Двадцать с лишним лет назад родители Андрея Корешкова, он тогда учился в седьмом классе, погибли в автомобильной катастрофе, и с тех пор мальчика воспитывали две бабушки – Елизавета Львовна и Евдокия Дмитриевна.
Формально родной бабушкой была только одна из них, Елизавета Львовна. Евдокия Дмитриевна – ее двоюродная сестра, личная жизнь которой сложилась неудачно. У нее никогда не было собственной семьи, поэтому свои нерастраченные чувства добрейшая женщина направляла на разного ранга родственников. Все у нее складывалось не слава богу и в профессиональном отношении. Особой карьеры на работе не сделала. Евдокия Дмитриевна всю жизнь проработала в химической лаборатории, чья деятельность была связана с изготовлением новых образцов спичек. Хорошим жильем тоже не обзавелась, имела комнату в Черемушках, в многонаселенной квартире, где соседи были шумные и пьющие. Лишний раз там находиться – радости мало, поэтому при случае охотно ездила по гостям. Так постепенно получилось, что больше других сблизилась она со своей ровесницей Елизаветой Львовной, обладательницей просторной квартиры, и когда обе остались одинокими, то съехались и стали жить вместе. Все ж веселей.
Елизавета Львовна, баба Лиза, осталась одна после ранней потери мужа, крупного партийного работника, который в пятьдесят лет скончался от обширного инфаркта. Вскоре за этой трагедией последовала другая – в автомобильной катастрофе погибли сын и невестка, родители Андрея. Что же касается работы, то в своем деле она была весьма успешным человеком, известным геологом. В молодости помоталась по экспедициям, работала «в поле», многие известные нынче месторождения открыты с ее легкой руки. Когда стала тяжеловато переносить спартанские условия в экспедициях, перешла сначала на научную, а потом на административную работу – руководила отделом в союзном, а потом в российском Министерстве геологии. У Елизаветы Львовны – тьма тьмущая научных трудов, до сих пор в специализированной литературе мелькают ссылки на ее публикации, иногда коллеги по-прежнему обращаются к ней за консультацией, однако подобных звонков становится, увы, все меньше и меньше. Прогресс во всех отраслях, в том числе и в геологии, идет быстрыми темпами, многие новации теперь являются для нее китайской грамотой, и порой трудно найти общий язык с молодыми геологами. Поэтому основную часть времени энергичная баба Лиза посвящала дому, так же, впрочем, как и баба Дуся, тоже большая аккуратистка. Перемыть всю посуду, вытереть пыль, расставить вещи по своим местам, вынести мусор – все это неукоснительно выполнялось каждый день. Только два раза в год, весной и осенью, вызывались из фирмы мойщики окон, а все остальное далеко не молодые женщины делали сами, даже пылесосили.
Вечером накануне отлета Андрей приехал к бабушкам и привез им неимоверное количество продуктов. Делалось это не только потому, что у них нет денег или они сами не ходили в магазины. Ходить-то ходили, только покупали себе все самое дешевое. Не из жадности, а просто не привыкли к деликатесам. Внуку бы купили, а себе – нет.
Сегодня утром Елизавета Львовна почувствовала себя ужасно плохо, пришлось вызвать «скорую помощь». Евдокия Дмитриевна никогда не видела двоюродную сестру в таком состоянии, испугалась, что та умирает, и, когда ее увезли в больницу, в панике позвонила Андрею. По голосу звонившей бабушки он догадался, что дело плохо. Да и не стала бы она срывать внуку отпуск, если бы не экстремальная ситуация. Поэтому Корешков махнул рукой на рейс и помчался из аэропорта в Москву.
Когда он появился в квартире на Сретенке, Евдокия Дмитриевна воскликнула:
– Как быстро ты доехал! Неужели такси взял? Но ведь это такие бешеные деньги.
– Ничего страшного. Мы и дальше с тобой на такси поедем. Некогда мне за своей машиной заезжать.
Они приехали в больницу, находившуюся в глухом месте, на задворках станции метро «Тимирязевская». Елизавета Львовна была помещена в шестиместную палату.
– Привет, бабуля! – с наигранной бодростью поздоровался Андрей, ласково потрепав беспомощно лежавшую больную по плечу. – Ну, и напугала ты нас. Я прямо из аэропорта примчался.
– Еще чего не хватало! Отпуск испортил. Это все Дуська виновата. – Она сердито зыркнула глазами на сестру. – Говорила же тебе, не поднимай паники, не трезвонь во все колокола. Как-нибудь обойдется. Чай, не впервой.
– Вот что, Лизка, ты лучше помолчи. Побереги силы. Они тебе еще пригодятся.
Андрей сказал:
– Бабуля, я сейчас схожу и договорюсь, чтобы тебя перевели в одноместную палату.
– Да ты что! – возмутилась Елизавета Львовна. – Даже не думай. Здесь лучше – есть с кем поговорить. Есть в случае чего кому доктора позвать. А одна что я буду делать, в случае приступа?
– Нажмешь на кнопочку вызова.
– И-и, милый, – протянула бабушка. – Когда плохо, то и кнопочку-то не нашаришь. Не хочу в отдельную, буду здесь лежать, с коллективом.
– Капризничает, – с довольным видом констатировала Евдокия Дмитриевна. – Значит, пришла в норму.
– Ладно, бабуль. Не хочешь в одноместную – я тебя в двухместную переведу, – продолжал настаивать Корешков. – Будет у вас там хоть и маленький, да все же коллектив.
– Вы меня, конечно, извините, только в этой больнице нету одноместных и двухместных палат, – вступила в разговор моложавая женщина, лежавшая на соседней койке. – Уж у меня муж такой крутой, что дальше некуда, и то я вынуждена здесь лежать…
Посидев некоторое время с Елизаветой Львовной, Андрей разыскал лечащего врача. Это оказалась молодая, уверенная в себе женщина. Она совершенно искренне убедила Корешкова в том, что бабушке ровным счетом ничего не угрожает. Инфаркта нет, было состояние, напоминавшее предынфарктное, однако сейчас боли сняты, сердцебиение нормализовалось, и не нужно особенно беспокоиться за пациентку. Пусть несколько дней побудет под наблюдением врачей.
После больницы Евдокия Дмитриевна и Андрей вернулись на Сретенку. Они пообедали, и Корешков позвонил Мирдзе. Она только что приехала в стамбульский аэропорт, еще даже не посмотрела, задерживается прибытие рейса или самолет приземлится вовремя. Услышав от Андрея, что он вынужден был остаться в Москве, не могла скрыть своего разочарования.
– Когда же мне тебя ждать? Я скучаю по тебе.
– Постараюсь поменять билет на какой-нибудь ближайший рейс. Как только что-либо станет известно, сразу сообщу. Уж, наверное, я соскучился по тебе не меньше, чем ты.
– Это как сказать…
Потом Андрей позвонил Черевченко. Знал, что хотя их агентство по субботам не работает, директор часто приезжает в офис, чтобы, как он выражался, ликвидировать задолженность, то есть доделать дела, до которых не дошли руки в течение недели. Сегодня тоже намеревался быть там, так и оказалось.
– А ты откуда звонишь, из Анталии? – в свою очередь, поинтересовался Алексей Степанович.
Андрей рассказал ему, почему был вынужден остаться в Москве.
– Неужели совсем отменил отпуск?
– Нет, если достану билет, то завтра улечу.
– Может, сейчас подскочишь ко мне, – предложил Черевченко. – У меня есть вопросы по твоим делам.
Корешков согласился. Он и сам любил иной раз появляться в офисе по выходным, когда никто не мешает сосредоточиться, людей нет и ежеминутно не наяривает телефон.
Они сидели в кабинете Алексея Степановича. Было тихо, лишь из портативного радиоприемника доносилась спокойная музыка, иногда прерываемая информационными выпусками. Корешков не прислушивался к словам дикторов, однако в какой-то момент тон говорившего показался встревоженным. Андрей насторожился и услышал:
– По сообщению нашего корреспондента, самолет британской компании «Пэнион», вылетевший сегодня утром из Шереметьева рейсом на Стамбул, потерпел крушение, упав через тридцать пять минут после взлета на территории Украины, в Харьковской области…
Лицо Андрея окаменело от ужаса – несомненно, это был тот самый рейс, тот самолет, на котором должен был лететь он. Лететь и погибнуть вместе со всеми остальными пассажирами. Однако волею судьбы он был вынужден пропустить этот рейс. Получается, любимая бабушка, столько сделавшая для него, вырастившая и воспитавшая, на этот раз, пусть и невольно, спасла ему жизнь.
– Судя по свидетельствам очевидцев и характеру обломков, самолет взорвался в воздухе. Отрабатывается версия теракта…
Черевченко только сейчас заметил реакцию Андрея и прошептал:
– Это был твой рейс?
Корешков молча кивнул. Перед его глазами стояла картина, которую несколько часов назад он наблюдал в аэропорту: веселые, возбужденные предчувствием долгожданного отдыха ярко одетые туристы в очереди на регистрацию, смешливая Маховикова, ее флегматичный муж, их очаровательная дочка Машенька, вот она подбегает к нему, чтобы взять игрушечную собачонку…
Теперь эта безмятежная картина неотступно преследовала Андрея. Чтобы снять напряжение, вернувшись домой, он крепко выпил – полную бутылку виски, причем почти без закуски. Нарочно не закусывал, чтобы вернее подействовал хмель, чтобы забыться.
Виски помогло частично: он спал крепко, но недолго. Проснувшись, первым делом включил телевизор и увидел то, что не захотел смотреть накануне вечером: в поле, на месте падения обломков самолета, лежал искореженный кусок фюзеляжа «Боинга». Земля вокруг была черная, опаленная огнем. На краю воронки лежали живые цветы, стояли иконки и горящие свечи. Неровной шеренгой застыли безмолвные скорбные фигуры местных жителей, а возможно, и родственники успели приехать. Сквозь траурные цветы и трепет огоньков, каждый из которых, словно чья-то душа, перед глазами Андрея снова ожили красивые детишки, играющие за час до гибели. Это было невыносимо, Корешкова душили слезы.
В репортаже другого канала показали российских экспертов, работающих среди обломков самолета. Корреспондент попросил руководителя экспертной группы рассказать телезрителям о причинах ужасной катастрофы, в которой погибли сто десять человек.
– Пока не могу сказать ничего определенного, – ответил тот. – Следствие только началось. Безусловно, версия теракта рассматривается. Она основная, но не единственная. До окончательных выводов еще далеко.
– Это был самолет британской авиакомпании. Примут ли участие в расследовании их представители?
– Мы еще не успели поговорить с ними. Однако не сомневаюсь, что они, являясь потерпевшей стороной, тоже займутся этим важным делом.
В понедельник утром в одной из многочисленных комнат офиса авиакомпании «Пэнион» собрались на совещание пять человек – четверо мужчин и одна женщина. Здесь были представители авиакомпании и агентства, застраховавшего разбившийся позавчера самолет, два сотрудника британских спецслужб и молодая женщина из Интеллидженс Сервис – сотрудница отдела по борьбе с терроризмом.
Сначала представитель «Пэниона» рассказал собравшимся все подробности, которые удалось узнать к этому времени о катастрофе «Боинга», следовавшего по маршруту Москва – Стамбул.
– Среди пассажиров разбившегося самолета находилось много граждан Британии, – сообщил он, – двенадцать человек.
– Почему так много? – удивился представитель страхового агентства. – Удивительно: рейс из России в Турцию, и вдруг на борту так много британцев. К тому же, насколько мне известно, из Москвы это не единственный рейс туда.
– Вот именно. Летают и российские самолеты, и турецкие. Но наши соотечественники традиционно выбирают что-нибудь родное, знакомое, они предпочитают «Боинги» английской компании.
– И, как видим, напрасно, – усмехнулся холеный, франтовато одетый усач, представитель спецслужб. Он произнес это совсем тихо, но представитель авиакомпании расслышал и бросил на автора язвительной реплики недовольный взгляд:
– Ваша ирония, господин Кафари, неуместна. Все это выглядит как самый настоящий террористический акт. К сожалению, это может случиться с любой компанией, с любым самолетом, в любой стране.
– Господа, речь сейчас идет о конкретном, мы рассматриваем единичный случай. Самолет был застрахован? – спросил второй представитель спецслужб, худенький молодой человек, выглядящий подростком.
– А как же иначе?! Господин Грюнглас как раз представляет здесь интересы страховой компании. Какие у вас пожелания?
– Прежде всего, мы заинтересованы в том, чтобы расследование катастрофы самолета было проведено с максимальной тщательностью, – сказал Грюнглас. – Помимо того, что это подлинная трагедия, для нас подобное событие приносит еще и значительные убытки. Если будет доказано, что имел место террористический акт, мы выставим наши финансовые претензии тем, кто был обязан обеспечить безопасность рейса.
– Сначала вы выплатите страховку за погибших, – довольно раздраженно сказал ему франт, – люди застраховались от несчастных случаев, который, увы, и произошел. Выдайте деньги, а уж потом пытайтесь компенсировать хотя бы частично свои убытки. Кстати, если вам удастся хоть шиллинг получить с русских, именно в их аэропорту готовился самолет, тогда я первый зааплодирую.
Все это франтоватый усач говорил с плохо скрытой злостью. Его молодой коллега, напоминавший подростка, был настроен более миролюбиво. Он сказал:
– Мы понимаем ваши проблемы, господа. Надеемся, вам удастся благополучно их разрешить. Мы, со своей стороны, окажем посильную помощь. Позвольте представить человека, который будет вести расследование, руководить им. Это сотрудник отдела по борьбе с терроризмом мисс Изабелла Хартвуд.
Оба представителя бизнеса дружно кивнули симпатичной женщине, сопроводив свое приветствие вежливыми улыбками. Она была в синей юбке и белой рубашке. Ее светлые волосы были стянуты на затылке резинкой. Классический ровный нос, чуть припухлые губы с терракотовой помадой. Особенное впечатление производили ее серые глаза, опушенные необычайно длинными ресницами.
Сотрудник авиакомпании попросил:
– Будьте любезны, мисс Изабелла, познакомьте нас с информацией, которую удалось получить к этому времени.
– Если не повторять то, что уже хорошо известно из сообщений прессы, пока наше внимание привлекла лишь одна деталь. Дело в том, что одного из пассажиров, купившего билет на этот злополучный рейс, не оказалось на борту «Боинга». Он не прошел регистрацию.
– Может, просто опоздал, – предположил кто-то.
– Вполне возможно, – согласилась Хартвуд. – Бывает, что у людей в последний момент меняются планы. Для этого существуют тысячи причин. Однако не исключено, что он имеет отношение к катастрофе.
– Что-нибудь удалось узнать о нем?
– Только имя и фамилию. Он гражданин России, его зовут Андрей Корешков. Больше нам пока о нем ровным счетом ничего неизвестно. Причем билет ему был продан в кассе аэропорта незадолго до начала регистрации.
– То есть на субботний рейс свободно продавались билеты? – удивился Кафари.
– Нет, билет был заказан заранее. Непосредственно перед отлетом Корешков получил его, выкупил.
– Летом заказать заранее – тоже большая проблема.
Грюнглас сказал:
– Вполне возможно, террорист незаметно подложил бомбу в багаж кого-то из пассажиров. Вызвался помочь донести чемодан пожилой женщине, да и подложил в него бомбу. Похожие случаи в мировой практике бывали. Не всегда же можно рассчитывать на смертников. Гораздо чаще злодеям хочется взорвать других и не причинить вреда себе.
– Но ведь ее мог показать рентген. Тем более что случайный человек показывал бы свой багаж не таясь.
– Надеюсь, в ближайшее время мне удастся выяснить, что представляет собой человек, не полетевший рейсом 3035, на который у него был билет, – подвела итог разговора мисс Хартвуд. – Сегодня днем я намерена вылететь в Москву и надеюсь добраться туда без происшествий.
– Будем за это молиться.
В понедельник утром Корешкову позвонил Алексей Степанович:
– Ты уже взял, так сказать, повторный билет в Турцию?
– Еще нет. Сейчас поеду за ним.
– Ну и славненько. Слушай, Андрей, дело вот в чем. Буквально за три дня до того злополучного рейса мы застраховали от несчастного случая семью Маховиковых: жена, муж и двое детей.
– Мальчик и девочка. Я перед отъездом узнавал их фамилию, хотел с ними познакомиться. И, по-моему, видел их в аэропорту, даже общался с девчушкой.
– Мы обязательно выплатим страховку родственникам Маховиковых, – продолжал директор, – остались родители и жены, и мужа. Однако, как ни крути, «Атлант» – все же коммерческая организация, а не благотворительный фонд. Мы должны попытаться возместить свои потери. Пойми меня правильно, в этом нет ничего предосудительного.
– А я разве сказал, что есть? – удивился Андрей. Накануне он от всех переживаний выпил, сейчас начал мучить похмельный синдром, хотелось пить, и разговор утомлял его. – Абсолютно ничего зазорного. Это элементарный бизнес. Сам думал, как тут половчей выкрутиться.
– Вот и я толкую об этом. Хорошо, что наши точки зрения совпадают. Поэтому очень прошу тебя заняться по горячим следам расследованием обстоятельств катастрофы.
– Здрасьте. А какой навар мы с этого будем иметь?
– Нужно выяснить, кому мы должны предъявить финансовые претензии – непосредственно авиакомпании или службам, которые не обеспечили безопасность полета. Согласен?
– Насчет финансовых претензий я, честно говоря, сильно сомневаюсь. Никаких договоров у нас с ними нет и в помине. С какой такой сырости они вдруг станут с нами расплачиваться! Тоже ведь умеют считать деньги.
– Их могут обязать.
– Кто?
– Правительство, например.
– Чье? Наше?
– Может, турецкое.
– Леш, не смеши меня. Ладно, там видно будет.
Главное, я сам хочу разобраться с гибелью этого «Боинга». «Пепел Клааса стучит в мое сердце».
– Не врублюсь, что ты сказал.
– Не я, а один парень, Тиль Уленшпигель, носил у сердца мешочек с пеплом отца, сожженного инквизицией. Чтобы боль гнева не утихла до тех пор, пока не будет совершено возмездие.
Зная характер своего сотрудника, директор понял, что уж если обычно ироничный Корешков заговорил столь высокопарным стилем, значит, на душе у него скребут кошки. Лучше не продолжать разговор, иначе Андрей сильно разнервничается. Алексей Степанович попрощался, а вскоре позвонил опять:
– Только что мне звонили из ФСБ. Усиленно разыскивают тебя.
– Ну, ясный перец. У меня же был билет на этот рейс, а я не полетел. Естественно, меня числят в подозреваемых.
– Я им дал твои телефоны: и домашний, и мобильный.
– Да бога ради. Мне бояться нечего.
Изабелла Хартвуд впервые оказалась в Москве, и ей здесь понравилось с первых минут. Как истая урбанистка, бог знает в каком поколении, она всегда любила большие и шумные города. Сегодня ее встретила машина английского посольства. От предложенных услуг ФСБ она благоразумно отказалась, понимая, что их машина напичкана магнитофонами, любой разговор там записывается, а постоянно контролировать себя, находиться в напряжении – тяжеловато.
Сначала Изабеллу ненадолго завезли в посольскую гостиницу, где накормили обедом. В номере она успела только разложить вещи и переодеться. К четырем часам нужно было ехать на прием к какому-то высокопоставленному чину в ФСБ.
В его кабинете Изабелла появилась в точно назначенное время. Встав из-за стола, ей навстречу шел статный светловолосый мужчина с пронзительно голубыми глазами. Внешностью он напоминал голливудскую кинозвезду, только лицо гораздо умнее. Изабеллу пленило то, что у эфэсбэшника был бойкий английский. Поэтому можно было общаться без переводчика.
Хозяин кабинета был в штатском костюме, оказался майором, его звали Александр Николаевич. Поскольку Хартвуд еще из Лондона просила узнать, что собой представляет человек, получивший в кассе перед отправлением билет на рейс 3035, но в результате не полетевший, майор с этого и начал:
– Андрей Всеволодович Корешков, 1972 года рождения («Мой ровесник», – подумала Изабелла). Отец был журналистом, мать работала на телевидении. Они погибли, когда сыну было тринадцать лет, в автомобильной катастрофе. Причем оба были заядлыми альпинистами, совершили на Северном Кавказе очередное восхождение какой-то сложной категории, а на обратном пути, уже подъезжая к Грозному, погибли. Корешкова воспитывали две бабушки. Одна из них, Елизавета Львовна Корешкова, прежде занимала крупный пост в Министерстве геологии, она вдова ответственного партийного работника. Сам Андрей Всеволодович с отличием окончил факультет журналистики Института международных отношений. О его деятельности после окончания института ничего сообщить не могу – это закрытая информация.
– Даже от вас?
– Нет, от вас, – с едва уловимой улыбкой ответил Александр Николаевич.
– Каково его семейное положение? Иногда семейные неурядицы могут толкнуть…
– Он не женат.
– Разведен?
– Никогда не был женат.
– Странно.
– Что ж тут странного? – удивился майор. – Не всем людям удается повстречать свою любовь. Поэтому многие остаются одинокими.
– Может, вы тоже не женаты? – спросила Хартвуд, надеясь услышать приятный для женщины ответ.
– Нет, я женат.
– Рада, что вы встретили свою любовь. Скажите, этот Корешков – сотрудник спецслужб?
– Раньше был. В настоящее время – уже нет. Сейчас он работает в сугубо гражданской организации – страховой компании «Атлант», и, кстати, этим рейсом летела семья из четырех человек, застрахованная именно в этой компании.
– Любопытное совпадение. Причем те полетели, а он – нет.
– Правда, гибель тех людей ему как сотруднику «Атланта» крайне невыгодна.
Они еще поговорили немного в таком же духе, после чего Изабелла сказала, что хотела бы встретиться с Корешковым лично. Майор предвидел такую просьбу. Он сказал:
– Можете встретиться у нас, у него дома, у него в агентстве. Где вы предпочитаете?
Подумав, мисс Хартвуд, которая являлась большой поклонницей детектора лжи, спросила:
– Скажите, пожалуйста, у вас здесь есть «полиграф»?
– Сколько угодно, – сказал Александр Николаевич и с налетом гордости в голосе добавил: – Мы даже даем их напрокат фирмам, которые подбирают сотрудников на ответственные должности.
– Тогда хотелось бы встретиться с этим человеком на вашей территории.
Накануне Корешкову несколько раз звонили из ФСБ, предупреждали, что завтра в нашу столицу прибывает сотрудница английского Интеллидженс Сервис, из отдела по борьбе с терроризмом. Она ведет расследование катастрофы принадлежавшего английской авиакомпании «Боинга», летевшего из Москвы в Стамбул.
Андрея это известие ни капельки не удивило. Он бы и сам на ее месте первым делом повстречался бы с человеком, который должен был лететь тем рейсом и почему-то не полетел.
Утром Корешков поехал в «Атлант», и когда в половине третьего ему позвонили из ФСБ, пригласили к себе и спросили, нужно ли присылать ли за ним машину, сказал, что приедет на своей. Правда, потом пожалел о том, что отказался. Во-первых, по пути на Лубянку попал в несколько утомительных пробок. Во-вторых, когда подъехал к нужному зданию, еще долго дергался, пытаясь найти место, где можно припарковаться. Если бы не случайно отъезжавшая машина, неизвестно, сколько бы пришлось искать место для стоянки.
Получив пропуск, Андрей попал в распоряжение поджидавшего его лейтенанта, который не стал утруждать его объяснениями дороги, а без лишних слов проводил до нужного кабинета. Там его встретил майор, представивший Корешкову англичанку – строгого вида женщину с хорошей фигурой. Когда они остались вдвоем, Изабелла Хартвуд сказала, что, являясь офицером разведывательной службы, по заданию авиакомпании ведет расследование катастрофы «Боинга».
– То есть, насколько я понимаю, вы работаете в отделе по борьбе с терроризмом? – уточнил Андрей.
Изабелла была покорена этим вопросом. Уж на что хорошо говорит по-английски майор Александр Николаевич, однако господин Корешков говорит вообще совершенно свободно, без намека на акцент. Мисс Хартвуд даже хотела поинтересоваться, где этому русскому удалось так хорошо выучить язык, но вовремя вспомнила, что он был сотрудником спецслужб, и промолчала. Зачем спрашивать то, что все равно останется без ответа. Лучше она сразу спросит, почему господин Корешков не полетел вчера в Стамбул, хотя у него был билет.
– Все очень просто, мисс Хартвуд. Я прибыл в аэропорт и стоял в очереди на регистрацию. Передо мной уже оставались буквально два-три человека, когда мне неожиданно позвонили и сказали, что «скорая помощь» увезла мою бабушку в больницу. У нас не такие отношения, чтобы я это просто принял к сведению. Конечно, я тут же ринулся в больницу, забыв обо всем на свете.
– Вы направлялись в Турцию на отдых или предстояла деловая поездка?
– На отдых, у меня двухнедельный отпуск.
– У вас была путевка?
– Нет. Я собирался отдыхать, сняв номер в гостинице. У нас это называется «ехать дикарем».
Что-то удержало Андрея от того, чтобы рассказать о поджидавшей его в Анталье подруге.
Изабелла задала еще несколько уточняющих вопросов, после чего поблагодарила за подробные и четкие ответы.
– Если бы, мистер Корешков, вы не были бывшим сотрудником спецслужб и не работали сейчас в крупном страховом агентстве, на этом нашу беседу можно было бы закончить. Однако мы, как вы догадываетесь, отрабатываем не только версию теракта.
– Вы имеете в виду вариант махинаций со страхованием?
– Это мы тоже не можем сбрасывать со счетов.
– Надеюсь, вы не собираетесь лишить меня свободы до конца следствия? – усмехнулся Андрей.
– Таких намерений у меня нет. Я всего лишь хочу, чтобы вы прошли проверку на «полиграфе». Это обычно в нашей практике. Да и вам, наверное, приходилось его использовать при работе. У вас нет возражений?
Корешков знал, что для проверки на детекторе лжи требуется или согласие допрашиваемого, или специальное разрешение прокуратуры. Но, поскольку ему нечего скрывать, он не стал обострять ситуацию.
– Пожалуйста, проверяйте. Мне отнюдь не хочется, чтобы ехали в больницу, чтобы проверить, правда ли там лечится моя бабушка.
После этих слов Андрей разделся до пояса, давая понять, что ему хорошо известны методы работы с детектором лжи.
Изабелла подошла к столу, на котором стоял «полиграф». Он представлял собой ноутбук с датчиками, соединенными с ним через специальный преобразователь тонкими проводками с разноцветными оплетками. Включив ноутбук, Изабелла надела на правую руку Корешкова датчик артериального давления, на три пальца левой руки – тугие резиновые колечки, на грудь и на живот прикрепила датчики дыхания. Затем установила под ножками стула датчики двигательной активности. Со стороны могло сложиться впечатление, что Корешкова собирается пытать инквизиция. Завершая подготовку к процедуре, англичанка тщательно поправила веб-камеру – теперь ее «глазок» смотрел точно на лицо допрашиваемого.
– Напоминаю, что на все вопросы следует отвечать только «да» или «нет».
Не отрывая глаз от экрана ноутбука, она задала Андрею несколько вопросов из тех, которые уже задавала раньше. Некоторые повторила по два-три раза.
Закончив процедуру, Изабелла неподвижно сидела с обескураженным лицом, что не укрылось от взгляда Корешкова.
– Что с вами, мисс Хартвуд? Неужели машина растолковала вам, какой я жулик и преступник?
– Одно из двух, – вздохнула Изабелла. – Либо я должна немедленно вызвать конвой, чтобы надеть на вас наручники как на человека, причастного к взрыву самолета…
– Либо?
– Либо у вас проблемы со здоровьем. Слишком частый пульс, к тому же аритмия. Откуда это, вы ведь молодой человек.
Андрей криво усмехнулся. Сможет ли понять его эта иностранка, живущая в совершенно ином измерении, нежели он? Неизвестно, какие у нее духовные приоритеты, да и существуют ли они вообще. Хотя тут он, пожалуй, несправедлив. Ему приходилось сталкиваться за границей и с содержательными людьми, и с отзывчивыми.
Он поднял правую руку и постучал по груди:
– «Пепел Клааса стучит в мое сердце».
– Я вас прекрасно понимаю, – кивнула Хартвуд. Она сняла с его пальцев кольца датчиков, сделав это ыстро и нежно, словно боялась причинить ему боль. Оба почувствовали доверие друг к другу. Андрей одобрительно отозвался про Интеллидженс Сервис, сказал, что слышал от настоящих профессионалов много хорошего об этой организации, о методах ее работы. В ответ он тоже получил набор комплиментов, касающихся его личных качеств.
– Мисс Хартвуд, я охотно оказал бы вам помощь в расследовании. Сейчас как раз тот редкий случай, когда у меня есть свободное время, правда, придется потратить часть отпуска, если не весь. Поскольку я знаком со многими российскими реалиями, которые способны поставить любого иностранца в тупик, то могу быть вам полезен.
Она засмеялась:
– В первую очередь меня интересует одна реалия – где в Москве можно перекусить. Я прилетела утром и сегодня еще почти ничего не ела.
Если бы Андрей знал, что не далее как полтора часа назад Изабеллу накормили в посольстве обедом, то реагировал бы на ее слова иначе. А сейчас он охотно откликнулся:
– Как ни странно, но такие места мне известны. Если вы продержитесь еще минут пятнадцать, то я продемонстрирую вам некий так называемый клуб, где можно питаться без малейшего риска для здоровья. Кстати, я тоже еще почти не ел.
– Согласна.
Говоря так, Корешков имел в виду находившийся неподалеку от его дома сравнительно скромный клуб «Левиафан» (владельцы Левин и Афанасьев, название отсюда), где он время от времени столовался. Правда, появлялся обычно там поздно, ужинал, однако знал, что днем клуб тоже функционирует и там можно хорошо пообедать. Туда не стыдно привезти английскую подданную.
Пока они покинули пронизанное бесконечными коридорами здание ФСБ, пока договаривались с посольским шофером, что тот неотступно будет следовать за корешковским «ранглером», прошло достаточно много времени, и в «Левиафане» они появились в «пересменок» – дневных посетителей уже не было, они разошлись, а вечерних – еще не было. В уютном зале, освещаемом утопленными в стенах и потолке неяркими лампочками, Изабелла и Андрей заняли угловой столик. Корешков на правах радушного хозяина заказал много еды, хотя прекрасно знал, что англичанка, как всякая женщина, следящая за фигурой, слегка поклюет, а многое останется нетронутым. Вся надежда была на виски, которое способно поддерживать нормальный аппетит.
Выпив пару рюмок и поев бульона, Изабелла расслабилась, пришла в хорошее настроение, закурила. Чувствовалось, в «Левиафане» ей нравится. Однако о делах разведчица не забывала. Сказала Андрею:
– Я ценю ваше предложение объединить усилия. Однако не вижу, как это можно сделать на практике. Я – офицер спецслужб. Вы сейчас – человек сугубо штатский, не задействованы в каких-либо силовых структурах. Для меня вы не более чем частное лицо.
– В этом-то и будет плодотворность нашего альянса. Я очень нуждаюсь в вашей помощи. У вас есть право арестовывать преступников или ликвидировать их в случае необходимости. У меня как у частного лица подобного права нет.
– Ваш резон я прекрасно понимаю. Но я-то могу действовать и без вас.
– Ну, как знаете, мисс Хартвуд. Я навязываться не стану. Вам придется рассчитывать на вашу интуицию – брать меня в оруженосцы или нет. Судьба не случайно свела нас.
– Вы, оказывается, фаталист. Ну, знаете ли… Ваши слова звучат как предложение руки и сердца.
– Обычно женщинам это приятно? – кокетливо спросил Андрей.
– Смотря кто предлагает, – не менее кокетливо ответила она. – Во всяком случае я ничье предложение пока не принимала.
– Все же, мисс Хартвуд, я считаю, – вновь посерьезнел Корешков, – вы должны использовать мой потенциал на все сто процентов.
– Даже так? Объясните, что вы имеете в виду.
– Пожалуйста. Как вы прекрасно понимаете, я должен был погибнуть с этим самолетом. Тем не менее я остался в живых.
– Вам невероятно повезло.
Андрей помотал головой:
– Мне кажется, на свете не бывает ничего случайного. Самолет был обречен, значит, и я тоже. Однако приговор по неведомым причинам вдруг отменили. Или всего лишь отсрочили, – добавил он.
– Какой приговор, мистер Корешков? Я вас не понимаю.
– Я остался в живых, чтобы отомстить убийцам. И до тех пор, пока это не будет сделано, я буду мучиться. Эта задача будет постоянно преследовать меня. Тогда, в аэропорту, я видел этих детей, девочку и мальчика. Отныне у меня перед глазами все время их лица. Счастливые и беззаботные.
Изабелла предложила выпить, Андрей налил виски ей и себе. Выпив, она сказала:
– Мистер Корешков, по-моему, вы воспринимаете счастливую для вас случайность как миссию, ниспосланную свыше. Мне кажется, это неверно и даже опасно.
– Для кого?
– Для вас, разумеется.
– Все решено не здесь и не нами, – усмехнулся он.
Закурив сигарету, Хартвуд сказала:
– Ну, хорошо. Если я соглашусь на ваше предложение о сотрудничестве, то нужно подумать, как это сделать официально.
– Не понимаю, какие у нас могут быть трудности. Нужно элементарное доверие, иначе ничего не получится.
– Этого мало. Я должна действовать в рамках правил оперативной деятельности.
– И как вы это себе представляете? – спросил Андрей, еще не понимая, куда клонит собеседница.
– Ну, например, мне разрешено использовать осведомителей.
Корешков встал и протянул англичанке руку:
– Вашу лапку, коллега.
Изабелла, не поняв его странного поведения, машинально протянула руку. Нагнувшись, Андрей подставил под ее ладонь свою и поднес к губам:
– Спасибо за приятный вечер.
Он повернулся, чтобы уйти. Изабелла сидела с ошеломленным видом.
– В чем дело? – после паузы спросила она. – Что с вами случилось?
– Вырастешь, Белла, узнаешь, – криво усмехнувшись, ответил Андрей. – Посольский шофер знает отсюда дорогу до гостиницы.
Он вразвалочку подошел к барной стойке, расплатился, затем, даже не оглянувшись на Хартвуд, покинул помещение.
Изабелла с удивлением и досадой смотрела ему вслед. Да, видимо, не случайно Достоевский и Чехов писали про загадочную русскую душу.