Шесть часов утра. Ынчжу проснулась и стала по привычке готовить завтрак. Услышав громыхание посуды на кухне, ее муж спустился вниз и сказал, чтобы она сегодня поспала подольше – он сам займется отцом. Но Ынчжу отказалась. Она уже встала, да и лучше просто стряпать что-нибудь на кухне, чем лежать и думать о свидетеле. Всего за несколько дней дом стал для нее чужим, все вокруг казалось таким далеким, будто оторванным от реальности. Не понимая, что именно она чувствует, Ынчжу накормила детей завтраком, услышала от них, что они ее любят, и прошептала в ответ: «И я вас», затем убрала со стола. Хосон хотел было что-то сказать ей, но передумал и вернулся в кабинет.
Ынчжу приготовила кашу и отнесла ее свекру. Тот пожаловался на больную спину.
– Давайте помассирую спину?
– Не надо.
Ожидая, пока свекор все медленно доест, Ынчжу включила новости. Курс валют, объем экспорта, котировки акций, убийство жены врача… Она молча уставилась в телевизор. Как только свекор доел кашу, она вытерла ему рот, уложила в постель и вышла из комнаты.
В доме было тихо, словно его окружала толща воды. Ынчжу пила кофе и размышляла, кто может быть тем самым таинственным свидетелем. Он откуда-то все видел – Ынчжу понимала, что ходит по краю. Вдруг ее охватили тревога и беспокойство. Она прекрасно понимала, что тревоги и страх и дальше будут преследовать ее, и это ее угнетало. Еще несколько дней назад она была образцовой домохозяйкой, что же пошло не так? Ынчжу поставила кружку с недопитым кофе в раковину и быстро вышла из дома.
Во дворе она столкнулась с пожилой соседкой. Увидев Ынчжу, та выпучила глаза, остановилась, но потом все же подошла к ней и сочувствующе спросила:
– Ну как ты, держишься, голубушка?
– Голубушка?
Стараясь скрыть острую неприязнь, она посмотрела на соседку. Очевидно, та имела в виду слухи про ее визит в полицейский участок, которые расползлись по округе. Ынчжу с радостью прогнала бы эту нахалку из дома, но она сразу поняла, к чему это приведет. Квартирантка подумает, что совесть Ынчжу нечиста, и по всему району опять пойдут сплетни. Да и не стоила соседка таких нервов после всего пережитого. Дело еще не закрыли. Следователи могли вернуться в любой момент.
– Спасибо, все нормально, – сказала Ынчжу и вышла со двора.
Соседка, которая заметно нервничала во время разговора, с облегчением вздохнула. Конечно, новость о том, что невестка хозяина дома связана со смертью мужчины у ручья, потрясла всех местных жителей и дала повод для пересудов. Никто не мог поверить, что Ынчжу совершила убийство. Да что там совершила, даже имела малейшее отношение к нему.
Соседке действительно было жаль Ынчжу. Она попыталась вспомнить детали той ночи. Кажется, Ынчжу вернулась домой в начале первого. Женщине стало казаться, что следователи специально задали ей вопрос с подвохом. Ее стали одолевать угрызения совести. Но вскоре все ее мысли снова заняли карточные долги, и она вернулась в свою комнату.
Выйдя за ворота, Ынчжу, как обычно, поднялась на холм, чтобы сделать зарядку. Стояла ясная летняя погода, цикады трещали особенно громко. Она стала вспоминать, как двадцать лет назад они с Хосоном впервые оказались вместе в этом районе. Тогда он считался элитным. Многие дома были спроектированы с учетом коэффициента полезной площади, так, чтобы под одной крышей могли жить три-четыре поколения. В те времена было модно отделывать фасады красным кирпичом, кто-то даже строил дом с просторным двором и садом.
Для Ынчжу, которая со школы жила в двадцатиэтажке, дом с большим двором казался несбыточной мечтой. Он символизировал беззаботность и спокойствие, тепло и достоинство, а еще светлое будущее с ее милым Хосоном, который был старше ее на четыре года. Они шли по тихим улочкам этого района, мимо домов с просторными дворами, мимо изгородей из плетистых роз. Он нежно держал ее за руку, будто вел ее в новый мир, о котором она совсем ничего не знала. В тот момент Ынчжу была готова пойти за любимым хоть на край света. Она верила, что там, за воротами дома, ее ждет двор и сад с высокими деревьями.
Дом Хосона располагался в глубине района. Там дворы и сады были большой редкостью, вокруг теснились домики из красного кирпича, которые в основном сдавались в аренду квартирантам. В тот день Хосон повел ее к дому по самой длинной дороге. Гораздо быстрее было проехать одну остановку на автобусе, спуститься к ручью, а там и до дома недолго. Ынчжу иногда спрашивала себя, почему Хосон повел ее по длинному пути. Может, хотел показать ей розы. А может, не хотел показывать все эти фабрики возле ручья.
В любом случае в доме, возле которого тогда остановился Хосон со словами «Вот мы и пришли», не было ни сада, ни изгороди из роз. За широко распахнутыми воротами – они всегда были открыты, потому что там, насколько Ынчжу помнила, жили десять семей – она увидела дом с пристройкой и залитый цементом унылый двор. Хосон виновато улыбнулся, будто извиняясь за обманутые ожидания. Но тогда она была настолько поражена размером дома, что у нее не было времени расстраиваться из-за несбывшейся мечты.
Ее свекор рассказывал, что, когда в семидесятые начался спрос на школьную форму, производством которой он занимался, он купил землю рядом с фабрикой и построил там дом. Он считал, что настоящий мужчина должен построить свой дом до сорока лет, и сделал все возможное, чтобы успеть это осуществить. Снаружи свекор отделал дом гранитной плиткой, которая была популярна в семидесятых, а на окна установил железные решетки, чтобы не залезли воры. Для сада он выбрал самые дорогие саженцы.
Хосон иногда вспоминал тот день, когда семья переехала в этот район. Они подъехали к дому на личной машине с водителем. Все местные – от взрослых до сопливой детворы – сбежались посмотреть на них.
Свекор любил детей, потому что все они носили школьную форму. Каждый раз, встречая на улице ребенка, он наставлял его: «Подрастай скорее и иди в школу». Кроме того, свекор любил политику. Он был твердо убежден, что, если заручиться поддержкой должностного лица, можно без проблем получить разрешение на строительство фабрики, покупку земли и даже личного автомобиля. Безопаснее всего можно получить лицензию, заплатив нужным людям, а не дожидаться ее в установленном порядке – так он полагал.
Благодаря интересу к политике свекор в 1978 году баллотировался в Объединенное самостоятельное гражданское собрание. Вообще-то он мечтал попасть в парламент, но все обстоятельства были против него, поэтому он пошел на компромисс сам с собой и согласился на должность выборщика. Ему повезло, поскольку это место предназначалось директору местной школы, но тот погиб в автокатастрофе. Свекор вложил много денег, чтобы получить возможность участвовать в выборах. Несмотря на попытки жены его разубедить, он продолжал твердо верить, что в Республике Корея невозможно вести дела, не имея никаких связей с представителями власти.
В конечном итоге свекор стал выборщиком и участвовал в церемонии инаугурации 1978 года, которая проходила на центральном стадионе в Сеуле. Тогда он волновался сильнее, чем сам президент Пак Чонхи, который победил на выборах. Дома устроили застолье, а всем работникам фабрики он выдал премию. По этому случаю они всей семьей даже пошли в ателье, чтобы сделать фотографию, которая до сих пор висит в комнате на втором этаже. То время было вершиной славы свекра Ынчжу.
Через год после выборов Пак Чонхи застрелили, что стало большим потрясением для отца Хосона. Смерть президента спутала ему все карты. Он и подумать не мог, чтобы кто-то, кроме Пак Чонхи, мог занять пост президента. Свекор Ынчжу наблюдал, как в США Форд сменял Никсона, Картер – Форда, подобная система казалась ему странной и неэффективной. В его представлении стране было достаточно одного президента, как и одного завода по производству школьной формы.
Но это потрясение было не единственным. Свекор, который был убежден, что в стране может быть только один такой завод, узнал об отмене единой школьной формы. Используя свое научное и рациональное мышление, он тщательно изучил демографическую ситуацию в стране и пришел к выводу, что между серединой шестидесятых и началом семидесятых родилось рекордное число детей. Все они пойдут в школу, так что его бизнес будет приносить прибыль, даже если он не будет расширяться. Но эта мечта разбилась о суровую действительность.
Именно тогда свекор перенес первый инсульт. Выздоровление шло медленно, он перестал призывать ребятню скорее подрастать и идти в школу. Он смотрел на мир крайне скептично и с большим недоверием.
«Я не могу быть уверенным, что завтра утром солнце взойдет на востоке», – часто говорил он.
Свекор старался принимать обдуманные решения, но долго мучился от того, что его выбор может привести семью к разорению. Он не смог до конца смириться с этим, ведь он был главой семьи и должен был дать образование и устроить браки своих детей. Тогда фабрика снова дала ему надежду. С мечтами об успешном бизнесе пришлось проститься, но осталась земля, а цены на нее росли. Школьную форму отменили, но его детей никто не отменял, и им нужно было где-то жить.
Свекор продал заводскую землю и купил новый дом, чтобы сдавать в аренду. В те времена повсюду сносились ветхие строения, и на их месте строили одинаковые малоэтажные коробки на несколько десятков квадратных метров. Все больше людей хотели купить готовое жилье, а не вкладываться в строительство. Поэтому вырубить сад и расширить дом для сдачи в аренду было очень практичным решением. Его статус делегата Объединенного самостоятельного гражданского собрания сыграл ему на руку. Он смог добиться разрешения администрации на пристройку и, нарушив несколько строительных норм, сделал на каждом этаже по пять комнат с одной кухней – всего десять комнат для квартирантов.
В тот день, когда Ынчжу с мужем впервые оказались перед этим домом, все десять комнат сдавались рабочим с соседних фабрик. На каждом этаже находилось по пять одинаковых дверей, рядом с каждой – газовый баллон. Над ними – типовые окошки. На перилах длинных балконов сушилось белье, на втором этаже напротив двери одной из комнат стояла молодая с виду женщина с ребенком на руках и смотрела на Ынчжу. В ее глазах читалась зависть к девушке, которой предстояло стать частью семьи домовладельца. Пусть у них и не было внутреннего дворика, тот завистливый взгляд немного сгладил разочарование Ынчжу.
Пристройка, предназначенная только для сдачи в аренду, и главное здание, воплощение роскоши экономического чуда семидесятых годов, снаружи выглядели весьма странно. Мама и четыре сестры Хосона стыдились жить в этом доме и не одобряли практические помыслы главы семейства. Но к тому времени сестры уже вышли замуж, поэтому в их комнатах на втором этаже жили совсем другие люди. Когда Ынчжу и Хосон сыграли свадьбу, в доме проживало в общей сложности двенадцать семей. В каждой комнате обязательно плакал ребенок, кто-то пил, дрался, и это все очень злило свекра. Мать Хосона должна была следить, чтобы на воротах всегда висело объявление «Сдаются комнаты», и держать свободные комнаты в порядке на случай, если их придут посмотреть новые квартиранты.
Но вскоре после того, как Ынчжу родила второго ребенка, а свекровь умерла от рака, люди стали съезжать один за другим. Человек, живший на втором этаже основного дома, уехал, получив собственную квартиру. Другие арендаторы разъехались после переезда фабрики. Тем временем сестры Хосона приезжали одна за другой, требуя свою долю наследства в виде кредитов, а третья даже подала в суд за то, что ей не отдали обещанные деньги. И каждый раз сестры Хосона советовали продать дом и переехать в квартиру, но отец их не слушал. С какого-то момента они перестали приезжать, а когда Ынчжу изредка созванивалась с ними, то они говорили, что устали бороться с отцом и его упрямством.
«Сами подумайте. Если продать дом и переехать в квартиру, сколько денег сможете выручить! Стоит прислушиваться к мнению окружающих. Отца и могила не исправит. Это старый район, он даже никогда не перестраивался! Я слышала, что тут есть гробница или что-то в этом роде времен эпохи Корё. Какой от нее прок? Место притяжения туристов, что ли? Нет. А может, он не хочет переезжать, потому что у него куча денег под кроватью спрятана. Проверьте, вдруг найдете».
И сам свекор, и все вокруг оставались неизменными. Со второй половины девяностых годов во время каждых выборов все окрестности гудели: жители бурно обсуждали, начнется ли на этот раз благоустройство района. Вдобавок поблизости построили современный жилой комплекс, и красочные баннеры с надписями вроде «Все, о чем вы мечтали, здесь» развевались на каждом перекрестке. На крыше сорокавосьмиэтажного жилого дома были установлены неоновые лампы, и в туманные дни он казался величественным замком. Некоторое время местные жители надеялись, что как только комплекс будет сдан, увеличатся цены на землю и появится новый бизнес в их районе, но вскоре эти надежды рухнули. Старожилы все чаще стали ходить в супермаркет, построенный рядом с новыми домами, поэтому старый рынок опустел.
В районе не построили ни одной новой дороги или здания. Почти все старые фабрики переехали, лишь несколько остались на прежних местах. В заброшенных домах часто собирались старшеклассники и нюхали клей. Временами происходили несчастные случаи, но камер видеонаблюдения никто не установил. За фабриками, как говорила сестра Хосона, находились «бесполезные гробницы эпохи Корё», которые никак не могли стать туристическими достопримечательностями: их раскопали, накрыли пленкой и благополучно про них забыли. Между заводами и древними гробницами были только дома людей, отказавшихся переезжать, опустевший рынок и комиссионные магазинчики. Перед каждым из них красовалась вывеска с надписью: «Сдается в аренду», как будто это было каким-то обещанием успеха.
Вдоль дороги, ведущей на территорию фабрики, протекал ручей. У Ынчжу перехватило дыхание. Здесь она убила человека. Может, свидетель видел ее, находясь на заброшенной фабрике, что за ручьем, или на пустыре напротив. Почему свидетель был там в столь поздний час? И зачем вообще она совершила это убийство?
В тот день Ынчжу встретилась со школьными подругами. Они поужинали и пошли в ретробар. В последнее время как раз пошла мода на старину. Поэтому одна из подруг посоветовала это место, где на стенах висели пожелтевшие постеры французских мелодрам и играла музыка из семидесятых и восьмидесятых:
– Это место для престарелых. Для тех, у кого есть смартфон, но кто даже не знает, как скачивать на него музыку, для тех, кто молодится, колет ботокс и носит очки от дальнозоркости.
Ынчжу с подругами заказали лепешки с зеленью и, подливая друг другу рисовое вино, посматривали на соседние столики. Все как сказала подруга: ни одного молодого лица. Женщины обсуждали учебу детей, падение цен на жилье в районе и приближающийся выход мужей на пенсию. Они мирно болтали под аккомпанемент мелодий сорокалетней давности. То же самое они обсуждали и на прошлой встрече, когда одна из подруг выдала, что беседа стала совсем скучной:
– Хватит уже о проблемах, сменим тему. Поговорим о мужчинах. Есть кто-нибудь симпатичный на примете?
– Если есть, оставьте его мне.
– Всем симпатичным уже тоже под сорок, но нам в любом случае уже ничего не светит.
– А ты уже все, помирать собралась? Мы минимум до ста лет доживем. Но хорошо бы найти способ достойно уйти лет в восемьдесят.
– Если хочешь пораньше уйти – пей, кури, там и до рака недалеко. Сейчас от него все умирают.
– Ты что! Так ты обузой для детей станешь. Спортом надо заниматься и вести здоровый образ жизни, чтобы жить качественно, а уйти из жизни пораньше безболезненно для всех.
– Одно другому противоречит. Если вести здоровый образ жизни, то пораньше не умрешь. Здоровый человек, как правило, живет дольше. Детей сейчас почти не рожают, а если так и дальше пойдет, то молодежь надорвется нас всех содержать.
– То есть мы сами себе пойдем могилы рыть? Ынчжу, твой свекор еще жив?
– Ну да, и пока умирать не собирается.
– О как. Гадалка говорила, что ему всего год остался. Помнишь? – спросила Хёнсук. Ынчжу училась с ней в одной школе и в университете. Она вспомнила, как три года назад подруга отвела ее к весьма сведущей гадалке.
– Говорят, что недавно эта гадалка стала получать послания от духов и ее сила только окрепла. У таких людей дар с рождения, но когда к ним начинают ходить толпами, силы пропадают. Может, спросить у нее, сколько твоему свекру осталось? – предложила тогда Хёнсук.
– Думаешь, мне стоит прямо ее спросить?
– Нет, я сама.
Хёнсук, долго не раздумывая, сразу начала:
– Моя подруга ухаживает за свекром, который перенес инсульт. Скажите, когда это закончится?
На удивление, гадалка не стала использовать в обряде рис для кормления духов или шаманские колокольчики. Вместо этого она включила ноутбук и запустила программу, которая замысловато рисовала созвездия. Хёнсук спросила:
– Я слышала, что на вас снизошел дух, а на самом деле вы просто гороскопы составляете? Так вроде только на Западе делают?
– Ко мне приходит западный дух. Он говорит со мной на английском, и я его понимаю. А то, что не понимаю, толкую с помощью этой программы. Представляете, как это тяжело?
– Похоже, вы хорошо знаете английский.
Хёнсук такое объяснение вполне устроило, но Ынчжу этот диалог показался жалким. Он будто был списан с какого-то глупого комедийного шоу. Она решила, что пятьдесят тысяч вон за консультацию с гадалкой должна заплатить ее подруга. Удивительно – дух, говорящий по-английски.
Гадалка напряженно смотрела в монитор:
– Твой свекор очень силен. Он слишком силен, и этим он душит своих детей, не давая им вырасти. Твоему мужу предначертано быть всю жизнь в тени отца. Его отец – тигр, а он сам всего лишь щенок рядом с ним. Как ему свободно дышать, когда рядом тигр? Но муж твой живет благодаря своему отцу. Дети ваши тоже живут за его счет. Но скоро всему придет конец.
– Чему конец? Хотите сказать, что удача отвернется от нас?
– Свекру твоему конец. Год, один только год остался. И как только он умрет, твой муж сможет вздохнуть свободно.
– О, всего год, поздравляю, – ляпнула Хёнсук.
За консультацию заплатила Ынчжу. В ее голове созрел план: дождаться смерти свекра, продать дом и переехать, а еще найти тайник с деньгами, неважно где, в одеяле или под кроватью, и открыть кафе. Ждать оставалось меньше года, ее мечта вдруг стала приобретать более конкретные очертания.
С того момента прошло три года, свекру тогда было восемьдесят семь. За это время Ынчжу записалась на кулинарные курсы, получила удостоверение повара и продолжала прилежно заботиться о свекре, который должен был вот-вот покинуть этот мир. Но свекор и не думал умирать – в этом году он собирался праздновать девяностолетний юбилей. Единственное, что менялось в жизни Ынчжу, так это рабочие-мигранты, которые снимали у них жилье.
«Смотри, твоему свекру скоро девяносто, значит, и мы до ста сможем дотянуть. И что нам теперь до ста лет делать?»
Подруги, перебивая друг друга, стали обсуждать незавидную жизнь их поколения и как всем приходится непросто. Их сильно развезло от алкоголя, но они все равно решили отправиться в караоке после бара.
Примерно в двенадцать часов ночи Ынчжу вышла из караоке и села в такси до дома. После шумного бара тишина в салоне казалась оглушающей. Настроение испортилось. Таксист оказался молчаливым и до конца поездки не проронил ни слова. В такой поздний час, да еще и в таком состоянии Ынчжу было разумнее всего добираться на такси прямо до ворот дома, а не идти пешком по безлюдной улице. Но она вышла на автобусной остановке и медленно пошла в сторону дома. По дороге ей не встретилось ни единой души. Несколько дней подряд шел дождь – влажный теплый воздух смешивался с тусклым светом фонарей вдоль ручья. И тут она увидела мужчину.
Быстрого взгляда хватило, чтобы понять, что он пьян. Мужчина стоял, запрокинув голову назад, выпятив надутый живот, и мочился в ручей. Ынчжу не знала его, но, проходя мимо, она ощутила дежавю и резко обернулась. Она увидела перед собой спину беззаботно стоявшего незнакомца. Вдруг она вспомнила один случай времен начальной школы.
Тогда она училась классе в четвертом. То ли ее оставили дежурить, то ли наказали, но, когда Ынчжу в расстроенных чувствах шла домой, уже смеркалось. Путь от школы до дома был неблизким. Надо было пройти через два надземных перехода, два обычных, потом перебраться по мосту через грязную речку и подняться по многочисленным ступеням в горку.
Через реку, что текла между фабриками, были перекинуты два моста. Ынчжу шла по узкому пешеходному мосту, рядом был еще один – автомобильный. Пешеходный мост, который, по словам взрослых, был построен еще во времена правления японцев, сильно обветшал и разрушился. Несмотря на это, Ынчжу всегда ходила именно по нему – так до школы было быстрее всего. Хотя эту реку с натяжкой можно было назвать именно рекой, скорее это был мерзко пахнущий ручей – запах шел от отходов, которые сливали в него местные производства. Чтобы не чувствовать вони, Ынчжу дышала ртом. В конце моста она увидела какого-то старика, справляющего нужду. На том месте, где он стоял, даже ограждения никакого не осталось. Старик был пьян, его шатало, выглядел он жалко и одиноко. На мосту больше никого не было.
«Если резко толкнуть его в спину, он умрет, и никто об этом не узнает», – словно молнией пронеслось у нее в голове. У нее свело живот. Откуда пришел этот импульс? Ынчжу не могла понять ни тогда, ни потом, но этот импульс был таким сильным, что колени задрожали, а ноги сделались ватными. Во рту пересохло. Ынчжу встала как вкопанная, тело ее не слушалось. Она смотрела на мужчину и видела, как внизу медленно течет мутная вода, а на горизонте темнеет багровый закат.
«Вот сейчас», – промелькнуло у нее в голове.
Но Ынчжу стояла, замерев, не в силах пошевелиться, и смотрела ему в спину. Вероятно, ощутив ее взгляд, тот обернулся. Она вдруг увидела лицо человека, которого только что могла убить. У этого грязного ничтожного существа гноились глаза, в уголках рта скопилась слюна. Похоже, он понял, что Ынчжу наблюдала, как он мочится. Он беззвучно обнажил желтые зубы в улыбке и повернулся к ней. Ширинка была расстегнута, она видела, как на брюки капает моча. Ынчжу закричала и сломя голову понеслась прочь. Ей казалось, что старик погонится за ней и вот-вот набросится. Ей чудилось, как его заплывшее лицо спрашивало, почему она хотела убить его. Громкие звуки его шагов отдавались в ушах.
Старик за ней, конечно, не погнался. Ынчжу добежала домой, выслушала нотации матери, мол, почему так поздно, и забыла о том человеке. Иногда у нее перед глазами всплывали силуэт и гримаса старика. Она дрожала от ужаса. Но с того момента она не задумывалась о том, почему ей тогда, на мосту, пришла в голову мысль об убийстве.
Когда у ручья Ынчжу увидела силуэт Кан Инхака, то внезапно вспомнила того старика, которого в четвертом классе повстречала поздним вечером. Как будто ей вновь надо было пройти это испытание спустя долгие тридцать лет. Перед ней снова стоял пьяный мужчина, который мочился в реку. Все как в тот день. «Только в этот раз пьяна я. Может, зря я тогда не сделала этого?» – раньше она не задумывалась об этом, не видела в этом смысла. Даже если бы Ынчжу тогда, в четвертом классе, толкнула старика в спину изо всех сил, ничего бы не изменилось. На следующий день ей пришлось бы пойти в школу, снова остаться после уроков, незаслуженно получить указкой по ладоням и вернуться домой. Ничего бы не изменилось, абсолютно ничего.
Казалось, будто доносившийся до нее шум воды поглотил ночь. Что бы ни случилось, все исчезнет в этой темноте, все окажется погребенным под шумом воды. Ынчжу медленно приблизилась к мужчине. До этого момента она не думала всерьез убивать его. В отличие от случая в начальной школе, теперь ей оставалось лишь сделать несколько шагов. Ынчжу развернулась и собралась уйти.
Услышав ее шаги, мужчина слегка повернул голову. Перед ним была не ученица четвертого класса, а женщина за сорок, которая стояла и наблюдала за тем, как он справляет нужду. Перед ней стоял мужчина, которого, похоже, забавляло, что какая-то женщина рассматривает его гениталии. Она смогла различить его замутненный взгляд и сальное лицо. Мужчина искривил рот в улыбке. В темноте его, по-видимому, недавно вставленные зубы выглядели острыми и устрашающими.
На мгновение Ынчжу показалось, что мужчина узнал ее. Она его не помнила. Но возможно, он заходил когда-то к тайкуну школьной формы – именно так местные все еще называли свекра. Если потом они когда-либо встретятся, он может узнать ее по одежде и станет распускать слухи, что невестка уважаемого в районе человека пялилась на его гениталии. От этой мысли Ынчжу внезапно стало противно. Что-то сжалось у нее в животе, внезапно ударило в виски, пронзило все тело и вырвалось наружу. Как только мужчина снова повернул голову и собрался было застегнуть ширинку, Ынчжу бросилась к нему и, стиснув зубы, изо всех сил толкнула.
Он пошатнулся и, издав странный звук, не похожий ни на крик, ни на удивленный возглас, кубарем скатился вниз с насыпи, зачерпывая землю, которая была повсюду – тогда в районе велись работы по углублению дна ручья. Мужчина с шумом упал в воду. Барахтаясь и крича о помощи, он издал последний крик предсмертной агонии. Ынчжу вглядывалась в темноту воды. Его нигде не было видно.
Она продолжила путь домой. Ее руки и ноги дрожали, будто после удара током, а стук сердца отдавался в ушах. Казалось, что барабанные перепонки вот-вот разорвутся. «Что я наделала?» – спрашивала она саму себя. Случившееся не укладывалось в голове. Вспотевшие ладони до сих пор ощущали прикосновение к тяжелому жирному телу мужчины.
«Я ничего не сделала», – пробормотала Ынчжу в пустоту.
В ту секунду ей пришло в голову, что мужчина мог выбраться из воды. «А если он выживет и все расскажет…» – по телу побежали мурашки. Она обернулась и спустилась по прибрежной насыпи туда, где была свалена выкопанная земля. Ынчжу увидела мужчину. Он барахтался в воде и, отчаянно пытаясь выбраться, цеплялся за траву. Она подошла к нему. Мужчина держался из последних сил.
– Эй, сука! – крикнул он.
Ынчжу стояла как вкопанная, уставившись на него. В этот момент под весом мужчины пучок осоки вырвался прямо с корнями. Он снова оказался в водном потоке. Еще какое-то время он пытался выбраться, но потом силы оставили его. Стоял сезон дождей, уровень воды в ручье сильно поднялся.
Она снова забралась на груду земли. Ынчжу несколько раз поскальзывалась, но отчаянно продолжала цепляться руками и ногами, чтобы подняться. Она бежала без оглядки. В голове роились мысли: «Ручей мелкий. С такой глубины вполне можно выбраться, если ты не пьян. Если он умер, то сам виноват – потому что был пьян. И уровень воды поднялся. Все потому, что трава, за которую он схватился, вырвалась с корнями. Я не виновата».
Ынчжу вернулась домой вся взмокшая от пота. Стоя у двери, она перевела дыхание и вошла. Все спали. Ынчжу разделась, кинула одежду в стиральную машину и пошла в душ. Не включая свет, она забралась в постель и с головой накрылась одеялом. Так она чувствовала себя в безопасности. Где-то мяукала кошка, сердце Ынчжу все еще колотилось, но заснула она неожиданно быстро. Должно быть, все из-за алкоголя.
Тело обнаружили два дня спустя. Рабочие, которые занимались углублением дна, рассказали, что его нашли в коллекторе ручья. Новость ей сообщил владелец местного магазина. Когда Ынчжу узнала о том, что нашли тело, ей отчего-то стало легче. Эти два дня она нервничала, прокручивала сценарии того, как поступить, если он выжил.
Она была не столько напугана, сколько удивлена. Убийство человека уже само по себе экстраординарный поступок. Как ни парадоксально, Ынчжу вовсе не гордилась содеянным, но и страха не ощущала. И вины тоже. Как ни посмотри, не было никаких оснований записывать себя в убийцы. Все случившееся казалось теперь чем-то сюрреалистичным.
Однако она не стала глубоко размышлять над причинами своего удивления. Ей это претило. Она боялась, что чувство вины возьмет верх. Она не оправдывала себя, но, с другой стороны, хотела избежать самокритики и старалась заглушить угрызения совести. Пытаясь избавиться от этих мыслей, Ынчжу бормотала про себя: «Все уже случилось, ты ничего не можешь исправить». Пытаясь отстраниться от произошедшего, она вылизала каждый уголок дома, вымыла раковину и холодильник, приготовила кимчи. Как будто ничего не произошло.
И все же по ночам ей снилось, как она вновь приближается к силуэту мужчины у ручья. И всякий раз она уговаривала себя не подходить к нему: «Остановись. Иди домой, как тогда, в четвертом классе, прямиком домой. Домой, домой…» В этот момент мужчина всегда поворачивал голову, и Ынчжу толкала его в спину.
Этот кошмар продолжал сниться ей, однако страх постепенно отступал. Через некоторое время Ынчжу удалось отстраниться от преступления. Прошло несколько дней, и ей стало казаться, что убийство было всего лишь сном, что она не виновата и не несет никакой ответственности за произошедшее. Приход полицейских она расценила всего лишь как необходимую формальность в рамках расследования. Ынчжу чувствовала себя в безопасности, ведь с погибшим ее ничего не связывало.
Узнав от полицейских о свидетеле, Ынчжу по-настоящему испугалась, ноги онемели. Она начала осознавать серьезность ситуации. Но Ынчжу взяла себя в руки ради детей. На душе было неспокойно: «Сын и дочь не должны жить с клеймом детей убийцы. Что бы ни случилось, я обязана сделать так, чтобы муж и дети считали меня ложно обвиненной, даже если меня осудят. Это мой материнский долг. Я должна исполнить его до конца». На глазах наворачивались слезы, когда она думала о детях. Каждый раз, сдерживая плач, она чувствовала отчаяние от того, что ей приходилось выносить все эти испытания в одиночку.
Полиция отпустила Ынчжу, но мысли о свидетеле не давали ей покоя. Не оставила ли она улики? А что, если полиция снова ее задержит? Она думала об уликах, но кроме удостоверения личности в кошельке, ничто не могло указать на нее. А оно было при ней. Тем не менее у Ынчжу не получалось вернуться к своему прежнему состоянию отрешенности от происходящего. Мысли об убийстве, наоборот, еще сильнее прилипли к ней. Она еле переставляла ноги, будто тащила на спине тело того утопленника.
Она медленно спустилась по тропинке с противоположной стороны холма и пошла домой. По дороге она зашла в магазинчик, купила упаковку яиц и туалетную бумагу. Там она встретила начальника полицейского участка. Он сидел под зонтиком от солнца и пил газировку. Увидев Ынчжу, он поднялся и поздоровался с ней. Ынчжу в ответ слегка кивнула. Они встречались всего пару раз на улице. Тем не менее участковый наблюдал за ней, пока она пробивала товары и расплачивалась на кассе. В конце концов он подошел к ней и заговорил:
– Нелегко вам пришлось в последнее время…
– Да уж…
Хоть начальник участка и говорил вежливо, на его лице читались сомнения, недовольство, насмешка и даже любопытство. Ынчжу решила, что он все еще подозревал ее, но неожиданно он спросил:
– С вашим свекром все в порядке? Как он себя чувствует?
– Да все вроде бы ничего.
– Он у вас великий человек! Я слышал, что он сам добрался до нашего участка. Приношу свои извинения, я не должен был доводить до этого.
Он еще долго расхваливал свекра Ынчжу и извинялся за произошедшее. Ынчжу молча слушала, прикрыв лицо от палящего солнца кошельком. Ей показалось, что неспроста он затеял этот разговор. Поэтому, как только он замолчал, она лишь холодно ответила: «Я передам ему ваши слова», и сразу ушла прочь.
– Скажите ему, что я как-нибудь зайду!
Ынчжу не понимала, почему участковый так трепетно относился к свекру. Он искренне уважал его, но не потому, что тот живет в его районе с середины семидесятых. Когда начальник только стал полицейским, ему не было и тридцати – он даже взглянуть не смел на делегата гражданского собрания, выбиравшего президента. С тех пор он навсегда проникся глубоким уважением к свекру Ынчжу. Более того, молодость полицейского пришлась на семидесятые, а все, что было связано с молодостью, грело ему душу. Поэтому всякий раз, когда полицейский слышал про те президентские выборы, его охватывала ностальгия. Да, жили тогда небогато, но зато в стране царил порядок, все надеялись на светлое и достойное будущее. А каким авторитетом в то время пользовались в семье отцы! В этом смысле сейчас все иначе. Но свекру Ынчжу не приходилось жаловаться, сын и невестка, как в старые добрые времена, уважали его. Именно о такой старости мечтал начальник полицейского участка. Поэтому узнав, что парализованный свекор Ынчжу самостоятельно добрался до участка, он почувствовал сожаление и тревогу.
Ынчжу совершенно не догадывалась, что на уме у участкового. Она подумала, что он язвит, как и все соседи, которые, завидев ее, начинают перешептываться. Она будто очнулась ото сна. На смену апатии, которая овладела ею после допроса в полицейском участке, вдруг пришла озлобленность.
«Только и делаете, что поносите меня за моей спиной. Но у вас ничего на меня нет», – пробормотала Ынчжу. Она думала, что никто, даже полиция, не сможет найти связь между ней и погибшим Кан Инхаком. Поэтому почувствовала себя в безопасности. Вернувшись домой, она приготовила ферментированного ската с тушеной свининой, рецепт которого выучила на кулинарных курсах в прошлый раз. Ее муж несказанно обрадовался, что она снова была полна сил, и весь вечер хвалил ее. Ынчжу даже на какое-то время почувствовала себя счастливой.
Через несколько дней раздался звонок. Каждый день Ынчжу провожала детей в школу, ухаживала за свекром, посещала кулинарные курсы, поднималась на холм на променад и ходила в баню по абонементу. Когда зазвонил телефон, она как раз готовила ужин.
– Алло?
– Могу ли я поговорить с Ли Ынчжу? – заговорил мужчина после небольшой паузы.
Его голос смешивался с каким-то шумом, как будто звонили издалека. После перехода на интернет-связь в телефоне Ынчжу часто были помехи.
– Это я.
– Ли Ынчжу, это я… был там в тот день.
– Что? Говорите громче, пожалуйста.
– Это я вас тогда видел.
– Что вы видели?
– …убийство!
– Что?!
– У-бий-ство. Убийство! Это ведь вы его убили! Я вас видел!
– А, да… Ой, нет, нет, алло? Я сказала «да», потому что тоже слышала об убийстве, но убийца не я. О чем вы вообще?
В голосе чувствовалась насмешка:
– Я звоню не для того, чтобы сообщить в полицию. В этом нет смысла. Так что вам не нужно оправдываться.
– Тогда зачем вы звоните?
– Мне просто любопытно. Зачем вы вообще его убили? Что вас связывало? Старая обида? Я всего лишь хочу знать причину.
Ынчжу на мгновение замолчала, затаив дыхание. Затем она снова заговорила, повысив голос:
– Я не знаю, что вы там видели, но я никого не убивала!
– Хотите, чтобы я предоставил доказательства?
– Поступайте, как знаете.
Ынчжу положила трубку. Ее будто оглушило. Ее шантажируют? Незнакомец не требовал у нее денег, но он ясно дал понять, что хочет узнать мотивы убийства. Она не могла понять, чего он добивался.
Ынчжу хотела узнать номер входящего звонка, но на разбитом экране ее телефона не было видно цифр. Она сразу решила купить новый телефон и подумала, что позже сможет узнать имя звонившего в салоне связи. Однако ее телефон был зарегистрирован на имя свекра, и она сомневалась, что ей сделают детализацию звонков. «Может, стоит сообщить на горячую линию, что мне угрожают?»
Неожиданно на нее навалилась нечеловеческая усталость. Она убила человека, и теперь свидетель звонил на ее личный номер. Может, рассказать мужу? Да нет, он не поверит. А вдруг свидетель навредит детям? Хотя зачем, какое он вообще имеет к ним отношение? С другой стороны, она сама убила человека, к которому не имела никакого отношения. «Да не убивала я его – просто толкнула в спину!» – в сердцах выкрикнула она. Она понимала, что все это самообман. Когда все пошло не так? В тот момент, когда она убила человека или когда объявился свидетель?
Ынчжу рухнула на диван. «Что мне теперь делать?» – думала она про себя. В гостиной было слышно только тиканье часов, в голову не приходило ни ответа, ни подсказки. Она закрыла глаза и задремала. В ее полусонном сознании промелькнула мысль, что пора готовить ужин.
Через несколько дней позвонили снова. И на этот раз голос звучал издалека, а шум усилился, но мужчина говорил гораздо спокойнее.
– Я знаю, что мои звонки вас раздражают. Но мне все равно. Думаю, это не слишком большое наказание для вас, учитывая, что вы совершили.
– Вы не имеете права говорить о наказании, – так же спокойно отвечала Ынчжу. – Вы что, из органов правопорядка? Оставьте мое преступление полиции. И, конечно, я просто говорю, исходя из вашего предположения, что убийство совершила я.
Ынчжу говорила осторожно, допуская, что мужчина может записывать разговор.
– У вас нет доказательств. Это всего лишь голословные утверждения, что вы видели эту сцену. В этом случае вы бы уже сидели и давали показания в прокуратуре. Но меня освободили, и запугать меня сейчас у вас не получится. Так что поумерьте свой пыл.
Ынчжу повесила трубку и проверила номер звонившего. Сразу после первого звонка она купила новый телефон и попробовала найти номер в телефонном интернет-справочнике. Оказалось, что звонили из телефонной будки по соседству. Ынчжу села в машину мужа и ввела адрес в навигатор. Не прошло и пяти минут, как она оказалась перед местным магазинчиком. Владелец сидел и в одиночестве смотрел футбольный матч премьер-лиги по телевизору, подвешенному к потолку.
– Добро пожаловать, – сухо поздоровался он.
Ынчжу на мгновение замешкалась: вдруг это и есть свидетель? Хотя нет, вряд ли. Будь он свидетелем, то не стал бы пользоваться телефонной будкой перед собственным магазином. Но кто знает? Может быть, свидетель позвонил отсюда, потому что в магазине никого не было? Нужно было решаться. Ынчжу подошла к хозяину магазина.
– Здравствуйте, – сказал он и пристально посмотрел на нее.
– Вы случайно не видели, звонил кто-нибудь только что из телефонной будки?
– А как я увижу? Я все время в магазине, так что понятия не имею.
Ынчжу понимающе кивнула. Слова хозяина магазина поначалу показались ей убедительными. Но через какое-то время она решила спросить еще раз:
– Могу я попросить вас об одолжении?
– О каком?
– Вы же знаете, что недавно в ручье погиб человек и несколько дней назад меня забирали в полицейский участок.
– А, вы про это… Ну да…
– Подозреваю, что все уже об этом знают.
– Так три дня уж прошло. Сочувствую…
– Какой-то сумасшедший говорит, что видел, как я убила того мужчину. Если бы я действительно кого-то убила, то полиция вряд ли просто отпустила бы меня? Но этот псих названивает мне и угрожает.
– Что за народ! Чего хотел? Денег?
– Нет, денег не просил.
– Так вы сами позвоните в полицию!
– Как вы себе это представляете? Меня в полиции допрашивали по делу об убийстве, а тут я сама пойду туда, жаловаться на угрозы? Мне так страшно. Боюсь, все местные сочтут меня странной, помогите мне, пожалуйста.
Отчаяние Ынчжу тронуло хозяина магазина:
– Да, что я могу для вас сделать?
– Если вы увидите, что кто-то звонит из телефонной будки, сделайте фотографию этого человека и отправьте мне.
– Но что, если я этого не увижу? Телефонной будки отсюда не видно.
– Если вы увидите кого-нибудь подозрительного, сообщите мне. Боюсь, что сама я его спугну.
Владелец магазинчика кивнул.
– Хорошо, если увижу, обязательно сообщу. Вы говорите, звонил мужчина?
– Да. В наши дни немногие пользуются таксофонами.
– Это верно.
Ынчжу несколько раз поблагодарила владельца магазинчика и вернулась домой. Не было никакой гарантии, что свидетель позвонит с того же телефона-автомата. Вдобавок у нее не было никакого конкретного плана по поиску свидетеля и вариантов, как это сделать. Но Ынчжу не могла сидеть сложа руки. Она рассуждала так: несправедливо, что свидетель знал ее, а она его – нет.
В тот вечер свекор сходил под себя. Такое уже случалось и не раз, но привыкнуть к этому было невозможно. Пока Хосон мыл отца в ванной, Ынчжу свернула его одежду, выбросила ее и открыла окно, чтобы проветрить. Свекор упрямо отказывался от подгузников, а аппетит у него был отменным.
Комната еще до конца не проветрилась, когда к ним явились прихожане местной церкви помолиться за свекра. Непонятно, когда он начал ходить в церковь. По словам Хосона – сразу после того, как перенес первый инсульт. До недавнего времени, пока ему не стало совсем плохо, он с удовольствием посещал утренние воскресные службы. Ынчжу молча следовала за ним, чтобы угодить, и Хосон беспрекословно делал то же самое.
Прихожане помолились, а уходя, взяли Ынчжу за руку и, утешая, пожелали быть сильной ради своего свекра. Она вручила им конверты с пожертвованиями. Судя по тому, что он каждый раз раздавал прихожанам конверты с деньгами, Ынчжу поняла, что где-то в комнате свекор устроил тайник.
Владелец магазинчика несколько раз присылал фотографии. Но звонки на некоторое время прекратились, так что люди на фотографиях не имели никакого отношения к делу. Несколько дней спустя свидетель позвонил снова. Услышав телефонный звонок, Ынчжу сразу поняла, что это он.
– Ли Ынчжу, я нашел вашу страницу в соцсетях. Само собой, я зашел под чужим ником, чтобы не подвергать вас бесконечному соблазну вычислить меня. В последнее время вы ничего не публиковали. Вы завели второй аккаунт?
– Зачем вы это делаете?
– Хочу узнать о вас как можно больше. Как вы связаны с покойным Каном?
На телефон пришло уведомление. Это хозяин магазина прислал фотографию. На ней был запечатлен пожилой мужчина в синей рубашке, похожей на униформу таксистов. Но лицо не получалось различить. Ынчжу молча положила трубку на стол и рванула к магазину. Пока она бежала, уже было подумала, что зря, но таксист все еще сидел под зонтиком и пил пиво. Прямо как начальник местной полиции, которого она недавно там встретила.
Стараясь не привлекать внимания, она вошла в магазин, взяла что-то и встала в очередь. Молодой человек перед ней рассчитался за сигареты и вышел. Стоя на кассе, она спросила у хозяина:
– Вы знаете этого таксиста?
– Он живет в тех новых домах вниз по улице.
– Спасибо.
Ынчжу вышла и, не глядя на таксиста, направилась в ту сторону. На перекрестке напротив нового жилого комплекса стоял китайский ресторан и рядом небольшая парикмахерская.
– Добро пожаловать! – поздоровалась хозяйка салона, которая делала клиенту завивку. – Чем могу вам помочь?
– Хочу подстричься.
– Пожалуйста, присаживайтесь и подождите.
Ынчжу сидела на диванчике и рассматривала однотипные многоэтажки напротив. Таксист пил пиво, а значит, не пойдет на работу и, скорее всего, вернется домой. Чем больше она об этом думала, тем острее чувствовала сожаление, грусть и усталость от того, что ее обычная жизнь была запятнана словами «убийство», «свидетель», «подозреваемый». Она так устала, что не могла мыслить рационально.
– Добро пожаловать.
В парикмахерскую вошел еще один посетитель.
– Чем могу помочь?
– Я хотел бы подстричься.
– Пожалуйста, присаживайтесь и подождите.
Новый посетитель сел рядом с Ынчжу. Взгляд женщины был прикован к домам через дорогу. В этот момент она увидела таксиста. Он зашел в подъезд одного из домов, поднялся на четвертый этаж – его силуэт был виден через огромное окно лестничного пролета – и исчез за входной дверью квартиры.
– Угощайтесь, – молодой человек протянул ей печенье в белой упаковке.
– Спасибо, – вежливо поблагодарила Ынчжу.
Она попыталась разорвать целлофановую обертку, но ничего не вышло. Она вытерла вспотевшие руки об одежду.
– Давайте я вам помогу.
Молодой человек снова взял печенье, открыл его и протянул ей. Ынчжу еще раз поблагодарила его. Он еле заметно улыбнулся.
– Забавную вещицу вы прикупили, – сказал он и кивнул на предмет, который лежал рядом. Это была подушка для путешествий, которую она прихватила в магазине. Как только Ынчжу узнала о ее существовании, она надела ее на шею и откинулась на спинку дивана. Молодой человек рассмеялся:
– Вы такая забавная. Но нужно другой стороной. Давайте я.
Он тут же поправил подушку. Ынчжу смущало, что молодой человек проявлял к ней интерес, ведь ему не было еще и тридцати.
– Проходите, пожалуйста, – позвала хозяйка салона.
Ынчжу подошла и села на стул перед зеркалом. Молодой человек продолжал рассматривать ее. Она встретилась с ним взглядом – он еле заметно улыбнулся.