Прошлое – это пролог.
Насилие – американская традиция, вроде вишневого пирога.
Она проснулась в темноте. Сквозь щели в жалюзи в комнату проникал тусклый свет занимающейся зари, рисуя полосы на голой стене. Это было сродни пробуждению в тюремной камере…
Она лежала, дрожа всем телом, не в силах вырваться из плена сна. Прослужив в полиции десяток лет, Ева все еще видела сны!
Шесть часов назад она убила человека. У нее на глазах смерть остановила его взгляд. Такое случилось с ней не впервые, она знала, что ее потом замучают сны, и даже привыкла к этому. Но ребенок – вот кто не давал ей покоя. Ребенок, которого она не успела спасти. Ребенок, чьи крики во сне перекликались с ее собственными.
«Как много крови! – думала Ева, вытирая обеими руками пот с лица. – Такая малютка – и столько крови!»
Нужно было поскорее избавиться от наваждения: согласно правилам управления ее день должен начаться с проверки эмоционального состояния и психического равновесия. Всякий полицейский, применивший оружие с летальными последствиями, проходил такую проверку, прежде чем получал разрешение продолжить исполнение служебных обязанностей. Впрочем, Ева относилась к проверке как к пустой формальности: она не сомневалась, что пройдет ее, как это всегда бывало и прежде.
Она встала, зажгла свет и отправилась в ванную. Увидев свое отражение в зеркале, Ева невольно поморщилась. Припухшие от недосыпа глаза, мертвенная бледность, как у трупов ее собственного производства. Она потрясла головой, чтобы отогнать мрачные мысли, открыла воду на полную мощность и встала под душ, подставив лицо больно бьющим струям.
Не обращая внимания на густые клубы пара, она рассеянно намыливалась, прокручивая в памяти события минувшей ночи. На проверку следовало явиться к девяти. В ее распоряжении оставалось три часа, чтобы полностью освободиться от сна и прийти в себя.
Проверка выявляла даже малейшие сомнения и слабые намеки на угрызения совести. Если обнаруживалось даже ничтожное отклонение от нормы, испытуемому предстояло повторное, еще более интенсивное обследование. Ева даже в мыслях не допускала ничего подобного и надеялась, что этого никогда не случится.
Накинув халат, она побрела в кухню, включила кофеварку и засунула в тостер хлеб. С улицы доносился гул транспорта: одни спешили с утра пораньше на работу, другие только возвращались с работы домой. Ева выбрала эту квартиру несколько лет назад именно из-за густого транспортного потока: ей всегда нравился шум, нравилась толчея большого города.
Зевая, она проводила взглядом трясущийся от дряхлости автобус, подобрала с пола у входной двери «Нью-Йорк таймс» и бегло просмотрела заголовки, дожидаясь, пока кофеин окажет взбадривающее действие на организм. Тостер в очередной раз сжег хлеб, но она все равно съела его. Проклятая штуковина давно требовала замены.
В одной из статеек говорилось о массовом изъятии из продажи некоторых пород собак. Не успела она прореагировать на сообщение, как запищало устройство вызова. Ева переключилась на связь и услышала голос своего начальника:
– Лейтенант!
– Слушаю, сэр.
– Происшествие на углу Бродвея и Двадцать седьмой улицы, восемнадцатый этаж. Расследование поручается вам.
Ева приподняла бровь:
– Но я должна сначала пройти проверку. Летальный исход в двадцать два тридцать пять.
– Отменяется! – ответил майор без запинки. – Берите значок и оружие – и немедленно туда! Категория пять, лейтенант.
– Будет исполнено, сэр.
Отключив связь, Ева еще некоторое время смотрела на переговорное устройство. Категория пять означала прямой доклад начальнику, закрытое расследование, запрет на сотрудничество с прессой.
По сути дела, ей развязывали руки.
На Бродвее, как всегда, было шумно и людно – бесконечное представление, привлекающее все новых зрителей, а оттока не наблюдалось. Тротуары и мостовые забиты до отказа, людям и машинам негде повернуться. Когда Ева была простым уличным копом, здесь расстались с жизнью немало туристов, засмотревшихся на это круглосуточное шоу и утративших бдительность.
Даже в этот ранний час вовсю работали стационарные и передвижные лотки, утолявшие аппетит бурлящих толп всевозможной снедью – от рисовой лапши до соевых сосисок. Ева до отказа вывернула руль, чтобы не врезаться в торговца с окутанной паром тележкой, и не обиделась, когда из пара высунулся выразительный средний палец.
Ева оставила машину на проезжей части – у тротуара не было ни одного свободного места, обогнула пошатывающегося субъекта, дыша ртом, чтобы не стошнило от запаха перегара, и задрала голову. С бетонного основания в небо рвалось пятьдесят этажей сверкающей стали.
Стоило Еве сделать два шага поперек тротуара – она тут же получила два непристойных предложения. Впрочем, удивляться было нечему: этот и четыре соседних бродвейских квартала любовно именовались Шлюходромом.
– Лейтенант Даллас, – представилась Ева полицейскому в форме, дожидавшемуся у входа, и показала ему значок.
– Да, мэм.
Полицейский пропустил ее внутрь, запер дверь на электронный замок, чтобы в здание не проникли посторонние, и зашагал вместе с ней к лифтам.
– Восемнадцатый этаж, – приказал он, войдя следом за Евой в кабину.
– Докладывайте. – Ева включила диктофон.
– Я здесь недавно, мэм. Мне приказано дежурить у входа, понятия не имею, что произошло там, наверху. Вас ждет полицейский в штатском. Насильственная смерть в комнате восемнадцать ноль три. Пятая категория. Вот все, что мне известно.
– Кто вызвал полицию?
– Этого я тоже не знаю.
Двери лифта раздвинулись. Полицейский остался в кабине. Ева оказалась одна в узком коридоре и стала объектом внимания нескольких камер наблюдения. Потертый ковер заглушал ее шаги. Подойдя к номеру 1803, она постучала и поднесла к «глазку» свой значок. Дверь распахнулась.
– Даллас!
– Фини! – Увидев знакомое лицо, Ева улыбнулась. Райан Фини был ее старым приятелем и напарником. Потом он сменил оперативную работу на ответственный пост в отделе электронного наблюдения. – Выходит, вам, кабинетным крысам, тоже иногда выпадает проветриться?
– Это дело решено доверить лучшим из лучших! – Широкая физиономия Фини расплылась в улыбке, но глаза остались серьезными. Он был приземистым человечком с короткими руками и волосами цвета ржавчины. – Ну и видок у тебя!
– Ночка досталась веселая.
– Слыхал.
Он протянул Еве свой неизменный пакетик с орешками в сахаре и внимательно взглянул на нее, гадая, выдержит ли она то, что ждет ее в соседней комнате.
Для офицерского звания Ева Даллас была молода – всего тридцать. Большие карие глаза – такие принято называть наивными – могли обмануть кого угодно, но только не Фини: наивности в полиции не место. Каштановые волосы были подстрижены очень коротко – вроде бы из соображений удобства, но такая прическа отлично сочеталась с ее худым лицом, высокими скулами и ямочкой на подбородке. Рослая, длинноногая, на первый взгляд тощая, хотя… Фини знал, какие сильные мускулы скрываются под ее кожаной курткой. А еще у Евы была светлая голова, что гораздо важнее мускулов. И живое сердце.
– Та еще история, Даллас…
– Могу себе представить. Кто убит?
– Шерон Дебласс, внучка сенатора Дебласса.
Эта фамилия была для Евы пустым звуком.
– Ты же знаешь, в политике я не сильна, Фини.
– Джентльмен из Виргинии, очень богат, крайне правый. А внучку несколько лет назад понесло влево: перебралась в Нью-Йорк, получила лицензию на профессиональное занятие сексом, с семьей, кажется, порвала.
– Шлюха?
Ева оглядела комнату. Обстановка подчеркнуто модерновая: стекло, хром, авторские голограммы на стенах, ярко-красная стойка бара в нише, за баром – экран в абстрактных разводах приглушенных тонов.
«Аккуратность девственницы и холодность шлюхи», – подумала Ева.
– Недаром купила квартиру в таком районе…
– Итак, проблема номер один: ее дед – известный политик. Белая женщина двадцати четырех лет. Умерла в постели.
Ева в недоумении приподняла бровь.
– Поразительное совпадение: именно там, где зарабатывала. Как это произошло?
– А вот это – проблема номер два. Лучше взгляни сама.
Пересекая гостиную, оба достали по баллончику и опрыскали себе руки, чтобы не оставлять отпечатков. Перед дверью Ева еще побрызгала себе на подошвы, чтобы не унести из спальни ни одной ниточки, волоска, чешуйки кожи.
Ситуация была явно неординарной. На месте преступления, помимо детективов, полагалось работать еще двум следователям, ответственным за аудио– и видеозапись. А в затылок их четверке должны были дышать судмедэксперты, примчавшиеся снимать отпечатки.
То обстоятельство, что к ней приставили одного Фини, говорило, что вокруг этого трупа надлежит ходить на цыпочках.
– Вестибюль, лифт и коридор оборудованы камерами слежения, – напомнила Ева.
– Знаю. Я уже затребовал диски с записями. – Фини открыл дверь спальни и пропустил ее вперед.
Картина была малосимпатичной. Еве почти никогда не приходилось сталкиваться с благообразной смертью. Любого – и святого, и грешника – ждал одинаково неприглядный конец. Но здесь все свидетельствовало о намерении вызвать у того, кто войдет в комнату, приступ тошноты.
Огромная кровать была гладко застелена атласной простыней цвета созревшего персика. Луч света с потолка был направлен в центр кровати, где на мягко колеблющемся водяном матрасе распласталась обнаженная женщина. Матрас вздымался нежными волнами под музыку, льющуюся откуда-то из изголовья кровати. Сейчас это механическое движение выглядело верхом непристойности.
Она так и осталась красавицей: точеное личико в обрамлении густых огненно-рыжих волос, изумрудные глаза, безжизненно уставившиеся в зеркальный потолок. Длинные молочно-белые руки и ноги, колеблющиеся в такт движениям матраса, воскрешали в памяти фигуры балерин из «Лебединого озера».
Увы, вместо того чтобы изысканно изгибаться, застывшие члены были бесстыдно разбросаны в стороны, так что труп посреди кровати казался крестом на прерванной жизни.
Во лбу трупа, в груди и между ног зияло по дыре. Кровь стояла лужицами на атласной простыне, стекала на пол. На лакированных стенах тоже были кровавые пятна, словно в комнате металось обезумевшее от вида и запаха крови дитя.
Такое количество вытекшей крови – большая редкость. Ева еще не отошла от зрелища кровопролития накануне вечером, поэтому, как ни старалась, не сумела сохранить спокойствие. Она сделала судорожный глоток. Не хватало только вспомнить того несчастного ребенка…
– Ты все заснял?
– Все.
– Тогда выключи эту дрянь!
Фини нашел пульт и нажал на кнопки. Музыка смолкла, колебания матраса прекратились, и Ева облегченно перевела дух.
– Какие странные раны… – прошептала она, подойдя ближе. – Для ножа слишком ровные, для револьвера – слишком кровавые.
В следующий момент ее осенило. Она вспомнила фотографии из учебников, экспонаты полицейского музея оружия, описания уже отошедшей в прошлое манеры убивать.
– Господи, Фини! Это же похоже на кремневый пистолет!
Фини вынул из кармана запечатанный пакет.
– Тот, кто это сделал, оставил нам сувенир. – Он передал пакет Еве. – Антикварный экспонат! Законопослушные коллекционеры платят за такие штучки тысяч по восемь-десять, а на черном рынке они идут вдвое дороже.
Ева покрутила в руках пакет с пистолетом.
– Тяжелый… – уважительно пробормотала она. – До чего здоровенный!
– Раньше я их видел только в музее. – Фини смотрел на пистолет почти с благоговением. – Настоящая классика! Такие находились на вооружении полиции до середины девятнадцатого века.
– А ты, как я погляжу, разбираешься в истории! Теперь понятно, почему сюда прислали именно тебя. – Она внимательно осмотрела пистолет. – Совсем как новенький. Кто-то за ним любовно ухаживал… – задумчиво проговорила Ева, отдавая Фини пакет. – Какая уродливая смерть! В первый раз сталкиваюсь с таким методом убийства за десять лет службы в полиции.
– А я во второй. Первый – лет пятнадцать назад. Заваруха на вечеринке в Нижнем Ист-Сайде. Там один пришил пятерых из кремневого ружья, пока не понял, что это не игрушка. Ну и кровищи было!
– Весельчаки! – пробормотала Ева. – Нужно будет проверить коллекционеров. Интересно, сколько среди них найдется владельцев таких пушек? Вдруг кто-то уже заявлял о краже?
– Если только вдруг…
– Да, скорее всего, оружие приобретено на черном рынке. – Ева оглянулась на труп. – Если она занималась проституцией несколько лет, то у нее должны быть записи учета клиентов… – Она нахмурилась. – Поскольку расследование ведется по пятой категории, мне придется самой собирать свидетельские показания. Это тебе не заурядное преступление на сексуальной почве! – сказала она со вздохом. – Смотри, как все продумано: старинное оружие, сами раны как по линеечке, освещение, поза… А кто вызвал полицию?
– Убийца, – нахмурился Фини. – Позвонил в участок прямо отсюда.
– Он что, издевается над нами?! – Ева вдруг почувствовала, что ей трудно дышать, и помотала головой, чтобы успокоиться. – Убийца наверняка умен, высокомерен и дерзок. Спорю на свой значок – сперва он с ней переспал! А потом встал и застрелил. – Она вытянула руку и прицелилась из пальца. – Раз, два, три!
– Так хладнокровно? – прошептал Фини.
– Судя по всему, он хладнокровен, как змей. Прикончив ее, он даже расправил простыню. Видишь, ни одной морщинки? Потом положил ее посередине кровати и развел ноги, чтобы ясно было, чем она зарабатывала на жизнь. Все аккуратно, продуманно, не подкопаешься. Смотри, как тщательно выверены все углы! Кровать он не выключил, потому что это – часть композиции. Пистолет оставил, потому что ему хотелось, чтобы мы сразу смекнули, с каким необычным человеком имеем дело. Себя он уважает: не пожелал зря терять время, дожидаясь, пока тело случайно обнаружат. Ему подавай все сразу! Незамедлительное вознаграждение!
– А ты уверена, что это «он»? У нее было разрешение и на мужчин, и на женщин, – подсказал Фини.
Ева отрицательно покачала головой.
– Это не женских рук дело. Женщина не стала бы стараться создать такое сочетание красоты и бесстыдства. Нет, по-моему, это не женщина. Давай-ка оглядимся. Ты уже залезал в ее компьютер?
– Нет. Ведь расследование поручено тебе, Даллас, а мне велено помогать.
– Попробуй заглянуть в ее файлы со списками клиентов.
Ева подошла к комоду и стала рыться в ящиках. Покойная питала пристрастие к дорогим шмоткам. Некоторые вещицы были из чистого шелка – высочайшее качество! Ева понюхала пузырек изысканных духов на столике: запах роскошного порока.
Белье было сложено с похвальной аккуратностью: белые стопки, черные, цветные. Ева никогда не видела такого количества джемперов самых разнообразных расцветок и материалов. В шкафу тоже царил полный порядок. Как видно, жертва любила одеваться, выбирала себе только самое лучшее, держала в порядке свой гардероб.
А умерла обнаженной…
– Какая дисциплинированность! – восхитился Фини. – Тут все, что надо: список клиентов, расписание, включая обязательный ежемесячный осмотр у врача и еженедельные посещения салона красоты. Медосмотры она проходила в клинике «Трайдент», а красотой занималась в салоне «Парадиз».
– Шикарные заведения! Одна моя подруга целый год копила деньги, чтобы провести в «Парадизе» всего день. Не думала, что там принимают любую клиентуру.
– Какая разница? Были бы деньги. Сестра моей жены позволила себе такое баловство на серебряную свадьбу. Стоило это ей столько же, сколько мне – свадьба сына… А вот и адреса!
– Отлично! Все тщательно скопируй. – Услышав, как Фини присвистнул, она обернулась: – Что там?
– Знаменитость на знаменитости! Политика, шоу-бизнес, деньги, деньги, деньги… А вот это интересно: у нашей крошки есть телефон Рорка.
– Что за Рорк?
– Просто Рорк. Настоящий денежный мешок! Что бы ему ни попало в руки, даже самое завалящее дерьмо, он все превращает в золото. А тебе, Даллас, пора бы перестать читать в газете одну спортивную страницу.
– Я не пропускаю ни одного заголовка. Вот ты, например, слыхал про запрет на продажу собак?
– Рорк – постоянный герой новостей, – терпеливо объяснил Фини. – Он владеет одной из лучших в мире коллекций картин. И антиквариата, – добавил он, заметив интерес в глазах Евы. – Кстати, имеет разрешение коллекционировать оружие. И, по слухам, умеет его применять.
– Придется его навестить.
Фини снова присвистнул.
– Если увидишь его на расстоянии мили, считай, тебе уже повезло.
– Значит, мне повезет. – Ева занялась осмотром трупа.
– У этого типа могущественные друзья, Даллас. Пока не раздобудешь солидных улик, нельзя допустить малейшую утечку информации о том, что он в этом деле.
– Сам знаешь, Фини, меня излишне предупреждать. – Она хотела улыбнуться, но вдруг нашарила что-то между холодным телом и окровавленной простыней. – Что это под ней? – Ева осторожно высвободила руку. – Записка! – сказала она вполголоса.
Отколупнув запекшуюся кровь, она развернула листок.
– Смотри-ка, написано от руки, – сказала она, протягивая послание Фини. – А наш подопечный еще умнее и наглее, чем мы думали! Судя по всему, это только начало.
…Все утро Ева занималась делом, которое обычно выполняли желторотые подручные: лично опрашивала соседей жертвы и записывала их показания. Взглянув на часы, она обнаружила, что не успевает даже заскочить в бистро, и купила сандвич в том самом передвижном ларьке, который едва не опрокинула, спеша на вызов. После тяжелой ночи и хлопотного утра она не удивилась, что регистраторша салона «Парадиз» бросила на нее взгляд, обычно адресуемый обитательницам помоек.
В вестибюле самого шикарного салона города журчали водопады, звучала приглушенная музыка, шелестела листва. Клиенток, ожидающих своей очереди, обносили черным кофе в крохотных чашечках и высокими узкими бокалами с содовой или шампанским. К услугам желающих имелись наушники, подборка модных дисков и последних популярных журналов.
Регистраторша обладала роскошным бюстом и выглядела впечатляюще, поскольку была призвана всем своим видом подтверждать, что в салоне творят чудеса. На ней было коротенькое платьице фирменного красного цвета, голову венчала невероятная прическа из белоснежных локонов, уложенных в виде клубка змей. Ева от души наслаждалась этим зрелищем.
– Простите, – произнесла регистраторша бесцветным компьютерным голосом, – мы обслуживаем по предварительной записи.
– Не беда. – Ева улыбнулась, не без удовольствия возвращая этот живой монумент с небес на землю. – Вот моя запись, – она показала значок. – Кто работает с Шерон Дебласс?
Регистраторша испуганно оглядела восседающих в зале дам.
– Мы гарантируем клиенткам полную конфиденциальность!
– Не сомневаюсь. – Ева по-свойски оперлась на причудливо изогнутую стойку и высмотрела на монументальной груди скромную табличку с именем. – Учтите, Дениза, я могу поговорить с вами спокойно и вежливо. Но могу и повысить голос, чтобы нас все услышали. Если вам больше нравится первое, отведите меня в тихий укромный кабинетик, чтобы не тревожить уважаемых клиенток, и пришлите мне косметолога Шерон Дебласс. Или вы называете своих работников как-то иначе?
– Консультантами, – выдохнула Дениза. – Прошу следовать за мной.
– С удовольствием.
Это действительно было изысканным удовольствием: подобную роскошь Еве доводилось видеть только в кино и на видео. Ноги по щиколотку тонули в мягком красном ковре, с потолка свисали излучающие волшебный свет хрустальные капли, воздух был насыщен ароматами цветов и ухоженной плоти.
При всем желании Ева не смогла бы представить себя одной из тех женщин, что пропадают здесь часами, позволяя себя умасливать, массажировать, что-то наращивать, что-то убирать и выравнивать. Но если бы она решила уделить время подобной ерунде, то предпочла бы заняться этим именно в такой современной обстановке, как здесь.
Регистраторша привела ее в уютную комнату, одна из стен которой была занята голограммой летнего луга. Слух ублажало негромкое птичье пение, лицо ласкал легкий ветерок.
– Будьте добры, подождите здесь.
– С радостью.
Дождавшись, пока закроется дверь, Ева с облегчением опустилась в глубокое мягкое кресло. В ту же секунду рядом с креслом загорелся монитор, и физиономия, источающая дружеское участие, расплылась в услужливой улыбке.
– Добрый день! Добро пожаловать в «Парадиз». Наша единственная забота – ваша красота и удобство. Если желаете освежиться в ожидании вашего личного консультанта, нажмите клавишу «С» и обозначьте свой выбор.
Ева восхищенно покачала головой. Посвятив две минуты изучению ассортимента, она сузила рамки выбора до двух сортов кофе – «Французская Ривьера» и «Карибский крем», но тут дверь открылась, и она утратила всякий интерес к кофе. Перед ней предстало разодетое пугало!
Поверх ядовито-зеленой рубашки и брючек цвета перезрелой сливы был накинут фирменный красный халат. Длинные волосы, обрамляющие изможденное лицо, были одного оттенка со штанами. Пугало протянуло Еве руку и, поприветствовав едва ощутимым пожатием, устремило на нее томный взгляд оленьих глаз.
– Простите, мэм. В чем, собственно, дело?
– Мне нужна информация о Шерон Дебласс. – Ева показала молодому человеку свой значок.
– Лейтенант Даллас, вы, надеюсь, осведомлены, что информация о наших клиентах строго конфиденциальна? «Парадиз» дорожит своей репутацией: мы соблюдаем тайну и высочайшее качество обслуживания.
– А вы, надеюсь, осведомлены, что я могу явиться к вам с ордером, мистер…
– Себастьян, просто Себастьян. – Он махнул узкой рукой, унизанной кольцами. – Я не подвергаю сомнению ваши полномочия, лейтенант. Но не могли бы вы в общих чертах объяснить, в чем, собственно, дело?
– Я расследую убийство Шерон Дебласс. – Ева заметила, как он побледнел от неожиданности. – Вся прочая информация, которой я обладаю, разглашению не подлежит.
– Убийство?! Боже правый, наша восхитительная Шерон мертва?! Это какая-то ошибка! – Себастьян рухнул в кресло, откинул голову и прикрыл глаза рукой, сверкнув многочисленными кольцами.
Ева села рядом с ним и включила диктофон.
– Расскажите о Шерон.
– О, это чудесное создание! Потрясающая внешность, внутренняя глубина… Боже, я до сих пор не могу поверить! Шерон обладала безупречным вкусом. А какая щедрая душа, какой проницательный ум! – Он окинул Еву кротким взглядом. – Я видел ее всего два дня назад.
– В салоне?
– Она еженедельно проводила здесь по полдня. Раз в две недели – полный день. – Себастьян промокнул глаза краем бледно-желтого шейного платка. – Шерон очень заботилась о своей внешности.
– При ее деятельности это необходимо, – сухо заметила Ева.
– Естественно. Но должен сказать, что работала она только ради удовольствия. При таком происхождении у нее не было нужды в деньгах. Ей просто нравился секс.
– В том числе и с вами?
Его утонченное лицо сморщилось, розовые губы обиженно скривились.
– Я был ее консультантом, доверенным, другом! – укоризненно проговорил Себастьян и небрежно перекинул платок через плечо. – Мы оба поступили бы неосмотрительно и непрофессионально, если бы стали партнерами по сексу.
– Вы не испытывали к ней сексуального влечения?
– К ней нельзя было не испытывать сексуального влечения! Она… от нее веяло сексом, как от других веет дорогими духами! Господи! – Он театральным жестом прижал ладонь ко лбу. – Теперь это в прошлом. Не могу поверить: мертва! Убита… – Он покосился на Еву. – Вы сказали, что она убита?
– Да.
– Она жила в отвратительном районе, – угрюмо произнес Себастьян. – Но никому не удавалось уговорить ее переехать в более приличное место. Ей нравилось так жить, нравилось дразнить свою аристократическую семейку.
– Она не ладила с родными?
– Это еще мягко сказано! Она обожала их шокировать. Шерон была бесконечно свободна, а они – воплощение стандартности. – Судя по его тону, стандартность он считал еще большим грехом, чем убийство. – Ее дед постоянно вносит законопроекты о запрете проституции. Можно подумать, опыт прошлого не доказал, что такие вещи лучше регулировать – так безопаснее и для здоровья населения, и по части уровня преступности. Вообще ее дед – страшный консерватор. Он выступает против регулирования рождаемости, изменения пола, ратует за запрет на владение огнестрельным оружием… Дай ему волю, нас отбросило бы в девятнадцатый век! При этом сам он коллекционирует старинные ружья, мечи и кинжалы.
Ева насторожилась.
– Сенатор – владелец коллекции оружия?
– Оружие – его конек. Шерон рассказывала, что у него полно этих зловещих антикварных штучек.
– Она не говорила вам о своих врагах, о каких-нибудь недовольных клиентах?
– О врагах? О нет! У Шерон были десятки друзей. Она притягивала людей, как… – Он замялся, подыскивая подходящее сравнение, и снова промокнул глаза краем платка. – Как благоуханный экзотический цветок! Что касается клиентов, то все они, насколько мне известно, были ею довольны. Она тщательно их отбирала. Все ее сексуальные партнеры должны были соответствовать определенным требованиям: внешность, интеллект, порода, умение… Я бы сказал, Шерон нравилось заниматься сексом во всех его формах. Ей была присуща изобретательность.
Ева подумала, что недаром в квартире Шерон хранились весьма выразительные игрушки: бархатные наручники, хлысты, ароматные масла, галлюциногены. А ознакомившись с ее видеокассетами, Ева была потрясена: она увидела такое, от чего даже ей, многое повидавшей, стало не по себе.
– У нее была с кем-либо постоянная связь?
– Претенденты время от времени появлялись, но Шерон быстро утрачивала к ним интерес. В последнее время я слышал от нее про Рорка. Она встретила его на каком-то приеме и увлеклась. Кстати, вечером того дня, когда Шерон в последний раз была у меня на консультации, они должны были ужинать вместе. Ее потянуло на экзотику: ужин в Мексике!
– В Мексике? Позапрошлым вечером они вместе были в Мексике?
– Да. И она, судя по всему, придавала этому ужину большое значение. Я сделал ей оригинальную прическу – уложил волосы на цыганский манер, позолотил кожу на всем теле. Ярко-красный лак на ногти, татуировка в виде очаровательной краснокрылой бабочки на левую ягодицу, суточная несмываемая косметика на лицо… Восхитительный вид! – Он с трудом сдерживал рыдания. – На прощание она поцеловала меня и сказала, что на этот раз, кажется, по-настоящему влюбилась. «Пожелай мне удачи, Себастьян!» – попросила она перед уходом. Это были последние слова, которые я от нее слышал.