Сознание стало вдруг выпукло —
всеми своими шипами наружу,
пытаясь себя сохранить, защитить,
отстоять от напора безумного мира.
А снег вперемежку с бумажками,
мелко исписанными, все кружит и кружит,
как будто чума, что блуждает
на тонких дрожащих ногах
среди бесконечного пира.
И хочется спрятаться, скрыться,
зарыться и затаиться
под теплым стальным одеялом
и там, в теремочке, сидеть себе тихо-претихо,
к себе никого не пуская.
Но жало мое, чужое мое неземное змеиное жало
меня вновь и вновь выдает, предает, продает,
как раба своего, с потрохами.