Что ж, теперь я, Димка и Серега Карпин стали сержантами – командирами отделений. Нужно было командовать своими бойцами и у нас это получалось, довольно таки, не плохо. Но это было только внутри взвода. Нам не хватало той настойчивости, того упорства, что было в тех сержантах, которые прослужили подольше нашего. Мы еще не осмелели до такой степени, чтобы спорить с сержантами из других подразделений. Если нужно было командовать взводом вне стен нашей казармы, то мы вели себя сковано. Это в дивизионе знали, чего мы смогли добиться, и чего нам это стоило. В полку про это никто не знал, да и плевать было парням из других подразделений – если ты «слон» по сроку службы, то должен ему соответствовать. Осознание этого зажимало нас в рамки. Я был готов доказывать свое место во взводе, и даже в дивизионе, но выйти на большую арену полка, для меня было еще рановато. При любой ссоре с кем-то из старослужащих из других подразделений, как только узнают, что по сроку службы ты «слон», разговаривать уже никто не будет. Тебя просто изобьют. И, если, небольшим количеством солдат, можно сделать революцию во взводе, то в полку такой номер не прокатит – масштабы не те. Систему срока службы в полку еще никто не отменял. Пока не отменял…
Тем не менее, раз уж мы навязали себя в командиры, нужно было карабкаться вверх, и доказывать, что все это не зря. Но не всегда это получалось.
Как-то мы пошли кушать на ПХД. Димка Гурбанов повел наш взвод. Шли мы всем дивизионом. Наш взвод шел первым, так как по штату мы стояли во главе дивизиона. За нами шли батареи – первая, вторая и третья, а в самом конце, шел взвод обеспечения. Так вот, когда мы подходили к ПХД, нас подрезали солдаты из первого батальона. Сержанты первого батальона умышленно подвинули наш взвод и поставили свои роты впереди нас. Димка, как командующим взводом, возражать не стал, хотя, за такую наглость, он должен был, как минимум, возмутиться. Все это видел сержант из первой батареи Акай.
Акай по национальности был кабардинцем. Невысокого роста, коренастый и с, невероятно большой, головой. После ухода всех дембелей, Акай, на пару с ом, стали негласными лидерами всего дивизиона. Эдакие подпольные серые кардиналы. В дивизионе Акая все побаивались, и никто ему не смел возражать.
Так вот, когда Акай увидел, что взвод управления уступил наглости первого батальона, он, сначала, наехал на Димку:
– Ты какого хуя пропустил первый батальон, блядь?! Ты хоть понимаешь, что за тобой весь дивизион стоит?!
Димка лишь отмалчивался и не связывался с Акаем, так как понимал, что он не прав. Акай, поняв, что ничего вразумительного от Димки не дождется, перевел свой гнев на сержантов первого батальона:
– Э, сержанты! Вы охуели, блядь!? Схуяли вы нас подрезаете?! Ну-ка, убирайте свой батальон, нахуй! Анан сигейм, блядь!
Удивительно, но сержанты первого батальона не стали спорить с Акаем и приказали своим ротам отодвинуться в сторону, чтобы уступить место нашему дивизиону. Просто представьте, как один человек своей наглостью разворачивает целый батальон! Теперь вы понимаете, о какой настойчивости и упорстве я вам говорил? Хотя с Акаем не спорили еще и потому, что он был кавказцем. А в нашем полку с ребятами с Кавказа редко кто спорил, так как понимали, что они всем заправляют. Вот и с Акаем спорить не стали, чтобы избежать последствий.
– Веди свой взвод, да поживей, блядь! – прикрикнул Акай на Димку.
После того инцидента у ПХД, я думал, что Акай больше не будет злиться на Димку. Но я ошибался. В этот же день, когда мы стояли на плацу в ожидании вечерней поверки, я услышал, как Акай кого-то зовет:
– Э, уебище?! Сержант, блядь?!
Я повернул голову и увидел, как Акай кричит через строй первой батареи. И кричал он именно Димке. Но Димка его не слышал, или делал вид, что не слышит. Я не знаю. Но, как только, Акай решил сам подойти к Дмитрию, поступила команда офицера штаба полка «Смирно!». Все замерли. Началась вечерняя поверка.
После вечерухи, мы вернулись в казарму. Я понимал, что начинает нарастать конфликт между Димкой и Акаем. Если Акай доберется до Гурбанчика, то потом доберется и до нас. Наш авторитет во взводе может пошатнуться. Зрел не хилый конфликт, который нужно было срочно уладить. Но как? Никто из нас не общался с Акаем, так как он был намного выше нас по рангу (если можно так сказать). Он старослужащий кабардинец, который имеет весомый авторитет не только в дивизионе, но и в полку, мы же молодые выскочки, которым, каким-то чудом, удалось обуздать своих «дедушек». Акаю было явно плевать на наши достижения. Решить вопрос через а, единственного, кто имел вес над Акаем, я не мог, так как после событий перед новым годом, мы даже не здоровались.
Я начал думать, как найти подход к Акаю, чтобы избежать не нужных последствий в дальнейшем. Так сказать – решай маленькие проблемы, чтобы потом, не решать большие.
За день до инцидента у ПХД, Димке Гурбанову пришла посылка. Довольно богатая посылочка, которая ломилась от всяких сладостей. Я вспомнил про то, что у нас еще оставались от посылки пара банок вареной сгущенки, и пакеты с печеньем.
Я подошел к Димке и спросил его разрешения взять сгущенку с печеньем.
– Зачем тебе, Хохол? Подожди маленько, вместе чай потом попьем.
– Надо, Гурбанчик. Я не для себя – для дела. Поверь, очень нужно. Всего рассказать не могу. Это для общего блага. Просто знай, что я поступлю с этим намного разумней, нежели мы просто все съедим.
Не знаю, смог ли я до конца убедить Димку в том, что отдать мне банку «сгухи» с печеньем, лучше, чем мы бы их просто съели, но Димка спорить не стал и дал свое согласие.
Я подумал, что, если я подойду к Акаю не с пустыми руками, то смогу его задобрить во время разговора. А разговор мне предстоял довольно сложный. Мало того, что я сам по сроку службы был «слоном», так я еще должен был говорить за другого «слона». С чего бы вообще Акаю меня слушать, а не послать куда по дальше? Я сильно волновался, что Акай просто не станет меня слушать. Сейчас очень многое зависело от предстоящего разговора. Я понимал, если сейчас не подойду к Акаю, то потом будет поздно.
Я взял банку сгущенки, пакет печенья и пошел искать Акая.
– Акая не видел? – спросил я у дневального.
– В умывальнике он.
Я решил подождать у входа в умывальник. Через пять минут из дверей умывальника вылетел боец из третьей батареи с окровавленным носом, а вслед за бойцом вышел Акай.
– Еще раз вы будете курить в туалете, когда дежурит моя батарея, я вас головой в унитаз окуну! Анан сигейм! – кричал Акай на солдата из третьей батареи.
Ну вот, кабардинец явно не в духе. Я замешкался – подходить сейчас, или нет? Раз уж решился, то нужно было доводить дело до конца, и я подошел.
– Акай! – окликнул я кабардинца.
– Чо хотел? – повернулся он ко мне.
– Меня зовут Миша Хохол. Я с взвода управления. Не найдется свободной минутки, чтобы поговорить.
Акай посмотрел на меня оценивающим взглядом, затем улыбнулся и сказал:
– Конечно, найдется. Пойдем.
Кабардинец взял меня под руку, словно старого друга, и мы пошли с ним вдоль коридора.
– Что у тебя случилось, Хохол? – как-то по отечески, неожиданно для меня, спрашивал Акай.
– Не у меня. Я за друга пришел говорить. Сегодня на ПХД ты кричал на нашего сержанта Димку Гурбанова. Потом еще и на вечерухе.
– Это ты про того еблана, который первый батальон пропустил?
– Он нормальный парень, Акай. Просто ему нужно немного больше времени, чтобы адаптироваться, понимаешь? Нам всем нужно. Ты, наверное, слышал, что мы сменили власть во взводе.
– Слышал. Очень дерзко с вашей стороны. Это смелый поступок. Но, если вы взялись «рулить» во взводе, то должны этому соответствовать, чтобы из-за вас не страдал весь дивизион, как это было сегодня у ПХД. Что потом скажут в других частях, когда узнают, что наш дивизион уступил первому батальону? Что артдивизион чмошники? Мне такая слава не нужна.
– Знаю, Акай. Все ты правильно говоришь. Сейчас, я лишь прошу у тебя дать нам немного времени, чтобы освоиться. Мы сами по себе и это осложняет с решением проблем с другими подразделениями.
– Если эти проблемы касаются всего дивизиона, то одни вы уже не будете – это общая проблема.
Мы дошли с Акаем до дальней оружейной комнаты, которая уже давно не действовала. Потом мы развернулись и пошли обратно по коридору. Старослужащие провожали нас недоумевающим взглядом – почему Акай идет под руку с Хохлом и беседует с ним, словно старые друзья. Да я и сам недоумевал, почему Акай, изначально, отнесся ко мне с пониманием. Как бы то ни было, я ему за это благодарен.
– Спасибо тебе, Акай, за то, что выслушал меня.
– Нет проблем, Хохол. Обращайся, если что.
Я уже собрался уходить, когда вспомнил про печенье с банкой сгущенки, которые все это время я держал в руках.
– Вот, возьми. Это от души. От нашего взвода, в знак признательности.
– Саул, Хохол! – обрадовался Акай и принял мой подарок.
О разговоре с Акаем никто из ребят со взвода не знал. Не стал я и потом, спустя много времени, рассказывать об этом. Я решил сохранить наш с Акаем разговор в секрете, чтобы не зацепить гордость своих парней.
После беседы с кабардинцем, он стал со мной дружески здороваться. Потом он начал здороваться и с ребятами с моего взвода. Никто из парней не понимал, почему этот кабардинец так благосклонен к нашему взводу. Парни считали, что так и должно быть. И только я понимал, что, если бы, я не побеседовал тогда с Акаем, мы могли бы не удержать свое положение во взводе.
В свою очередь, тот разговор с Акаем, позволил мне чаще с ним общаться. Даже, изредка, но стал здороваться со мной. Это видели и другие старослужащие, которые не разделяли наших побед во взводе. Видя, как я общаюсь с Акаем, большая часть старослужащих смирилась с тем, что мы не хотим быть «слонами».
Я начинал выходить за рамки своего взвода и пробираться в окружение дивизиона. Это было лишь начало. Предстоял еще очень долгий путь.