Дорогую сердцу «ауди» пришлось бросить под домом – открыть гараж и двумя руками было затруднительно, а одной и вовсе. Сокрушаясь, что так и не успела найти «хозяина на час», что так глупо и так некстати покалечилась, Ксения открыла входную дверь. В прихожую просочилась почти бесшумно. Послушала дом – ничего, кроме гудения холодильника, не услышала и присела на тумбу под вешалкой. Посидев несколько минут, достала файл с финансовой моделью из сумки, замаскировала сумку плащом, скинула мокасины и на всякий случай позвала:
– Мам, ты дома?
На зов никто не отозвался. Обезболивающее понемногу отходило, переломанные кости и сшитые связки уже напоминали о себе тупой болью. Ксения с величайшей осторожностью стащила с себя жакет и приткнула его на вешалку – как был, с вывернутыми рукавами.
Гена Явкин не шел из головы. Ксения то видела, как он округляет водянисто-голубые глаза, то вспоминала рисунок его округлившихся губ… То ощущала руку у себя на плече и впадала в то самое состояние оцепенения, которое испытала в фойе офиса. И это подкупающее: «Если понадобится помощь – обращайся». Нет, она все-таки дура, если поверила, что Геной Явкиным двигали какие-то высокие чувства. Ясно как божий день: Явкин вел тонкую, расчетливую игру. Сочувствует он, как же. Как может безбилетный пассажир сочувствовать контролеру?
Джинсы и джемпер Ксения стягивала уже в ванной, попутно удивляясь, какой небесполезной, оказывается, была ее левая рука. Наконец влезла в халат и почувствовала себя совсем больной и несчастной. Диван и плед следовало принять безотлагательно, а вафельный торт и зефир – потом. Палец вел себя все отвратительней, ни плед, ни диван его не устраивали, все ему мешало. Едва Ксения угнездилась и умостила руку, до слуха донесся еле различимый звонок мобильного. Выразив вслух свое отношение к этому факту, Ксения сползла с дивана. Пока доплелась до прихожей, пока выудила из захоронки сумку и нашарила трубку, та уже смолкла.
Полистав пропущенные звонки, Ксения обнаружила только один недавний – Рассветова. Этот непринятый вызов отозвался в сердце таким радостным трепетом, что даже боль прошла. Радость была непродолжительной. Ксения вспомнила, что суббота – день их традиционных свиданий. По субботам они с Никешей заезжали за продуктами и бутылкой вина, что-нибудь готовили на его холостяцкой кухне, смотрели какой-нибудь фильм и предавались любви.
Прихватив трубку, Ксения вернулась на диван. Палец ныл, уже не стесняясь. По неизвестной причине Ксения вдруг загадала: если Рассветов перезвонит, значит, разрыв можно не считать разрывом и они снова начнут встречаться. И отвезут повестку Холину… Повторный звонок раздался уже через несколько минут, и Ксения с нетерпением нажала на кнопку приема.
– Привет, солнышко, – проворковал Никеша, будто и не было никакой размолвки, – ты совсем не скучала за мной?
Тенор Никиты, чуть детские интонации и даже ошибка в речи показались Ксении такими родными, что она ответила:
– Я скучала по тебе.
Никеша предлагал мир, и душа Ксении с благодарностью приняла это предложение.
– А почему не звонила?
– Некогда было.
– А чем ты занималась? – Настроение у Никиты было игривым.
– Да, знаешь, – Ксения устроилась на диване и натянула плед, – развлекалась. Вот палец дала собаке прокусить.
– Серьезно, что ли?
– Серьезнее некуда.
– Что-то у тебя последнее время все конфликты с собаками.
– С одной собакой.
– Как? – изумился Никеша. – Снова ротвейлер?
– Мало того – тот же самый.
Последовала пауза, затем Никеша блеснул аналитическими способностями:
– Не понял, я что, сегодня снова один буду?
– Это означает, что вчера ты был один?
– Нет, вчера я был с Грэгом, но сегодня Грэг едет за город с девушкой.
– С очередной?
– Нет, с той же самой, с Мариной. Я тебя с ней хотел познакомить, а ты своего пса искала – помнишь?
– А зачем, Никеша, мне знакомиться с Мариной? Она что, известная писательница?
– Нет, – растерялся Никеша, – почему писательница? Она в аптеке работает.
– Вот видишь, – изгалялась Ксения, – с писательницей я бы познакомилась, а с аптекаршей – не хочу.
– Ну, как хочешь. Может, в кино сходим?