Примерно в полночь на командный пункт, который после ухода полка стал командным пунктом капитана Вяземского, пришел лейтенант Мицура. Невысокий, с кривоватыми ногами кавалериста, он носил вместо пилотки казачью кубанку.
– Ну что, Степан? – Вяземский сразу отложил карту в сторону и посмотрел вопросительно на лейтенанта.
– Сделали, – сдвинув кубанку на затылок, заявил Мицура и, вытащив из кармана кроки[1], склонился над картой. – Смотрите, вот здесь, на пересечении тропы и просеки, – фугас. Дальше – на входе в лес с острого края очертания, потом южнее оврага, где Соколов устраивает засаду. Это у нас основные направления, по которым фрицы ринутся искать наши танки. Если вздумают искать обходные пути, сразу нарвутся на мины. Вот пять мест, которые их танкам и пехоте не миновать. Хоть на бронетранспортерах пойдут, хоть на мотоциклах, хоть на грузовиках. Я там ребят оставил караулить и наблюдать. Они же завтра и фугасы взорвут по команде и на мотоциклах вернутся.
– Как, Алексей, хорошо сделано? – Вяземский посмотрел на Соколова. – Ты там был, местность знаешь.
– Годится, – ответил Алексей. – Все правильно. Получат по морде как следует – дальше не сунутся, побоятся… Значит, я оставляю на позициях в окопах два танка. Если со стороны наших окопов не будут стрелять пушки, немцы не поверят, что полк остался и держит оборону. А с остальными шестью машинами атакую вот отсюда, ориентиры – правый отрог оврага и небольшое возвышение с одиноко стоящим деревом. Возвращаемся этим же путем.
– Хорошо, ребята. – Капитан раскрыл свой портсигар, задумчиво вытянул из него папиросу и стал разминать ее и постукивать мундштуком по столу. – Думаю, мы не ошибаемся. Атакуйте на самом начальном этапе, сбейте темп.
Рассвет Соколов встретил на северной опушке леса. Сидя в люке башни, он смотрел на небо и на свой экипаж, который умывался возле левой гусеницы «Зверобоя». Грустно улыбаясь, Бабенко поочередно поливал из кружки спины и шеи своих товарищей. Логунов солидно кряхтел, растирая кожу. Омаев и Коля Бочкин смеялись и брызгались во все стороны водой, как щенки под краном с водой во дворе деревенского дома – эта картина почему-то сохранилась в памяти Алексея еще с детства, когда он под Куйбышевом отдыхал в деревне у бабушки.
Еще немного, и танки войдут в лес. Будет достаточно темно, чтобы пройти редколесьем, лесными дорогами до оврага. Поведет роту мотоциклист из взвода Мицуры. Вон он устроился в люльке своего мотоцикла, ноги выставил и посапывает, горя не ведает. Второй взвод стоит среди окопов, остальные машины – с Алексеем на опушке. Соколов понимал, как мало у них сил. Полк едва держался, а тут бойцов – всего ничего, по числу меньше батальона. Но приказ есть приказ, и каждый готов его выполнять, каждый сосредоточен. А то, что мотоциклист дрыхнет в люльке самым безмятежным образом – так это только видимость. Автоматчики всю ночь готовили свои мотоциклы, чтобы техника утром не подвела. И пулеметный взвод старшины Борщева – молчуна, слесаря с завода «Красное Сормово» – тоже всю ночь готовился. С какой заботой они обращались со своими «максимами»! Воду готовили, чтобы, когда она закипит в кожухах пулеметов завтра от беспрерывного огня, ее можно было залить.
– Командир! – позвал Соколова снизу Логунов. – Как насчет НЗ? А то воевать на голодный желудок скучно будет.
В пять часов утра заурчали танковые двигатели, мотоциклист из взвода Мицуры завел свой мотоцикл, и колонна тронулась. Впереди пять мотоциклов, из которых два с ручными пулеметами, потом «тридцатьчетверки», остальные семь мотоциклов взвода замыкали шествие.
До оврага колонна добралась без приключений. В лесу было еще не очень светло, но за мотоциклами танки шли уверенно. Миновав первый поворот, на котором были установлены фугасы, колонна начала огибать овраг. Через десять минут танки и мотоциклы стояли на исходной позиции.
Соколов смотрел на лес впереди, из-за которого должны были появиться немцы. Почему не было еще одной атаки вчера? И почему они медлят сегодня? Может быть, что-то не ладится у фашистов на этом участке, или, наоборот, видя, что наши части отходят, они ушли в прорыв и не торопятся расправиться со строптивым командиром, держащим оборону?
И тут, как бы в ответ на его мысли, за лесом впереди загрохотало так, что гул отдался в землю под гусеницами советских танков. И снова на передовые позиции полка обрушился град снарядов. Земля вздыбилась, вспухла грязными безобразными всплесками, окопы затянуло дымом и пылью. То и дело в страшном облаке вспухали огненные вихри. Наверняка Вяземский успел отвести своих бойцов назад, он ведь предполагал, что наступление врага начнется опять с артподготовки. Снова и снова обрушивался огонь, снова взлетали в воздух земля и обломки бревен. Да и сам воздух стал плотным, пыльным, удушливым, наполнился гарью, смрадом и смертью…
Огненный шквал прекратился так же неожиданно, как и начался. В тишине, повисшей над полем, стал слышен сплошной тяжелый гул десятков, а может, и сотен моторов. Алексей невольно поежился – уж слишком маленькой силой представляются его шесть танков против той армады, что сейчас выползет из низины впереди, выстроится в несколько линий и поползет, двинется на позиции полка.
Убивать, давить, уродовать! Соколов поднял руку, сидя в люке танка: «Всем приготовиться!» Немцы выкатывались из низины и разворачивались в атакующий строй, растягиваясь по полю. Но в этот раз они не стали использовать вчерашнюю тактику. А еще лейтенант не увидел у них самоходок, были только бронетранспортеры, танки «Т-III» и «Т-IV». Значит, «Тигры», «Фердинанды» и еще новый тип танков пошли в прорыв, а здесь фашисты оставили более легкую технику. Хотя легкую ли? Последние модификации «Т-IV» никак нельзя было уже называть легкими. Это серьезный противник с усиленной броней и мощным орудием повышенной бронепробиваемости… А, нет, «Тигры» все же есть. Вон они, шесть штук в последней линии. Ищут «тридцатьчетверки», ибо только с этими советскими танками они могут сражаться на равных.
Немцы с ходу открыли огонь по советским позициям, чтобы остудить их пыл. Как и советовал Соколов, «тридцатьчетверки» третьего взвода, оставшиеся на позициях в танковых окопах, открыли огонь осколочно-фугасными снарядами. Несколько разрывов среди наступающих бронетранспортеров, и снаряд угодил в машину. Та вспыхнула, сверху стали прыгать солдаты, на многих горела одежда. Еще один взрыв, и встал второй бронетранспортер, накренившись вправо. Затем остановился танк. «Все, – подумал Соколов, – враг увлекся атакой, ищет огневые точки. Сейчас самый подходящий момент: перед нами тыл и вражеский левый фланг».
– Вперед!
Взревели танковые моторы, один за другим завелись мотоциклы. Шесть советских танков, замаскированных на опушке, выстрелили бронебойными снарядами. Били в моторные отсеки, в борта. Сразу встали два «Тигра», задымил третий, продолжая тем не менее двигаться вперед. Второй залп повредил еще четыре немецких танка. И вот теперь, ломая ветки, из леса вырвались «тридцатьчетверки». Били пулеметы, автоматчики косили очередями спешившихся немецких солдат. Фашисты заметались по полю, а «тридцатьчетверки» все били и били, танковые пулеметы не умолкали, заливая поле свинцовым дождем. Уже полтора десятка вражеских машин дымились и горели. Атака замедлилась, командир немецкой группы растерялся, не понимая, какие силы вышли ему в тыл.
Немецкая болванка чиркнула по башне «Зверобоя». Еще один снаряд попал в соседний танк, Соколов увидел, как брызнули искры.
– Разворот!
«Тридцатьчетверки» по команде дружно повернули и понеслись назад к лесу. За ними развернулись и мотоциклы.
И тут вздрогнул, как живой, и резко замедлил скорость один из танков первого взвода. Из мотора потянулся дым. Взрывом вражеского снаряда опрокинуло два мотоцикла. Трое автоматчиков остались лежать, раскинув руки и ноги. Еще один, прихрамывая, подбежал к товарищам, его втащили в люльку подоспевшей машины. Подбитая «тридцатьчетверка» развернулась к врагу и открыла огонь. «Эх, ребята…»
Соколов видел, как к танку подкатили два мотоцикла, автоматчики вытащили из люка и уложили в люльку механика-водителя. Мотоцикл понесся к лесу. И тут «тридцатьчетверка» взорвалась – детонировал боезапас. Башню танка сорвало и отбросило в сторону. Соколов посмотрел в перископ. Никого, только горящий танк и перевернутый, объятый пламенем мотоцикл. Не успели…
Мимо пронесся мотоцикл Мицуры, лейтенант кому-то энергично махал рукой. Танки один за другим втягивались в лес. Обгоняя их, между деревьями мелькали мотоциклы. Вот показались автоматчики, которые должны будут взорвать фугасы. Прошли вторую отметку. Теперь можно сбавить скорость. Враг уже не догонит, не пройдет огневую засаду.
Пока советские танки продвигались через лес в сторону своих позиций, четыре экипажа мотоциклистов ждали преследователей. Четыре оставшихся «Тигра» и с десяток других танков в сопровождении нескольких бронетранспортеров и пехоты вошли в лес по колее, оставленной «тридцатьчетверками». Это давало немецким танкистам надежду, что лес не минирован и что там, где прошли русские, пройдут и они. Хищно покачивая стволами орудий, танки шли по лесу, урча двигателями и выбрасывая серые хлопья дыма. Между танками ползли бронетранспортеры. За каждым бронещитком скрывалась голова пулеметчика. Враг надеялся, что вот-вот настигнет русских…
И тут случилось невероятное. Мощный взрыв буквально подбросил головного «Тигра». Взметнулась в воздух сорванная гусеница. От страшного взрыва у танка заклинило орудие, оно смотрело куда-то в сторону и вверх. Сорваны передние катки, разбиты амортизаторы и трансмиссия. Когда экипаж начал покидать танк, он вспыхнул, а следом раздался грохот – взорвались топливные баки.
Бронетранспортеры открыли пулеметный огонь по кустам, два танка попытались обойти погибшего собрата, но оба подорвались на противотанковых минах. Слева за деревьями прозвучали сразу два мощных взрыва. Старший офицер повернул голову и увидел, как над деревьями взметнулся огненный столб. Бешеная стрельба, раздававшаяся с той стороны, была, очевидно, панической и бестолковой. Стреляли только немецкие пулеметы и пушки, звуков ответа советского оружия не было слышно.
Это была настоящая засада, умело устроенная русскими. В результате этой засады часть танков погибла, часть оказалась запертой в чащобе, и теперь ей требовалось немало времени, чтобы развернуться и выйти назад. А сзади идет бой, там очень нужны танки! И нет никакой гарантии, что оставшиеся машины смогут вырваться из лесной ловушки…
Офицер и несколько пехотинцев, спешившиеся и решившие обследовать окрестности, подорвались на противопехотных минах.
Сержант-автоматчик, выскочивший на мотоцикле из леса, догнал колонну и доложил:
– Четыре танка, два бронетранспортера и человек двадцать солдат подорвались. Остальные пытаются развернуться и обстреливают каждый куст. Часа два они там проваландаются, товарищ лейтенант! Задние пятятся, но не очень удачно – два танка уже завязли в болоте.
Когда пять «тридцатьчетверок» заняли свои окопы и открыли огонь по наступавшим немцам, Соколов бросился ходами сообщения на командный пункт Вяземского. Капитан кричал в трубку полевого телефона, но его не слышали – видимо, в который раз был перебит провод. Молодой связист, коротко козырнув, схватил бобину с проводом и побежал в сторону окопов.
– Смотри, Соколов, смотри! – крикнул капитан, показывая рукой в сторону амбразуры блиндажа. – Выдохлись фрицы! Как твои подошли, как ударили из пушек, так и попятились! Смотри, сколько мои бутылками танков подожгли! У тебя как в лесу? Не пройдут сюда?
– Шесть танков и два бронетранспортера подбиты в лесу, на поле во время атаки – около четырнадцати. Я одну машину потерял. А твой Мицура – восемь человек и четыре мотоцикла.
– Плохо! – со злостью ударил кулаком по бревенчатой стене Вяземский. – И у меня здесь потери. Половина пулеметов вышла из строя. Бронебойщики еще держатся, но и они пострадали. И в стрелковой роте почти половина выбита. Вся надежда на твои танки! А нам еще как минимум одну атаку надо отбить, продержаться часа два. Может, отойдут и сегодня больше не сунутся…
– Сунутся, – мрачно пообещал Алексей. – Они не дураки, поняли уже, что нас тут мало. А зачем мы здесь? Ясное дело – прикрываем отход основных сил. Будут прорываться, чтобы на наших плечах нагнать основные силы и разгромить их в поле, где нет подготовленных позиций.
– Ты прав, лейтенант, – согласился Вяземский, глядя в бинокль в поле, куда отходили немецкие танки. – И вот тебе подтверждение. Они не уходят. Сейчас будет артналет или авиация. А потом снова атака. Отводи танки на третью линию.
«Тридцатьчетверки» попятились, пехотинцы побежали по ходам сообщения назад, пулеметчики стягивали с брустверов тяжелые станковые пулеметы. Только в трех местах оставались наблюдатели с полевыми телефонами, да дежурный связист на командном пункте.
Через десять минут в воздухе завыло, зашелестело, и на окопы первой линии обрушился град снарядов. Сплошным потоком проходили разрывы по всей линии обороны. Это была черная волна, которая взрывала землю, разносила укрепления, сносила все на своем пути. Такой плотности огня Соколов давно не видел. Он смотрел из люка «Зверобоя», то и дело пригибаясь и втягивая голову в плечи. До третьей линии окопов снаряды не долетали, но радоваться было рано – немцы вполне могли перенести огонь вглубь. Грохот стоял такой, что можно было оглохнуть, боль в барабанных перепонках чувствовалась даже в застегнутом шлемофоне. По броне ударил обломок бревна, большой камень врезался в башню, чуть левее пушки. Соколов поспешно спустился в башню и закрыл люк. Танк вздрагивал, как большое животное, которому в толстую шкуру вонзалась раскаленная сталь. И люди чувствовали боль машины, скрипели зубами, стискивая кто рычаги, кто ручки панорамного прицела. А снаружи вжимались в землю пехотинцы, и не было у них иного укрытия, иной защиты, кроме родной земли. Она их защищала от снарядов и осколков, и они лежа закрывали ее собой – израненную, обожженную, стонущую.
Огневой вал пошел дальше. Снаряды разрывались между танками. Соколов видел в перископ, как по ходу сообщения бежал, пригибаясь, Вяземский, поднимал солдат и толкал их вперед, во вторую линию, туда, где вот-вот появится враг. Там уже почти не рвались снаряды, но виднелись черные танки.
– Всем к бою! – прокричал Алексей. – Всем, я «Зверобой»! Всем к бою!
Сквозь пыль и дым он увидел, что горят два немецких танка – совсем рядом, метрах в двухстах впереди. И там же другие танки, перебегают солдаты в немецких мундирах. «Зверобой» выстрелил. Где-то в окопе снова мелькнула голова Вяземского, но уже без фуражки – хорошо заметна была седина. А потом на том месте, где только что был капитан, разорвался снаряд.
– «Коробочка-два», на месте! Остальные – за мной, на левый фланг! – крикнул Соколов, понимая, что спасти положение может только чудо.
Он рисковал, это было смертельно опасно, но иначе врага было не остановить. Идти в лоб – верная смерть, бессмысленная и глупая. Нужно дезориентировать врага, заставить его озираться, остановиться хоть на какое-то время.
Высунув голову из люка и осмотревшись, Алексей увидел, что правее горит танк командира третьего взвода. Не прошел даром огневой шквал, все же угодил снаряд в танк, стоящий в окопе. Снова потери, снова смерть.
«Тридцатьчетверка» выскочила на холм и дала два выстрела. Загорелся немецкий танк, взорвался и начал полыхать адским огнем бронетранспортер. Танковый пулемет косил пехоту, та залегла. Тут же несколько немецких танков развернулись в сторону отчаянного одинокого танка, возможно, последнего у русских на этом участке. «Тридцатьчетверка» попятилась и ушла за холм.
Через минуту советский танк снова появился, но уже в ста метрах левее и снова сделал два выстрела. Загорелся «Тигр», слишком глупо подставивший борт советской машине. Разъяренный немецкий командир погнал свои танки напролом через лесок и высокий кустарник, пытаясь обхватить русских танкистов с трех сторон, прижать их к болоту. И ему это удалось бы, но справа, со стороны сосновой рощи, ударили три танковых орудия. Два немецких танка тут же замерли, третий вспыхнул от попадания снаряда в баки. Немцы не успели опомниться, как «тридцатьчетверки» снова дали залп и подбили еще два танка. Огрызаясь огнем, немцы попятились. Они ничего не могли поделать с русскими, не видя их танки.
И вдруг выскочил тот самый первый танк, который так хладнокровно заманил врага в засаду. Снова выстрел, и разлетелась гусеница вражеского «Т-IV». Вторым снарядом русские добили поврежденный танк. Из двенадцати танков, бросившихся в погоню за одиночным русским танком, не вернулся ни один.