и отхлебнул пива, – еще при моем зачатии.

– И все же… – Меланья посмотрела на него с чем-то вроде осуждения, граничившего с нежностью. – Твои родители много дали тебе, ты учишься в хорошем ВУЗе, твой отец обеспечивает тебя сверхнеобходимого. Хотя да, наследственность у тебя так себе.

– Имей это в виду, – он подобрался к ней ближе и схватил ее за обнаженную талию.

Она закатилась смехом. В тишине весеннего утра он звенел переливисто и беззаботно, как будто вся ее жизнь была впереди. Хотя колесо кармы, раскручиваясь, может задеть случайно любого, даже своих неизменных фаворитов.

***

По радио играет Диско восьмидесятых. Это создает какой-то тревожный фон. Надя не любит диско, оно принадлежит прошлому – такое ощущение будто поет хор призраков. Хотя теперь понятие о времени у нее размыто – сравнительно недавно, открыв для себя страшную правду, она отказалась делить свою жизнь на прошлое и будущее – теперь ее хронометр четко отмеряет лишь моменты ее непосредственного присутствия. Это делает жизнь более упорядоченной, но, к сожалению, и более страшной тоже. Она в любой момент может исчезнуть.

И вот опять паника подкатывает к горлу… Она ненавидела сумерки. Это дурацкое время недоночи, кажется, будто даже воздух вибрирует от напряжения и какой-то безысходности. Она не понимала, что именно заставило ее так нервничать. Надя посмотрела на экран дорогого Андроида – несколько пропущенных вызовов. Надя содрогнулась, – из-за музыки она ничего не слышала. Он наверняка волнуется из-за того разговора – необходимо срочно перезвонить. Девушка дрожащими руками набирает номер, можно вызвать автоматически, но Надя помнит последовательность цифр наизусть.

– Это я. Да, мне тоже кажется странным, что он узнал, – она подперла трубку плечом и отодвинула штору, чтобы взглянуть в окно – на улице пустынно. – Нет, никто не приходил. Слушай, я подумала, это все-таки была плохая идея, наверное, я просто стрессанула, не надо приезжать…

Надежда слушает внимательно. Кажется, абонент на том конце провода взволнован, поскольку она повышает голос.

– Нет, я не собираюсь прятаться и скрываться, это уже не важно! Никто не причинит мне вреда, я… – она кинула взволнованный взгляд на дверь за секунду до того, как раздался звонок. Ее лицо исказила гримаса тревоги.

– Ладно, я перезвоню тебе.

– Не открывай дверь, Надя! – доносится из трубки. Бессмысленно, девушка уже направилась к двери.

Звонок тут же вылетел из ее головы, она выдохнула. Сердце стучало так, будто отбивало бравурный марш по ее такой короткой жизни. Бывают моменты, когда ты что-то делаешь помимо собственной воли, как загипнотизированный. Хотя голос интуиции был сильным, но какое-то смутное желание покончить со всем этим было сильней во сто крат. Она открыла дверь.

Оружие было направлено прямо в ее конопатое лицо. Надя успела подумать лишь о том, насколько больнее было бы получить пулю в сердце, а не в голову и успела мысленно за себя порадоваться. Потом прогремел выстрел, и незамысловатая песенка Ottawan оборвалась для нее на строчке “let me take you to the Milky Way”.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

НЕЗНАКОМЕЦ С ОБОЧИНЫ

Глава 1

Бентон ненавидел свою фамилию. Она досталась ему в наследство от пьющего папаши, предки которого были выходцами из Поволжских немцев. В отделе его прозвали Бентонит за его спокойный характер и способность сохранять хладнокровие даже при расследовании самых жестоких преступлений. Никто не знал, что Бентон практиковал йогу по вечерам после особенно загруженных дней, используя тазик с кипятком – он опускал туда ноги и терпел ровно до тех пор, пока вода не остынет. Затем он шел в душ, и, включая ледяную воду орал что есть сил. И да, такая практика не научила его выдержке, но выработала особый вид иммунитета к чужим страданиям.

Сейчас ему даже немножко нравились всхлипы сидевшего напротив него убитого горем отца, которому два часа назад сообщили о смерти его дочери – он получал какое-то извращенное удовольствие, видя эмоции мужчин. Возможно, потому что сам был практически на них не способен. К женским истерикам он испытывал отвращение. И все же горюющего мужчину можно было понять – убийца хладнокровно выстрелил девушке в голову. Такое происходит иногда, но недостаточно часто, чтобы Бентон смог к этому привыкнуть.

Четыре часа назад он спустился в морг, чтобы ознакомиться с телом погибшей. Он ненавидел это место – зловеще поблескивавшее тусклыми лампами, оно холодным резаком проникало в твое нутро, будто патологоанатом, орудующий скальпелем. Здесь жизнь и смерть встречались, пожимая друг другу руки и, скрывали свои тайны от неискушенных следователей. Эти стены знали больше о всем многообразии человеческих пороков, чем самый опытный священник, но они не спешили делиться информацией со стариной Бентоном. По крайней мере, не сегодня – сегодня дежурил Стержнев, самый неразговорчивый из всех, он прикармливал местных полисменов прибаутками про загробную жизнь, а также философскими размышлениями, но редко мог достаточно конкретно описать все необходимые для расследования детали.

– Ха-ха, – Стержнев залязгал подносом, выдвинув его из холодильника, Бентон нахмурился. – Да, знаю, звук неприятный.

– Не могу привыкнуть.

– А я первое время, так во сне проспался, скрежет снился, – обнажив зубы в ухмылке Стержнев, откинул простыню.

Повинуясь профессиональному инстинкту, Бентон отпрянул, на всякий случай, зажав нос. Голова девушки была раздроблена, вся задняя стенка черепа разкромсана, будто сапер предварительно заложил бомбу с ручным механизмом между висков жертвы. Шея, грудь и живот трупа отдавали синюшным оттенком, но запах все еще был не сильным, преступление произошло два часа назад. Для Стержнева весь механизм процедуры был привычен, его запах не смущал совершенно, он с интересом разглядывал тело.

– Кто она? Тело красивое. Удалось что-нибудь выяснить?

– Cтудентка. Живет с отцом. Есть сестра…

– Кошка, собака… Это не столь важно, – ухмылочка на лице Стержнева стала шире. – Важно, кому эта неискушенная девочка дорогу перебежала, что была застрелена так хладнокровно.

– Сейчас работаем над версией самоубийства в том числе.

– О нет, – Стержнев внимательно изучал реакцию следователя. – Этого никак не могло быть, дорогуша, – сфамильярничав, он осклабился. – Не существует ни одной возможности выстрелить себе в голову, а затем прогуляться до первой попавшейся канавы и выкинуть орудие преступления. Вы бы его обнаружили.

– Да, – шумно выдохнул Бентон. Он постепенно привыкал к запаху, но ему очень не нравилось присутствие патологоанатома и его ужимки. – Мы просто должны отбросить эту версию, подтвердив, что она была убита.

– Да, да. Ремингтон, – Стержнев рассмеялся, увидев изумление на лице следователя. – Есть предположения?

– Сейчас сужаем круг подозреваемых, – Бентону совсем не хотелось делиться подробностями следствия с судмедэкспертом.

– Проверяйте охотников, это ружье. Девочка совсем молоденькая, – дрогнувшим голосом пропел Стержнев. – И имя-то какое необычное.

Бентон бросил взгляд на бирку, висящую на аккуратном наманикюренном пальце девушки – Меланья Кузнецова, дата рождения – пятое февраля тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Дата смерти – пятое июня две тысячи восемнадцатого.

Теперь, сидя один на один с отцом жертвы, он не мог скрыть раздражения. Да, это горе, но может быть безутешный отец хотя бы попробует взять себя в руки.

– Мне очень жаль. Выпейте воды, – Бентон придвинул стакан к краю стола, пытаясь справится с нахлынувшим отвращением. Все-таки эмоциональные мужчины – это нонсенс.

– Вы можете объяснить мне, как это произошло, я не понимаю, – заплетающимся языком промолвил Виктор Андреевич Кузнецов, пытаясь совладать с собой. Его опухшее от слез лицо выглядело похожим на лицо младенца, которого случайно потревожили во время дневного сна. – Моя девочка, такая красавица, умница, она не могла связаться с какой-то наркоманской бандой, ее никогда не шантажировали…

– Да, но Вы же знаете, как это бывает, подростки, гормоны играют… Скажите, у нее же был молодой человек?

– Разумеется. Это Андрей Шорин, сын бизнесмена Шорина, ну знаете, такой, – он на минуту задумался. – Такой положительный молодой человек, спортсмен, даже места какие-то в олимпиадах занимал, мне Мелани рассказывала.

– А этот положительный молодой человек давно встречался с Вашей дочерью?

– Около года, они начали встречаться прошлым летом. Они самой красивой парой на курсе были, – отец Меланьи опять захлебнулся в слезах. Бентон стоически пережидал шквал эмоций – не зря же его прозвали Бентонитом.

Справившись с собой, Виктор Андреевич продолжал.

– Знаете, я ведь дочерей один растил, все для них. Весь свой бизнес строил так, чтобы можно было при любом удобном случае уйти на покой, а девочкам все бы досталось. Меланья моя гордость была и отрада, умная как черт, красивая, я бы им с Андрюшей и свадьбу шикарную организовал, только попросили бы. Старику для счастья только внуков не хватало.

Виктор Андреевич похоронил лицо в руках и до Бентона опять донеслись неразборчивые сентенции. Следователь смотрел на него задумчиво и сейчас даже немного жалел, хотя работе личное отношение только мешало. Он понимал, что расспрашивать скорбящего отца о друзьях Меланьи сейчас недостаточно этично, каждое воспоминание о девочке причиняет мужчине боль, и скрепя сердце дал себе обещание зайти к Виктору Андреевичу после разговора с семьей Шориных.

“Почему Киселева никогда нет на месте, когда он так нужен?”, – в очередной раз задался вопросом следователь. Киселев был молодым стажером, но обладал такой недоступной для Бентонита чертой как харизма – парень мог разговорить любого, он частенько кичился тем, что прошел курс по психологии в интернете, но Игорь был уверен, что дело не в этом. Просто есть люди, которым даже незнакомцы имеют обыкновение доверять свои личные тайны, такие как Павел Киселев, а есть Бентон. Сухарь с озлобленным лицом.

Пару лет назад у Бентона тоже была супруга, которую он любил больше жизни. Он любил, как она смеялась, любил все шероховатости ее характера. Она часто говорила, что от него пахнет кожей и дешевыми сигаретами. “Ты прямо как ковбой”, – шутила она, зарываясь носом ему в плечо. “Ты никак нюхала ковбоев”, – полушутливо-полусерьезно отвечал Бентон. Они оба смеялись, Кира любила смеяться. От него действительно пахло сигаретами, и он любил, когда жена это замечала. Ему было приятно, когда она перед сном укоряла его в том, что ей не хватает его ласки. “Ласка это рудимент. Я солдат, не знающий слов любви”, – бывало, замечал Бентон, в ответ на ее укоры. “Ты можешь взять увольнительную хотя бы на пару часов перед сном?”, – Кира была бесподобна в своих кружевных пеньюарах и эротическом белье. Он закрывал глаза и соглашался.

Бентон часто спрашивал себя, что она в нем нашла. Кира была на пятнадцать лет младше, финансово обеспечена и невероятна красива. Иногда она читала этот вопрос в его глазах. “Твои мозолистые руки”, – отвечала она на немой вопрос. “Это мужские руки, не люблю холеные”, – она улыбалась.

Они много смеялись, а семь лет назад потеряли ребенка. Это сразу дало трещину в отношениях. Все усугублялось тем, что Бентон в действительности был женат на работе. Так проще было справляться с подступающей тошнотой, которая стала неизменным спутником полицейского при взгляде на отделанную детскую. Каждая пара переживает такое горе по-своему – их оно разъединило. Кира постоянно упрекала его в нехватке времени и ласки.

“Когда-нибудь твоя работа тебя погубит, Игорь. Помяни мое слово”, – любила говаривать она, женщина всей его жизни. Но она ошибалась. Его погубило ее предательство. Пять лет назад она ушла от него к успешному бизнесмену. Пять лет назад он погрузился во мрак, и не жил больше. Это было просто автоматическое доживание какого-то жизненного отрезка с легкими вкраплениями интереса к особо запутанным делам. С тех пор у Игоря Бентона в жизни началась черная полоса. Каждый день, возвращаясь домой, осознавая, что кошки скребут на душе, он не принимал никаких действий по улучшению ситуации. Он не пил, но иногда ему казалось, что алкоголь бы дал ему хоть какое-то право поныть и пожалеть себя. Когда каждый день на работе проводишь, пытаясь понять, какие демоны в человеческих душах правят бал на этот раз, уже как то не солидно жаловаться на свою любовную драму. Просто берешь себя в руки, и очередной контрастный душ выводит тебя из оцепенения, вырывает из сумрака. Сумраком Бентон с горечью прозвал состояние, при котором ему не хотелось жить, то состояние, в котором он пребывал постоянно.

С тех пор бизнесменов он недолюбливал. Да и кто может доверять человеку, который по собственной воле отказался от отпусков и больничных? Хотя, Виктор Андреевич меньше всего был похож на бизнесмена. В таком раздробленном состоянии он скорее походил на всколоченного Чиполино, или владельца молочный фермы. Бентон горько усмехнулся. “Горе луковое, как же можно быть таким наивным”, – подумал он. Игорь был действительно умным следователем, но с эмоциональным интеллектом у него было неважно.

– Послушайте, – мягко, но уверенно произнес он. – Виктор Андреевич, мне необходимо выяснить всю информацию о взаимоотношениях Вашей дочери и этого парня, Андрея Шорина. Вы знаете, они часто ругались, – следователь заметил странный взгляд отца и надавил: – Может она жаловалась Вам на него, вела себя странно?

– Боюсь, что здесь ничем не могу помочь Вам. Девочка очень любила этого Андрея, я был лично знаком с его отцом, и у нас похожие ситуации в семье. Андрея, насколько я знаю, тоже растил его отец, очень обеспеченный человек. Мать у них то ли умерла, то ли в реабилитационном центре, Меланья говорила, что она много пила, но я не очень помню, – он потер лоб рукой, будто припоминая что-то. – Вы говорите про то, вела ли она себя странно?

– Да, – оживился Бентон. Он наклонился к безутешному отцу, хотя этого и не требовал порядок дознания. – Скажите мне все, что знаете, любую мелочь.

– Хм, – отец задумчиво смотрел на Бентона, но Игорь знал, что в данный момент Кузнецов его не видит. Он погрузился в воспоминания. – Знаете, иногда мне кажется, что Меланья была не самым обычным ребенком. Она как будто… – Виктор закурил, Бентон услужливо придвинул ему пепельницу, но пепел с сигареты все равно сыпался на пол, – …теряла ход времени. Еще с детства частенько приходила ко мне с вопросом: “Папа, а что уже вечер?”. Разговаривала сама с собой часто. Я все сваливал на излишнюю впечатлительность, думал она творческая натура, фантазия бурная… Ну и заигрывалась, что ли.

– Заигрывалась?

– Да… иногда делала больно своей старшей сестре. Они часто ссорились.

– Вы ничего не говорите о старшей дочери Кристине. Вы не общаетесь?

Лицо Виктора Андреевича потемнело. Он с силой вдавил сигаретный окурок в пепельницу.

– Здесь не о чем говорить, – Бентон не мог не заметить разительную перемену в поведении Виктора. Осунувшийся, еще пару минут назад беспомощный пожилой мужчина вмиг превратился в хозяина положения, в голосе зазвучали стальные нотки. – Кристина уехала учиться в другой город. Она не любит Москву.

“Интересный поворот принимает дело”, – подумал Бентон.

– Вы с ней не в ладах?

– Это имеет отношение к делу? – Виктор Андреевич встал. – Я рассказал Вам все, что мог. Мои отношения с дочерью Вас не касаются. Я могу идти?

– Да.

Пребывая в неловком замешательстве от такого внезапной трансформации отца девочки, Бентон все же не мог не задать еще один вопрос.

– Виктор Андреевич?

Бизнесмен обернулся в дверном проеме, поспешно застегивая пиджак. В свете тусклой лампы морщины на его лице приобрели рельефность, делая его совсем стариком.

– Вы сказали, что не были знакомы с отцом Андрея лично, но, получается, парня Вы видели?

– Да, она приводила его как-то раз.

– И, – вкрадчиво поинтересовался Бентон. – Вы смогли составить о нем впечатление? Неужели он не вызвал у Вас подозрений?

– Андрей Шорин не мог убить мою дочь. Не тратьте на него время. Я верю в этого парня. Он очень ее любил.

– Как Вы смогли понять это?

Виктор рассмеялся.

– Я бизнесмен. Я хорошо разбираюсь в людях, блеф я чую за версту. Особенно, если речь шла о моей дочери. У Меланьи пропал телефон, кстати. Я искал его, нигде не нашел. В первую очередь Вам необходимо выяснить, что было в нем, раз кому-то очень понадобилось его скрыть.

Он ушел, Бентон сидел в кресле, уставившись в стену, он думал и сопоставлял факты. Кристина. Та ниточка, которая приведет его к отгадке. Он знал, что должен начать с Шорина, поскольку он главный подозреваемый, но реакция отца на Кристину не выходила из его головы.

“Если бы у меня были дети, я хотя бы чуть-чуть больше бы разбирался в конфликтах отцов и детей. Не пришлось бы постоянно выкапывать из головы Тургеневскую классику”, – подумал Бентон, пребывая как обычно в скверном расположении духа. Он схватил пальто, его ожидало три мучительных часа разговора с отцом Шорина. Еще одним бизнесменом, будь они неладны.

Глава 2

Все начиналось снова. Тошнота, боль в висках, головокружение. Он как будто всплывал на поверхность, а затем какая-то сила снова утягивала его на дно. Каждый вдох отзывался болью, да и мог ли он дышать полноценно? Все указывало на то, что нос был разбит всмятку. Не было возможности пошевелиться – каждое движение отдавалось всполохами агонии. Чуть-чуть приподнимая голову, он снова и снова терял сознание.

Неизвестно было, какое время он пролежал в отключке – сутки, двое? Наверняка с ним что-то случилось, авария, или его избили. Он не понимал, где он находится. Сквозь слипшиеся от крови веки, он еле различил дорогу, скрывающуюся в густеющих сумерках, затем снова наступило облегчающее забытье.

Пять или шесть заплывов, и он очнулся – тело онемело от боли, но ноги не были сломаны, он смог на них опереться. Скорчившись в три погибели, парень встал, найдя точку опоры, точнее, использовав для этого правую руку, – левая была сильно ушиблена, ребра болели, будто они были сломаны. Он протер глаза – действительно проселочная дорога, где-то за городом. Слегка ощупав свое онемевшее лицо, парень огляделся, насколько позволяла степень свободы его шеи – кажется, кроме ребер и носа все остальное тело было в относительном порядке. Странно, но вся его одежда была в крови – с учетом того, что у него были сломаны только ребра, это вызывало вопросы. Решив для себя, что кровь хлестала из носа и уделала ему всю одежду, человек с обочины, приступил к более тщательному анализу обстановки. Нет, он решительным образом не мог вспомнить, как он сюда попал, а что еще хуже он вообще не помнил кто он. Мысли не желали складываться в прочный каркас, более того, они начинали путаться – единственное, в чем он был уверен – он видел свет от фар совсем недавно. Этот свет ослепил его, а потом удар…

Он огляделся по сторонам, рядом с ним лежал пистолет. Соседство рядом с огнестрельным оружием в этот момент повергло парня в шок. Разве он не выяснил, что его машина сбила? Оружие, валявшееся в метре от него, опровергало эту гипотезу, либо сильно усложняло ее. “Может я охотник, которого случайно сбил самосвал?”, – ход мыслей парня стал интенсивнее, вызвав очередной приступ мигрени. Он закрыл глаза. Пошарив рукой по карманам, незнакомец нашел телефон. “Давай, заводись”, – взмолился он. Смартфон пропиликал о включении, но сразу после этого, в предсмертной агонии потух, сигнализировав о бесконечно малом заряде.

“Вот блин” – подумалось жертве обстоятельств. Одно он понимал точно – он уже не в Канзасе, и похоже влип в какую-то историю.

***

Это было по-настоящему вышколенное по всем законам архитектуры здание. По долгу службы Павел часто бывал на местах следственных действий и часто сталкивался с необычными и атмосферными местами преступления – например, в прошлом году в порядке дознания они посетили богемную студию именитого веб-дизайнера, такого количества плакатов с агитационными антиправительственными призывами Павлу до сих пор видеть не приходилось. Вся квартирка была увешена красно-белыми плакатами с коммунистическими лозунгами, которые парень рисовал практически “на коленке”, обосновывая это тем, что у каждого творческого человека обязательно должно быть хобби. Но в подобных шикарных домах Павлу бывать еще не доводилось – у Шориных явно был хороший вкус на антиквариат и прочие безделицы, в которых Павел понимал как свинья в апельсинах. Гротескные, чересчур помпезные колонны, отделанные лепниной подпирали изысканный сводчатый каркас здания – это напомнило Павлу амфитеатр из книги Легенды и мифы Древней Греции, которую он до дыр затер в детстве. Он подумал с тоской, что только отделка пола входного крыльца стоила приблизительно три оклада помощника следователя.

Подойдя к порогу дома, Павел пытался угадать, действительно ли плохие предчувствия его не обманывают. Он не мог отделаться от ощущения, что дело этой Меланьи Кузнецовой с минуты на минуту примет затяжной характер. Он посмотрел на своего босса.

– Знаете, похоже, сегодня я ставить на Ваше самообладание не буду, – Павел слегка дотронулся до руки следователя, желая его приободрить. – Вы выглядите таким хмурым и раздраженным…

– То есть еще более хмурым и раздраженным, чем обычно? – слегка улыбнувшись, Бентон нажал на дверной звонок. – Совсем паршиво?

– Э-э, – Павел замялся. – Мне нужно повышение по службе, а это вопрос с подвохом и, боюсь, мой послужной список недостаточно обширен, чтобы покрыть все мои речевые ляпы…

– Тебе говорили, что в тебе погиб дипломат? – Бентон нахмурился, послышались шаги. Он успел шепнуть: – После этого дела повышение я тебе обещаю.

Открылась дверь. Ожидая увидеть лакея или швейцара, Павел уже было приосанился – все-таки в современной иерархии карьер он бы всяко опередил какого-то служку, но перед ними стоял мужчина средних лет, безо всяких сомнений, лично хозяин дома. Он внимательно смотрел на них – взгляд его голубых глаз был пытливым и умным, но они скорее сканировали пространство, не выражая никаких эмоций. Павлу показалось, что он не из тех, кого допрашивают, скорее он сам привык задавать вопросы.

– Так скоро? – удивился он. – Я позвонил на всякий случай, двадцати часов не прошло.

– Здравствуйте, я оперуполномоченный в отделе особо тяжких преступлений, мое имя Игорь Бентон, это мой стажер Павел. Мы хотели бы побеседовать по поводу Вашего сына Андрея Шорина.

– Мой сын? Но Вы говорите… он же не был убит?

– Нет, – Бентон внимательно разглядывал его. – Он дома?

– Вы что не получили мою заявку? – слегка повысил голос мужчина. – Он пропал, я не могу дозвониться ему… Телефон не отвечает, уже почти сутки.

Бентон шумно выдохнул. В голове у Павла крутилась только одна мысль – интуиция не подвела – дело будет сложнее, чем предполагалось.

– Послушайте, мы хотели бы поговорить внутри, мы можем войти?

Мужчина посторонился, но его холодный взгляд свидетельствовал о том, что гостеприимство не является его сильной чертой.

– Алексей Ростиславович, – обратился к Шорину следователь без долгих предисловий. – Ваш сын главный подозреваемый по делу об убийстве студентки – Меланьи Кузнецовой.

– Никогда не слышал этого имени, – Шорин-старший не казался ни взволнованным, ни испуганным.

– Вы никогда не слышали имени девушки, с которой последний год встречался Ваш сын?

– Он с кем-то встречался? – фыркнул отец. – Странно… учитывая, что он мне ничего не говорил. У Андрея, насколько я знаю, всегда было много девушек. Это сильно отвлекало его от учебы.

Он закурил. Все его движения были отточенными и продуманными. Он создавал впечатление человека, который любую ситуацию держит под контролем. “Как робот”, – пришло в голову Павлу.

– Итак, Вы утверждаете, что не знаете этого имени. А где был Ваш сын прошлой ночью около одиннадцати вечера, Вы тоже сказать не можете?

– Нет, я же уже сказал, – раздраженно промолвил отец Шорина. – Он пропал, вчера около восьми вечера я пытался ему позвонить – телефон не отвечал. Мы всегда ужинаем в восемь.

Павел подошел к каминной полке. На ней, слегка скособочась, стояла фотография – молодая женщина обнимала статного мужчину, без сомнений Шорина-старшего, ее глаза светились.

– Это мать Андрея?

– Да, – последовал короткий ответ.

– Вы не знаете, может быть, Андрей поехал навестить ее? Или других родственников за городом?

– Мать Андрея умерла пятнадцать лет назад, – голос Шорина становился все жестче. – И я думаю, Вы знаете об этом – наверняка навели справки, прежде чем вломиться в мой дом и устроить допрос.

– Никто не вламывался в Ваш дом, – спокойно заметил Павел. У него была прирожденная способность разряжать обстановку, и сейчас, видя, что Бентон делает над собой усилие, чтобы вести расспрос вежливо, Павел решил сыграть сольную партию. – Итак, – он присел на краешек дивана, демонстрируя полную непринужденность. – Вы, насколько я понимаю, хотите сделать заявление о пропаже сына? Здесь необходимо уладить несколько формальностей…

Павел достал блокнот, по ходу задавая основные вопросы на случай пропажи человека – рост, вес, во что был одет, как давно видели в последний раз, все, вплоть до марки сотового телефона. Это отвлекло бизнесмена, и он подробно рассказал все, что знал. Круг общения у парня был широкий, он не знал кого-нибудь, кто мог бы на данный момент предоставить информацию о местоположении Андрея. Нет, он не знает пароль и пользователя в Скайпе и Вконтакте сына, он такими вещами никогда не интересовался. Это какое-то недоразумение, что его сына в чем-то подозревают, Андрей и мухи не обидит. Все это время Бентон молча прогуливался по комнате.

– Вы давно храните оружие подобным образом? – следователь указал на стену с огромным стеклянным сейфом, в котором на всеобщее обозрение была выставлена богатая коллекция оружия, принадлежавшего без сомнений хозяину дома.

– Ключ от сейфа у меня, Андрей не имел к нему доступа. И к тому же… – тон Шорина стал холодным. – Я всегда вынимаю патроны после охоты. Мне нужны проблемы с правоохранительными органами.

– Ну что ж, – жизнерадостно сказал Павел, на пути к участку после тщательного расспроса озадаченного отца, скупо отмерявшего информацию об основных увлечениях и образе жизни сына. – Парниша был хоть куда, футболист, ловелас, хорошо учился и да, гоняли они по-синьке на убитых машинах, ну и ладно с кем ни бывает…

– Иногда мне кажется, что даже если привести слона в участок и заставить его чечетку станцевать ты не заметишь, – по-отечески пожурил его Бентон. – Пока ты составлял жизнеописания этого малолетнего раздолбая, я заметил одну важную деталь, которая, по сути, может быть решающей.

– Отец-охотник, на стене в стеклянном сейфе висят карабины и двустволки, а на крайний крючок повесил охотничий нож, которым папашка будто в спешке пытался что-то заменить? – хохотнул Павел, искренне потешаясь над изумлением Бентона. – Теряете хватку, старый пес, я уже разучил тактику отвлечения внимания в совершенстве. Во время расспроса этот ножик для меня как бельмо на глазу…

– Ты же все время в блокнот глядел!

– О-о-о, – Павел обезоруживающе поднял руки. – В первые пять минут обнаружил пропажу, пока Вы смеряли грозным взглядом бизнесмена и раздувались как индюк от переполняющих Вас эмоций…

– Ты, жук! – Бентон хлопнул его по плечу, такой жест был ему не свойственен и Павел слегка поморщился.

– Знаете, так уже не говорят, это прошлый век.

– Ладно, потом займемся грамматическим ликбезом. Отец сказал у парня не было доступа к сейфу… Сказать-то конечно сказал. Но это далеко не факт. Парень в конце концов мог умыкнуть ключ. Сейчас быстро в участок, нам надо разыскать этого младшего Шорина, пока он дел не натворил.

– Уже натворил, – сказал Павел. – Хотя знаете, создается впечатление, что парень жил в так называемой “золотой клетке”. Отец богат, но совсем ребенком не интересовался, поэтому он отрывался, как мог, может даже, чтобы привлечь его внимание…

– Сынок, домыслы – это пища для ошибок, – Бентон вставил ключ зажигания в свою припаркованную десятку, с трудом закидывая отекающие ноги на водительское сиденье. – Ты любишь сострадать убийцам, это известно, будь ты Церетели, ты бы им памятник воздвиг…

– Ага, нерукотворный. На самом деле, я просто пытаюсь мыслить как они.

– Это обычно ничем хорошим не заканчивается, – Бентон нажал на педаль, оставив после себя всколоченный след выхлопных газов.

Глава 3

– Вот это монстр! – воскликнул Павел, издали заприметив тяжеленный домкрат, которым Бентон пытался придать равновесие своей десятке. Он подошел к гаражу Бентона вовремя, но ноги следователя, торчащие из-под кузова, свидетельствовали о том, что им все же придется припоздниться на очную ставку в областной клинике. – Вы, я тут смотрю, развели бурную деятельность по реанимированию своей машины… Я уже привык ездить общественным транспортом, теперь понимаете почему?

Лысина Бентона вынырнула на свет, а вслед за ней показались и остальные части тела – Игорь был перепачкан машинным маслом и чем-то черным, о происхождении чего Павлу, не являющемуся автолюбителем и никогда не сталкивающемуся с понятием “рихтовка”, приходилось лишь догадываться.

– А-а, это, – улыбнулся Бентон, похлопывая домкрат. – Добротный, в восемьдесят шестом купил, такие сейчас уже не делают. Паскуда, спасал меня в самых сложных ситуациях.

– Вы прямо как динозавр… Наверное, Дорожный патруль не смотрите, – заулыбался Павел. – Сейчас и почище делают, ромбовидные там всякие.

– Ладно, щенок, не учи ученого. Трогаемся, – Они залезли в автомобиль и Бентон с замиранием сердца выжал сцепление. Что-то загрохотало, но десятка справилась и мягко тронулась, выезжая на проезжую часть. – Ты хочешь мне что-то сказать?

– Да нет, – Павел еле удерживался от того, чтобы не фыркнуть, глядя на испачканный лоб следователя и промасленный костюм. – Я смотрю, официоз Вам ни к чему.

– Нет времени, – хмуро обрубил Бентон. – Тебе удалось что-нибудь узнать об этом парне, которого нашли на дороге?

– У него нет документов, он не помнит кто он. Врачи говорят, что это ретроградная амнезия, такое случается в результате черепно-мозговой.

– Удалось установить причину?

– Пока выясняют, либо мальчишку избили, либо ДТП. Повреждение головы произошло при ударе об асфальт. Потерял память – говорит, ничего не помнит. Вся одежда в крови …

– То-то и оно, что он говорит…Кровь с одежды на экспертизу, подтверждение черепно-мозговой травмы. Надо его опознать. Привезти отца Шорина в поликлинику…

– Уже, – Павел горел энтузиазмом, – вызвали его уже. Врач говорит, это негативно скажется на ходе лечения, но если он у нас главный подозреваемый в деле об убийстве, то не до этических аспектов, ведь так?

Бентон угрюмо молчал. Что-то опять стучало под капотом. Может быть Павел прав иметь свое авто в Москве – это уже непозволительная роскошь? Они стояли в пробке на Кутузовском.

– Надо бы еще вызвать отца погибшей – он сказал, что видел его.

– В этом нет необходимости, я думаю, – сказал Павел. – Уж отец-то сына всегда признает?

– Лучше перестраховаться, – Бентон резко повернул, надавив на газ, как только появилась проталина в бесконечной автомобильной очереди.

– Поворотник! – завопил стажер.

– Ах, ну да, – следователь слегка смутился, но мысли его были уже где-то на другой орбите.

Парень, который потерял память – не слишком ли удачная комбинация в свете совершенного преступления? Если профессиональная чуйка его не подводила, то это дело будет особенным, во рту появился неприятный медный привкус, и Бентон сомневался, что это связано с машинным маслом.

***

– Вы не должны тревожить пациента, у него серьезные нарушения памяти. Если ему сейчас предъявить совершение убийства, это может сильно затормозить восстановление.

– Послушайте, Эдуард Дмитриевич, – Бентон уже имел дело с главврачом раньше и не сказать, что их отношения отличались теплотой. – Не горячитесь, нам просто необходимо, чтобы один человек опознал его. Я Вам даже больше скажу – если он признает в нем своего сына, то возращение памяти пойдет семимильными шагами, гарантирую.

Они стояли в залитом солнцем коридоре областной поликлиники пятьдесят шесть. Приемный покой отдавал стерильностью и чистотой, но у Игоря Бентона опять разыгралось воображение. Он представлял себе больных на каталках, их ноги, пораженные гангреной и лужи спекшейся крови, засохшей на больничных бинтах и похожей на аджику. Ему не хватало воздуха в поликлиниках. В одной из таких больниц погожим весенним утром врач, смахивающий на Эдуарда Кревцова, сообщил ему новость, которая перевернула их с женой жизнь – их малышки больше нет.

– Я дам Вам ровно пять минут. И без разговоров.

– Этого будет достаточно, – мягко промолвил Бентон. – Но если это не тот, о ком мы думаем, скорее всего, у парня рано или поздно все равно возникнут вопросы и он придет к нам. Вы же понимаете, что он стал жертвой, и скорее всего это было преднамеренно, не похоже на несчастный случай.

– Да, но сейчас он слишком слаб для расспросов. Вы обязаны найти его родственников.

– Именно этим мы и занимаемся, – Бентон поднял руку, показывая, что разговор исчерпан – к ним направлялся Шорин-старший. Его лицо было застывшей маской, он прекрасно контролировал свою мимику.

– Спасибо, что приехали, – обратился к нему Игорь.

– Я надеюсь, что Вы его нашли.

– Он поступил в поликлинику сегодня утром около семи. Парень говорит, что ничего не помнит. Доктор настаивает, чтобы процедура опознания была короткой, насколько это возможно.

Они зашли в палату – на кровати с перебинтованной головой и разбитым лицом сидел парень на вид лет двадцати или даже младше. Его ребра была забинтованы. Он был напуган – глаза напомнили Бентону, глаза жертвы, попавшейся в силки. Лицо Шорина-старшего при взгляде на парнишку не изменилось.

– Это не мой сын, – отчеканил он. Слова ударили Бентона будто тесаком – он явно не ожидал такого поворота. Бизнесмен повернулся к нему, изогнув одну бровь. – К сожалению, Вы просто отняли мое время. Оно дорого стоит.

– Прошу прощения, но это было необходимо – Бентон уже свыкся с мыслью, что в присутствии этого господина всегда будет выглядеть школьником, забывшим сменку. Они развернулись, чтобы уйти.

– Извините…– пролепетал юноша. – Но Вы уверены?

Они резко повернулись на звук его голоса.

– Абсолютно, – Шорин выглядел спокойным и отстраненным. – Мой сын выше, у него другие черты лица, и… – он замялся.– Другой голос. Хотя этот молодой человек выглядит похоже. Не будь я отцом Андрея, подумал бы, что они братья. – Он скривил губы. – Надеюсь, родители мальчика найдутся.

Холодная костистая рука схватила желудок Бентона, он ухнул вниз, такое часто с ним случалось при сильном разочаровании. Он понимал, что вероятность найти потенциального убийцу в этом несчастном мальчике была не высокой, но все же надеялся на поцелуй удачи. Хотя сейчас скорее получил от нее поджопник. Но выражение лица мальчика – Бентон был уверен, что это не простое замешательство. Его все же нужно допросить, но Эдуард Дмитриевич уже семенил беспокойными шагами мимо двери палаты. У Бентона было лишь пара секунд, чтобы повернуться к парню.

– Ты уверен, что ничего не помнишь?

Взгляд мальчишки затуманился.

– Даже имя не помню, ничего. Просто белый лист, что-то со мной произошло… – мальчик выглядел растерянным и убитым. “Навряд ли такое можно симулировать” – подумал следователь, разворачиваясь, чтобы уйти.

– Вы же выясните, что случилось? – срывающимся голосом спросил потерпевший, губы ребенка дрожали. – Я просто хочу знать правду, было ли это нападение или автокатастрофа…

– Да, разумеется. Как только ты придешь в себя, мы поговорим. Ты уверен, что ничего не нашел на месте происшествия? Ни телефона, ни документов?

Парень покачал головой, губы его сжались в тонкую линию.

– Ну что ж, отдыхай, – система сигнального оповещения следователя предупредила его о том, что последнее отрицание парня было неубедительным, но в дверном проеме палаты стоял главврач и уже открыл рот для увещевательных восклицаний.

– Все, ухожу-ухожу, – беззлобно процедил Бентон и даже попытался улыбнуться Кревцову. В общем-то, они ладили, главврач несколько раз выдавал им медицинские заключения, требующиеся в ходе особо запутанных расследований, поэтому у Бентона не было оснований раздувать пламя войны.

– Ох, знали бы Вы, Бентон, – зашипел Эдуард Дмитриевич, как только они вышли в коридор, и закрылась дверь палаты парня. – Какой вред может нанести Ваш расспрос, у парня шок, пробоина в голове почище, чем в обшивке Титаника, а я право совсем не знаю, чем ему помочь.

– Я полностью Вам его доверяю, – сказал Бентон. – Кстати, из каких средств идет восстановление этого парня?

– Из муниципальных, разумеется, у нас государственное учреждение! – Кревцов смотрел на него, будто в первый раз видел. – У нас люди получат помощь даже без медицинского полиса, в экстренных случаях.

– И светом зари Вы освещаете путь отечественной медицины, – пропел Бентон, когда главврач поспешил на очередной осмотр. Кто-то рядом фыркнул – Павел Киселев уже ознакомился с актуальными результатами по делу Кузнецовой и успел даже подсуетиться с кофе. Сейчас он протягивал чашку Бентону.

– Не узнал?

– Не-а, – Бентон отхлебнул горячий напиток. Кажется, ужасы больницы стали для него чуть-чуть дальше. – Последние новости?

– Пара ребят из управления звонили сестре погибшей, она в шоке, но ничего серьезного не сообщила. Они уже три года не общаются, про парня она не знает. Вроде неприятелей у Меланьи не было, девчонка красивая, умная и талантливая.

– Сестра?

– Нет, сестра так себе, ничего особенного, – улыбнулся Павел. – Фотки видел.

– Да нет! Сестра как себя вела? Переживала, нервничала, плакала?

– Э-э, не знаю, надо уточнить, вроде спокойно себя вела, – округлил глаза Павел. – Это важно?

– Все важно, – сказал Бентон, – надо будет мне лично с ней переговорить, когда шок пройдет. Узнай, – он указал пальцем на дверь палаты парня, – были ли заявления о пропаже человека сегодня по области: парень, на вид лет девятнадцать-двадцать, голубые глаза, рост приблизительно сто семьдесят пять, одет в черную майку и джинсы. Если, кто заявлял, срочно выведи их на мою линию связи. Кровь с рубашки уже отдали на анализ, выглядит свежей.

– Может кровь самого парня тоже взять, ну чтобы без расхождений?

– Можно, – кивнул Бентон. – Но не сейчас, потом. А то этот, – он закатил глаза. – Эдуард Дмитриевич, светило медицины, опять стенать начнет.

Они замолчали, к ним приближался отец убитой, Виктор Андреевич Кузнецов или “Лукошко”, как нежно окрестил его Бентон, выглядел взволнованным, растрепавшиеся рыжие волосы обрамляли вспотевшее лицо – было видно, что он торопился попасть в клинику. Бентон удивленно взглянул на стажера.

– Вы изъявили желание показать мальчишку отцу Кузнецовой, – салютуя, отрапортовал Павел. – Ваше желание – закон на территории сорок шестого участка, мой господин.

– Хватит паясничать, – сказал Бентон и обратился к Кузнецову. – Спасибо, м-м-м, что выделили время. Есть подозреваемый в убийстве… – он указал на дверь палаты. Виктор Андреевич рванул к двери, его губы дрожали, но Бентон его притормозил. – Парень в состоянии шока, он ничего не помнит. Видите ли, даже если это он, не совсем этично обвинять его в том, чего он не помнит. По крайней мере, пока его вина не доказана. Но Вы сможете помочь следствию, если узнаете его: просто кивните или помотайте головой, если видите этого человека впервые. Условились?

Виктор Андреевич посмотрел на следователя, в его глазах стояли слезы. Бентон даже не был уверен, что его услышали. Осторожно, будто имеет дело с опасной бойцовской породой, Бентон придерживая “Лукошко” за рукав, толкнул дверь палаты. Парень обернулся. Черты его лица были искалечены царапинами и порезами на лице, а также ушибами, но Бентон понимал, что этого человека можно узнать, если ты его видел минимум пару раз. Но Виктор Андреевич помотал головой.

– Это не он, – из него как будто вышел воздух, плечи ссутулились и он выглядел снова поникшим. – Я знаю того парня, этот другой. Это не он застрелил мою девочку. По крайней мере, это точно не Андрей Шорин.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Это не тот мальчишка, тот был ниже ростом. И черты лица другие. Хотя похож, как будто…

– Братья, – Бентон провел ладонью по лицу. Не тот. Теперь это точно, у отца Кузнецовой не было ни малейшего повода врать – девчонке раздробили череп и если бы этот урод сейчас сидел бы напротив Виктора Андреевича, то он бы миллион раз пожалел, что выжил в происшествии прошлой ночи, чем бы оно не являлось.

Парень изумленно глядел на следователя и отца погибшей.

– Скажите, что со мной случилось? – он попытался привстать. – В чем меня обвиняют?

– Не надо, лежите, я Вас прошу, – Бентон кинулся к парню и попытался его водрузить на кровать, но парень вцепился в его рукав.

– Прошу, – он смотрел на него умоляюще, – скажите мне за кого меня приняли, я ничего не помню, найдите хоть какое-то объяснение, прошу Вас…

– К тебе обязательно приедет полиция, буквально через два-три часа – они обо всем расспросят, включая место преступления, возьмут необходимый анализ крови, я обещаю. Просто этот участок вне моей юрисдикции, – Бентон извиняющее хлопнул парня по плечу. – Я по особо тяжким, приятель, а тебе надо отдохнуть, твой врач прав.

– Ты его не видел, – двадцать минут спустя после того, как Виктор Андреевич попрощался с ними, Бентон и Павел спустились на стоянку, где следователь с наслаждением закурил. – Так невозможно симулировать. Парень напуган, это видно. Он действительно не помнит ничего. Черт, я думал, такое только в фильмах бывает!

– Я читал, что это из-за того, что определенный участок мозга повреждается, – Павел не курил, потягивал молочный коктейль. – А потом, он может восстановиться, потому что по структуре мозг как червяк, может зарастить этот участок новым эпителием или как-то так.

– Давай Богу Богово, а кесарю кесарево, – Бентон улыбнулся. – Оставь медицинские заключения экспертам, они в этом больше понимают. А у нас пока не густо, – на небе собирались тучи. Бентон нахмурился – Надо, наверное, с сестрой девочки поговорить, она же вроде в Москву вернулась, ты говоришь?

– Ага. Что двинем в участок?

Бентон ничего не ответил. Только сейчас мысль, что донимала его во время визита в палату к парню, окончательно оформилась.

– Эге, отец Андрея сказал, что его сын выше, чем этот мальчик.

– И?

– А Лу.. Виктор Андреевич наоборот заявил, что Андрей Шорин был ниже ростом. Показания не сходятся.

– Так он же сидел? Как же можно понять выше или ниже? Память штука ненадежная… Главное, что и тот и другой не признали в нем Андрея Шорина, а это уже хорошо. Мальчишке и так досталось, по ходу его избили и ограбили.

– Да, – Бентон пребывал в своих мыслях, – кажется, дело с мальчишкой обернется очередным висяком.

– А нам какая печаль? Наше дело раскрыть убийство, а этим пусть местные занимаются. Сейчас к сестренке съездим, она хоть и не так горяча, как Меланья, но тоже ничего. В свете последних событий, времени на личную жизнь у меня ой, как мало, ценю моменты общения с противоположным полом.

– Тебе нужно жениться.

– Чтобы меня дома сутками не было? Ну, уж нет, тем более, пока Вы моя служебная пассия. Вдруг взревнуете, – Павел высунул язык.

– Фу, Киселев, прибереги природное обаяние для сестры. Нам нужны ценные сведения, что-то мне подсказывает, что она может знать даже больше, чем то, на что мы рассчитываем.

Глава 4

Как только за следователем и взвинченным стариком закрылась дверь парень (или молодой мужчина) опустился обратно на подушки. Он знал теперь, что такое чувствовать себя животным, угодившим в капкан. Они устроили ему смотрины, а он ничего не мог сделать – просто сидел на кровати, контуженный осознанием, что вся его жизнь до аварии (или ограбления) была нагло похищена и скрыта от него черной пеленой забвения. Это было тяжело перенести.

Он прекрасно помнил, как добрался до поликлиники – его подвез какой-то малый-дальнобойщик, всю дорогу до города по лесной зоне он трепался про пробки Москвы, про то, что все никак не построят объездную дорогу, и куда уходят его налоги. А скоро и въезд в город ограничат.

– Только по тикерам, – вещал водитель, смоля папиросой прямо в кабине. – Захотел ты проехаться в пределах МКАДа – плати, ну, знаешь, как эта система с аэропортами, за время пребывания…

Он взглянул на парня, избитого и уставшего. “У него, наверное, и почки отбиты, – подумал водитель. – Где же его так покорежило?”.

– Хей, тебя избили что ли?

Парень не ответил. Только поморщился, пытаясь придать своему непослушному телу более удобное положение. Через пару минут он выдал в никуда.

– По-моему это нормальная система, – его взгляд был затуманенным, но голос звучал жестко. – Меньше пробок, больше чистого воздуха.

Водитель зло зыркнул на парня и, выбросив окурок в окно, притулился к обочине.

– Все, приехали. Клиника. Дальше не повезу без денег. Да и, судя по твоему виду, мы по адресу.

– Благодарю.

Парень вылез. У него в голове был туман, но он отчетливо понимал, что нужно дальше делать. Оглядевшись по сторонам, он проследовал до дерева, стоявшего в небольшом дворе при поликлинике. В дупло дерева он сложил телефон. Пистолет он предусмотрительно оставил там же за городом – мало ли в какую передрягу он попал? По всей видимости, его пытались убить, а значит, оружие должно оставаться там же, где оно и лежало. На всякий случай он тщательно протер пистолет от отпечатков и пнул его ногой в кусты. Водитель не стал спрашивать про его окровавленную одежду, но что-то подсказывало парню, что заявляться в больницу в таком виде не стоит, а так как переодеться он здесь не сможет, имеет смысл хотя бы избавиться от телефона. Пока он сам во всем не разберется, лучше не привлекать к себе излишнего внимания.

Врач отнесся к нему с пониманием, когда юноша поведал ему о своих злоключениях.

– Я так понимаю, Ваше состояние далеко от нормы, – врач внимательно осматривал ушибы и ссадины, в большом количестве присутствующие на висках и скулах лица пострадавшего, – будто битое стекло… Вам повезло, что Вы в сознании и доехали до клиники. Мы сделаем все, что нужно, промоем раны, сделаем рентген, чтобы диагностировать сотрясение мозга…

– Доктор, у меня амнезия?

Врач, а это был Эдуард Дмитриевич Кревцов, посмотрел на него. Ему не часто приходилось сталкиваться с полной потерей памяти. Он считал, что преимущественно этим должны заниматься психотерапевты, поэтому в медицинском заключении для жертв аварий и случаев амнезии писал одно и то же – подлежит терапевтическому осмотру с дальнейшим курсом психотерапии. Чаще всего курс включал в себя три-четыре визита в психлечебницу, пропахшую мочой и медикаментами, бессмысленное плутание по коридорам памяти в присутствии отстраненного и холодного выпускника психотерапевтического отделения, приемы которого не отличались изобретательностью. Одно и то же погружение в гипнотический сон с последующим редким просветлением не способны были восстановить память. Сам Эдуард Дмитриевич больше верил в шаманский гипноз, нежели в практики психотерапевта, но ему не хотелось расстраивать парня. У него было странное чувство, будто он не случайно пострадал недалеко от больницы. Будто сам Кревцов должен нести за него ответственность.

– Ко мне вернется память? Почему я помню, что такое амнезия? Другие термины? Знаю про правила этой игры, – он указал на экран старенького телевизора, стоявшего в коридоре приемного покоя, пока они шли из перевязочной в кабинет Кревцова. В эфире шел пятый за сезон матч Чемпионата Европы по футболу, играли португальцы и шведы. – Я знаю правила этой игры! – голос парня повысил тональность. Он как зачарованный уставился на экран. – Мне кажется у парней в желтых майках больше шансов, они технично играют… Почему я это знаю, а свое имя я не помню?

– Я бы не сбрасывал португальцев со счетов, и та и другая довольно сильные команды, – дружелюбно сказал врач, с любопытством глядя на юношу. Он пригласил парня в свой кабинет. – Вам лучше присесть, у Вас действительно очень нехорошая ситуация, три сотрясения, одна из лобных долей повреждена, видимо Вы ударились при падении. Вам нужно много отдыхать, и я поражен тем, как Вы сейчас активны…

– Я чувствую себя нормально, лицо болит и голова тоже, но это только от осознания, что я ничего не помню, – он закрыл лицо руками. – Скажите, почему память так избирательна? Я не помню ничего, что бы непосредственно связывало меня с моей жизнью?

– У памяти сложная структура. Ваш мозг хранит память в особых областях – какие-то находятся внутри, в теменной доле, они отвечают за Ваши навыки и инстинкты, за базовые воспоминания – они помогают Вам ориентироваться в мире. А то, что на поверхности мозга уже непосредственно имеет отношение к Вашей жизни, имена родных, адрес, Ваши увлечения, вся информация, которую Вы наработали за жизнь. Дело в том, что при ударе головой Вы повредили верхнюю часть мозга – информация и память никуда не делась – она там, но, к сожалению, связей с ней нет, доступ к памяти закрыт. Иногда такое происходит по эмоциональным причинам, человек просто не хочет помнить некоторых вещей – ведь все наши воспоминания имеют эмоциональную основу. В случае сильного потрясения человек может забыть травмирующие события, в таких ситуациях обращаются к психотерапевту, – Кревцов нахмурился, разглядывая снимки, полученные на томографе, – но я думаю это не Ваш случай. На лицо очевидное повреждение лобных долей, оно скорее механическое. В анамнезе у Вас не так много данных о том, какой образ жизни Вы вели до этого, но экспресс-анализ крови показал, что Вы вполне здоровы. В Вашем случае восстановление памяти возможно, но не сразу и только частично.

Кревцов видел, как вытянулось лицо парня при этих словах, в его глазах заблестели слезы, – и у врача сжалось сердце.

– Послушайте, проблема восстановления памяти плохо изучена. Я не буду браться диагностировать ретроградную амнезию без предварительного заключения психотерапевта. Нужно провести специальный тест, тогда мы сможем выяснить природу Вашей амнезии, если она основана на эмоциональном потрясении, то с ней можно работать.

– Но Вы сказали, мозг поврежден.

– Да, – Кревцов вздохнул, – здесь я не могу Вас обнадежить. Нам бы пообщаться с тем, кого Вы бы наверняка узнали – родителей, сестру или друзей. Тогда дело могло принять бы совсем другой оборот.

Спустя полчаса Кревцов позвонил в полицию и дал ориентировку на юношу. А через сорок минут в поликлинику приехал участковый следователь – и это стало проблемой для Кревцова. Он не думал о том, что этот парень способен на убийство, хотя обстоятельства происшествий перед его амнезией оставались тайной. Но он знал, что парень потерял память и не мог притворяться перед Бентоном и двумя свидетелями. Не в этой ситуации. Тем более, несмотря на то, что парень крепился, врач видел, что во время допроса он сильно измотан. Поэтому у него отлегло от сердца, когда двое очевидцев опровергли подозрения следователя. “И правильно, – думал он с облегчением, когда полицейская машина скрылась в мареве летнего утра, в капоте у нее что-то грохотало. – Лучше съезди в автосервис, старина Бентон, чем рыскать по моей больнице в поисках убийц ”. Он с тоской посмотрел на часы – семь утра, а переживаний он натерпелся уже на весь день вперед, а ведь ему еще предстоит принимать. Иногда он завидовал, отчаянным кофеманам – ему в свете повышенного давления кофе был противопоказан.

***

Допрос следователя и визит двоих мужчин к нему в палату лишь подтвердили его заключения о том, что он замешан в какой-то странной истории. Хотя свидетели его не узнали, он все же опасался этого следователя. Какой-то взгляд у него был … как у ищейки, пронизывал, казалось лучше рентгена. Ищейка? Откуда он знает, как смотрит ищейка? У него дома была собака? Он ничего не мог сказать, он был даже не уверен, что у него есть дом. “Это устойчивое выражение, олух, – одернул он себя. – Наверняка я где-то это читал”. Но в голове у него не укладывалось, как можно помнить литературные обороты, и забыть, например, свой первый секс.

Парень уныло крутил набалдашник своей кровати, пока в палате никого не было, но это была не одиночка. Кревцов позаботился о том, чтобы парню досталась незаселенная комната, и он смог хорошенько выспаться, но и вправду, кто же будет ему тут пятизвездочные условия создавать? Наверняка, кого-то заселят. Это мысль внушила ему страх. Он не хотел говорить с людьми, не хотел признаваться в том, что он человек, который живет первый день – без паспорта, без имени, без прошлого. Он не мог сказать, религиозен ли он, но сейчас самое время молиться, чтобы хоть что-то вспомнить. Тем более заснуть он все равно не мог. Он закрыл глаза.

Тут его осенило – может это удача? Может его жизнь была ужасной, а теперь он может все изменить? Начать с чистого листа? В одном он был уверен – он хороший человек, и он никого не убивал. Ему было не по себе, когда он держал в руках этот ствол, от вида крови на одежде его замутило. Это какая-то ошибка. Но если он ни в чем не замешан, почему он так и не сказал следователю о том, что видел? Он не сказал про оружие и про телефон… Телефон! Ему срочно необходимо его достать и зарядить. Только это прольет хоть какой-то свет на то, кто он. Ему нужно дождаться соседа. Попросить у него зарядку, он помнил, какой был разъем. Но единственное – нельзя спалиться.

После получасовых шатаний в больничном сквере (каждый раз он содрогался от мысли, что Кревцов мягко положит руку ему на плечо, пока он шарит в стволах деревьев), парень наконец-то набрел на дерево, отдаленно напоминавшее ему то, в котором он устроил тайник. Это был раскидистый дуб, единственный, в котором герою посчастливилось обнаружить дупло. Он сунул руку и у него вырвался вздох облегчения – телефон все еще был на месте. Немного поколебавшись, и тщательно протерев ружье полой рубахи, он оставил его в стволе дерева – ему некуда было его перепрятать, а привлекать внимания он не хотел. Телефон все еще пиликал о недостаточном заряде. Вернувшись в комнату, он обнаружил на соседней кровати угрюмого мужчину с перебинтованной головой.

– Простите, у Вас может, будет зарядник для такого телефона? – он протянул руку с телефоном хмурому мужчине, который ел скудную больничную похлебку. Тот посмотрел на него настороженно – для парня это было рискованное мероприятие – он не знал, сдаст его здоровяк или нет, если вдруг у Кревцова возникнут вопросы. Он быстро добавил: – Травма головы? Очень надеюсь, Вас скоро выпишут, выглядите Вы просто прекрасно…

– Гэлакси? – грубо оборвал его мужик. – Посмотри у меня на тумбочке, тут же стандартный разъем.

– Премного Вам благодарен, – парень, было, выдвинул предположение о том, что учтивость поистине творит чудеса, но собеседник уже отвернулся к стене, глухо бормоча что-то о покое.

Зарядное устройство сработало, телефон пикнул и сообщил, о том, что начал заряжаться. Парень включил телефон – на аватарке два пингвина, ничего особенного. Ему было интересно, он сам поставил этот фоновый рисунок или это было по умолчанию? И тут же начал пролистывать сообщения – их было немного.

Первое от банка – сообщало о том, что с карты номер ***4596 было снято две тысячи рублей, адрес банкомата, который ему ни о чем не говорил. Следующее входящее сообщение “Никуда не выходи, я уже еду, не открывай дверь никому!”, абонентский номер высветился как отправитель, но имя не было забито в телефонную книгу. Еще одно входящее с того же номера – “Ты уверена? Кто она?”.

УВЕРЕНА. Что-то в этом есть неправильное. Телефон не его? Еще два входящих сообщения об услугах банка, одно напоминание о каком-то семинаре по социологии от Марии (студент? был ли он студентом?). Лихорадочно соображая, парень открыл папку исходящих. Следующее сообщение и тут его окатило будто из ушата – исходящее смс на тот же номер: “Мне кажется, Андрей хочет меня убить, я не уверена, по-моему, есть еще одна, позвони, пожалуйста, побыстрее”.

Словно чей-то поток сознания – владелица телефона девушка? Еще одно сообщение “Кирилл, я очень тебя жду, мне страшно, кажется, я кого-то видела из окна, ты не отвечаешь, позвони”. Он посмотрел даты, переписка состоялась пятого июня около девяти вечера. Затем поднял глаза на календарь, сегодня уже вечер шестого числа, то есть они переписывались вчера.

В голове у него зашумело. Андрей… И отец этого парня не признал в нем какого-то Андрея. Он понимал теперь, что телефон не принадлежал ему, а принадлежал девушке, скорее всего жертве убийства. Как сказал этот следователь? “Я по особо тяжким” – это было расследование убийства! Но ведь он не мог никого убить. Эта тупая мысль постоянно всплывала в его разгоряченном мозгу – нет, его не узнали, а следователь приводил двоих, отца подозреваемого и еще кого-то, наверное, отца девушки. Отец девушки сказал “Мою дочь застрелили…” Получается, он имел отношение к этому убийству, ведь у него на одежде кровь, у него телефон этой девушки! Кровь на одежде будут анализировать на экспертизе. Если они обнаружат, что это кровь девушки, ему уже никак нельзя будет оправдаться. Но он никого не убивал, он не помнил даже, как его зовут, как его можно судить, он как растение! Нет, наверняка следователь поймет, что он не виновен, ведь его не опознали. Но оружие? Телефон девушки? Кровь на одежде? Кто ему поверит? Все говорило против него.

“Нет, нет, нет, это какая-то бессмыслица”, – твердил он про себя, перебирая иконки на смартфоне, калькулятор, голосовые сообщения… Вот он – список контактов, исходящие вызовы! Он прокрутил ленту в начало – самый недавний звонок все на тот же номер, девушка звонила этому Кириллу, а потом… чуть раньше (сердце у него дрогнуло): звонки Андрею.

Еще пролистав ленту, он пришел к выводу, что номеров очень много – чаще других повторялись номера Андрея, какой-то Нади, папы, Кристины, и вот этот непонятный номер, вероятно принадлежавший Кириллу, но она его не забила в телефонную книгу. Парня снова замутило – может Кирилл это он и есть? Может он все-таки приехал… Забрал ее телефон и убил? Тогда почему все ищут Андрея, и она сама пишет про Андрея? Ладно, допустим, он никого не убивал, чья же кровь на футболке и штанах, и ее много? Что с его лицом, почему оно все обезображено, в порезах и распухло?

Он взглянул в зеркало – его бы и мама родная не узнала за этой россыпью увечий, удивительно, как он вообще остался в живых? Врач перебинтовал ему грудную клетку, диагностировали перелом ребра, и каждый вдох отзывался мучительной болью, сейчас бы выспаться… Но парень боялся заснуть – во время отдыха к нему в палату мог снова зайти врач или следователь, и обнаружить телефон, предусмотрительно спрятанный под подушку. Они отдали одежду на экспертизу… С ужасом представляя, как Бентон заходит в его палату, выяснить еще кое-что, например, то, почему это группа крови на его футболке совпадает с группой крови погибшей девушки, парень опустил голову на подушку. А если приедут эти полицейские, про которых говорил Бентон, те, что по исчезновениям…

Сейчас он жалел, что был настолько недальновидным и оставил на себе окровавленную одежду, о чем он только думал? У него, несмотря на бардак в голове, совсем не было желания посвящать Бентона в детали телефонной переписки, которую он только что прочитал. Да, вероятно это помогло бы восстановить картину, но какой ценой? Нет, уж лучше он подождет результатов экспертизы – хуже уже все равно не могло быть.

Остается небольшая надежда на то, что он не при чем, уж отец-то узнал бы его, если бы он был Андреем? А вдруг все-таки это Кирилл убил девушку и скоро до следователя это дойдет? Поопрашивает друзей-подруг убитой, Лену эту или Кристину, а они припомнят, что к ней ночью собирался парень по имени Кирилл, и не такое ведь бывает? Тогда, ищейка Бентон с энтузиазмом снова возьмется за поиск следа, далеко идти ему не придется, ведь возможно Кирилл прямо здесь в поликлинике, неопознанный амнезирующий объект. И тогда, у следователя наконец-то сложится паззл – пройдет максимум два часа, и он будет арестован, Бентон получит прибавку к жалованью, новую звездочку на погоны или что там у них cвидетельствует о повышении звания…

“Вот это бесславный конец, быть обвиненным в том, чего я даже не помню”, – усмешка появилась у парня на губах. Это было странно, но за всеми этими тревогами и волнениями, он даже не заметил, насколько он вымотан. Глаза закрылись, и он провалился в сон, в голове вдогонку возникла пофигистическая мысль – даже если его придут арестовывать, к тому моменту он хотя бы успеет выспаться.

Глава 5

Пробившийся сквозь жалюзи муниципальной клиники пятьдесят шесть луч солнца осветил разбитое лицо молодого человека, он открыл глаза. Поразительно, как это он вчера не заметил, насколько у него все болит – тело жгло от порезов и ушибов, голова казалось, стала доменной печью, в которой плавился его мозг. Он застонал.

– Проснулись? – мужчина с кровати напротив с улыбкой отложил газету. Если бы у парня остались хоть какие-то воспоминания о вчерашнем дне, он бы поразился перемене, которая произошла с хмурым соседом по палате – он перевоплотился в приятного и общительного человека средних лет, с любопытством рассматривающим парня. Но тот ничего не помнил.

– Где я?

– Вы в поликлинике, вчера Вы попросили у меня зарядник для телефона. Кажется, у Вас андроид.

– А-а-а, – на парня, будто приливная волна, начали накатывать воспоминания. Как в ходе реверсивной хроники он начал цеплять последние события за предыдущие – сообщения с именами Кирилл, Андрей, Кристина, затем зарядник, он спускается в больничный сквер, достает телефон, пистолет… Пистолет! Следователь со странной фамилией…

Парень с испугом заозирался по сторонам – не пришли ли его арестовывать? Он вроде подозреваемый в совершении убийства. Но кажется все спокойно – за окном щебетали щеглы, мужчина приветливо разглядывал его, постукивая незабинтованной ногой по больничному кафелю.

– Что с Вами случилось? – спросил парень. Казалось, это было даже важнее, чем его плачевное состояние.

Вместо ответа мужчина протянул ему руку для приветствия.

– Владимир, также жертва уличной разборки, – представился он. – Гопота отделала меня за то, что вступился за старика, героя Войны. Сломали ногу, по черепушке съездили пару раз, – он хмыкнул. – Ну и я немного их приложил. Один из них думаю сейчас в реанимации.

– Сколько их было?

– Трое. Совсем сосунки, лет по девятнадцать-двадцать.

Парень озадаченно на него уставился. Какое–то странное совпадение… И он тут оказался вроде как избитым непонятно кем. Глядя на его замешательство, Владимир расхохотался.

– Да не боись, тебя там не было. Я их хорошо разглядел, дело днем было, подонки совсем берега попутали, пришлось влепить им пару раз от души, как говорится, от широкой, – он внимательно изучал лицо парня. – А ты вроде амнезией страдаешь?

– Да, – с облегчением выдавил парень. – Даже имени вспомнить не могу. Только вот телефон, – он достал из-под подушки мобильник. – С собой был. Пытаюсь восстановить хронологию событий.

– Может ты тоже этой компании попался только пораньше? – предположил Владимир. – Хотя по Москве сейчас столько швали обретается, поди всех пересажай!

Он немного помолчал. Затем уже мягче:

– Cлушай, да не убивайся ты так, вернется к тебе память твоя. Мне вот врач вчера сказал, что у меня черепно-мозговая, а сегодня повторное узи выявило просто сотрясение… Они сами по сто диагнозов ставят, чтоб наверняка, потом в отказ уходят, мол, не говорили такого…

– Да, – парень попытался улыбнуться. – Спасибо.

– Эх ты, горемычный, – Владимир снова занялся газетой.

Его простоватая речь успокоила парня. Он проникся необъяснимым чувством доверия к этому мужчине.

– Вы не могли бы пока не говорить врачу о том, что у меня телефон? Видите ли, я так понимаю, – он нахмурил лоб, но память услужливо и на удивление быстро сама подсказала ему имя. – Эдуард Дмитриевич против того, чтобы я подвергал себя стрессу, а я хочу сам во всем разобраться, понимаете?

– Конечно, это ж не по-мужски друг друга сдавать, – хлопнул ладонью по кровати Владимир. – Я болтать этому шакалу с его диагнозами тоже не особливо не буду, пущай думает, что я в пьяной потасовке участвовал, а не за дедулю вступился. Так оно проще, не кичиться своими заслугами, – он нахмурился и смерил дверь палаты суровым взглядом. – А ты, кстати, вчера копошился в телефоне, что-нибудь выведал?

– Нет, – покачал головой парень, эсэмесок слишком мало, будто стерты все…

– Так, а ты в интернет выйди, у меня старший все время на своем андроиде в этом… как его… контакте зависает. Там и профиль есть с фотографиями, именем, ежели забыл, -сразу вспомнишь.

Парень поднял на него глаза. Да, ведь можно посмотреть в интернете, есть же социальная сеть.

– Контакт? – он быстро щелкал тачпадом по панели. Закрадывалось подозрение, что действие это он совершал неоднократно – пальцы будто знали, как работать с Google. Он нашел Вконтакте довольно быстро и зашел на страницу – для этого не потребовалось логинов и паролей, все было настроено по умолчанию. С аватарки на него смотрела потрясающей красоты девушка – Меланья Кузнецова.

Родилась пятого февраля. Год не указан. Рыжая и смеющаяся, она смотрела на него с фото, сделанного явно где-то заграницей. Веснушчатая нимфа невиданной красоты сидела на берегу моря или океана, голубая лазурная вода плескалась на заднем фоне. Город Москва, друзей сто двадцать семь.

В основном на стене красовались цитаты известных ученых, философов, статьи про технические новшества, посты в поддержку детей с прогрессирующими заболеваниями, несколько постов посвященных загрязнению окружающей среды, ссылки на интересные для Меланьи группы и концерты. Все это создавало картину обычной девушки, которая особо не грузилась по поводу контента, который она выкладывает, и вела страничку только из соображений собственного удобства.

Видимо, она, не особо заморачиваясь на количестве друзей и подписчиков, не стремилась сделать себе рекламу. Но парень все еще не мог отвести от нее взгляд, Боже до чего же она красива.

Он щелкнул на фото – рядом значился тег: # отдыхаем# Хорватия# неизъезженные места#. Комментариев было немного, в основном одобрительно-восхищенных. Он начал перелистывать фото… Все та же девушка с потрясающей улыбкой в разных нарядах, в сквере, лесу, на выставке изобретений, дома перед зеркалом, селфи… Фото с парнем. Он остановился. С фотографии на него смотрел парень, холодок пробежал у него по коже. “Это мог бы быть я”, – сумасшедшая мысль мелькнула у него в мозгу. Он не видел свое лицо без бинтовой повязки, не мог воспринять его целостно, ему показалось, что парень с фотографии действительно похож на него, но все же это другой человек. Подпись к фотографии – # наконец-то вдвоем# Андрей, не выпендривайся# я твоя самая#. Парень и девушка на фотографии выглядели счастливыми, но оценить фигуру и рост Андрея не представлялось возможным – фото было сделано в виде селфи…

Ругнувшись про себя, парень прокрутил остальную подборку аватарок, но больше парня с фото он нигде не нашел. Информации о нем на странице тоже не было. Но стало очевидно – он замешан в этом во всем и даже если он не Андрей, ему в любом случае, есть что выяснить у этих двоих.

Он лихорадочно стал перебирать всех друзей девушки. Андрей, Андрей…

Наконец он нашел его – Андрей Шорин, дата рождения – семнадцатое октября тысяча девятьсот девяносто седьмого года, город Москва. У Андрея было много фотографий. Он не был тихим отличником – тусовки, кальяны, фотографии напротив красивых машин, фото с Меланьей… “Навряд ли такие люди пишут мемуары”, – устало подумал парень. Все указывало на то, что Андрей Шорин был поверхностным, эгоистичным и тщеславным студентом, не имеющим даже представления о слове верность. Почти на всех его фотографиях присутствовали другие девушки, а даты стояли недавние.

“Как такая красивая и образованная девушка могла встречаться с таким подонком?” – парень откинулся на подушки. Он порылся в сообщениях Меланьи Вконтакте, но в отличие от телефонных, там не содержалось мало-мальски полезной информации. Видимо, девушка очень тщательно следила за перепиской в социальных сетях.

Чистая и свежая больничная рубашка, которую заботливо принесла ему с утра медсестра, обнажила бинты, которыми залатали его треснувшие ребра. Парень лежал в прострации – ему просто необходимо было понять, что произошло с Меланьей и почему у него ее телефон.

– Ты почему ничего не ешь?

Голос Владимира вернул его к реальности. Им принесли обед, но парень даже не заметил этого.

– Послушайте, – парень указал на газету, которая сейчас валялась прочитанная на подушке Владимира, пока он расправлялся с вареной курицей и перловой кашей. – Она свежая? Можно мне посмотреть?

– Конечно, – Владимир немного озадаченно протянул ему газету. – Хочешь посмотреть, не разыскивают ли тебя?

– Угу, – сумрачно согласился парень, едва слушая, и раскрыл сразу раздел “Происшествия”. Он искал хоть одно упоминание имени Меланья. Затем он пролистал до конца и наткнулся на некролог… И тут его сердце ухнуло в бездну, на пятой строчке – значилось – пятого июня две тысячи восемнадцатого года ушла из жизни студентка второго курса Меланья Кузнецова, ей было всего двадцать лет. Похороны пройдут на Ваганьковском кладбище, восьмого июня в четыре часа дня. Ни фотографии, ни упоминания о том, что произошло убийство.

Парень вернул газету, мысли в его голове бились, словно птицы в клетке.

Он никак не мог связать одно с другим, почему у него оказался телефон, но ни отец погибшей, ни отец подозреваемого не признали в нем убийцу? И был ли Андрей Шорин действительно убийцей, или Меланью застрелил кто-то другой? Он порылся в новостной ленте в Google, это действительно давалось ему с легкостью, будто он уже много раз проделывал нечто подобное. Забив в строке поиска “Меланья Кузнецова” он наткнулся на кричащий заголовок “Убита дочь бизнесмена Виктора Кузнецова”.

“Пятого июня вечером был обнаружен труп двадцатилетней студентки Меланьи Кузнецовой, дочери успешного предпринимателя Виктора Кузнецова. Меланья Кузнецова была застрелена в своей квартире на Ухтомской улице. На месте происшествия идет следственная экспертиза. По подозрению в убийстве, разыскивается молодой человек Кузнецовой – Андрей Шорин. Если у кого-то есть информация о местонахождении подозреваемого просьба сообщить в участок”.

Странно, но заметка в интернете немного успокоили парня. Если бы он был Андреем Шориным, сейчас бы все силы были брошены на его задержание и допрос, Бентон наверняка бы начал подозревать, что потеря памяти лишь симуляция (хотя при всей горькой иронии он действительно ничего не помнил), а обстоятельства его травм были бы тщательно исследованы. Но так как никому до него не было дела, значит, отцы привели железобетонный довод в пользу того, что парень не Шорин. Следовательно, они и сами в это верили – как он мог сомневаться в их честности? Вариант с тем, что он Шорин отпадает.

Правда, никто из них не знал про телефон и оружие, которым наверняка и застрелили Меланью, никто даже не представлял, насколько глубоко он увяз в этой истории. Предварительные выводы были для парня неутешительны – в лучшем случае, он посторонний человек, который каким-то образом наткнулся на труп девушки и забрал с места преступления пистолет. А потом он каким-то образом потерял память. Случайность? Да, такое бывает. Но это выглядело настолько неправдоподобным, что даже простодушный Владимир бы не поверил. Тогда что? Одно он знал точно – он не Андрей. Не мог он быть человеком, который безжалостно пристрелил бы одну из самых красивых девушек, которую когда-либо видел. Хотя кто его знает, сколько красивых девушек он видел до этого?

Снедаемый грустными размышлениями, парень спрятал телефон в карман, приветливо подмигнул Владимиру, и вышел из палаты. Ему было необходимо покинуть клинику до того, как приедут обещанные Бентоном эксперты по поиску людей. Он прекрасно понимал, что во всей этой истории слишком много белых пятен, а он сам уже знает про свои злоключения больше, чем какой-бы то ни было следователь (благодаря истории с телефоном). Парень также подозревал, что поделиться своими наблюдениями он ни с кем не может, и дальнейшие причинно-следственные связи ему придется устанавливать самому.

К тому же не лишним будет уйти до того, как эксперты сделают свой анализ и определят происхождение крови. Да, кровь может быть чья угодно. В том числе и человека, совершенно не замешанного во всех этих хитросплетениях криминальной истории. Ведь он вполне мог оказаться ни при чем, а кровь будет его собственной. Но лучше перестраховаться. Парень понимал, что если на его одежде кровь Меланьи или Шорина, тогда к нему возникнет куча вопросов, а его и след простыл… Это вызовет подозрения, но это была необходимая мера. Рано или поздно ему придется бежать.

К тому же ему очень не понравился взгляд этого Бентона. Да, может он вел себя с ним по-отечески, и даже жалел парня с амнезией, но что-то ему подсказывало, что Бентон так просто его не оставит. Он подумал, что возможно за ним установлено наблюдение, либо оно планируется в ближайшее время. Для такого искушенного следователя, подсказывала ему интуиция, простое оправдание даже двумя свидетелями не знаменует конец подозрений. Бентон наверняка не оставит его в покое.

Парень был уверен, что слишком часто Андрей Шорин всплывал в его жизни за последние сутки – даже если он не Андрей, ему не давали покоя смс, которые Меланья строчила непосредственно перед смертью. Ему необходимо было попасть на похороны девушки – только там он сможет сделать выводы о своей причастности – непричастности. Да, с переломанным ребрами и носом, синяками под глазами, забинтованной головой, он будет приметным в любом месте… Но парень решил сразу идти ва-банк. Если он – убийца Андрей Шорин, его все равно узнают, тогда не придется гадать больше, есть ли его вина в происшедшем. Он сядет в тюрьму и понесет заслуженное наказание – ведь так и нужно поступать с убийцами. Однако, что-то подсказывало ему, что он вполне может остаться неузнанным. А его задача лишь смотреть и слушать, что говорят окружающие…

Поняв, что ему не нужно благословение Кревцова на то, чтобы просто вырваться из стационара, ведь он один раз уже осуществил побег в поисках телефона, парень решил действовать в одиночку. Да и искушать судьбу, спрашивая разрешения у старого доктора, он не имел никакого желания. Поспешно преодолев несколько лестничных пролетов, он вмиг оказался на парадном крыльце клиники. Прохладный утренний воздух взвил полы его больничной рубахи. Оценив свое неприглядное одеяние, парень понял, что с собой у него только сотовый телефон, который никто не должен увидеть, испачканные туфли и одежда, которая сразу его выдаст. Даже бинты на голове так сильно не бросались в глаза как больничный халат. Он понял, что выход только один.

Когда он вернулся в палату, Владимир еще не успел доесть завтрак.

– Послушайте, – улыбнулся парень. – Кажется, есть одна зацепка, как я могу найти своих близких. Но мне совершенно нечего одеть, а в этой форме я слишком сильно бросаюсь в глаза. Вы не могли бы одолжить мне хотя бы какие-то из своих вещей, может старый спортивный костюм или что-то такое? Я обязательно все верну, если Вы оставите мне свои контакты.

Владимир удивленно поднял глаза.

– Ты уходишь? Подожди-ка, – он порылся в спортивной сумке, стоящей в изножье кровати. Вытянул оттуда треники и водолазку. – На, возьми. Погода теплая, пока, наверное, этого будет достаточно. Но что мне сказать врачу?

– Скажите, что ничего не знаете. Скажите, что я попросил одежду переодеться и ушел, – парень умоляюще смотрел на Владимира.– Спасибо, я все верну.

– Можешь не возвращать это старье, дочь новые шмотки купит, – сказал Владимир.

Он оставил парню свой номер.

– Удачи тебе, человек без памяти, – прошептал старый волк, когда парень, переодевшись, покинул палату. Еще полчаса после его ухода Владимир прикидывал, чтобы он сделал, если бы вдруг потерял память. Ему пришло в голову, что богатеи всего мира тратят огромные деньги на развлечения, а возможно самый отвязный экстрим в этой жизни можно испытать, только если прочувствовать все то, что испытывал сейчас этот странный голубоглазый молодой человек.

***

Парень все же покинул клинику. Он даже не думал, что у него нет денег. Надеялся, что ему повезет, и любой водитель будет рад подбросить его до центра. Так и получилось. Проголосовав на дороге около получаса, парню посчастливилось поймать попутку. Водитель оказался веселым мужчиной лет сорока. Когда он услышал краткий вариант истории с потерей памяти, не включавшей в канву повествования пистолет, кровь и загадочное убийство, он расхохотался и, хлопнув парня по плечу, заявил:

– Да найдется твоя память, как пить дать – он слегка прибавил газу – на дороге никого не было. – А ты обмозгуй, что у тебя лучше всего получается, руки сами помнят, наверное…

Под капотом его машины что-то забарахлило. Выругавшись отборным матом, он остановил машину у обочины, и, вылезая из салона, кинул:

– Может ты по двигателям спец?

Он скрылся под капотом.

“По двигателям, по двигателям”… Это не было запланировано. Как загипнотизированный, парень потянулся следом за водителем. Пока тот осовело пялился в открытый багажник, парень быстро оценил ситуацию.

– У тебя трещина в расширительном бачке, – он указал на белую канистру, притулившуюся под капотом, – антифриз вытек. Тебе срочно нужно ехать в мастерскую.

– Я доехать то успею? Ближайшая, – водитель забил координаты в навигатор, садясь на переднее сиденье, – в тридцати километрах отсюда.

– Думаю да, – парень почесал нос. – Обычно такие утечки не сильно влияют на количество охлаждающей жидкости. Но неисправность починить нужно.

– Откуда ты это знаешь, ты автомеханик, слесарь? – в голосе водителя не было раздражения, только чистое изумление. – Ты ж вроде все забыл.

– Что-то видимо осталось, – парень почесал бинт. – Видимо с машинами я часто имел дело.

Когда они подъехали к автосервису и водитель предложил ему двести рублей за диагностику поломки, парень не стал отказываться. Хотя у него уже родилась идея. До похорон еще целые сутки, ему нужно где-то ночевать и что-то есть. Он зашел в автомастерскую, не особо надеясь на успех. Если бы он и искал дополнительный заработок, то лучше этого ничего не найдешь. К тому же видимо он парень технически подкованный, а, следовательно, справится с любой поломкой на раз-два. По крайней мере, ему хотелось в это верить.

– Послушайте, – обратился он к суровому, перепачканному маслом мужчине, на голубом халате которого значилось “А. И. Стрелков, главный механик”. – Я ищу работу, могу выполнять любую.

Тот поднял на него глаза от огромной механической махины, в которой парень сразу признал карбюратор.

– Сможешь карбюратор снять? Клапан заменить надо, – обронил он, указывая на полуразобранный багажник ВАЗа. Он сплюнул. – Таких не делают уже, намаялся с ним… Как назло, в мою смену.

Парень знал, что может справиться с задачей, но ему необходимо было иметь гарантии.

– Это не быстро… если я это сделаю, Вы возьмете меня на испытательный срок? Видите ли, у меня нет паспорта и прописки…

– Ты сначала сделай, потом поговорим, – грубо оборвал его главный механик, подозрительно оглядывая его бинты – а то, языком трепать то все мастера. Оплачу по факту, плевать мне на твой паспорт.

Парень провозился с карбюратором сорок минут. Он вспотел, испачкался, много раз оцарапался отверткой, но в целом вышел из этого боя практически без потерь. Его самого удивляло то, как четко он представлял себе, что делать. Где он мог возиться с такими вот устаревшими карбюраторами? Он ни разу не накосячил, точно знал, с каким усилием затягивать гайки, чтобы не испортить агрегат. К механику он обратился всего один раз, когда не смог найти в выдвижном ящике накидной ключ, в остальном он прекрасно ориентировался в куче набросанных друг на друга инструментов. Когда он сделал все, как надо, механик пожал ему руку, парень поморщился. Вдох-выдох давались ему тяжело, но в целом его состояние улучшалось. Во время работы он практически забыл о боли в грудной клетке и голове.

– Ты принят, – обрадовал его механик. – Я только в теории эту технику освоил, так что ты прямо герой. Будешь выходить двое через двое. Сегодня доработаешь смену – получишь тысячу. Оформлять тебя по ТК не будем, так уж и быть.

Парень улыбнулся.

– Только завтра я выходной, ок? А с послезавтра начну работать.

– Сладим, – махнул рукой главный механик. – Меня зовут Арсений Иванович. Я теперь твой начальник. Телефон-то у тебя есть для связи или ты как вся молодежь сейчас на Инстаграммах?

– Да, – парень слегка поколебался. Это был не его телефон, а Меланьи. Но он подумал, что связи у этого механика с Меланьей быть не может. Это было бы совсем комично. Он продиктовал номер, молясь, чтобы механик никогда не узнал, чей он, и не смог использовать это против него. А себе парень пообещал, что первым делом с оклада, он купит себе новую сим-карту.

– Как тебя зовут-то? – механик хлопнул его по плечу.

Всего секундное колебание.

– Кирилл, – ляпнул парень первое имя, что пришло ему в голову. Произнести имя было так же естественно, как отсоединять шланг подачи топлива. И ему невольно опять пришлось задаться вопросом, может он действительно тот самый Кирилл, что пытался спасти Меланью?

Глава 6

У Бентона уже давно раскалывалась голова. Материалы дела становились совсем запутанными. На часах уже было четыре часа дня, а буквы отчетов и рапортов скакали перед глазами следователя как искры разряда. Гнетущее ощущение тупика преследовало его.

Да, у них есть подозреваемый. Но он как в воду канул. Нигде пока не было даже намека на то, что А.А. Шорин зарегистрировался в какой-либо гостинице, или попытался купить билет на самолет или поезд. Во время визита Павел расспросил отца о личном автотранспорте студента – шевроле стояла в гараже бизнесмена, не задействованная, рядом с громадным Гелендвагеном Алексея Ростиславовича. Значит, парень был на своих двоих, либо взял машину прокат. Следователь слабо представлялось, что такой человек как Андрей захотел бы воспользоваться общественным транспортом. К тому же нет прямых доказательств, что парень использовал охотничье ружье… Только если отец смог бы дать ему ключ от сейфа, либо оказал другое содействие… Неужели отец во всем этом замешан?

Бентон снова закурил. Пятая чашка кофе, а все еще не родил идею, которая сдвинет дело с мертвой точки. Убил ли ее Андрей? Не слишком ли это очевидно? У семьи Шориных много денег, а, следовательно, может быть много врагов. Вдруг его подставили? Может быть, его тоже убрали, может, захотели бросить тень на известную фамилию?

Или все же основной целью действительно стала студентка журфака? Кому она могла понадобиться? Казалось бы, все приметы очевидны, Меланью убили из гладкоствольного оружия, а Алексей Шорин – заядлый охотник, то есть имеет место банальная связка – парень схватил в порыве ревности ружье отца со стены и допустим, приревновав свою подружку, уложил одним ее выстрелом в голову. Бентон сощурился, разглядывая фотографии Меланьи в социальных сетях. Девчонка была красивой… Да, однозначно такая может стать поводом для ревности. А молодой студент, судя по количеству его приводов, отличался буйным нравом. Они были красивой парой. Но отец Шорина не выходил у него из головы. Как он мог не знать, что Андрей уже год в серьезных отношениях? И были ли эти отношения серьезными? Шорин-старший мог просто соврать ведь так? Ведь он не выдал своего сына, когда речь зашла об охотничьем ружье, которое умыкнул его сыночек? Значит, ради своего сына он уже был способен на ложь. Это все усложняло. Бентон знал, что ему нужно снова переговорить с Шориным-старшим, но последний их разговор был непростым. И если быть до конца честным, Бентону не улыбалось снова искать ключи к такой сложной натуре как Алексей Шорин. Можно было послать Павла, но парень просто испортит все излишней эмоциональностью. Здесь, нужно было говорить с глазу на глаз, и Бентон потихоньку собирался с силами для этого разговора.

– Улюлю, – разгоряченный Павел впорхнул в офис, предвещая свежий ветер новостей. – А вот и главный следователь, как обычно уничтожающий кофейные запасы и залежи табака!

– Ну, ты совсем охамел, Киселев.

– Только после стимуляции кофеином у Вас роятся гениальные мысли? Я принес весточку, которая, кажется, поможет нам с этой катавасией, – Павел уселся напротив следователя, закинув ноги на стол. Игорь пытался отучить нагловатого стажера от такой фамильярности, но не преуспел. Все, что ему оставалось смерять парня хмурым взглядом и поспешно убирать важные бумаги как можно дальше от нечищеных кроссовок. Иногда Бентон жалел, что демократия между подчиненными и руководством так далеко запустила лапы в правоохранительных органах в последние годы. Павел Киселев вырос на американских сериалах, где все это считалось нормой, но иногда Игорь думал, что Россия к такому отсутствию официоза пока не готова.

– Выкладывай.

– Я побывал у сестрицы.

– И?

– Она какая-то никакая. Сказала, что с Меланьей общалась через мессенджеры, очень редко созванивалась. Про парня ей вообще ничего не известно. Сказала, что Мел, они ее так называют, представляете? На американский манер. Так вот, Мел была жизнерадостной, очень хотела учиться на журналиста и была на седьмом небе, когда поступила. Отец ее любил, баловал. Кстати, квартирка у Кристины ничего так, в центре. Явно папаша подсуетился, хоть я так понял они в контрах. Хотя имеет ли это отношение к делу?

– Да. Все важно.

– Понял, сэр. Короче, информации с нее как с пингвина молока… А потом я сделал ход конем и наведался к ее подруге Наде. Нашел на фейсбук, – Павел подмигнул, увидев озадаченный взгляд следователя, – технологии, никуда не денешься, они облегчили нам жизнь.

– И когда ты уже успел увидеться с ее подругой, энерджайзер?

– Разве не понятно? – Киселев наклонился к нему. – Пока Вы погружались в пучину неудовлетворенности результатами расследования, латали дыры в информационном полотне, медитировали…

– Понятно, – грубо оборвал его Бентон.

– Рапортую: она сообщила, что парень Андрей Шорин имел несколько весьма темпераментных разговоров на повышенных тонах со своей пассией, – Павел округлил глаза.

– Ссорились они что ли? – ввел все в понятную ему плоскость Бентон.

– Ага, – жизнерадостно вещал стажер. – Андрей ревновал Меланью, они частенько ссорились возле кампуса – их видели. Надя сказала, что есть причина – ей кажется, будто бы у Меланьи был другой молодой человек.

– Кажется? Она с ней не делилась?

– Надя говорит, она последнее время вела себя странно, постоянно кому-то названивала, на парах часто выходила. Она говорит, что Мел ее даже несколько раз бортанула…

– Это как?

– Ну, то есть продинамила, незадачливый Вы мой. Назначила встречу и не пришла, телефон выключен. Она говорит, что раньше Мел частенько вела себя странно, но никогда не подводила ее, а в последнее время могла пропасть на несколько дней и ничего не сказать. Потом объявится, как ни в чем, ни бывало.

– Поэтому она решила, что у нее молодой человек?

– Ну да, просто сложила два и два. С Андреем они орали друг на друга, плюс частенько пропадала. Надя решила, что у нее появился любовник.

– Домыслы, – буркнул следователь. – Я тебя учил отделять необъективную оценку событий от фактов…

– Прошу прощенья, мой повелитель! – Павел привстал, чтобы сделать “салам”, но Бентон одернул его.

– Хорош.

– Ладно, короче. Вам нужно поговорить с подругой, я лично не стал ее мучить… Мне кажется, в отличие от сестры, она действительно печалится. Может заехать к ней после похорон?

– А друзей Андрея ты не нашел?

– Студенты вкратце дали оценку его компании – все отъявленные плохиши, вряд ли они смотрят “Спокойной ночи” перед сном. Есть среди них те, кто на грани отчисления… Я бы оставил их там, где они лежат. Пока картина маслом – ревнивый ублюдок и бедная жертва с анимешными глазами, которая посмела согрешить. Может девчонка просто устала от постоянных скандалов и бузотерства малого и решила метнуться в другой лагерь. Но коварный паук не захотел ее отпускать… Как-то так.

– Убедительно.

Бентон призадумался. В приемной раздался шум. Через пару минут в комнату ввалился Алексей Ростиславович. В руках он держал навороченный мобильник. Подойдя к столу следователя, он швырнул его на стол. Бентон поднял одну бровь.

– Уймите своих коллег по цеху! – задребезжал он фальцетом. – Моего сына обвиняют в том, чего он не совершал, это преступление!

Бентон склонился над экраном. Там мерцала новость об убийстве Меланьи Кузнецовой.

– Ах, да, – спокойно сказал следователь. – “Убита дочь банкира Виктора Кузнецова”. По-моему мнению мы уже предъявили обвинение Вашему сыну, когда были у Вас в доме, или я что-то запамятовал?

– Вы не имеете права, без суда и следствия! – разорялся отец. – Одно дело бросить мне обвинение у меня в доме, другое – выносить голословные утверждения на суд общественности!

– Пострадает Ваша репутация?

– Что? – замигал предприниматель. – Нет, послушайте. При чем тут репутация? Мой сын не убивал Кузнецову… Он не был послушным ребенком, но он этого не делал. Я клянусь Вам. Вы бросите тень на его имя.

– Пока все говорит об обратном, – Бентон внимательно изучал мужчину. – Парень исчез сразу после убийства, исчезло и Ваше ружье…

Мужчина побледнел.

– Вы с чего взяли, что у меня было ружье?

– Да бросьте, девчонку застрелили из охотничьего ружья, вы – охотник. На Вашей стене утром шестого числа мы обнаружили висящий ни к селу, ни к городу охотничий нож. След от пыли на этом месте явно свидетельствует, о том, что нож был повешен впопыхах, чтобы скрыть исчезновение ружья. Вы покрываете своего сына, большой вопрос в том, о чем еще Вы умолчали…

– Да этот нож у меня всегда там висит! Клянусь. Я могу предъявить фотографии, сделанные в этой гостиной пять лет назад – нож там же на месте. Он мне дорог, поскольку это подарок.

Шорин закрыл лицо руками. Похожий жест Бентон наблюдал у отца Кузнецовой, трагедии которого хотя бы можно было верить. Раскаянью Шорина он не верил ни минуты.

– Я знал ее, – вдруг заговорил он. Следователи переглянулись. Шорин взглянул прямо в глаза Бентону, его лицо выражало страдание. Это выглядело достаточно убедительно.

– Продолжайте.

– Мой Андрей последний год изменился. Да, он все еще бузил ночами с приятелями, но… не знаю. У него появились планы на жизнь. Разговоры стали совсем другими. Он много говорил о ней, и его взгляд на нее… Я заметил, что девчонка на него хорошо влияет.

– Вы ее видели? – уточнил следователь.

– Да, один раз у нас дома. Я заехал во внеурочное время, заметил, как они болтают. Меланья красивая девочка. Но я знаю, кто она. Она дочь Кузнецова, человека, который уже один раз разрушил мою жизнь.

Бентон закатил глаза. Все это превращалось в мыльную оперу.

– Поэтому Вы соврали следствию?

– Я не хотел, чтобы мой сын имел с ней что-то общее. Когда Андрей был маленьким, мы с женой построили хороший бизнес, моя жена ни в чем не нуждалась. Но тут Кузнецов старший запустил эти свои полупроводники на рынок, и они просто вышибли нашу продукцию. Потом он прикупил и нашу фирму и выгнал меня на улицу. Мы еле-еле рассчитались с долгами. Я смог оправится от этого, но жена… Она сидела на антидепрессантах. Знаете, что это такое, когда близкий человек сползает в бездну?

Шорин пытливо смотрел на следователя. Взгляд его голубых глаз не задерживался в глазах Бентона, только на переносице. Бентон знал этот трюк – так смотрят, когда не хотят встречаться взглядом, но хотят сымитировать впечатление зрительного контакта. Шорин все еще что-то не договаривал. Следователь терпеливо ждал.

– В общем, она закончила свои дни в психушке. Мой Андрей рос без матери. Знаю, Кузнецов не виноват в этом. Но бессознательно испытываю к нему ненависть. Да, вот так бывает. Не Вам меня судить.

– Да нет, что Вы, – выдохнул Бентон. – У каждого свой груз. Вы смогли выправить свое положение, построили новую империю. Это заслуживает уважения.

– Да, лампы не прокатили и мы обновили линейку, в ход пошли люминисцентные, а там покатилось: стеки, криптоновые, галогенки.. Смогли если не перекрыть кислород Кузнецову, то создать нормальную конкурентоспособную продукцию. Я хотел, чтобы Андрей тоже этим занимался, но не знаю, насколько он потянет.

– На кого учился Ваш сын?

– Пиарщик, абсолютно бесполезная профессия, на мой взгляд. SMM, там что-то такое… не вникал. Думаю, он поступил туда назло мне. Конфликт отцов и детей.

– Вот и зря, – подал голос Павел. Все это время, оправившись от шока появления Шорина, он делал вид, что непринужденно читает газету. – Профессии будущего, новые технологии, а не эти Ваши радиоприемники – скрижали отечественной техники.

– Извините его, – предусмотрительно вставил Бентон, видя, как раздуваются ноздри у предпринимателя. – Мы сами не можем с ним справиться, уже вызвали службу отлова.

– Шутите, – скривились губы у Шорина. Большую часть времени лицо у Алексея Ростиславовича выражало неприязнь и брезгливость – видимо, поэтому он так не нравился Бентону. – У меня как раз прорывные технологии, парень, слюни утри, прежде чем нравовещательстовать…

– Как скажете, – Павел шумно хлюпнул, имитируя избыточное слюноотделение. Бентон ухмыльнулся, ничего не мог с собой поделать. Бизнесмен это заметил.

– Пора идти, буду искать сына самостоятельно, раз доблестная милиция нас не бережет, – он смерил Павла убийственным взглядом и попытался встать, но Игорь остановил его.

– Документы парня? Паспорт, страховое свидетельство, они дома? Вы искали?

– Все документы остались в доме. Я нашел их у него в барсетке. Она тоже не тронута.

– Спасибо за содействие следствию, – Бентон встал и протянул руку для рукопожатия Шорину. Тот, слегка поколебавшись, ответил. Скособочась к двери, Павел кривлялся за спиной у бизнесмена.

– Это не профессионально, – пожурил его Бентон, когда за Шориным закрылась дверь.

– Ненавижу напыщенных индюков. Мы как будто с разных планет.

– Твое личное отношение не имеет ничего общего с делом. Постарайся впредь быть учтивее. Иначе строгача получишь, я буду относиться к тебе по протоколу.

– Окей, – грустно сказал Павел. – Мне сделали выговор, буду умнее.

– И все-таки странно, – Бентон продолжил разговаривать, будто сам с собой. – Реакция отца, когда мы были у него дома и предъявили ему обвинение – он нисколько не испугался, даже не удивился. Хотя знал Меланью. А сейчас устроил нам истерику… Показушную? Или его действительно возмутило, что объявление опубликовано в Сети? Непонятно. А документы раз парень оставил, то бесполезно искать его в гостиницах. Так что надо скоординировать усилия и покопать с другой стороны – со стороны Меланьи Кузнецовой.

– В принципе история непонятная, – сказал Павел. – Я уверен в причастности парня, тут видите какая драма – еще мать семейства тронулась умом в процессе всех этих бизнес – перипетий. Прямо сюжет для фильма. Он встречается с дочерью врага, в главной роли Леонардо Дикаприо…

Бентон смял черновик протокола и запульнул его в мальчишку.

– Поживи с его, и я разрешу тебе глумиться над человеческим несчастьем. Надо выяснить – все, что имеет отношение к делу сейчас важно. Возможно действительно нож у него на стене висел уже давно. Может Ремингтон и вовсе не принадлежал отцу. Когнитивное искажение – мы решили, что раз девчонка была застрелена из охотничьего ружья – это дело рук охотника. Хм… Пожалуй, съезжу я побеседовать с этой Надин.

Он взглянул на часы, шесть вечера. Только сейчас ему пришло в голову, что завтра похороны Меланьи Кузнецовой. Если убийца в Москве – то велика вероятность его там встретить. А сейчас ему предстояла встреча с одной из подруг Меланьи – Надей. Если кто-то знает о девушке даже больше, чем ее парень и родители – то это всегда ее лучшая подруга. Этот вариант должен сработать.

Глава 7

Кристина была взвинчена. Звонок отца растрепал ее и без того расшатанные нервы. Его голос был холодным и сухим, он пытался спровоцировать ее. После оповещения о том, где состоятся похороны, и в какое время ей быть, он попытался намекнуть о том, что есть определенные требования к внешнему виду, которых стоит придерживаться.

– Выгляди, пожалуйста, поопрятнее, – напутствовал он перед тем, как, не попрощавшись, повесил трубку.

И да, это было обидно. Отец считал, что Кристина распущенная и взбалмошная особа, которая в любой момент может что-нибудь отчебучить. От бессилия она захотела заплакать. Почему-то после разговора с отцом она всегда чувствовала себя виноватой маленькой девочкой, которая только что разбила самую красивую тарелку в сервизе. Самое интересное, что в других областях своей жизни Кристина преуспевала – получила высшее образование и сейчас взбиралась на карьерный Олимп, устроившись работать в зарубежную консалтинговую фирму. И нет, она не была тонкокожей. Но так повелось с детства – Меланью холили и лелеяли, а Кристине доставались молчаливые взгляды с укором.

Вспоминая свое детство, Кристина всегда приходила к мысли, что все дело в этой злосчастной аварии. Не сказать, что ее отец сильно любил мать, больше всего он любил свою работу, и тот уровень жизни, к которому пришел благодаря ей. Они действительно жили хорошо на фоне многих других, и Кристина уважала отца, как сильного и цепкого бизнесмена, который основательно пораскидал своих конкурентов в начале Путинского правления. А ведь это были довольно сложные годы для экономики страны, халява девяностых закончилась, и пришлось строить на выжженном пепелище. Она действительно уважала своего отца, но не любила.

В человеческих отношениях Виктор Андреевич Кузнецов был полным профаном. Если взглянуть на этого тщедушного мужчину с ворохом рыжих волос, который выглядел сильно старше своих лет, невозможно было заподозрить в нем человека-скалу. Он мог очаровательно улыбаться, если собирался заключить особенно удачный договор, тем самым вызывая доверительные чувства. Но дома этот человек почти никогда не улыбался, его мозг постоянно пребывал в отрешенном состоянии, скорее всего он обдумывал новые системы связи или другую техническую чепуху, от которой у Кристины, когда она пыталась почитать соответствующую литературу, немного ехала крыша. Она действительно пыталась понять своего отца, ей хотелось говорить с ним на одном языке. Но проваландавшись с книгами по радиоэлектронике и химии, к концу школы Кристина прозрела, что единственный язык, который понимает ее отец это язык власти. Она поняла, что если она хочет заслужить его уважение, нужно быть наравне с ним и бросить ему вызов, например, добиться успеха в той области, которую ее отец не понимает. Она поступила на специальность менеджера в Питерский ВУЗ. Отец, который с большим удовольствием передал бы все свои знания сыновьям, и так не был в восторге от своего потомства, но когда узнал, какой путь выбрала Кристина, сделал то же, что и всегда – осудил ее.

– Ты пойдешь по миру, – процедил он сквозь зубы, в его голосе слышались стальные нотки, которых его дочь так боялась. – Менеджер это профессия прислуги – они ничего не создают. Когда на рынке случится обвал, они первые будут в очереди на биржу труда.

– Я готова, – с вызовом ответила Кристина. – Как раз подыскала пару вакансий уборщицы на время учебы, буду оплачивать себе проживание сама. Мне ничего не нужно.

Кристина знала, что для отца это как красная тряпка. Он уже давно купил ей хорошую квартиру в Москве, был готов оплатить обучение в МФТИ или МГУ. Она знала, что его покорежит от мысли, что дочь-бунтарка станет обычном клерком.

Но он был крайне спокоен. Именно этого она и боялась.

– Ты меня услышала, – спокойно сказал он, докурив сигарету, и вышел из комнаты.

“Ты меня услышала” – ох, как она ненавидела эту фразу! Что она значила? Ему совсем наплевать? Лучше бы он орал. Почти месяц он с ней не разговаривал, и вступил в диалог только когда она, захлебываясь слезами, собирала чемодан. Вот тут они вылили друг на друга ушат грязи. Кристина обвинила его в том, что он никогда не любил ее, всегда отдавал предпочтение ее сестре и никогда не интересовался тем, что ей нужно. Ведь она не просила решать за нее.

Сейчас Кристине двадцать два. Но она все еще со смущением вспоминает тот последний разговор перед отъездом. Лейтмотивом его отношения к отцу стали стыд, обида, злость, но где-то в глубине души она любила его. Хотя после каждого их разговора она хотела провалиться сквозь землю.

Кристина росла зажатой и закомплексованной. Несмотря на блондинистые волосы и голубые глаза она не позволяла себе даже на мгновенье сравнить себя с красавицей Мел. Возможно, еще и этим объяснялась нежность отца по отношению к Меланье – рыжие волосы делали их очень похожими. Кристина пошла в мать – ничем не примечательная девушка до пятнадцати лет, страдающая от последствий акне и немного избыточного веса. Меланья напротив, несмотря на разницу в два года – уже имела модельную внешность. У нее и в двенадцать уже были какие-то ухажеры, а Кристина завела первые серьезные отношения только после второго курса института.

Но самая большая проблема была не в этом – пока они жили вместе, Меланья часто вела себя странно. Она без спроса вламывалась в комнату Кристины и начинала ей мешать. Когда Мел было семь, она бросила конструктором в лицо старшей сестре, и повредила ей глаз. Глаз зажил, но у Кристины выработалось стойкое ощущение, что сестра ее ненавидит. Правда иногда, Мел была как шелковая – приходила к Кристине даже когда уже подросла – просилась на руки, обнимала за шею и так прикольно сопела в ухо. Кристина обожала Мел в таком состоянии. Но она не могла объяснить внезапной смены ее настроений. Причем, бывало так, что с утра Мел благодушно позволяла Кристи потаскать ее на закорках, хохотала, а после обеда вдруг погружалась в мрачное молчание, иногда даже покрывая сестру матом. Кристина не понимала, откуда что берется и могла поклясться, что это была совсем другая Мел.

Кристина росла в атмосфере непредсказуемости и нестабильности, она не была уверена в своем отце, сестре и себе самой, к тому же полностью лишена материнской любви. Неудивительно, что она выработала рефлекс отвечать ударом на удар и никому не верить.

Когда ей было пятнадцать, они с Мел почти не общались. Мел стала подростком, и все ее проблемы только усугубились. А Кристине требовалось больше времени, чтобы думать о будущей профессии и рефлексировать, поэтому проблемы сестры перестали ее волновать. К тому же она знала, что отец даст своему любимому чаду все, что она захочет.

И действительно, насколько знала Кристина из переписки с младшей сестрой, пока она училась в Питере, Меланье было позволено искать себя столько сколько потребуется. Мел перепробовала многое – писать книги, ковыряться в двигателях, на лето она устроилась на подработку на автомойку, изучать языки, а также играть на фортепьяно, теннис, бесконечные курсы по дизайну ногтей… Чего только Мел не попробовала прежде чем поступила на журналистику в МГУ. Отец не сильно возражал, он гораздо более снисходительно относился к младшей дочери, и Мел умела этим пользоваться. Она была совсем неглупой, и если бы Кристина осталась жить в Москве, возможно, они бы даже нашли общий язык. И все же Кристина не могла не позлорадствовать, когда узнала, что Мел не собирается оправдать чаяния отца. Поздравив сестру с поступлением, она осведомилась, как отец воспринял конец династии технарей.

– Да ладно, он молодой еще, успеет себе сыновей нарожать, которые так жестоко его не опрокинут, – хохотнула Мел в телефонную трубку, и Кристина невольно улыбнулась.

Они с Мел никогда не говорили о той ночи, когда погибла их мать. В ту ночь мама везла в вечернюю школу Меланью, ей тогда только исполнилось пять лет, но родители считали, что раннее развитие – залог успешной личности. Было темно, рассказала потом девочка, и у мамы разболелась голова. Возможно, она забыла принять свои таблетки, возможно просто не заметила огромную фуру, которая снесла автомобиль в кювет, не подав сигнал поворотником. Меланья была пристегнута и сидела на заднем сиденье, но только чудо спасло ей жизнь. Девочка пролежала без сознания две недели, врачи уже хотели диагностировать кому – но организм малышки оказался крепким, она проснулась пасмурным октябрьским днем и быстро начала идти на поправку. Но с тех пор с Мел и начались все эти странности. Отец ничего не замечал, он с остервенением принялся за очередной проект, а на все замечания Кристины о том, что у Меланьи испортился характер и она странная, он предпочитал отмахиваться – он считал, что девочка натерпелась, и жалел ее настолько, насколько был способен на жалость. А Кристина начала привыкать оставлять свои догадки при себе. Скучая по маме, она тоже не отличалась особой эмпатией, и Мел в основном была предоставлена сама себе.

За годы учебы Кристи похорошела, похудела и стала гораздо увереннее в себе. Ее считали умной преподаватели, ценили работодатели и на нее засматривались мужчины. Ей больше не было смысла использовать одобрение отца как подпорку для своей неустойчивой самооценки. И все же нет-нет да ей приходило в голову, что она с замиранием сердца ждет его звонка, ждет, когда он снова даст ей зеленый свет.

Но когда звонок прозвучал два дня назад, она испытала легкое чувство тревоги. Он обычно писал по почте. Его сообщения ограничивались сухими вопросами о текущих делах и отстраненным предложением о помощи. Кристина вежливо, но непреклонно каждый раз предложения отклоняла. Поэтому когда звонок разбудил ее вчера с утра, она почувствовала, что произошло что-то действительно ужасное.