Сидя в зеленом кожаном кресле за письменным столом с такой же зеленой столешницей, я смотрела из окна квартиры на двадцать первом этаже на стальное питерское небо, и даже гранитные атланты были не в состоянии защитить от гнетущего давления всеобъемлющей беспросветности. Мне тридцать семь, и каток жизни уже успел по мне пройтись. Расплющил, но, по-видимому, не до конца. Внутри все еще что-то трепыхалось, пытаясь понять: кто я, что со мной не так и как жить дальше? Я не могла найти ответ даже на первый вопрос, а всякое всплывавшее определение отражало лишь одну из многочисленных личин – социальный статус, достижения в карьере, роль в семье или что-то еще, – не отвечая при этом на корневой вопрос: кто есть я? А без этого размышлять о более сложных материях бессмысленно.
В очередной раз я осталась без работы. У меня не было ни доходов, ни накоплений, зато, словно могильная плита, давили двадцать лет предстоящих выплат по ипотеке и бушующий на дворе мировой экономический кризис. Но пугало даже не это. Я вдруг осознала, что ненавижу свою профессию. Она больше меня не вдохновляла. Я выгорела. Внутри дымилось пепелище. Все, ради чего я жила, зубами вонзаясь в карьерную лестницу, потеряло всякий смысл. Моя профессиональная ипостась умерла, удушив при этом и социальную. Ничего другого делать я не умела и в попытках найти ответы на мучающие меня вопросы металась между разными эзотерическими и психологическими учениями, все глубже зарываясь в навалившиеся проблемы. Периодически прошлое возвращалось, и я, как птица феникс, опять оживала, надевала привычную маску, ярко вспыхивала, делала для очередной компании, казалось бы, невозможное, но, в очередной раз поняв бессмысленность всего этого для себя, снова сгорала.
Судьба штормила: то дарила надежду, то вновь растаптывала, не позволяя ни полноценно возродиться, ни окончательно рассыпаться. Эта агония длилась годами, мучила, била по нервам, испепеляла. Я не понимала, кто я, в чем мое предназначение. Я не видела смысла в том, что делала, как не видела его ни в чем другом. Мои «навигационные приборы» вышли из строя, система дала сбой. Я потерялась. Я все еще находилась на орбите жизни, но имеющихся сил гравитации для удержания уже было недостаточно. Помощи ждать было неоткуда, да и вряд ли кто-либо смог помочь: даже семейная твердыня, неоднократно являвшаяся для меня надежным укрытием, на этот раз спасти не могла. Стоя перед вечным выбором, я сама должна была решить: быть или не быть?
Но… меня уже почти не осталось. Оставшиеся от моей личности ошметки были не способны ни на какой выбор, а тем более отвечать за последствия этого самого выбора. Порой мне казалось, что все происходящее со мной – затяжной сон, ирреальность, по окончании которой непременно начнется настоящая жизнь. Ощущение временности призрачной тенью скользило за мной, и что бы я ни делала, по большому счету было уже не столь важно. Однако то, что внутри все еще трепыхалось, неожиданно заявило: «Быть!» – и я, облеченная этим выбором, обреченно его приняла.
Я все еще не знала, с чего начать, пока не поняла, что для движения дальше нужна точка опоры, точка отсчета, точка осознания собственного «я». Такой точкой для меня стало детство. Именно детство, которое есть не только временной отрезок, состоящий из череды изменяющихся размеров обуви и числа свечек на праздничном торте. Детство – это то, что нас лепит, что навсегда остается в нашей памяти и влияет на всю дальнейшую жизнь, даже если воспоминания о нем мы отправим в потайную каморку в нашей памяти и никогда не решимся их оттуда извлечь.
Я решилась. Чтобы разобраться в себе, я начала писать. Год за годом я прорастала сквозь страницы, и каждая новая строка освобождала меня от бремени прошлого. Страница за страницей я проживала свою жизнь еще раз, перемещаясь в уже знакомой системе координат. Случалось так, что успокоения не наступало, я удаляла целые главы, а потом снова и снова возвращалась к зацепившему меня эпизоду. Конечно же, исправить прошлое я не могла, но в моих силах было осмыслить повлиявшие на мою судьбу события, понять других, простить себя. Теперь я сама решала, что именно из этой потайной каморки памяти стоит взять с собой, а что лучше навсегда отпустить. Я примирялась с прошлым, и оно постепенно отпускало.
Шаг за шагом перебирая свою жизнь, я неожиданно обнаружила целую россыпь пробоин в системе самоидентификации, сторонние наросты в целях, гнильцу в характере, шипы былых обид в сердце и множество страстей, извечно неискоренимых и внезапно проявляющихся, словно черт из табакерки. Что-то из этого прорастало из детства, что-то укоренилось в молодые годы, а что-то рождалось здесь и сейчас, стоило лишь оказаться в соответствующих для его зарождения условиях. Все пребывало во мне.
Избрав «Быть!», я «вскрыла» и «выпотрошила» себя, исследовала самое сокровенное, представив на всеобщее обозрение человеческую суть. Я словно развалилась на атомы, оголив при этом душу, омыла ее раскаянием и прощением, без остатка отдавшись неизведанным ранее чувствам. Освободившись от бремени прошлого, я смогла нащупать внутри точку опоры. Я вновь дышала. Я опять жила. Я заново обретала себя.
«Огранка» – дебютная для меня книга, но именно она оказалась решающей в сражении за себя. Она изменила меня. Она же предопределила последующие книги декалогии «Гравитация жизни».
«Гравитация жизни» – это художественный оттиск времени, пространства и судьбы человека на стыке эпох, представленный в уникальном цикле из десяти автобиографических книг. Каждая книга охватывает определенный хронологический отрезок и рассказывает о том, как под воздействием гравитации жизни происходит трансформация личности. В бесценное ожерелье нанизаны сотни живых историй, произошедших с героиней на ее жизненном пути, позволяя тем самым читателю проследить и понять, как заложенные в детстве ценности влияют на взрослую жизнь, как сформированные ранее установки предопределяют будущий выбор и как ошибки прошлого шипами прорастают в настоящем. Книга за книгой, начиная с вешнего детства и вскрывшейся ото льда юности, и дальше к необузданной молодости, испепеляющей взрослости, выжженному экватору, перепрограммировавшей навигационные координаты зрелости, цельной золотой мудрости и, наконец, приближаясь к тихой вечности – вместе с автором читатель словно препарирует обнаженную душу героини и проникнет туда, куда обычно не стремятся попасть: не стремятся, потому что больно, потому что горько, потому что страшно.
Почему «гравитация жизни»? Избегая бездонных кротовых нор мудрствования, можно сказать, что точно так же, как гравитация в смысле физического явления управляет Вселенной и влияет на пространственно-временной континуум, точно так же гравитация жизни в метафизическом понимании влияет на каждого конкретного человека, формируя траекторию его жизненного пути. Чем больше плотность накопленных у человека проблем, чем большей массой они на него давят, чем дольше он все это в своем сердце спрессовывает, тем сложнее становится выдержать тяжесть жизни, и тем сильнее искривляется пространство судьбы.
С раннего детства человек складывает в свой рюкзак за спиной камни обид, разочарований, ненависти, зависти, злобы, и чем дольше он пребывает на своем жизненном пути, тем тяжелее становится рюкзак на его плечах. Вскоре рюкзак переполняется, скорость движения замедляется, и за каждым шагом в гору следуют два вниз. В какой-то момент рюкзак окончательно придавливает путника, тот спотыкается и падает. Преодолеть тяжесть ноши ему не под силу, сбросить рюкзак он тоже не может – за десятки лет лямки вросли в плоть, а каждый камень спекся с сердцем. Человек в отчаянии. Он страдает. Он начинает сетовать на выпавшую долю и несправедливость мира, обвиняя все и всех вокруг, вместо того, чтобы выйти из потока жертвенной неосознанности и, наконец, открыть свой рюкзак. Заглянуть в себя непросто, от клейма прожитых лет не избавиться, да и усвоенный ранее опыт влияет на последующий – закон причинно-следственных связей никто не отменял, тем не менее это не исключает возможность получения нового опыта, даже если он и не согласуется с предыдущим. Лишь поняв, приняв и простив, можно избавиться от давящего гнета прошлого, начать доставать камни из рюкзака и отпускать их с горы. А когда рюкзак опустеет – на дне обнаружится таинственный ключ от криптограммы судьбы, и путник разгадает загадку Вселенной. Он вдруг поймет, что гравитация жизни не только давит своей тяжестью, но окрыляет своей притягательностью, и, поняв это, продолжит свой путь, но уже осознанно. О пути автора к этому осознанию декалогия «Гравитация жизни».
«Самый бестолковый конец конца – оказаться зарытой в землю под каким-нибудь каменным надгробием или крестом в окружении тысяч таких же изваяний на бескрайнем кладбищенском поле, до середины которого не всякая птица долететь сможет. Мало того что земля вынужденно простаивает, так еще пользы от этого ни себе, ни планете, разве что гробовщики с церковнослужителями при деле будут, да черви порадуются. В качестве альтернативы годится и кремация, конечный продукт которой можно в колумбарии разместить, развеять по ветру или скормить рыбкам, но и в этом толку мало. Совсем другое дело – превратиться в ветвистый дуб или пушистую сосну, выросшие из семени внутри биокапсулы с сочным удобрением из моего, отпустившего к Богу душу тела. И неважно, что в тот самый момент, когда наступит конец конца, никакого дела ни до дуба, ни до сосны, ни до березы с осиною мне уже не будет, осознание того, что хоть в чем-то я смогла принести пользу, – сам этот факт наполняет конец смыслом. И если рядом с моим Я-деревом появятся сотни, тысячи таких же Я-деревьев других людей, целые дубовые рощи, сосновые боры и даже яблоневые сады, то, возможно, у человечества появится шанс заслужить у природы прощение», – размышляла я, представляя бескрайние леса с перешептывающимися деревьями.