– По-моему, пчелы что-то подозревают!
– Что именно?
– Не знаю я. Но только, по-моему, они ведут себя подозрительно!
Кантор не сразу узнал турнирную арену в Даэн-Риссе – он видел это место всего несколько раз и к тому же целым, чистым и нарядным. Сейчас же оно больше напоминало развороченный двор Кастель Агвилас, по которому в панике носились незнакомые люди. Причем часть их была одета в мундиры ортанского департамента Безопасности и Порядка, а часть – в каппийский зеленовато-охристый камуфляж.
Шеллара Кантор легко заметил еще издалека – единственную черную фигуру, неподвижно стоящую среди хаотического движения, на голову возвышаясь над прочими. Опять его величеству какой-то кошмар видится, опять придется его как-то отсюда выдергивать…
На оклик король обернулся медленно, словно неохотно или с опаской. Увидев, кто его зовет, на мгновение оторопел, как будто ожившего покойника увидел, затем быстро сморгнул и шагнул навстречу.
– Это сон. И, должен заметить, подобные бредовые сюжеты мне порядком надоели, – произнес он вместо приветствия. – Пойдем отсюда.
Кантор заметил, что его величество очень уж торопится перехватить его на полдороге, и не удержался – присмотрелся к тому, что он хотел скрыть. Там находилась королевская ложа, вернее, то, что осталось от нее после взрыва, а вокруг валялись изуродованные тела и их части, тем же взрывом разбросанные.
– Декорации шестилетней давности, – прокомментировал Шеллар, не дожидаясь вопросов или, не доведите боги, выражений сочувствия. При этом он даже не замедлил шаг, чтобы не дать собеседнику задержаться и разглядеть детали. – Я сам попал туда только через несколько дней, когда все уже было убрано, но ограниченностью воображения никогда не страдал и смог восстановить исходную картину. Все остальное – дичайшая смесь прошлого, настоящего и моих тайных страхов.
– То есть там были не только ваши покойные родственники, но и ныне живущие? – Кантор сам не знал, зачем ему понадобилось это уточнять. Наверное, инстинктивно почуял, что либо папа, либо дядюшка об этом спросят.
– Проще спросить, кого там не было, – невесело ухмыльнулся король. – Ты, кстати, тоже был. И, что удивительнее всего, в эту компанию близких и дорогих мне людей странным образом затесался наместник Харган. Забавно, не правда ли?
Кантор вспомнил Ольгины рассказы и плюнул в сердцах:
– Да что вы все в нем нашли?! Урод уродом, и это я, между прочим, не о рогах его говорю.
– Будь он действительно таким, каким ты его считаешь, ты больше никогда не увидел бы Ольгу живой.
– Это не его заслуга, а ваша. А от него в данном случае требовалась только неустойчивость к манипуляциям, ах, какое достоинство!
– Ничего ты не смыслишь в манипуляциях, товарищ Кантор, – насмешливо бросил Шеллар с высоты своего роста. – Дело не в том, насколько сильно человек поддается манипуляциям, а в том, за какие ниточки при этом дергать. Как лично дергающий заверяю: ниточки эти вполне позитивны. Если только мне удастся вдолбить этому дитяти природы, что не на все в этой жизни можно класть, а что-то стоит уважать и ценить, из него получится нечто… не особенно добродетельное, но вполне приспособленное к жизни в обществе.
– Да зачем оно вам? Проще же убить.
– О, я заметил, это твой любимый метод решать проблемы. Однако мы увлеклись беседой на абстрактные темы, а между тем есть дела более насущные. Во-первых, ко мне пришла Азиль. Пришла сама, прямо во дворец, и высказала желание повидать меня, господина с крыльями, которого, заметь, ни разу не видела, и лично Повелителя.
– Зачем? – Кантор даже приостановился, но король не последовал его примеру, и пришлось догонять.
– Я тоже не смог понять. Единственная приемлемая версия – она что-то знает. Не от Элвиса и не от других людей, а из того магического источника, который дает ей уверенность в том, «как надо и как правильно». И во-вторых, найди сейчас Элмара и скажи, чтобы срочно просыпался, хватал коня и вещи и убирался прочь из города. Сегодня на него уже получили донос и установили слежку в надежде выйти на городское подполье, через пару дней арестуют. Заодно расспроси, где он был и кого видел, возможно, мне удастся вычислить, кто на него донес. О своих планах спасать Азиль пусть забудет, спасать надо было до того, как она явилась во дворец. Теперь он ее не достанет. Пусть оставит это мне, я что-нибудь придумаю. С Ольгой же получилось. Растолкуй ему доступно, что мне крайне сложно будет спасать еще и его, особенно учитывая, что живой Элмар очень тут всем мешает.
– Да, – послушно кивнул Кантор. И добавил, мысленно укрыв себя в три этажа за абсолютно свинскую забывчивость: – Спасибо.
– Не за что. – Они добрались до противоположной трибуны, относительно целой, и его величество наконец остановился, высматривая место, чтобы присесть. – Это была услуга скорее Ольге, чем тебе. У вас там как? Все в порядке?
– Пока да. – Это была почти правда, так как внезапное прибытие кузины значимым событием не являлось и без информации об этом безобразии некоторые господа вполне могли обойтись. – Что-то новенькое для нас есть? Ваши соратнички не решили напасть?
– Пока ничего. Я опасаюсь, что они вообще не сочтут нужным ставить меня в известность, поэтому будьте начеку постоянно, особенно в часы перед рассветом. Как много времени займет подкоп?
– Несколько дней. Точнее никто сказать не может.
– Возможно, мне удастся оттянуть момент операции… Например, уговорить дождаться Харгана… или что-нибудь уточнить, выяснить, подготовить… Я подумаю. Но вы все равно будьте ко всему готовы, хорошо?
– Я передам, – кивнул Кантор. – Что-то еще, или можно отправляться к Элмару?
– Пожалуй, все… разве только… не говори мэтру Максимильяно, что мне снилось. Если спросит, соври что-нибудь невинное. Я заметил, он отчего-то ужасно нервничает из-за моих снов.
Кантор еще раз оглянулся на жертвы и разрушения и вслух предположил:
– А у него точно нет оснований… э-э-э… нервничать?
– С равной вероятностью возможно и то и другое. Но даже если они и есть, ни переживания мэтра Максимильяно, ни осознание мною их обоснованности не могут ничего изменить. Именно сейчас обстоятельства требуют моего присутствия в центре событий независимо от того, чем это может для меня закончиться.
– А вам не кажется, что папа больше переживает, как бы это не закончилось печально для всего дела, а не для вас одного? – Не хотелось напоминать самоуверенному теоретику о некоторых обстоятельствах, наверняка для него болезненных, но, похоже, его величество собрался наступить на те же грабли во второй раз. – Если вас действительно разоблачат, то не просто возьмут и сразу убьют. Сначала обязательно кое о чем спросят. И они уже из собственного опыта знают, как вас спросить… эффективно.
Король помрачнел, но все же поражения не признал.
– По-твоему, я из этого опыта ничего не вынес?
– И какая вам с того польза? Если не считать то, что вы уяснили для себя пределы своих возможностей?
– Ты действительно не догадываешься, как можно воспользоваться полученным знанием в комплексе с заработанной репутацией?
– Просветите недогадливого? – Кантор прекрасно понимал, что его язвительный тон можно воспринять и как оскорбление (что было совсем неправда), и как защитную реакцию (что было очень даже правда), но ничего не смог с собой поделать.
Похоже, король все же обиделся, так как просвещать отказался под странным предлогом, что Кантору это все равно не пригодится. После чего весьма сухо и прохладно сообщил, что у него на этом все, а Кантора ждут еще несколько важных визитов, посему не смеет задерживать.
Развеивать заблуждения его величества было бесполезно – он даже не потрудился привести аргументы, которые можно было бы опровергнуть. Объяснять, что он не то хотел сказать, и извиняться за свой тон Кантор не пожелал. Но когда он уходил, на душе было донельзя паршиво.
Отчего-то навязчиво лезли в голову воспоминания о прошлой весне, когда он считал короля погибшим и искренне сожалел о каждом недобром слове в его адрес. И одолевала нехорошая уверенность, что о сказанном сегодня тоже придется пожалеть.
«Глубокоуважаемый брат Чань.
Я пишу Вам, так как именно Вас считаю единственным достаточно умным, умелым и беспристрастным человеком, способным профессионально разобраться в сложившейся ситуации, не отвлекаясь на личные привязанности и не поддаваясь влиянию стереотипов, но руководствуясь одной лишь логикой.
Вы, несомненно, знаете, что сейчас я нахожусь в розыске по обвинению в убийстве, и можете отнестись к моим словам с закономерным недоверием, но все же прочтите это письмо до конца.
Приписываемого мне преступления я не совершал. Обвинили меня лишь на основании того, что все остальные участники ужина были исключены из списка подозреваемых ввиду отсутствия мотивов. Я охотно соглашусь, что у наместника таких мотивов быть не могло, так как в мастере он крайне нуждался. Что до советника, то единственным аргументом в его пользу оставался факт, что он прошел третью ступень, которой не прошел я. И я не ошибусь, если предположу, что автором версии о моей виновности является сам брат Шеллар. Ибо, по моему мнению, это было ему не просто выгодно, а необходимо.
Вы можете мне не верить и подозревать какую-либо нечестную игру с моей стороны, но уверяю Вас: я не убивал мастера Ступеней и совершенно точно это знаю. Поэтому, с моей точки зрения, логический вывод напрашивается один: Шеллар успешно всех обманул, и на самом деле никакого влияния посвящение на него не оказало. Или же мэтр Максимильяно ухитрился вернуть его в прежнее состояние в первые же дни после посвящения – по некоторым сведениям, в число его умений входят различные манипуляции с субреальностями измененного сознания. Как бы то ни было, в настоящее время в самом верховном руководстве ордена орудует вражеский шпион, и Вы наверняка уже ощутили на себе результаты его вредительской деятельности. При этом все вы безоговорочно ему доверяете, а господин наместник еще и слушает каждый его совет с раскрытым ртом.
Я не надеюсь, что Вы, уважаемый коллега, поверите мне на слово, поэтому не стану изводить бумагу на заверения и клятвы. Единственное, о чем я Вас прошу, – проверьте мои слова. Примите предположение об измене брата Шеллара как рабочую версию и в обычном порядке проверьте ее. Проверьте сами, лично, ни с кем не делясь подозрениями, в особенности с господином наместником, – как мне кажется, он настолько попал под влияние Шеллара, что их отношения давно вышли за рамки официальных. Наместник просто не поверит Вам, пока не увидит неопровержимых доказательств. А Вы их непременно найдете – в противном случае я потерял Тень и мне пора на покой, апельсины выращивать.
Я не стремлюсь вернуть себе прежнюю должность, тем более что посвящение так и не прошел, но мне дорого наше общее дело и мое доброе имя, поэтому я позволил себе обратиться к Вам с этим письмом. Искренне надеюсь, что оно принесет какую-то пользу.
С почтением,
Ваш покорный слуга,
Брат Чань отложил письмо и в задумчивости уставился на диковинную лампу, которыми теперь освещался департамент. Свет едва заметно мигал – видимо, не хватало мощности генератора или же барахлила наспех протянутая проводка.
Все было просто, предельно просто, всего две версии без каких-либо побочных вариантов: либо один врет, либо другой. И самое главное – проверяются они одинаково. Нужно только сесть, вспомнить и проанализировать все поступки и высказывания брата Шеллара. Примерить к ним бредовую на первый взгляд версию одноглазого мистралийца. Скорей всего тот действительно врет и не просто хочет вернуться, а затеял какую-то многоходовую игру, но даже самую мизерную вероятность надо все же проверить. А вдруг?
Брат Чань положил перед собой два чистых листа и вывел на одном аккуратный иероглиф «правда», а на втором – столь же аккуратный иероглиф «ложь». После чего принялся вдумчиво и неторопливо покрывать мелкими, почти нечитаемыми иероглифами оба листа попеременно.
Глава департамента отлично знал ортанский язык и умел писать рунами куда грамотнее, чем престарелый брат Чи, но сегодняшние размышления… Чем меньше народу сможет их прочесть, тем лучше. В такой ситуации очень легко ошибиться, поэтому действовать следует так, чтобы в случае ошибки ее никто не успел заметить.
Наместник вернулся внезапно, как возвращаются из похода рогатые мужья. Вечером восьмого дня Сиреневой луны Шеллар, сидя в его (бывшем своем) кабинете, на мгновение склонился над очередным творением брата Гельби, чтобы внести поправку, а когда поднял голову – у стола уже стоял Харган, странно возбужденный, нервный и недовольный.
Шеллар быстро окинул его взглядом, безошибочно выхватив из общего встопорщенного облика шефа все значимые мелочи, и изобразил самую нейтральную и скромную улыбку, на какую был способен. Несмотря на успешное завершение своей миссии, парень явно раздражен и чем-то недоволен, следовательно, неуместные выражения счастья могут разозлить его еще больше. Но вместе с тем не выразить вообще никакой радости по поводу успеха – тоже не лучший вариант.
– Вижу, вас можно поздравить. – Теплоту в голосе изображать не пришлось, Шеллар действительно рад был видеть этого оболтуса, хотя тот своими подвигами изрядно усложнил работу господам магистрам. – С Повелителем все в порядке?
– С ним – да, – проворчал Харган и, рывком подтянув к себе ближайший стул, уселся на него верхом. – А как ты догадался?
– Ваш хвост, – честно пояснил Шеллар, взглядом указывая на источник своей осведомленности. – Он до сих пор кровоточит, из-за чего на штанах образовалось небольшое пятно. Кажется, он стал короче. Следовательно, вам довелось докладывать Повелителю о происходящем, ибо никто иной не посмел бы судить ваши поступки и наказывать подобным образом. Смею предположить, что расстроены вы именно этим?
Наместник раздраженно дернул носом и с видимой неохотой выдавил:
– Частично.
– Если вы не хотите об этом говорить, я не стану больше проявлять подобную бестактность. Единственное, что осмелюсь все же спросить, – как ваше самочувствие? Вы в состоянии рассказать мне подробнее о спасении Повелителя или предпочтете сейчас отдохнуть и к делам приступить завтра? Может быть, пригласить целителя?
Харган сверкнул глазами и красочно послал всех целителей по веками проверенному маршруту, отправив вслед за ними и брата Шеллара с его заботой. Как и ожидалось.
– Что ж, раз в медицинской помощи вы не нуждаетесь и чувствуете себя нормально, я с нетерпением жду вашего рассказа о спасении Повелителя.
– Да что рассказывать… – вздохнул демон. – Ты же никого там не знаешь, половину не поймешь…
– Полагаю, мне рано или поздно все же следует хотя бы поверхностно и заочно познакомиться с нашими соратниками в соседнем мире, – не отступил Шеллар. – Но если для вас даже краткий рассказ о них представляет сложность или если Повелитель запретил вам распространяться, скажите хотя бы в двух словах, что с ним произошло и каково положение дел на данный момент. Что поведал Повелитель? Какие инструкции дал? Что еще кроме инструкций вам удалось получить? Будут ли у нас новые излучатели?
– И все это в двух словах? – обреченно произнес наместник.
– То есть ваша необщительность объясняется не усталостью или самочувствием, а просто нежеланием кого-либо видеть и о чем-либо беседовать? Простите, я не имел намерения обидеть вас. Если все так плохо, идите отдыхайте. Поговорим, когда у вас появится такое желание. Есть что-нибудь, что мне следует знать срочно?
Бедняга помолчал немного, пока нежелание жаловаться на Повелителя боролось с нежеланием выглядеть депрессивным нытиком.
– Послушай, – сказал он наконец, – что ты прицепился? Я нормально себя чувствую и в состоянии работать, но ты же видишь, что я раздражен и сердит, потому и не хочу заводить разговор о делах, боюсь выйти из себя и опять вынести тобой дверь. Неужели ты сам этого не понимаешь? Или любопытство все равно сильнее? Потерпи до завтра.
Советник почтительно наклонил голову:
– Как скажете. Совещание на завтра собирать, или вы будете обсуждать все вопросы приватно, с каждым по отдельности?
– Еще чего – с каждым! Разве что с тобой, и то после совещания. Собирай.
– На который час?
– Ну и зануда… На десять.
– Будет исполнено. Спокойной ночи, господин наместник.
– Угу, – мрачно проворчал Харган и, одним движением спрыгнув со стула, вышел вон.
Шеллар отметил про себя, что кому-то сегодня все же не поздоровится – по пути от кабинета до спальни наместнику обязательно кто-нибудь попадется, а он сейчас готов сорваться на первого попавшегося, – прислушался к звукам из коридора и вновь склонился над бумагами.
Харган действительно пребывал в расстроенных чувствах, но, объясняя это советнику, все же немного покривил душой. Не настолько он был зол, чтобы на людей кидаться, да и в целом назвать злостью владеющее им чувство было бы неправильно. В душе наместника кипели обида и яростный протест против несправедливости. Впервые в жизни он не мог безропотно принять наказание от учителя и признать его правоту.
Возможно, в отношении лично Харгана Повелитель не слишком погрешил против справедливости. Мастера Ступеней не уберег – раз. Излучатель потерял – два. За пленниками не присмотрел как положено – три. Козни вражеских магов прозевал – четыре. Брата Джарефа вовремя не приструнил – пять. Дракона из-под носа увели – шесть. За Блаем недоглядел – семь. Истинная вера распространяется плохо и медленно – восемь. Артефактов собрано только шесть из десяти – девять. Итого девять раз – хрясь! хрясь! хрясь! И девять колечек хвоста, действительно напоминающих нарезанную колбасу. Больно, обидно, и хвост укоротился настолько, что даже Шеллар заметил.