Небо над Лондоном сияло оранжевым и багряным великолепием. Создавалось впечатление, что за линию горизонта одновременно опускается дюжина тропических солнц. Многочисленные лучи прожекторов сбегались в пучки, чтобы, замерев на миг, снова разбежаться в разные стороны. В небе то и дело возникали и тут же расплывались черные облачка разрывов, а время от времени сильнейшая огненная вспышка на какое-то мгновение заставляла замереть пламя пожаров. Трассы зенитных снарядов были похожи на гирлянды огней рождественской елки.
– Чистый Тернер! – восхитился Гай Краучбек, впервые ставший свидетелем столь очаровательного зрелища.
– Скорее, Джон Мартин, – не согласился Йэн Килбэнок.
– Нет, – решительно заявил Гай. Он не мог позволить бывшему спортивному журналисту вносить коррективы в свои суждения из сферы изящных искусств. – Только не Мартин. Линия горизонта слишком низка, да и масштаб отнюдь не эпический.
Они стояли в самом начале Сент-Джеймс-стрит. Чуть дальше весело полыхал клуб «Черепаха», и отблески пламени придавали карикатурный вид фасадам зданий начиная от домов на Пиккадилли и кончая дворцом.
– В любом случае здесь слишком шумно, чтобы продолжать дискуссию.
В близлежащем парке грохотали зенитки. Где-то в районе вокзала Виктория прогремела серия взрывов.
С мостовой напротив «Черепахи» группа прогрессивных новеллистов, облаченных в униформу пожарных, лила жиденькую струю воды в окна комнаты для утреннего отдыха.
Гай вспомнил Страстную субботу в Даунсайде. Тогда он был еще совсем ребенком. В его памяти встало ветреное мартовское утро, снова увидел широко распахнутые двери недостроенного крыла аббатства, заходящихся в кашле школьников, трепещущее на ветру белье, пылающую жаровню и священника с кропильницей. Казалось, что патер, как это ни парадоксально, благословляет пламя святой водой.
– «Черепаха» всегда была неважным клубом, – заметил Йэн. – Мой родитель был его членом.
Он зажег погасшую сигару, и в тот же миг где-то на уровне их колен какой-то голос произнес:
– Немедленно погасите огонь!
– Абсолютно нелепое предложение, – сказал Йэн.
Они перегнулись через находящиеся рядом перила и где-то в глубинах узрели каску, украшенную буквами «ГПО» – Гражданская противовоздушная оборона.
– Уйдите в укрытие, – продолжил голос.
Над их головами, во всяком случае, так им показалось, послышался нарастающий вой, за которым последовал сильнейший удар, от которого под их ногами дрогнули камни мостовой. Где-то чуть севернее Пиккадилли небо вспыхнуло ослепительным белым сиянием, а еще оставшиеся целыми стекла окна разлетелись, осыпав улицу смертельно опасным дождем осколков.
– А ведь он, пожалуй, прав. Давай-ка оставим это дело гражданским.
Пехотинец и летчик бодрой рысцой двинулись к ступеням, ведущим в «Беллами». Когда они добрались до ступеней клуба, гул моторов над их головами стих и ночную тишину нарушало лишь потрескивание пламени горящей «Черепахи».
– Весьма ободряющая картина, – сказал Гай.
– Тебе все это в новинку. Но когда картина повторяется из ночи в ночь, становится скучно. Кроме того, все эти носящиеся во все стороны пожарные машины и кареты «скорой помощи» делают наблюдение довольно опасным. Что касается меня, то я предпочел бы провести отпуск в Африке. Но этот выживший из ума маршал авиации не желает меня отпускать. Боюсь, что он воспылал ко мне любовью.
– Ты не должен себя винить. Чего-чего, а этого никто не мог ожидать.
– Естественно.
В вестибюле их с преувеличенной почтительностью приветствовал ночной портье Джоуб. Он уже успел приложиться к бутылке. Его работа в окружении зеркального стекла вела к одиночеству и таила массу опасностей. Поэтому в этом сезоне никто на него не ворчал, когда он позволял себе немного расслабиться. Сегодня Джоуб изображал – сильно при этом пережимая – театрального дворецкого.
– Добрый вечер, сэр. Добро пожаловать домой в Англию, где вы будете пребывать в полной безопасности. Добрый вечер, милорд. Маршал авиации Бич находится в бильярдной.
– О Боже.
– Я посчитал, что будет уместно предупредить вас, милорд.
– Весьма уместно.
– Говорят, что на улице по сточным канавам ручьями текут виски и бренди.
– Ничего подобного, Джоуб.
– Так меня проинформировал полковник Блэкхаус. Он сказал, что все запасы алкоголя клуба «Черепаха», джентльмены, бесполезно уходят в канализацию.
– Мы этого не видели.
– В таком случае, милорд, можете не сомневаться, что все канавы успели осушить пожарные.
Гай и Йэн прошли в холл.
– Выходит, твой маршал авиации все же стал членом клуба.
– Всех это потрясло. Но выборы проходили в то время, которое газеты окрестили «Битвой за Англию», и королевские ВВС на какой-то краткий миг обрели чуть ли ни респектабельность.
– Думаю, что на мне это событие отразится менее скверно, чем на тебе.
– Друг мой, это кошмар для всех. Поверь.
Поскольку окна в комнате для игры в карты разнесло взрывом, любители бриджа, прихватив с собой листы с расписанными пульками, расположились в общем зале.
Если в сточных канавах на улице виски и бренди все же замечены не были, то здесь они действительно лились рекой.
– Привет, Гай. Давненько тебя не видел.
– Я только сегодня вернулся из Африки.
– Странное время ты для этого выбрал. Я на твоем месте предпочел бы задержаться там.
– Меня отослали домой, поскольку я впал в немилость.
– В прошлой войне, когда парни впадали в немилость, их обычно отправляли в Африку. Что будешь пить?
Гай объяснил обстоятельства своего отзыва.
С улицы подошли еще несколько членов клуба.
– Снаружи все спокойно.
– А Джоуб сказал, что улицы кишат пьяными пожарными.
– Джоуб сам надрался.
– Да, на этой неделе он не просыхает. Не смею его осуждать.
– Два бокала вина, Парсонс.
– Но часть прислуги должна оставаться трезвой. Хотя бы на некоторое время.
– А под бильярдным столом засел какой-то парень.
– Кто-то из прислуги?
– Я его прежде не видел.
– Пожалуйста, виски, Парсонс.
– Надеюсь, что нам не придется давать приют ребятам из «Черепахи».
– Они обязательно явятся, как только отмоются. Робкие, тихие парни, которые не причинят нам беспокойства.
– Три виски с содой, Парсонс, пожалуйста.
– Ты слышал, в какое дерьмо Гай угодил в Дакаре? Поведай им, Гай. Классная история.
Гай поведал им классную историю. В этот вечер повторять рассказ ему пришлось еще не единожды.
Из бильярдной появился его зять Артур Бокс-Бендер. Артур был без пиджака, и его сопровождал дружок – тоже член парламента – по имени Элдербери. Тип, надо сказать, довольно мерзкий.
– Ты знаешь, что помешало мне положить последний шар? – сказал Элдербери. – Я на кого-то наступил.
– На кого?
– Я с ним не знаком. Он сидел под столом, и я наступил ему на руку.
– Потрясающе! Он что, вылез?
– Нет. Он прошипел: «Проклятие!»
– Не могу поверить. Парсонс, под бильярдным столом действительно кто-то засел?
– Да, сэр. Новый член клуба.
– Что он там делает?
– Говорит, что подчиняется приказу, сэр.
Два или три любителя бриджа отправились исследовать необычный феномен.
– Парсонс, что означают эти слухи о винных ручьях на улице?
– Я не покидал помещения, сэр. Но многие члены об этом говорят.
Из бильярдной вернулся разведывательный отряд с докладом:
– Все полностью соответствует действительности. Под столом сидит какой-то парень.
– Я помню, что там в свое время любил сиживать этот бедолага Бинки Каванаг.
– Бинки был психом.
– Что же, не побоюсь высказать предположение, что таковым является и этот парень.
– Привет, Гай, – сказал Бокс-Бендер. – А я думал, что ты в Африке.
Гаю пришлось рассказать зятю свою историю.
– Неловко получилось, – заметил Бокс-Бендер.
Томми Блэкхаус с ним согласился.
– Томми, это ты сказал Джоубу о ручьях вина на улице. Как понимать твои слова?
– Это он мне сказал. Я даже выглянул на улицу, чтобы проверить. Не увидел ни капли.
– А в бильярдную ты не заходил?
– Нет.
– Пойди взгляни. Там есть на что стоит посмотреть.
Гай составил компанию Томми. В бильярдной было полно народу, но никто не играл. В тени под столом виднелась фигура человека.
– Как вам там живется? – ласковым тоном поинтересовался Томми. – Может быть, хотите выпить? Или еще что-нибудь?
– Большое спасибо, я в полном порядке. Я всего лишь следую приказу. Во время воздушного налета каждый свободный от службы офицер или рядовой обязан вне зависимости от того, где в этот момент находится, проследовать в ближайшее и наиболее надежное укрытие. Считаю, что, как старший по званию, я должен показывать пример.
– Так точно, сэр. Но не кажется ли вам, что для нас всех там не хватит места?
– Вам следовало укрыться под лестницей или в подвале.
Фигура под бильярдным столом оказалась маршалом авиации. Томми был профессиональным военным, которому еще предстояло делать карьеру, поэтому при встрече со старшим по званию офицером, вне зависимости от рода войск, он всегда старался выглядеть приятным парнем.
– Думаю, что все закончилось, сэр.
– Я не слышал сигнала отбоя.
В этот момент раздался звук сирены, и из-под бильярдного стола выбрался и поднялся на ноги седой, крепко сбитый человек.
– Добрый вечер.
– Краучбек? Я не ошибаюсь? Мы встречались у леди Килбэнок.
Маршал авиации потянулся и стряхнул с себя пыль.
– Мне необходим автомобиль. Позвоните в штаб ВВС, Краучбек, и попросите их прислать сюда машину.
Гай позвонил в колокольчик.
– Парсонс, передайте Джоубу, что маршал желает вызвать машину.
– Будет сделано, сэр.
В крошечных глазках маршала авиации вспыхнул огонек подозрения. Он хотел что-то сказать, но тут же передумал.
– Благодарю, – бросил он и вышел из бильярдной.
– Ты никогда не был чрезмерно общительным, Гай, не так ли?
– Боже? Неужели я гадко себя повел с этим жалким негодяем?
– Боюсь, что он при следующей встрече взглянет на тебя не очень дружелюбно.
– Надеюсь, что он на меня вообще больше не взглянет.
– Должен сказать, что он не такой плохой парень и в настоящее время делает много полезного.
– Не могу представить, какую пользу маршал может принести мне.
– Война будет долгой, Гай. И прежде чем она закончится, может потребоваться помощь всех друзей. Весьма сожалею о твоих неприятностях в Дакаре. Мне вчера попалось на глаза твое личное дело. Впрочем, не думаю, что возникнут какие-то серьезные последствия. Там встречаются кое-какие чертовски глупые положения. Тебе следует сделать так, чтобы оно как можно быстрее попало в верхние эшелоны. До того как пройдет через множество рук.
– Как, черт побери, это сделать?
– Рассказывай о нем.
– Я это делаю.
– Продолжай рассказывать. Повсюду имеются уши.
– У Вирджинии все в порядке? – спросил Гай.
– Насколько мне известно, да. Она съехала с «Клэриджа». Кто-то сказал, что Вирджиния вообще уехала из Лондона. Бомбежки пришлись ей не по вкусу.
По тому, как это было произнесено, Гай понял, что с Вирджинией, возможно, что-то не так.
– Похоже, что ты идешь в гору, Томми.
– О, я просто кручусь поблизости от начальства. Похоже, что возникает весьма привлекательный вариант, о котором я пока не вправе говорить. Через пару дней буду знать точно. Возможно, мне удастся тебя пристроить. Ты уже появлялся в своей части?
– Собираюсь это сделать завтра. Я только сегодня сошел на берег.
– Будь осторожен, иначе можешь попасть под общую раздачу. Я бы на твоем месте как можно больше торчал в «Беллами». В наше время именно здесь раздают самые забавные посты. Конечно, если ты хочешь получить не самую унылую работу.
– Естественно, хочу.
– В таком случае не пропадай.
Они вернулись в зал. После отбоя воздушной тревоги там стало заметно свободнее. Маршал авиации, сидя на каминной решетке, беседовал с двумя членами парламента.
– …Элдербери, вы, заднескамеечники, можете совершить многое, если возьметесь за дело. Давите на министерства. Продолжайте давить…
Йэн Килбэнок словно в театральном фарсе осторожно высунул голову из дверей туалета, в котором скрывался от своего начальства. Увидев шефа, он попытался поспешно втянуть голову обратно, но, увы, опоздал.
– А, Йэн. Вы как раз тот человек, который мне нужен. Двигайте в штаб, узнайте обстановку и позвоните мне домой.
– Узнать о сегодняшнем налете, сэр? Думаю, что он закончился. Они попали в «Черепаху».
– Нет-нет. Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Речь идет о моей вчерашней дискуссии с маршалом авиации Даймом.
– Я не присутствовал на обсуждении, сэр. Вы меня отослали.
– Тем не менее вам следует быть в курсе…
Однако начинающаяся выволочка так и не обрела законченного вида. Последний мощный аккорд, как хотелось маршалу, так и не прозвучал, поскольку из вестибюля появилась весьма странно иллюминированная фигура. Это был Джоуб. Разыгрывая лишь одному ему известный спектакль, он прихватил из обеденного зала серебряный канделябр о шести рожках. Джоуб держал этот осветительный прибор в высоко поднятой руке, и его ливрею украшали шесть восковых пятен. Присутствующие словно завороженные наблюдали, как эта фантасмагорическая фигура двигается в сторону маршала. Не дойдя нескольких шагов, Джоуб отвесил поклон, и расплавленный воск выплеснулся с канделябра на ковер перед ним.
– Сэр, – торжественным тоном объявил он, – экипаж подан.
Произнеся эти слова, он развернулся и походкой лунатика двинулся туда, откуда появился.
На какой-то момент в зале воцарилась тишина.
– Этот человек… этот человек… – начал маршал авиации, но его голос утонул в общем хохоте.
Элдербери по складу характера был человеком серьезным, но шутка Джоуба повергла его в восторг, который можно было бы назвать несколько экстравагантным. Член палаты общин был зол на маршала авиации, так как не смог положить легкий шар в лузу, наступив на руку сидевшего под столом воина.
– Наш старый, добрый Джоуб, – фыркнул он.
– Одна из его самых лучших выходок.
– Слава небесам, что я задержался и увидел это.
– Чем бы был «Беллами» без него?
– Это дело следует обмыть. Парсонс, выпивку для всех!
Маршал авиации переводил взгляд с одной радостной физиономии на другую. Даже Бокс-Бендер источал веселье, а Йэн Килбэнок ржал даже более непристойно, чем все остальные.
Маршал поднялся с решетки:
– Могу подбросить тех, кому со мной по дороге. Есть желающие?
Лиц, двигающихся в одном с ним направлении, в «Беллами» не оказалось.
Когда маршал авиации закрыл за собой двери, через которые за последние две сотни лет проходили вельможи, шулера, дуэлисты и государственные мужи, он далеко не в первый раз за свое короткое членство спросил себя: так ли респектабелен клуб «Беллами», как о нем говорят?
Как только маршал уселся в машину, снова взвыли сирены воздушной тревоги.
– Домой, – бросил маршал. – Думаю, мы проскочим.
Когда Гай добрался до своего отеля, снова началась бомбежка. Но теперь бомбы падали значительно дальше – где-то в районе доков. Спал он неспокойно, а когда его окончательно разбудил сигнал отбоя, встававшее из-за горизонта солнце боролось за обладание небом с заревом пожаров.
Утром ему следовало прибыть в казармы, и он чувствовал себя так же неуверенно, как и в тот день, когда впервые встал под знамена.
Поезда через Черринг-Кросс шли почти по расписанию. Все места в вагоне были заняты. Он поставил один чемодан поперек прохода, а второй – в паре ярдов от первого, создав себе таким образом сидячее место и линию обороны.
Большую часть мест в вагонах занимали военнослужащие со значками корпуса алебардщиков, и их общим местом назначения был казарменный городок. Солдаты забрасывали свои вещмешки в ожидавшие их грузовики и сами карабкались в кузов. Компания молодых офицеров втиснулась в два таксомотора. А в третьем такси в полном одиночестве поехал Гай. Когда он проезжал через КПП, ему показалось, что часовой выглядит как-то нелепо. Такси подкатило к дому Офицерского собрания. Там было пусто. Две первые машины уехали в направлении новых казарм. Оставив багаж в вестибюле, Гай двинулся через площадь к штабному помещению. Навстречу ему шагал взвод солдат с ведрами в руках. Лица воинов, утратив, словно по прихоти Цирцеи, человеческий облик, стали походить на морды каких-то животных. Чей-то придушенный голос скомандовал:
– Равнение направо!
Десять свиных рыл, как будто сошедших с картин Иеронима Босха, повернулись в его сторону.
Растерявшийся от неожиданности Гай автоматически бросил:
– Вольно, капрал!
Он вошел в кабинет начальника штаба и, встав по стойке «смирно», отдал честь. На него из-за стола посмотрели две отвратительные рожи из парусины, резины и талька. Глухой, словно из-под одеяла, голос произнес:
– Где ваш противогаз?
– Остался с остальными вещами в прихожей Офицерского собрания.
– Немедленно отправляйтесь туда и наденьте газовую маску!
Гай отсалютовал, сделал поворот «кругом» и замаршировал к зданию Офицерского собрания. Он натянул противогаз и поправил фуражку перед зеркалом. Всего лишь год назад в этом зеркале он видел парадный головной убор, высокий, синий воротник и свое целеустремленное, полное надежды лицо, теперь же в стекле отражался безобразный хобот. Огорченный своим видом, Гай вернулся в штаб.
Проходящая по плацу рота на сей раз целиком состояла из нормальных, розовощеких лиц. Находящиеся в канцелярии начальник штаба и старшина сидели с открытыми лицами.
– Снимите эту штуковину, – сказал начальник штаба. – Уже двенадцатый час.
Гай стянул противогаз и по всей форме оставил его висеть на груди, дабы тот просушился.
– Неужели вы не знакомы с действующей инструкцией?
– Никак нет, сэр.
– Какого дьявола вы не удосужились это сделать?
– Я только сегодня прибыл из Африки для дальнейшего прохождения службы.
– В таком случае зарубите себе на носу – каждую среду с десяти ноль-ноль до одиннадцати ноль-ноль военнослужащие всех рангов обязаны принимать меры предосторожности на случай газовой атаки. Это постоянно действующее распоряжение.
– Слушаюсь, сэр!
– А теперь доложите, кто вы такой и чего вам надо.
– Лейтенант Краучбек, сэр. Второй батальон Королевской бригады алебардщиков.
– Чушь. Второй батальон пребывает за границей.
– Я сошел с корабля вчера, сэр.
По завершении маскарада с противогазами в памяти присутствующих стали всплывать образы недавнего прошлого.
– Ведь мы с вами раньше встречались, – сказал Гай.
Он узнал в начальнике штаба безымянного майора, ныне пониженного в звании до капитана. Майор возник в Пенкирке, а три дня спустя исчез в Бруквуде.
– Когда началась та большая суматоха, вы командовали ротой.
– Точно. Простите великодушно за то, что я вас не узнал. С тех пор пришлось пережить множество суматошных дней, и через мои руки прошла масса парней. Как вы сюда попали? Разве вы не должны находиться сейчас во Фритауне?
– Значит, вы меня не ждали?
– Ни слова не получил. Боюсь, что ваши бумаги попали в учебный центр. Или в Пенкирк, где расквартирован пятый батальон. А может быть, в Брук-Парк к шестому батальону. Нельзя исключать и того, что они могли оказаться в Штабе специальных операций. За пару последних месяцев мы дьявольски разбухли. Не успеваем следить за бумагами. Что же, здесь у меня дел не осталось. Продолжайте, старшина. Если я вам вдруг понадоблюсь, вы найдете меня в Офицерском собрании. Пошли, Краучбек.
Они вместе вошли в вестибюль. Гай не узнал помещения, где во время Дня посещений потянул колено. Над камином, на месте картины «Неколебимое каре», остался лишь темный прямоугольник. Рында с голландского фрегата, знамя горного племени африди, золоченый бирманский идол, кираса наполеоновских времен, барабан Ашанти, круговая чаша из Барбадоса и мушкет Типу-Султана тоже исчезли.
– Чертовски скверный вид, не так ли? Когда начались налеты, все, что можно, упрятали под землю, – поймав печальный взгляд Гая, сказал начальник штаба и в качестве еще одной яркой иллюстрации мирового падения нравов добавил: – Я тоже потерял одну звездочку.
– Весьма печальное событие, – ответил Гай.
– Честно говоря, я этого ожидал, – продолжил начальник штаба. – Очередное звание мне полагалось только через два года, но я считал, что война сможет несколько ускорить события. Для большинства парней так и случилось. Пару месяцев мне тоже везло. Но затем все пошло прахом.
Огня в камине не было.
– А здесь, однако, холодно, – заметил Гай.
– Точно. Никакой топки до вечера. Выпивки тоже не положено.
– Наверное, так обстоит повсюду?
– Ничего подобного, – сердито бросил начальник штаба. – В других частях ухитряются обеспечить вполне достойное существование. Однако у нашего командира сильно изменился характер. В настоящий момент у нас на повестке дня аскетизм. Начальство верит, что так же обстоят дела во всем корпусе алебардщиков. Поэтому мы ютимся по четыре человека в комнате, а взнос на коллективную кормежку урезан наполовину. По существу, мы перебиваемся лишь на пайке. Подобно диким зверям. – Последняя фраза была произнесена горестным тоном, показавшимся Гаю не очень убедительным. – На вашем месте я не стал бы у нас задерживаться. Да, кстати, каким образом вы здесь очутились?
– Прибыл вместе с бригадным. – Гаю казалось, что это будет самым подходящим объяснением. – Вам, конечно, известно, что он вернулся домой.
– Впервые слышу.
– Вы знаете, что он ранен?
– Нет. До нас, похоже, ничего не доходит. Видимо, они потеряли наш адрес. Корпус алебардщиков прекрасно существовал в прежнем составе. Расширение доставило всем чертовски много неприятностей. У меня отняли денщика. Отняли человека, который верой и правдой служил мне восемь лет. Теперь приходится делить какого-то старого доходягу с полковым врачом. Вот до чего мы докатились. Они даже ликвидировали оркестр.
– Ну и холодище же здесь.
– В моем кабинете есть отопление, но там все время трезвонит телефон. Выбор за вами.
– И что же я теперь должен делать?
– Для меня, дружище, вы еще в Африке. Вас можно было бы отправить в краткосрочный отпуск, но вы не находитесь в нашем распоряжении. Может быть, вы желаете встретиться с командиром? Он мог бы это устроить.
– С тем, у кого изменился характер?
– Ужасно изменился.
– Я не вижу причин для того, чтобы его беспокоить.
– Ясно.
– И что же дальше?
Некоторое время они смотрели друг на друга с безнадежным видом, стоя у каминной решетки.
– У вас с собой должно быть командировочное предписание.
– Ничего у меня нет. Меня отправили, как неодушевленную посылку. Бригадир оставил меня в аэропорту, сказав, что свяжется со мной.
Создавалось впечатление, что начальник штаба на этом исчерпал весь убогий репертуар официальных возможностей.
– Трудно представить, чтобы подобное могло случиться в мирное время, – вздохнул он.
– Совершенно верно.
Гай видел, как безымянный солдат собирает всю свою волю, чтобы решиться на отчаянный шаг.
– Ну хорошо, – наконец произнес он. – Попробую рискнуть. Надеюсь, у вас найдется, на что вы могли бы употребить небольшой отпуск?
– Я обещал кое-что сделать для Эпторпа. Вы, наверное, помните его по Пенкирку.
– Да, помню, и очень хорошо. – Возрадовавшись тому, что обрел наконец интеллектуальную опору, начальник штаба продолжил: – Эпторп. Офицер с временным званием, который каким-то непостижимым образом стал заместителем командира батальона. Тогда мне показалось, что он слегка повредился мозгами.
– Теперь он мертв. Я обещал, что соберу все его пожитки и передам их наследнику. За несколько дней я смог бы это сделать.
– Превосходно. Если кто-то возжаждет крови, то у нас найдется два способа их усмирить. В зависимости от того, как обернется дело, мы сможем представить это как отпуск по семейным обстоятельствам либо как отпуск по прибытии. Останетесь на общий офицерский ланч? Я бы на вашем месте этого делать не стал.
– Не останусь, – ответил Гай.
– Если поболтаетесь поблизости, может подвернуться транспорт до станции. Раньше я мог бы устроить для вас машину, но теперь с этим покончено.
– Я закажу такси.
– Вы знаете, где найти телефон? Не забудьте бросить в коробку два пенса. А я, пожалуй, вернусь в кабинет. Здесь, как вы справедливо заметили, жуткий холод.
Гай ненадолго задержался. Он прошел в офицерскую столовую, с хоров которой еще совсем недавно доносились звуки «Ростбиф старой Англии». Со стен комнаты исчезли портреты, так же как и серебро из сервантов. Теперь офицерская столовая ничем не отличалась от столовки в Кат-аль-Имара. Из служебного помещения возникла девица из территориальной службы. Девица насвистывала какую-то мелодию. Увидев Гая, она, не переставая свистеть, стала накрывать скатертью голые доски стола.
Из бильярдной доносился стук шаров. Заглянув туда, Гай первым делом узрел затянутый в хаки обширный зад. Игрок нанес удар и промазал довольно легкий шар. На стене висел расшитый красным китель. Гай узнал в игроке немолодого полковника, ошивавшегося без дела в офицерском клубе еще год назад. «Сгоняем до сотни? – рефреном повторял он, добавляя: – В газетах опять ничего нового.
– Простите, что помешал, сэр, – сказал Гай.
– Позволяет немного расслабиться, – заметил полковник. – Может быть, сгоняем до сотни?
– Боюсь, что у меня нет времени, сэр. Я должен ехать.
– Здесь все постоянно куда-то уезжают, – сказал полковник и принялся изучать позицию своего шара, казавшуюся Гаю абсолютно безнадежной.
Затем он нанес сильнейший удар. Все три шара разлетелись в разные стороны. Ударяясь друг о друга и отскакивая от бортов, они долго носились по сукну, но затем красный шар замедлил движение и покатился к углу стола. Он катился все медленнее и наконец намертво остановился на самом краю лузы. Выдержав паузу, шар каким-то непостижимым образом возобновил движение и провалился в лузу.
– Честно говоря, это чистое везение, – сказал полковник.
Гай выскользнул из бильярдной и осторожно притворил за собой дверь. Взглянув назад через стекло двери, он явился свидетелем очередного удара. Полковник вернул красный шар на положенное ему место и, изучив весьма неблагоприятное расположение других шаров, небрежно переместил с помощью своих пухлых пальцев красный на три дюйма влево. После этого Гай оставил полковника наедине с его мелким преступлением. Как постоянные посетители Офицерского собрания величали этого типа? Буйвол? Крошка? Гиппопотам? Прозвище полковника никак не желало возникать в памяти.
Когда к нему вернулись гораздо более суровые земные мысли, он прошел к телефону и вызвал такси.
Итак, начиналась вторая фаза его паломничества. Первая фаза началась с посещения могилы сэра Роджера. Сейчас, как и тогда, ему предстояло продемонстрировать чувство сострадания. Следовало умиротворить дух покойного. Прежде чем продолжить искать удачу на королевской службе, ему надо получить и передать по назначению пожитки Эпторпа. В течение нескольких ближайших дней он должен побывать в Саутсэнде и Корнуолле. В непролазных чащобах военной Англии ему предстояло разыскать лесного человека по имени Болтун Корнер.
Гай задержался в передней и просмотрел книгу посетителей. Его интересовал список гостей прошлогодней декабрьской встречи. Сразу под именем Тони Бокс-Бендера он увидел запись: «Джеймс Пенденнис Корнер». Однако колонка, где следовало быть адресу, оказалась пустой.
Последний урок в подготовительной школе Богородицы-Победительницы, временно расположенной в Матчете. Чтение отрывков из Ливия в классе мистера Краучбека. Окна закрыты светомаскировкой. Шипит газовый камин. Привычный запах мела и чернил. Пятый класс дремлет после урока футбола, мечтая о вечернем чае. До звонка остается двадцать минут, и разбор текста приближается к невыученным пассажам.
– Простите, сэр, правда ли, что благословенный Жервез Краучбек был одним из ваших предков?
– Вряд ли его можно назвать прямым предком, Грисуолд. Ведь он был священнослужителем. А его брат, потомком которого я являюсь, к моему великому сожалению, вел себя не столь отважно.
– Но он же не стал конформистом, не так ли?
– Нет. Но держался ниже травы и тише воды. Так же как и его сын.
– Сэр, расскажите нам, пожалуйста, как был схвачен Благословенный Жервез.
– Но я вам это уже рассказывал.
– В тот день, сэр, многие из нас отсутствовали, а я так и не понял, что произошло. Его, кажется, выдал эконом. Я не ошибаюсь?
– Нет, это вовсе не так. Чаллонер неверно интерпретировал выдержки из хроник святого Омера, и с тех пор его ошибка кочует из одной публикации в другую. Все наши люди хранили верность. Выдал его шпион, который попросил убежища в Бруме, выдав себя за католика.
Пятый класс удовлетворенно расслабился. На авансцену выступили древние Краучбеки, и для Ливия не осталось места.
– Отец Жервез обитал в северной башенке внешнего двора. Чтобы понять, как это произошло, вы должны хорошо знать Брум. Там имеется лишь один внешний двор между домом и главной дорогой. Запомните, что каждый приличный дом стоит либо на дороге, либо на берегу реки, либо на утесе. Парк – место лишь для охотничьего домика. Богачи стали прятаться от народа только после Реформации…
Разговорить старого Краучбека не составляло труда. Особенно преуспевал в этом Грисуолд-старший, с дедом которого учитель был хорошо знаком. Прошло двадцать минут.
– …когда его вторично допрашивали на Совете, он был настолько слаб, что ему даже позволили сидеть, предоставив табурет.
– Простите, сэр, звонок.
– Неужели? Боже, боюсь, что я чрезмерно увлекся и злоупотребил вашим временем. Что ж, начнем завтра с того места, на котором остановились. Я жду от вас подробного, глубокого анализа.
– Спасибо, сэр, и доброй ночи. Ваш рассказ о благословенном Жервезе был просто потрясным.
– Доброй ночи, сэр!
Мальчишки разбежались. Мистер Краучбек застегнул пальто, повесил через плечо противогаз и с карманным фонариком в руке начал спускаться с холма, погружаясь в море тьмы.
Отель «Морской», где мистер Краучбек обитал вот уже девять лет, был забит до отказа так, словно наступил пик летнего сезона. Все кресла в общей гостиной были заранее забронированы. На них лежали книги или рукоделие, призванные обозначить права на данную территорию, пока сами скваттеры наслаждались прогулкой в тумане.
Мистер Краучбек сразу проследовал в свои комнаты, но, повстречав на повороте лестницы мисс Вейвсаур, был вынужден остановиться и прижаться в угол, чтобы позволить даме пройти.
– Добрый вечер, мисс Вейвсаур.
– О! А я вас ждала, мистер Краучбек. Не могли бы вы уделить мне несколько мгновений?
– Конечно, мисс Вейвсаур.
– Я хочу поговорить с вами о том, что случилось сегодня, – прошептала она, – и не желаю, чтобы меня услышал мистер Катберт.
– Как это таинственно! Но я уверен, что у меня нет никаких секретов от семейства Катбертов.
– Но зато они имеют секреты от вас. Назревает заговор, о котором вам следовало бы знать.
Мисс Вейвсаур развернулась и взяла курс на гостиную мистера Краучбека. Он открыл дверь и отступил в сторону, чтобы пропустить ее первой. Когда они вошли, им в нос ударил сильный запах псины.
– Какой прекрасный мужской дух, – заметила мисс Вейвсаур.
Феликс, золотистый ретривер, поднялся с места, встал на задние лапы и уперся передними в грудь мистера Краучбека.
– Лежать, Феликс. Лежать, мой мальчик. Надеюсь, что его выгуливали.
– Миссис Тиккеридж и Дженнифер долго гуляли с ним во второй половине дня.
– Какие милые люди. Присаживайтесь, а я тем временем избавлюсь от этого нелепого газового мешка.
Мистер Краучбек проследовал в спальню, повесил пальто и противогаз, изучил в зеркале свою далеко не юную физиономию и возвратился к мисс Вейвсаур.
– Итак, в чем же состоит этот зловещий заговор?
– Они хотят вас выселить, – ответила мисс Вейвсаур.
Мистер Краучбек осмотрел свою видавшую виды маленькую комнату, заполненную мебелью, книгами и фотографиями.
– Не думаю, что подобное возможно, – сказал он. – Катберты после стольких лет никогда так не поступят. Видимо, вы их неправильно поняли. В любом случае они сделать этого не могут.
– Могут, мистер Краучбек. На основании одного из этих новых законов. Сегодня здесь был какой-то офицер (во всяком случае, он был одет как офицер) – совершенно ужасающая личность. Он считал комнаты и изучал регистрационную книгу. Офицер говорил о возможности занятия всего отеля. Мистер Катберт объяснил ему, что некоторые из нас являются постоянными жильцами, а остальные эвакуировались из мест, подвергающихся бомбежкам, и в массе своей являются женами тех, кто находится на фронте. Затем этот так называемый офицер спросил: «А кто такой человек, который занимает две комнаты?» И вы знаете, что сказал ему мистер Катберт? Он сказал: «Этот человек работает в городе школьным учителем». Так характеризовать вас, мистер Краучбек?
– Что же, сдается мне, что я таковым и являюсь.
– Я едва не оборвала их, чтобы сказать, кто вы такой, но, к сожалению, не была участницей разговора. По правде говоря, думаю, они не подозревали, что я нахожусь в зоне слышимости. Но я кипела гневом. Затем офицер спросил: «Средней или начальной?» Когда мистер Катберт ответил: «Частной», – офицер рассмеялся и сказал: «Приоритет равен нулю». После этого, будучи не в силах совладать с собой, я просто встала, посмотрела в их сторону и, не проронив ни слова, вышла из комнаты.
– Думаю, что вы поступили весьма мудро.
– Но какая безмерная наглость!
– Уверен, что это ничем не кончится. В наши дни самые разные люди проводят самые разные обследования в самых разных местах. Полагаю, что в этом есть необходимость. Считайте это лишь заурядным событием. Катберты так никогда не поступят. После стольких лет.
– Вы слишком доверчивы, мистер Краучбек. Вы относитесь ко всем так, словно имеете дело с джентльменом. Этот офицер определенно таковым не был.
– Благодарю, мисс Вейвсаур, что вы меня предупредили. Это большая любезность с вашей стороны.
– Я горю возмущением.
Когда мисс Вейвсаур удалилась, мистер Краучбек снял ботинки и носки, отстегнул воротничок, освободился от сорочки и, оставшись перед рукомойником лишь в брюках и нижней рубашке, тщательно помылся холодной водой. Затем он облачился в свежую сорочку, пристегнул чистый воротничок, натянул чистые носки, сунул ноги в изрядно поношенные шлепанцы и влез в слегка поношенный пиджак, сшитый из той же ткани, что костюм, который он носил днем. После этого он привел в порядок волосы. Все это время он думал совсем не о том, что открыла ему мисс Вейвсаур. Эта дама испытывала к нему рыцарскую преданность с того момента, как обосновалась в Матчете, над чем без лишней деликатности подшучивала его дочь Анджела. За все шесть лет знакомства мистер Краучбек обращал очень мало внимания на то, что говорила ему мисс Вейвсаур. Вот и сейчас он, отмахнувшись от заговора Катбертов, сосредоточил внимание на двух проблемах, которые появились вместе с утренней почтой. Мистер Краучбек был человеком с устоявшимися привычками и с давно сформировавшимися позициями. Сомнения были ему чужды. Этим утром между мессой и началом уроков он стал жертвой двух покушений со стороны незнакомого мира на его привычное существование.
Самым серьезным из них был объемистый пакет, изрядно потрепанный от прикосновения множества неуклюжих чиновничьих лап. Пакет был облеплен огромным числом американских почтовых марок, таможенными декларациями и штампами цензуры.
Выражение «Посылка из Америки» только начинало появляться в лексиконе англичан. Перед ним явно была одна из этих новинок. Три его внучки из семейства Бокс-Бендер были отправлены в безопасное место в Новую Англию. «Как мило и как глупо», – подумал он и отнес посылку в свою комнату для последующего изучения.
И вот теперь он с помощью маникюрных ножниц разрезал бечевку и стал расставлять по порядку содержимое пакета на столе. Вначале на свет появились шесть банок «Пулитцеровского супа». Супы имели разнообразные и весьма привлекательные названия, но именно суп являлся одним из немногих предметов питания, в котором отель «Морской» не испытывал недостатка. Кроме того, мистер Краучбек всегда подозревал, что любая заключенная в банки пища произведена из чего-то отвратительного.
– Глупые девчонки. Однако осмелюсь предположить, что наступит день, когда мы будем рады и этому.
За банками супа последовал прозрачный пакет с черносливом, а за ним небольшая, но весьма увесистая, консервная банка с этикеткой: «Бриско: вещь необходимая в каждом доме». Никаких указаний на функциональное предназначение необходимой вещи не имелось. Что это может быть? Мыло? Концентрированное топливо? Крысиный яд? Крем для обуви? Надо будет проконсультироваться с миссис Тикеридж. Затем на свет появилась более крупная, но куда более легкая банка под названием «Юмкранч». Она должна была содержать нечто съедобное, поскольку на этикетке изображалась тучная и явно скверно воспитанная девчонка. Девчонка размахивала ложкой, явно требуя для себя содержимое банки. Последним и самым странным предметом явилась бутылка, заполненная чем-то сильно смахивающим на мокрые искусственные жемчужины. Этикетка на бутылке гласила: «Коктейльный лучок». Неужели случилось так, что этот весьма далекий, но изобретательный народ, который с такой щедростью (и без всякой на то необходимости) предоставил убежище его внучкам, народ, главной целью которого, судя по всему, было нарушение природных процессов, ухитрился вывести содержащий алкоголь лук?
Энтузиазм мистера Краучбека сошел на нет, и он принялся изучать дар с некоторым раздражением. Сыщется ли в этом наборе экзотических яств что-нибудь для Феликса. Выбирать явно приходилось между «Бриско» и «Юмкранчем».
Он встряхнул банку с «Юмкранчем». В ней что-то загремело. Раскрошенное печенье? Феликс поднялся и вытянул свою мохнатую морду.
– «Юмкранч»? – соблазнительно приподняв банку, спросил мистер Краучбек.
Хвост Феликса застучал по ковру.
И в этот момент мистером Краучбеком вдруг овладели самые темные подозрения. А что, если этот самый «Юмкранч» являет собой один из новых патентованных пищевых припасов, о которых он недавно слышал? Ведь он может оказаться «обезвоженной» пищей, которая (если употребить ее без надлежащей подготовки) страшно разбухает в желудке и грозит смертью.
– Нет, Феликс, – сказал он, – никаких «Юмкранчей». Во всяком случае, до тех пор, пока я не спрошу миссис Тикеридж.
Одновременно он решил проконсультироваться с этой леди и по другой проблеме, а именно о странной открытке Тони Бокс-Бендера и не менее странном письме Анджелы Бокс-Бендер.
Открытка была вложена в письмо. Он взял оба послания в школу и в течение дня несколько раз перечитал.
Письмо гласило:
Лоуер-Чиппинг Мэнор,
около Тетбери
Дорогой папочка!
Наконец-то я получила весточку от Тони. О своей жизни бедный мальчик почти ничего не написал, но какая радость узнать, что он в безопасности. До сегодняшнего утра я и не подозревала, насколько сильно тревожилась. Ведь, в конце концов, человек, который написал нам, что видел Тони в колонне военнопленных, мог и ошибиться. Теперь мы знаем точно.
Мне кажется, Тони считает, что мы можем посылать ему все, в чем он нуждается, но Артур, который изучил вопрос, это отрицает. Говорит, что соглашения подобного рода отсутствуют. Артур говорит, что не смог установить контакт с посольствами нейтральных стран, и считает, что я не должна писать в Америку. Отправлять можно лишь обычные посылки Красного Креста, и они получают их вне зависимости от того, оплачиваем ли мы посылки или нет. Артур утверждает, что посылки формируются на научной основе и содержат все необходимые калории, и говорит, что в лагере военнопленных не может быть разных законов для богатых и бедных. Мне кажется, он некоторым образом прав.
Девочкам, судя по всему, Америка безумно нравится.
Как обстоят дела в твоей, описанной еще Диккенсом школе?
С любовью
Анджела.
В открытке Тони было написано:
Раньше писать не позволяли. Теперь нахожусь в постоянном лагере. Встретил кучу старых приятелей. Не мог бы папа устроить посылки через нейтральные посольства? Это чрезвычайно важно, и все говорят, что это самый быстрый и наиболее надежный способ. Пришлите, пожалуйста, сигареты, шоколад, светлую патоку, консервированное мясо и рыбу (всех видов). Глюкозу «Д», сухое печенье (галеты), сыр, ириски, сгущенное молоко, спальный мешок из верблюжьей шерсти, надувную подушку, перчатки, щетку для волос. Не могли бы оказать помощь находящиеся в США девочки? Пришлите «Поваренную книгу Булестена». «Eucris» Трампера. И теплые шлепанцы.
В корреспонденции мистера Краучбека имелось еще одно письмо. Письмо его опечалило, хотя (в отличие от двух других) и не порождало проблем. Его виноторговец сообщал, что его подвалы частично разрушены вражескими бомбежками, но при этом выражал надежду, что сможет продолжать ограниченное снабжение постоянных клиентов. Виноторговец добавлял, что не в состоянии выполнять какие-либо специфические заказы. Ежемесячные посылки впредь будут формироваться из доступных запасов. Поскольку воровство и бой бутылок стали на железных дорогах обычным делом, клиентов просят немедленно сообщать обо всех потерях.
Посылки, подумал мистер Краучбек. Похоже, что сегодня все так или иначе связано с посылками.
После ужина, следуя более чем годичной традиции, мистер Краучбек встретился в общей гостиной с миссис Тикеридж.
Их беседа, как всегда, началась с обсуждения дневных экзерсисов Феликса. Затем мистер Краучбек сказал:
– Гай вернулся домой. Надеюсь, что мы его скоро увидим здесь. Его планы мне не известны. Думаю, что это нечто весьма секретное. Он прибыл вместе со своим бригадиром – человеком, которого вы зовете Бен.
Миссис Тикеридж тем же днем получила от мужа письмо, в котором тот прозрачно намекал на то, что бригадир Ритчи-Хук влип в очередную неприятную историю. Будучи прекрасно ориентированной в вопросах служебной морали, миссис Тикеридж поспешила сменить тему беседы:
– Как поживает ваш внук?
– Именно об этом я и хотел с вами посоветоваться. Моя дочь получила его открытку. Вы не возражаете, если я вам ее покажу. Так же как и ее письмо. Меня они ввели в замешательство.
Миссис Тикеридж взяла оба документа и, внимательно их изучив, произнесла:
– Не помню, чтобы я когда-нибудь читала «Eucris» Трампера.
– Нет-нет. В замешательство меня привело вовсе не это. «Eucris» – лосьон для волос. Я тоже им пользовался, когда мог это себе позволить. Но не кажется ли вам странным, что в первом письме домой он просит вещи только для себя? Это совершенно на него не похоже.
– Полагаю, что бедный мальчик страшно голоден.
– Уверен, что нет. Военнопленные получают полный армейский рацион. Мне известно, что это регулируется специальным международным соглашением. Вы не думаете, что это какой-то код? Глюкоза «Д», например. Кто слышал о глюкозе «Д»? Не сомневаюсь, что Тони ее в жизни не видел. Кто-то ему это подсказал. Вы можете поверить в то, что в своем первом письме к матери мальчик, зная о том, как она тревожится, не упомянул бы о чем-то более важном, нежели глюкоза «Д»?
– Но, возможно, он действительно очень голоден.
– Даже если это так, он должен принимать во внимание чувства матери. Вы прочитали ее письмо?
– Да.
– Я уверен, что она взялась за дело не с того конца. Мой зять – член палаты общин, и, как мне кажется, он заразился там довольно странными идеями.
– Нет. Об этом говорили по радио.
– По радио, – произнес мистер Краучбек самым горьким тоном, на который был способен. – Радио. Только о таких вещах оно и способно вещать. Мне эта идея представляется крайне неуместной. Почему мы не можем посылать тем, кого любим, то, что хотим, – пусть даже глюкозу «Д».
– А мне кажется, что во время войны все должно делиться поровну.
– С какой стати? А я-то думал, что в военное время следует делиться менее чем когда-либо. Как вы заметили, мальчик может по-настоящему голодать. Если ему так хочется глюкозы «Д», то почему я не могу ему ее послать? Почему мой зять должен искать помощи у иностранцев? В Швейцарии живет человек, который из года в год приезжал сюда и постоянно гостил в Бруме. Я знаю, что он был бы рад помочь Тони. Почему он не должен этого делать? Я не понимаю.
Миссис Тикеридж, чувствуя на себе недоуменный взгляд старика, попыталась найти нужный ответ, но из этого ничего не вышло.
– В конце концов, – продолжил он, – каждый подарок говорит о вашем желании дать кому-то нечто такое, чего нет у других. Даже если это всего-навсего кувшинчик для сливок на свадьбу. Я не удивлюсь, если правительство своим следующим шагом не попытается запретить нам молиться за своих близких. – Оценив с печальным видом подобную возможность, мистер Краучбек добавил: – Я не хочу сказать, что кому-то до смерти нужен кувшинчик для сливок, но Тони действительно нуждается в тех вещах, о которых просит. Все это неправильно. Я не очень большой специалист что-то объяснять, но я знаю, что это неправильно.
Миссис Тикеридж молча продолжала штопать свитер Дженнифер. Она тоже не была экспертом по части разъяснения. Тем временем мистер Краучбек, выбравшись из тенет своего недоумения, заговорил снова:
– А что такое «Бриско»?
– «Бриско»?
– И «Юмкранч»? Оба эти вещества в данный момент находятся в моей комнате, и я не имею понятия, что с ними делать. Они прибыли из Америки.
– Я знаю, о чем вы говорите. Я видела их рекламу в журнале. «Юмкранч» – это то, что они едят на завтрак вместо овсянки.
– А Феликсу он подойдет? Не разорвет ли пса изнутри?
– Феликс будет в восторге. А второй продукт они используют вместо лярда.
– Жирновато для собаки, не так ли?
– Боюсь, что так. Полагаю, миссис Катберт была бы весьма благодарна, если бы вы отдали эту вещь ей на кухню.
– Нет ничего, чего бы вы не знали.
– Кроме лосьона для волос Трампера. Даже забыла, как он называется.
Вскоре мистер Краучбек откланялся, взял Феликса и выпустил пса в темноту. Он не забыл прихватить с собой банку «Бриско», чтобы доставить в «личный кабинет» хозяйки гостиницы.
– Миссис Катберт, это мне прислали из Америки. Это лярд. Миссис Тикеридж считает, что вы сможете найти ему применение на кухне.
Миссис Катберт приняла банку и выразила благодарность, почему-то при этом запинаясь.
– Мистер Катберт хотел бы с вами кое о чем поговорить.
– Я к его услугам.
– Жизнь становится такой трудной. Я сейчас его приведу, – закончила она.
Мистер Краучбек остался ждать в «личном кабинете». Вскоре миссис Катберт вернулась. Мистера Катберта с ней не было.
– Он сказал, чтобы с вами поговорила я. Не знаю, право, с чего начать. Все это из-за войны, из-за новых постановлений и из-за офицера, который явился к нам сегодня. Это был начальник квартирьеров. Вы же понимаете, мистер Краучбек, что здесь нет ничего личного? Мы всегда старались вам угодить, предоставляли вам всякого рода поблажки, не требовали плату за собачью еду. Не возражали, что вы получаете вино со стороны. Некоторые гости не раз выражали недовольство тем, что вы пользуетесь здесь особыми привилегиями.
– Вы никогда не слышали от меня каких-либо жалоб, – сказал мистер Краучбек. – Я вполне удовлетворен. Вы делаете все, что возможно в данных обстоятельствах.
– Вот именно, – подхватила миссис Катберт, – в «обстоятельствах».
– Мне кажется, я знаю, что вы хотите мне сказать, миссис Катберт. И в этом, поверьте, нет никакой необходимости. Если вы опасаетесь, что я вас покину в тот момент, когда вы переживаете трудности, покину после стольких лет, прожитых мной в комфорте, то можете не волноваться. Я знаю, что вы делаете все, что в ваших силах, и я искренне вам за это благодарен.
– Благодарю вас, сэр. Это не совсем то… Думаю, будет лучше, если с вами поговорит мистер Катберт.
– Он может заглянуть ко мне в любое время. Но не сейчас. Мне предстоит еще изгнать Феликса с моей кровати. Спокойной ночи. Надеюсь, что та банка окажется полезной.
– Спокойной ночи, сэр, и большое спасибо.
На лестнице его встретила мисс Вейвсаур.
– О, мистер Краучбек! Я не могла не заметить, что вы зашли в «личный кабинет». Все ли в порядке?
– Да. Надеюсь, что так. Я отнес банку лярда миссис Катберт.
– И они не упоминали о том, что я вам сегодня говорила?
– Катберты, похоже, обеспокоены падением качества услуг. Думаю, что мне удалось их успокоить. Для них, как и для нас всех, наступили трудные времена. Спокойной ночи, мисс Вейвсаур.
Тем временем слова, сказанные в «Беллами», неуклонно поднимались по служебной лестнице. В то самое утро в глубоком бомбоубежище в мягкой постели лежала весьма важная и чрезвычайно энергичная личность. Личность при помощи служебных записок определяла, что следует совершить в этот день стоящей в боевом порядке империи.
Прошу в течение дня письменно в краткой форме доложить мне, почему бриг. Ритчи-Хук был освобожден от командования бригадой.
И двадцать четыре часа спустя, почти в ту минуту, когда класс мистера Краучбека приступил к анализу пропущенного текста Ливия, из той же горы подушек последовал указ:
Премьер-министр военному министру.
Я издал директиву, что ни один командир не может быть наказан за свои ошибки в выборе действий по отношению к противнику. Эта директива была грубым и злонамеренным образом нарушена в деле полковника (в прошлом бригадира) Ритчи-Хука из Королевского корпуса алебардщиков. Прошу Вас дать мне заверения, что как только этот отважный и инициативный офицер окажется годным к активной службе, ему будет обеспечена подходящая должность.
Телефоны и пишущие машинки передали сей трубный глас во все необходимые инстанции. Весьма значительные лица звонили лицам менее значительным, а те, в свою очередь, связывались с лицами, не имеющими никакого значения. Где-то на этой нисходящей линии возникло имя Гая, поскольку Ритчи-Хук, даже в палате госпиталя «Милбанк», не забывал о соучастнике своего проступка. Бумаги с резолюцией «Переданы для незамедлительного исполнения» перекочевывали из корзины «Входящие» в корзину «Исходящие» до тех пор, пока не достигли уровня моря в лице начальника штаба казарменного городка алебардщиков.
– Старшина, имеется ли у нас адрес места, где должен проводить отпуск мистер Краучбек?
– Отель «Морской», в Матчете, сэр.
– В таком случае направьте ему предписание немедленно прибыть в Штаб специальных операций.
– Могу я сообщить ему адрес?
– Не можете. Это совершенно секретная информация.
– Слушаюсь, сэр.
Десять минут спустя начальник штаба заметил:
– Старшина, если мы не сообщим мистеру Краучбеку адреса, то каким образом он узнает, куда ему следует прибыть?
– Так точно, сэр.
– Нам следует обратиться в Штаб специальных операций.
– Так точно, сэр.
– Но здесь указано: «Для немедленного исполнения».
– Так точно, сэр.
Затем эти оба не имеющих никакого значения лица долго сидели в задумчивости, предаваясь отчаянию.
– Думаю, сэр, что лучше всего направить ему предписание с одним из офицеров.
– Мы можем кем-нибудь пожертвовать?
– Имеется один, сэр?
– Полковник Троттер?
– Так точно, сэр.
Джамбо Троттер, как следовало из его прозвища, был тяжеловесным занудой, но в то же время пользовался популярностью. Он вышел в отставку в чине полного полковника еще в 1936 году. Уже через час после объявления войны отставник появился в казарме и с тех пор ее не покидал. На службу его никто не призывал. В то же время никто не удосужился поставить под сомнение необходимость его присутствия. Возраст и чин делали Джамбо совершенно бесполезным для каких-либо обязанностей по казарме. Он дремал за газетой, топтался вокруг бильярдного стола, с широкой улыбкой следил за шумными спорами молодых офицеров во время так называемых «Дней посещений» и регулярно участвовал в построениях на молитву. Время от времени Джамбо высказывал пожелание «отправиться на фронт, чтобы хорошенько врезать бошам». Но в основном он занимался тем, что спал. Именно его побеспокоил Гай в бильярдной во время своего последнего посещения казарменного городка.
Раз или два в неделю у капитана-коменданта в его новой роли строгого радетеля дисциплины возникало желание сказать Джамбо пару ласковых, но эти слова так и не были произнесены. Комендант служил под командованием Джамбо во Фландрии и с тех пор стал уважать его за полнейшую невозмутимость в самых опасных или трудных обстоятельствах. Комендант охотно подписывал увольнительные старика и позволял жить по собственному расписанию.
Казарменный городок алебардщиков и Матчет разделяли сто пятьдесят миль. Немногие незаменимые пожитки Джамбо вполне умещались в стандартном металлическом кейсе для униформы и саквояже «Гладстон» из свиной кожи. Но оставалась постель. «Никогда не выезжать без собственной постели и запаса еды хотя бы на одну заправку – таков закон жизни», – любил повторять Джамбо. Одним словом, багаж показался несколько чрезмерным для немолодого денщика Джамбо – алебардщика Бернса. С этим добром невозможно втиснуться в поезд, сказал он начальнику транспортной службы городка. Кроме того, каждый подданный короля должен держаться подальше от железных дорог. Так говорили по радио. Поезда нужны для переброски войск, и им с учетом их боевой задачи от железных дорог следует держаться подальше, пояснил Бернс. Начальником транспортной службы был слегка лысоватый и вполне миролюбиво настроенный кадровый унтер. Одним словом, машину Джамбо получил.
Ранним утром очередного дня эпохи постоянно возрастающих трудностей автомобиль уже стоял у дверей Офицерского собрания. Багаж закрепили ремнями на запятках. Шофер и денщик ждали рядом с машиной. Через некоторое время в дверях появился Джамбо. Утро было прохладным, и его мундир был застегнут на все пуговицы. Полковник потягивал первую после завтрака трубку, а под мышкой держал прихваченный в приемной «Таймс» – единственный, поступающий в Офицерское собрание экземпляр. Солдаты вытянулись в приветствии. Джамбо послал им милостивую улыбку и поднес затянутую в подбитую мехом перчатку руку к козырьку своей красной фуражки. Немного поколдовав вместе с водителем над картой, он распорядился сделать крюк, чтобы к ланчу оказаться в районе офицерской столовой дружественной военной части. После этого Джамбо угнездился на заднем сиденье. Бернс завернулся в плед и занял место за спиной водителя. Прежде чем дать приказ к отъезду, полковник внимательно ознакомился с разделом газеты, озаглавленным «Смерти».
Начальника штаба, следившего из окна своего офиса за этой степенной процедурой отъезда, вдруг осенила светлая мысль.
– Старшина, разве мы не могли пригласить мистера Краучбека сюда и сообщить ему адрес?
– Так точно, сэр.
– Поздно. Замена одного приказа другим меняет порядок, что означает беспорядок, не так ли?
– Так точно, сэр.
Автомобиль двинулся по засыпанной гравием дорожке к караульной будке. Со стороны могло показаться, что машина уносит на долгий уик-энд из Лондона в родное поместье престарелого магната, так как это было до начала тотальной войны.
Миссис Тикеридж была с давних пор знакома с полковником Троттером. Вернувшись вместе с Дженнифер после прогулки с Феликсом, она застала его дремлющим в гостиной отеля. Полковник приоткрыл тяжелые веки мешковатых глаз и воспринял появление женщин без каких-либо признаков удивления.
– Привет, Ви. Привет, Креветка. Очень рад с вами снова повидаться.
Сказав это, он сделал попытку подняться с кресла.
– Сиди, Джамбо. Какого дьявола ты тут делаешь?
– Жду чай. Похоже, что здесь все спят на ходу. Мне сказали, что чай «закрыт». Какое нелепое выражение! Пришлось направить денщика Бернса в кухню, чтобы он заварил свежий. Насколько я понимаю, он встретил отпор со стороны какого-то гражданского повара. Старому алебардщику удалось довольно быстро взять верх. Кроме того, я встретил некоторое сопротивление в связи с расквартированием. Бой попыталась дать окопавшаяся в конторе женщина. Заявила, что мест нет. Но и эта проблема скоро нашла решение. Моя походная кровать – в ванной комнате. Там же и мои пожитки. Женщине это решение, похоже, тоже пришлось не по вкусу. Пришлось ей напомнить, что идет война.
– Побойся Бога, Джамбо. Здесь на весь наш кагал только две ванные.
– Это ненадолго. В эти дни всем приходится идти на жертвы. Бернс и водитель расквартировались в городе. Надеюсь, старый алебардщик сумел расположиться с комфортом. Как видишь, и я пошел на жертвы. Никаких походных кроватей в оставшейся для гражданских лиц ванной комнате!
В этот момент появился Бернс с заставленным подносом в руках.
– Ну и чай, Джамбо! – не удержалась миссис Тикеридж, когда поднос был помещен на столик рядом с полковником. – Мы не видим здесь ничего подобного. Горячие тосты со сливочным маслом. Сэндвичи. Яйцо. Вишневый пирог!
– Я немного проголодался и приказал Бернсу порыскать по округе.
– Бедная миссис Катберт. Бедные мы. Теперь нам не видать масла целую неделю.
– Я разыскиваю парня по имени Краучбек. Женщина в конторе сказала, что его сейчас нет. Ты его знаешь?
– Очаровательный, слегка блаженный старик.
– Нет. Мне нужен молодой офицер корпуса алебардщиков.
– Это его сын Гай. Но зачем он тебе понадобился? Неужели ты собираешься его арестовать?
– Помилуй Бог, нет!
В глазах Джамбо проявилось пусть слегка тяжеловесное, но все же движение мысли. Он понятия не имел, что находится в запечатанном пакете, хранившемся под многочисленными орденскими планками в наглухо застегнутом кармане.
– Ничего подобного. Просто дружеский визит.
Феликс сидел, положив морду на колени полковника и пожирая его преданным взглядом. Джамбо отломил уголочек тоста, обмакнул его в джем и положил в благородную пасть.
– Будь хорошей девочкой, Дженнифер, и уведи его. Иначе он «закроет» мой чай.
Через некоторое время Джамбо впал в дрему.
Проснулся он от каких-то голосов. Женщина из конторы – ничтожная личность – беседовала с тучным майором из Корпуса обслуживания королевской армии.
– Я ему намекала, – говорила женщина, – а мистер Катберт высказался прямиком. Но он, кажется, не понял.
– Он все поймет, когда увидит свою мебель за дверью отеля. Если вы не можете выселить его тихо, я употреблю власть.
– Все это крайне неприятно.
– Вы должны быть благодарны, миссис Катберт. Если бы я захотел, то мог бы занять весь отель. Я бы так и поступил, если бы мистер Катберт повел себя менее честно. Вместо вас я забрал пансионат «Монте Роза». И его обитатели должны искать себе место для ночлега, не так ли?
– Что же, это входит в круг ваших обязанностей. Но бедный старый джентльмен будет очень огорчен.
Внимательно рассмотрев офицера, Джамбо вдруг громогласно рявкнул:
– Григшейв!
Реакция была мгновенной. Майор повернулся кругом, топнул ногой, встал по стойке «смирно» и проревел в ответ:
– Слушаю, сэр!
– Клянусь Богом, Григшейв. Так это все-таки ты. Вначале я не был уверен. Рад тебя видеть. Давай потрясем друг другу лапы.
– Вы прекрасно выглядите, сэр.
– А ты быстро растешь в звании.
– Временный чин, сэр.
– Нам тебя не хватало, когда тебя комиссовали. Тебе не следовало уходить из алебардщиков.
– И я не ушел бы, если бы не миссис и не мирное время.
– И что же теперь делаешь?
– Квартирмейстерские дела, сэр. Очищаю здесь кое-какое помещение.
– Отлично. Можешь продолжать. Продолжай.
– Я почти закончил, сэр. – Григшейв встал по стойке «смирно», коротко кивнул миссис и отбыл, однако покоя Джамбо не получил. Видимо, в этот день ему это было просто не суждено.
Не успела миссис Катберт покинуть помещение, как из-за спинки соседнего кресла возникла голова пожилой дамы. Дама кашлянула, и Джамбо одарил ее полным печали взглядом.
– Простите, – сказала дама, – я просто не могла не слышать. Вы знакомы с этим офицером?
– С Григшейвом? Один из лучших сержантов – инструкторов по строевой части корпуса алебардщиков. Весьма необычная система, надо сказать. Берут первоклассных унтеров и делают из них второсортных офицеров.
– Это просто ужасно. Я даже поначалу решила, что он переодетый преступник. Шантажист, грабитель или кто-то иной в том же роде. Это была наша последняя надежда.
Джамбо очень мало трогали дела других, но ему показалось несколько странным то, что эта приятной наружности леди столь пылко желала видеть в Григшейве самозванца. Неторопливо двигаясь по жизни, Джамбо время от времени встречался с вещами, которые ставили его в тупик, но он научился не обращать на них внимания. Вот и сейчас он ограничился кратким ответом:
– Знаю его более двадцати лет.
Джамбо приготовился встать, чтобы выйти на улицу и глотнуть свежего воздуха, но мисс Вейвсаур сказала:
– Понимаете, он хочет отнять у мистера Краучбека его гостиную.
Упоминание этого имени заставило полковника задержаться, и, прежде чем он успел оторваться от «противника», мисс Вейвсаур начала новое наступление.
Рассказ был страстным и весьма доверительным. В отеле «Морской» презрение к квартирмейстеру очень быстро переросло в ужас. Он явился ниоткуда, вооруженный неизвестными полномочиями. Вел себя злобно, был непредсказуемым и неумолимым. Мисс Вейвсаур была готова с радостью броситься на любого германского парашютиста и прикончить его ловким ударом хлебного ножа, а Григшейв казался ей подлинным воплощением гестапо. Вот уже в течение двух недель постоянные обитатели жили в состоянии ажитации, нервно перешептываясь друг с другом. Мистер Краучбек жил обычной жизнью, невозмутимо отказываясь разделять их тревогу. Он являлся подлинным символом общей безопасности. Если этот символ рухнет, то у остальных не останется никакой надежды. Не так ли? А это падение, судя по всему, уже предначертано.
Джамбо беспокойно слушал это повествование. Разве ради этого он, выполняя свое секретное задание, страдал в машине весь день? Он убыл из части, чтобы получать везде достойный прием. В последнее время в газетах появилось несколько анекдотов о самовлюбленных пожилых дамах, обитающих в безопасных гостиницах. Читая их, полковник частенько ухмылялся. Когда он уже был готов напомнить мисс Вейвсаур, что идет война, перед ними с кипой тетрадей в руках появился вернувшийся из школы мистер Краучбек. После этого все изменилось, и полковник вдруг почувствовал, что вновь обрел достойное общество, получает должный прием.
Мисс Вейвсаур их познакомила, и Джамбо, несмотря на некоторую замедленность своих реакций, сразу почувствовал, что на сей раз имеет дело с «правильным типажом» – не только с отцом алебардщика, но и с человеком, вполне достойным самому встать под знамена корпуса алебардщиков.
Мистер Краучбек сказал, что Гай в данный момент находится в Саутсэнде, во многих милях от отеля «Морской», где собирает вещи погибшего в бою собрата-офицера. Это была прекрасная новость, и Джамбо уже предвкушал несколько дней, а возможно, и недель приятных приключений. Он был готов до бесконечности продолжать свое путешествие по морским курортам.
– Нет-нет. Не надо ему звонить. Завтра я направлюсь к нему лично.
После этого мистер Краучбек позаботился о комфорте Джамбо. О том, чтобы провести ночь в ванной комнате, не может быть и речи. Гостиная мистера Краучбека в его полном распоряжении. Затем мистер Краучбек угостил его прекрасным хересом, а позже, уже на ужине, бургундским и портвейном. Джентльмен, естественно, не сказал, что это была последняя бутылка из его скромных запасов, пополнить которые он уже не надеялся.
Кратко обсудив положение страны, они обнаружили, что их взгляды полностью совпадают. Джамбо упомянул о том, что за последние годы ему удалось создать скромную коллекцию старинного серебра. Мистер Краучбек обладал весьма обширными познаниями о старинном серебре. Затем они безмятежно потолковали о рыбалке, фазаньей охоте, и при этом по всем вопросам их позиции совпадали.
Позднее к ним присоединилась миссис Тикеридж, и они втроем от души посплетничали об алебардщиках. После этого они более чем на две трети разделались с довольно сложным кроссвордом. Для Джамбо это было воплощением его представления о приятном вечере. Ни о Григшейве, ни о проблемах, с ним связанных, не было сказано ни слова, и в конце концов первым этого вопроса коснулся Джамбо:
– С сожалением услышал, что у вас возникли сложности с одной из комнат.
– На самом деле никаких сложностей. Я ни разу не видел этого майора Григшейва, о котором сейчас только все и говорят. Я думаю, что он всего лишь запутал Катбертов, а вы знаете, с какой скоростью в таких крошечных заведениях распространяются слухи и как в них из мухи делают слона. Бедненькая мисс Вейвсаур, как мне кажется, считает, что все мы скоро окажемся на улице. Лично я не верю ни единому слову.
– Я знаю Григшейва двадцать лет, и у меня создается впечатление, что сейчас он так надулся, что уже выпирает из своего мундира. Утром я перекинусь с ним парой слов.
– Только не обо мне, умоляю. Но было очень мило, если бы удалось успокоить мисс Вейвсаур.
– Все очень просто, если он будет следовать правилам. Ему лишь следует указать в докладе, что на момент обследования помещение было занято старшим офицером. Обещаю, что в связи с Григшейвом у вас не возникнет никаких неприятностей.
– Уверяю, что неприятностей он мне не доставил. Но, кажется, молодой человек немного резко ведет себя с Катбертами. Однако, как мне кажется, он считает, что всего лишь выполняет свой долг.
Когда на следующее утро Джамбо спустился вниз, мистер Краучбек уже ушел. Но Джамбо ничего не забыл. Прежде чем неторопливо отбыть, он перекинулся парой слов с майором Григшейвом.
Два дня спустя мистер и миссис Катберт сидели в своем «личном кабинете». Майор Григшейв только что ушел, заверив их, что обитающих в отеле больше никто не потревожит.
– А мы могли бы сдавать комнату, которую занимает старый Краучбек, по меньшей мере за восемь гиней в неделю. Постоянные гости перед войной были весьма состоятельными людьми. Они позволяли нам благополучно пережить зимние месяцы.
– Но сейчас идет война, и, как мне кажется, мы могли бы снова поднять расценки. Нам следовало бы провести полную чистку и впредь брать постояльцев на недельной основе. Так зарабатываются деньги. Некоторые из этих людей потеряли дома в бомбежках, и они будут благодарны нам в любом случае. И если посмотреть правде в глаза, этот Григшейв нас крепко подвел.
– Армии нельзя доверять. Особенно в тех случаях, когда речь идет о бизнесе.
– И все это устроил старый Краучбек. Точно не знаю, но думаю, что это так. Старик та еще хитрюга. Говорит так сладко, что в его рту даже и масло не растаяло бы. «Я прекрасно понимаю ваши трудности, миссис Катберт», «Весьма благодарен, миссис Катберт, за все ваше беспокойство».
– Он знавал лучшие дни, и нам это известно. В подобных ему людях есть какая-то специфическая черта. Они всегда верят, что для них все обойдется наилучшим образом, – такое, видимо, у них воспитание. И каким-то образом получается, что им все дается с легкостью. Будь я проклят, если понимаю, как им это удается!
Послышался стук в дверь, и в «личный кабинет» вошел мистер Краучбек. Ветер взъерошил его волосы, а глаза старика слезились, поскольку он довольно долго просидел в темноте на воздухе.
– Добрый вечер. Добрый вечер. Сидите-сидите, мистер Катберт. Я просто хотел бы поставить вас в известность о своем решении. Примерно неделю назад вы сказали, что кому-то нужна здесь комната. Боюсь, что вы это забыли, но я-то помню. Взвесив все, я пришел к заключению, что в такое время, как сейчас, весьма эгоистично с моей стороны занимать две комнаты. Мой внук находится в лагере для военнопленных, многие в результате бомбежек стали бездомными, а тем, кого изгнали из пансиона «Монте Роза», некуда идти. Совершенно неправильно, когда старик вроде меня занимает так много места. Я попросил в школе, и они готовы взять на хранение часть моей мебели. Таким образом, я явился, чтобы за неделю предупредить о том, что в будущем не буду пользоваться гостиной. В ближайшем будущем, я хочу сказать. После войны я с огромным удовольствием займу ее снова. Надеюсь, что это не причинит вам неудобств. Само собой разумеется, что я оставлю комнату за собой до тех пор, пока вы не найдете подходящего жильца.
– Это нам не составит труда. Премного вам обязаны, мистер Краучбек.
– В таком случае вопрос решен. Спокойной вам ночи.
– Воистину не поминай дьявола всуе, – сказала миссис Катберт, когда мистер Краучбек закрыл за собой дверь. – Как ты думаешь, почему он так поступил?
– Может быть, попал в стесненное положение?
– Только не он. Старик стоит значительно больше, чем ты думаешь. Он расшвыривает деньги направо и налево. Я это знаю, поскольку убираю его комнаты. Благодарственные письма со всех концов страны.
– Он, вне сомнения, парень непростой. И я его никогда до конца не понимал. Похоже, что просто его мозги устроены не так, как твои или мои.
«Таймс», 2 ноября 1940
Личные
Сидя в зале для завтраков «Гранд-отеля» в Саутсэнде, Гай довольно долго искал свое объявление в колонке «Разыскиваются». Наконец оно попалось ему на глаза.
КОРНЕР, Джеймс Пенденнис, известный под прозвищем Болтун и прибывший из Бечаунленда или иной подобной территории, установите контакт с почтовым ящиком № 108 и узнайте для себя нечто весьма полезное.
Грамматика, с досадой отметил он, никуда не годилась, но само объявление было таким же недвусмысленным, как трубный глас. В нем звучала нота отчаяния, словно послано было оно из Ронсевальского ущелья. Дело в том, что Гай сделал все возможное для обнаружения вещей Эпторпа и больше не мог ждать.
С момента отъезда Гая из казарменного городка прошло шестнадцать суток, а в Саутсэнде он находился вот уже одиннадцатый день. Первые этапы поиска оказались несложными. Брук-Парк, где Эпторп выбросил за борт остатки пожитков, которые почему-то считал для себя жизненно необходимыми, по-прежнему находился в руках алебардщиков. Имущество Эпторпа осталось в неприкосновенности, и доступ к нему был открыт. Дружелюбный квартирмейстер был счастлив расстаться с этим барахлом в обмен на «расписку в трех экземплярах». Гай подписал все, что надо. В чужом Офицерском собрании его приняли с необыкновенной теплотой, сдобренной изрядной дозой любопытства. Он был первым алебардщиком с новостями из Дакара. Они убедили выступить его перед батальоном с лекцией на тему «Десантирование при сопротивлении противника». Об обстоятельствах ранения Ритчи-Хука Гай не проронил ни слова. Его обеспечили транспортом и со всеми почестями отправили в дальнейший путь.
В Саутсэнде он нашел командора яхт-клуба, страстно жаждавшего избавиться от вещей Эпторпа. В своей крошечной спальне Эпторп оставил предметы, которые при благоприятных обстоятельствах можно было счесть излишними. Для того чтобы их перевезти, потребовалось всего три рейса на такси. Командор собственноручно помог ему снести вещи вниз и затолкать в машину. Когда все было закончено и коридорный отеля отвез пожитки Эпторпа в камеру хранения, командор поинтересовался:
– Вы здесь надолго?
– Сам не знаю, – был вынужден ответить Гай.
И до сих пор он продолжал пребывать в неведении. Совершенно неожиданно для себя Гай оказался в одиночестве. Линия связи между армией и им оборвалась, и он стал таким же недвижимым имуществом, как и пожитки Эпторпа. Оказалось, что в последнее время появились какие-то таинственные запреты на перевозки личных вещей. Гай обратился за помощью к офицеру, отвечающему за железнодорожный транспорт, но получил отказ.
– Ничего не могу сделать, старина. Перечитайте правила. Офицеры, убывающие в отпуск или прибывающие из оного, могут иметь с собой лишь вещевой мешок и чемодан. Чтобы вывезти весь багаж, вам следует получить специальное распоряжение о перемещении.
Гай телеграфировал начальнику штаба казарменного городка и через пару дней получил телеграфный ответ, где говорилось: «Продление отпуска разрешается».
И вот он продолжал торчать в Саутсэнде. На смену оживлению, которое он испытывал до этого, пришла апатия. Осень, как всегда неожиданно, превратилась в зиму. Штормовые ветры сотрясали двойные окна отеля, а через огневые точки и колючую проволоку на променаде перекатывались громадные волны.
Казалось, что он был обречен остаться здесь навсегда, охраняя тропические погремушки, подобно тому русскому караульному, о котором ему когда-то рассказывали. Пост ежедневно выставляли в течение многих лет вплоть до революции в царскосельском парке, в том месте, где Екатерина Великая когда-то пожелала сохранить полевой цветок.
Саутсэнд, хотя и не попадал под бомбежки, считался местом опасным и не привлекал беженцев, заполонивших другие курорты. Он оставался точно таким, каким Гай знал его девять месяцев назад: просторным, малолюдным, ветреным и изрядно запущенным. В глаза бросалось лишь одно изменение – закрыли «Ристоранте Гарибальди». Мистера Пелеччи, как узнал Гай, «увели» в тот день, когда Италия объявила войну. Ресторатора посадили на борт судна, отправляющегося в Канаду, и благополучно утопили в большой компании невинных людей где-то в центре Атлантики. Так погиб единственный итальянский шпион, которого удалось найти в Саутсэнде. Гай навестил мистера Гудолла, и тот, пребывая в состоянии чрезвычайного возбуждения, заявил, что очень скоро всю христианскую Европу ждет грандиозный подъем. Поляки, венгры, австрийцы, баварцы, итальянцы и отважные жители католических кантонов Швейцарии, ведомые своими священнослужителями и сквайрами, встанут под священные знамена и с мощами святых в руках двинутся спасать мир. Даже некоторые французы, делал смелое предположение мистер Гудолл, могут присоединиться к этому паломничеству во имя Господа, но Гаю места в нем он почему-то не обещал.
Дни шли за днями. Постоянно склонный к унынию, Гай решил, что его недолгой авантюре пришел конец. Впрочем, у него есть пистолет. Возможно, он успеет здесь выстрелить в какого-нибудь десантника-штурмовика, а сам примет смерть с достойным спокойствием. Хотя и умрет безымянным. Но скорее всего ему суждено провести многие годы в этом яхт-клубе и в конце концов услышать по радио, что война выиграна. Имея склонность рисовать свое будущее в причудливых тонах, Гай представил, как, соорудив для себя из палатки Эпторпа келью отшельника, закончит дни в холмах над Саутсэндом, с трудом осваивая искусство Болтуна Корнера. Раз в неделю его из человеколюбивых побуждений будет навещать мистер Гудолл. Все это, конечно, безмерно печально, но все же лучше, нежели судьба бедного безумца Айво, погибшего голодной смертью в джунглях северо-западного Лондона.
В то время, когда Гай печально размышлял о никчемности своего существования, Джамбо Троттер мчался на всех парах, чтобы вернуть его к жизни.
Был День поминовения. Гай отправился в церковь, чтобы помолиться за души своих братьев и в первую очередь за душу Айво. Жервез в этом году был где-то очень далеко – возможно, что даже в раю в обществе других солдат. Но зато в церкви находился мистер Гудолл. Он, сидя на скамье, непрерывно раскачивался направо и налево, а временами вскакивал на ноги, чтобы сразу сесть. Таким образом он каждый раз освобождал из чистилища одну душу.
– Пока двадцать, – сказал он. – Но я всегда довожу до пятидесяти.
Освободившиеся души хлопали крылами вокруг мистера Гудолла, но, выйдя из церкви, Гай снова оказался в одиночестве на крайне неприятном ветру.
Джамбо, прибыв вскоре после второго завтрака, застал Гая в зимнем саду перечитывающим «Vice Versa»[1]. Сразу узнав полковника, Гай вскочил на ноги.
– Сиди-сиди, мой мальчик. Я только что подружился с твоим отцом. – С этими словами он расстегнул шинель и достал пакет из нагрудного кармана. – Что-то очень важное для тебя, – сказал Джамбо. – Мне неизвестны твои планы, но вопросов я не задаю. Я простой посыльный. Будет лучше, если ты прочитаешь письмо в своей комнате. По прочтении сожги. Не забудь растереть пепел. Думаю, что речь идет о твоей новой работе, какой бы она ни была. Тебе о подобных делах известно гораздо больше, чем мне.
Гай сделал, как было сказано. На внешнем конверте было написано красным: «Только с нарочным офицером», – а на внутреннем стоял гриф – «Совершенно секретно». Он извлек из конверта стандартный бланк деловой переписки, на котором было напечатано:
Вр. лейтенанту Королевского корпуса алебардщиков Г. Краучбеку.
Указанный офицер должен незамедлительно прибыть по адресу: Кв. 211, Марчмейн-Хаус, Сент-Джеймс, Ю-3. 1.
За капитана-коменданта Королевского корпуса алебардщиков.
Перед последней строкой стояла начертанная чернилами и совершенно нечитаемая закорючка. Даже в недрах самой строгой армейской секретности начальник штаба казарменного городка продолжал хранить в тайне свое имя.
Пепел следовало растереть, и под пальцами Гая он очень скоро превратился в прах.
Затем он вернулся к Джамбо:
– Я получил приказ вернуться в Лондон.
– Завтра, как я полагаю?
– Там сказано «незамедлительно».
– Мы не сможем туда добраться до наступления темноты. Все прячутся, когда начинают реветь сирены. Я смогу доставить вас в Лондон завтра утром.
– Вы очень добры, сэр.
– Сделаю это с удовольствием. Я люблю время от времени заглянуть в «Синьор», чтобы узнать, как идет война. Места для вас хватит. А багаж у вас большой?
– Около тонны.
– Ничего себе! Пойдем взглянем.
Они прошли на склад и долго молча стояли перед горой стальных ящиков, кожаных чемоданов, окованных медью сундуков, бесформенных парусиновых мешков и саквояжей из кожи буйвола. Джамбо, судя по его виду, испытывал благоговение. Ведь он сам всегда верил в необходимость обильных запасов на случай возникновения во время путешествия какой-то непредвиденной ситуации. Перед ним сейчас было то, что находилось за пределами его самых смелых мечтаний.
– Около двух тонн по меньшей мере, – наконец сказал он. – Я же не зря говорил, что вам предстоит нечто необыкновенное. Нужна серьезная организационная работа. Где здесь штаб округа?
– Понятия не имею, сэр.
Подобное признание у любого другого младшего офицера вызвало бы немедленную отповедь, но Гай теперь был окружен для Джамбо аурой секретности и значительности.
– Одинокий волк, значит? – сказал он. – Что ж, в таком случае мне самому придется встать за меха.
Под этим выражением Джамбо и многие другие имели в виду телефон. Он воспользовался этим аппаратом и через некоторое время сообщил, что утром в их распоряжении будет грузовик.
– Мы живем в маленьком мире, – сказал он. – Оказалось, что я хорошо знаю парня из округа, с которым пришлось говорить. Званием, естественно, ниже меня. Мы познакомились на Гибралтаре, в штабе старика Гамильтон-Бранда. Обещал к нему заскочить. Возможно, там и поужинаю. Встретимся утром. Думаю, что уезжать рано смысла не имеет. Я распорядился, чтобы грузовик загрузили к утру. Возражений нет?
– Прекрасно, сэр.
– Нам повезло, что я знаком с этим парнем из округа. Мне ничего не пришлось говорить ему о вас или ваших делах. Я просто сказал: «Об этом ни слова», – и он сразу все усвоил.
На следующий день погрузка прошла как нельзя лучше. Грузовик ехал следом за ними, и к часу дня они уже подкатили к ступеням клуба «Герцог Йоркский».
– Сейчас являться к начальству бессмысленно, – сказал Джамбо. – Уверен, что его нет на месте. А мы перекусим здесь. Надо подумать о том, как накормить наших людей. Главная проблема – найти место для вашего багажа.
В этот момент на ступенях появился какой-то генерал-майор. Он явно направлялся в клуб. Гай вытянулся в приветствии, а Джамбо обхватил генерала обеими руками:
– Бино!
– Джамбо! Что ты тут делаешь, старина?
– Ищу возможность поесть.
– Тогда поторопись. Все более или менее сносное сметается здесь мгновенно. Все новые члены клуба отличаются страшной жадностью.
– Не мог бы ты обеспечить мне часового, Бино?
– Невозможно, старина. Ты не представляешь, что сейчас творится в военном министерстве. Не мог найти себе даже денщика.
– У меня с собой куча секретных грузов.
– Я могу тебе посоветовать вот что, – после некоторого раздумья сказал Бино. – Рядом с военным министерством имеется парковка. Для начальника Генерального штаба. Сегодня он в отъезде. Я могу поместить туда твой груз. Его никто не тронет. Скажем, что это личные вещи начальника штаба. Я дам твоему водителю служебную записку. Затем он и твой второй парень смогут перекусить в тамошней столовой.
– Огромное спасибо, Бино.
– Никаких проблем, Джамбо.
Гай прошел вместе с двумя высокими чинами в клуб, и его в тот же миг внес в столовый зал вал всей сухопутной и военно-морской мощи Британии. Среди членов «Беллами» иногда попадались старшие офицеры, здесь же все, кто находился в поле зрения Гая, были обладателями красных петлиц, золотых галунов, орденских ленточек и нескрываемого чувства голода. Гай застенчиво топтался вдалеке от центрального стола, вокруг которого, словно на балу после псовой охоты, шла борьба за еду.
– В бой! – сказал Бино. – Здесь каждый сам за себя.
Гай потянулся за последней куриной ножкой, но какой-то контр-адмирал умело смахнул ее с блюда у него из-под руки. В конечном итоге ему в соответствии с чином пришлось утешиться говяжьей тушенкой с турнепсом.
– Вы уверены, что этого достаточно? – с видом радушного хозяина поинтересовался Джамбо. – Мне кажется, что пищи маловато.
Перед ним на тарелке лежала добрая половина мясного пирога.
Во время еды Бино рассказывал о бомбе, которая едва не убила его пару дней назад:
– Я упал, старина, рожей вниз и поднялся весь в известке. Должен признаться, что был на волосок от смерти.
В конце концов они отошли от стола.
– Теперь назад, ворочать жернова, – заметил Бино.
– А я, пожалуй, пережду здесь, – сказал Джамбо, обращаясь к Гаю. – Не могу бросить вас, не убедившись, что моя миссия благополучно завершена.
На ступенях Гай покинул поток членов клуба, вяло текущий по направлению к Уайтхоллу, и прошагал четверть мили до многоквартирного дома на Сент-Джеймс, где ему предстояла встреча с новым начальством.
Штаб необычного и даже несколько противоестественного плода тотальной войны, получившего имя «Активные операции повышенной опасности», или проще «Штаб специальных операций», которому в будущем предстояло расползтись на пять акров весьма ценных лондонских земель, состоял из офицеров всех видов войск, экспертов, шарлатанов, явных психов и безработных членов Коммунистической партии Великобритании. Однако на данной фазе своей истории штаб АОПО занимал лишь три квартиры в современном жилом доме, почему-то считающемся роскошным.
Гай доложил о своем прибытии майору примерно своего возраста. У майора был орден «За безупречную службу», военный крест и легкое заикание.
– Краучбек, Краучбек, Краучбек, Краучбек… – бормотал он, перекладывая с места на место листки бумаги на своем столе. – Сержант, что нам известно о мистере Краучбеке?
Сержант был немолодой дамой весьма величественного вида.
– Файл Ритчи-Хука, – сказала дама. – Последним с ним знакомился генерал Уэйл.
– Будьте хорошей девочкой и приволоките его сюда.
– Не смею.
– Впрочем, не важно. Теперь я все вспомнил. Вы направлены к нам вместе с вашим бывшим бригадиром для выполнения «специальных заданий». В чем заключаются эти «специальные задания»?
– Понятия не имею, сэр.
– И никто не имеет. Вас принесли к нам ветры с весьма высоких мест. Вы знаете что-нибудь о коммандос?
– Немного.
– Вам не следует вообще что-либо знать. Считается, что это военная тайна. Впрочем, если судить по докладам службы безопасности с острова Магг, они себя там хорошо прославили. Я получил письмо от какого-то типа с неразборчивой подписью, в котором он жалуется (в весьма сильных выражениях, надо сказать), что они расстреляли из пистолетов-пулеметов его оленя. Не понимаю, как они смогли так близко подобраться к животному. Потрясающая скрытность, если это вообще соответствует действительности. Вот туда-то вы и следуете. Временное прикомандирование в целях обучения к отряду «X», остров Магг. Вас это устраивает?
– Как нельзя лучше, сэр.
– Сержант Тренчард, которого вы видите перед собой, выпишет вам командировочное предписание. Денщик с вами?
– В настоящий момент со мной: служебный автомобиль, трехтонный грузовик, шофер из тыловой службы, денщик-алебардщик и настоящий полковник.
– Ага… – произнес майор, быстро усвоивший традиции штаба АОПО ничему не удивляться. – Значит, с вами все будет в полном порядке. По прибытии на Магг доложите полковнику Блэкхаусу.
– Томми Блэкхаусу?
– Ваш приятель. Так точно. Он женился на моей жене.
– Вот как? Неужели? А я-то думал, что он холостяк.
– Сейчас он холост.
– Я так и думал. Я вместе с ним учился в штабном колледже. Отличный парень, и ребята под его командой тоже в полном порядке. Рад, что вы друзья.
Гай отдал честь, повернулся кругом и отбыл, пребывая в легкой растерянности. Он столкнулся с классическим образчиком армейской жизни – безвоздушным пространством, судорожными действиями, торопливостью и какой-то специфической, безличной, но все же человеческой сердечностью.
Гай нашел Джамбо спящим в гостиной.
– По коням, по коням! – воскликнул он, полностью проснувшись и поняв, что им предстоит дальняя дорога. – Нам следует отбыть из Лондона до того, как начнут падать бомбы. Следует избегать всего, что смогло так завести Бино.
Дошагав до своего грузовика, они увидели, что тот существенно повышен в чине. Инициативный часовой налепил на него листок бумаги с напечатанным крупными буквами сообщением: «Начальник Генерального штаба».
– Должен ли я снять это, сэр, прежде чем мы начнем движение?
– Ни в коем случае. Вреда от этого не будет, а пользу получить можно.
– Может быть, стоит налепить ярлык и на легковой автомобиль, сэр?
Джамбо задумался. Командировка сделала его легкомысленным, вернув в бодрящую атмосферу юности, когда он, будучи безответственным младшим офицером, участвовал во многих весьма экстравагантных затеях.
– Почему бы и нет?
Сказав это, Джамбо снова задумался. Здравый смысл взял верх. Имея богатый опыт армейской службы, он совершенно точно знал, что допустимо и что нет.
– Нет, – с сожалением произнес он, – этого делать не следует.
Они выехали из израненного города. В Сент-Олбанс водитель включил затемненные подфарники, и почти тут же вокруг них взвыли первые сирены воздушной тревоги.
– Нет смысла продолжать путь ночью – в тридцати милях к северу я знаю место, где мы могли бы остановиться.
Остров Магг не прославился ни в песнях, ни в легендах. Произошло это, возможно, потому, что когда к названию острова подыскивали рифму, получалась полная чушь. Его полностью проигнорировали романтически настроенные леди раннего викторианского периода, столь щедро обогатившие баллады, фольклор и наряды горной Шотландии. Остров располагал лендлордом, рыболовной флотилией и гостиницей, возведенной перед Первой мировой войной в нереализовавшейся надежде на приток туристов. Больше на острове ничего не было. Магг терялся среди множества столь же невыразительных, торчащих над поверхностью моря островков с односложным названием. Ясная погода в этих местах явление весьма редкое, но иногда остров Магг можно было увидеть в виде двух конусов с острова Рам. Арендаторам острова Мак он казался бесформенным вздутием на горизонте. А с острова Эйг его никогда не было видно.
Дважды в неделю на остров Магг ходил пароход из Инвернесса. Любознательный пассажир, готовый торчать на палубе, может увидеть, как остров постепенно принимает форму. Вначале он замечает лишь два крутых холма, затем воздвигнутый в 1860 году гранитный замок – совершенно необитаемый, если не считать живущего в нем помещика-шотландца. После этого в поле зрения любопытного возникают гранитный пирс, гранитные коттеджи, гранитные утесы и унылые кирпичные стены отеля.
Гай и сопровождающие его лица прибыли в Инвернесс за несколько часов до отхода парохода. Небо потемнело, и дул сильный ветер.
– Я останусь здесь, – внезапно решил Джамбо. – Ни в коем случае нельзя подвергать опасности наш груз. Вы же отправляйтесь, чтобы проделать все необходимые трюки с командиром. Прибуду, как только улучшится погода.
Таким образом, Гай в одиночестве отплыл на поиски отряда коммандос под литерой «X».
Как только экзотическое слово «коммандос» дошло до прессы, его значение расширилось настолько, что стало включать в себя даже священнослужителей на мотоциклах. В 1940 году коммандос были частью специального назначения численностью примерно до батальона. Формировался этот отряд из добровольцев, сохранявших значки своих полков. Никаких ярких нашивок или зеленых беретов, в которых можно было бы покрасоваться перед дамами в гостинице. Это были секретные части, и их единственной привилегией оставалось разрешение на самостоятельный поиск места расквартирования и самостоятельное обеспечение пропитания. Поэтому каждый отряд отражал характер своего командира.
– Война будет долгой, – провозгласил Томми Блэкхаус, – и ее следует провести в обществе друзей.
Друзья заселяли обширный мир Томми. Некоторые из них были кадровыми солдатами, а другие, чтобы удовлетворить прихоть родителей или опекунов, прежде чем приступить к активной деятельности или к милому ничегонеделанию, провели пару лет своей юности в Гвардейской бригаде. К ним Томми и обратился, когда наконец состоялось его столь долго ожидаемое утверждение в должности. В этом ему большую помощь оказал клуб «Беллами». В целях вербовки он разослал своих командиров по полкам. Многим показалось, что коммандос появились на свет преждевременно, и их отправили для прохождения подготовки на остров Магг. Там и нашел их Гай. Прямо с причала его направили в отель.
В три часа дня отель был совершенно безлюден, если не считать полулежащего на софе капитана-конногвардейца. На голове капитана был тюрбан из бинтов, а на ногах – узкие бархатные шлепанцы с вышитой золотом монограммой. Офицер поглаживал белого пекинеса, а рядом стоял бокал белого ликера. Обивкой для софы служил турецкий ковер, а восьмиугольный столик, на котором стоял напиток, был инкрустирован перламутром. Конногвардеец казался юным ближневосточным принцем начала века, восседающим на собрании великого дивана.
Когда Гай вошел, принц даже не удосужился поднять глаз.
Гай сразу узнал в нем Айвора Клэра – молодого, но уже весьма известного наездника и владельца красивого, умного коня по имени Тимбл. Гай однажды видел их на конкур-иппике в Риме. Клэр сидел в седле, слегка наклонившись вперед, его лицо было сосредоточено, как у дающего концерт пианиста. Лошадь, точно подходя к препятствию, прыгала без закидывания или колебания. Круг был пройден быстро и безошибочно в полной тишине. Лишь в конце дистанции раздался гром аплодисментов и послышались восхищенные крики. Кроме того, Гай знал его как члена клуба «Беллами». Клэр тоже должен был помнить Гая, поскольку в унылые прошлогодние дни они частенько сиживали напротив друг друга за столом или топтались в общей компании у стойки бара.
– Добрый день, – произнес Гай.
– Добрый день, – ответил Клэр и вытер глаза собачки шелковым носовым платком. – Снег очень вреден для глаз Фриды. Если вам нужен полковник, то его сейчас здесь нет. Томми карабкается по скалам. Да, кстати, вы видели газету за прошлую неделю? – после некоторой паузы вежливо поинтересовался он и протянул Гаю «Рам, Мак, Магг и Эйг таймс».
Гай огляделся по сторонам: оленьи головы, лестница мореного дуба и большой ковер из клетчатой шотландки.
– Мне кажется, что я видел вас в «Беллами».
– Как мне его не хватает!
– Моя фамилия – Краучбек.
– Ага… – сказал Клэр с таким видом, словно хитростью добыл эту информацию или, играя в шахматы, сделал еще в дебюте ход, который в дальнейшем должен привести к мату. – На вашем месте я выпил бы «Кюммеля». Мы откопали тайник Вольфшмидта. Занесите на свой счет вон на том листке.
На центральном столе стояли бокалы и бутылки и лежал список имен, с отметками о количестве выпитого.
– Я прибыл сюда для обучения, – добровольно признался Гай.
– Гиблое место.
– Вы, случайно, не знаете, где я буду жить?
– В отеле обитает полковник Томми. Так же как и большинство других. Но сейчас здесь мест нет, и все вновь прибывшие, как мне кажется, селятся в помещении береговой охраны. Я туда как-то заглянул. Там ужасно воняет рыбой. Вы не возражаете, если мы немного помолчим? Вчера утром я упал на лед, предварительно пролетев полсотни футов.
Гай принялся изучать «Рам, Мак, Магг и Эйг таймс» за прошлую неделю, а Клэр начал выщипывать брови Фриды.
Вскоре в стиле старомодной, выстроенной по всем правилам жанра комедии на сцене начали появляться и другие персонажи.
Первым возник офицер медицинской службы.
– Пароход пришел? – спросил он, обращаясь к обоим присутствующим.
Клэр смежил веки, и отвечать пришлось Гаю.
– Я прибыл на нем несколько минут назад.
– Я должен позвонить капитану порта и попросить его задержать судно. Теперь сорвался Энстратер-Керр. Они постарались притащить его сюда как можно быстрее.
– Бедняга. Он уже умер? – открыл глаза Клэр.
– Пока нет. Но я должен немедленно отправить его на Большую землю.
– Вот и ваш шанс, – сказал Клэр, обращаясь к Гаю. – У Энгуса была здесь комната.
Доктор направился к телефону, а Гай – к стойке регистрации отеля.
– Бедный сэр Энгус. Ведь он тоже шотландец, и ему следовало знать, что в его возрасте негоже карабкаться на скалы.
Когда Гай вернулся в гостиную, в лучшем стиле классической комедии, ввалился здоровенный капитан гренадеров. На запыхавшемся капитане была насквозь мокрая синяя роба.
– Слава богу, – бросил он. – Еле успел. Падение Энгуса стало сигналом к общей гонке. Когда до меня дошла весть, я был на половине подъема и соскользнул вниз первым.
Вернулся медик:
– Они говорят, что смогут задержать пароход не более чем на четверть часа. Опасаются не успеть войти в порт до наступления темноты.
– Что ж, – тяжело дыша, сказал капитан, – пожалуй, стоит поспешить занять его комнату.
– Поздно, Берти, – произнес Клэр. – Она уже занята.
– Невозможно. – Затем он заметил Гая и бросил с горечью: – Будь я проклят!
Появились носилки с находящейся в коматозном состоянии фигурой. Фигура скрывалась под горой шинелей. Добровольцы-санитары, осторожно поставив носилки на покрытый ковром пол, отправились собирать пожитки страдальца. На сцене появился еще один запыхавшийся офицер.
– О боже, Берти, – выдохнул он, увидев гренадера. – Тебе досталась его комната?
– Нет, Эдди. А тебе, насколько мне известно, следовало бы находиться со своим взводом.
– Я подумал, что надо прийти и помочь собрать вещи Энгуса.
– Не шумите, – вмешался доктор. – Разве не видите, что здесь больной человек.
– Два больных человека, – печально добавил Клэр.
– Он умер?
– Говорят, что нет.
– А мне сказали, что умер.
– Позвольте мне знать это лучше, – возмутился доктор.
С носилок, словно желая положить конец нелепой дискуссии, долетел приглушенный голос:
– Страшный зуд, Эдди. Все тело чертовски чешется.
– Мурашки по телу, – вмешался доктор. – От морфина такое часто случается.
– Как странно, – впервые проявил живой интерес Клэр. – Моя тетя часто употребляет морфий. И при этом в больших дозах. Неужели и у нее зуд по всему телу?
– Что ж, Берти, если ты не взял комнату, – сказал Эдди, – то я, пожалуй, потороплюсь оформить ее на себя.
– Поздно. Ее уже заняли.
Эдди недоуменно обвел взглядом зал. Увидев в первый раз Гая, он произнес:
– Будь я проклят!
Гай решил, что будет не вредно окончательно застолбить свою заявку. Он отнес саквояж и чемодан наверх, и еще до того, как волосы Энстратер-Керра были сметены с туалетного столика, на нем уже оказались волосы Гая. Он распаковал свой багаж и, дождавшись, когда добровольцы-носильщики закончат работу, отправился вниз следом за ними.
В гостиную к этому моменту прибыло множество насквозь промокших или запорошенных снегом офицеров. Среди них был и Томми Блэкхаус. Никто не обратил на Гая ни малейшего внимания. Никто, кроме Томми.
– Привет, Гай. Какой черт принес тебя сюда?
Между Томми, которого Гай знал вот уже двенадцать лет, и Томми-командиром имелась некоторая разница, и поэтому Гай сказал:
– Мне приказано прибыть в ваше распоряжение, полковник.
– В первый раз об этом слышу. Когда мы формировались, я тебя искал, но этот осел Джоуб сообщил мне, что ты отправился не то в Корнуолл, не то в какую-то другую дыру. Как бы то ни было, но мы несем такие потери, что место найдется для всех. Берти, пришли ли какие-нибудь бумаженции на типа по имени Гай Краучбек?
– Возможно, с последней почтой, полковник. Я ее пока не открывал.
– Ну так открой, ради всего святого. – Повернувшись к Гаю, Томми спросил: – Ты имеешь какое-нибудь представление, для чего сюда прибыл?
– Откомандирован в целях обучения, сэр!
– Ты будешь учить нас, или мы будем учить тебя?
– Вы будете обучать меня.
– Слава богу! Последний вклад штаба в наше общее дело состоял в том, что он прислал своего представителя обучать нас. Да, кстати, Конга следует немедленно отослать.
– Будет сделано, полковник.
– Нельзя ли сунуть его на посудину, с которой мы отправили Энгуса?
– Опоздали.
– На этом треклятом острове, похоже, все опаздывают. В любом случае держите его подальше от людей, пока мы не найдем места, где можно будет его спрятать. А с тобой, Гай, мы встретимся позже и во всем разберемся. Очень рад, что ты с нами. Пойдем, Берти. Надо вскрыть почту и посмотреть, что нам сигнализируют свыше.
Оттаявшие в тепле люди в робах начали наполнять стаканы.
– Насколько я понимаю, Берти – начальник штаба? – спросил Гай у Эдди.
– Что-то вроде того.
– А кто такой Конг?
– Трудно сказать. Выглядит он как горилла. Его нашли где-то в штабных джунглях и направили сюда обучать нас скалолазанию. Мы зовем его Кинг-Конг.
Тем временем вернулся военный доктор.
Все, кроме Гая, решившего, что его знакомство с раненым слишком поверхностно, чтобы оправдать беспокойство, стали интересоваться состоянием Энгуса.
– Чувствует себя удовлетворительно, – ответил доктор.
– А как насчет зуда? – поинтересовался Клэр.
– Его устроили с максимальными удобствами. Я организовал встречу на противоположном конце.
– Что ж, в таком случае, док, не могли бы вы взглянуть на моего парня Крампа, свалившегося сегодня.
– А я хотел бы, чтобы вы осмотрели капрала Блейка, которого штопали вчера.
– Увижу всех завтра, когда они явятся на общий осмотр.
– Блейк, похоже, не может ходить. Осмотрите его, доктор, и я поставлю вам выпивку. Мне очень не нравится его вид.
– И парашютиста Эйри, – вмешался еще один офицер. – Он или крепко поддал, или просто бредит. Парень вчера приземлился на голову.
– Скорее всего поддал, – заметил Клэр.
– Так и быть, – с ненавистью глядя на Клэра, сказал медик. – Покажите мне, где они расквартировались.
Вскоре в помещении не осталось никого, кроме Клэра и Гая.
– Я рад, что вы обскакали Берти и остальных с комнатой, – сказал Клэр. – Не ждите, что это добавит вам популярности. Но скорее всего надолго вы здесь не задержитесь. – Он смежил веки, и на несколько минут в комнате воцарилась тишина.
Последним явлением в комедии стал тип в мундире полка шотландских горцев. На типе был килт, а в руках он держал длинный пастушеский посох.
– С сожалением узнал о том, что произошло с Энгусом, – произнес он тоном, который можно было услышать вовсе не на перевале Гленкоу, а на Большой западной дороге.
– Какой Энгус? – поднял на него глаза Клэр, и в его голосе можно было уловить неприязнь на грани враждебности.
– Керр, естественно.
– Вы имеете в виду сэра капитана Энгуса Энстратер-Керра?
– Кого же еще?
– Я не вправе гадать, о ком идет речь.
– Ладно, как он себя чувствует?
– Говорят, что устроился вполне комфортно. Если это соответствует действительности, то это первая хорошая весть за много недель.
Гай тем временем со все возрастающим изумлением изучал пришельца. В конце концов он произнес:
– Триммер?
Сама фигура, шотландский берет, спорран[2], посох и все остальное одновременно повернулись в его сторону.
– О, да это же мой старый дядюшка!..
– Вы действительно родственник этого офицера? – спросил Клэр у Гая.
– Нет.
– С того момента, как он здесь возник, мы знаем его под фамилией Мактавиш.
– Триммер – нечто вроде прозвища, – пояснил Триммер.
– Забавно. Помнится, ты совсем недавно просил меня называть тебя Али.
– Это еще одно прозвище. Происходит от Аллистер.
– Я так и решил. Не буду спрашивать, что означает «Триммер». Вряд ли возможно, что это производное от «Тримслтаун». На этом оставляю вас, старых друзей, одних. Прощай, Триммер.
– Пока, Айвор, – не испытывая ни грана смущения, ответил Триммер.
Как только они остались в одиночестве, Триммер сказал:
– Не сердись на старину Айвора. Мы с ним закадычные друзья и всегда немного подтруниваем друг над другом. Ты обратил внимание на его военный крест? Знаешь, как он его получил? В Дюнкерке, за то, что застрелил трех солдат наших территориальных войск, пытавшихся затопить его лодку. Старина Айвор – отличный парень. Не мог бы ты организовать для меня выпивку, дядюшка? Это была главная цель моего утомительного путешествия.
– Почему тебя называют Мактавиш?
– Это долгая история. Фамилия моей мамы Мактавиш. Тебе известно, что парни частенько вступают в армию под вымышленными именами. После того как я ушел из алебардщиков, мне не захотелось болтаться без дел и ждать, когда за мной придут. Я двинул в Глазго и записался добровольцем. Без вопросов. Фамилия Мактавиш, похоже, оказалась подходящей. Я успешно проскочил через курсы ускоренной подготовки офицеров. Никакой помпы или церемонии, как у алебардщиков. Я здорово смеялся, вспоминая так называемые Дни посещений, презрительное фырканье и прочую труху. И вот я теперь здесь, в рядах шотландских солдат. – Он налил себе виски и спросил: – Тебе нацедить? Обе выпивки я запишу на Энгуса. У них здесь отличная система. Я частенько сюда заскакиваю, и если рядом никого нет, записываю питье на другого парня. Только те, кого я хорошо знаю, могут угостить меня выпивкой. Если они здесь, естественно, находятся. Парни вроде Энгуса, например. Ведь он тоже шотландец.
– Можешь записать на меня. Ведь теперь я здешний.
– Тебе повезло, дядюшка. Твое здоровье. Я иногда подумываю, не влиться ли мне в ряды коммандос, но в данный момент меня все устраивает как нельзя лучше. Мой батальон кинули в Исландию. Мы классно оттянулись на прощальной вечеринке, и я вывихнул запястье. В итоге меня вместе с другими неполноценными оставили здесь, где мы теперь и держим оборону.
– Не повезло тебе.
– Не думаю, что я много потерял, не отправившись в Исландию. Говоря о той прощальной пьянке, я не могу не вспомнить, как ты растянул колено на званом вечере алебардщиков. Ты-то это помнишь?
– Помню.
– Там был парень, которого они здесь прозвали Кинг-Конг.
– Может быть, Болтун Корнер?
– Никогда не слышал этого имени. Парень, который тогда упился до потери сознания.
– А я его как раз разыскиваю.
– О вкусах, как говорится, не спорят. В этих краях он заслужил репутацию убийцы. Обитает на мысе рядом с нашей пушкой. Весьма жалкое жилище. Я никогда не был внутри. Могу проводить, если хочешь.
За дверями царил смертельный холод. Начинало смеркаться. Вдоль причальной стенки в тени утеса шла каменная тропа – к этому времени обледеневшая. Пастушеский посох Триммера вызывал у Гая зависть. Они медленно двигались в направлении мыса.
Триммер указывал на местные достопримечательности:
– Вот в этом месте сорвался Энгус.
Путники немного постояли, а затем снова медленно двинулись вперед. Когда они обогнули мыс, им в лицо ударил обжигающий, ледяной ветер.
– А это моя пушка.
Сквозь застилавшие глаза слезы Гай увидел нечто удлиненное. Нечто было закрыто чехлом и смотрело в сторону моря.
– Сняли с вооруженного траулера, затонувшего неподалеку от берега. К ней у нас имеется двадцать зарядов.
– Как-нибудь заскочу, чтобы посмотреть.
– В данный момент один из двадцати заклинило в казеннике. Голова находится внутри, а хвост торчит наружу. Ни туда, ни сюда. Чего только мы не делали. Мои люди не знакомы с артиллерией. Да и откуда им ее знать?
Через некоторое время они подошли к группе лачуг, за окнами которых горел тусклый желтый свет.
– Обиталище аборигенов. Никто так и не смог убедить их в необходимости светомаскировки. Мы даже попросили выступить перед ними Магга. Никакого толку.
– Магга?
– Да, так он себя называет. Надутый старый козел, который в этих местах, похоже, и бог, и царь. Постоянно живет в замке.
Наконец они добрались до большого, одиноко стоящего дома. Его немногочисленные и очень маленькие окна были полностью затемнены. Наружу не пробивалось ни единого лучика света.
– Они называют это Старым замком. Здесь обитает управляющий имением, а компанию ему составляет Конг. Если не возражаешь, то здесь я тебя покину. Конг и я не всегда ладим друг с другом, а управляющий постоянно отпускает грязные шутки о моем шотландском происхождении.
Они расстались, обменявшись дружескими словами, которые замерзали на ветру вместе с их дыханием. К недружелюбному на вид дому Гай направился в одиночестве. «Как юный Роланд в темной башне», – подумал он.
Когда бы ни было возведено здание, в его контуре явно проступало нечто средневековое. Впрочем, вход оказался вполне викторианским и очень прозаичным. Всего лишь небольшой гранитный портик и украшенная цветными витражами дверь с бронзовой фурнитурой. Гай, повинуясь едва различимой в полумраке инструкции, выгравированной на бронзовой пластине, постучал и одновременно позвонил. Вскоре за дверью вспыхнул свет, послышались шаги. Затем щелкнул замок, и дверь приоткрылась на длину цепочки – то есть примерно дюйма на три. Женский голос спросил, что ему надо. Суть вопроса была совершенно ясной, но со словарной точки зрения он был непонятен, так как произношение больше всего напоминало собачий лай.
– Капитана Джеймса Пенденниса Корнера, – не терпящим возражения тоном ответил Гай.
– Капитана?
– Корнера, – повторил Гай.
Дверь захлопнулась, послышалось шарканье обутых в чрезмерно большие шлепанцы ног, а в цветных витражах погас свет.
Гай притулился с подветренной стороны одной из гранитных колонн. С каждый минутой ветер становился все сильнее. За его ревом он не слышал ни поворота ключа в замке, ни стука открываемой цепочки. Одним словом, когда дверь неожиданно распахнулась, Гай потерял равновесие и едва не рухнул в неосвещенную прихожую. Он слышал, как со стуком захлопнулась входная дверь, и чувствовал присутствие в помещении другого человека. Человек вначале находился рядом с ним, а затем стал удаляться, о чем говорили шаркающие по ступеням шаги. Гай стоял на одном месте до тех пор, пока над ним не открылась еще одна дверь и в прихожую не хлынул поток золотистого света. Прямо перед собой Гай узрел каменную винтовую лестницу. В проеме двери вырисовывалась черная женская фигура. Здание, вне сомнения, имело средневековый вид, но данная сцена вполне могла принадлежать пьесе Метерлинка в постановке Гордона Крэйга.
– Кого это черт принес? – донесся из глубины помещения чей-то голос.
Гай начал восхождение по лестнице так же осторожно, как шел по обледеневшей тропе. Гранитные ступени были более твердыми и почему-то более скользкими, чем лед на улице. Пока он поднимался, женская фигура исчезла в тени.
– Входите, кем бы вы ни были! – произнес голос.
Гай вошел. Итак, он все же добрался до берлоги Болтуна Корнера.
Этот день вместил в себя множество событий. Начался он приятным завтраком в обществе Джамбо и продолжился длительной поездкой по промерзшим болотам, переходом по морю, который Гай провел в салоне, вцепившись в угол стола из тикового дерева и время от времени сражаясь с огромными буфетами, пытающимися сбежать из своих углов. Затем последовали: тминный ликер во время чаепития, прикрытая шинелями фигура Энстратер-Керра на носилках, виски с Триммером, мучительная прогулка под ледяным ветром и, наконец, дверь Старого замка, открывающаяся прямиком в темную башню. Короче говоря, день был настолько изматывающим, что, входя в комнату, утративший способность различать явь и фантазию Гай не удивился бы, увидев диораму какого-нибудь этнографического музея. Он не удивился бы, увидев за стеклом волосатого предка, затачивающего кремниевое копье над грудой костей у стены с копией картин Пикассо в качестве наскальной живописи. Однако вместо этого он обнаружил существо, пусть массивное и волосатое, но, несомненно, человека, сотворенного по тому же образу и подобию, что и сам Гай. Человеку было явно не по себе. Закутавшись в армейские одеяла и опустив ноги в ведро с горячей водой и горчицей, он сидел на простом стуле перед печью, в которой горел торф. Под рукой у него стояла бутылка виски, а на конфорке печи кипел металлический чайник с водой.
– Болтун, – обратился к нему Гай, и его глаза увлажнились (следует отметить, что его слезные железы уже успели подвергнуться влиянию холодного ветра), – неужели это вы?
Болтун взглянул на него из-под лохматых бровей, фыркнул и глотнул теплое виски. Было ясно, что его воспоминания о проведенном в обществе алебардщиков вечере были не столь яркими, как у Гая.
– Так меня звали в Африке, – произнес он наконец после довольно продолжительной паузы. – Здесь же меня зовут Конг. Не могу взять в толк почему. – Он внимательно посмотрел на Гая, шмыгнул носом и чихнул. – Не мог понять, почему меня звали Болтуном в Африке. Меня зовут Джеймс Пенденнис.
– Знаю. Я давал для вас объявления в «Таймс».
– В «Рам, Мак, Магг и Эйг таймс»?
– Нет. В лондонской «Таймс».
– И толку от этого не было, не так ли? Впрочем, – честно добавил он, – не могу сказать, что часто читаю «Рам, Мак, Магг и Эйг таймс». Я, надо признаться, не большой любитель чтения.
Гай понял, что беседу следует немедленно направить в нужное русло.
– Эпторп, – сказал он.
– Верно, – сразу отреагировал Болтун. – Он-то газеты читал. Читал все, что попадало в его руки. Эпторп был очень информированным человеком. Не было ничего, чего бы он не знал. Он рассказывал мне такое, что вы просто не поверите. Вы его знаете?
– Он умер.
– Не может быть. Мы ужинали вместе менее года назад в Офицерском собрании. Боюсь, что в тот вечер я немного перебрал. Вы же, наверное, знаете, что Эпторп частенько прикладывался к бутылке.
– Да, мне это известно. И вот теперь он мертв.
– Мне очень жаль. – Он чихнул, глотнул виски и, осмыслив новость, сказал: – Эпторп знал все. И совсем молодой. На много лет моложе меня. От чего он умер?
– Мне кажется, что это называется «бечуанский понос».
– Гадкая болячка. Но никогда не слышал, чтобы от нее умирали. Очень состоятельный человек.
– Нельзя сказать, что очень.
– Личные средства. Каждый, у кого имеются какие-нибудь личные средства, уже состоятельный человек. Их отсутствие постоянно мне мешало. Я сын приходского священника. Никаких личных средств.
Это было похоже на игру, которой увлекался Гай в свою бытность еще студентом, когда снимал частную квартиру. Суть игры состояла в том, что два собеседника соревновались в том, кто более естественным образом вставит в свою речь заранее оговоренное предложение. Настала очередь Гая.
– Все свои денежные средства он оставил тетушке.
– Он обожал рассказывать о своих тетках. Одна из них жила…
– Однако, – неумолимо продолжал Гай, – все свои тропические пожитки он оставил вам. Я доставил их сюда, или, вернее, на Большую землю. Наконец я могу их вам передать.
– Весьма достойный поступок с его стороны, – сказал Болтун, наполнив стакан. – И с вашей тоже.
– Этих вещей там чертова уйма.
– Ничуть не сомневаюсь. Он их коллекционировал без конца. Когда я к нему забегал, он мне их показывал. Этот человек был воплощением гостеприимства. Когда я приходил из буша, он зазывал меня к себе. Мы помногу пили в клубе, после чего он показывал мне последние приобретения. Это было в порядке вещей.
– Но разве он не бывал в буше?
– Эпторп? Да никогда! У него и в городе было дел по горло. Я в ответ на его гостеприимство время от времени приглашал его на пару дней пострелять. Стрелком, бедняга, был никудышным и постоянно путался под ногами. Кроме того, отлучиться надолго он возможности не имел и далеко поехать не мог. На этой табачной фабрике их заставляли вкалывать как проклятых. – Болтун чихнул и продолжил: – Не понимаю, какого дьявола меня сюда загнали? Когда началась война, я предложил свои услуги в качестве эксперта по тропикам. Меня поставили во главе школы, где обучали военным действиям в джунглях. После Дюнкерка школу закрыли, а мое имя каким-то непостижимым образом попало в список экспертов по альпинизму. А я, как известно, всю жизнь не вылезал из буша. Мне мало что известно о скалах и еще меньше о льде. Неудивительно, что мы несем потери.
– Вернемся к вашим вещам, – жестко произнес Гай.
– Пусть вас это не волнует. Полагаю, что здесь мне ничего не нужно. Как-нибудь я этим барахлом займусь. По соседству живет мерзкий тип по фамилии Мактавиш. Время от времени он плавает на Большую землю, и в один прекрасный день я составлю ему компанию.
– Болтун, вы, видимо, меня не поняли. У меня имеются юридические обязательства. Я обязан передать вам ваше наследство.
– Дорогой друг, можете быть уверены, что я никогда не вчиню вам иск.
– Кроме того, у меня есть и моральные обязательства. Прошу вас. Я не могу объяснить, но это для меня крайне важно.
За окнами завыл ветер, и Болтун завел свое:
– Странное место. До того как построили новое здание, в этом замке обитал лендлорд. Его домоправитель до сих пор здесь живет.
– Болтун, думаю, что смогу доставить ваши вещи сюда. У меня есть связи на большом острове.
– Говорят, что здесь водятся привидения. Думаю, что в этом что-то есть, но я сказал им, что если бы они видели то, что довелось увидеть мне в Африке…
– Здесь много места для складирования. Полагаю, что в замке имеется подвал. Все вещи разместятся, не причинив никому никакого неудобства.
– К северу от Тамбаго была деревня…
– Болтун, – сказал Гай, – вы можете подписать бумаги о получении?
– Не глядя?
– Не глядя и в трех экземплярах.
Гай вложил копирку в свою полевую книжку и написал: «Вещи Эпторпа получил 7 ноября 1940 года».
– Подпишитесь здесь.
Болтун взял полевую книжку и внимательно изучил запись, склонив голову вначале направо, а затем налево. Гай до самого конца опасался отказа. Но Болтун все же нацарапал большими корявыми буквами: «Дж. П. Корнер».
Ветер неожиданно стих. Наступил священный момент. Гай молча поднялся и торжественно принял книжку из рук Болтуна.
– Заскакивайте, когда у вас сыщется время, чтобы дружески поболтать, – сказал Болтун. – Я с удовольствием рассказал бы вам о той деревне рядом с Тамбаго.
Гай спустился по винтовой лестнице и вышел на улицу. Было холодно, но ветер стал менее злобным. Небо очистилось настолько, что в нем даже появилась луна. Он добрался до отеля без каких-либо приключений. Там было полным-полно коммандос.
– Гай, у меня для тебя скверная новость, – приветствовал его Томми. – Нам с тобой предстоит ужин в замке. Старик постоянно ворчал, и я направил к нему миротворческую миссию. В лице Энгуса. С лендлордом Энгус не встретился, но по ходу дела выяснилось, что он с какого-то бока доводится ему кузеном. На следующий день я получил формальное приглашение отужинать в замке. Вместе с Энгусом, естественно. Отыграть все назад уже невозможно. Никто не хочет составить мне компанию. Поскольку ты появился у нас последним, отправляйся переодеваться. Выезжаем через пять минут.
Оказавшись в своей комнате, Гай из суеверия рассовал копии расписки Болтуна по разным местам.
Резиденцию полковника Гектора Кэмпбелла Маггского именовали в местных кругах Новым замком в отличие от более древнего и гораздо более живописного сооружения, в котором обитали управляющий и Корнер. Маггские Кэмпбеллы никогда не были богачами. Однако в середине XIX века, благодаря удачной женитьбе или продаже болотистой пустоши, вдруг ставшей городскими землями, а может быть, после получения наследства от какого-то эмигрировавшего в Канаду или Австралию родственника (одним словом, благодаря удачному стечению обстоятельств – нередкому в среде землевладельцев) у Кэмпбеллов завелись средства, и они приступили к строительству. Капитал со временем растаял, но замок устоял. Внешний вид твердыни был немецким – не столько в стиле Вагнера, сколько в духе Бисмарка. Замок был не очень велик, но мог противостоять любому виду оружия, кроме самого современного. Интерьер был отделан древесиной болотной сосны, и основную роль в его внутреннем убранстве сыграли не скульпторы или художники, а таксидермисты.
Гай и Томми еще не успели вылезти из машины, как двустворчатые двери Нового замка широко распахнулись. Высокий, с густой черной бородой молодой дворецкий в килте произнес несколько приветственных слов, но слова эти утонули в звуках громкой музыки. Рядом с ним стоял волынщик. Волынщик был старше, ниже ростом, плотно скроен, обладал рыжей бородой, а его одежда была гораздо более живописной. Если бы между дворецким и им предстоял бой, то все зрители сделали бы ставку на волынщика. На самом деле музыкант, несмотря на различие в цвете растительности на лице, оказался родным папой дворецкого. Все четверо промаршировали в дом и поднялись в главный зал. С потолочной балки свисала люстра, состоявшая из уменьшающихся по диаметру потускневших медных колец. Из бесчисленных гроздьев свисающих с колец электрических ламп горело лишь с десяток лампочек, вырывая из полутьмы огромный обеденный стол круглой формы. Геральдическое украшение над камином терялось в дыму, а средневековую баронскую строгость остальной мебели смягчали стулья, обитые грязноватым и изрядно выцветшим ситцем. Зал радовал взор гранитом, болотной сосной, клетчатой шотландкой и предметами мебели, сооруженными из оленьих рогов. Шесть собак – начиная с пары шотландских борзых и кончая почти полностью облысевшим шпицем – подавали голос с силой, обратно пропорциональной размеру животного. А откуда-то сверху из клубов дыма гремел человеческий голос:
– Молчать, адские твари! Лежать, Геркулес! Назад, Джейсон! Молчать, сэр!
Послышались звуки какой-то бурной возни и ударов ногой, за которыми последовали визг, вой, рычание и скулеж. Затем все звуковое оформление снова взял на себя волынщик. В зале было страшно холодно. Глаза Гая снова заслезились, но на сей раз не столько от холода, сколько от дыма горящего торфа. В конце концов удалось утихомирить и волынщика, после чего из клубов дыма в оглушающей тишине возникли пожилые дама и джентльмен. Полковник был обильно увешан украшениями из оленьего рога и дымчатого топаза. Кроме килта, на нем были бархатный камзол эпохи Возрождения, рубашка с высоким крахмальным воротничком и галстук-бабочка. На миссис Кэмпбелл ничего запоминающегося надето не было.
Собаки, развернувшись веером, выступали вместе с ними. Животные, так же как и хозяева, шли медленно, но вид у них был угрожающий. Перед Гаем вдруг открылась предначертанная ему судьба. Ему предстояло либо ослепнуть от дыма, заблудившись среди стульев, либо замерзнуть насмерть на открытом пространстве, либо быть сожранным собаками на том месте, где сейчас находился. Томми, как безукоризненный солдат, мгновенно оценив ситуацию, приступил к действиям. Он выдвинулся навстречу ближайшей шотландской овчарке, ухватил пса за нос и принялся крутить его голову. Собака, видимо, нашла его действие жестом миролюбия и принялась радостно разгонять дым своим большим хвостом. Умиротворенные собаки спрятали свои клыки и обнюхали вначале брюки у Томми, а затем и у Гая. Когда угроза миновала, Томми сказал:
– Мне очень жаль, что мы не смогли поставить вас в известность заранее. С Энгусом сегодня произошел несчастный случай. Мне не хотелось, чтобы за столом не хватало одного мужчины, и взял на себя смелость пригласить вместо него мистера Краучбека.
Гай, заметив, какое пространство отделяет немногие расставленные за столом стулья, решил, что то объяснение его появления за ужином, которое дал Томми, вряд ли можно считать удовлетворительным, учитывая стиль жизни благородного семейства Кэмпбелл.
Миссис Кэмпбелл мягко пожала ему руку и сказала:
– Магг будет разочарован. Мы придаем здесь родственным чувствам больше значения, чем вы там, на юге. Да, учтите, что он слегка глуховат.
Магг, крепко сжав ладонь Гая, заявил:
– Я не был знаком с вашим отцом, но хорошо знал его дядю Керра из Геллиока еще до того, как его отец сочетался браком с Джейн Энстратер из Гленалди. Впрочем, вы ни на кого из них не похожи. Сам Гленалди был прекрасным человеком. Впрочем, когда я с ним познакомился, он был очень стар и весьма скорбел о том, что у него нет сына, к которому отошел бы и Геллиок.
– Это мистер Краучбек, дорогой.
– Возможно, возможно, что-то не припоминаю. И где же наш ужин?
– Кэтти еще не сошла вниз.
– Она сегодня ужинает с нами?
– Ты же знаешь, дорогой, что да. Мы уже это обсуждали. Кэтти – внучатая племянница Магга. Она живет в Эдинбурге, но сейчас гостит у нас.
– Гостит? Да она торчит тут добрых три года.
– Девочка перетрудилась, готовясь к экзаменам, – сказала миссис Кэмпбелл.
– Ждать ее мы не будем, – решительно заявил Магг.
Когда все расселись вокруг стола, между Гаем и хозяином образовалось безмерно широкое пространство, которое теоретически должна была заполнить Кэтти. Томми мигом завел оживленную беседу с миссис Кэмпбелл о местных приливах и характере побережья. Хозяин замка, взглянув на Гая и решив, что разделяющее их пространство преодолеть невозможно, принялся с удовольствием расплескивать свой суп.
Через некоторое время он снова поднял глаза и спросил:
– А пироксилин у вас есть?
– Боюсь, что нет.
– Алебардщик?
– Так точно.
Магг перевел взгляд на Томми:
– Колдстримский гвардейский?
– Да.
– Сейчас в одной части?
– Да.
– Непостижимо.
– Мы весьма смешанный отряд.
– Я сам, естественно, из аргайллширцев. Никакого смешения. В конце последней войны нами пытались разбавить других. Но из этого ничего не вышло.
Подали рыбу. Полковник Кэмпбелл ел молча, но у него возникли какие-то сложности с костями. Вначале он зарыл лицо в салфетку, затем извлек изо рта свои зубы и в конце концов сумел привести себя в полный порядок.
– Магг теперь с трудом справляется с рыбой, – пояснила миссис Кэмпбелл, пока ее супруг сражался с костями.
Закончив процесс, хозяин с нескрываемой хитринкой посмотрел на Томми и произнес:
– А позавчера я видел саперов.
– Думаю, что наших.
– У них имеется пироксилин?
– Полагаю, что имеется. У них куча складов с вывеской «Опасно».
– Не думаете ли вы, что было бы более честно признать это сразу? – спросил хозяин, сурово глядя на Гая.
Томми и миссис Кэмпбелл прекратили обсуждать возможные места десантирования противника и прислушались.
– Неужели вы предположили, что, когда я спрашивал, есть ли у вас пироксилин, я интересовался, не прихватили ли вы его с собой? Нет, я всего лишь хотел узнать, имеется ли пироксилин на острове.
– Надеюсь, у вас нет жалоб на то, что он неправильно используется? – вмешался Томми.
– Или динамит, – продолжил лендлорд, игнорируя вопрос. – Подойдет любое взрывчатое вещество.
Конец захватывающей беседе положил волынщик. За волынщиком следовал дворецкий. Он торжественно нес блюдо с частью оленьей туши. Волынка продолжала свой бесконечный вой. Мистер Кэмпбелл принялся за разделку бедра, а дворецкий проследовал своим маршрутом, неся поднос с желе из красной смородины и отварным картофелем в мундире.
Лишь после того, как стих вой волынки, а перед ним уже стояла полная тарелка, Гай заметил, что свободное место рядом с ним, неслышно скользнув за стол, заняла молодая женщина. Он сделал все, чтобы отвесить ей поклон, через паутину оленьих рогов, из которых был сооружен его стул. Девица ответила на поклон лишенным каких-либо светских условностей приветствием.
Он решил, что соседка за столом лет на десять, а то и все двенадцать моложе его. Ее лицо либо было усеяно веснушками, что для этих мест было маловероятно, либо она плеснула себе в физиономию торфяной раствор и забыла его смыть, что было еще менее вероятно, учитывая то, с какой тщательностью она подобрала остальной туалет. Возможно, что это наследственная пигментация, подумал Гай, неожиданно появившаяся на острове Магг, как свидетельство приключений ее предков во время плавания к Южным островам. На коричневые пятна был наложен густой румянец, короткие вьющиеся волосы стягивала лента из шотландки, концы которой скрепляла пряжка из тех, которые, по мнению Гая, делались только для туристов. На Кэтти было платье, полностью не соответствующее климатическим условиям зала, и девица рисковала замерзнуть насмерть. У нее было правильное, словно выточенное из мрамора лицо, а глаза – большими, красивыми и немного безумными.
– Как делишки? Похоже, что не очень справляетесь? – заметила она с совершенно не соответствующей вопросу радостной нотой.
– Это мистер Краучбек, дорогая, – произнесла миссис Кэмпбелл, одаряя внучатую племянницу супруга суровым взглядом. – А это мисс Кармайкл, – сказала она, обращаясь к Гаю. – Она приехала к нам из Эдинбурга.
– И при этом стопроцентная шотландка, – добавила мисс Кармайкл.
– Конечно, Кейт. Мы все это знаем.
– Ее бабушка была из Кэмпбеллов, – заметил хозяин замка чрезвычайно печальным тоном, – и сестрой моей матушки.
– Моя мама была из Майклджонсов, а ее мама из Дандасов.
– Никто не собирается ставить под сомнение твое чисто шотландское происхождение, Кэтти, – заметила миссис Кэмпбелл. – Однако не забывай о еде.
Во время этого обмена генеалогической информацией Гай размышлял о несколько вызывающей первой фразе мисс Кармайкл. Он знал, что пока ничем не отличился в беседе, и в то же время понимал – чтобы выглядеть здесь должным образом, требуется настоящее мастерство. Однако каким образом эта малоприятная девица об этом догадалась? Прятала ли она свои веснушки в дыму или являла собой довольно распространенный в этих краях феномен – седьмого чада седьмого ребенка? У него был трудный день. Он ощущал какое-то оцепенение, задыхался в дыму и страшно хотел есть. Перед его мысленным взором, построившись в колонны по семь человек, шествовали Кармайклы, Кэмпбеллы, Майклджонсы и Дандасы. Некоторые из них были в килтах и с шотландскими беретами на голове, а другие в подчеркнуто скромных и не ведающих сноса одеяниях эдинбургских интеллектуалов. И тех и других объединяло то, что все они были мертвы.
Гай несколько оправился, выпив вина. В отличие от супа и рыбы оно оказалось превосходным. Слова «Как делишки?» были явно заимствованы из лексикона детской. Они должны были означать: «Как ваш аппетит?» До сих пор инстинкт и опыт заставляли его держаться подальше от оленины, но, почувствовав в словах девицы вызов, он запихнул здоровенный кусок жилистого мяса в рот и принялся жевать, не заботясь о последствиях. Мисс Кармайкл, тотчас же утратив к нему всякий интерес, отвернулась.
– Шесть судов на прошлой неделе, – заявила она. – Поскольку мы не можем слушать Берлин, приходится довольствоваться вашим радио. Думаю, что судов было не шесть, а десять, двадцать, тридцать, сорок…
Ее домыслы прервал хозяин замка:
– Разве саперы существуют не для того, чтобы взрывать? – спросил он у Томми.
– Они построили англиканский собор на Гибралтаре, – вмешался Гай в отчаянной попытке «справиться» как можно лучше, хотя это не могло относиться к оленине, оказавшейся совершенно неудобоваримой.
– Нет, – возразил лендлорд. – Я присутствовал там на венчании, и собор они не взрывали. Во всяком случае, во время венчания. А теперь взрывают скалы. – Он с хитрецой взглянул на Томми. – Думаю, что они могут крушить утесы с такой же легкостью, с какой мы с вами способны сокрушить осиное гнездо.
– Я бы постарался держаться от них подальше, когда они этим займутся.
– А я всегда говорил своим людям, что чем ближе находишься к эпицентру взрыва, тем безопаснее.
– Боюсь, что в наше время эта точка зрения будет выглядеть весьма неортодоксальной.
Мисс Кармайкл, прекратив подсчет вероятных британских потерь, заявила:
– Мы давно переросли эпоху принца Чарли, известного под прозвищем Красавец. Теперь Эдинбург – сердце Шотландии.
– Великолепный город.
– Эдинбург кипит.
– Неужели?
– Кипит в самом прямом смысле этого слова. Я должна вернуться туда. Но мне, само собой разумеется, об этом не позволено говорить.
Она извлекла из своей сумочки золотой карандаш и что-то начертала на скатерти, прикрывая письмена рукой.
– Взгляните.
«Поллитический зоключонный», – прочитал он и с искренним интересом спросил:
– Вы действительно сдавали экзамены в Эдинбурге?
– Ничего подобного. У меня были более важные дела.
Кэтти начала энергично уничтожать запись при помощи хлебных крошек, а покончив с этим делом, без всякого перехода заявила светским тоном:
– Мне так не хватает музыки. Ведь вы, конечно, знаете, что все великие мастера гастролируют в Эдинбурге.
Пока она писала, Гай успел вытащить изо рта непрожеванную оленину и вернуть ее на тарелку. Он сделал глоток кларета и сказал (на сей раз вполне членораздельно):
– Интересно, не встречали ли вы в университете моего друга? Его зовут Питер Эллис. Он преподает египтологию или что-то иное в этом роде. Когда я его встречал, он всегда страшно кипел.
– Если и кипел, то не с нами.
Владелец замка очистил свою тарелку и был готов вернуться к теме взрывчатых веществ.
– Им нужна практика, – взревел он, прервав беседу Томми и миссис Кэмпбелл о подводных лодках.
– Думаю, что практика нужна нам всем, – ответил Томми.
– Я покажу им нужное место. Ведь отелем-то владею я, – сказал мистер Кэмпбелл без какой-либо видимой связи.
– Если вы полагаете, что он портит вид, то я склонен согласиться.
– У отеля имеется лишь один недостаток. Вы знаете, в чем он состоит?
– Отопление?
– Он не окупается. И вы знаете почему? Там нет пляжа. Пришлите ко мне ваших саперов, и я покажу им, где надо устроить взрыв. Что вы обнаружите, если переместите несколько тонн скал? Если не догадываетесь, то я отвечу. Вы обнаружите песок. Во времена моего отца там был песок. В Адмиралтейских лоциях и на топографических картах указан песок. Но рухнул утес, и теперь надо лишь снова поднять его в воздух.
Мистер Кэмпбелл задвигал руками так, словно строил воображаемый песчаный замок.
Вместе с пудингом подали и девятичасовые новости. Радиоприемник поставили в центр стола, и дворецкий попытался поймать нужную волну.
– Вранье, – заявила мисс Кармайкл. – Сплошное вранье.
В приемнике раздались какие-то звуки, но ничего похожего на человеческий голос Гай уловить не смог.
– Вранье, – повторила мисс Кармайкл. – Сплошное вранье.
Аппарат в конце концов убрали, заменив его яблоками.
– Мне показалось, что говорили о Хартуме, – заметил Томми.