Альпинисты шли по царству тишины и холода. Солнце уже давно покинуло эти края. Вокруг блестели пористые ледяные глыбы странной формы. Пустынные серые скалы и мутный снег сливались с мрачной бесконечностью неба. Четыре маленькие точки завершали сложный переход по ледяной реке, которая с рокотом и треском сползала со склонов высочайшей в мире горы, образовывая на своей поверхности скрываемые снегом глубокие разломы и щели. Она словно пыталась избавиться от незваных гостей, смутивших её своим движением.
Путники поднимались по склону, освещая дорогу налобными фонарями. Лица их были укрыты от ветра и холода, куртки в снегу, высотные ботинки обледенели. Лыжные палки в руках помогали идти, но группа шла бы намного быстрее, если бы её не задерживали вынужденные обстоятельства. Первый в колонне постоянно проваливался в снег, второй шёл рядом с третьим и поддерживал его, замыкающий часто оглядывался назад, точно боялся, что тени долины захватят его, оторвут от остальных.
Внезапно, намного ниже по склону, у подножия ледяной реки появился огонёк. Появился и пропал. Потом вновь зажёгся, но уже не один. Два, три, четыре огонька, потом целая мерцающая вереница. Свет, так часто несущий радость, тепло, вызвал у путников сильное чувство тревоги и опасности. Замыкающий подошёл к паре, идущей перед ним, подхватил шагающего с трудом альпиниста под руку, и они ускорились, догоняя ведущего.
Вскоре группа достигла самой верхней точки ледопада. Здесь, на высоте шести тысяч метров на пути к вершине Эвереста располагался первый высотный лагерь, где им предстояло отдохнуть и восстановить силы. В нём они нашли три двухместные палатки, установленные шерпами, проводниками из местного населения, которые всегда тропили маршрут на вершину до появления частных экспедиций. Сейчас лагерь пустовал. Шерпы ушли выше по склону, чтобы заняться обустройством других высокогорных стоянок, поднять туда грузы и проложить страховочные перила.
– Погасите фонари, теперь можно обойтись и без них, – обратился к группе замыкающий, крепкого сложения человек, манеры и повадка которого говорили о карьере профессионального горного гида. Лицо его было сплошь покрыто снегом и льдом – маска, а не лицо.
– Клим, они следуют за нами. Как же их много… – захлебываясь, говорил Дёма, высокий, худощавый альпинист, с мелкими чертами лица и живыми, суетливыми глазами. На руках у него куклой висел обессиленный товарищ в ярко–красной куртке.
– Тебя, мямля, они считай уже поймали, если так боишься… – прохрипел крепкий здоровяк с крупной, будто вытесанной из камня головой, с густыми, торчащими во все стороны седыми бровями, за которые его звали «Косматый». – Вадиму надо отдохнуть, а мы пока посмотрим, чем тут можно поживиться… – говорил он, снимая с себя рюкзак и сбивая снег с одежды.
Внезапно Вадим зашёлся кашлем, кашель вскоре перешёл в рвоту, и альпинист упал на колени, повалив Дёму вместе с собой. Клим поспешил к товарищам, обращаясь к Косматому на ходу:
– Воды!
– Фляга замерзла, наколю льда, а вы тащите его в лагерь, – ответил он, достал ледоруб и направился к склону.
Вадима уложили в палатку, Дёма топил принесённый лёд и разбирал припасы, а двое других альпинистов вышли на воздух. Морозное небо сплошь было усеяно звёздами, круглая луна освещала долину. Клим залюбовался вершиной. Громадная трёхгранная пирамида возвышалась над всем, что было вокруг. Впервые он увидел её, когда подлетал на самолёте к Катманду, тогда ему казалось, что она находится даже выше уровня его полёта. Теперь же она была намного ближе к нему, но всё так же недосягаема.
Далеко внизу, в долине снова мелькнули огни, мысли его прервались. Словно змея, серпантином по склону растянулись маленькие яркие точки, одна за другой, они будто стояли на месте, но Клим точно понимал, что они движутся вверх, что будут расти и увеличиваться, он с тревогой посмотрел на них, потом – на вершину, глубоко вздохнул и обратился к Косматому:
– Нужно сделать укол Вадиму.
– Не думаю, что «декс» ему поможет. Вряд ли, у него горная болезнь, скорее всего, отравился в городе, – отвечал здоровяк. – Я говорил ему, чтобы он не налегал на пиво с яками. Но дурак – есть дурак. А мямля совсем достал меня своим нытьём, так и хочется ему врезать.
– Полегче, приятель, Дёма целый день помогал больному, он стёр ноги и теперь неважно себя чувствует. Сегодня–завтра они придут в себя, и мы вместе закончим то, что начали. Как наши бумаги?
– Заказчик всё устроил. Вертолёт будет ждать нас на китайской стороне. Но мы должны быть на месте точно в срок, а с обузой мы будем двигаться впритык.
Клим оставил последнюю фразу без ответа и отправился в палатку. Вадим, корчась от боли, лежал в спальном мешке, серые глаза его запали, от бессилия по лицу стекали слёзы.
– А ещё родился в горах. Помню, как он хвастался, что прекрасно чувствует себя на высоте и не испытывает никакого дискомфорта. А теперь я уверен, что завтра он не сможет никуда идти, – встретил вошедшего Дёма.
– Не переживай, мы опережаем преследователей на два дня. Погода пока на нашей стороне, к тому времени, как они будут здесь, мы уже поднимемся в третий лагерь. Сейчас нужно хорошо отдохнуть, а ему нужен укол, он приведёт его в чувства. Ты сам как?
– Я в норме, на взводе только. Голова болит, а ещё ноги стёр. Всё эти новые ботинки. Вот бы сейчас объясниться с тем гадом, который убеждал меня, что они не требуют предварительной носки.
– Держи аптечку, займись ранами и позаботься о Вадиме. Ему обязательно нужно попить. Позже я тебя подменю, а пока пойду посмотрю, как там Косматый, – сказал Клим и вышел.
В соседней палатке здоровяк уже успел перекусить и теперь разбирал оборудование – своё и шерпов, отбрасывая в сторону ненужное. Клим расположился на спальнике, только теперь он мог немного передохнуть, выпить чаю и что–нибудь съесть, хотя аппетита совсем не было.
– Как у нас с экипировкой? – спросил он.
– Я всё просмотрел, кое–что выбросил, кое–что позаимствовал. Шерпы наверху, верёвку и крепления возьмем у них.
– Часть вещей Вадима я могу завтра забрать себе. Так ему проще будет идти.
– Я не думаю, что он сможет куда–то завтра подниматься, лучше всего будет оставить его здесь на день, он отойдёт и догонит нас. Преследователи доберутся сюда только через два дня, если погода не испортится.
– Ты же знаешь, что если оставим его здесь, то сам он не выберется, – возразил Клим.
– Я этого как раз не знаю, но понимаю, что если будем тащить его на себе, то выдохнемся точно. У меня сегодня под конец маршрута появилась одышка, чего никогда раньше не было. Завтра ты пойдешь первым, мне нужно немного сбавить темп.
– Как скажешь. Но мы могли бы сделать носилки, большую часть маршрут будет довольно пологим?
– Исключено, ты и часу с ним на такой высоте не пройдёшь, лучше позаботься о мямле, он совсем раскис, а Вадим пусть сам выбирается.
– Может, мне остаться с ним на какое–то время…
– Тогда оставь «Огни Непала» мне, – просипел здоровяк, бросая недобрый взгляд на рюкзак Клима.
– Ты же знаешь, что это невозможно. Мы заранее всё определили – у тебя бумаги, у меня «Огни».
– Да, да, я помню. Но и задержки для нас неприемлемы, поэтому завтра, несмотря ни на что, мы идём к вершине.
– Ты помнишь наше восхождение в Каракоруме, мы стояли на вершине К2, весь мир был у нас на ладони, тогда мы завидовали только тем, кто смог взойти на Эверест. А теперь он здесь, рядом, в нескольких днях пути, но это всё не для нас, мы пройдём мимо…
Он не успел договорить, в палатку вошёл Дёма:
– У него новый приступ, больше не могу с ним сидеть.
– Я пойду, – сказал Клим, поднимаясь.
– Останься, ты ещё не поел. Я подежурю с ним ночью, отдыхайте, – просипел Косматый, и, собрав вещи, оставил товарищей.
– Холод невероятный, всё тело болит, устал невозможно. Даже на дальних марафонах никогда так не выматывался, – жаловался, забираясь в спальник, Дёма.
– Выпей чаю, он согреет. Завтра нужно встать пораньше, чтобы быстрее пройти маршрут.
– Как далеко ушли шерпы? Как считаешь?
– Думаю, до третьего лагеря должны были дойти, погода наверху была хорошая. Будем держаться проложенных ими перил, нам бы только дойти до Южной седловины, а оттуда уже спустимся в Тибет. Скоро всё это закончится. Жаль только, что мы так и не побываем на вершине… Для многих подъем на неё – это самое значимое событие в жизни, единственное настоящее испытание или даже подвиг ради любви. Он ей: «Я подарю тебе вершину!», а она: «Зачем же так рисковать. Ведь гору можно обойти, как и любое препятствие!» – и они засмеялись.
Довольно скоро Дёма уже перестал отвечать, он тихо засопел. Приятная дрёма окутала его, она всегда завладевает теми, кто долго и упорно заставляет своё тело трудиться. Клим подошёл к окну и посмотрел на долину. Внизу было темно, ничего не видно. «Значит, остановились на ночлег, а ведь могли бы идти всю ночь…» – думал он, опуская полог. В тот же миг где–то далеко на склоне мелькнули огни, а ледопад, будто предупреждая об опасности, заскрипел и заскрежетал, сбрасывая вниз ледяные глыбы.