А когда настала ночь, о которой забыл повествующий и рассказывающий, и пропустил записывающий, она сказала царю Шахрияру:
"Дошло до меня, о великий царь, что было время, когда люди и животные жили там, где сейчас пустыня, и текли там реки и источники и зеленели сады и насаждения. Есть гора, голая, мертвая и без названия, и стоит она сейчас между двух пустынь. Одна пустыня называется Кара Кум, и она черного цвета и гибельна для путешественников. А другая носит имя Сахар Кум, и она белого цвета, и ещё гибельнее, потому что там не только нет воды, но на путника нападает необычная жажда, которая заставляет его сразу выпить всю воду и ничего не оставить на дальнейшую дорогу. И в первой пустыне живут одни только Сало Мандры, а во второй – только одни Скало Пендры, и первые из них – самки, а вторые – самцы, а встречаются они только на той горе. И если какой-нибудь путник забредет на ту гору, то не избегнет и не отвратит там смерти и гибели, ибо существа эти, друг перед дружкой силой своей красуясь, съедают путника и раздирают его на части. А если на ту гору не заходить, от них могут помочь амулеты и заклинания, но какие, никому не ведомо.
А в давние времена стояла эта гора там же, где и сейчас, но, по милости Аллаха милостивого милосердного, земли, вокруг неё простирающиеся, были населены и процветали. На самой горе было царство Ню-Даг, а правил там царь Рукбат. Звали его так потому, что с детства не было ему равных в борьбе ногами. И ему приносили дань семь окрестных царей, а у каждого из них было на службе по семьдесят рыцарей, каждый из которых стоил семисот храбрецов, и командовал войском в семь тысяч отрядов по семьдесят тысяч воинов в каждом. И все эти люди, от царя Рукбата до последнего воина, не знали Аллаха великого, а были мерзкими идолопоклонниками, за что Аллах милостивый отвратил от них лицо своё и вверг их в испытания и гибель. Но об этом в своё время, ибо торопливость отягчает состав преступления.
У царя Рукбата была дочь Витт-эс-Сенья. Звали её так потому, что Аллах щедрый наделил её красотой, собравшей в себя всё лучшее из созданной им природы. И красота её была необычайной, так что прослышали о ней в самых дальних землях. Как сказал один поэт, и отличился:
Когда она выходит ночью,
Небо краснеет,
Когда она выходит днем,
Солнце чернеет.
А другой сказал, и тоже отличился:
Если стан её скажет ей: Побеги!
Её зад скажет ей: Посиди!
Если грудь её скажет ей: Поклонись!
Её волосы скажут ей: Погоди!
А третий сказал лучше всех:
Всякий, о ней говорящий, достоин смерти,
Ибо как хвалить ни старается,
Впадет в грех очернительства.
Всякий, о ней молчащий, достоин смерти,
Ибо хвалить не старается,
Спасает жизнь свою ненужную.
И, хоть милость её беспредельна,
Ибо прощает и хвалящего, и молчащего,
Только тот достоин жизни,
Кто, увидев её, жить не сможет.
А сочинив эти нанизанные строки, тот поэт вскрикнул великим криком, и упал, и умер от непомерной любви и страсти.
Но царевна Витт-эс-Сенья не много времени уделяла стихам и поэтам. Аллах, да будет на всё его воля, не дал отцу её других детей, и потому с раннего возраста она обучалась воинским искусствам наравне с юношами, и могла скакать на коне, и носить доспехи, и сражаться прямым копьем и кривой саблей, и метко стрелять из лука, и бороться руками, и во всём этом не было ей равных в царстве Ню-Даг и сопредельных землях.
Из-за её красоты многие царевичи приезжали из ближних и дальних мест и хотели на ней жениться. Но всех их она вызывала на поединок и побеждала в единоборстве, и притом либо царевич сдавался и признавал себя побеждённым, тогда она брала его в плен, и брала с него выкуп и отпускала с позором в его страну, либо он не сдавался, и тогда она безжалостно убивала его, и много уже земли на горе было занято кладбищем царевичей. Царь Рукбат поклялся, что не даст за ней никакого приданого, но это ничуть не помогало, ибо не богатство соблазняло женихов, а красота царевны. И никто не мог устоять против неё в поединке, потому что если прибывал какой-нибудь великий воин, он не мог с ней сражаться в полную силу, ибо кому нужна невеста мертвая или жена увечная? А если оказывалось, что он так силён или искусен, что может, только обороняясь, силы её истощить и её победить, тогда она снимала свой боевой шлем, и рассыпала по плечам свои волосы, чёрные, как ночь, и открывала лицо, прекрасное, подобное полной луне, и воин, взглянув на неё, тотчас же слабел от любви и падал, и тогда она брала его в плен или убивала, и он умирал, полный бесплодных сожалений, по воле Аллаха.
Царь Рукбат ругал её за её поведение, и говорил, что из-за неё на их страну падут беды великие, и так оно и вышло, но об этом позже. А насильно выдать её замуж он боялся, ибо она поклялась великой клятвой, что тогда и мужа, и себя убьёт (а эти дела в глазах Аллаха неправедные). Вот что было с ними.
А все люди, жившие в Ню-Даге и в цветущих землях вокруг него не знали Аллаха великого – пусть будет он всегда славен – а поклонялись Серебряному Сердцу. Его изображения они ставили в своих храмах и молились ему. Они считали, что это Серебряное Сердце – изображение Золотого Сердца, которое, в своём ослеплении, полагали сущим на небесах. И думали, что Золотое Сердце (коего никто из них никогда не видел) – это сердце бога. А своё Серебряное Сердце, как отражение, они ставили перевернутым острым концом вверх. И оно лежало у них в серебряной чаше, которая изображала перевёрнутое небо. Аллах в своей великой милости, давая им время одуматься, подарил их странам процветание, богатство и благополучие, но они в своём ослеплении принимали это за свидетельство своей неправой веры, и только больше прежнего возгордились, и вот что было с ними.
Как-то раз приехал к царю Рукбату рыцарь из дальних стран, и привез ему богатые подарки, стоящие целого царства, и посватался к царевне. И царь отослал его за ответом к царевне, а она вызвала на поединок. И выехали они на двор и стали жестоко сражаться прямыми копьями и кривыми саблями, так что пыль поднялась до неба, и звон и грохот оглушили присутствующих и отсутствующих. И все закрыли глаза от ужаса. А царевна увидела, что это – великий воин, и что от её самых сильных ударов он даже не покачнулся, а стоит, как грозная скала под ударами бурных волн. А рыцарь из дальних стран не мог поднять оружие на ту, кого хотел назвать женой, и только отражал её удары. И тогда она, как обычно, сняла шлем и открыла своё лицо. А было оно подобно полной луне, или голове белого сыру, или сахару, красоты необычайной, с чёрными бровями, и насурьмленными ресницами, похищавшими тысячи взоров. И она метнула в него взор, поражающий, как острая сабля, и рыцарь из дальних стран покачнулся, и руки его опустились, и копье и сабля выпали из них на землю, потому что он не мог больше удержать их от великой слабости и уронил. И он заплакал и произнес такие стихи:
Кострища застоявшихся надежд,
Надежды застоявшихся костров,
Надои ненадеванных задов,
Погосты покосившихся костей,
Кокосы покатившихся путей,
Котята затупившихся когтей,
Кострища застоявшихся надежд.
И он упал с коня, и его покрыло беспамятство. Но, пока Витт-эс-Сенья сошла с коня и подошла к нему, он очнулся и произнес такие стихи:
Слепые тщетно ловят сон. Стопы их толще макарон.
Супы их тоньше, чем стакан. И чище пищи нотный стан.
Скупые слюни точит слон. Сопи и дай сопеть другим.
Носы тихи сифон их дым. "Тупые" – лестно судит сын.
Сверхнеобщительный Пифон. Садист сегодняшний Варон.
Сварили щей ну полный кан. Свалили в щель пустой сезон.
А произнеся эти нанизанные стоки, он заплакал, и его покрыло беспамятство. И тут Витт-эс-Сенья подошла к нему и ударила его саблей по шлему. Но шлем выдержал удар, а сабля разлетелась на тысячу кусков. А он от удара очнулся и произнес такие стихи:
Кошмар на улице каштанов.
Сазан на улице казанов.
Капкан на улице канканов.
Базар на улице мазаров.
Шайтан на улице изаров.
Квазар на улице пульсаров.
Кальмар на улице кайманов.
Комар на улице катранов.
Каштан на улице кошмаров.
А потом он заплакал великим плачем, и его покрыло беспамятство. Тогда царевна взяла своё копьё обеими руками и ударила его копьём в грудь изо всех сил, и оно пробило панцирь, и вошло в грудь рыцаря, и пронзило его сердце, и пробило панцирь на его спине, и ушло на два фута в камень, и сломалось в руках у царевны, так что она, сама того не желая, пала на грудь пронзённого рыцаря, и её доспехи залила кровь, хлынувшая струёй из его раны. И умирающий рыцарь очнулся, лишённый своего любящего сердца, и ему захотелось жить, и он произнёс такие стихи:
Бесила мышонка
Бетономешалка.
Шумела бетонка.
Енота не жалко.
А сказав эти стихи, он закричал великим криком и умер, полный бесплодных сожалений, по воле Аллаха. А звали его Гиб ибн Бон, но имени его никто не знал, и стихов его никто не понял.
Царевна почувствовала насмешку в его последних стихах, произнесённых без любящего сердца, и растерялась, и Аллах этим воспользовался, и вместе с кровью из сердца влюблённого к царевне перетекла вся сила его любви. И она встала, с ужасом глядя на дело своих рук и стала пятиться от него, не отрывая взора, и так шла, пока не вошла во дворец. И потом пошла в свои покои и слегла и заболела от любви к убитому ею рыцарю из дальних стран. И вот что было с ней.
А вокруг Ню-Дага и сопредельных ему стран были степи, где кочевали рода людей бедных, но не менее гордых, чем жители Ню-Дага. И вера у них была своя, но такая же неверная и гибельная. Они полагали унизительным для великого поклоняться не ему, а лишь его отражениям (и тут были правы). А великим они считали то же самое Золотое Сердце (и тут впадали в грех идолопоклонства). Потому они на самые большие шатры помещали изображения Золотого Сердца, и называли те шатры храмами. Золота у них не было, и изображения были бронзовые. А ещё они поклонялись перевернутой бронзовой чаше, которую подвешивали к стойке шатра, и звонили в неё и созывали так на свою нечестивую молитву.