В тесной комнате было темно и тихо, как в рухховых подземельях. Сюда не проникал ни один звук, ни один, даже самый робкий, луч света. Уже который день Рин, сидя на полу, не слышал ничего, кроме биения своего сердца, не видел ничего, кроме этой обволакивающей, гнетущей темноты. В этом и заключалось его так называемое обучение.
Конечно, Коул отводил некоторое количество времени на письменность, чтение, а также знакомство со строением человеческого тела, но большую его часть юный ученик проводил именно здесь, в наглухо закрытой комнате, пытаясь медитировать. Что именно имелось в виду под этим странным названием, Рин не знал. Но и не роптал: сидеть с закрытыми глазами, пытаясь что-то услышать, все же лучше, чем драить полы в пекарне. Иногда он просто засыпал – тогда учитель, непонятным образом почувствовав безделье, будил его и настойчиво требовал вернуться к тренировкам.
– Прислушивайся не только к себе, но и к окружающему миру, – повторял он. – И тебе откроются невиданные горизонты.
– Да какие горизонты! Когда я самого себя в такой темнотище не вижу.
– Зрение часто обманывает. Настоящий целитель должен научиться чувствовать болезнь, чтобы потом изгнать ее.
– Не понимаю, как тут можно что-то разглядеть и услышать.
– Ты научишься, не сомневайся. Просто продолжай трудиться.
И он честно старался. День за днем. Неделю за неделей. Месяц за месяцем.
Зима в этом году выдалась на редкость суровая, снежная. Чтобы добраться до жилища учителя, Рину часто приходилось преодолевать высоченные сугробы, продираться сквозь бури и метели, осторожно шагать по обледенелым улицам. В такие дни проводить свое время в темной, но зато теплой комнате стало приятной обыденностью. Однако увидеть или услышать что-то, помимо собственного дыхания, ему так и не удавалось. Коул не унывал, продолжая настаивать на своем: знание обязательно придет – нужно только терпение. Ученик пожимал плечами: мол, придет так придет. Усаживался на пол и погружался в свои мысли.
Несмотря на то, что на улице бушевала пурга, в комнате царила гробовая тишина. Но сегодня Рин принялся медитировать в особенно хорошем расположении духа: откладываемых денег наконец-то хватило на подарок маме. Он его купил по дороге сюда, и теперь кулон приятно оттягивал нагрудный карман. Он еще раз вытащил его, коснулся пальцами гладкой поверхности, жалея, что тут нет света, чтобы полюбоваться камешком-росинкой, который так красиво сиял на свету. А еще подумал, что если занятия продолжатся, то ему хватит денег еще на один подарок. Авейле…
Рин думал о ней постоянно, но только сейчас понял, как сильно соскучился. Работая в пекарне, он каждый день украдкой наблюдал за тем, как девушка раскладывает на прилавке хлеб, как улыбается покупателем, как сияют ее глаза… Отчаянно хотелось вновь оказаться рядом, услышать ее голос, ощутить то тепло и приятное волнение, которое всегда дарило ее присутствие. Услышать биение ее сердца… Спокойное, размеренное… Стоп!
Он вскочил с места и еле сдержал восторженный крик. Вот это да! У него получилось! Ему удалось дотянуться до нее, услышать ее сердце! И он ни капли в этом не сомневался, так же как не сомневался, что снег – холодный, солнце – яркое, а Авейла – девушка его мечты. Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, мальчик снова уселся и сосредоточился, погружаясь в странный, но чудесный водоворот собственных чувств.
Вот он, ответ на его вопросы! На самом деле не существует никаких преград, расстояния. Его разум больше, шире, сильнее. Он охватывает все сразу и каждую мелочь по отдельности. Можно рассмотреть любую деталь… Как будто смотришь в окно, и поначалу размытые образы становятся все четче…
– Эй!
Резкий возглас, шлепок по щеке. Другой.
– Очнись! Сейчас же!
До лавки пекаря идти далеко. Обычному человеку. А он может преодолеть это расстояние за секунду. Какую-то секунду. И Авейла всегда будет с ним. И они никогда не расстанутся.
– Эйдерин!
Глаза защипало от яркого света, и он недовольно прикрыл их, снова проваливаясь туда, откуда пришел.
– Не смей!
Он почувствовал, как его резко схватили и поставили на ноги, продолжая хлопать по щекам и трясти. Наконец сознание вернулось, и парень удивленно заморгал.
– Что… – Язык с трудом ворочался во рту, слабость разливалась по всему телу. – Что случилось…
– Ты… Больше так не делай, хорошо? – Коул усадил его на диван, не сводя с него обеспокоенного взгляда.
– Почему… – Рин все еще не понимал, что стряслось. Его словно разбудили среди ночи, выдернули из глубокого и очень приятного сна.
– Если бы я только знал, на что ты способен, никогда бы не допустил подобного.
Коул налил из кувшина воды, дал стакан ученику, и тот осушил его одним залпом.
– Я уже говорил, что занятия медитацией призваны развить в целителе силы, недоступные обычному человеку. Ты преуспел, но перешагнул грань возможного. Неподготовленный, не контролирующий собственные силы, ты взлетел так высоко, что еще бы мгновение – и никогда бы не вернулся.
Рин вспомнил то мощное, всепоглощающее чувство восторга при виде огромного, безграничного мира, в котором доступна любая его точка, где есть ответ на любой вопрос.
– Я бы бросил свое тело и не нашел бы дорогу назад? – прошептал он, поняв наконец всю опасность медитации.
– Не совсем так, – чуть улыбнулся Коул. – Да, есть люди, способные покинуть собственную оболочку и вне ее бродить по миру. Но что касается нас… то это намного глубже, сложнее. Даже не знаю, как тебе объяснить… Ты же бывал на спектаклях? – Рин кивнул. – Так вот, те, кто просто бродят вне своих тел, являются обычными зрителями. Они смотрят, но на ход событий не влияют. Мы же, целители, – участники представления. От нас зависит, как закончится пьеса. Мы не покидаем тел, а расширяем границы сознания, которое помогает нам видеть, чувствовать и излечивать болезни.
– Я не совсем понимаю…
– Сейчас ты слишком слаб, иди домой. Завтра я буду учить тебя самоконтролю. И не вздумай тренироваться в одиночестве. Теперь это опасно.
– Хорошо.
– И вот еще что. Столько времени прошло впустую, а сегодня такой успех. Тебя что-то подтолкнуло, да? О чем или о ком ты думал?
Рин замялся, а потом вытащил из кармана драгоценный кулон:
– Вот… У мамы скоро день рождения, и я думал о том, как она обрадуется, когда его увидит.
Про Авейлу он рассказывать не собирался, но вряд ли можно было что-то скрыть от учителя. Однако тот не стал ничего больше спрашивать, а только кивнул и понимающе улыбнулся.
Рин вышел на улицу. В воздухе кружили крупные снежинки. Он подставил ладонь, наблюдая за тем, как они, такие хрупкие и прекрасные, падают и тают, исчезают на коже. Сегодня он мог растаять точно так же. Впитаться в окружающий мир, раствориться в нем. Кто же он? Откуда в нем такие силы? Как их контролировать?
На этот и другие вопросы Коул отвечал кратким и уже известным словом «тренировка».
Занятия в темноте закончились. Теперь медитация проходила под строгим наблюдением целителя. Погружаясь в себя, Рин чувствовал присутствие наставника, невидимый купол, которым тот его накрывал. Он, как маленький ребенок, заново учился ходить. Исследовал этот огромный окружающий мир, держась за руку взрослого. Искушение вырваться за пределы этого мира возникало все реже – теперь он больше концентрировался на том, что происходило совсем рядом: вот под домом прошуршала мышь, озабоченная поиском съестного; вот едва заметно колыхнулась паутина, затянувшая дальний угол комнаты; вот за окном забарабанил дождь, щедро поливая сердитых прохожих, спешащих быстрее найти укрытие.
Мир представлялся цепью, состоящей из бесчисленного количества звеньев. Все они, переплетаясь, образовывали единое целое. Стоило хоть где-то разорвать нить – и, подобно кругам от брошенного в воду камня, последствия неизбежно отражались на других. Рин учился видеть эту связь, чувствовать, как живет и дышит мир. И, конечно же, старался понять, как эти звенья сплетены в отдельном живом организме. Знания, подчерпнутые из книг, из уроков, наложенные на медитации, начали давать свои плоды. С наступлением весны юный ученик уже мог определить место, где зарождалась и каким образом распространялась в человеке болезнь.
Приспешник демона принимал больных, и Рин наблюдал, как мастерски Коул распознает заболевание и избавляет от него.
– И все же мне непонятно, – тяжело вздохнул он, когда за очередным исцеленным закрылась дверь. – Увидеть источник заразы – это одно. Но как его устранить?
Маг внимательно посмотрел на ученика, а потом произнес:
– Думаю, ты уже готов перейти на следующую ступень. Садись вот сюда, —указал он на ковер, лежащий посреди комнаты. Сам же опустился напротив. – Закрой глаза. Расслабься. Представь, что я твой пациент. Делай все так, как я учил.
Рин глубоко вздохнул и сосредоточился на сидящем перед ним человеке: на его сердцебиении и на жизненных нитях – так лекарь называл связывающие организм звенья. Резкая боль в правой руке заставила его охнуть, открыть глаза и схватиться за рану.
– Да вы что? – воскликнул он, недоуменно разглядывая кровавую полосу, протянувшуюся от локтя до запястья.
Эйвон сжимал длинный чуть изогнутый нож.
– Не открывай глаза! – сердито рявкнул он. – Не отвлекайся ни на что! Даже на себя! Ты должен лечить меня, и ничто не должно мешать!
Рин поморщился, глядя на то, как из пореза течет кровь, но перечить магу не стал. Вновь погрузился в транс и, когда боль пронзила левую руку, дернулся, зашипел, но сумел сдержаться. Мысленно вцепился в узор, который видел в организме Коула. Сконцентрировал на нем все свое внимание, всю силу. Жизненные нити учителя светились золотистым здоровым цветом.
Снова удар. Кинжал вошел в правое плечо. Рин вскрикнул, сцепил зубы, изо всех сил стараясь не упустить рисунок, начертанный перед внутренним взором. Нужно быть сильнее. Нельзя поддаваться боли. Среди светлого плетения в теле учителя он вдруг разглядел что-то… Красное пятно. Оно воспаленной кляксой расплывалось в области плеча.
– Я вижу, – прошептал Рин. – У вас рана. От ножа… Повреждены мягкие ткани… Но ничего серьезного… Кажется.
– Теперь ты можешь открыть глаза, – довольно произнес Коул.
Действительно: по левому плечу учителя расплывалось кровавое пятно. И, судя по внешнему виду, рана была нанесена ножом.
– А теперь взгляни на себя.
Рин моргнул, подумав, что зрение его обманывает, и на всякий случай потрогал свое невредимое плечо, которое еще мгновение назад разрывала дикая боль. Но ничего не нащупал.
– Я не понимаю… – наконец выдавил он.
– Для того чтобы вылечить болезнь, сначала ее надо почувствовать. Стать одним целым с пациентом. Все дело в том, что, проникнув в человеческий организм, мы избавляем его от недуга собственной волей. Чем сильнее целитель, тем более серьезные увечья он может излечить.
– То есть… Вы намеренно вонзили нож себе в плечо…
– А ты был уверен, что я воткнул его в тебя. На том и строился мой расчет, когда я полоснул сначала твою руку. Ты слился с моим организмом, но не понял, как и когда именно. Именно так работает наша магия. А теперь, если не побоишься вновь почувствовать то, что чувствую сейчас я, ты можешь попробовать меня вылечить.
Рин согласно кивнул, уперев взгляд в сочащуюся из раны кровь. Закрывать глаза больше не требовалось: он без труда рассмотрел место, от которого исходило рубиновое свечение. Снова ощутил жуткое жжение в плече, скривился, собирая волю в кулак. Поднес ладони туда, где нож рассек жизненные нити и принялся заново сплетать их, одну за другой. Он действовал так, как подсказывало ему сердце. Скоро жжение в плече стало утихать и, когда связалась последняя нить, пропало совсем.
Он отнял от раны ладони, пораженно разглядывая результат своих трудов – свежий розовый рубец. Почувствовал, как часто и торжествующе бьется собственное сердце, а по спине ручьями льется пот. Перед глазами расплывались черные круги, и он завалился на бок, погружаясь в усталую дремоту.
Когда Рин проснулся, комнату освещали розовые лучи заходящего солнца. Коул сидел рядом, погруженный в чтение внушительных размеров книги. Увидев, что ученик пришел в себя, отложил ее в сторону.
– Ну что, поздравляю. Я рад, что не ошибся в тебе.
– Я уснул?
– Да, на несколько часов. Лечение отбирает много сил. Именно поэтому маг не может исцелить сам себя.
Рин посмотрел на свои руки – на них даже шрама не осталось.
– Вы исцелили меня?
– Считай, что мы оказали друг другу услугу. Но это не значит, что ты теперь способен вылечить любой недуг. Будет расти твое мастерство – будет расти и сила.
– Вы не говорили, что лечить других чертовски больно.
Наставник раскатисто расхохотался.
– Открою тебе тайну: не все лекари идут на подобное испытание. Снимать головную боль – это одно, а вот помогать, положим, в родах – это совсем другое. Без обезболивающего зелья многие не выдерживают или же просто не берутся за лечение. Но дело даже не в этом. Важно то, хватит ли тебе собственных ресурсов, чтобы победить тяжелую болезнь.
– Значит, невозможно вылечить всех?
– Невозможно, если только ты не носишь руну демона, – пояснил Коул. – Ее способен принять далеко не каждый, но, получив ее, человек овладевает воистину безграничной силой. Волей, которая черпается не из собственного организма, а из руны – мощнейшего источника магии.
– А я, – Рин аж приподнялся на локтях, – смогу когда-нибудь ее принять?
– Поживем – увидим. А теперь беги домой, время уже позднее.
На следующий день Рин проснулся в отличном настроении. И дело заключалось не только в том, что он преуспел в своих занятиях. Наступил мамин день рождения, и он дождаться не мог, когда они с Ани и Дааном вручат ей подарок.
Гюнхэл накануне опять набрался, но так и уснул в приемной, избавив домочадцев от очередного скандала. Он и сейчас дрых на своем рабочем месте: его заливистый храп доносился из-за закрытой двери. И это стало еще одной приятной мелочью: он не мог испортить столь чудесный момент вручения подарка.
– Превеликая Нелл! – воскликнула мама, увидев, что преподнесли ей дети. – Откуда вы это взяли?
– Не волнуйся, мамочка, —восторженно подпрыгивала Ани, – мы его купили на честные деньги. Рин откладывал, ну и я подрабатывала где придется.
– И я! – хлопнул себя в грудь Даан. – Я тозе!
– Ну конечно же, и ты тоже! – Именинница радостно подхватила малыша на руки и закружилась в танце.
В то утро они вчетвером много смеялись и пили самый вкусный в мире чай с пирогом. Кулон на маминой шее сиял, прямо как ее глаза: теплым, любящим светом.
Пока на пороге не появился небритый, с оплывшим лицом и безумным взглядом Гюнхэл. В комнате повисла тишина. Ани на всякий случай придвинулась к Даану и обняла его.
– Ты проснулся? – Женщина вскочила с места и поставила еще один прибор. – Проходи, чай будешь?
Гюнхэл стоял пошатываясь, словно соображал, где он находится и кто он вообще. Потом заметил на шее жены украшение и ткнул в него пальцем:
– Это что?
– Ах… Это дети подарили. Правда они молодцы? Сами скопили…
– Снимай. Живо, поняла?
– Но…
– Сюда его давай. Быстро!
Она затравленно посмотрела на мужа, машинально дотронувшись до цепочки.
– Даже не думай, – грозно прорычал Рин и медленно, напружинившись, как хищник перед прыжком, встал из-за стола.
– Сынок, пожалуйста!
– Все хорошо, мама. Я не позволю этому ублюдку отнять у тебя наш подарок.
– Да ты совсем обнаглел, щенок! – скривился Гюнхэл. – Мало тебе в прошлый раз влетело?
Рин, сжав кулаки, встал напротив отчима, готовый в любой момент ринуться в драку. Гюнхэл сплюнул себе под ноги и процедил:
– В этот раз я тебя убью.
– Попробуй!
Они сорвались с мест одновременно, сцепились, яростно молотя друг друга. Рин несколько раз ударил отчима под ребра, увернулся от кулака в челюсть, но пропустил удар в грудь. Отлетел и тут же уклонился вбок, со всей силы пнул Гюнхэла по коленям – тот взвыл, завалился на спину, но извернулся и дернул мальчишку за собой. Оба покатились по полу. От охватившей все нутро жгучей ненависти Рин почти ничего не соображал. Не чувствовал боли, не слышал криков родных. Ярость выплескивалась из глубин. Из самого прошлого. Гнида должна ответить за все свои поступки.
В какой-то момент Рин ясно разглядел ярко-желтую полосу в теле отчима. Нить дыхания. Сам не отдавая себе отчета, мысленно сжал ее. Гюнхэл закашлялся и схватился за горло, пытаясь ослабить невидимые путы, которые сдавливали его стальными тисками. Он хрипел, хватал ртом воздух, в выпученных глазах плескался ужас, а Рин не мог остановиться. В сердце колотилось одно желание – чтобы ублюдок сдох. Сдох и никогда больше не стращал его родных!
Родных… Вдруг он ощутил, что кто-то обнимает его за плечи, услышал детский плач. Стряхнул с себя наваждение и обнаружил, что стоит и смотрит на отчима, пока тот дергается в предсмертной агонии.
– Сыночек, пожалуйста! Не делай этого!
Жизненный свет Гюнхэла тлел красноватым цветом, который едва пробивался сквозь черные кляксы, разлитые по всему телу. Осталось совсем чуть-чуть…
– Эйдерин! Пожалуйста! Прекрати!
Мама никогда его так не называла. Никогда себе такого не позволяла.
– Он это заслужил, – глухо процедил Рин.
– Да, но ты не заслужил стать убийцей. Пожалуйста! Твое призвание – спасать жизни, а не забирать их.
Рин закрыл глаза, глубоко вздохнул и отпустил жертву. Гюнхэл, шумно глотнув воздух, зашелся хриплым надрывным кашлем. Даан заревел еще громче, к нему присоединилась и Ани.
Но мамин шепот звучал громче всех, в самом сердце:
– Ты молодец, сынок. Я так тобой горжусь.
– Как ты узнала? Про мое призвание? – Он посмотрел на нее, а она тепло улыбнулась в ответ:
– Ты весь в отца.
– Он тоже обладал силой?
Мать кивнула, но тут же перевела взгляд на пол: там с кряхтеньем пытался подняться на ноги Гюнхэл. Рин сделал к нему шаг – тот шарахнулся, инстинктивно схватившись за горло.
– Еще раз поднимешь на них свою поганую лапу, – прошипел Рин, – убью. Теперь ты знаешь: я не шучу.
Отчим просвистел что-то нечленораздельное и осенил себя защитным знаком.
– Нелл тебе не поможет, и ты это знаешь.
Рин развернулся и вышел на улицу. Вдохнул свежий воздух, пытаясь разобраться в себе, в том, что произошло. Во время обучения ему ни разу не пришла в голову мысль, что магией можно не только лечить, но и, наоборот, убивать. Лишать жизни одним лишь взглядом. Знает ли об этом Коул? Конечно да. Почему же тогда ничего не сказал? Не предостерег?
Он едва не убил человека, но при этом чувствовал себя прекрасно, словно напитался новой силой: она сейчас бурлила в крови, наполняла тело легкостью.
– Поговорим?
Мама накинула на его плечи тулуп, взяла под руку и повела за собой, задумчиво глядя себе под ноги. Какое-то время они молча брели по улице, каждый погруженный в собственные мысли.
– Почему ты не сказала раньше? —первым нарушил молчание Рин.
– Сначала я не думала, что тебе передалась его сила. А потом не знала, с чего начать. К тому же мне не так много известно. Твой отец… – она грустно улыбнулась, погрузившись в воспоминания, – не был обычным человеком. Несмотря на то, что занимался вполне обычным делом, я всегда чувствовала: он особенный. С далекого детства, когда мы вдвоем убегали в лес, чтобы посмотреть на лисий выводок, до самой его смерти…
– Он лечил людей?
– И да и нет. Бывало, подходил к больному, что-то делал, и тому становилось легче. Как-то раз я сильно обожглась, вытаскивая из печи котел. Так он взял мою руку, подержал в своей, и все прошло. Но он никогда не делал этого специально, хотя я чувствовала… Я забыла это ощущение и вспомнила только сегодня, когда ты…
– Душил Гюнхэла.
– Сынок, – она остановилась и умоляюще заглянула ему в глаза, – обещай мне, что никогда не воспользуешься своим даром во вред. Перешагнув черту, уже не остановиться… А это беда… Беда для всех.
– Даже если надо будет наказать такого ублюдка, как…
Она не дала ему закончить, решительно прервав:
– Даже если так. Есть вещи, которые тебе еще рано знать… Просто послушай свою маму, хорошо?
Рин немного помолчал, а потом, вздохнув, согласно кивнул головой:
– Разве я могу отказать имениннице в ее день рождения?