Наука за последние века стала столь привычной, что мы даже не замечаем, что говорим научно даже в быту. В итоге, очень часто мы вообще не замечаем, что говорим. Ярчайшими примерами является использование словечек, вроде логично, система, анализ. Перейдя из тайного языка науки в бытовую речь, они превратились в совершенно самостоятельные вещи, не имеющие действительного соответствия ни в исконном языке, из которого их заимствовала Наука, ни в языке собственно научном.
Что же так соблазняет обывателя в простонаучном жаргоне, который расползается по умам подобно тому, как расползается сейчас блатная феня? Действенность. Точнее, кажимость действенности, а значит, магичности. Это обман, но настолько сложный, что его почти невозможно разглядеть, ведь он подкрепляется неким общественным договором, а значит, обретает ту действенность, которая за ним подозревается.
Поясню. Первое подозрение о действенности простонаучного языка и фени возникает у обычного человека, не входящего в тайные сообщества воров или ученых, не тогда, когда он слышит саму их речь. Нет, тогда он как раз думает о ней плохо, как о птичьем языке: чего чирикают?! Нельзя, что ли, по-человечески говорить!
Подозрение возникает, когда он понимает, что и воры, и ученые очень дееспособные люди, которые захватили мир и делят его между собой, уступая по силе разве что государству и предпринимательству. Вот тогда появляется вопрос: а как это им удается? За счет чего они могут то, чего не могу я? И разум тут же начинает изучать и собирать все, что может быть использовано для совершенствования, а значит, для улучшения выживания. А это, что вполне естественно, то, что снаружи и что проще всего взять. Язык.
Но ведь язык состоит всего лишь из слов.
Действенность сообществ заключается в их свойствt, в том, что все свои, входящие в сообщество, заключили гласные и негласные договоры помогать друг другу всеми средствами. И вот их много, и они повсюду, а обыватель всегда один на один со всем миром.
По большому счету, это одиночество – вовсе не его беда. Это его награда, ради которой он и живет. Ведь он бы тоже мог войти в сообщество, но очень не хочет платить ту цену, которую затребует сообщество за то, чтобы считать его своим. А это цена свободы. Да еще и дополнительных скреп, которые надо наложить на душу. Блатные, к примеру, принимают тюрьму как мир и символ веры. И выйдя из нее, они уже никогда не свободны, потому что остаются и здесь жить в законе, таская тюрьму на себе, подобно ракушке. Вот почему они даже из своих домов устраивают хаты, более всего напоминающие жизнь на зоне. Жить в разных мирах трудно, проще, оказывается, тащить частицу одного из миров с собой по всем мирам, куда тебя заносит жизнь.
Ученым тоже свойственно превращать любое место, хоть кухню своей квартиры, в привычную лабораторию или кафедру, стоит им собраться вместе. Да и обыватель делает то же самое. Он несет свой мирок с собой или намотанным на себя настолько ярко, что его с первого взгляда узнают, когда он входит в камеру пересыльной тюрьмы. Мужик пришел! Значит, терпила, лох. Да и в университете – либо он выглядит как студент-заочник, либо его принимают за слесаря.
Тем не менее, простой человек постоянно забирает в свой словарь все подворачивающиеся сильные словечки и применяет их в своей бытовой речи. В итоге, все подобные ему простецы, которые сами нахватались осколков магических языков, начинают понимать не то, что он сказал, а то, что он звучит сильно! А этого вполне достаточно для его главной цели – получить уважение, то есть обрести достоинство в своем мирке. А то, что ему надо, он изложит во втором слое своей речи, дополнительном к слою самоутверждения. Мы очень привыкли распутывать смыслы и пересмыслицы, и нас невнятной речью не смутишь. Лишь бы человек был приятным и внушал мне чувство взаимного уважения.
Когда мы говорим умно, когда мы говорим сильно, мы довольны собой. А то, что мы не понимаем, что говорим, кому до этого дело? Чужим, может быть? Так и пусть живут в своем мире, а в моем все прекрасно понимают, что я делаю, когда говорю научно, например. Даже если я говорю не научно, а простонаучно.
Как ни странно, но общее ощущение самодовольства, исходящее от обывателей, освоивших сильное звучание тех же научных слов, производит обратное воздействие и на воров и на ученых. Они начинают чувствовать, что простонаучным или простофеней надо владеть, поскольку языки эти явно действенны, раз весь народ их использует. И искажения исконных тайных языков начинают просачиваться вспять, проникая в собственные материнские сообщества.
В итоге, множество ученых говорят о науке не на научном, а на простонаучном языке, не очень понимая, чем они отличаются, и даже не осознавая, в каком состоянии сознания употребили то или иное слово. Мы же из-за этого оказываемся в следующей ловушке. Теперь, читая книгу, написанную в изрядной своей части на простонаучном языке, мы ощущаем, что понимаем, что там сказано.
Но, что там сказано, по-настоящему не понимал и автор. Ведь он не понимал простонаучного языка, когда использовал. Не понимал по той простой причине, что это вообще не язык для писания или рассказывания. Это язык действия, строго дополнительный к основному разговору и более всего похожий на язык жестов, вроде принятия властных или униженных поз у двух животных, когда они выясняют, кто из них главнее в собственной стае. Писать на простонаучном языке нельзя вообще, а пишут только потому, что для него используются слова научные со сходным начертанием.
Что ж, начертание действительно сходное. Но слова-то все-таки не научные, а простонаучные. А что это значит? Конечно, то, что они несут не научное, а простонаучное значение. А значит, имеют целью не передавать смысл, а оказывать какое-то дополнительное воздействие, которое плохо осознается и читающим, и пишущим. Почему? Да потому, что осознавание хранится в общем мышлении того сообщества, которое создало этот язык. Но то, что хранит сообщество, еще не есть знание отдельных его членов. Хранить и знать – совсем не одно и то же. Тем более, понимать.
Для понимания явление должно быть изучено.
У меня нет задачи изучать простонаучный язык. Для очищения мне достаточно его узнавать в тех примерах, которые я разбираю. А значит, осознавать источник, из которого проникло явление в мое сознание. Как бы ни любопытна была эта сложная тема для исследования, для меня важно одно: если нечто проникло в мое сознание извне, значит, оно не есть я.
И словари тоже врут. Да еще врут и перевирают друг друга. Я начну со словарей психологических, потому что с Психологией попроще будет распрощаться. Она душой уж совсем не занималась. Но не поминать не могла. Впрочем, большая часть современных психологических словарей и у нас и за рубежом все-таки умудряется как-то душу даже не поминать. Проверьте сами.
В самом общем виде отношение Психологии к душе можно понять по определению, которое ей дает даже не Словарь, а сборник шпаргалок для экзамена по психологии, созданный Ф. Филатовым в серии «Высший балл» под названием «Общая психология». Это такой справочник карманного формата, который удобно пронести с собой на экзамен и в нем быстренько подглядеть ответ, который написан в таком упрощенно-образцовом виде, что сам должен влезать в сознание, как приставучая песенная строчка.
Как вы понимаете, это и есть ярчайшее выражение того, от чего надо очиститься на пути к душе.
«Психология» – слово греческого происхождения, традиционно принятый дословный перевод которого – “наука о душе” (гр. “psyche” – душа и “logos” – знание, учение). Как правило, в названии научной дисциплины отражается ее предмет, однако в случае с психологией дело обстоит сложнее: понятие “душа”, пришедшее из теологии и философии, используется расширительно, как предельно обобщенное обозначение целого класса явлений, относящихся к внутреннему миру и психическому складу человека. Попытки конкретизировать предмет психологии приводят к распаду исходного понятия души на ряд дополняющих друг друга понятий: сознание, психика, личность, поведение и др.». (Филатов, с. 2–4).
Надо отдать должное Филиппу Робертовичу Филатову, он честен, хотя и несколько циничен. И он делает своей книгой очень важное дело – он помогает студентам не изучить то, что изучить невозможно, а прорваться сквозь искусственные препоны наукообразности. Спасибо за спасенные от лишних пут души.
Но Филатов может ошибаться или высказывать очень частное, личное мнение. К тому же это современная книга, еще не многим вложившая свои образы в сознание. А что живет, скажем, в моем сознании? И в сознании тех, кто давно увлекается психологией?
Естественно, в общей культуре русского человека правят те понятия, что закладывались в советскую эпоху. И там, безусловно, есть твердое убеждение, что если мне вдруг потребуется что-то узнать про душу, то искать надо в психологических словарях. И я ищу. Самый распространенный словарь той поры – «Психология» Петровского и Ярошевского – приводит вот к такому «распаду исходного понятия души»:
Душа – понятие, отражающее исторически изменявшиеся воззрения на психику человека и животных; в религии, идеалистической философии и психологии Душа – это нематериальное, независимое от тела животворящее и познающее начало.
Возникновение понятия «Д.» связано с анимистическими представлениями первобытного человека, примитивно-материалистически истолковывавшего сон, обморок, смерть и т. д. Сновидения воспринимались как впечатления Д., покидающей во сне тело и обретающей независимое от него существование.
Дальнейшее развитие представлений о Д. происходило в контексте истории психологии и выражалось в столкновении идеалистических и материалистических учений о психике.
Далее следует оглавление возможного очерка истории учений о душе, но я его опущу, потому что мы им еще займемся. Важнее концовка:
В научной литературе (философской, психологической и др.) термин «Д.» не употребляется или используется очень редко – как синоним слова «психика». В повседневном словоупотреблении Д. по содержанию обычно соответствует понятиям «психика», «внутренний мир человека», «переживание», «сознание».
Вы, я надеюсь, уже распознаете в подобных концовках примеры как раз тех образцов, которые должны использовать пролетарские интеллигенты в соответствии с задачей, поставленной перед идеологией Лениным и Сталиным. Вставьте это слово «должны» в последнее предложение, и станет ясно, как творилось мировоззрение советского человека: В повседневном словоупот-реблении душа по содержанию должна соответствовать понятиям «психика»…
Можно посчитать мои слова придирками и натяжкой, но ведь так и используем! А наши деды так не использовали. Как же случилось это превращение?
Что особенно важно в этом определении – это его основность. Словарь Петровского и Ярошевского вышел в 1985 году и подвел итоги развития всей советской науки о душе, если понимать ее узко как Психологию. И сразу же стал основой для последующих словарей. Новые русские словари психологии, выходящие на историческом переломе третьего тысячелетия, иного не ищут и начинают именно с этой площадки.
В 2001 году Словарь Головина:
«Душа – понятие, отражающее исторически изменявшиеся воззрения на психику человека и животных; в религии, идеалистической философии и психологии душа – нематериальное, независимое от тела животворящее и познающее начало».
Нет никакого желания читать дальше. Душа, оказывается – это не душа, а понятие. Да к тому же и не о душе, а о психике! Ну, слов нет, а остальное делайте сами.
2003 год, Словарь Копорулиной, Смирновой, Гордеевой, Балабановой:
«Душа – понятие, отражающее исторически изменяющиеся воззрения на психику человека и животных; в религии, идеалистической философии и психологии Д. – нематериальное, независимое от тела начало».
2003 год, Словарь Немова:
«Душа – старое научное понятие, обозначающее совокупность психических (душевных) явлений, лежащих в основе всякого рода движений и изменений, наблюдаемых в мире. <…>
В XVIII веке на смену понятию Д. пришел термин “психика”, и древняя наука о Д. получила название “психология”».
Душа, оказывается, не душа, а старое научное понятие! Ну, Наука хамит! Хорошо еще с мозгами у подобных беззаветных воинов Прогресса не все ладно – уж что-нибудь одно, либо воевать, либо думать. В итоге они допускают огрехи, которые выдают умысел, а значит, позволяют и не попасться на расставленные крючки. Еще мгновение, и я бы поверил, что никакой другой души, кроме научного понятия «душа», нет, да тут звучит: на смену понятию души пришел термин «психика».
Как может термин прийти на смену понятию? Представьте себе, что у вас есть понятие: как читать русские книги. И я даю этому понятию довольно произвольное имя, например, лингвистика. Лингвистика в данном случае – это термин, которым я буду обозначать ваше понятие о том, как читать. Ну, и как мне проделать такое чудо, чтобы мой термин заменил ваше понятие? Как вообще имя вещи может заменить саму вещь или способность? Да никак!
Термин мог прийти на смену только термину. И значит, не было у Науки понятия души, а был термин «душа», которым она изначально обозначала то, что и вошло в искусственное понятие «психика» в XVIII веке. А возможно это только в том случае, если замена была всего лишь заменой одного имени на другое, которому к тому же присвоено обозначение «термин». Иными словами, одновременно с подобными заменами старых понятий, менялись и способы их описывать, чтобы привести все к единой терминологии или запутать возможность вычленить исходные понятия. Не выглядит ли то, что я говорю, накручиванием усложнений?
А ведь я их не накручиваю, я просто все углубляюсь в описание явления, которое можно считать творением научного языка. Но именно то, что было связано с задачей запутывания и приведения в единство, и стало расползаться как простонаучный язык. Именно он и внушает ощущение силы, потому что за ним видно, как повивалось сообщество и плелись договоры о том, как мы видим и описываем мир.
А вот собственно научный язык остается невидимой тенью, потому что он очень точно предназначен для целей научного исследования и, значит, совершенно не пригоден для тех, кто такими исследованиями не занят. Настоящего научного языка нам еще поискать! Если он для исследования души вообще существует.
Я как-то не могу вспомнить ни одного современного учебника философии, в котором встречал главы о душе. Но вот в словарях современные философы о душе пишут. И пишут, надо отдать им должное, гораздо лучше и живее психологов.
Я долго не мог понять, почему же так отличаются эти две науки. Ведь философия в советское время была важнейшим фронтом идеологической войны, а психология – бедным родственником физиологии нервной деятельности, которую, к тому же, едва не прикрыли в начале пятидесятых. Почему психология, в которую партия и усилий-то почти не вкладывала, вся правоверная и выверенная по образцам языкознания? А вот философы какие-то своенравные, и каждый пишет что-то свое.
Потом я поглядел знаменитый сталинский «Краткий философский словарь» и нашел удовлетворяющий меня ответ. Каким-то образом теоретики марксизма-ленинизма упустили душу из рассмотрения и не создали общеобязательного образца для растущей интеллигенции. В этом словаре, ни в одном из четырех изданий аж до 1954 года, так и не появилась статья «душа». Как это могло случиться, я не понимаю, но допускаю, что какой-то чиновник от идеологии причислил в тот миг душу к другому ведомству. И вот философы советской поры не выработали зависимости от предписаний. О душе им говорить, конечно, запрещали, но зато не заставляли врать.
Попытка создать догматическое и общеобязательное для всех философов определение души, конечно, была сделана. Упустить это поле битвы коммунистическая идеология не могла. Произошло это в 1962 году в пятитомной «Философской энциклопедии», которая долгие годы определяла всю жизнь философского сообщества России. Однако, определение это оказалось слабым по своему воздействию на умы русских философов. Думаю, этому было две причины.
Во-первых, оно создавалось во времена «Хрущевской оттепели», когда народная душа жила надеждой на духовную свободу. Во-вторых, создавалось оно А. Петровским и М. Туровским. Марк, или Маркус, Туровский философом был незначительным и, похоже, так и остался до конца жизни кандидатом философских наук. Ко времени создания этой статьи он только что перешел с должности корректора в Первой Образцовой типографии Москвы на должность научного редактора философской редакции «Большой советской энциклопедии». Короче, фигура не авторитетная.
Петровский же вообще был психологом. Примерно в это время он делает подозрительно быструю карьеру и впоследствии даже станет академиком. Но опять же от психологии. В общем, от обоих исходит ощущение неслучайности на идеологических должностях, видимо, они на свои должности попали не за научные заслуги. Но именно это во время «оттепели» и не могло добавить авторитета их определению души. Оно имело весьма незначительное воздействие на умы советских философов. Поэтому я приведу его лишь частично, чтобы наше представление о бытовании понятия «душа» в то время было полным.
«Душа – понятие, выражающее исторически менявшиеся воззрения на психику человека и животных; в религии и идеалистической философии и психологии – будто бы особое нематериальное (независимое от тела) оживотворяющее и познающее начало.
Возникновение понятия души связано с анимистическими взглядами первобытных народов (смотри Анимизм).
В представлениях первобытного человека душа четко не отделяется от тела. Эти представления сложились в результате донаучного, примитивно-материалистического истолкования явлений жизнедеятельности и сознания, в том числе таких, как сон, смерть, обморок и т. п. Не располагая средствами причинного объяснения подобных явлений, первобытный человек принимал их непосредственно воспринимаемую видимость за действительную сущность».
От этого определения так разило «Большой советской энциклопедией» и госзаказом, что даже философы той поры не выказывали радости от того, что про них теперь все знали, что они обладают средствами причинного объяснения тех явлений, которые предки принимали за душу. Никакими такими средствами они не располагали, объяснить ничего не могли и жутко боялись, что какой-нибудь наивный ребенок попросит их объяснить, что такое душа. Поэтому давать эти объяснения они избегали всеми силами души.
Тем не менее, если и можно избежать разговора о душе в учебниках и монографиях по философии, очень трудно обойти его в словарях. Пока философия была в России под надзором, словарей выходило мало, но как только это дело пустили на самотек, запруду точно прорвало, и словари стали выходить один за другим. Большая их часть, правда, о душе говорить избегает. Но кое-кто все же дает ей определения. Что же, в таком случае, может определять их понятия души? Думаю, точка зрения на саму философию, иными словами, их понимание того, в какую историческую линию они выстраивают развитие своей науки. Но по порядку.
Безусловно, и философские словари следует различать по мере их официальности, то есть желания выражать мнение наиболее широкого сообщества, да еще и в связи с государственными нуждами. Поэтому словари, именующие себя энциклопедическими или энциклопедиями, дают определения души, в которых еще узнается что-то от языковедческих или психологических определений. Хотя это, конечно, совсем иной качественный уровень рассуждений.
Для главного философского словаря современной России – «Новой философской энциклопедии» – статью о душе писал матерый философ Ю. А. Шичалин. Поэтому начинается это определение со знакомо-неуязвимого перевода разговора о душе в разговор о понятии души.
«ДУША – одно из центральных понятий европейской философии».
И далее – большой и умный очерк истории этого понятия. Я к нему еще вернусь, наверное, но я уже заглянул вперед и знаю, что философы говорят сейчас и прямо о душе, поэтому мне не хочется говорить о ней через зеркало. Все-таки она – не Медуза Горгона, которой нельзя заглядывать в глаза.
«Философский энциклопедический словарь» Губского, Кораблевой и Лутченко определяет душу так:
«ДУША (греч. psyche, лат. anima) – в обычном словоупотреблении совокупность побуждений сознания (и вместе с тем основа) живого существа, особенно человека; антитеза понятий тела и материи.
Научное понятие души: душа – в отличие от индивидуального духа – совокупность тесно связанных с организмом психических явлений, в частности чувств и стремлений. Результат наблюдений над душой анализирует психология».
Вот и понятно, по какому ведомству чиновники от философии числили раньше душу. Психология отлично ее разлагает, нечего философам и соваться в этот предмет. Так что, я думаю, после падения запрета на подобные исследования, философы ощущают себя просто дорвавшимися до живого дела, когда видят перед собой эту красную тряпку.
Последующий исторический экскурс, которым заканчивается статья о душе в этом словаре, я опущу. Мне достаточно и того, что сказано. Разобраться бы и в этом.
Честно говоря, совокупность побуждений сознания (и вместе с тем основа) живого существа, особенно человека, это настолько непростое определение, что хочется сдаться. Оно стоит того, чтобы быть помещенным на скрижали простонаучного философского языка, но при этом останется таким же вечно неразгаданным и влекущим, как надписи на вратах Дельфийского храма. Ну и пусть будоражит умы, зачем срывать покровы тайны с такой красоты!
В предыдущей книге я был гораздо добросовестнее, и приводил все, что встречалось по интересующим меня вопросам. Сейчас я чувствую себя вправе пропускать многое, что мне непонятно или просто повторяет уже сказанное. Можно ли, к примеру, считать самостоятельным определение «Современного философского словаря» под редакцией В. Кемерова: «Дух и Душа – религиозно-философские понятия, означающие невещественные начала, в отличие от материального»?
Если вывести суть, то определение это звучит как: душа есть понятие. Уже было. А то, что оно вдруг признано не научным, а религиозно-философским, как кажется, не слишком существенно. Определение души как понятия не есть определение души. В таком случае, если уж философы хотели, чтобы их рассуждения были чистыми, и надо было озаглавливать словарную статью не «душа», а соответствующим именем: понятие души или понятие о душе.
Единственным, из попавшихся мне русских словарей, до конца выдерживающим чистоту философского рассуждения, оказался крошечный Краткий тематический словарь «Философия» под редакцией Т. П. Мяташа и В. П. Яковлева, подготовленный в Ростовском университете. Статья о душе писалась В. Ю. Верещагиным. С ней, наверное, многие философы готовы поспорить или задать несколько каверзных вопросов. Но в том и есть ее ценность, что она позволяет эти вопросы задать, потому что говорит о том, о чем говорит. Она может ошибаться, но она соответствует своему предмету.
«ДУША – особая жизненная сила, нематериальное начало человеческой природы, позволяющее сохранять идентичность антропологической индивидуальности в постоянном потоке сознания, круговороте непосредственных впечатлений и переживаний не только в пределах земного существования человека, но и в вечности.
В античности душа обозначалась различными терминами: пневма, псюхе, фантом, мана, анима, квинтэссенция и так далее, имевшими одинаковое этимологическое истолкование – неуловимая внутренняя сущность, покидающая свою телесную обитель во время сна или после смерти.
Структура души чаще всего представлялась трехсоставной: растительная, чувственная и разумная душа, или, по Платону, имела три иерархизированные части: рациональную, эмоционально-гневливую и похотливую.
В средние века утверждается религиозная трактовка души как божественного начала в человеке, когда в шестой день творения “создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою” (Быт. 2, 7).
Христианская антропология рассматривает человека прежде всего как явление духовного порядка. Душа выступает в качестве своеобразного посредника в отношениях между духом и плотью, в ней кроется основная тайна и смысл жизненного мира человека» (Философия. Краткий, с. 369–370).
Даже если Верещагин во всем неправ относительно самой души, он прав с точки зрения того, как надо о ней рассуждать. И если уж быть до конца последовательным, то вот теперь, после этой статьи с названием ДУША, словарь должен был поместить следующую, с названием ПОНЯТИЕ ДУШИ, где и рассказал бы, как складывалось в человеческом сознании понятие о некоей, условно говоря, вещи по имени «душа».
Для меня очень важно внести это разграничивающее уточнение, ведь я хочу сначала разобраться с собственным понятием души. Но затем мне потребуются подсказки и о том, а что такое сама душа. И лучше, если эти подсказки будут и тех, кто обладает прозрениями, и тех, кто глубоко и последовательно думал об этом.
Как вы помните, один из словарей четко определил, какие науки занимаются понятием души. Это Психология, Философия и Теология. Что такое теология?
«Словарь иностранных слов» определяет ее так:
Теология (гр. Theologia – theos бог + logos учение) – богословие – совокупность религиозных доктрин о сущности и действии бога, систематизированное изложение вероучения, обосновывающее его истинность и необходимость для человека.
Философские словари с этим согласны. Вероятно, это верное определение, но оно не учитывает моих ожиданий как обычного человека, живущего в простонаучном мировоззрении. А для меня, как для любого рабоче-крестьянского интеллигента, нет Бога, кроме Науки, и все логии части ее. Иными словами, я ожидаю, что кормилица и утешительница моих душевных потребностей должна была создать ответы на все случаи жизни, какие только могут со мной произойти. И если я захочу что-то узнать про религию или про то, как видит религия душу, я просто возьму с полки учебник соответствующей науки, и он вложит в мою голову все необходимые мне для жизни знания.
И я ищу науку теологию – и не нахожу. А вместо нее нахожу либо какие-то учебники богословия для начинающих, либо Научный атеизм. То есть нечто прямо по названию противоположное Тео-логии или Бого-словию – а-теизм, без-божие, да еще и научное, да еще и учебник! Как научно стать безбожником! Разве недостаточно просто не верить в богов? Нет, потому что задача а-теизма – не отсутствие веры у гекатонхейров, а постоянная война с Богами, то есть как раз обратное отсутствию веры – уничтожение. Но нельзя уничтожать то, во что не веришь. Уничтожать можно только то, что есть. Причем тут вера?
Самое любопытное, что и начальное богословие, которое можно считать простонародным или тем, что проще всего проникает в сознание в бытовом общении и так и остается там, если человек впоследствии осознанно не начинает эти свои взгляды углублять, тоже не занято тем, что я от него ожидаю. Я просмотрел целый ряд современных изданий по православию, призванных нести самые общие представления о христианстве в народ, всякие популярные православные словари, энциклопедии и брошюры. И в них говорится о том, что такое церковь и как себя в ней правильно вести. Но нигде я не нашел раздела, посвященного душе!
Определение «Словаря иностранных слов», оказывается, совершенно точно. Теология – это совокупность религиозных доктрин о сущности и действии бога, систематизированное изложение вероучения, обосновывающее его истинность и необходимость для человека.
Да, это доктрины и систематизированное изложение вероучения плюс описание церковного быта. И ни слова о душе. По крайней мере, ни слова, вынесенного в заглавие.
Я полез в историю предмета и поднял популярные учебники богословия, которые были распространены в России до революции. Они устроены точно так же, как и современные издания для непосвященных. Конечно, слово «душа» наверняка поминается в каких-то из них. Но в одном из самых распространенных в начале девятнадцатого века «Наставлений в законе божием» для одноклассных церковно-приходских школ, написанном архиепископом Агафодором, прямо о душе говорится только в главе «Сотворение мира и человека»:
«Тело человека Бог сотворил из земли и вдунул в лицо его душу разумную, свободную и бессмертную. Этою душою Бог уподобил человека Себе и отличил от животных неразумных» (Наставление, с. 7–8).
Желающий искренне понять, что такое душа, мог после этого всю жизнь ходить с вопросом и разрешать его в мистических домыслах. Либо он должен был поступить в Духовную Академию и изучить этот вопрос, как человекс духовным допуском к доктринально сомнительным вещам, занятия которыми могут увести не слишком твердую в вере душу в ересь.
Но ведь не все хотели избрать путь церковного профессионала, где же они могли найти ответ на мучивший их вопрос? В душеспасительной литературе лубочного сорта. И до революции издавалось и сейчас издается множество книжонок, которые Церковь считала полезными, но своим именем не освящала. Они содержали всяческие сусальные рассказики о богословских основах и насаждали вполне определенную нравственность в еще отзывчивое детское сознание.
Так вот они-то как раз в изобилии всаживали в нашу культуру множество собственных домыслов о том, что такое душа и как правильно жить хорошему мальчику или воспитанной девочке. Для примера приведу рассказ из самой последней душещипательной книжонки, вышедшей в 2003 году под потрясающим воображение названием «Философия для детей. (В сказках и рассказах)». Автор М. Андрианов.
Душа там поминается множество раз. Собственно говоря, она и есть основной предмет воздействия всей книги. Я перескажу только раздел, прямо рассказывающий о ней. Но сначала цель, которая называется в перемежающих сказки и рассказы поучениях родителям, как правильно воздействовать на сознание своего ребенка.
«Взрослым: данная тема (а это завершающий рассказ про душу под названием “Кто такие ангелы? (Богочеловеческая ступень развития души)” – АШ) по своей сути – мощный стимул для устойчивого положительного развития ребенка. Перспектива роста души через благие мысли, чувства и дела переходит в романтический результат-вознаграждение: сказочные возможности жизни Ангелов и их помощь людям» (Андрианов, с. 55).
Не могу сказать, что намерения М. Андрианова не благие или что он не знает, что такое «положительное развитие ребенка». Хотя подозреваю, что связи своих слов с Позитивизмом он и сам не разглядел. И уж тем более не осознает, что использовал в качестве важнейшей приманки для душ родителей главную ценность Позитивизма – положительное развитие, – а Позитивизм при этом был ярым врагом религии. Иными словами, как просто хороший человек Андрианов, скорее всего, просто знает, что такое просто хорошо и что такое просто плохо, и зовет людей к добру. При этом немножко уклоняясь в ересь.
Просто знание может быть довольно опасной ловушкой для души, потому что оно бездумно, а значит, и неизвестно кем вложено в наше сознание. Соответственно, я с некоторой настороженностью воспринимаю и его определение души. Кстати, в разделе, посвященном православному богословию, вы увидите, что это определение действительно может считаться еретическим с точки зрения догматического богословия.
«Душа – частичка Бога, присутствующая во всем живом; малая часть бесконечно огромной Энергии Любви, находящаяся в сердце человека.
Внимание! При желании родителей можно пояснить различие между духом (искрой Божественного Огня) и душой (психикой, или энергией сознания, собранной духом). Дух вечен, а сознание при духе постоянно находится в процессе нарастания или распада в зависимости от соответствия или несоответствия изначальному импульсу Любви и Единения с Красотой, которым заряжен дух.
– Степень развитости душ, разумность человеческой души.
Во всем живом имеется своя душа – маленькая частичка Бога. Но душа человека особенно сильно развита, в ней Энергия Любви во много раз больше, чем в душе растения или животного. Благодаря такой душе человек может поступать разумно, обдуманно и сознательно, с пониманием того, что нужно делать.
– Где находится душа у человека и для чего она нужна.
Душа находится в сердце человека и похожа на маленькое солнышко, но увидеть ее почти невозможно, потому что она состоит из энергии.
Как батарейка с электрической энергией нужна для игрушки, чтобы она двигалась, точно так же душа нужна человеку, чтобы он мог сам думать, развиваться, любить других и становиться лучше.
– Что бывает, когда душа покидает тело.
Когда душа устает (разряжается), человек засыпает, и, пока он спит, душа набирает сил (накапливает энергию) для нового дня. Если же человек умирает, то душа навсегда вылетает из тела и находится где-то у поверхности земли…
– Условия нарастания и распада энергии сознания.
Человеческая душа медленно растет с любовью и добрыми чувствами и уменьшается от злых чувств и плохих мыслей. Чем больше в человеке любви к другим, желания помочь и сделать добро, тем быстрее растет душа, чтобы когда-нибудь вырасти и сделаться душой ангельской» (Там же, с. 53).
Времена меняются, простонаучный язык срастается с простонародным богословием и рождается Любовно-Энергетическое понятие души… (Я посвящу этому особую главу в Уроках очищения.) Недостатки в качестве рассуждения в таком сочинении не рассматриваются. Забыл, как это звучит точно, но, кажется: благими намерениями можно оправдать все.
Переходя от такой теологии к дополнительной к ней науке – атеизму, должен поделиться одним наблюдением. Поскольку атеизм наука несамостоятельная, то она в точности повторяет устройство и подход теологии к изложению своего предмета. Конечно, я говорю о бытовой или самой общедоступной и великотиражной теологии.
Учебники Научного атеизма, который теперь уже стал лишь нашей историей и ушел в глубинные слои сознания, не имели отдельного раздела или глав, посвященных душе. Выискивать в них упоминания о душе приходится строго в соответствии с тем, как говорят о ней общедоступные учебники теологии. Именно общедоступные, потому что Научный атеизм не был наукой о религии или богах, он был частью идеологического инструментария и изучал не то, что в умах профессоров богословия. До них Научному атеизму и дела не было, и руки не дотягивались.
Он обрабатывал массовое общественное сознание. А значит, менял знаки с положительных на отрицательные именно там, где их расставило богословие невысокого полета. Как писалось в подобных учебниках: «Атеистическое воспитание – составная часть коммунистического воспитания» (История и теория атеизма, с. 427). Как видите, у Научного атеизма и у Философии для детей одни и те же цели, только с разными знаками. А это настораживает.
Задачи Научного атеизма вполне прозрачно читаются в его утвержденном идеологами коммунизма определении: «Научный атеизм – это острое идейное оружие, направленное против врагов коммунизма, которые все чаще облекают свою подрывную деятельность в религиозные формы» (Гордиенко, с. 5). Думаете, это тридцатые годы? Война с уклонами и вражескими заговорами? Нет, это 1988 год, учебное пособие для институтов, выпущенное издательством «Просвещение».
Врагов надо знать! Врагом является религия, а религия в своем раннем развитии проходит три стадии: фетишизм, магию и анимизм. Тут-то и зарыта эта собака, то есть душа.
«На более позднем этапе развития появляется анимизм (от лат. Animus, anima – дух, душа) – вера в душу и духов, сыгравшая значительную роль в формировании представлений наших далеких предков о сверхъестественном.
Анимизм сложился лишь после того, как у человека появилась способность к формированию понятий. На этой стадии создалась возможность для иллюзорного удвоения мира на реально существующий и сверхъестественный» (Научный атеизм, с. 36).
Вот где именно она зарыта! Вот откуда эта необоримая тяга научных и толковых словарей считать, что душа – это понятие, и относить его к психологическому ведомству. Удвоение мира в иллюзиях!
Что же я из этого почерпну? Либо то, что дальше хода нет, потому что стена, либо то, что мой мир как-то удвоили, поставив передо мной стену, поскольку владели уже этим на своем этапе развития. Но не иллюзорна ли эта стена, за которую ничего душевного не уходит?
С уходом Советского Союза и коммунистической идеологии в русском обществе начались изменения. В частности, у нас больше нет Научного атеизма, зато появилось Религиоведение. Именно оно и будет теперь внедрять в наше сознание расхожие понятия. В том числе и простонаучное понятие о душе.
Учебники Религиоведения пишутся, конечно, совсем не так, как учебники Научного атеизма. В состав авторов приглашаются люди свободомыслящие и даже священники и богословы. Но в целом Религиоведение – это наука, и задачи у нее научные. Главная из них – стать разговорной оболочкой для религиозных представлений, чтобы людям неверующим было понятно, как себя вести с Церковью и верующими людьми. Вторая задача – создание проблемы из диалога Науки с Религией. Так оно и звучит, как в старых советских изданиях – проблема диалога между…
В общем, это все та же война за власть над миром, но перешедшая в хроническую или холодную стадию, когда приходится как-то уживаться с врагом, который никак не хочет помирать.
Для нас все это означает, что оценивать религиоведческое понятие души нужно строго по научным канонам. И это упрощает и усложняет дело одновременно. Упрощает оно для меня, то есть для исследователя, который знает, что Наука заявляет в качестве своего метода, и может сверить действительность с обещанным. А вот для людей научного склада ума все усложняется неимоверно.
Судите сами. Если ты освоил язык Науки, если ты принял его как свой язык, то ты начинаешь в него верить бездумно и принимаешь все наукообразные высказывания как истинные, узнавая их не по сути, а по внешним признакам. Ты просто доверяешь тому, кто говорит правильно, то есть научно, и в итоге съедаешь любую «грязь» в рассуждениях. Так жить проще, иначе придется усомниться слишком во многом, к тому же могут пошатнуться самые исходные основы мировоззрения. Лучше держать глаза закрытыми на мелкие огрехи.
Мелкие огрехи чаще всего есть лишь отражение какого-то скрытого порока, которым ты же и болен. И выбор тут не такой уж невинный. Выбор этот, если вдуматься, означает отказ от души. Поэтому давайте все-таки вглядимся в то, как строит саму себя наука Религиоведение. Я просто пригляжусь к ее собственным определениям и рассуждениям с точки зрения их соответствия заявленным подходам и действительности.
Что же представляет из себя Религиоведение как наука? Вероятно, самым качественным ее учебником сейчас является «Религиоведение» под редакцией А. Солдатова. Но как бы наукообразно ни выглядело это пособие, его научная суть, так сказать, основной научный нерв, на котором строятся все рассуждения, содержится в одном абзаце третьей главы «Философия религии». И выглядит это рассуждение весьма откровенным и очевидным.
«Поэтому гораздо более наукообразной, а потому и более привлекательной, выглядит точка зрения представителей так называемой естественной религии, или деизма, которые под вероучением понимают тот минимальный набор вероучительных положений, который присущ всем историческим религиям. Этот набор определяется следующим образом: сравниваются вероучения всех известных религий и отбрасываются все разности, остаток и есть искомый минимум.
В этот минимум входят следующие вероучительные положения: признание бытия Бога (или нескольких богов – в политеистических религиях), признание бессмертия души, признание абсолютности нравственных норм» (Религиоведение, с. 85–86).
Вот и все. Четко и определенно: путем сравнения различных религий выводится обязательный минимум, составляющий ядро любой религии. Если мы – религиоведы, то мы не можем этого не учитывать. Выглядит непререкаемо.
В минимум же это входят всего 3 части: Бог, Душа, Нравственность.
Что это значит с точки зрения наукоучения или построения науки? То, что весь учебный курс должен строиться как разворачивающееся описание этих частей. Ведь заявлено просто и определенно: видение религий, то есть знание того, что такое религии. Если хочешь знать, – описывай то, что есть. Никакие другие задачи таким названием не заявляются. А значит, если они и стоят перед Религиоведением, то стоят скрыто от тех, кто доверчиво берет его учебники.
Что же на деле? Как строятся учебники Религиоведения? Думаете, они описывают эти три составные части религий? Как бы не так! В них есть все, что угодно, но только не четкое и понятное любому читателю вырастание из простой и понятной основы-минимума. Множество различных разделов, но ни раздела прямо посвященного понятию «Бог», ни тем более раздела «Душа» в них нет. Зато обязательно есть раздел, посвященный Морали или нравственности. Что это может означать?
Во-первых, то, что Религиоведение решает какие-то иные задачи, чем познание религий. И эти задачи есть выражение скрытых в общем беспорядке целей. Вероятно, общественных. Потому что, и это во-вторых, нравственность, мораль или этика – это всегда науки о том, как управлять обществом через нравы или правила поведения. Означает это то, что Религиоведение, как и Научный атеизм в его время, выполняет все тот же «социальный заказ» государства – выискивать любые рычаги управления народными массами через внедрение в их умы правильных образцов мышления и поведения.
Вот таково Религиоведение как наука.
Что же касается понятия души, то оно по-прежнему в загоне. А поскольку Религиоведение – преемник Научного атеизма, то в незначительных вопросах, вроде вопроса о душе, оно еще не успело себя подштукатурить и откровенно повторяет соответствующие находки предыдущей идеологической эпохи. Поэтому о душе, если не считать мелких оговорок авторов, которые, что называется, к слову пришлись, почитать можно по-прежнему в разделе про Анимизм.
Приведу эти мысли как можно подробнее, чтобы отпала необходимость ради них тратить деньги на толстые книги.
«По мере того, как углублялось представление о различии природного, вещественного, телесного и идеального, духовного возникает вера во всеобщую одушевленность – анимизм (лат. Anima – душа), что позволяло провести качественное различие между живым и мертвым, то есть обладающим душой и покинутым ею. В силу конкретности первобытного сознания человеческая душа представлялась не как некая духовная субстанция, а как вещь, которую можно было украсть, спрятать и даже уничтожить» (Там же, с. 141).
Что в этом примере изящного слога остается для меня загадкой – это то, как автору удается за «конкретных первобытчиков» знать, что у них происходит в сознании? Чтобы мое удивление стало понятным, попробуйте понять, зачем использовано слово «конкретность». Для этого переведите его на русский язык.
Тут словари не помогут. Тут проще понять, что конкретность понимается как противоположность абстрактности. А попросту означает, что тогда люди еще не могли придумывать никаких сложных объяснений тому, что видели. На выдумку были не горазды. В общем, что видели, то и пели. Ну, а теперь подставьте это в рассуждение религиоведа, и вы поймете, что при таком звучании станет совершенно неуместным объявление тех людей верующими. Какая же это вера, если ты просто видишь то, о чем говоришь. Ты живешь в действительности, а не в вере или убеждении.
Это автор верит или убежден, что они ничего не видели, а так пытались объяснять нечто необъяснимое для их излишне простых умов. Вот теперь, когда наши мозги усложнились, мы можем очень хорошо себе объяснять то, что старики были неправы, когда видели то, что видели!..
В общем, если так прямо все называть русскими словами, читатели, пожалуй, увидят то, что есть, а не то, в чем хочет убедить их идеолог. И тогда ни соцзаказ, ни скрытые цели не сработают, поэтому он и вставляет иностранное слово «конкретность». Теперь вы глядите на написанное, и ничего не понимаете. И остается не видеть, а верить или доверять умному человеку, которого, правда, понять нельзя, зато можно запомнить.
Ну, а от всех разговоров о душе после такого чтива ты сбежишь, потому что от них с души воротит. Вот вам и скрытая цель!
Продолжим изучение религиоведческого понятия о душе?
«Похищение души злым духом влекло за собой болезнь или смерть. Поэтому колдуны племени даяков о. Борнео при помощи особых ритуалов “извлекали” душу новорожденного и прятали ее в безопасное место до тех пор, пока ребенок не подрастал, а шаманы Аляски “помещали” душу больного ребенка до его выздоровления в амулет. Пока душа, понимаемая как жизнь, оставалась в целости и сохранности, человек был жив и здоров, но если душе причиняли ущерб, он мог заболеть и умереть» (Там же).
Религиовед может быть трижды прав, но когда я читаю эту сквозящую сквозь его строки издевку над примитивными недоумками, которыми являются и мои предки, я понимаю одно: здесь решается задача, как сделать древние верования посмешищем «всех просвещенных людей»! И доколе решается она, не может быть и речи о чистоте иных рассуждений, которые ведутся параллельно, и уж тем более о каком-то исследовании того, что же было в действительности. Все уже решено и даже осуждено! Приговор окончателен, вынесен от лица Прогресса, и обсуждению не подлежит!
«Нередко душа отождествлялась с такими жизненно важными процессами, как дыхание, кровь, а впоследствии представала как призрачный двойник человека или его тень. Большей частью невидимая и неосязаемая, она тем не менее могла вступать в физический контакт с человеком, влиять на его жизнь, а при особых обстоятельствах являться ему.
У некоторых народов бытовало представление о множественности душ. Индейцы племени Дакота верили, что у человека четыре души: одна остается в теле, вторая – в его селении, третья отлетает в воздух, четвертая – в страну духов.
Местом обитания человеческой души могли быть тотемные растения и животные, определенные части тела человека. Так, у многих народов считалось, что душа находится в волосах человека, и если их обрезать, то человек утрачивает жизненную силу. Отголоски этих верований встречались еще в средневековой Европе: у обвиненных в колдовстве перед казнью сбривали волосы не только на голове, но и на теле.
После смерти человека душа обычно отправлялась в загробный мир, где встречалась с душами умерших соплеменников и духами предков. В архаических обществах загробный мир мыслился как копия земного, но жизнь там легче и приятней. Австралийские аборигены были убеждены в том, что по прибытии в загробный мир дух умершего, независимо от возраста, становится молодым человеком, здоровым и уравновешенным, он счастлив, спокоен и живет в согласии с соседями. Зулусы в своем загробном мире охотились, пасли скот, доили коров, одним словом, вели обычную жизнь.
Иногда души умерших переселялись в души живых детей своих потомков, поддерживая тем самым преемственность и связь поколений, или в души животных, которые считались тотемными предками. Так в некоторых классических мифологиях и религиях возникает идея реинкарнации, или метампсихоза, то есть переселения душ» (Там же, с. 142).
Мне не хочется продолжать рассказ о Религиоведении. Его задачи прозрачны. Давая лишь поверхностное описание того, что связано с понятием души в разных обществах, оно не преследует цели познать или понять. Цель его ясна: привести в одном отрывке текста как можно больше противоречивых воззрений, чтобы стало очевидно, что все подобные взгляды не отражают какого-то единого понятия. Раз описания столь разнятся, значит, их придумывают, а не наблюдают. И придумывают все первобытные люди исходя из условий своего существования.
Да различия, безусловно, есть. Особенно если сталкивать между собой не сами представления, не действительное видение древних, а отрывочные записи об этом видении европейских миссионеров и собирателей. Но даже при таком подходе остается вопрос: если все это выдумки, то почему же без них не обошелся никто из древних? И тогда начинаешь поражаться уже не тому, как же по-разному они видели, а тому, насколько же сходно это видение души у всех людей, раскиданных по Земле.
А расхождения? Что ж, расхождения надо исследовать. Быть может, как раз в них-то и хранятся важнейшие подсказки.