Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет. Пожалуйста, обратитесь к врачу для получения помощи и борьбы с зависимостью
Никогда не думай, что ты плох и ни на что не годен, каждая жизнь имеет ценность, каждый человек может делать наш мир лучше, каждый день может дарить улыбку, нужно только постараться не терять веру и доброту.
Иногда так не хватает чужой поддержки, ласковых слов, искренних объятий, простых разговоров по душам, все куда-то спешат, боятся открыться друг другу, боятся любить и быть честными (даже с самим собой!).
Можно найти единомышленников, можно самому стать «спасителем» и тем самым спастись самому, можно находить утешение в искусстве или точных науках, в зелени природы или небесных светилах, можно все, что делает тебя лучше и дарит счастье, не нарушая жизни других.
Ты сильная личность, ты можешь все, ты можешь быть светом и можешь дарить свет другим.
Я оказался из категории «трудных» подростков, которые навлекают на себя неприятности. Нам часто не с кем поговорить по душам и это может свести с ума, наверное поэтому рано или поздно решаешь завести дневник.
Быть может и поведенческие трудности возникают потому, что таким образом мы стремимся поскорее войти в жизнь, подчиненную не там правилам, что были раньше. Хотим казаться более самостоятельными, но в то же время разум выступает против того, что «надо», «нужно», «необходимо» в жизни серьезных и рассудительных. Приходит горькое осознание: взрослым быть не так здорово, как может казаться. Оттого многие не хотят нести бремя ответственности, словно застревая в подростковом возрасте. (Мне довелось встретить немало таких людей: они были старше меня на несколько лет, но в их компании я ощущал себя школьником в яслях.)
Со временем понимаешь, что будучи бунтарем ты пережил множество «душевных ран», пережил один, потому что не хотел никого подпускать близко, считая, что они не способны слышать и принимать тебя. Время показывает, что молчание – самая глупая ошибка, но исправить прошлое не под силу.
Переход ко взрослости у каждого свой: на одних ложатся тяжелые отпечатки былого, для других это становится переломным моментом, определяющим будущее на несколько лет вперед (если относиться ко всему с настойчивой серьезностью и иметь профессиональные планы), а для кого-то (как и для меня) станет периодом дерзких поступков, глупостей и сомнительных авантюр, редкие люди отпускают такой этап жизни безболезненно. Главное не уходить в крайности, не топтать детские мечты, выросшие желания и свои лучшие черты не до конца сформированной личности, иметь хоть какую-то поддержку, постараться быть открытым для диалога (конечно, понимание всего этого тоже приходит не сразу. А может не прийти вообще).
Я всегда стремился к уединению не потому, что это «заложено природой» или «такой склад характера», а лишь потому что чувствовал себя отвергнутым, не имеющим ценности, достоинств и твердого ориентира, был «белой вороной», «молчаливым отшельником», «другим», «странным».
Я имел дурной опыт подросткового бунта, сомнительных компаний, шумного времяпрепровождения, друзей и знакомых с различными зависимостями и проблемами. Уже в процессе написания книги, я понял, что только чудом не загубил жизнь, нашел силы двигаться дальше, пусть и без цели, зато не пропал в водовороте порока и грязи.
Я искренне надеюсь, когда-нибудь мои записи поддержат хотя бы одного человека, который на себе ощущал тяжесть одиночества, затравленности, непонимания, болезненности, влияние людей и пагубных привычек, отчего не мог найти свое место в огромном мире безразличия, и не мог осознать того, что каждая жизнь – бесценна и уникальна. В этой книге одна история человеческой жизни, точнее – важный отрезок долгого пути.
Мой дорогой читатель, помни, что мы друг у друга есть. Для того и пишутся книги, чтобы протянуть невидимую крепкую нить любви и поддержки там, где кажется, спасения нет, чтобы разделить чувства, какими бы они ни были, чтобы человек знал, что не одинок.
Всем известны причины возникновения проблем в подростковом возрасте: в основном все списывается на отношения в семье (это действительно немаловажно). Я редко принимал решения самостоятельно, рос без отца, но был окружен заботой, любовью, вниманием. Как ни крути, нам всем всегда чего-то не хватает, даже если на самом деле этого в избытке вокруг.
Я рос отшельником, «белой вороной», я не хотел говорить с окружающими, мне было сложно отвечать в классе, не хотелось заводить друзей. Я чувствовал себя «бракованным», глядя на то, как легко подобное давалось другим. Я молча сносил обиды, критику, я не ощущал свою значимость в большом мире, я всегда задавался вопросом «для чего дана жизнь?»
Со сложностями во взаимоотношении с внешним миром стала падать моя самооценка, появилось ощущение одиночества, депрессивные состояния, расстройство сна. Я стал действовать назло семье, прогуливать школу, проявляя пассивно-агрессивное поведение. В какой-то момент остро начал ощущать никчемность, пессимизм, монотонность дней, поэтому действовал: я словно специально искал «дурные компании» и судьба радостно подкидывала новые авантюры, где я барахтался словно после кораблекрушения в океане, совершенно не умея плавать, хлебая новые порции соленой воды и пытаясь дышать легко и спокойно в борьбе за место в сумасшедшем мире.
Я перестал проводить ночи дома за книгами. Я сменил их на жизнь улиц, как и чахоточные зачатки амбиций и желаний. Это такое странное чувство, будто наслаждаешься сладким чаем, хотя всю жизнь любил только горький кофе.
Мне всегда было страшно начинать что-либо: что-то новое, непривычное, пугающее. Я всегда любил писать, особенно стихи, но натыкаясь на насмешки и критику, стремление угасало, я вновь возвращался в свою «раковину-улитку», которая всегда была со мной.
Страшно начать делать то, что любишь и постоянно двигаться вперед, не смотря на людей и обстоятельства. Липкое чувство провала и невезения словно обволакивает внутри и снаружи – и ты снова откладываешь самое важное в своей жизни на потом.
Больше откладывать я не хотел.
Всегда необходимо помнить, что все, что есть в тебе – только твое, это невозможно отнять. Все, что «вне тебя» – пустое. Не предавай себя, мечты и стремления в угоду другим – это не ценится, но ты теряешь время.
Порой кажется, все, что ты делал – бессмысленно, ведь ты так ничего и не достиг. Суждение ошибочно. Самое худшее – бездействие, ведь даже из наихудшей ситуации можно извлечь опыт и стать чуточку умнее (или не стать – выбор есть всегда). Тоскливо думать, что потерь и разочарований в жизни было в разы больше, чем радости и побед. Если отводить этим мыслям вечера и ночи – можно потихоньку лишиться рассудка. Всегда нужно быть в движении. Я тоже двигался – как оказалось на дно, заглушая истинные желания и одиночество в шумных компаниях, наполненных глупыми разговорами, самодовольством, хитростью, ложью, лицемерием и алкоголем, а иногда и чем-нибудь другим.
Тогда, как мне казалось, я действительно любил так называемые «приключения», иногда даже тосковал по «прежним временам» и людям. Иногда полезно быть безрассудным юнцом, бесстрашным, словно неуязвимым, не знающим цену времени и проводящим дни в глуповатом веселье и праздности. Главное, не застревать в этом надолго – ужасно затягивает. Теряется цель, мечты, истинное «я», развитие, стремление к любым «хорошим вершинам», привыкаешь жить легко, сегодняшним днем, без забот, обязанностей и перспектив. Еще нет тоски по упущенным возможностям. Да и придет ли эта тоска?
Я всегда был романтиком и мечтателем, тихоней и отшельником, мыслителем и творцом, лучшей компанией самому себе. Так, одним летом, я решил начать вести дневник своей горькой юношеской жизни.
Августовский звездопад как последний подарок лета.
Шестьдесят четыре потрясающих летящих светила, возбуждающие тысячи еле уловимых нитей в голове, именуемых мыслями. Около восьми самолетов в течение полутора часов, строго следующих своему однообразно-скучному маршруту, но оптимистично подмигивающих мне из далеких темных вершин необъятного покрывала над головой.
Шестьдесят четыре незабываемо ярких и стремительных звезд, а также миллиарды других, не преследующих никакой цели, безмолвно смотрящих на монотонные жизни людей.
Шестьдесят четыре. Примерно за два часа. Великолепно. Вокруг тишина. Ни души. Только ты и бескрайний простор, который готов поглотить тебя, оставив еще одно тусклое или яркое желтое пятно, на которое когда-нибудь кто-нибудь будет восхищенно глазеть, думая о самых разных вещах…
Малая Медведица величественно выплывала из котельных труб, будто именно они затеяли эту безумную пляску. Словно постоянно выбрасывали из себя не дым вовсе, а очередную порцию созвездий, рассредоточивая их причудливыми узорами по небу. Почему-то месяц следил за всем совершенно невозмутимо, как старый добрый сторож, лишь изредка проверяя, как бы кто чего не напутал, как бы не разбил случайно безупречный рисунок ночного неба, преисполненного надеждами.
Интересно, был ли кто-то там ответственен за крепление звезд к темному и необъятному полотнищу? И чем же провинились те, кто был сброшен вниз? Или же маленьким светилам надоело наблюдать за нами свысока, и они сами бесстрашно бросались навстречу неизведанному? Может им просто захотелось почувствовать благоухание луговых цветов и прохладу рек? Ну что же вы молчите, звезды?! Я здесь! Я пришел послушать вас!
И точно в ответ на мои нескончаемые вопросы, кидались они мне навстречу, желая каждая поведать свою историю. А я лежал на мягкой траве, завернувшись в одеяло, широко раскрыв глаза, готовый забрать их с собой. Лежал с печально-сладкой улыбкой. Ведь тысячи звезд сегодня стремительно сгорели в свободном падении, чтобы такой как я восхищенно и благоговейно созерцал красоту и величие расстилающейся вокруг нас госпожи Вселенной, думая о разных глупостях.
Настал тот день, когда я вернулся в родной уголок, где появился на свет, провел детство и школьные годы. Я шел, ностальгически разглядывая такие родные и практически не изменившиеся улочки, а в голове в это время назревала гроза мыслей, улетевшая также быстро, как и появилась. Я даже не успел понять в чем дело? когда началось…
Воспоминания сгущались сильнее, перемешиваясь с мыслями, пока не обрушили на меня стихийную бурю.
Захотелось посетить места, которые я так любил в детстве. Конечно же, это старый парк: казался сказочным и непроходимым лесом, полным тайн и опасности приключений. Расположенный неподалеку мост, выложенный деревянными досками – огромная и опасная переправа на противоположную сторону новых открытий. И само собой, это река, через которую и пролегал мост – будто грозное море, раскачивающееся из стороны в сторону, не имеющее ни начала ни конца. Кажется, еще тысячи живописных мест и прекрасных моментов можно воодушевленно описывать до сладкой бесконечности.
К сожалению, с возрастом окружающее волшебство уходит (буквально из-под ног!) и ты остаешься в холодной обыденности и безграничных обязательствах, присущих взрослым и рассудительным. Но куда же исчезает частичка души, отвечающая за чудеса? Лишь немногие умеют сберечь ее. И еще меньше людей, которые могут вернуть эту радость, однажды потеряв.
Обдумывая такие обстоятельства, я машинально вышел на улицу, где стоял Дом, когда-то принадлежащий нашей семье. Увиденное послужило неприятной встряской. Я мгновенно забыл куда шел и растерял сладкие мысли и чувства разом. Я смотрел стеклянными глазами, как от ворот отъезжает машина, груженная изувеченными в огне досками, служившими в свое время чудесной верандой. Тотчас меня заключила в объятия тоска и пока непонятная мне обида. Воспоминания хлынули с новой силой. Я жил здесь и любил это место всем сердцем (ведь способно же оно на искреннюю любовь?).
На веранде Дома был чудесный чулан, скрывающий миллионы, казалось, любопытных вещиц; здесь же неподалеку возвышались полки с дедушкиными инструментами, которые я перекладывал с места на место, непременно находя каждому применение; поодаль волшебный причудливый шкафчик вмещал в себя банки и всякие разности, необходимые для мамы и бабушки, чтобы они могли порадовать нас аппетитными блюдами за обеденным столом; в этом самом Доме с радостью и трепетом был встречен первый и долгожданный брат… Сколько неповторимых вещей и дел хранит в себе это сооружение!
А что теперь? Он сиротливо и с укоризной смотрит мне прямо в глаза, выпячивая свой черный бок, восклицая: «Посмотри же, чем ты отплатил за счастливые моменты!» Покореженная крыша уже была снята и лежала где-то в ограде, смирившись со своей участью. А ведь как любил я рассматривать причудливые облака, лежа на этой крыше! Как я окидывал взглядом манящий лес вдали, щурясь на огромное солнце. А зимой непременно катался с крыши поменьше рядом, попадая в огромный сугроб, который дед успел накидать утром. Я безумно любил лежать на крыше и мечтать обо всем на свете, словно воспаряя в небо, где можно бок о бок с солнцем наблюдать за происходящим внизу, будто зная все заранее, будто счастье – неизменная часть меня.
Мне было искренне жаль, что наш Дом, напитавший меня прекрасными мечтами и стремлениями, такой уютный, добродушный и терпеливый, достался людям, не умеющим чувствовать и любить Его.
Посвящается десяткам убитых судеб, которые имели шансы на великолепное настоящее, но были загублены на стадии мысли. Я – виновник всего этого, да-да!
Вспоминая свое прошлое и размазывая неясную картинку будущего, я ощущаю какую-то тяжесть. Она скорее в голове, чем в сердце, но это гложет меня, погружая в дни депрессии, самобичевания и самоунижения (вероятнее даже самоуничтожения), усугубляемое никотином и алкоголем.
Скажу честно, антидепрессанты в данном случае не лучший помощник, я перехожу сразу к алкоголю, который ловко может вывернуть душу наизнанку, оставив немного слез и горстку пепла (сигаретного, разумеется).
Выхожу на балкон, чтобы выветрить непокорную меланхолию и стряхнуть тяжесть мыслей одновременно. Так страшно, ведь мне начинает нравиться данное состояние и я желаю тонуть в нем снова и снова, пока не захлебнусь окончательно. Я влюблен, безнадежно влюблен в грязную тоску и печаль вселенной, словно дарованными мне самим богом. Конечно, все проходит, и это пройдет, но пока я буду ковырять старые раны воспоминаний и размышлений до сладкой боли и, возможно, радостных мук.
Быть может, меня сожрет наконец поганое одиночество. Или, может, я выплыву к иным берегам с просветами счастья, где оставлю дурное в прошлом. Оставлю, как и десятки убитых мною судеб, которые все же имели шансы на великолепное настоящее.
Дружище, ты медленно сходишь с ума от одиночества среди людей.
Златовласая осень только ступила на плед мягкой лапой, начала дарить волшебно-сладкие сновидения. Внезапно осознаю, что люблю осень. Впрочем, как любое время года. Стараюсь находить нечто прекрасное даже там, где его и быть не может.
Обычно именно осень сталкивает меня с людьми и обстоятельствами, которые оставляют неизгладимый отпечаток на всю оставшуюся жизнь (я называю это шрамами, ведь так звучит наиболее верно, пусть и тривиально). Осенью тебя словно держат вверх тормашками, а ты пытаешься сохранить ясность разума и не ввязываться в новые авантюры, обещаешь себе быть хорошим, бросаешься словами, обреченными на провал. И остается надеяться лишь на шальное сердце, готовое скакать хоть на край света, только бы не увязнуть в четырех стенах, бесконечно шуршащих листах бумаги и расплывающихся мыслей.
Мне снилось сегодня, как я собирал с детьми листья на небольшой аллее в родной деревушке. Было спокойно и радостно (как не было уже давно), опавшие листья добавляли вдохновения, они были таких расцветок, которых не отыщешь в природе. Я выбирал, казалось, самые необыкновенные и в то же время уродливые, из множества пожухлых листов (хотя были там и вполне хорошо сохранившиеся), оставляя остатки прелести на выбор детям. Чувства при этом были теплые и наивные, будто снова стал счастливым ребенком со светлыми мечтами и радужными перспективами, которые не успели разбиться о гадкую реальность.
Внезапно зарядил мелкий дождик. Я уклонился от теплого душа, навязанного погодой, и скрылся в здании белесой администрации. Что было потом – не помню.
Разбудил звонок в дверь. Встал я не сразу, но все же встал. За дверью оказался старый знакомый, неведомо откуда прознавший мой адрес, в руках у него был пакет. Стоит ли говорить о содержимом? Я, честно, обрадовался.
Распахнув дверь и запахнув драный халат, жестом пригласил войти. Не знаю, было ли ему действительно интересно, но он спросил, что мне снилось. Я и не думал, что кого-то интересуют сновидения.
«Да неужели!» – только иногда и восклицал он радостно, приканчивая одним глотком утреннюю порцию обезболивающего вкуса спелого винограда.
Под капли нарастающего дождя и несуразную болтовню, я предавался сладким размышлениям о том прекрасном, что сумела сохранить моя душонка.
Спасибо, мой слушатель, что спас меня этим днем.
И оставаясь в одиночестве, я ликовал. Я заглушал мигрень очередным стаканом, не понимая, как избавиться от всего этого. И в первую очередь от себя самого.
Иногда было невыносимо терпеть свою личность.
В такие дни я натягивал одеяло до подбородка и валялся целыми днями, потягивая то, что было в магазине неподалеку. Иногда я засыпал, а проснувшись, снова протягивал руку к пачке со спичками, часами размышляя о многом в тишине квартирки, оставляя вокруг печальную дымку того, что могло бы случиться, но не произойдет никогда. Я переворачивал события так и этак, но что-то в них не клеилось. Лишним сегментом всегда был я, умеющий портить любую картину. Ведь если исключить из событий мою персону – все идеально. Осталось придумать нового персонажа, а я останусь, пожалуй, в темной комнате, затянутой воспоминаниями, будто сигаретным дымом.
Когда чувство безнадежности покидает меня, становится легче. Но на это может уйти и несколько недель.
В ожидании облегчения я начинаю мурлыкать грустные песни, и при этом безумно пританцовывать, глядя на серый городишко, лежащий за моим стареньким окном.
Было в этом что-то, что нравилось мне, что-то, что тянуло меня снова и снова предаваться дикому одиночеству.
Скоро мне предстоит поездка. Колесил я часто, но по большому счету совершенно бессмысленно.
Я все чаще жил с ощущением, что нужно повеселиться от души и умереть, не успев состариться. О, кто бы знал, как мне осточертело настоящее!
Я сам не знаю, чего желаю, я не могу выбрать свой путь среди тысячи линий и дорожных знаков.
Сейчас мне хочется откинуть приличия и кричать во всю глотку прямо в уши безликим богам, как я ненавижу свои дни!
Я не имел ни жилья, ни работы, ни хороших друзей, да и к черту! Бывают компании и похуже, чем я сам себе. Тем более, пока эта компания меня вполне устраивает (правда ли?).
Я мог бы свернуть горы, но лежу на старом диване и пишу данные строки, чтобы хоть немного скинуть тяжесть предательства и пустоты, что обязательно приходит после череды радостных дней и даже, казалось, иллюзии маленького счастья.
Я раскидываю буквы по страницам, не ожидая ничего взамен. Хотя нет, теперь я снова обманываю самого себя – я хочу ощущать легкость и не выть от боли каждый раз, растворяясь в бесконечности одинокой ночи.
Кажется, еще немного и я буду валяться в сточной канаве пьяный в стельку в предсмертном угаре, а под боком – печатная машинка, скомканные листы бумаги и промокшая пачка сигарет. Наверное, так и уходят одинокие мечтатели без цели и средств.
Все осталось на своих местах: люди не поумнели, я не нашел приличную работу, книги не стали дешевле, только алкоголь по-прежнему заменял мне друга.
Очередной день, когда я провалялся в кровати и не придумал себе занятия получше, чем прогуляться до ближайшего магазина.
День как день. Ничто не предвещало беды, я уныло брел в сторону ларька, но из-за угла (как черт из табакерки, честное слово!) выскочила давняя знакомая. Она катила потрепанную погодой и, пожалуй, временем, коляску. Здесь же задребезжал мой телефон, который отчего-то решил, что я хочу вести с кем-то диалог.
Я быстренько свернул в кусты, прикинувшись местным алкоголиком (а надо ли было прикидываться?). Не глядя, выключил предательский аппарат и, таким образом, дважды избежал глупых кривляний и никому не нужных слов.
Почему-то начал злорадствовать, мысленно расписывая жизнь встретившейся знакомой, попутно перескакивая на того, кто мог мне звонить.
Я шел, неся с собой не только покупки, но и кривую ухмылку и озлобленные размышления, кажется, даже настроение росло необъяснимым образом. Наверняка, я был похож на огромный кусок дерьма в этот момент. Но ведь все мы отчасти из него слеплены (с этим не поспоришь).
К слову, до квартиры добрался успешно. Но день так и сгинул в никуда, как и многие другие до этого.
Если откинуть скромность и приличие, иногда необходимое для существования в обществе, перед вами предстанет странный и до ужаса противный человек – я, во всей красе.
Я могу делать отвратительные вещи, пить несколько недель, а то и месяцев, курить и ругаться благим матом на всю округу, писать никчемную прозу и банально-скучную поэзию.
Я могу любить весь мир, но в одно мгновение любовь обрывается и все летит к самому дьяволу! Я посылаю к черту всех и каждого, давлю мораль и чистоту душ, я лгу и бросаю, я хохочу как безумный, когда остается только плакать. Этакая дикая, но искренняя импровизация: будто очищение души, мыслей, внутреннего «я», избавление от ненужных или навязанных чувств и эмоций, это, в конце концов, одиночество и облегчение, отречение от общепринятых рамок и стереотипов… Но так ли это на самом деле или я просто хочу так думать?
Записи как поток грязи, накопившейся во мне при общении, чтении, письмах, поездках, незначительных обязательствах, авантюрах, граничащих с безумием и всего прочего. Своего рода протест против жизни и смерти, ума и глупости, против «встань в 6 утра и иди туда, куда не хочешь», против «живи по навязанным правилам» и тому подобного. Список можно пополнять изо дня в день, и при этом даже ни разу не повториться за многие годы.
Мы все протестуем. Порой даже не преследуя целей и не ведая против чего, собственно, мы протестуем и чем недовольны. Такова природа человека. Сколько ни пытайся, рано или поздно взбунтуется каждый, пусть даже минут на пять и по пустяку, но это случится обязательно.
Что мы можем оставить после себя? Зачастую ничего, даже памяти о себе.
Что если мне не суждено дожить и до сорока? Что если завтра не будет? Что если я смертельно болен, но пока не знаю об этом? Что если… если это твой последний день, последний шанс, последний вздох…
Все, что происходит со мной наверняка наказание за прежние «проделки». Когда человеческие чувства стояли гораздо ниже, ниже животных инстинктов. Я вдоволь наигрался чужими жизнями, я находил, потрошил и выбрасывал сотни душ. Мне нравилось, действительно нравилось отравлять их, иногда не только алкоголем или другой дрянью, но своей ложью и игрой…
Важно ли это теперь? Будет ли это иметь значение после? Сегодняшней ночью проснулась совесть, наутро она умрет. Мне осталось лишь одно – доживать свои дни и оставлять эти записки.
Я, кажется, жутко надрался сегодня.
Всегда раздражали любопытные соседи, о существовании которых я вспоминаю только тогда, когда выношу мусор. Мне плевать, кто, где, с кем и каким образом живет, зато окружающие проедают взглядом насквозь, когда я мило проплываю мимо, блаженно покуривая и думая о своем. Им же всегда интересно, какого черта я беспрерывно курю, часто нахожу странные компании, выношу полные звенящие пакеты, вообще все еще живу здесь… И миллион вопросов, которые лично мне и в голову не пришли бы…
Но на самом-то деле, какого черта?! Какое людям дело картофельные очистки я выношу или пустые бутылки? Зачем интересоваться этим у меня и знакомых или строить дурацкие догадки? Я же не заглядываю в их души (как и в их мусорные пакеты, между прочим) и не спрашиваю с невинным видом «Ах ничего себе, сколько дерьма и воспоминаний… не тяготит? А что это там, за консервной банкой, любопытство? Не пора ли все это выбросить из жизни?»
Как бы прискорбно это ни звучало, но все мы влюбляемся. Мы строим иллюзии, планы, мечтаем о несбыточном, где «жили они долго и счастливо», но, конечно, розовое стекло разбивается о серую реальность. Тогда ты кричишь: «Любить?! Да никогда!» А сам уже разорвал свои внутренности от такого натужного крика, который, между прочим, абсолютная ложь. И себя ты пытаешься обмануть фразами «не способен любить», «так часто влюбляюсь, это несерьезно». Особенно забавно наблюдать напускное безразличие на лице (если умеешь замечать такие вещи, то знаешь, о чем я).
Я играл в такие игры тысячи и тысячи раз. Я знал, что любовь никого не обходит стороной. Просто иногда это не та сторона, которую ты успел нафантазировать. Ты ждал совершенно другого.
Вот и ждал чего-то другого. Всегда.
Говорил «люблю», не испытывая при этом даже малейшей привязанности. Воспринимал любовь как игру. Игру, в которой выходил победителем, казалось, всегда.
Я так ошибался, так ошибался…
Как обычно и случается, однажды я проиграл.
Уверен, что пронесу это поражение сквозь жизнь.
Помню, как мы с тобой засыпали на тонких матрасах прямо посреди поля или на новостройке поблизости. Я любил смотреть на тебя спящую под таинственным мягким светом месяца. Ты часто сворачивалась калачиком от холода, и я просыпался, чтобы накрыть тебя худеньким одеялом. У нас не было даже одной подушки на двоих, но было на двоих одно счастье.
Однажды мы перебрались на чердак старого магазинчика, где никто не замечал нашего присутствия. Мы приводили туда немногочисленных друзей, которые не стыдились бездомных и странных подростков. Нам было радостно и весело на нескольких квадратных метрах, без мебели, без посуды, без стыда от отсутствия всего этого. Не знаю, почему ты была рядом с таким бездарным парнем, не имевшим ничего в своих ладонях, кроме странного безумия.
Но вот пришел день, когда насытивший нашей свободой и безденежьем, ты ушла.
Я проснулся на нашем чердаке и нашел лишь пустой матрас, который бесстыже выставил свое нутро мне навстречу и усмехался тому, что я выглядел гораздо хуже. Я лежал неподвижно, глядя на дыры в углу крыши, они так напоминали бреши в моем сердце. Только крышу подлатать еще можно, а меня – вряд ли.
Я по-прежнему вспоминаю тебя с нежностью и трепетом. Вспоминаю твою тихую красоту и яркую любовь, на фоне чего я выглядел серой декорацией, созданной лишь для того, чтобы воспевать героиню моего романа. Эту неприглядную декорацию ты для чего-то решила использовать, разукрасив в самые дикие цвета, а после сыграть с ней в любовь, чтобы затем бросить подальше в бескрайнюю пустыню разорванных в клочья чувств без права на дальнейшее существование.
Я по-прежнему вспоминаю тебя. Вспоминаю, проснувшись среди ночи, сходя с ума от снов, терзающих мой разум. Кажется, я закончу в каком-нибудь дешевом доме для больных, а мою маленькую библиотеку пустят на растопку необразованные бедняки. Только больше у меня все равно ничего не осталось. Лишь воспоминания и воспаленное восприятие мира. И, конечно же, ты, моя луноликая богиня.
Зарываясь в осенние листья, словно в любимый плед, пытаясь сбежать от унылой и грязной реальности, я хотел вновь обрести тебя. Только где мне найти твой след, любимая, я потерян в обрывках календаря. И в размытых снах по тропам маленьких светлячков мне уже не поймать тебя. Почему и куда ты сбежать решила? Да, понимаю, меня сложно любить. Я сам отвечаю на все вопросы, стараюсь с этим жить, но все чаще меня уносит в самый жуткий лес, где я ищу теплый дом, в котором ты любишь и ждешь.
Циферблат вращается с ужасной скоростью. Я томлюсь в ожидании в пустой квартире. Со мной живут только старый диван и книжная полка, стол, пара стульев и неизменная пачка. Пачка белоснежной бумаги, на которой я воспеваю тебя. В строках или картинах, которые никому неведомы. Я начинаю бредить и страдаю бессонницей. Может тебя никогда и не было? И эти чудесные воспоминания я взрастил сам из своего тогда еще чистого сердца, а теперь пытаюсь сберечь его, но выходит все хуже и хуже. Лишь бы не упасть на дно бутылки и не лишиться тебя в любом обличии, какой бы ты ни была в реальности, я верю, что ты такая же, какой являешься во сне.
Фантасмагория? Не думаю.
Снова переехал, но на этот раз в город побольше. Не скажу, что ждал отъезда с нетерпением, скорее вновь трусливо спасался бегством. Болезнь снова дала о себе знать. Все усугублялось состоянием глубокой апатии, смешанной с отвращением абсолютно ко всему. Мне не хотелось ходить куда-то, встречаться с кем-либо и заводить знакомства, вести никчемные беседы и делать вид, что это доставляет удовольствие и дарит радость. Нет, увы, нельзя стать счастливым, изображая улыбку в ожидании одинокой ночи. Что же со мной не так, черт возьми?!
Меня уже которую неделю мучает бессонница. Пропал аппетит. Все, что меня окружает – книги и пустота. Пустота квартиры, жизни или души? Пока сложно разобраться с данным вопросом.
Перебирая мысли после многодневной попойки, мне попадались весьма серьезные и интересные экземпляры или их маленькие отрывки. Это напоминало игру, где нужно создать шедевр из нелепости, приправив метафорами, аллегориями и прочими не каждому понятными вещами, чтобы в результате получить нечто уникальное и притягательное, восхваляемое толпой. Это, пожалуй, о литературе настоящего времени. Хотя если отнестись к вопросу философски, то так можно мыслить, расширяя круг интересующих вещей и неустанно копаться в собственных удушающих коридорах разума.
Помимо постоянных экспериментов с бумагой, я пытался использовать и холсты, пачкая их акварелью, гуашью, маслом или пастелью. Конечно, при отсутствии намека на талант или хотя бы небольшую предрасположенность к такому творчеству, выходило то, что оценить смогли только эстеты, которые не погнушались приютить оставленные на улице картины (а можно ли их так назвать?).
Утопая в бессмысленной творческой воронке, я выковыриваю из души многочисленные осколки прошлого, которые уже не болят, но по-прежнему мешают двигаться.
Все эти навязчивые мысли и идеи исчезнут через пару дней, максимум недель. Я вновь стану довольным (ну, почти) своим существованием. И буду дальше прозябать на съемных квартирах в серых городах, похожих друг на друга угрюмыми лицами, бесполезностью окружающих витрин и постоянной давкой в общественном транспорте.
Буду и дальше писать строчки, ставшие уже дневником. Дневником еще одной бездарности, не знающей своего места в круговерти странного мира.
Привет, холодная осень, сжимай меня крепче своей разноцветной лапой и поведай о том, чего я не знаю. Заставь поверить в волшебство и доброту мира, иначе это сделает неугомонная зима, которая всегда пытается донести до людей теплоту через заснеженные чувства. Это нелегко, впрочем, ведь люди постоянно требуют того, что получить не в силах, умоляют о том, от чего позднее отказываются с небывалой легкостью, заменяя одни причуды на другие.
Хотел бы я вернуть беззаботность, когда каждый день дарил шалости и теплый дружеский круг, время без спешки, искренний смех, детскую наивность, стойкость души, добрые шутки, безмолвную поддержку, краски жизни, в конце концов. Где не нужно думать, что будет завтра, через год или несколько лет. Казалось, тогда было счастье, но теперь думается, это лишь призрак.
Стоит только сравнить, сколько людей было вокруг тогда и сколько осталось сейчас, как счастлив ты был и каков в настоящем, что тебе нужно было тогда и что теперь… Ведь практически все из нас со временем становятся теми, кого интересуют только окружающие вещи, накопление богатств, карьерный рост, нездоровый эгоизм и полная или частичная утрата эмпатии. Никто не заглянет тебе в душу и не поверит, что счастье возможно даже в старенькой полупустой квартире, заваленной книгами и письмами (и прочими странными штуками), среди которых ты чувствуешь себя по-настоящему живым. Ведь эта с первого взгляда убогая квартирка хранит в себе столько теплоты и воспоминании, сколько не может сохранить, возможно, самый шикарный коттедж. Она повидала сотни искренних улыбок и слез, сотни разных людей и судеб, выслушала тонну ночных размышлений и сдавленных или диких рыданий, собирала по частицам разбитые сердца и души, заставляла жить, находя новые предлоги и цели. Я ни за что на свете – я просто не готов! – променять ее на что-либо другое!
Дни становятся холоднее, вечера глупее, а ночи и вовсе невыносимые.
Небо хмурится и темнеет, глядя на приступы повсеместной меланхолии.
Что же мне делать теперь, когда я в одиночестве гляжу безучастно на стрелки, бегущие неизвестно куда, предвещающие смену дня и ночи, одного события на другое, настоящего времени года на следующее.
Я устал, я затерялся в затертых временем клочках бумаги. Я уже пережил все мечты, или же они изжили себя и выбросили меня за борт, словно тяжелый балласт. Я жил в ощущении свободного падения, в надежде, что скоро оно закончится и придет спокойствие.
Я смотрел на проплывающие в окне машины и бегущих туда-сюда людей. Меня выворачивало наружу от бессмысленности жизни, беготни, суеты, бесцельности, бессилия, ничтожности человека, не знающего пути.
Если рассуждать об этом ежедневно, то можно найти что-то забавное, но в основном от этого тошнит. Ведь высшая ступень эволюции пропадает наиглупейшим образом, незаметно тонет в благах цивилизации, где чувства как рудимент, которому не придают значения.
Мои ощущения довольно схожи с чувствами «Тошноты» Сартра. Это пугает.
И снова я переезжаю. Меняю серость лиц и бесконечное движение городов, не чувствуя удовлетворения от жизни и уже не нахожу даже маленьких искр желаний.
Вывод сделал лишь один: я не вижу ничего, кроме квартир и винных магазинов поблизости. Самое страшное, что я и не хочу ничего видеть. Я не хожу любоваться живописными местами или достопримечательностями, не очаровываюсь великолепием текущего времени года и местности, что там еще полагается делать на новом месте? Максимум, что я из себя выжимаю – найти книжный и алкоголь. Собственно, это теперь все, чем ограничиваются мои путешествия. Наверно виной этому вынужденность поездок. Если бы я действовал по собственному желанию, в порыве искренних чувств по велению сердца, вероятность радостных событий и продуктивность моих работ возымели бы больше шансов на успех, чем когда-либо. Однако, все совсем наоборот, поэтому жизнь текла и продолжает течь уныло и размеренно, унося неспешно и безвозвратно лучшие дни.
И снова я пил и грустил, катаясь по перегруженным транспортом улицам, глядя в трамвайное окно и при этом не видя ничего вокруг.
Дождь выстукивал причудливые мелодии на разные лады, а я стоял под ним и смотрел на огни засыпающего города. В голове беспрерывно варилась каша из воспоминаний и предстоящих событий, я понимал, что вновь остаюсь без сна. Который день меня мучила бессонница, я спал около трех часов в сутки и чувствовал себя опустошенным бокалом, который откинули прочь за ненадобностью: он треснул, но не разбился вдребезги, вопреки здравому смыслу и обстоятельствам.
Подступала хандра, тянула свои худощавые, но крепкие (и цепкие) руки, депрессия, как и полагается в сопровождении слезливых приступов и артистичного стенания. Я отгонял все прочь, напевая и печатая, либо читая и потягивая свежесть мысли из стакана, а иногда прямо из бутылки, словно жадно черпая саму жизнь, сжимая останки радостных дней, которые вскоре рассеются будто туман ранним утром.
Я стал реже выходить на улицу и меньше контактировать с людьми. Я понимал: то, что происходит во мне сейчас нужно пережить, пережить снова, ведь каждый раз я бегу по замкнутому кругу и это состояние возвращается, радостно кидаясь мне на плечи, одновременно вонзая в грудь острие ножа, проворачивая его до хруста, заменяя упрямство бессилием. Я не вижу смысла бороться, но по привычке жадно хватаю воздух и барахтаюсь будто жук, упавший на спину – тщетно, долго, пока не придавит подошвой.
О д и н о ч е с т в о.
В одном слове заключена жизнь. И нужно пытаться жить счастливо. Один вопрос остается без ответа – как?
Хочу снова засыпать раньше четырех утра.
А пока я страдаю бессонницей, в голове – сумбур. Когда не спится, в голову лезет всякое.
Так сегодня, к примеру, нахлынули любовные воспоминания (точнее жалкие их подобия. Серьезно, все верят в любовь?!).
Все мои отношения были основаны на тяжелой музыке, кричащих высказываниях, эпатажном поведении, выпивке или иных развлечениях, способных загубить жизнь любого и, пожалуй, в наименьшей мере на общих увлечениях.
Сменялись лица. Иногда они замещали друг друга, иногда существовали параллельно. Я возвращался, чтобы бросить их снова. Оказывается, я такой сентиментальный внутри и такой холодный снаружи, что порой самому страшно от своего безразличия и бесчувственности к тем, кто хотел быть мне другом. Думаю, это своего рода защитный панцирь. За ним спокойно, но в то же время холодно и пусто. И он защищает от боли. Немного.
Моя маска вечно улыбающегося заводилы в одиночестве сменяется уродливой гримасой страдальца-отшельника.
Черт знает, сколько судеб я сломал (а может наоборот, спас) своим игривым наплевательским поведением. Для меня всегда чувства были схожи с игрой. Если добивался своего – выиграл, а проигрышей я будто и не знал, что довольно удивительно (вероятнее, просто не запомнил). Жаль, что мой триумф так жалок, хотелось бы иного масштаба и в другой сфере.
Единственные отношения, что оставили шрам (и пусть звучит тривиально!), терзают время от времени, оставшись размытым пятном выдуманного счастья в сундуке памяти. Кажется, это называют любовью (но есть ли она в действительности?).
Итак, thanks for the memories! И «адьос!» тем, кто встретился на пути безумной и беспечной молодости.
В подростковом возрасте я пытался перевоплотиться из унылого одиночки в короля вечеринок, как и многие (так я себя утешаю). Это был мой протест против всего, что случилось, но в то же время не имел ни цели, ни направления. Разрушительная волна коснулась семьи, учебы, дружбы и хорошо прошлась по неокрепшей юношеской личности, пытающейся бежать от себя.