Мною овладело сильное желание бросить гарпун в воду и поднять руки вверх. Но такая команда не прозвучала, и милицейские машины нас не окружили. Петарда, дразня, продолжала плавно спускаться, освещая страшное зрелище в прибое.
– Что это? – едва ворочая онемевшим языком, пролепетал я. – Кто это сделал?
Я был готов увидеть Лисицу, бьющуюся в истерике, ее искаженное ужасом, мокрое от слез лицо, и услышать ее мольбы о спасении, но ничего подобного не произошло. Она преспокойно выбралась из машины, посмотрела на петарду и покачала головой:
– Пацаны балуются…
Мне бы такие нервы! Еще несколько секунд я провожал глазами петарду, пока она не упала в воду и не издала финальное шипение. Потерявшие чувствительность глаза ничего не видели. Если бы я находился в темном тоннеле, в любую секунду ожидая появление поезда, то испытывал бы очень похожие чувства.
– Ты нож нашла?! – крикнул я, теряя самообладание. – Чего ты там копаешься?!
– Нет тут никакого ножа, – отозвалась из мрака Лисица.
– Как это нет? Он там всегда был!
– Тогда ищи сам.
Мы уже слишком долго торчали здесь, и испытывать судьбу уже было слишком опасно. На пляж могли нагрянуть толпы праздных людей, и в одно мгновение мы бы заполучили дюжину свидетелей. Страх перед неотвратимостью катастрофы оказался сильнее брезгливости, и я, не отдавая отчет своим действиям, сунул леску в рот и быстро перегрыз ее.
Меня тотчас вывернуло, но благо, что я с утра ничего не ел. Спазмы быстро угасли. Я намотал леску на кулак и выскочил из воды.
– Все! – прошипел я, плюясь во все стороны. – Сваливаем отсюда!
Ружье, гарпун и леску я затолкал под сидение, намереваясь избавиться от этого компромата на ближайшей мусорной свалке, но так, чтобы не видела Лисица. Не успела моя прибабахнутая подруга захлопнуть дверь, как я сбросил сцепление. Машина сорвалась с места. Только когда мы въехали на горку и покатили вдоль виноградников, я почувствовал, как страшное напряжение начинает отпускать.
– Видишь, к чему приводит неосторожное обращение с оружием, – не преминул позанудствовать я. – Хорошо, отделались легким испугом.
– Думаешь, отделались? – равнодушно уточнила Лисица.
– А почему нет? – начал я убеждать не столько Лисицу, сколько себя. – Кто теперь докажет, что мы были на том пляже?
Я оживал. Ко мне снова возвращались привычки и рефлексы. Я даже скользнул взглядом по освещенным луной ее оголившимся ногам и отметил, что она по-прежнему привлекательна. Не стоял бы у меня перед глазами отвратительный скользкий труп, я бы обязательно затащил ее к себе на пельмени.
– Да-а, – протянула Лисица. – Нехорошая история.
– Нет тебе прощения! – заклеймил ее я. – Человек отдыхал, купался, а ты его – насквозь.
– Я уже и не помню, как это все получилось, – легкомысленно ответила Лисица. Она села глубже, подняла коленки, обхватила их руками. – Как будто это было не со мной… А может, это вовсе не я его убила?
Я подозрительно посмотрел на нее и посоветовал:
– Говори, но не заговаривайся.
Она повернула голову в мою сторону. Лунный свет осветил ровно половину лица, и оно стало напоминать маску.
– А ты видел, что это сделала я?
– А кто ж еще?! – воскликнул я и покачал головой от такой наглости. – Ты же сама призналась!
– Я находилась в состоянии аффекта и просто оговорила себя.
Это она шутит так? Не успел я вдохнуть полной грудью сладкий воздух свободы, как эта кукла с пробковыми мозгами начала стряхивать своих блох на меня!
– Чего ты добиваешься? – спросил я. – Мне-то зачем лапшу на уши вешать? Я не прокурор, не следователь…
Лисица задрала ноги еще выше и водрузила их на панель.
– Я не прикасалась к твоему ружью, – перебила она меня, – Я даже пользоваться им не умею. И вообще, я никогда не интересовалась оружием.
Мое терпение лопнуло. Я остановил машину.
– Выметайся!
– Фу-у, как невежливо! – протянула Лисица, убирая ноги с панели. – Я думала, что ты скромный и высоконравственный гражданин. А ты лишь маскировал под овечьей шкурой свою порочную сущность!
Она с презрением посмотрела на меня, вышла из машины и ногой закрыла дверь. Это тебе тоже будет уроком, мысленно сказала я себе. Не будешь знакомиться с кем попало. У нее же глаза как у ящерицы, которой хвост прищемили!
Хлопок двери я принял за точку отсчета: все, что было до – забыто; а после – новая жизнь. Безобразная история закончилась.
Я глубоко вздохнул, откинулся на спинку сидения, жизнерадостно передвинул рычаг скорости, но не смог проехать и метра. Лисица стояла спиной к капоту и отряхивала нижний край юбки.
Я смотрел на эти выкрутасы спокойно и даже улыбался. Ну-ну, еще стриптиз покажи!
Включил фары, поигрался педалью акселератора – старый мотор взвыл дурным ревом и закашлялся. Лисица не отреагировала и, покачивая бедрами, как Клаудиа на подиуме, медленно пошла по середине дороги. Обогнать ее я не мог – и без того узкую грунтовку с обеих сторон ограждали бетонные столбы виноградника.
Я ехал за ней со скоростью пять кэмэ в час довольно долго, испытывая возможности своей нервной системы. Как я ни старался сохранить хладнокровие, во мне мало-помалу начал клокотать гнев. А Лисица все также невозмутимо плыла по середине дороги, словно не чувствовала задницей идущего от капота жара. Я понял, что она испытывает наслаждение от игры на моих нервах.
Что ж, пеняй на себя, подумал я. Остановился, дал задний ход, а потом изо всех хилых лошадиных сил помчался на Лисицу, беспрерывно сигналя.
Получилось очень страшно. Девушка обернулась в тот момент, когда "жигуль" с жестяным грохотом затормозил перед ней. Он тотчас заглох, зато поднял вокруг себя большое облако пыли.
– Дурак, – резюмировала Лисица. – Второй номер потеряешь!
Сначала я подумал, что "потерять второй номер" – это какое-то экзотическое малопонятное ругательство, но уже через мгновение уловил в этой фразе нехороший смысл.
– Что ты сказала? – крикнул я, высунувшись из окна.
– Потеряешь второй номерной знак! – не оборачиваясь, пояснила Лисица.
Я выскочил из машины и подбежал к капоту. Все нормально, ржавый лейбл 27–54 висит на своем месте. Я поднял голову, чтобы взглянуть Лисице в глаза и поставить ей окончательный диагноз, но она уже продефилировала сквозь пылевую завесу.
На всякий случай я обошел машину сзади, и там у меня снова испортилось настроение. Черт возьми! В самом деле – номерной знак отсутствует! Ни жестянки, ни шурупов, на которых она держалась.
Я посмотрел под ноги, заглянул под днище, хотя там был канализационный мрак, и кинулся догонять Лисицу.
– Да постой же! – крикнул я, хватая ее под руку. – Ты давно заметила, что знака нет?
– Давно, – не без удовольствия ответила Лисица, подбоченив руки. – Когда еще светло было.
– Что ж сразу не сказала, стрелок ты ворошиловский!
– А я думала, что ты нарочно его снял для облегчения движения.
– Только этого не хватало, – пробормотал я и схватился за голову. – Где же он мог отвалиться?
– Мог на дороге, а мог на пляже.
– Тогда тебе крышка, – произнес я и взглянул на Лисицу – понимает ли она чем чревата потеря знака?
– Почему это мне крышка? – пожала плечами Лисица.
– Потому что лгать милиции теперь бессмысленно. Придется рассказать всю правду.
– Правильно! – кивнула Лисица. – И чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше: труп не разложится, свидетели не разбегутся. Вперед!
Я оперся о капот и сложил на груди руки.
– Послушай, неужели тебе не страшно? Ведь на ружье могли остаться твои отпечатки пальцев.
– Не могли, – улыбнувшись, ответила Лисица. – Я их песочком – жмых-жмых!
– Значит, найдутся свидетели, которые видели, как ты плавала с ружьем.
– Не найдутся! Я ружье над водой не поднимала.
Я замолчал надолго. У меня больше не было аргументов против нее. Лисица улыбалась и мило смотрела мне в глаза. Только сейчас я испугался по-настоящему. А она – нет! Казалось, что все происходящее для нее развлечение. Этакое милое приключение. Клуб веселых и находчивых.
– Зачем ты так? – спросил я.
– А почему я должна садится в тюрьму из-за твоего дурацкого поломанного ружья?
– И тебе совсем безразлично, что будет со мной?
– Ага! – кивнула Лисица, счастливо улыбаясь.
Глухая ночь. Виноградник. Кругом – никого. Если бы я мог это сделать, то лучшего выхода из этого тупика трудно было бы найти. Если бы я мог это сделать… А может быть, я могу, но сам не знаю об этом? Может быть, это не так страшно? Чуть-чуть сдавить руками ее горло и подержать минуту. И все. И нет проблем.
Наверное, она по глазам догадалась, о чем я думаю. Отошла на шаг и сказала:
– Между прочим, если я не приду на завтрак, в пансионате поднимут тревогу. Соседка по номеру знает, куда я пошла. Милиция станет искать и найдет труп мужчины и твой автомобильный номер. А если они еще одни труп найдут? И тогда сизо, суд, бритая голова, камера смертников, где никогда не выключается свет…
– Заткнись!!
Меня прошибло холодным потом. То, что она говорила, было настолько реальным, настолько убедительным, что меня охватила настоящая паника. Эта медуза, извергающая стрекательные клетки, хочет загнать меня в угол. Хрен ей! Ничего у нее не получится! Я еще не успел сделать роковых ошибок. Милиция во всем разберется!
– Ты куда? – с внезапной обеспокоенностью спросила Лисица, когда я прыгнул за руль.
– Уйди с дороги!! – рявкнул я.
– Эй! Я с тобой!
Я уже тронулся с места, когда Лисица схватилась за дверцу. Я прибавил газу, но девушка не отпустила ручку. Она побежала рядом, глядя на меня глазами финиширующей чемпионки. Я еще сильнее надавил на педаль. Лисица споткнулась и ухнула куда-то под колеса.
Я ударил по тормозу и выскочил из машины. Злость во мне мгновенно переродилась в раскаяние. Девушка лежала на земле, но по-прежнему сжимала дверную ручку. Я присел перед ней, приподнял ее голову, чтобы посмотреть на лицо. Она тихо застонала.
– Покалечил… Изверг, мучитель…
– Ну зачем… зачем ты схватилась? – бормотал я, моля в уме бога, чтобы все обошлось, и Лисица не умерла. – Что болит? Ноги целы? Ты можешь встать?
Она отрицательно покачала головой. Я открыл заднюю дверь, схватил Лисицу на руки и опустил на сидения. Руки у меня дрожали, как у престарелого политика, отягощенного многочисленными грехами. Кажется, девчонка сильно оцарапала ноги выше колен и то, что под юбкой. В общем, бедра.
Я схватил аптечку, вывалил ее содержимое на капот, нашел вату и перекись водорода. Склонившись над Лисицей, я принялся обрабатывать царапины. Она тихо всхлипывала, слезы капали на потертый дерматин сидения.
– Потерпи чуть-чуть, – виновато бормотал я. – Ничего страшного…
Мокрая вата скользила по ее ногам. Я сдвинул край ее юбки. Лисица, закрыв ладонью глаза, покорилась мне, как серьезно больной человек отдает себя во власть хирургу. Я оттирал засыхающие капельки крови и смотрел на все происходящее глазами кинозрителя. Вот салон машины, освещенный лунным светом… Ноги незнакомой девушки, разрисованные кровавыми полосами… И я, склонившись над ними, что-то делаю, стараюсь, дую…
– Хватит, – сказала Лисица, приподнялась, отстранила меня, опустила ноги на коврик.
– Это все быстро заживет, – начал оправдываться я, – а потом ты загоришь, и никаких следов не останется.
– Да какая теперь разница, – пробормотала девушка. – Все это уже не имеет значения. В колонии и так сойдет…
В ее голосе было столько тоски, что мне захотелось прижать ее голову к своей груди и поцеловать ее в лоб.
– Скажешь тоже – в колонии, – произнес я мягким, как жвачка, голосом. – С чего бы?.. Ты уж прямо в такие крайности…
Что я хотел ей сказать? Бес его знает!
– Да! Да! – обиженно сказала Лисица, глядя на меня волчонком. – А разве не так? Куда ты сорвался?.. Молчишь? А я знаю. В милицию! Чтобы все про меня рассказать. Дать приметы, составить фоторобот, развесить на всех столбах: "Разыскивается опасная преступница"…
– Да что ты придумываешь! – возразил я и покраснел. Хорошо, что было темно.
– Давай, давай, Павлик Морозов! Молодец! Стучи! Закапывай! Может, грамотой наградят. Повесишь ее на кухне в рамке и будешь под ней пельмени трескать…
Она замолчала и стала глотать слезы. Я тоже молчал и тихонько ужасался тому, каким негодяем выглядел в ее глазах. Лисица стала шмыгать носом. У меня было такое чувство, словно я сожрал живьем несколько котят, и они ползают внутри меня – маленькие, слепые, беззащитные.
– Я не хотела никому зла, но так получилось, – тихо говорила Лисица. – Теперь вся жизнь верх тормашками… Утром шла на пляж и так радовалась солнцу. Потом тебя увидела и подумала, что какие хорошие парни еще есть на свете. На душе было так светло… И вдруг этот ужасный выстрел. И я одна! Некому помочь, заступиться. Хоть бы кто пожалел, чтобы поплакаться в жилетку. Я пыталась защищаться – а толку! Ты сильнее меня. И правда на твоей стороне…
– Что ж ты сразу мне так не сказала! – воскликнул я, деланным возмущением стараясь загладить свою вину. – Кинулась куда-то бежать, на меня бочку катить стала…
Лисица вытерла ладонью глаза.
– Чего теперь объясняться? Поехали!.. Может, много не дадут…
Я решительно сел за руль, тронулся с места, но тотчас снова остановился. Посмотрел в зеркало на Лисицу. Ее лицо было безучастным, взгляд пустой, потухший. Девушка думала о своем безрадостном будущем.
– Знаешь, как мы сделаем? – произнесла она. – Не будем говорить, что ты мне дал ружье. Я скажу, что сама взяла его без спроса… Зачем тебе лишние неприятности?
Я открыл крышку бардачка и стал делать вид, будто ищу что-то. В горле стоял комок. Во рту пересохло.
– Может, – промямлил я, – срочно вызвать твоих родственников? Ну, папу… или брата. Помогут чем-нибудь…
– Я бы с радостью, – ответила Лисица, улыбаясь сквозь слезы, – но у меня ни папы, ни брата. У меня вообще никого нет. Я детдомовка. С четырнадцати лет работаю на швейном предприятии. Вот первый раз за десять лет путевку дали…
Она вдруг уронила голову на колени и разрыдалась. Тут я окончательно понял, какое я все-таки ничтожество. Выскочил из машины, распахнул заднюю дверь, и тут Лисица кинулась мне в объятия. Я прижал ее к себе, сдерживая слезы. Она громко ревела и царапала своими крепкими ногтями мою спину.
– Это я во всем виновата! – причитала она. – Ты так переживаешь из-за меня! Так страдаешь…
– Нет, я виноват! – честно признался я, прижимая к себе несчастное мокрое существо. – Не надо было давать тебе это проклятое ружье!
– Нет, я! Я! – спорила Лисица и бодала меня головой в грудь. – Я по жизни непутевая!
– Ну зачем ты так себя клеймишь! – бормотал я, гладя Лисицу по голове. Я ощущал терпкий цветочный запах ее волос. И тепло ее тела. И ее пружинистую грудь. И мне все больше нравилось наше драматическое единение…
– Ну, все! Хватит, – сказала Лисица, отстраняя меня. Она уже успокоилась. Вытерла нос, убрала со лба челку. – Разворачивайся, поехали на пляж номер искать.
Это было мудрое решение, хотя в первое мгновение мне показалось, что оно прозвучало кощунственно. Я еще пребывал под гипнозом оголенных чувств, возвышенного самопожертвования и музыки слез, и вдруг – "Поехали", "Номер искать!" Унылая проза жизни!