Большаков 2007: 11.
Фролов 1990б: 79.
Цит. по: Гуревич 2005: 432–433.
Гуревич 2005: 435.
Дьяконов 1995: 737–738.
Кузищин 1994:.
«“Для структуралиста Отворите мне темницу, // Дайте мне дыханье дня, // Черноглазую девицу, // Черногривого коня! означает, что девица и конь – одно и то же. Но ведь он не путает, кого из них целовать”. И смешок» (Большаков 2015: 17, прим. 38).
Большаков 2001.
См. подробнее: Андреева и др. 2005: 18–27.
Дьяконов 1995: 418–419, 736.
Опубликовано: Ладынин 2016б. Данная статья была вводной к тематическому выпуску этого журнала, посвященному советской науке о древности («Советский ландшафт древней ойкумены: отечественная наука о древнем Востоке и античности в 1920–1980-е гг.»).
Крих 2013; Крих, Метель 2014.
Назовем следующие научные события: конференцию «Администрация и бюрократия на Древнем Востоке», посвященную памяти акад. В. В. Струве (22–23 апреля 2014 г.; Государственный Эрмитаж); «круглый стол» «Vita & судьба: советский историк древности между властью и обществом» на XIX Сергеевских чтениях (4 февраля 2015 г.; исторический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова); VII-е Миусские античные посиделки с одной из заявленных тем «Советская наука перед большой войной» (28 марта 2015 г.; РГГУ); конференцию «Советская древность: историография и рецепция античного наследия в СССР» (15–16 декабря 2015 г.; РГГУ); конференцию «Научное наследие А. Б. Рановича: к 130-летию со дня рождения ученого» (17 декабря 2015 г., Университет Дмитрия Пожарского).
Крих 2014б: 208.
Ладынин 2016 в. Здесь и далее речь о статьях, которые были опубликованы в тематическом выпуске «Вестника Университета Дмитрия Пожарского», где была опубликована и настоящая статья.
Ильин-Томич 2016.
Крих 2016а.
См. сноску ** на с. 21.
Метель 2016.
Крих 2013: 74–83.
Соответственно, остракизму была подвергнута первая версия концепции «азиатского способа производства», допускавшая неприменимость к восточному обществу на современном этапе тех же постулатов, которые применялись к обществам Западной Европы: Никифоров 1977: 176–186; Крих 2013: 83–89.
Рассел 2001: 436.
«Происхождение семьи, частной собственности и государства» Энгельса – по сути дела, единственное среди трудов основоположников марксизма монографическое произведение, целиком посвященное вопросам первобытности и древности (даже в этом случае не одной древности!).
Формозов 2006.
Не так уж принципиально, был ли лидер ГАИМКа А. Г. Пригожин ее вдохновителем (Формозов 2006: 164) или, напротив, ее ситуационным оппонентом (Крих 2013: 97, 103–104, 113–114): ее появление так или иначе укладывалось в рамки сформулированного ГАИМКом «социального заказа».
Крих 2013: 110–111, прим. 177; со ссылкой на: Дубровский 2005.
Формозов 2006: 182; см.: Симонов 1988: 200.
Известия ЦИК Союза ССР и ВЦИК. 16 мая 1934 года. № 113.
См., например, мемуарный фрагмент К. М. Колобовой, аспирантки и сотрудника ГАИМК начала 1930-х гг.: Колобова 1967: 8.
См. слова А. В. Мишулина о ГАИМКе: «Мнимые “разногласия” и “яростные” выступления друг против друга служили троцкистам простой маскировкой их контрреволюционной работы…» (Мишулин 1937: 236).
Примечательно, что пресловутая теория «революции рабов» была сформулирована в ряде полемизирующих версий, причем власть даже не пыталась (явно не видела нужды) поддержать какую-то одну из них: Крих 2013: 116–139.
См. подробнее: Крих 2013: 89–115.
Мишулин 1939.
Например: Тарков 1950.
См. подробнее: Крих 2013: 126–127, 129–130 (см. в т. ч. важное прим. 254).
См., в частности, опубликованную П. Н. Тарковым уже после смерти Н. А. Машкина рецензию на его учебник: Тарков 1951.
См. о негативном обсуждении учебника Н. А. Машкина «История древнего Рима» в Отделе школ ЦК ВКП(б), инспирированным А. В. Мишулиным при участии В. Н. Дьякова: Машкин 2006: 658.
Бугаева, Ладынин 2016.
История древнего мира во «Всемирной истории»… 1952.
См. о роли С. Л. Утченко в обогащении II тома «Всемирной истории» новыми наработками советского антиковедения: Павловская 2000: 85–86.
Алмазова 2016.
Кузьмин, Макарова 2016; Паршиков 2016 (публикация подготовлена названными авторами совместно с А. В. Стрелковым).
Тимофеева 2016.
Ее зачинатель Ю. Я. Перепелкин, несомненно, создал значительную часть своих наработок еще в сталинское время, но основные его труды стали публиковаться лишь в 1960-е гг. См.: Ладынин 2008: 240–249, 254–256.
Замечание Набокова о склонности советской эстетики к внутренне противоречивым выражениям наподобие «Голгофа пролетариата» подтверждают слова члена Президиума ЦК КПСС в конце 1950-х гг. О. В. Куусинена о том, что «очень важные высказывания Ильича держались под спудом» (Бурлацкий 1990: 41).
Штаерман 1989.
Штаерман 1990: 74.
То, что Штаерман предпочла сослаться в этой связи не на лекцию «О государстве», а на ленинский конспект работ Энгельса, в котором признается существование и негосударственной принудительной власти, организующей жизнь общества (Штаерман 1989: 87, прим. 34, со ссылкой на: Ленин 1969: 261, 263), а также на содержащую тот же тезис полемику Ленина с Михайловским (см. наше предыдущее примечание, а также: Штаерман 1989: 86, прим. 30, со ссылкой на: Ленин 1967: 439), не слишком меняет дело.
Штаерман 1969.
Маркс 1959: 6–7.
См. аннотацию ряда высказанных при этом позиций: История древнего мира 1989: т. 1, 13–17.
Никифоров 1977: 34.
Никифоров 1977: 40–46. Мы вовсе не хотим сказать, что логические построения Никифорова, направленные против тезисов сторонников «азиатского способа производства», лишены догматизма (например, в утверждении, что рубеж между европейскими древностью и средневековьем обязательно квалифицировать как революцию: Никифоров 1977: 50).
См. подробнее о дискуссии вокруг данного понятия: Кошеленко 1990.
Примечателен проведенный К. К. Зельиным опыт упорядочения применения марксистских исследовательских категорий на основе формальной логики: Зельин, Трофимова 1969: 11–33.
«…Полис перестает быть субъектом истории и превращается в ее объект» (Маринович 1993: 212). Данной проблеме мы планируем уделить внимание в специальной работе [Ладынин 2018; см. Статью 3 в настоящем издании].
Например: Сапрыкин 2008.
В этом можно усмотреть сходство с отношением власти не только к первой дискуссии об «азиатском способе производства» на рубеже 1920-х и 1930-х гг. (см. наше прим. 5), но и к деятельности ГАИМК.
Утченко 1965: 29–32, 132, 135–136.
Маркс 1959: 7.
Утченко 1965: 146, 154.
Утченко 1965: 24–29.
Дьяконов 1963: 29–33; Дьяконов, Якобсон 1982.
История древнего мира 1982.
Античная Греция 1983.
Разведение процессов эволюции полиса и эволюции рабовладельческих отношений было, похоже, впервые в советской историографии четко оговорено в связи с сюжетом кризиса полиса в работе О. В. Кудрявцева (Кудрявцев 1954), а далее воспринято при формировании концепции II тома «Всемирной истории» (см. наше прим. 23).
История древнего мира 1989: т. 2, 18–24.
Вероятно, не случайно, что практически одновременно с формированием этого консенсуса, на рубеже 1950-х и 1960-х гг., на историческом факультете МГУ происходила гораздо более болезненная, с «оргвыводами» по партийной линии, дискуссия о роли «средних слоев» (зажиточного крестьянства и мелкой буржуазии) в классовой борьбе в капиталистических и развивающихся странах на современном этапе. Скрепленная на высоком уровне победа в этой дискуссии позиции кафедры новой и новейшей истории о признании возможности союза «прогрессивных сил» с этими слоями показывает отход от крайностей «классовой борьбы» во всех направлениях историографии этого периода: Галкин 2004: 164–166.
См. оценку Э. Д. Фролова (Фролов 1999: 412), скорее поддержанную Х. Хайненом (Хайнен 2014: 165).
Дьяконов 1973; о слабостях т. н. «широкого» толкования Дьяконовым понятия «раб» см.: Неронова 1992: 111–123, 279–281.
См., например, вполне однозначные утверждения Маркса и Энгельса: Маркс 1968: 483; Энгельс 1961б: 168. Мы благодарны А. А. Немировскому, своевременно в ходе нашей работы над этой статьей напомнившему нам о значимости этого тезиса классического марксизма.
Крих 2013: 94–96.
Исходя из этого, мы не можем согласиться с позицией С. Б. Криха, считающего, что в 1960–1980-е гг. «целостный образ» древности «все более размывался», а расцвет штудий в области истории культуры уже в 1980-е гг. носил характер «бегства от общепринятого образа древности» (Крих 2013: 309–310). Чтобы усомниться в последнем, достаточно вспомнить о роли в изучении римской культуры и религии Е. М. Штаерман (как раз в 1980-е гг.!), для которой эта тематика была не альтернативой, а, напротив, естественным дополнением активно ведшихся ею же социально-экономических исследований. Для обращения к тематике культуры просто отпало большинство препон, и она постепенно стала занимать свое естественное место в структуре науки о древности. Конкретизация же исследований «соцэка» (в частности, рабства, что тоже отмечает Крих) была естественным следствием (можно сказать, спутником) того изменения парадигмы, о котором мы говорим.
В данном случае мы, конечно, имеем в виду не регулярность контактов отечественных и зарубежных научных центров (препятствия к этому сохранялись, хотя и контакты эти все же нельзя назвать спорадическими), сколько принципиальные подробную осведомленность о текущем уровне зарубежной науки и готовность и способность к диалогу с ней. Отметим в этой связи, что мы не можем согласиться с недавно высказанным категорическим утверждением А. И. Иванчика о том, что российское антиковедение достигло высшего уровня своего развития в десятилетие перед Первой мировой войной (Иванчик 2015). Разумеется, классическое среднее образование и освоение на его основе в университетах спецдисциплин антиковедения, как и контакты с западной наукой стояли в дореволюционной России на более высоком уровне, чем не только в сталинское, но и в поздне- и постсоветское время. Однако объем известных и классифицированных источников, а также специализация, техническая и методическая вооруженность мировой науки о древности выросли ко второй половине ХХ в. по сравнению с его началом неизмеримо. В этом смысле советские ученые стояли перед тяжкими (временами непреодолимыми – см. материалы настоящего журнала об А. Е. Паршикове [Кузьмин, Макарова 2016; Паршиков 2016]) препятствиями на своем пути; однако, преодолев их, они могли узнать больше и вывести более точные суждения о предметах своих исследований, нежели их предшественники до революции. Имея в виду чисто научную сторону дела, говорить о высшем уровне развития отечественного антиковедения в какую-либо эпоху не более уместно, чем делать это применительно к антиковедению общемировому.
Опубликовано: Ладынин 2019б.
См., например, Soden 1985, 1–5.
См. расшифровку этого термина в отечественной историографии: «эпоха эллинизма – это время политического господства греков, а постэллинизм – это время, когда политическая власть греков уже уничтожена и к власти приходят господствующие слои местного населения» (Гаибов, Кошеленко, Сердитых 1992: 31).
Гегель 2000: 159–250.
Тураев 1892: 285.
Maspero 1875; 1895–1899.