Война застала лейтенанта Белухина в утренний час после того, как он получил в штабе дивизии назначение возглавить в стрелковом полку взвод разведчиков-диверсантов. Оно исходило от командующего армией, который в своё время занимался подготовкой курсантов на случай войны для диверсионных действий и разведки в тылу противника. Парней готовили по программе специального назначения с изучением иностранных языков, затем отправляли жить и работать в приграничную полосу. Для них закладывали в тайниках оружие, боеприпасы, продовольствие. Первые скупые сведения о том, что агенты выходят из подполья и эффективно проявляют себя в глубоком тылу у немцев, подсказали идею создания подвижных подразделений для выполнения разведки и специальных задач на переднем крае фронта. Их базой должны были стать дивизионный штаб и полк, успешно отбивающий атаки врага, куда лейтенант и был направлен. Подразделения, как такового, там ещё не было. Его только предстояло создать, чтобы дерзкими налётами на ближайшие тылы противника уничтожать его живую силу, склады с боеприпасами, продовольствием, горючим.
Константин Белухин выглядел немного старше своих лет. Его высокая фигура была ладно скроена, бросались в глаза широкие плечи и мощный, атлетический торс. Походка легкая, скользящая и бесшумная – выработанная тренировками. Взгляд серых глаз острый, изучающий, он словно фотографировал предмет и откладывал в память, чтобы потом в определённой ситуации использовать этот багаж. Русые волосы стриг коротко, это шло из детства, когда в школу мальчишек стригли наголо, под машинку. Оттуда же его любознательность и любопытство, а также тяга к военным играм, имитирующим стрельбу из самодельных луков или вырезанных из небольших досок пистолетов.
Инструкции на будущую борьбу с врагом, выданные Белухину в штабе дивизии, были общего характера. Шлифовать тактику и выучку предстояло на месте схваток на основе подготовки в учебной базе. По распоряжению майора Никудышнова из особого отдела дивизии перед дорогой в полк лейтенанту следовало получить сухой паёк в дивизионном продовольственном складе, а затем отправляться в автороту, расположенную на северной окраине посёлка, где стояла на ремонте гружённая боеприпасами полуторка. Там было кое-что и для его будущей группы. Кроме того, ему в подчинение должны были поступить уже обстрелянные разведчики: сержант и ефрейтор после легких ранений и лечения. Людей и машину лейтенанту предстояло разыскать и на ней прибыть в полк.
Раннее солнечное утро придавало хорошее настроение и уверенность в успехе. Все карты спутал внезапный налёт фашистских стервятников и разорвавшаяся бомба перед зарешеченным, с давно выбитыми стеклами окном склада, у которого стоял Белухин. Лейтенанта обдало горячей сжатой волной взрыва и осколком пробороздило левую ключицу. В голове шумело, нарушился слух.
Так, вместо розыска разведчиков и полуторки, по совету старшины-кладовщика, ему пришлось направиться в противоположную сторону, в санбат на перевязку. Сразу всё пошло как-то наперекосяк – он думал совсем не так начать войну. Его личную войну, потому что остался один – семья вот так же нелепо погибла под бомбежкой, как сегодня оказался под ударом и он. Ненависть к врагу не давала свободно дышать.
В палатке с красным крестом на крыше плотно стояли койки, занятые ранеными. Остро пахло йодом, нашатырным спиртом, запекшейся кровью, стойким мужским потом, вокруг то резко, то протяжно раздавались стоны. В лучах солнца, прорывающегося в узкие оконца палатки, госпитальная картина действовала удручающе. Его перевязывала санинструктор Таня, оказавшаяся свободной от дел, поскольку только что сдала хирургу тяжело раненного командира полка и двух офицеров и должна была возвращаться на передовую. Но машина, на которой она приехала, ушла грузиться боеприпасами и пока не возвратилась.
Он старался не смотреть на санинструктора, большеглазую, с аккуратным носиком и стройной фигуркой. Её руки умело орудовали пинцетом, протирая рану перекисью и смывая запекшуюся кровь. Костя словно впервые увидел женщину в армейской форме, в берете, чуть прикрывавшим густые пшеничные волосы. Как-то сразу отошла на задний план удручающая лазаретная тягость, стало все не так мрачно, как на первый взгляд. В учебной базе, где проходил подготовку Белухин и которую попросту называли «лагерем», обучали и радисток. Группы парней и девушек чаще всего пересекались в столовой, но ни одна из них не смогла привлечь Костиного внимания. А тут, в боевой обстановке, совершенно незнакомая дивчина прикасалась руками к его обнажённой мускулистой груди, туго накладывая бинты, и это прикосновение было приятным. Он даже улыбнулся, давно ему не было так весело и тепло на душе. И он тут же поймал ответную белозубую улыбку – улыбку смущения и потаённой радости от негаданной встречи. Что и говорить, военная обстановка обострила чувства и подарила ему эту необыкновенную встречу. Между тем девушка быстро и умело заштопала вспоротую осколком гимнастёрку, подала и сказала:
– Всё, орёл будет летать! Рана заживёт как на собаке, у меня рука лёгкая.
– Спасибо, иначе быть не может. Орлу надо бить гадов.
Она в ответ благодарно улыбнулась.
Лейтенант старался больше не смотреть на девушку, потому что считал, что может запросто влюбиться, а потом страдать, вспоминая её милое, свежее, как утренний рассвет, лицо. По его неверному убеждению, это могло помешать бить врага с холодной беспощадностью и мстить за погибших маму и деда.
Но обстоятельства оказались сильнее. Едва он надел гимнастёрку, в палатку вошёл молодой симпатичный военврач, улыбнулся санинструктору и сказал:
– Вижу, практика у тебя на высоком уровне. Вот твоя сумка с медикаментами. Жди оказию в полк. До встречи, мне – в операционную.
И тут же ушёл.
Многообещающая улыбка военврача взволновала Костю, и он глухо спросил:
– Случаем, не в 117-й стрелковый?
– Именно туда. Но ждать здесь не буду. Машины с боеприпасами идут одна за одной. Проголосую.
– Тогда давайте знакомиться. Я такого же мнения. Лейтенант Константин Белухин.
– Таня Котомкина…
Костя не успел пожать руку девушке, как в перевязочную ввалились два бойца, один из которых был ранен. За ними вошла пожилая военфельдшер.
– Лейтенант, помогите уложить на кушетку этого бедолагу, – попросила она.
– Но он сам ранен… – отпарировала Таня.
Костя, не обращая внимания на слова Тани, подхватил на руки долговязого парня, из правого плеча которого хлестала кровь, видно, перебита вена, и опустил его на высокую кушетку.
– Да, ты богатырь, лейтенант! Спасибо. Свободен.
Толком не познакомившись, Костя и Татьяна тут же покинули санбат, располагавшийся на южной окраине посёлка Клинового, не подозревая, что скоро один из них снова окажется на этом месте с почерневшими от времени деревянными бараками, приспособленными под полевой госпиталь, и складом из кирпича.
– Держитесь за мной, я тут все тропинки знаю, много раз побывала за неделю боёв, – сказала Таня.
Лейтенант старался отмалчиваться всё по той же причине, не зная о том, что эта дорога потянет на целую жизнь.
– Пойдём на проселочную, лесистую дорогу, пробитую нашими снабженцами. Она против гравийной короче почти на десять километров. Та – окружная – идёт через железнодорожный узел, давно развороченный бомбёжками с воздуха.
– Держусь за вами след в след, – сухо ответил лейтенант.
Таня искоса глянула на попутчика и чему-то усмехнулась.
– А вот и попутки! – Таня подняла руку, но тяжелогружёная полуторка не остановилась, зато тормознула следующая, тоже набитая грузом.
– Никак наша Татьяна! – заорал молодой шофёр. – В полк, что ли?
– А куда ж ещё!
– Быстро в кузов, кабина завалена мешками с сухарями.
Секундное дело и молодые люди оказались в кузове. Машина натуженно двинулась.
– Устраивайтесь на ящики, – кричал водитель, высовываясь из кабины, – в них боеприпасы. Народ кусачий, но вас не тронет!
Уселись на ящики. Скорость машины была невелика, потому трясло не шибко. Пыли хватало, не продохнёшь. Лейтенант бегло осмотрел поклажу. В продолговатом ящике лежали два новеньких пулемёта ДП, попросту именуемые солдатами «дегтярями», и боекомплект к ним. Несколько винтовок с коробками патронов. Одна с оптикой, укутана. Снайперская самозарядная. К своему удовлетворению, Белухин также обнаружил катушки провода и все приспособления для проведения управляемого взрыва. Тут же лежал в коробках тол. «Для моего будущего взвода», – подумал он. Да ведь майор-особист как раз говорил о машине и грузе с оснащением для него.
«Разыщи, на ней и поедешь», – приказал майор.
Полуторка та самая. Но где же обещанные обстрелянные сержант-разведчик и ефрейтор? Не стали ждать окончания ремонта грузовика, его, лейтенанта, и отправились с оказией на передовую, пока он перевязывался?
– Всю ночь бились с движком, – прокричал словоохотливый Танин знакомец. – Отработал, завестись-завёлся, а тянуть не хочет. Коптит как смолокурня и глохнет. Пришлось новый двигатель ставить. Майор-особист трибуналом грозился.
– Сержант и ефрейтор тебя разыскали? – спросил Белухин.
– Да, крутились, но до бомбежки уехали на передовую.
«Ах, досада! И тут наперекосяк!» – подумал Костя.
Дорога кривила меж перелесками. То ныряла в узкие тенистые проходы меж сосен и берёз, то вырывалась на обширные поляны, то тянулась по косогорам, поросшим шиповником, бузиной, жимолостью. Редко стояли кряжистые дубы. На их фоне зелёная полуторка была почти не приметна. Однако именно на таком косогоре их обстрелял «фоккер». До слуха лейтенанта долетел глушимый перелесками гул канонады. Впереди шёл тяжелый бой.
– Ничо! Прорвёмся, – прокричал из распахнутой кабины шофёр. – Осталось километра три. Правда, через открытое ухабистое поле.
Высоко в небе лейтенант заметил уже ставшую знаменитой «раму» – самолёт-разведчик и наводчик. «Фокке-Вульф», по словам полковника-инструктора учебки, появлялся на решающих участках фронта для корректировки огня артиллерии, удара бомбардировщиков. Не оставлял «тройной глаз» (три члена экипажа) и мелкие объекты: движущиеся на передовую автомашины то ли с живой силой, то ли с боеприпасами, и по ним била дальнобойная артиллерия или утюжили штурмовики-истребители. Один из них и напал на полуторку. Лейтенант видел, как «фоккер» спикировал и сбросил бомбу, но промахнулся, полуторка осталась целой. Но вражеский самолёт далеко не ушёл, развернулся и снова ринулся на них в атаку. Длинная пулемётная очередь на этот раз резанула по кабине. Шофёр вскрикнул и, окровавленный, выбросился из кабины, а грузовик стал заваливаться на правый бок под крутой откос.
– Прыгаем! Смелее!
Лейтенант схватил девушку за пояс и, можно сказать, выбросил её из невысокого кузова, и сам выпрыгнул следом. Грузовик, раскидывая ящики, дважды перевалился через правый борт и уткнулся в густые заросли бузины всё тем же правым бортом.
– Таня, вы живы? Ушиблись? – спросил Белухин.
– Ушиблась, но до свадьбы заживёт, – ответила она и бросилась к шофёру.
Он дышал, но из двух ран на груди хлестала кровь. Таня вспорола ножом гимнастёрку, собираясь перевязать раны. Но от крупнокалиберного пулемёта они оказались смертельными, и через несколько секунд пульс на шее у шофёра не прощупывался.
– Отнесём тело к машине. Берём, сколько сможем, банок с патронами, вы – автоматы, я – «дегтярь» с дисками и – в полк. Там идёт бой. Вечером вернёмся, соберём все ящики, – распорядился лейтенант.
Санинструктор не возражала. Слегка прихрамывая, она помогла Косте перенести труп шофёра к машине.