Утром мы все втроем пошли позавтракать, причем Уголь хозяйской походкой сразу подошел к вчерашней миске, наверное, считая ее уже своей. На отца он покосился недоверчиво, но погладить себя дал.
– Странно, что он вернулся, – сказал отец, поджаривая яичницу, – мне казалось, что коты обычно уходят из дома, когда хозяева исчезают.
Уголь никуда исчезать не собирался, с вожделением следя за приготовлением еды.
– Он вчера крысу поймал – вот такую! – для убедительности показал я руками. Крыса получилась с поросенка. Не то чтобы я беспокоился, что отец его выгонит, а просто на всякий случай. Подстраховаться не помешает.
– Я его у бабки Клавы еще котенком видел, – отец ловко раскладывал по тарелкам яичницу-глазунью, – тощий, как велосипед, вечно носится как угорелый, птиц всех в саду переловил, сплошная головная боль, словом.
Надменно смотревший на нас Уголь тоже получил свою порцию и с достоинством приступил к еде.
– Не думал, что такая зверюга вымахает, – закончил отец.
Через час мы уже сидели в машине. Отец уверенно вел ее куда-то к центру, где я еще не бывал.
Как выяснилось по дороге, специализированного физического класса в школе не было, а были химический и математический. Так что у меня был выбор. Сегодня мы собирались посмотреть и тот, и этот. Дело сильно облегчалось тем, что до каникул оставалось чуть больше двух недель, а все, что мне нужно было сдать, я сдал еще в своей школе, – мне разрешили это из-за переезда. Вообще-то было неуютно. Я плохо схожусь с новыми людьми, в старой школе у меня друзей считай и не было. Приятели были, но не друзья.
Тем временем мы уже прибыли. Ехали мы минут десять всего, к тому же неторопливо. Значит, ходьбы досюда минут двадцать, не больше.
Трехэтажное кирпичное здание, около которого мы остановились, было интересно по двум причинам. Для начала – оно было большое. То есть действительно большое – не меньше ста метров в длину, да еще в три этажа. А второе – это огромные окна, занимающие почти весь фасад, в которых отражалось утреннее солнце.
Перед школой было что-то вроде небольшого скверика с несколькими старыми деревьями. Сбоку, на спортплощадке, здоровенный дядька в тренировочном костюме гонял баскетболистов, и несколько старшеклассников курили, скрываясь за углом. Больше никого не было видно. Солнце пригревало все сильнее, и несколько окон было уже открыто.
Из приоткрытого окна первого этажа доносился ровный женский голос, произносящий иностранные слова. Судя по всему, это был кабинет английского.
Внутри школа оказалась прохладной и тихой. Пахло мокрым полом и еще чем-то. Мальчишка-дежурный, мокрой шваброй разгонявший по полу воду, при нашем появлении заработал ею быстрее.
Пара дежурных старшеклассников не обратила на нас внимания, они болтали друг с другом. В конце коридора кто-то пробежал. Наверное, отпросился в важное место по неотложным делам.
В общем, все совсем как у нас. Я перестал нервничать и двинулся вслед за уверенно идущим отцом. Он остановился перед кабинетом с табличкой «Директор». Кроме нас, здесь еще находился какой-то верзила, наверное, из старшеклассников, с очень невеселым лицом. При виде нас он заметно приободрился. Наверное, расправа откладывалась.
В дверях показалась средних лет плотная женщина с сердитым лицом.
– Гислер!.. – начала она, глядя на верзилу, и осеклась, увидев нас.
– Здравствуйте, Николай Борисович, – поздоровалась она с отцом, устало улыбнувшись. – А ты, Гислер, подождешь здесь!
На лице верзилы появилось выражение типа «ну и не очень-то хотелось».
– Так это ваш сын? – спросила женщина, и, не дожидаясь подтверждения, продолжила:
– Заходите, пожалуйста.
И мы прошли за ней в кабинет. Внутри стоял массивный стол, окно было приоткрыто, но все равно припахивало табачным дымом. Похоже, директриса курила.
– Меня зовут Зоя Александровна, я директор этой школы, – обратилась она ко мне. – Присаживайтесь, пожалуйста.
И села в кресло за столом.
– Мы с вами говорили о том, в какой класс направить Антона, – начал отец. – Нам с сыном хотелось бы познакомиться и с химическим, и с математическим классами.
– Конечно, – кивнула Зоя Александровна, – и даже обязательно. Большинство проблем с учебой как раз и происходят из-за неправильного выбора доминирующего предмета.
В подтверждение своих слов она рубанула ладонью воздух. И вообще, она производила впечатление очень энергичной и решительной женщины. Я начинал понимать, чего боится этот верзила в коридоре.
– Так что я с вами схожу и туда, и туда, – закончила она, – вот только посмотрим по расписанию, где они сейчас.
Поднялась с кресла и бодро направилась в коридор. Здоровяк так и подпирал стену и с тоской смотрел на нас.
Директорша прошла мимо, не обратив на него внимания. В глубине коридора, чуть подальше, обнаружился огромный щит с расписанием занятий. Она достала из нагрудного кармана очки и начала выискивать что-то в строчках расписания.
– А, вот. Нам сначала на второй этаж, в тридцать четвертый кабинет, а потом в пятьдесят второй.
Тридцать четвертый кабинет оказался химическим. Я понял, что мне повезло, – я сразу попал на урок по главному предмету, к тому же его вела классная руководительница.
Ее, как оказалось, звали Лидия Васильевна, и директор меня тут же сдала ей на руки, пообещав завтра сводить и на урок в параллельном, математическом классе.
Пока учителя о чем-то вполголоса разговаривали, я рассматривал своих потенциальных одноклассников.
Двадцать три пары глаз (это я уже потом узнал) тоже изучали меня с любопытством. Ну, красавчиком меня не назовешь. Рост средний, волосы темно-русые, худощавый. Да, глаза еще серые, мамины. Так что смотрите, смотрите, а я тоже в долгу не останусь. Мой прошлый класс был на удивление высоким для своего возраста – я со своим ростом (а во мне метр семьдесят два) на физкультуре стоял где-то в середине. Здесь, похоже, буду поближе к началу строя, правда, сидят все, трудно разобрать.
За первыми тремя столами, понятное дело, отличники – другие сюда вряд ли сядут. Эти уже насмотрелись на новенького и поглядывают на учительницу, ожидая ее с явным нетерпением. На столах штативы с закрепленными колбами, горелки под ними уже зажжены, в одинаковых рядах пробирок разноцветные жидкости. Похоже, я попал прямиком на практическую работу. Что-то всем не терпится, да я и сам бы с удовольствием поучаствовал. В задних рядах, как всегда, веселятся, но тихо, стараясь не привлекать к себе внимания.
Мне на плечо легла рука.
– Это Антон Красильников, прошу любить и жаловать! – над самым моим ухом раздался низкий приятный голос учительницы. Обернувшись, я увидел, как отец показал тайком мне большой палец и вышел вслед за директором.
– Антон первый раз не только у нас в школе, но и вообще недавно переехал в Псков, так что постарайтесь произвести хорошее впечатление. Я сказала, произвести хорошее впечатление, а не выйти немедленно за него замуж, Кирсанова.
Кудрявая блондинка за второй партой залилась краской и спрятала тюбик губной помады, который показывала соседке.
Класс захохотал.
– Так, с расшаркиваниями закончили, теперь будем думать, куда тебя посадить. Синев и Лоза, вы дежурные?
Маленький, наверное, самый маленький мальчишка с заднего стола и одна из девчонок кивнули.
– Еще один штатив за последний стол, реактивы я сейчас приготовлю. Придется тебе у дальней стены, с Менделеевым посидеть.
Дальнюю стену, действительно, украшал большой портрет Менделеева.
– Хорошо, – я спокойно кивнул и пошел усаживаться. Тетрадка с ручкой у меня были, к тому же мне придется делать все в одиночку, а я это очень люблю.
Синев, пыхтя, притащил здоровенный штатив, чуть ли не выше его самого, а высокая и угловатая Лоза – спиртовую горелку.
Странно, но хотя за соседним столом никто не сидел, на нем стоял такой же набор. А на спинке стула висела потрепанная сумка с надписью «Adidas».
Класс возбужденно загомонил – учительница вышла в маленькую дверь, за которой скорее всего хранились химреактивы.
Ко мне тут же повернулся коротко, почти под ноль стриженный мальчишка с предпоследней парты.
– Меня Максим зовут! А ты откуда к нам переехал?
– Из Волгограда.
– Ух ты, далековато, – глубокомысленно заметил он. К нам повернулось несколько любопытствующих.
– Двое суток на машине добирались, – солидно кивнул я.
– А здесь где живешь?
– На Вязовой, где дома старые.
– Там все старые. Скоро там все перестраивать будут. – В этот момент он старательно пытался выглядеть взрослым, но его тут же хлопнули тетрадкой по макушке.
– У него отец – архитектор, вот он и выпендривается, – пояснила его соседка, кладя тетрадку на стол. – А что ты к нам перед самыми каникулами? Учиться неделю осталось.
– Десять дней! – влез Максим, чем-то жутко довольный.
– А меня и не спросили, когда переезжать. Приехали, как только у отца время появилось.
С появлением Лидии Васильевны сразу прекратились разговоры, а головы учеников повернулись к доске. Учительница прошла между рядов и поставила мне на стол набор пробирок.
В это время в дверь постучали, и на пороге класса появился уже знакомый мне верзила – выше меня почти на голову, честное слово.
– Можно, Лидия Васильевна? – тихо и просительно сказал он. Впрочем, его лицо было сложно назвать полным раскаяния, скорее на нем читались непрошибаемое упрямство и уверенность в своих силах.
– А, Гислер. Ну что тебе сказал директор?
– Три дня уборки территории! – гордо ответил тот.
– Эх ты, хвост распушил. Петух индейский! Такие вещи кулаками не решают! Кулаки вообще редко что решают. Садись давай.
Очень странно, но не похоже было, чтобы она на него сердилась. Тогда что это он к директору загремел?
Гислер направился к последнему ряду и уселся за соседний стол. Так вот чья это сумка!
– Возвращение блудного попугая! – довольно громко пробормотали за столом, стоящим прямо перед ним. А зря, потому что руки у него оказались длинные и прекрасно доставали до затылка говорившего. В классе рассмеялись. Я сохранил серьезное выражение лица. Не люблю делать выводы, когда ничего не знаю.
И правильно. Потому что через секунду поймал угрожающий взгляд верзилы. Я ему, похоже, не нравился. Я спокойно и безразлично посмотрел на него. Мне он тоже не очень-то нравился.
Потом началась практическая работа. Лидия Васильевна вела ее просто здорово – захватывающе и живо. Пожалуй, я не против такого классного руководителя. В общем, всем было интересно. Даже Гислер, хоть и выглядел принципиальным троечником, прилежно смешивал реактивы, подогревал их в колбе и улыбался до ушей, когда реакция у него получилась лучше всех.
Когда прозвенел звонок, у всех были такие лица, как будто его не ожидал никто. Урок закончился. Занятия на сегодня тоже.
Лидия Васильевна помахала мне рукой:
– Красильников, задержись на несколько минут!
Я, конечно, задержался. Сейчас, в опустевшем кабинете, она выглядела более старой и усталой, чем на уроке.
Мы поговорили о моем бывшем классе и о том, почему я выбрал именно физику. Я честно сказал, что предпочитаю прикладные науки. Она, похоже, удивилась, что я знаю это название – прикладные, но удовлетворенно кивнула. Спросила еще, почему моя мама не пришла сегодня. Узнав, что я живу с отцом, она слегка помрачнела и сказала, что было бы неплохо, если бы я остался в ее классе, тем более что вести она его будет до самого выпуска. Я ответил, что скорее всего так и получится. На этом мы распрощались.
У выхода из школы по-прежнему дежурили старшеклассники, только уже другие. Солнце на улице жарило вовсю, так что пришлось снять свитер. Так здорово, когда лето близко! Сейчас на площадке перед школой было совсем хорошо. Наверное, поэтому народ не спешил расходиться, а еще бурлил здесь, как водоворот.
Несколько групп школьников обсуждали какие-то общие дела, а у спортплощадки собиралась кучка с явной целью ее оккупировать.
Тут я почувствовал чей-то взгляд. Знаете, наверное, как это бывает – очень неприятное ощущение. Ко мне направлялся Гислер. В паре шагов он остановился, презрительно осмотрел меня с головы до ног.
– Пойдем, новенький, – наконец процедил он, – постучим мячами!
Я тоже осмотрел его. Подумал, глядя на небо.
– Пойдем, – наконец решил я.
Он улыбнулся неприятно и зашагал на своих ходулях к площадке. Там его встретили с восторгом, а на меня покосились недоуменно – кто это такой?
Кто-то кинул ему баскетбольный мяч.
– Давай, Юрка!
– Значит, так, играем до двадцати очков. Зоны-то знаешь?
Я молча кивнул и повесил сумку со свитером на вкопанные рядом металлические брусья.
– Давай, – кинул он мне мяч, – ты начинаешь!
Бросал он при этом метров с трех с половиной, да еще и встал после этого красиво, так что времени прицелиться и положить мяч в корзину из трехочковой зоны мне хватило.
Болельщики загудели, у Гислера отвисла челюсть. Не ожидал. Вот так-то, знай наших!
А вообще-то некогда – вон он мяч подобрал. Как говорил наш тренер, нужно к ведущему мяч прилипнуть и не отпускать. И не нужно стараться отобрать мяч любой ценой – просто приклейся к нему и рано или поздно он откроется. Вот, например, как сейчас Гислер – под корзиной. Я у него мяч ненавязчиво так отберу и с доворота в корзину. Хорошо лег!
– Четыре-ноль! – неверяще произнес кто-то в толпе.
Судя по всему, Гислер перестал меня недооценивать и заиграл всерьез. Как сказал бы тренер, – высокий класс. Мне очень понравилось. Особенно хорошо ему давались обводы и только чуть хуже – отбор мяча. Правильно – вон грабли какие длиннющие отрастил! Ну, я тоже не лыком шит, а что ростом меньше – так мне и лучше, я у него на прокрутах время почти всегда выигрываю. В общем, поддался я. Слегка. На одно очко его вперед отпустил.
Отдышались мы, пыльные, потные. Ребята вокруг шумят, норовят по плечам хлопать.
Вон у Гислера рожа до сих пор изумленная – в себя прийти не может. Отдышался, заговорил.
– Ты где играть учился?
– В Волгограде, в секции своей! – часто дыша, ответил я.
– Здоров! – в его взгляде я прочитал искреннее уважение. – Давай к нам в команду, а то скоро с сорок второй играть, так это бы круто было!
– Ну, может быть, – пожал я плечами. – А кто вас тренирует?
– Леонидов, он три года в сборной Союза играл! Теперь вот у нас ведет секцию.
Мяч тем временем у нас отобрали. И правильно, крутость крутостью, а поиграть все равно хочется. Гислер подумал о чем-то, морща лоб, потом протянул руку:
– Юра.
– Антон, – пожал я ее. Прикладной урок психологии закончен, счет один-ноль в мою пользу.
Отец, кстати, меня ждал – вон стоит около машины, курит. Мы потихоньку дошли до него.
– Юра, не мое, конечно, дело… А за что тебя к директору-то? Это ведь не Лидия Васильевна.
– Да, – спокойно кивнул Гислер, – тетя Лида у нас мировая. А за что – вот к нам в команду пойдешь, расскажу. А пока счастливо, мне бежать пора!
– Пока, – машинально ответил я. Вот это здоровяк! Не ожидал от него! Один-один.
Отец посмотрел ему вслед.
– Уже приятелей завел? Быстро, однако. Молодец.
– Пап, а ты не покажешь мне, где здесь река есть, а то без воды скучно очень. У нас уже купаются, наверное.
– Только сумасшедшие вроде тебя! – улыбнулся отец и полез в машину. – Ладно, время у нас есть, поехали!
За двадцать минут мы доехали до места. Речушка была так себе – двадцатая часть Волги, но на ее песчаных откосах уже некоторые пытались загорать. Река прорезала самую окраину города, примерно полчаса ходу от дома. Вода, правда, была еще пока не просто холодная, а ледяная, но так хотелось окунуться, что мне даже удалось подбить на это и отца тоже.
Вопя как резаные, мы ринулись в воду, чтобы тут же пулей вылететь на берег. Хотелось посидеть на солнышке, вот только вытереться было нечем, и пришлось срочно двигать домой. Когда мы, торопясь, залезали в машину, зуб на зуб если и попадал, то случайно. В целом день получился неожиданно неплохим.