К судебному процессу Вольдемар Сгущёнкин готовился заранее. Он планировал произвести на судью самое благоприятное впечатление, и перетянуть чашу весов в свою пользу. Он, наивный, всё ещё лелеял тайную надежду сохранить треснувший по всем швам союз.
Сгущёнкин достал старый шерстяной костюм, подшил его и отгладил. За неимением другого, он собирался в эту тёплую весеннюю погоду щеголять в шерстяном. Также Вольдемар нагуталинил обувь и сходил в парикмахерскую. Утром он начисто выбрил лицо и спрыснулся одеколоном «Звезда», не первый год настаивающимся в холодильнике.
В костюме, стриженный, выбритый, с застенчивым румянцем на щеках, Вольдемар предстал перед судьёй – суровой женщиной с ртутно бегающими глазками.
Нора вошла в зал заседания после супруга, вымотанная, заплаканная, с поплывшим от слёз скромным макияжем. Судья кинула придирчивый взгляд на Сгущёнкина, затем на мадам Сгущёнкину.
По выражению её лица Вольдемар понял, что выводы судья сделала не в его пользу.
Действительно, Сгущёнкины смотрелись на удивление контрастно.
То ли от нервов, то ли от излишне согревающего шерстяного костюма, Сгущёнкин покрылся испариной. Объявлением о слушании бракоразводного процесса судья открыла заседание.
Слово предоставили истице, то бишь гражданке Сгущёнкиной. И она, давясь грудными вздохами и придыханиями, а также не забывая промокать глаза бледно розовым платочком и периодически всхлипывать, поведала суду всю историю их со Сгущёнкиным брака.
Истина, как ни странно, произвела шокирующий эффект не только на судью. Вольдемар с трудом узнавал в рассказе свой священный союз. Из рассказа Норы выходило, что жизнь четы Сгущёнкиных – это нищета, приправляемая запоями, и, как следствием, пьяными истериками Вольдемара (здесь благоверная не забыла упомянуть как это вредно, даже опасно для ребёнка). А как бонус: вредоносные паразиты-родственники. За 15 лет с чудовищем-Вольдемаром Нора постарела и разочаровалась в жизни (за 15 лет без него этого бы не произошло). И теперь она, жертва мужа-тирана, собрала волю в кулак и умоляет суд развести их.
– Ради ребёнка, ради его благополучия, я как мать… – аргументировала Нора. – Бремя брака с этим человеком непосильно тяжело для меня. Я старалась, я пыталась быть сильной… Прошу суд развести нас сегодня же, обратив внимание на особые обстоятельства, без месяца ожидания. Иначе я боюсь, что через месяц сил, подаренных мне Небомдля этого спасительного рывка, не хватит… Через месяц во мне уж ничего не останется, – увещевала суд Нора.
В конце, после особенно трагической паузы, Нора не забыла подать на алименты и попросить суд разрешения на операции с жильем, мотивируя прошение интересами ребёнка и тем, что она – мать.
Сгущёнкин, конечно, пытался вставить свои разъяснения в безукоризненное повествование жены, но суд слово ему не давал и не гнушался об этом напомнить. К концу Нориного рассказа уши Сгущёнкина налились краской, а со лба сошла первая волна пота.
Судья, явно проникшаяся чёрной долей истицы, наконец обратилась к гарцующему от негодования Сгущёнкину.
– Правда ли то, что говорит Ваша супруга?
Сгущёнкин оказался в затруднительном положении. Нора так ловко вплетала единичные случаи в общее полотно повествования, что создавалось впечатление, будто их жизнь полна такими печальными примерами.
– Не совсем… – начал было Сгущёнкин.
– Как не совсем?! – взвизгнула Нора. – Скажешь, не было тех двух лет, когда ты не работал, а я кормила семью? В чёрном теле меня держал! А пьяного Нового года и последовавшего за ним запоя?
– Не было оглашённых в суде случаев? – сурово повторила вопрос жены судья.
– У меня свидетели есть, – пискнула Нора.
– Были, но…
Вольдемар хотел пояснить, что в то непростое время, когда его сократили, он перебивался халтурами, а жена работала всего две недели.
А запоем жена назвала какие-то три дня беспробудного пьянства.
– Когда я болела, не ты ли пытался вытолкнуть меня из дома на работу?
Судья сурово повторяла сформулированные Норой вопросы и получив «да», не разрешая прояснить ситуацию, кидала в Сгущёнкина следующий вопрос. Сгущёнкин усиленно потел от несправедливости.
Разбирательство дошло до финальной точки:
– С кем остаётся ребёнок?
Не дав слова мужу, Нора выступила с феерической речью, и Сгущёнкин понял: дальнейшее сражение не имеет смысла.
Решение суда гласило (опуская термины и изощрения): супруги в разводе. Ребёнок остаётся с матерью. Общение с отцом не ограничено, время определяется по обоюдному согласию. Назначить отцу алименты в размере 25 % от заработка. Размен жилья в пользу интересов ребёнка разрешён.
Девятый вал пота прошиб Сгущёнкина. Он вздыбился, как петух на петушиных боях, и, по-рыбьи хватая воздух (от возмущения слова не шли в голову), бросил на пол собственный пиджак (должен же был он хоть что-то сделать).
– Героиня, – по достоинству оценив беснования Вольдемара Сгущёнкина, сказала судья Норе. Судья даже спустилась с кафедры и обняв Нору напутствовала:
– Крепитесь.
Нора обладала удивительным свойством располагать к себе женщин. Вольдемар же напротив – мужчин. На беду Сгущёнкина, судья оказалась женщиной.
…Сгущёнкин в мятом пиджаке вышел из здания суда. Вышел он медленно, так как спешить собственно было некуда – Нора получила заветное разрешение на размен жилья. Вольдемар чувствовал себя оплёванным. Такое фиаско!
Со свистом пролетела по дороге и остановилась перед Сгущёнкиным его собственная машина. За рулём с видом бывалого гонщика восседала Оля – новая вторая половинка его бывшей второй половинки.
Пассажирская дверь по соседству с водительской отворилась, и на асфальт шмякнулся чемодан. Его колёсики недовольно крякнули. За ним из машины выгрузилось «приданое» Сгущёнкина – подаренная мамой тумбочка. Нора поставила на асфальт одну ногу и, слегка нависнув, сказала:
– У нас с Олей дела. Придётся тебе посидеть с ребёнком.
На чемодан опустился голубой конверт с сынишкой. В этом самом конверте всего полгода назад они забирали Толю из роддома.
– Кровать мы с Олей в твои апартаменты доставили, адрес на чемодане.
Нога с асфальта убралась, дверь захлопнулась и машина укатила, оставив растрёпанного Сгущёнкина на дороге у выхода из городского суда.
К чемодану заботливой рукой бывшей жены была приколота бумажка с адресом и маршрутом. «Ключи получишь у хозяйки», – значилось внизу записки.
– Делать нечего, сынок, поехали домой, – сказал Сгущёнкин сладко посапывающему сыну.