Мирослава не входила в число рабочих на вешняковском объекте, но личностью на стройке была весьма популярной. Да, впрочем, и не только на стройке. Весь микрорайон знал владелицу популярного заведения под названием «Хата», которое утром и днем работало как столовая, а вечером, с семи и до полуночи, превращалось в бар.
Здесь было на удивление уютно. Обстановка напоминала малороссийский сельский дом-мазанку. Вроде бы все очень просто, без претензий и дорогостоящего дизайна – но довольно мило. Массивные деревянные столы без скатертей, вместо стульев – лавки, дверь в служебные помещения отделена от зала плетнем, украшенным искусственными подсолнухами и перевернутыми горшками, по неровно побеленным стенам развешаны яркие вышитые рушники, ниточные куклы-мотанки, венки из засушенных полевых цветов, всякая старинная утварь. Днем здесь было светло от ламп и незашторенных окон, вкусно пахло чесноком и свежей выпечкой, бывало хоть и людно, но относительно тихо, никакой музыки, только гул голосов разношерстной публики. В это время столовую посещали в основном серьезные люди, которые, как правило, работали где-то неподалеку и заходили в «Хату» позавтракать или пообедать, а заодно и отдохнуть в уютной, почти домашней обстановке. До семи тут царил сухой закон, бар был закрыт, и строгая Мирослава никогда никому не делала в этом плане поблажек. Зато к вечеру все менялось – бар открывался, кухня, наоборот, сворачивала свою работу, в зале воцарялся полумрак, а из-за спрятанных под фальшивыми балками динамиков звучала, порой даже орала громкая музыка, в основном отечественная попса. Вечером в баре-столовой были совсем другие посетители: собиралась окрестная молодежь из тех, кому не хватало денег на ночной клуб, начиналась гульба с криками и плясками, становилось шумно и весело, что, разумеется, не слишком нравилось жителям близлежащих домов.
Первое время, когда бар только заработал, на хозяйку посыпались жалобы от жителей соседних домов – за нарушение тишины, но Мирославе удалось решить все конфликты. Такой уж она была человек – ухитрялась ладить со всеми. Везде, во всех инстанциях, у нее были свои люди – и среди поставщиков, и среди проверяющих, и в управе. Она умела к каждому найти подход, знала, у кого какая семья, когда у кого день рождения, кто что любит, и как у кого зовут домашнего питомца – и не ленилась постоянно об этом помнить. Так ли уж трудно сделать человеку приятное? Похвалить новую прическу, спросить об успехах внука Ванечки в спортивной секции, вручить ко дню рождения пакет с разной провизией: «Это вам к праздничному столу!» или сопроводить регулярный конверт «бонусной» литровой банкой меда для заболевшей супруги: «С пасеки моего кума. Натуральный, никаких вредных добавок. Из чистой области, от Чернобыля далеко, не беспокойтесь! Пусть кушает да поправляется!» Накануне каждого праздника она закатывала ужин для избранных «нужных людей» и на славу угощала всех приглашенных своими коронными блюдами: борщом с жареным салом – шкварками, варениками с разнообразными начинками и тончайшими блинчиками – млинцами – со сметаной, такой жирной и густой, что ее приходилось резать ножом, как сливочное масло. А уж день рождения, свадьбу или юбилей любимой тещи Мирослава всегда готова была организовать у себя в «Хате» на самом высшем уровне.
Родом Мирослава была из Киева. Можно сказать, столичная штучка, и жизнь у нее должна была бы быть не в пример легче, чем у ее землячки Марички, выросшей в глубинке. Однако легкой судьбой Мирослава никак похвалиться не могла. В детстве она считала себя дурнушкой, чуть ли не самой некрасивой в классе – слишком высокая, выше всех мальчишек, нескладная, нос длинный, волосы жидкие… Тем сильнее было удивление подруг, когда она первой из всей компании вышла замуж: очень рано, сразу после окончания школы, заявление подали еще до того, как невесте исполнилось восемнадцать. В то время Мирослава не сомневалась: с такой внешностью она не может позволить себе привередничать, выбирая спутника жизни, ломаться и капризничать. Будешь слишком разборчивой – так и останешься до конца жизни в девках. Время не стоит на месте, не успеешь оглянуться – тебе уже за тридцать, а ты одинока, как дерево в украинской степи.
Первое время Мирослава была уверена, что любит Тараса. Кроме того, ей очень нравилось, что у жениха своя двухкомнатная квартира в центре города, рядом с Андреевским спуском, что он крепко стоит на ногах, хорошо зарабатывает и не слишком увлекается спиртным. Однако со стороны мужа, как она быстро поняла, никакой особой любви не было. Просто Тараса устраивала молодость и покладистость невесты, а также ее будущая профессия – Мирослава училась на повара в пищевом техникуме.
Отгуляли по всем правилам и традициям шумную трехдневную свадьбу, с арендой огромного ресторана, морем горилки и приглашением всей родни со всех городов и весей. На четвертый день, когда подарки были разобраны и деньги в конвертах подсчитаны, начались обычные семейные будни. Муж был старше Мирославы на целых двадцать два года. Человек взрослый, со своими устоявшимися привычками и довольно тяжелым характером, он требовал, чтобы в доме была безупречная чистота и порядок. И чтобы жена каждое утро неукоснительно кормила его свеженьким, только что приготовленным завтраком. Из-за этого Мирославе приходилось вставать на час раньше, чем муж, чтобы успеть и самой в техникум собраться, и Тарасу еду подать. А после занятий, когда девчонки шли гулять, в кино, в кафе или по магазинам, Мирослава, как ни хотела бы отправиться с ними, вынуждена была спешить домой. Тарас приходил в половине седьмого, ну, разве что с друзьями иногда задерживался, пиво пил – святая мужская вольница. А жене его к этому времени нужно успеть и продуктов купить, и в квартире прибраться, и ужин приготовить, да из трех блюд, и чтобы было вкусно. Не дай бог, мужу не понравится – голос повышать он не будет, но таким холодом обдаст, что даже непонятно станет – то ли Мирослава ему жена, то ли прислуга, которую он нанял и строго следит, чтобы она зарплату добросовестно отрабатывала. Готовить Мирославе всегда нравилось, она с самого детства постоянно крутилась на кухне, помогала бабушке, по праву считавшейся настоящей мастерицей и знатоком украинской кухни, училась у бабули, записывала рецепты в толстую тетрадь. Мирослава и в пищевой техникум пошла именно потому, что чувствовала – это ее призвание. Но даже при такой любви к кулинарии, когда вся буквально жизнь сводится к одной только готовке, планированию меню, покупке продуктов и мытью посуды, можно сойти с ума.
Иногда Мирослава не выдерживала, срывалась. Гремела кастрюлями, кричала на мужа, плакала, жаловалась. Вон в других семьях все как-то по-людски: в выходные вместе сходили на базар, закупились всем, чем нужно, жена приготовила – и неделю борщ, каша, котлеты в холодильнике стоят. И ничего, разогревают, едят, не привередничают, понимают, что если в семье все работают, то все и отдыхать должны. А Тарас нехорошо поступает, просто-напросто бессовестно эксплуатирует молодую жену. Она целый день на кухне да по хозяйству крутится, ей и позаниматься-то некогда, к экзаменам подготовиться. А ей, между прочим, после учебы или практики тоже развеяться хочется – телевизор посмотреть, с подругами поболтать, сходить куда-нибудь.
Муж выслушивал ее молча, но с нескрываемой гадливостью, с которой нормальные люди слушают бред душевнобольных. А потом, когда Мирослава, устав «качать права», умолкала, терпеливо объяснял ей, что не он к ней в дом пришел, а она к нему. Что он старше, и она должна его уважать. И вообще, учеба – это не работа, это несерьезно. Тоже великий труд – за партой сидеть. А его работа (он был начальником отдела в фирме, торговавшей бытовой техникой) – безусловно, самое важное, именно на нем, мужчине, лежит ответственность за благополучие семьи. Если он как следует не отдохнет, вернувшись домой, то на следующий день будет работать хуже. И тогда ему не только повышения не дадут, а и вообще уволят. И что она за жена такая, что не понимает интересов семьи, а только о себе и думает.
Его доводы были прямо-таки железными – Мирослава не могла найти достойных возражений, хоть и чувствовала в чем-то подвох. И уговаривала себя: ну ничего, вот окончу техникум, пойду работать – тогда все станет по-другому. Но годы учебы минули, а в их семье ничего не изменилось. Тарас зарабатывал неплохо – но все же не настолько хорошо, чтобы жена могла совсем не работать. Без этого они бы с голода, конечно, не умерли, были бы и одеты, и обуты, но купить запросто, не откладывая несколько месяцев, новый холодильник или отдыхать каждое лето в крымском пансионате, точно не смогли бы. Так что Мирослава устроилась поваром в кафе неподалеку от дома и работала теперь с утра и до вечера – но семейных забот у нее при этом нисколько не убавилось. И тогда у нее опустились руки, навалилось отчаяние, в голову полезли неприятные мысли.