Любовь – да возвеличит тебя Аллах! – поначалу шутка, но в конце – дело важное. Ее свойства слишком тонки по своей возвышенности, чтобы их описать, и нельзя постигнуть ее истинной сущности иначе как с трудом. Любовь не порицается религией и не возбраняется божественным законом, ибо сердца в руках Аллаха, великого, славного, и среди прямо ведомых халифов и правоверных имамов[10] любили многие. Из них у нас в Андалусии[11] были Абд ар-Рахман ибн Муавия[12], любивший Даджа, и аль-Хакам ибн Хишам, и Абд ар-Рахман ибн аль-Хакам, страсть которого к Таруб, матери его сына Абдаллаха, знаменитее солнца, и Мухаммад ибн Абд ар-Рахман, чье дело с Газлан, матерью его сыновей, Османа, аль-Касима и аль-Мутаррифа, известно, и аль-Хакам аль-Мустансир, очарованный Субх[13], матерью Хишама аль-Муайяда-биллаха – да будет Аллах доволен им и ими всеми! – и отказывавшийся иметь детей от другой женщины. Подобное этому многочисленно, и если бы исполнение долга перед правителями не было для мусульман обязательно и нам не следовало бы передавать из рассказов о них лишь то, в чем заключаются рассудительность и оживление веры, тогда как любовь нечто такое, для чего они уединялись во дворцах со своими женами, и нам не подобает об этом рассказывать, – я, наверное, сообщил бы немало сведений о них в этом роде.
Что же касается их великих мужей и столпов их правления, то любивших среди них больше, чем можно счесть, и самое новое из этого, чему мы были свидетелями вчера, – увлечение аль-Музаффара ибн Абд аль-Мелика ибн Абу Амира[14] Вахид, дочерью одного торговца сыром, любовь к которой даже побудила его на ней жениться. Эта та самая, кого взял в жены, после гибели Амиридов[15], везир Абдаллах ибн Маслама; потом, когда его убили, на ней женился один из главарей берберов.
Вот нечто похожее на это. Абу-ль-Айш ибн Маймун аль-Кураши аль-Хусейни рассказывал, что Низар ибн Маад[16], правитель Египта, увидел своего сына Мансура ибн Низара – того, что принял после него власть и притязал на божественность, – лишь через долгое время после его рождения, подчиняясь речам невольницы, которую он сильно любил. И при этом у него не было мужского потомства и никого, кто бы унаследовал его власть и оживил бы память о нем, кроме Мансура!
Среди праведников и законоведов минувших веков и древних времен есть такие, о ком их стихи избавляют от нужды говорить. Рассказов об Убейдаллахе ибн Абдаллахе ибн Утбе ибн Масуде[17] и его стихов передают достаточно, а он был одним из семи факихов аль-Медины.
Среди фетв[18] Ибн Аббаса – да будет доволен им Аллах! – дошла одна, при которой других не нужно, ибо он говорит: это убитый любовью – ни платы за его кровь, ни отмщения.
Люди не согласны относительно природы любви и говорили об этом долго, затягивая речи; я же придерживаюсь мнения, что причина любви – соединение в их основной возвышенной стихии частиц души, разделенных в здешней природе. Но это не потому, что души – разделенные сферы, как говорит Мухаммад ибн Дауд[19] – да помилует его Аллах! – со слов некоего философа, а вследствие однородности их сил в обиталище вышнего мира и близости их по образу состава. Мы таем, что тайна смешения и разделения среди тварей – лишь в соединении и разъединении, и сходное обычно призывает сходное, и подобное доверяется подобному. Однородности присущи ощутительное действие и видимое влияние; взаимная неприязнь противоположностей, согласие между подобными и влечение к похожему обнаруживаются между нами, – так как же не быть этому в душе, когда ее мир, мир чистый и легкий, и сущность ее стремятся ввысь и уравновешены; и в основе своей она приспособлена к восприятию согласия и склонности, и расположения и отчуждения, и страсти и неприязни.
Все это известно, так как проявляется при различных обстоятельствах в поведении человека, и человек доверяется своей душе, а Аллах, великий и славный, говорит: «Он тот, кто сотворил все из единой души и сотворил из нее ей пару, чтобы она доверилась ей»[20]. И он выставил основанием доверия то, что пара для души возникла из нее же.
А будь причиной любви красота телесного образа, конечно, не был бы сочтен прекрасным менее красивый образ. Мы часто находим людей, которые предпочитают более низкого, зная превосходство других, но не находя от него спасения своему сердцу.
А если бы любовь возникала из-за соответствия качеств, человек бы, конечно, не любил тех, кто ему не помогает и не соответствует; поэтому мы знаем, что она пребывает в самой сущности душ. Но нередко любовь возникает вследствие какой-нибудь причины – эта любовь исчезает с исчезновением причины ее, и тот, кто тебя любит из-за дела, отворачивается, когда оно окончено.
Я говорю об этом:
Моя любовь к тебе вечна в силу своего бытия; она достигла предела, не уменьшается и не увеличивается.
Ей нет причины, кроме желания, и нет ей повода, который бы кто-нибудь знал.
Когда мы видим, что вещь – причина самой себя, тогда ее бытие не прекратится вовек.
Если же нашли мы, что причина ее в другой вещи, с исчезновением ее исчезнет и то, что из-за нее возникло.
Эти слова подкрепляются и тем, что, как мы знаем, любовь бывает многих видов, и наиболее достойный из них – любовь двух любящих ради Аллаха, великого, славного: либо из-за усердия в труде, либо из-за согласия в основах веры и толка, либо из-за преимущества знаний, которыми одарен человек. Бывает любовь родственная, любовь из-за дружбы или общности стремлений, любовь из-за товарищества и знакомства, любовь из-за благодеяния, которую питает человек к своему другу, любовь из жадности к сану любимого, любовь двух любящих из-за тайны, которую они оба знают и должны скрывать, любовь ради того, чтобы достичь наслаждения и удовлетворить желание, и любовь по влечению, которой нет причины, кроме упомянутой нами связи душ. Все эти виды любви прекращаются с прекращением их причин, увеличиваются с их увеличением, уменьшаются с их уменьшением, укрепляются с их приближением и ослабевают с их отдалением, кроме любви по истинному влечению, овладевающей душой, – это та любовь, которой нет конца иначе как со смертью. Поистине, ты часто найдешь человека, утешившегося, по его словам, и достигшего предельных лет, который, когда ты напомнишь ему, вспоминает, и веселеет, и молодеет, и возвращается к нему волнение, и поднимается в нем печаль. Ни при одном из упомянутых видов любви не бывают так заняты мысли и не возникает такого помрачения ума, беспокойства, изменения врожденных свойств и перемены природных качеств, и похудания, и вздохов, и прочих признаков тоски, как при любви по влечению; этим подтверждается, что такая любовь – духовное предпочтение и слияние душ. А если кто скажет: – Будь это так, любовь между двумя душами разделялась бы поровну, ибо обе части равно участвуют в единении и доля их в нем одна, – то в ответ на это мы скажем: – Вот, клянусь жизнью, правильное возражение, но только душа того, кто не любит любящего, со всех сторон закрыта какими-нибудь скрывающими явлениями и охватывающими ее завесами земных свойств, и она не чувствует той своей части, которая была к ней близка, прежде чем она опустилась туда, где находится; а если бы она освободилась, то, конечно, обе части были бы равны в единении и в любви. Душа же любящего свободна, и она знает, где то, что разделяло с нею близость, и стремится к нему, и направляется, и ищет его, жаждая с ним встречи и привлекая его, если может.
Это подобно магниту и железу. Сила вещества магнита, связанная с силой веществ железа, не обладает достаточной самостоятельностью и способностью к выделению, чтобы устремиться к железу, хотя оно с нею однородно и принадлежит к ее стихии. Но сила железа, так как она велика, устремляется к своему подобию, ибо движение всегда исходит от более сильного, а сила железа свободна по существу и не задержана никаким препятствием, и она ищет то, что с ней сходно, и предается ему и к нему спешит по природе и по необходимости, а не добровольно и преднамеренно. Когда же ты возьмешь железо в руку, оно не устремляется, так как его силы тоже недостаточно, чтобы одолеть то, что его держит, если оно сильнее. А если частицы железа умножатся, они становятся заняты друг другом и удовлетворяются подобными себе, не ища малых долей своей силы, отдаленной от них. Когда же увеличивается тело магнита и его силы становятся равны всей силе тела железа, оно возвращается к своему обычному состоянию.
Также и огонь в камне – нельзя обнаружить силы огня, стремящейся к сближению и призывающей свои частицы, где-либо находящиеся, иначе как высекая огонь и сблизив два тела посредством прижатия и ударов их друг о друга, – без этого сила огня продолжает таиться в своем камне, не проявляясь и не обнаруживаясь.
На это указывает еще и то, что ты не найдешь двух влюбленных, между которыми не было бы сходства и соответствия природных качеств; это необходимо должно быть, хотя бы в небольшой степени, и всякий раз, когда умножаются похожие черты, увеличивается сходство и крепнет любовь. Посмотри – и увидишь это воочию.
Это подкрепляется словом посланника Аллаха – да благословит его Аллах и да приветствует! – Души – собранные войска. Те из них, что узнают друг друга, сходятся, а те, что не узнают, – расходятся, – и изречением, передаваемым со слов одного из праведников: – Души правоверных узнают друг друга.
Поэтому-то и огорчился Букрат[21], когда ему описали человека из людей с недостатками, который его любил, и, когда с ним заговорили об этом, он сказал: – Этот человек полюбил меня лишь потому, что я ему соответствую в некоторых его качествах.
Ифлатун[22] рассказывает, что один из царей несправедливо заключил его в тюрьму, и он до тех пор приводил доказательства в свою защиту, пока не стала ясна его невиновность и царь не понял, что он к нему несправедлив. И тогда его везир, который взялся передавать ему слова Ифлатуна, сказал ему: – О царь, тебе стало ясно, что он невиновен, – что же тебе до него? – И царь ответил: – Клянусь жизнью, мне нет к нему пути, но только я чувствую в своей душе тяжесть и не знаю, отчего она. – И эти слова передали Ифлатуну. – И мне стало нужно, – говорил он, – отыскать в своей душе и качествах что-нибудь сходное с его душой и качествами, чтобы противопоставить это ему. И я рассмотрел качества царя и увидел, что он любит справедливость и не терпит несправедливости; такое же качества я различил и в себе, и едва я привел в движение это соответствие и противопоставил его душе это качество, которое было в моей душе, как царь приказал меня отпустить и сказал своему везиру: – Рассеялось то, что было в моей душе из-за Ифлатуна.
Что же касается причины того, что любовь постоянно, в большинстве случаев, возникает из-за красивой внешности, то ясно, что душа прекрасна и увлекается всем прекрасным и питает склонность к совершенным образам. И, увидев какой-нибудь из них, душа начинает к нему приглядываться и, если различит за внешностью что-нибудь с собою сходное, вступает с ним в соединение, и возникает настоящая и подлинная любовь. Если же душа не различает за внешностью ничего с собою сходного, ее любовь не переходит пределов внешности, а это и есть страсть. И поистине, внешность дивным образом соединяет отдаленные частицы души!
Я читал в первой книге Торы[23], что пророк Якуб – да будет с ним мир! – в те дни, когда он пас скот Лабана, своего дяди по матери, вместо приданого за его дочь условился с ним о разделе приплода, и все одноцветные должны были быть Якубу, а все пестрые – Лабану. И Якуб – да будет с ним мир! – брал древесные ветки и половину их очищал, а половину оставлял, как были, а потом он бросал их все в воду, к которой приходил пить скот, и нарочно подсылал в это время к самцам самок, годных для случки. И они приносили приплод не иначе как пополам – половину одноцветными и половину пестрыми.
Про одного чтеца по лицам рассказывают, что к нему принесли черного сына от двух белых. Он посмотрел на черты мальчика и увидел, что он от этих людей несомненно, и тогда он захотел, чтобы его поставили на то место, где родители сходились. И его привели в помещение, где было их ложе, и он увидел на стене, против взгляда женщины, изображение чернокожего и сказал отцу мальчика: – От этого изображения пришел к тебе твой сын.
Стихотворцы из диалектиков часто пользуются этой мыслью в своих стихах и, говоря с видимым во вне, обращаются к познаваемому и скрытому. Это часто встречается в стихах ан-Наззама Ибрахима ибн Сайяра[24] и других диалектиков, и я скажу об этом стихотворение, где есть такие стихи:
Нет причины победы над врагами, которую ты бы знал, и причины бегства от них, когда они обращают нас в бегство,
Кроме влечения душ всех людей к тебе, о жемчужина, сокрытая в людях.
Те, перед кем ты находишься, никогда не отступят, и ночью идут они к твоему возвышенному свету.
Если же ты сзади, душа добровольно обращает люден к тебе, и обычно они отступают.
И я говорю об этом:
Из мира ангелов ты или человек? Разъясни мне – бессилие глумится над моей проницательностью.
Я вижу человеческий образ, но, пораздумав, нахожу, что тело – вышнее.
Благословен тот, кто соразмерил черты своих созданий, так что стал ты прекрасным природным светом!
Для меня нет сомнения, что ты дух, который послало к нам связующее подобие душ.
У нас нет явного указания на твое появление, по которому мы могли бы судить, кроме того, что мы видим.
И если бы взор не падал на твое существо, мы сказали бы только, что ты – возвышенный, подлинный разум.
А кто-то из моих друзей называл одну мою поэму – «Постижение посредством воображения». Вот стихи из нее:
Ты видишь, – в нем существуют все противоположности, – так как же ограничишь ты разнообразие свойств?
О тело, не имеющее качеств, о явление стойкое, не исчезающее!
Ты обратил против нас все стороны рассуждения тем, что стало ясно, с тех пор как ты блеснул.
Это же самое обнаруживается и в ненависти. Ты видишь, что два человека ненавидят один другого без основания или повода и тяготятся друг другом без причины.
Любовь – да возвеличит тебя Аллах! – обессиливающая болезнь, и в ней же возникает от нее лекарство, по мере ее действия. Это болезнь усладительная и желанный недуг; больному ею неприятно выздороветь, и страдающий не желает от нее избавиться. Она украшает человеку то, от чего он отворачивался, и облегчает то, что было ему трудно, изменяя его врожденные свойства и первоначальную природу. Но это встретится и будет разъяснено в своей главе, если пожелает Аллах.
Я знал одного юношу из числа моих знакомых, который завяз в любви и запутался в ее силках, и его измучила страсть и извел долгий недуг. И душе его не была приятна молитва Аллаху о снятии того, что было с ним, и язык его не мог ее выговорить – он молился только о сближении и о том, чтобы овладеть той, кого полюбил, несмотря на великое свое испытание и долгие заботы. Что же подумать о больном, который не хочет прекращения своей болезни! И однажды я сидел с ним и, увидев, как он подавлен и молчалив и как ему плохо, огорчился этим. – Да поможет тебе Аллах! – сказал я ему между другими речами и увидел на его лице выражение отвращения. Я скажу о подобном ему такие стихи из длинной поэмы:
Я наслаждаюсь страданьем из-за тебя, о мечта моя, и, пока длятся дни, я от тебя не уйду.
Если скажут мне: – Ты забудешь любовь к ней, – нет у меня иного ответа, кроме ляма и алифа.[25]
Эти признаки противоположны тому, что рассказывал мне про себя Абу Бекр Мухаммад ибн Касим ибн Мухаммад аль-Кураши, по прозванию аш-Шалаши – один из потомков имама Хишама ибн Абд ар-Рахмана ибн Муавии[26]. Он совершенно никого не любил и не тосковал о друге, уехавшем от него, и не переходил от границ дружбы и привязанности до пределов любви и увлечения, с тех пор как был сотворен.