Обманутый Джокер, или Свет на руке убийцы
Даже у мух есть меньшие мухи, кусающие их (Сведенборг)
Привычка приходит как странник, остается как гость и потом сама становится хозяином (сказано мудрым).
Глава 1. Жара… и скука
Лето ворвалось в Москву стремительно, нарушая все мыслимые законы природы. В середине мая столбик термометра частенько зашкаливал за 30 градусов. И ни капли дождя.
Ошалевший от жары народ попрал все инстинкты самосохранения и в свободные от хождения по конторам часы валялся на городских пляжах, барахтался в весьма сомнительных водоемах, в которых временами делали заплывы собаки, а по ночам и бомжи.
Вечерами рядом с пляжами, частенько можно было увидеть прямо на проезжей части полупьяные-полуголые парочки: мужчины в темно-серых, сильно испачканных то ли трусах, то ли плавках, в одной руке бутылка с пивом, в другой – брелок с ключами от автомобиля, и дамочки – хорошо за сорок, в чересчур открытых купальниках, через бортики которых угрожающе нависали складки жира и плясал целлюлит; все босые, с безумными взорами, приветственно машущие кому-то на другой стороне улицы руками и попутно роняя мобильные, солнцезащитные очки, бумажники.
Днем солнце палило так, что сразу сесть в автомобиль было опасно для жизни. Сначала нужно было открыть все двери и подождать минут пять, пока температура в салоне сравняется хотя бы с уличной. И только потом осторожно проникать в машину и стараться как можно быстрее разогнаться, чтобы ветер, врывающийся в открытые окна, хоть немного охладил раскаленный салон.
Жара снизила и внимательность водителей за рулем. Несметно увеличилось количество ДТП на дорогах. «Пробки», соответственно, не преминули разрастись с геометрической прогрессией.
В связи с этим многие москвичи, плюнув на ставший сомнительным «автокомфорт», злобно спустились в «подземку». Там, правда, было н намного прохладней… Безликий, лишенный кислорода теплый воздух гонялся за поездами с одной станции на другую, но многие автовладельцы, стиснув зубы, раза два в неделю все-таки пользовались услугами этого неоправданно подорожавшего городского общественного транспорта.
Дмитрий, супруг Янины Владимировны Быстровой, владелицы детективного агентства «Два попугая», в такие «авторазгрузочные» дни приходил домой чернее ночи. Из его неясного глухого бормотания Яна могла лишь четко различить слова ненависти, адресованные "потным теткам", абсолютно игнорирующим антиперсперанты, а также стареющим особам, склонным к полноте и при этом обожающим стринги и белые тонкие брюки.
– Нет! Это немыслимо! – гудел Дмитрий из ванной комнаты, пока Яна, чтобы хоть как-то купировать гнев супруга, накрывала ежевечернюю «скатерть-самобранку», – что они себе позволяют?! Разве можно носить стринги или «танго» или как там их еще, черт побери, называют, если у тебя вес более 120 килограммов?!!! Тогда уж при входе в метро мужикам нужно бесплатно выдавать бумажные пакеты, как в самолетах, так, на всякий случай! Надо же все-таки щадить эстетические чувства окружающих!!!
Он еще долго фыркал, плевался и ворчал, пока переодевался в «домашнее». Яна сочувственно кивала и тихонько посмеивалась про себя: боже, какое счастье, что ей не нужно каждый день ездить на работу! Пусть этим непростым и даже опасным (судя по мужниным разговорам) делом занимается супруг, а ее удел – поддержание «домашнего очага» и контроль за ослабевшей в последнее время деятельностью детективного агентства
Несмотря на то, что реклама в прессе давалась регулярно, клиенты почему-то не стояли в очереди за помощью «Двух попугаев». Иногда, правда, звонили с просьбой проследить за загулявшим мужем или женой, часто требовали найти потерявшуюся собаку или даже машину (!). Но Быстрова почти всегда отказывалась от подобных предложений в связи с «чрезвычайной загруженностью сотрудников». На самом деле ей просто не хотелось заниматься абсолютно бесперспективным и безынтересным делом.
Яна даже стала подумывать: а не прикрыть ли контору совсем? К чему эта ненужная помпа – офис, телефон и т.д.? Ведь номер в газете можно указать и мобильного телефона, а с нужным клиентом встретиться где-нибудь в кафе. Наконец, она все же решилась на смелый шаг и временно сдала в «субаренду» помещение какой-то студентке из Воронежа.
Когда совладелица агентства, Маргарита Пучкова, узнала о вероломном решении подруги, то надулась и тут же «упылила» в Питер погостить у своей давней знакомой.
– Как меня найти в случае интересного дела, ты знаешь, – просопела она в трубку, – приеду по первому же зову. Питер – не Владивосток. За несколько часов доберусь до Москвы.
Прекрасно понимая, что Марго только делает вид, что обижается, а на самом деле рада-радешенька, что не нужно больше просиживать целыми днями в душном офисе, Яна, все же решив немного подыграть подруге, виноватым голосом произнесла:
– Ты же знаешь, Маргош, что без тебя я ни одного дела не смогла бы распутать. Поэтому если что и произойдет необычного, ты тут же об этом узнаешь.
И сдержала слово на следующий же день. А дело было вот как.
Глава 2. Ночь… и первый труп
Ночь на Москву спускалась, не торопясь, будто понимая, что особого облегчения жителям раскаленной столицы она принести не сможет. Так чего тогда торопиться?
Когда солнце, вдоволь поиздевавшись над полусонными от духоты москвичами, наконец, спрятало свои жалящие лучи за крышами отдаленных домов, в городе наступило временное затишье, прерываемое лишь истеричными вскриками детей, да лаем собак.
Основной народ был уже дома и истреблял содержимое своих холодильников, расслабленно уставившись на экраны телевизоров, где в очередной раз крутили «русские версии» "мыльных шедевров".
В последнее время российский кинематограф, создавший «Анну Каренину», «Мастера и Маргариту», «Семнадцать мгновений весны», "Бандитский Петербург" и много других действительно достойных картин, увлекся переложением американских сериалов, так сказать, на русскую, сдобренную особым чувством выстраданного годами построения социализма, а потом застоя и перестройки юмора, почву, да и качал денежки в карманы своих "передовиков".
«Догилева «в огне», «Нянька-Заворотнюк, коварно подбирающаяся к миллионам отца-одиночки» и даже круглолицый петербуржец-«домработник» в коротких полосатых штанах, дотошно выясняющий, «Кто в доме хозяин», давно уж не производили такого сногсшибательного эффекта на московский среднестатический «бомонд», как циничный Гена Букин, женатый на алчной идиотке Даше и ненароком заимевший от нее двух хищных детей-дебилов.
Яна Быстрова, сначала с тоской и сожалением наблюдавшая за все возрастающим интересом собственного супруга к приключениям этой кровожадной российской семейки ХХI века, постепенно, и сама не заметила, как, но втянулась-таки в просмотр ежедневного «мыла».
Наверное, скорее всего потому, что по времени показ сериала совпадал с ужином.
С экрана шло мощное воздействие неунывающих ни при каких обстоятельствах гоблинов-Букиных, как из рога изобилия сыпались их жестокие шутки и стеб. И Яна, недолго поборовшись за «светлое и умное» и поняв, что если она будет лишь слышать, но не видеть этот «невыключаемый» кошмар, то скорее всего станет агрессивной и может учинить жестокую расправу и над телевизором, и над супругом, понуро плюхалась рядом с мужем на диван и жевала все подряд под зазывно звучащую с экрана «Хочешь я в глаза…»
После девяти вечера наступали редкие минуты тишины: Димка, попив кофе, уходил курить на балкон, Яна убирала со стола и радовалась, что следующего телевизионного "удара" можно и избежать, если умело повести беседу с мужем. Скажем, о том, что ему неплохо было бы в этом году побороться с начальством за полноценный отпуск в 24 дня, а не жалкие две недели для «незаменимых». Или о повышении зарплаты. Действовало безотказно. Супруг зверел и уходил "на боковую".
Около полуночи первая половина города судорожно зевала, выключала фильмы про вампиров или «Дом-2» (на любителя) и засыпала. Но всего минут на пятнадцать. Потому что вторая половина человечества, видимо, отоспавшись за день, начинала бурную деятельность: автомагистрали оживленно гудели, визжали тормоза дорогих иномарок, владельцы которых ехали развлекаться в злачные и не очень места. Примерно раз в полчаса «крякала» чья-нибудь запрещенная спецсирена, иногда даже сопровождаемая неясным бормотанием «матюгальника».
По улицам нестройными рядами бродили, словно отбившиеся от стада коровки, разрозненные полупьяные компашки: кто-то возвращался с банкетов, дней рождений, кто-то – просто с дружеских попоек. И большинству из них, ощущая надвигающуюся ночную прохладу, разумеется, хотелось хоть как-то выразить свою первобытную радость ощущения бытия. Поэтому жильцы близлежащих домов поминутно вздрагивали от душераздирающих вскриков типа: «Э-э-э-эх! Ё-моё!», «Стой! Куда?!», «А-а-а-а-а-а-а! Мамочка-а-а-а-а-а!!!!!», «Максим, дай хлебнуть!» или просто «ха-ха-ха-ха-ха!».
Под покровом темноты тем временем неутомимо трудились автоворы, проверяя, у кого какая сигнализация на машине.
Ворочаясь в нестерпимо теплой постели, Яна тщетно пыталась сконцентрировать свою волю, подумать о чем-нибудь хорошем и заставить себя заснуть. Но сегодня что-то ничего не получалось.
Из соседней комнаты раздавалось победоносное «Гр-хр-хр-хр» Дмитрия. После того, как супруг, насмотревшись очередных американских триллеров, наставил Яне во сне синяков коленками и локтями, он был «разжалован в капралы» и вот уже три дня уходил почивать в отдельную комнату, а Яна наслаждалась шириной супружеского ложа в одиночестве.
Вот только заснуть столь стремительно и блестяще, как Димка, она, увы, не умела. И воспринимала его мудрый совет «ни о чем не думать», как вызов. Как это ни о чем не думать? Когда столько всего за день пережито, столько новых проблем навалилось, столько причин для расстройства нервной системы. А тут на тебе: ни о чем не думай! Легко сказать!
– Ну, вот поэтому ты и не можешь нормально заснуть, – зевая, пробормотал супруг и, пожелав Яне «Спокойной ночи!», через две минуты выпустил из соседней комнаты знаменитое «Гр-хр-хр-хр». Короче говоря, заснул сном младенца.
«Уи-уи-уи-уи-уи-уи…» – где-то совсем рядом сработала чья-то автосигнализация. «Гав-гав-гав-гав-а-в!», – залаял дворовый пес Мухтар – необыкновенно умный, но раздражительный из-за неустроенной личной жизни пес. Еще бы! Иметь настоящих хозяев и жить круглогодично на улице! Кому же это понравится! Но и находиться постоянно в квартире с алкашами Мухтару явно было невмоготу. И свободолюбивый пес после долгих раздумий все-таки выбрал улицу. Все окружающие его жалели, а некоторые, в том числе и Яна Быстрова, периодически подкармливали. Причем именно Яне каждый раз приходилось покупать в соседнем магазине специально для Мухтара кусок вареной колбасы. Откуда бы она ни шла, вездесущий Мухтар ухитрялся подловить ее и намекнуть на мзду, воткнув в ее ладошку свой мокрый холодный нос. Быстрова покорно заворачивала за угол и покупала колбасу, а Мухтар дожидался ее у двери магазина. Потом они мирно расходились – каждый по своим делам.
Сквозь приоткрытую балконную дверь слышался отдаленный гул автомобилей. Когда Яна после тщетных усилий поняла, что заснуть быстро все равно не удастся, она решила подышать ночным прохладным воздухом и вышла на балкон. Огляделась по сторонам. Куда только хватало глаз, мерцали огни соседних домов и ночных магазинов. На довольно высокой скорости мимо дома проносились автомобили. Но в целом уже чувствовалось наступление ночи – никаких пьяных выкриков, детских визгов и дневной суеты.
Яна широко зевнула. Глаза умиротворенно уставились на тихий дворик, почти полностью укрытый зеленью каштанов и кустами сирени. Полусонным взором еще раз окинув окрестности, Быстрова уже было сделала шаг в комнату, но что-то задержало ее. Что-то мимолетное. Повернув еще раз голову в сторону так называемой «детской площадки», на которой по вечерам местные алкаши пили пиво, она заметила, что на лавочке кто-то сидит.
Пригляделась. Кажется, женщина. Голова белая, короткая стрижка, скорее всего, блондинка. Довольно плотного телосложения. Правда, сидит спиной, лица не разглядеть. Ага, закурила. Точно, бабенка какая-то. Ногу на ногу положила, туфля белая сверкнула стразами. Мужик в таких ходить явно не стал бы. Кажется, чихнула. Будь здорова, дорогая! Что же, у тебя дома что ли нет? Почему здесь сидишь, всеми покинутая и позабытая?
Внезапно Яне стало интересно, и она решила постоять еще немного на балконе. Все равно завтра рано не вставать, на работу не идти. Потренирую дедукцию, решила Быстрова и стала соображать. Значит так. Если учесть, что уже половина второго ночи, а завтра рабочий день, то у тетки должны быть веские причины, чтобы не спать дома в мягкой постельке. Выводы? Пожалуйста. Либо она поругалась с домашними и отсиживается здесь, «выпуская пар». Либо пьяна и опять же проветривает мозги. А может, и ждет кого-то. Вон, как ногой-то дрыгает. Значит, нервничает. Может, злится. На бомжиху явно не похожа. Если приглядеться, то видно, как у нее на руке колечки поблескивают, когда она руку с сигаретой к лицу подносит. Да и курит она левой рукой, «по-благородному».
Ага! Угадала, значит. Вот и муженек «с повинной» пожаловал! Во двор, тихо шурша шинами, въехала темная иномарка. Ни фар, ни «габаритов» при этом не включая. Наверное, шума не хочет поднимать, решила Быстрова и затаилась на балконе. Почему ей пришло в голову, что мужчина из иномарки приехал на встречу с теткой, сидящей на лавочке, она бы, наверное, ответить не смогла. Интуиция. И действительно. Из машины вылез одетый во все темное какой-то мужик. С виду молодой, высокий, поджарый, широкоплечий, темноволосый. Просто картинка, а не мужик! Жаль, лица не разглядеть, расстроилась почему-то Яна.
Мужчина тем временем пружинистой походкой подошел к лавочке и сел рядом с женщиной. Та убрала ногу с колена и выкинула «бычок». А мужчина медленно провел правой рукой по своей темной шевелюре – ото лба к затылку. Наверное, «объясняются», подумала Яна мечтательно.
Странно. Вроде мужик-то молодой да статный. А тетка – так себе тетка, да к тому же «не первой свежести» уже. Может, мамашу загулявшую сынок какой выручать приехал? Вот это, пожалуй, скорее будет, решила Яна, но интереса к парочке все же не потеряла, продолжая вглядываться в темноту. И скоро была вознаграждена за долготерпение.
Мужик и женщина внезапно встали и направились к машине. Теперь уже было ясно, что женщине, как минимум, за сорок. Тяжеловесная, с квадратной фигурой, без талии, но не толстая.
Быстрова напрягла зрение: одета в брюки, кажется, шелковые, темные, а сверху белый «топик», на плечи небрежно накинута широкая шелковая накидка-шаль, которую Яна сперва приняла за темный пиджак. На носу очки в золотой оправе. На шее «голда» тяжелая. А тетка-то, кажется, не бедная! И вышагивает вон как солидно. Может, «альфонс» прощения просить приехал? Тогда почему оба идут молча?
Ничего себе! Яна даже ухватилась рукой за балконную дверь от неожиданности. Тетка-то села в другую машину. Щелкнула брелоком сигнализации, и ей «ответила» радостным писком красная «Мазда», стоящая недалеко от лавочки. Вот это да!
Тетка уселась на место водителя, но мотор включать не стала. Внезапно к ней на соседнее сиденье подсел «сынок» и тихо прикрыл дверцу. Яна таращилась во все глаза, но, к сожалению, сквозь тонированные стекла «Мазды» ничего увидеть не смогла и разозлилась.
Даже решила пойти спать – ну и пусть себе сидят, «перетирают» семейные дрязги. Но что-то, наверное, опять интуиция, остановило Яну от решительного ухода с балкона.
Дверца «Мазды» открылась, из нее вылез все тот же мужик и, осторожно захлопнув за собой дверь, походкой ягуара пошел к своей машине.
Договорились, решила Быстрова и уже занесла было ногу над балконным порожком, как вдруг произошло нечто невероятное. Мужик вдруг обернулся к «Мазде», вытянул вперед руку, и машина мигнула фарами один раз. Поставил на «охрану»?! А как же тетка, сидящая внутри?
Мужик аккуратно пригладил правой рукой темные волосы на голове, огляделся по сторонам и быстро сел в свою иномарку. Завел мотор и, не включая фар, осторожно вырулил со двора.
Как ни старалась Быстрова, номера его машины она разглядеть не сумела, слишком уж темно во дворе было. Только когда машина уже помчалась по улице, присмотрелась и определила «на глазок», что это «Бимер», «Бумер», или «BMW», если перевести на европейский язык.
Но что он, с ума что ли сошел? – негодовала на балконе Яна. Зачем закрыл несчастную тетку в ее машине? На лавочке она сидела, никому не нужная, а тут вдруг «на охрану» поставили, да еще бросили! Ну дела! Яна еще постояла немного, потом поежилась от холодного ветра, неизвестно откуда налетевшего, и вернулась в комнату. Взглянула на часы – половина третьего ночи. Скоро рассветет уже. Летом темнота быстро отступает. Нужно успеть уснуть до рассвета, а то потом воробьи облепят балкон и будут долго и противно чирикать, ни за что заснуть не дадут.
Яна, зевая, рухнула в кровать, легла и тут же снова вскочила. Стоп! А все-таки надо разобраться. Ну зачем он тетку запер в «Мазде»? Пойти посмотреть что ли. А почему нет?
Быстрова не боялась в своем дворе никого и ничего. К тому же Мухтар всегда, словно «истина, где-то рядом». Да и электрошокер у нее имеется. Пойду схожу, решила после минутного раздумья, Яна. А то уж точно не засну. Все буду на балкон выскакивать да проверять, уехала ли тетка или вернулся ли мужик.
Сказано – сделано. Быстро натянув на себя джинсы и футболку, Яна осторожно открыла дверь, стараясь не звенеть ключами, чтобы благоверный не проснулся, и тихонько выскочила на лестничную площадку.
Уже выходя из подъезда Яна почувствовала легкое покалывание в позвоночнике – верный признак волнения. Не успев решить, какую тактику лучше применить, она решила сначала подойти к своей машине – новенькому «Cevrolet Spark», который, словно пацаненок, прижимался к «большому брату» – огромному черному «Джипу».
Подойдя к своему автомобилю, Яна обошла его кругом, проверила, мигает ли лампочка сигнализации, и затем, не спеша, подошла к стоящей почти напротив красной «Мазде».
Решив, что вполне способна на экспромт, она не стала придумывать заранее слова, которые скажет тетке, сидящей в «Мазде», если та поинтересуется, чего это она здесь шмыгает. Но импровизационный талант Быстровой оказался не нужен.
Подойдя вплотную к «Мазде», Яна увидела смутный силуэт сидящей на водительском сидении тетки. Та никак не отреагировала на ее приход и продолжала упорно сидеть. Яна решила принять контрмеры и постучала в окошко костяшками пальцев. Ни гу-гу. Яна постучала сильнее. Все напрасно. Женщина даже не повернула головы в ее сторону. Ишь мы какие гордые! – было подумала Яна, но внезапная догадка пробежала мурашками по спине и застряла где-то в кобчике. Быстрова аж слегка присела. Похоже, что тетка-то в машине того… Ну, не живая, короче.
– Мама! – вполне громко почему-то басом сказала Яна и тут же отскочила от машины метра на три.
Господи! Что же делать?! А вдруг тетка жива, просто не хочет обращать внимание на нее? Такое тоже бывает… А мы вот посмотрим, что она на это скажет, – Яна вынула ключи от «Спарка» и подбежав к своей машине, щелкнула сигнализацией, открыла переднюю дверь и включила дальний свет.
В свете галогеновых фар было прекрасно видно, что в «Мазде» напротив сидит человек. Яна подошла к «Мазде» вплотную и тут же отшатнулась: лицо тетки было перекошено, глаза и рот полуоткрыты. Определенно, на водительском сидении «Мазды» расположился труп, пристегнутый ремнем безопасности, чтобы не заваливался набок.
Словно принц из балета «Лебединое озеро», Быстрова огромными скачками достигла «Спарка», мигом вырубила фары, нырнула внутрь, на сиденье, захлопнула дверцу и щелкнула «центральным замком», чтобы заблокировать двери на всякий «пожарный».
Дрожащей рукой вынув из кармана мобильный, она набрала номер Батона* и, не взирая на то, что уже начало рассветать, довольно громко крикнула в трубку:
– Олег! Вставай срочно! Приезжай к нам домой. У нас во дворе труп.
– Ну почему тебе никогда не спится, Быстрова? – сонный голос Батона был еще сиплым, и по всему было ясно, что он злится. – Зачем ты по ночам ищешь трупы?
– Не издевайся, я серьезно, – начала тоже злиться Быстрова.
– Ну и вызови участкового или лучше набери «02», – продолжал накаляться Соловьев.
– Чтобы меня затаскали по участкам?! И это говорит друг семьи? Ну и гад же ты, Батон! – в сердцах крикнула Яна и тут же примолкла – армейская кличка Олега Соловьева была «под семью печатями». Ну, сейчас он мне задаст! – вяло сообразила Быстрова.
Но против ее ожиданий Соловьев вдруг окончательно проснулся и вполне серьезно спросил:
– Что за труп-то? Где он? Говори, давай.
– Я сижу в своем «Спарке», а напротив меня стоит «Мазда». Красная. В ней сидит тетка. Мертвая. А еще полчаса назад она была живая, сидела курила на лавочке. Потом приехал на «Бимере» дядька…, – стала, захлебываясь от волнения, путано объяснять Яна.
– Так, Быстрова, – сказал Соловьев, – без паники, продолжай сидеть в своей тачке, наблюдай, а я скоро буду. Если что – я на связи. Звони.
Примерно через минут двадцать, когда небо уже посветлело, а на востоке заалела розовая полоска и двор смотрелся не так мрачно, к дому подъехала черная «Волга». Из нее вылезли Соловьев и еще двое мужчин в джинсах и футболках. Они осторожно подошли к «Мазде» и стали заглядывать внутрь салона.
Соловьев махнул рукой сидящей в «Chevrolet» Быстровой, и та, словно сомнамбула, медленно выползла из машины. Минуты в ожидании полиции показались ей часами, она провела их в напряжении, изредка сцепляя руки в кулаки, чтобы унять дрожь. Мысли в голову не шли, произошедшее на ее глазах казалось ирреальным. И вот теперь, когда она, что называется, «сдала вахту» Олегу Соловьеву, напряжение спало, и Яне отчаянно захотелось спать.
____________
* Батон – дружеское прозвище, приклеившееся к следователю прокуратуры Олегу Соловьеву еще с армейских лет, когда он служил вместе с мужем Яны Быстровой в «горячих точках». См. книги «Долг шантажом красен», «Умереть дважды», «Кащей с Берсеневки», «Исповедь Лешего», «Не сотвори себе зла».
– Ну, что там, уже выяснили? – зевая во весь рот, тихо спросила она Олега, подходя к «Мазде».
Вместо ответа Соловьев вытащил из нагрудного кармана пачку сигарет и закурил. Едкий дым попал в ноздри Быстровой, и она довольно громко чихнула.
– Будь здорова, – пробурчал Батон, наблюдая, как оперативники вскрывают иномарку. Раздался вой сигнализации, но один из оперов быстро распахнул дверь водителя, нагнулся, потом подскочил к капоту, открыл его, и через пару секунд сигнализация захлебнулась.
Наступила тишина. Другой оперативник медленно засунул голову в салон «Мазды» и быстро отпрянул назад. Из кармана джинсов он вытащил малюсенький мобильничек и небрежно стал тыкать в кнопочки пальцем.
– Мадам «Готовченко», – бросил он Соловьеву, – вызываю «труповозку».
– Проверьте там «пальчики», – обратился насупившийся Соловьев к первому мужчине, который уже сходил в «Волгу» и возвращался оттуда с небольшим «дипломатом». – Ну, пойдем, дорогая мисс Марпл, обсудим наши перспективы, – эти слова Олега уже относились к дрожащей мелкой дрожью Яне, которой почему-то снова расхотелось спать. – На этой лавочке они сидели? – он махнул рукой на скамейку, стоящую между кустом жасмина и кривым молодым деревцем ясеня.
– Да, – стуча зубами, ответила Быстрова, – вот здесь, справа, сидела она, а левее – этот мужик, что убил ее. Кстати, а что он с ней сделал? – неожиданно поинтересовалась она.
– Да на первый взгляд не понятно, – задумчиво сказал Соловьев. – Сейчас эксперты разберутся. Ну что там, Антон? – обратился он к приближающемуся к скамейке одному из оперативников.
– Да вколол он ей что-то, Олег Сергеич, – ответил тот, – на правой стороне шеи след от шприца. Ну это пусть в лаборатории решают, а для нас другое важно, – Яна увидела, что Антон протягивает к ним правую руку, и не сразу поняла, зачем. Антон тем временем подошел уже ближе и раскрыл кулак. На его ладони лежали две небольшие желто-бурые горошины с неровными краями.
Похоже на куски бус из бижутерии, подумалось ей.
Но Батон был другого мнения. Он тихо присвистнул, бросил «бычок», наступил на него ногой и осторожно двумя пальцами взял сначала одну горошину с ладони Антона, потом другую. Поднеся их к глазам, он еще раз присвистнул.
– Да-а, – протянул он со значением, – похоже, что тетя умирать не хотела. Наверное, попыталась сопротивляться, может, дернулась, вот часть сокровищ и рассыпалась. Давай, как следует, обыщи всю машину. Может, еще что-нибудь найдешь, – взглянул он на своего помощника, – сумочку ее нашли? Документы?
– Да, – ответил тот, – в сумочке был паспорт на имя Людмилы Аркадьевны Ханкиной, 1952 года рождения. Москвичка. Двое детей, уже взрослых. Дочь и сын. Прописана на Новослободке. Разведена более десяти лет назад.
– Ты пробей все данные. И бывшего супруга тоже. Может, будет какая зацепка, – задумчиво пробормотал Соловьев. – А мы пока со свидетельницей побеседуем. – И он, взяв под локоток Быстрову, усадил ее на ту самую лавочку, где еще час назад сидела и курила одинокая блондинка в белых туфлях.
Яна с максимальными подробностями попыталась пересказать Олегу все, что видела. Пожаловалась, что из-за плохой освещенности двора не смогла разглядеть номера на черном «Бимере». А также лицо его владельца.
– Жаль, – протянул Батон, опять закуривая. – Это бы нам очень пригодилось. Ну ничего. Будем раскручивать клубочек по порядку. Ты уверена, что тебя никто не видел? Особенно тот мужик, что убил эту Ханкину?
– Да, конечно, не видел, – забормотала Быстрова, – когда я стояла на балконе, на улице была жуткая темень. А в окнах у нас света не было, так что меня никто, уверена, не заметил.
– Это хорошо, – обрадовался почему-то Соловьев, – тогда топай домой, отсыпайся. Я завтра позвоню, ежели что прояснится. И, Быстрова, пожалуйста, – он погрозил ей пальцем, – не суйся ты пока в это дело. Никто не знает, какова подоплека этого убийства. Может, и из-за брюликов этих. Ведь не известно, сколько их там было.
– Из-за брюликов? – не поверила своим ушам Быстрова, – ты что, и правда считаешь эти желтоватые полупрозрачные камушки бриллиантами?!
– Они не обработаны, поэтому и выглядят столь не привлекательно. Но стоит их огранить, как следует, и, думаю, что цена на них удивила бы тебя.
Глава 3. День, два неогранка и батрахотоксин
Проснувшись с тяжелой головой, Яна попыталась встать с кровати и потерпела неожиданное фиаско: спину так ломило, что она со стоном снова рухнула на горячую простыню.
Секунд через тридцать она вновь предприняла попытку: осторожно перевернулась на бок и взглянула на будильник, стоящий на полу. Мама дорогая! Три часа дня! Теперь понятно, почему спина так болит. Она ведь проспала на спине без малого десять часов! Как вернулась домой, так сразу же рухнула в кровать и заснула, что называется, «без задних лапок».
В голову полезли разные мысли. Интересно, почему до сих пор не звонил Димка с работы? А может, весь ночной кошмар мне просто приснился, а спина болит оттого, что я проспала на самом деле часов пятнадцать? – ужаснулась Яна и тут же обрадовалась, – ну, конечно, приснилось! Не могло же и в самом деле подобное произойти. Это просто был ночной кошмар, меньше надо детективов читать, – вновь успокоила она себя и уже более резво поднялась с постели, надела шлепанцы и потрусила умываться.
С удовлетворением отметив про себя, что тапочки мужа мирно стоят в прихожей, Яна зашла на кухню, машинально нажала на кнопку чайника и вновь призадумалась. А что, если это все и взаправду было? Да это легко проверить, – вдруг догадалась она, понеслась снова в комнату и схватив свой мобильный, нашла в меню кнопку «исходящие звонки». О боже! Номер Соловьева явно прослеживался последним в списке. И время указано «два сорок пять». Значит, все это было на самом деле?! И сегодня ночью у них во дворе действительно убили какую-то женщину. Вот ужас-то! Надо немедленно позвонить Соловьеву и узнать, как движется расследование. Заодно и подтвердится факт «ночного кошмара», решила она и нажала на клавишу.
– Слушаю, Соловьев, – раздался в трубке знакомый баритон.
– Олег, привет, это Яна, – начала было она довольно робко, но продолжить не успела, потому что Соловьев обрушился на нее с обвинениями:
– Ты почему трубку не берешь? Почему к телефону не подходишь, я тебя спрашиваю? – разразился он целым потоком. – И Димка и я звоним тебе целый день, а тебя словно ветром сдуло. Где ты шляешься, Быстрова?! Почему заставляешь волноваться?
– Да дома я, я только что проснулась, – начала она оправдываться. – А ты разве звонил?
– Ну, ты даешь, – искренне удивился Соловьев, голос его потеплел, – да ты не мисс Марпл, а Илья Муромец какой-то. Неужели не слышала, как мы с твоим супругом битых три часа уже наяриваем тебе по всем телефонам?!
– Нет, я ничего не слышала, – пробормотала Яна. Ей почему-то вдруг стало стыдно. Ну надо же было так удрыхнуться в самом деле! Заставила всех волноваться.
– А зачем вы меня искали? – Яна все еще не решалась напрямую спросить Олега Соловьева о причине, по которой он ее разыскивал. Вдруг все же ничего не было этой ночью.
– Ну ты даешь, Быстрова, – аж задохнулся Батон от негодования, – ты ж у меня теперь главный свидетель убийства. Тебя беречь нужно, как зеницу ока, а я до тебя дозвониться полдня не могу.
– Значит, все же было убийство, не приснилось, – тихонько пробормотала Яна, но Олег все равно услышал.
– Что это ты там бормочешь такое? Слушай, старуха, давай-ка махни кофейку и приезжай ко мне на работу. Тут есть о чем поговорить, но не по телефону. Да и тебе пора в себя прийти. А то я чувствую, у тебя уже глюки начались. А если еще заснешь (кто тебя знает?), то и совсем все позабудешь. Давай, жду.
Через час Быстрова уже сидела в кабинете следователя прокуратуры Соловьева и маленькими глоточками пила растворимый кофе. Позавтракать дома она не захотела, поэтому воспользовалась гостеприимством Олега.
– Значит, Ханкина наша, сегодня ночью убиенная, – стал вводить ее в курс дела следователь, – особа не простая. Людмила Аркадьевна Ханкина – директор туристической фирмы, занимающейся морскими круизами. И только вчера днем она вернулась из путешествия в ЮАР.
– Из Африки?!
– Ну да. Для нас с тобой это бы не имело ровным счетом никакого значения, если бы не те два камушка, что Антон вчера нашел в ее машине.
– Неужели настоящие?
– Самые что ни на есть! – почему-то радостно заявил Батон. – Проверили в лаборатории. Неограненные алмазы, но, как думают наши ребята, очень хорошего качества. Сейчас отдали их ювелиру-консультанту, тот обещал рассказать буквально на днях, что из этих камушков может получиться. То есть сделать предварительные специальные расчеты огранки. Поскольку после настоящей огранки от так называемого «сырого» алмаза остается всего треть, в лучшем случае – лишь половина. И потом ценность алмаза зависит не только от каратности, но и от цвета, чистоты и количества граней. Так-то вот, – Олег откинулся на спинку кресла, в котором сидел, с важным видом. Но по его лицу Яна догадалась, что это еще не все новости.
– Говори, что еще интересного удалось узнать, – попросила она.
– Сегодня в пять утра на Минском шоссе произошло ДТП. Автомобиль слетел в кювет, загорелся. Водитель погиб. Личность его пытаются установить. Но самое интересное в этом то, что это был «БМВ» черного цвета! Без номеров! Поняла?
– Что поняла? – удивилась Быстрова.
– Поняла теперь, почему ты не смогла разобрать номер на сегодняшнем черном «Бимире», на котором уехал убийца Ханкиной?
– Ты думаешь…
– А тут и думать нечего, – рассмеялся Соловьев. – Если бриллиантами занимаются серьезные люди, а это, как правило, так и бывает, то «засвеченную» машину просто «вывели из дела», да и труп в ней мог быть подставной.
– Как это подставной? – удивилась пуще прежнего Яна.
– Да очень просто. Допустим, парень, воткнувший в шею Ханкиной шприц с токсином (наши эксперты сейчас колдуют над составом яда, который он ввел ей), отвез бриллианты в нужное место, потом избавился от машины, всунув туда какого-нибудь бомжа. А сам смылся.
– Ну знаешь, – пришла в себя Яна, – твоя версия трещит по швам.
– Почему это? – обиделся Соловьев.
– Да откуда ты знаешь, что кроме этих двух «неогранков» у Ханкиной были еще какие-то бриллианты? Это, во-первых. Во-вторых, черных «Бимеров» в Москве – как тараканов, мало ли где какой из них слетел в кювет? А потом, логичнее было бы взорвать машину Ханкиной с ней вместе, а не оставлять нам такое количество улик плюс ее труп с ядом практически в центре Москвы. Это, в-третьих. – Яна замолчала, переводя дух.
Соловьев мрачно крутил сигарету в руке. Видно было, что аргументы Быстровой его расстроили.
– Может, ты и права, – сдавленно произнес он наконец, – но все же я считаю, что у меня вышла вполне логичная цепочка. И я ее обязательно проверю. Я ведь еще ночью, как приехал на место происшествия, сразу же объявил «план перехват» черного «BMW». Вот они, может, и скумекали, что «лошадь» нужно бросить.
– А откуда они узнали про «план перехват»? – удивленно вскинула брови Яна.
Батон от неожиданности вопроса крякнул, сжал кулаки, но сдержал эмоции.
– Может, и не узнали, а предугадали, что машина будет объявлена в розыск.
– Что-то эта версия у тебя тоже слабовата, ведь никто же ничего не видел, кроме меня, разумеется, так откуда взяться «плану перехвату», если только у вас где-нибудь не сидит-стучит птичка по имени «дятел», – Яна решила «добить» Батона, но тут в дверь осторожно постучали. И сразу же в кабинет просунулась коротко стриженная голова. «Ежик», – обрадовалась Яна, узнав по необычной прическе майора полиции Сергея Репнина, и радостно кивнула ему.
– Можно, Олег Сергеевич? – «Ежик» подмигнул Яне и снова сделал серьезное лицо, глядя на следователя.
– Заходи, что ты там в дверях застрял-то? – рассердился на ни в чем не повинного Репнина Соловьев, – Давай, докладывай.
– Значит так, – ровным голосом начал отчитываться Репнин. – Ханкиной был введен яд под названием…, – он вытащил из папочки, которую держал под мышкой, тоненький листочек, видимо, с результатами экспертизы, – ба-тра-хо-токсин, – по слогам произнес он, – известно, что этот яд смертелен для организма в самых малых дозах. Его вырабатывают лягушки из Колумбии. Есть заключение из лаборатории, – и он протянул шефу листок.
– Лягушки из Колумбии? – вскинул брови Соловьев и на секунду задержался глазами на листке бумаги, – … смертельная доза которого, – стал он читать вслух, – 0,002 миллиграмма на один килограмм веса. Да. Занятно, – крякнул он и отложил отчет в сторонку. – Ну что, – он серьезно посмотрел на Яну, – знаю, знаю, что ты все равно ввяжешься в это дело, тебя не остановишь. Так что, во избежание всяческих недоразумений и лишней нервотрепки, я предлагаю тебе работать сообща. Ну как, согласна?
Не веря своему счастью, Быстрова радостно закивала головой, потом, как бы вспомнив что-то, тихонечко спросила Соловьева:
– А можно мне и Маргошу привлечь к этому делу?
В ответ Соловьев лишь тяжело вздохнул, показывая тем самым, что «молчание – знак согласия», которое, правда, далось ему не легко.
Глава 4. "В желтой жаркой Африке…"
Далеко-далеко от того места, где следователь Соловьев с удивлением читал отчет экспертов о причине смерти гражданки Ханкиной, а Яна Быстрова радовалась неожиданному предложению о сотрудничестве, молодой темноволосый мужчина атлетического телосложения сидел на уютной веранде, сплошь увитой плющом и разноцветными клематисами.
Лучи солнца почти не проникали сквозь мощное зеленое заграждение, но, временами ветер колыхал ветки плюща, и тогда один-два лучика все же успевали скользнуть по иссиня-черным волосам красавца.
Огромные ярко-сиреневые и нежно-розовые цветы клематиса завораживали, и мужчина долго смотрел на них слегка затуманенным взглядом, словно вспоминая что-то очень далекое и приятное. Потом глаза его обратились к белой кипени клематиса другого сорта, а тонкие ноздри машинально втянули аромат французской парфюмерной лавки, исходящий от этих кустов. Наверное, духи «Klima» получили свое название от этих вот самых клематисов, почему-то подумал мужчина и сладко зевнул.
Немного погодя, он бесшумно, словно гепард, встал и переместился с плетеного кресла-качалки на довольно просторный диванчик в стиле «ампир», попутно подцепив рукой со стеклянного столика на длинной металлической ноге бокал с оранжатом.
В бокале забулькали кусочки льда, и мужчина с удовольствием схватил губами один из них и с оглушительным хрустом разгрыз великолепными белоснежными зубами. При этом во взгляде его, еще недавно таком размягчено-сладострастном, вспыхнули огоньки звериной ярости и жестокости. Но тут же погасли, потому что на террасу выплыло очаровательное создание – белокурая девушка с небесно-голубыми глазами и нежным, по-детски слегка пухлым ротиком.
На вид девушке было лет шестнадцать, не больше. Ее изящная фигурка была обмотана чем-то вроде огромной шали из разноцветной органзы. В ушах прелестницы всеми цветами радуги сверкали неправдоподобно большие прозрачные камни. Девушка специально неторопливо прошлась мимо мужчины, позвякивая браслетами с изумрудами на точеных запястьях и на щиколотках, чтобы он мог по достоинству оценить свой новый подарок – серьги с бриллиантами баснословной стоимости.
– Нравятся, котенок? – мужчина ласково протянул руку, чтобы ухватить девушку за край ее полупрозрачной накидки, но шалунья увернулась, и по террасе хрустальным колокольчиком прозвучал ее довольный смех.
– А ты как думаешь? – игриво ответила она вопросом на вопрос, оборачиваясь на ходу, чтобы мужчина мог по достоинству оценить изгиб ее лебединой шеи. Потом, чувствуя, что немного перегнула палку, поправила золотистую прядку волос, выбившуюся из-под черепахового гребня с инкрустацией, и быстро добавила, – конечно, более красивой вещицы у меня еще не было, милый.
– Но обязательно еще будет, – самодовольно улыбнулся брюнет и закурил. – Ты звонила в Москву? – в ожидании ответа он нетерпеливо забарабанил пальцами левой руки по спинке дивана.
– Да, разумеется, – последовал ответ, – и мне ответили как то чудно, – белокурый «котеночек» нахмурил бровки и отрапортовал: «Птица спела, но сфальшивила. От нее избавились».
– Проклятье! – мужчина резко сел на диване и взъерошил шевелюру. Потянулся к пачке сигарет, нервно закурил, и снова в темных глазах его вспыхнул недобрый огонек. – Ни на кого нельзя положиться. Только на себя самого! – Внезапно он с силой затушил сигарету в хрустальном лепесточке-пепельнице и, встав с дивана окончательно, подошел к краю террасы. Отодвинул рукой ветки клематиса и стал всматриваться в золотистую даль.
Вечернее небо пестрело множеством самых разнообразных цветов: от сине-сиреневого до ярко-лимонного, а черные, причудливо изогнутые облака словно застыли в предвкушении ночной прохлады. Красные блики заходящего африканского солнца слегка отражались на гладкой водной поверхности шикарного овального бассейна, поигрывая золотом и красноватыми всполохами на белоснежной узорчатой кафельной плитке, которой была выложена территория вокруг бассейна.
Девушка на цыпочках снова вошла в дом. Она прекрасно знала, какой опасности можно подвергнуться, если вовремя не скрыться от взгляда Рудика, когда он гневается, и не захотела рисковать.
Тот, кого девушка ласково назвала про себя «Рудиком», по паспорту значился, как Рудольф Карагич. Как его звали в действительности, никто не знал. В зависимости от настроения или от состава окружающей его компании, он причислял себя то к потомку сербско-югославской династии, то к наследнику армянских царей.
Иногда ему верили, особенно дамы, завороженные его блестящим взглядом тигра, готового к прыжку. Они с радостью слушали все небылицы, которыми он, словно паук паутиной, опутывал будущую жертву-муху. Мужчины же знали его как ловкого дельца, с весьма солидным капиталом и честолюбивыми замыслами, которые, как правило, всегда оканчивались очередным грандиозным успехом Рудольфа и возрастанием и без того завидного богатства.
И действительно, как было не позавидовать Карагичу: вилла в Испании, шале в Швейцарии, дом в Штатах, квартира в Париже, несколько дорогих супермаркетов, разбросанных по всему миру, да еще собственная яхта и «Bell Helicopter»!
Да и много еще чего было у этого удачливого тридцатипятилетнего бизнесмена и сердцееда – в том числе и свой особый интерес к добыче алмазов. Именно поэтому он и находился сейчас на одной из своих вилл, расположенной недалеко от деревеньки Малеалеа, что затерялась в горах Малути в западной части Лесото.
На одном из довольно крутых горных склонов, в зеленой гуще деревьев и спряталась красавица-вилла Рудика Карагича. Островерхие средневековые башенки, обозначающие красными шпилями четыре стороны света, узкие окошечки в верхних этажах и наоборот, огромные стеклянные пространства нижних этажей – во всем чувствовалось редкое изящество и легкость.
Со всех сторон вилла была окружена трехметровым каменным забором. Поэтому местные крестьяне-пастухи, как ни старались вытягивать шеи за все годы, что вилла стояла тут, ничего не смогли высмотреть интересного. А лезть на забор им не позволяла природная скромность и страх – о чужестранце ходили разные слухи, в том числе, что он приехал из далекой России, а русские, как было известно басото* – все убийцы и воры.
___________________
*Басото – коренные жители южно-африканского государства Лесото
Но если бы кто-то из смельчаков все-таки отважился заглянуть за каменное заграждение, то наверняка не смог бы удержаться и ахнул от восторга и удивления. Неровность горного склона обусловила креатив архитектурного решения: первый этаж виллы плавно переходил во второй, а фасад сразу же начинался со второго этажа.
Красота вокруг была невероятная, словно на полотнах индонезийских пейзажистов: зеленое великолепие всех оттенков; разбросанные тут и там мелкие искусственные озерца, альпийские горки и цветочные клумбы, пестревшие бело-розово-красными брызгами экзотических цветов. По аккуратно выстриженным газонам чинно прохаживалось целое семейство павлинов, и их сине-зеленое оперение иногда сверкало в утренних лучах солнца то золотом, то серебром.
Рудик опустил ветку клематиса, и на террасе стало почти темно. Он оглянулся – Мелиссы нигде не было.
«Смылась, – хмыкнул про себя Карагич и задумался, – а она не такая уж и глупышка, какой хочет казаться». С Мелиссой он познакомился в Каннах еще несколько лет назад. Она приехала туда с родителями. Ее отец, богатый фабрикант из Бразилии, снисходительно поглядывал на все шалости и выкрутасы дочери, потому как был уверен, она еще не вышла из детства.
Но Карагич был иного мнения. Он сразу же разглядел в еще совсем юной девушке (а Мелисе тогда только-только исполнилось пятнадцать) безудержную страсть к романтическим приключениям. Посему, уезжая с курорта, прихватил для своей «коллекции» и этот "бриллиант". И не ошибся.
Мелисса оказалась не такой, как все женщины, что до этого времени буквально висли на Карагиче. Она была то пантера, то нежная орхидея, то смешливая и дурашливая, словно клоунесса. В общем, Рудольф ни разу еще не пожалел, что взял Мелиссу с собой.
Обезумевший от горя отец Мелиссы спустя несколько дней получил телеграмму из Малайзии (о запутывании следов парочки позаботился личный помощник Карагича, замкнутый и неразговорчивый бородатый грек по имени Стоян), в которой сообщалось, что его дочь счастлива и замужем. В телеграмме значилось также не беспокоиться о ее судьбе, не подключать к поискам полицию. Кроме того, там был намек, что довольно скоро – разумеется, при выполнении условий со стороны отца, дочь позвонит ему и
успокоит сама.
Так оно и произошло. Мелисса позвонила отцу перед вылетом в ЮАР из Европы, сообщила ему веселым голоском, что она безумно счастлива, да и выкинула телефон в ближайшую мусорную корзину.
С тех пор прошло уже почти четыре года, и Мелиса успела побывать во многих уголках земного шара, в том числе и в России.
Москва поразила ее круглосуточным бдением, постоянной суетой и автомобильными пробками. Но именно в Москве, а точнее в Подмосковье, она и познакомилась с одной загадочной молодой женщиной по имени Лариса. Рудик с Мелиссой гостили несколько дней в одном из особняков, двери которого любезно распахнул перед ними один из компаньонов Карагича, некий Вахо, седовласый грузин средних лет.
Он и его подруга по имени Лариса очень понравились Мелиссе, которая всегда ценила в людях юмор и простоту в общении. Лариса, темноволосая жгучая красавица, сразу же, сверкнув глазами в сторону прибывших гостей, премило улыбнулась Мелиссе, сдержанно топтавшейся у порога, и рассмеялась:
– Ну что застыла, птичка моя? Пойдем, покажу тебе свое хозяйство и заодно твою спальню.
«Хозяйство» Ларисы оказалось поистине удивительным. На территории почти в четверть гектара, под огромным стеклянным колпаком, располагался настоящий террариум. Змей было столько, что Мелисса сначала испугалась и ни в какую не хотела идти за Ларисой внутрь помещения.
– Пойдем, глупышка, – потянула ее за руку новая подруга, – эти змеи не опасны, у них нет больше яда. – И она подтолкнула икнувшую от страха девушку ко входу. Мелисса поразилась увиденному настолько, что не сразу смогла прийти в себя.
Повсюду росли тропические деревья, экзотические цветы. В нескольких частях помещения высились специально уложенные груды камней, журчали ручейки, впадающие в довольно большое прозрачное озеро. Кое-где прыгали гигантские лягушки – бурые, зеленые, ярко-желтые пятнистые и даже красноватого оттенка.
– Вон, видишь, – Лариса показала рукой в сторону небольшого искусственного дерева с гладким стволом и такими же ветками, – там у меня живет семейство тигровых змей. А вон там – коричневая домовая змея. Она любит погулять ночью. У меня здесь собраны очень редкие виды: унехис, огмодонг, храмовая куфия, сурукуку, – без устали болтала Лариса.
– Сурукуку, – словно эхо, выдохнула в ужасе Мелисса. – Но как же они тут все уживаются? –изумилась она, с опаской поглядывая на гигантского зеленого питона, лениво развалившегося на каменистой площадке рядом с озером.
– Это мой маленький секрет, – улыбнулась Лариса, – вон, видишь, – она показала пальчиком куда-то вправо, – там находится пункт управления. У меня все тут компьютеризировано.
Никаких драк и недоразумений. Все мои питомцы сыты и абсолютно счастливы. Я более пяти лет занимаюсь этим серьезно. Во многих странах сначала консультировалась со специалистами, а потом Вахо подарил мне вот это змеиное царство. Я его очень люблю. Ваху, конечно, тоже, – вновь рассмеялась она.
Из России Мелисса вернулась на виллу в Лесото, ставшую почти постоянной ее резиденцией, под сильным впечатлением от увиденного Ларисиного «хозяйства». Но сама Лариса ей очень понравилась. К тому же Рудик попросил Мелису как следует подружиться с подругой Вахо, поскольку предполагал наладить с ним какую-то совместную деятельность.
– Мне очень важно, чтобы я мог бы тебе и Ларисе перепоручать кое-какие дела, когда буду занят сам, – строго глядя в глаза ей, заявил он по приезде. – Поэтому давай, перезванивайся с Ларисой почаще, присылай ей сувениры, и я буду тебе благодарен за это. А ты сама знаешь, – он игриво посмотрел на девушку, – что означает моя благодарность.
Мелисса знала. С тех пор, как они с Карагичем встретились почти четыре года назад, в ее нефритовой шкатулке для драгоценностей появилось довольно много всяких изумительных штучек: сапфировые сережки, бриллиантовые колье и диадема, изумрудное ожерелье, аметистовый кулон с жемчугом и еще масса золотых и платиновых украшений.
Мелисса очень любила принарядиться по-восточному (откуда у нее была такая страсть, она и сама не знала). Особенно резвилась она в дни, когда Рудик уезжал по делам в Европу, и никого, кроме молчаливого телохранителя Стояна, шофера Ахмада, да парочки привезенных с собой из Японии горничных, на вилле не было.
Тогда Мелисса наряжалась в шелка, навешивала на себя почти все драгоценности и кривлялась у зеркала почти до изнеможения. Это было своеобразной разрядкой для девушки, поскольку Рудольф не давал ей спуску и заставил за эти четыре года выучить несколько иностранных языков, требовал знать назубок все правила светского этикета, а также уметь отличать манеру написания различных картин.
К тому же Мелиссе пришлось освоить семиструнную гитару и электропианино. Не говоря уж о том, что чтение книг ей вменялось практически в ежедневную обязанность. В таких условиях на кривляние перед зеркалами времени нет. Вот и радовалась Мелисса частым отлучкам своего «принца», как она про себя называла Карагича, и от души танцевала восточные танцы у себя в спальне, посверкивая бриллиантами в лучах южно-африканского солнца.
Когда Рудольф возвращался из поездок, в которые по соображениям безопасности не брал с собой Мелиссу, он обязательно привозил ей новый «сувенирчик» – и девушка с радостным визгом уносилась в свою спальню примерять очередной «трофей». А потом отчитывалась своему «принцу», какие науки успела освоить за его отсутствие.
Иногда, по просьбе Рудика, Мелисса звонила в Москву, Ларисе, спрашивала, как у нее дела, как поживают ее питомцы, а в конце разговора обязательно задавала вопрос, который уже выучила наизусть:
– Понравилась ли тебе птица, что я послала в подарок? Она спела?
И обычно в ответ слышала одно и тоже:
– Да, птичка прелестная. Спасибо, дорогая. Ты очень добра.
Мелисса шла к Рудику и слово в слово, как попугай, передавала «ответ Москвы». Она, конечно, догадывалась, что за этим кроется какой-то секрет, но вникать глубже в него боялась. Она полностью доверяла своему «принцу» и не хотела создавать себе лишних проблем.
Пару или тройку раз, правда, Лариса достаточно суровым голосом сообщила Мелисе, что птица заболела, и ее пришлось усыпить. Но в основном, отзывы были положительные, и Мелисса, ничего не зная о «своих подарках» московской подруге, не считала нужным уточнять, чем же «заболела птичка».
Мелиса была умная девушка, поэтому не лезла и к Рудику с глупыми расспросами о неведомой ей птице. За это и получала от него постоянные знаки внимания, а также жаркие поцелуи по ночам.
Глава 5. Возвращение Маргоши… и второй труп
Вечернее небо принесло Москве некоторое облегчение. Жарко палящий солнечный шар на время заслонила серая мрачная тучка, но дождик не пролился. Вся влага испарилась в кипящих зноем воздушных слоях.
Постепенно смолк автомобильный гул, крики детей и «крякалки» спецмашин. Солнце прямо из-за тучки плавно свалилось за горизонт. На город опустились сумерки, свежий ветерок прохладой обдувал лица запоздалых прохожих и колыхал занавески в раскрытых настежь окнах.
Трубку долго никто не брал. Быстрова вздохнула. Неужели Маргоша ушла гулять, не захватив с собой телефон? Ну, сколько можно ждать?
– Алё, – раздался внезапно голос с хрипотцой.
– Марго, ты? – Яна не узнала подруги.
– Нет, папа римский, – огрызнулась Маргоша. Судя по всему, она просто спала, поэтому долго и не подходила к телефону. – Ну, говори, чего там у тебя случилось?
– У нас «случился» труп. Причем тетку грохнули прямо у нас во дворе, ночью, – затарахтела в трубку Яна. – Я была свидетелем. Соловьев разрешил нам с тобой официально помогать следствию. Дело-то очень важным оказалось. Так что выезжай первой же лошадью в Москву.
Уже еду, без меня ничего не предпринимай. Утром я у тебя, – пробормотала Пучкова и нажала на кнопку «отбой».
– Вот такая она всегда, ворчливая верная подруга, – пробормотала Яна себе под нос и пошла варить кофе. Димка, намаявшись за день на работе, уже дремал у телевизора. Поэтому сваренный кофе пришелся как нельзя кстати.
– Тебе Батон что-нибудь рассказывал о сегодняшнем ночном происшествии? – поинтересовалась Яна у супруга, когда они уселись пить кофе.
– Насколько я понял, какую-то тетку убили и закрыли в ее же собственной машине у нас во дворе, – отреагировал тот, машинально переключая кнопки телевизионного пульта и убеждаясь каждый раз, что одна программа ничуть не лучше другой. – Они что, озверели совсем? – рявкнул он наконец, выключил телевизор и в сердцах швырнул в угол дивана ни в чем не повинный пульт. – Нельзя же один и тот же дурацкий фильм гонять по всем каналам ежедневно?! И когда уже прекратят все эти «Дома», ненужные «говорильни» и телефильмы для дебилов? Неужели же в мире мало достойных фильмов! Но нам почему-то ежедневно показывают всякую дрянь, а вот зато ночью, когда нормальные люди должны спать, крутят шикарные фильмы.
Димка перевел дух и вздохнул:
– Может, мне устроиться работать ночным консьержем где-нибудь в Париже? Сам слышал, что один мужик на чаевых от русских за пять лет открыл собственный отель.
Поняв, что тема убийства взволнует Дмитрия только в том случае, если пригрохают какого-нибудь телемагната, особенно, если сделает это разобиженный вконец телезритель, Яна решила отложить разговор до лучших времен. Вот завтра прикатит из Питера Маргоша, с ней и обсудим все вопросы, подумала она и стала разбирать кровать.
Перед сном она еще раз вышла на балкон, предварительно потушив в спальне свет. Ничего. Все тихо. На роковой лавочке никто не сидел. Во двор не въезжали никакие машины. Даже Мухтар и тот не «гнездился» на ночлег где-нибудь в придорожных кустах. Видимо, женихался в соседнем квартале.
Устало зевнув, Яна вернулась в спальню и внезапно, еле добравшись до кровати, уснула сном праведника – без единой мысли о расследовании.
Утром ее разбудил «птичий пересвист». Это Маргоша, приехав с вокзала, изо всех сил жала на кнопку дверного звонка. Димка уже давно уехал на работу, поэтому дверь Быстровой пришлось открывать самой.
– Ну ты даешь, – окинув ее пижаму в цветочек, обиделась Пучкова. Пройдя в прихожую, она грохнула тяжеленный баул на пол и уставилась сквозь очки в золотой оправе на Быстрову, – почему ты до сих пор дрыхнешь? Совсем тут от рук отбилась без меня. Давай, излагай, что тут у вас произошло, – более миролюбиво заявила она, заглянув в холодильник и улыбнулась, увидев на полке свои любимые «берлинские» пирожные. – И свари мне кофейку.
Через час, когда от «берлинских» пирожных не осталось даже крошечки, Маргоша глубокомысленно изрекла:
– Мне кажется, что нам с тобой просто необходимо нанести визит в турфирму, которой командовала мадам Ханкина. Как считаешь?
– Да я уже давно об этом думаю, – ответила Яна, убирая со стола грязную посуду, – только вот не лучше ли нам прикинуться туристами. Чтобы с нами были более откровенны ее сотрудники? Потому что вряд ли они начнут выбалтывать все частным детективам или полиции. Наверняка, в фирме есть свои тайны, есть также и правопреемник Ханкиной, которому (или которой) может не понравиться, что две тетки вынюхивают что-то об их бывшей начальнице.
– Ну ладно, – согласилась Марго, – туристы – так туристы. Поехали.
Отстояв положенный час в московских «пробках», сыщицы подъехали к небольшому особнячку в Центре. На стене рядом с дверью висела золоченая табличка «Han-Travel. Морские круизы». Сама дверь была плотно закрыта, но, когда Яна надавила на кнопку домофона, каркающий мужской голос спросил, к кому они идут.
– К Людмиле Ханкиной, – ни с того, ни с сего пропищала Быстрова, сама себе удивившись.
Дверь беззвучно открылась, и сыщицы вошли в узкий коридорчик, который буквально через несколько метров привел их в огромную залу.
В зале стояли полукруглые столы, рядом с которыми были расставлены уютные кожаные кресла. В одном из кресел сидела пожилая женщина, одетая с безупречным вкусом и изяществом. Видно было, что пенсионерка живет на широкую ногу, причем давно. На голове ее кокетливо розовела шляпка из соломки, а в ушах позвякивали, покачиваясь, довольно длинные сережки с аметистами. Бабуська явно скучала, листая какой-то пестрый журнальчик, и периодически оглядывала полупустое (если не считать широкоплечего охранника в черной форме, стоящего у входа) помещение в надежде увидеть кого-нибудь из служащих «Han-Travel». Когда в зале появились Яна и Маргоша, она заметно оживилась, но поняв, что они также являются посетителями, недовольно хмыкнула и энергично встряхнула журнальчик, снова принявшись за чтение.
– Скажите, вы давно тут сидите? – принялась допытываться Быстрова, – а где все?
– А пес их знает, – огрызнулась бабулька, – уж почти час торчу тут, говорят, совещание какое-то у них. Должны вот-вот подойти.
И словно в ответ на ее слова, из какой-то узкой щели в дальнем конце залы, один за другим стали появляться служащие турфирмы: в основном молодые девушки с невероятно длинными ногами, одетые в светлые льняные костюмчики «под матроски».
Одна из них тут же кинулась к бабульке и стала что-то щебетать, ослепительно улыбаясь ей. Пенсионерка развернулась всем корпусом к ней, достала из сумочки какие-то бумаги и начала бубнить, периодически поправляя шляпку рукой.
К сыщицам также подлетела длинноногая «юнга» и любезно осведомилась, чем она может им помочь.
– Да вот, – начала Марго, поправляя очки, – мы хотели бы по морю покататься, куда-нибудь съездить.
– О! – радостно воскликнула «юнга», на бейджике которой значилось «Екатерина Люлькина», – вы сделали замечательный выбор! – И она, жестом пригласив их присесть на мягкие кожаные кресла, обежала полукруглый столик с другой стороны и начала петь гимн их турфирме, при этом предлагая один круиз за другим:
– Есть просто замечательный круиз «вокруг Европы», – щебетала она, – вы посетите Англию, Францию, Бельгию, Нидерланды, Португалию, побываете в Ла Рошели (это опять Франция), потом Марокко… А есть совсем экзотические поездки – скажем, на Карибы или Галапагосы. Это наш «эксклюзив», и мы предлагаем…
– А скажите, Екатерина, – вкрадчивым голосом перебила ее Быстрова, – Людмила Аркадьевна Ханкина советовала нам съездить в ЮАР, сказала, что там безупречный сервис и красота невероятная. Вы как считаете, это действительно так?
Люлькина на секунду будто поперхнулась, опустила глаза, потом схватила зачем-то гелиевую ручку, повертела ее немного в руках, и, снова придя в себя, стала тараторить:
– О, это будет увлекательнейшая поездка! Настоящий Рай для туристов. Экзотика в сочетании с комфортом. Вы посетите водопады, сможете участвовать в сафари, посетите.
– Простите, Катя, – снова перебила менеджера Быстрова, – а Людмила Ханкина сейчас здесь? Мне бы хотелось с ней побеседовать. Тем более, что она сама приглашала нас посетить ее агентство.
Люлькина снова впала в полукаматозное состояние. Но на этот раз справилась со своими эмоциями быстрее.
– Людмилы Аркадьевны сейчас нет. Вы можете переговорить с ее заместителем, Сергеем Лапушиным. Проводить вас к нему? – Девица явно хотела избавиться от настойчивых теток, задающих шокирующие вопросы о начальнице. Видимо, на недавнем совещании им всем было строго-настрого приказано отправлять всех жаждущих Ханкину, а также недовольных к этому Лапушину. Вот Люлькина и схватилась за «спасательный круг».
– Хорошо, проводите нас к нему, – впервые подала голос Маргоша.
Менеджер радостно вскочила с места и пригласила обеих дам пройти к той самой «щели», из которой еще несколько минут назад выскочил с совещания весь состав турфирмы.
Сыщицы послушно поплелись за ней, пытаясь на ходу придумать версию их посещения для Лапушина. Но придумать они так ничего и не успели. Войдя в «щель», они тут же очутились у каменной витой лестницы, ведущей на второй этаж. Поднимаясь вслед за бойко стучащей каблучками по ступенькам Люлькиной, Яна и Марго услышали чьи-то слабые стоны, идущие вроде бы с верхнего этажа. Когда же они поднялись на второй этаж, то увидели прямо на полу человека, лежащего в луже крови.
Человек был еще жив и тихонько стонал. Вместо горла у него была какая-то кровавая каша. Глаза его были закрыты, грудь часто-часто вздымалась. Дверь кабинета была полуоткрыта и несколько капель крови виднелись рядом с порогом. Наверное, раненый в состоянии шока выбежал в коридор за помощью и упал.
– Мама! – басом сказала Марго. – Что это?!
– Ой! – тоненько завопила Люлькина, – Сергей Геннадиевич! Толя-а-а-а-а! – заорала она нечеловеческим голосом.
Через пятнадцать секунд на второй этаж орлом взлетел охранник, который стоял на входе в агентство. Смекнув, в чем дело, он выхватил из нагрудного кармана своей черной формы мобильный телефон и, быстро набрав какие-то кнопки, вызвал «Скорую».
– Полицию можете не вызывать, – голосом, не терпящим возражений, констатировала пришедшая в себя Быстрова и показала ему свое удостоверение частного сыщика, очень похожее по внешнему виду на полицейскую «ксиву». Она тоже достала свой мобильный и набрала номер Олега Соловьева.
– Олег? Привет, – громко сказала она, строго глядя на обезумевшую от страха Люлькину и оторопело моргавшего «Толю», – мы в агентстве Ханкиной. Здесь новый труп. Приезжай. Мы на втором этаже.
– Анатолий, – обратилась тем временем Маргоша к охраннику, – пожалуйста, спуститесь побыстрее вниз, закройте двери и никого не впускайте, и не выпускайте до приезда «Скорой» и полиции. Сейчас приедет опергруппа, вы отвечаете за сохранность остальных свидетелей.
Выпалив эту длинную фразу, Марго блеснула золотой оправой очков и деловито отошла в сторону. Охранник, переварив наконец все, сказанное Пучковой, издал какой-то странный гортанный звук и понесся на первый этаж выполнять задание.
Яна наклонилась к уже почему-то не стонавшему Лапушину и попыталась нащупать у него пульс. Но пульса, увы, не было… Яна тихо отошла от странно вытянувшегося тела и буркнула Маргоше:
– Похоже, все.
Снизу послышался топот многочисленных ног, и через несколько секунд площадку, на которой лежал без движения раненый, заполнили люди в нежно-салатовых халатах. Один из них рявкнул находившимся сыщицам и Люлькиной, чтобы они не мешали врачам и спустились на первый этаж. Остальные принялись колдовать над телом Лапушина.
Все трое покорно спустились вниз. Люлькина, правда, пару раз чуть было не упала на лестнице. Ее ноги периодически «подламывались» от пережитого ужаса, и Яне с Маргошей приходилось подхватывать менеджера под локти, чтобы та не скатилась по ступенькам.
На первом этаже их встретила сбившаяся в испуганную стайку кучка менеджеров и все та же экзальтированная бабулька в розовой соломенной шляпке. Теперь она уже не листала иллюстрированный журнальчик, а беспокойно ерзала в своем кресле, периодически взвизгивая «О, боже!»
Яна подошла к одной из служащих, на вид гораздо старше окружающих длинноногих фламинго в «матросках». На ее бейджике было написано: «Ст. менеджер Осокина Анна Петровна».
Показав ей свое удостоверение и тем самым удивив служащую до предела, Быстрова взяла под локоток Анну Петровну и тихонько шепнула ей:
– Я бы хотела поговорить с вами, но не здесь. Давайте сходим в какое-нибудь близлежащее кафе и спокойно побеседуем.
– Но… Ведь полиция… Толя сказал…, – робко залепетала женщина.
– Не волнуйтесь, со мной выпустят, – успокоила ее Яна и, подмигнув Маргоше, повела Осокину к выходу. Охранник нахмурил брови, видимо, пытаясь сообразить, стоит ли выпускать человека, который сам запретил всех выпускать, но в этот момент раздался требовательный стук в дверь и запищал домофон.
«Толян» метнулся к выходу и распахнул дверь. Первым влетел в помещение следователь Соловьев, на ходу снимая фуражку и отирая рукой со лба пот. За ним следом ввалилась целая группа оперативников. Яна удивленно посмотрела на Олега. Она еще никогда не видела его в форме. За те годы, что они были знакомы, Соловьев все время ходил в «гражданском» и теперешний «прокурорский» вид его настолько шокировал Быстрову, что она от неожиданности даже растерялась. На помощь к ней пришла Маргоша и пробубнила:
– А я вот всегда говорила, что форма украшает мужчину. Смотри, какой красавец наш Батон! – И она, поздоровавшись с Соловьевым, начала вводить его в курс дела.
– Олег! – оттаяла Быстрова. Соловьев обернулся. – Я со свидетельницей выйду в соседнее кафе для приватной беседы. Скоро вернемся. – И не взирая на то, что следователь удивленно нахмурился, вытащила уже не сопротивлявшуюся Осокину на улицу.
Буквально в соседнем здании располагалось кафе «Бистро», и они зашли туда. Яна заказала две чашки кофе и парочку пирожных. Анна Петровна, видимо, находилась в состоянии сильного нервного потрясения, и Яна, немного подумав, заказала еще и пятьдесят граммов коньяка.
Выпив коньяк, Осокина вздрогнула, потом на лице ее появились красноватые пятна, глаза приняли «человеческое» выражение, и она с благодарностью посмотрела на Яну.
– Успокойтесь, Анна Петровна, – начала говорить Быстрова, – все самое страшное уже позади. Лучше расскажите-ка мне о том, когда вы в последний раз видели вашу бывшую начальницу, Людмилу Ханкину.
Осокина нахмурила лоб, закрыла глаза, потом быстро открыла их и сказала:
– Ну как же! В позапрошлую пятницу! Люда как раз уезжала в ЮАР с группой. Ну, она иногда любит, ой, простите, любила в некоторые страны сама возглавлять тургруппу. Наши менеджеры бывали только рады: во-первых, ответственность на главного в группе – колоссальная, знаете, всяческие загвоздки с проживанием, проверкой документов, ну, в общем… Да и здесь, в Москве, когда Люда уезжала, как-то поспокойнее было. Девчонки расслаблялись, а я им не мешала. Людмила Аркадьевна, – Осокина тихонько кашлянула, – очень строгим руководителем была. Могла уволить за любой, даже мелкий промах. Зато и девчонок, тех, кто удержался, вышколила по международному стандарту, а не как у нас в России обычно. Сами, небось, знаете – лишь бы глазами накрашенными водить, да тупо повторять одно и тоже.
– Скажите, Аня, – Быстрова постаралась смягчить тональность разговора, – ничего, если вас так буду называть? – она улыбнулась.
– Да, конечно, – робко улыбнулась в ответ Осокина.
– Так вот, Аня, – вновь начала Быстрова, – расскажите мне, какое впечатление произвела на Вас Людмила Ханкина перед отъездом в ЮАР? Может, нервничала она сильно? Или поругалась с кем-то?
– Ой, точно, поругалась! – вдруг вспомнила Осокина и аж подпрыгнула на стуле.
– Расскажите, пожалуйста, это очень важно для следствия. С чего все началось с тот день? Я имею в виду ссору?
– Да с Танькой Гребешковой она поругалась, – сказала доверительно Анна Осокина, вынимая сигарету из пачки и с наслаждением закуривая. Коньяк, видимо, довершил свое могучее воздействие на ее нервную систему, и теперь, хлебнув кофейку, она окончательно расслабилась и пришла в себя.
– Кто такая Татьяна Гребешкова?
– Да секретарша ее кретинская! – вылила злобу старший менеджер. – Эту самую Гребешкову ей подсунул один грузин знакомый, богатый, черт. Судя по всему, этот самый грузин вложил достаточно средств в Людину фирму, чтобы чувствовать себя на правах хозяина. Вот он одну из своих профурсеток и подсунул Люде, когда надоела самому. У него ведь и семья есть и официальная любовница, – щеки женщины раскраснелись то ли от выпитого коньяка, то ли от возможности перемыть косточки окружающим.
Из рассказа Осокиной, выходило, что богатый грузин часто приезжал в турфирму «Han-Travel», причем не всегда один. Иногда вместе с ним приезжали какие-то хмурые парни в черных костюмах или разряженные до предела тетки. А однажды, примерно полгода назад, он приволок с собой Таньку Гребешкову – белокурую змею, как за глаза окрестил ее коллектив.
Таньку с первого же дня невзлюбили все: нрава она была вздорного, могла вот так, запросто, на человека накинуться с воплями, на скандалы она была мастер. И никого, и ничего интриганка не боялась. Как будто Вахо, грузин этот, обещал ей могучую поддержку.
Людмила Ханкина иногда ссорилась со своей секретаршей: ругала ее частенько за беспорядок на столе и за немытые чашки. А та вылупит на нее свои бесстыжие голубые глаза, да и еще имеет наглость перечить – мол, дел и так невпроворот.
– Что и вправду некогда было? Так много дел у секретаря турфирмы? – искренне удивилась Яна.
– Да я вас умоляю, – рассмеялась Осокина. – На самом деле «некогда» Таньке было по той причине, что она в то время любовь закрутила с одним мужиком молодым. Он однажды приехал к нам билеты на «Средиземноморье» покупать. Есть такой эксклюзивный круиз для богатеньких лентяев: возят их на огромной «лодочке» с бассейном и спортзалами по Средиземному морю и ублажают всю дорогу артистами, аукционами и прочей разностью. Уж очень богатеньким нравится, что «пароходик» заплывает в Ниццу, Майорку, Барселону.
Вот и Танькин «жених», как мы тут же окрестили мужика, намылился по этому маршруту прокатиться. Да не один, а с девушкой своей. Но, как только нашу Таньку увидел, так и запал на нее. С девушкой своей поссорился, да Таньку с собой в круиз и забрал! Во как!
Ну, Танька быстренько «за свой счет» накатала бумажку Людмиле, да и рванула в круиз с новым хахилем. Через пару недель вернулась. Смуглая, довольная, с шикарными сережками в ушах. Знать, мужик-то тот и впрямь богатым был, раз мог подарить Таньке-лахудре такую ценную вещь.
– А скажите, Аня, – вновь перебила Быстрова разболтавшуюся сотрудницу турфирмы, – что за серьги были на Татьяне, случайно не бриллианты?
– Как вы догадались? – удивилась Осокина, – точно, брюлики, да много их в каждой сережке понатыкано, хоть и маленькие. Наши девчонки от зависти просто полопались. А Танька вообще перестала на нас всех внимание обращать. Ходила, словно модель по «языку». С нами не разговаривала – презирала, за бедность, наверное. Она ведь замуж собралась за того мужика выскочить.
– И что, выскочила? – с нетерпением спросила Яна. – Кстати, а где сейчас ваша Танька? Что-то я на работе ее не заметила.
Анна посмурнела, взяла новую сигарету, закурила и, выпустив большой клуб дыма, проворчала:
– В больнице Танька. В «психушку» попала. Она, оказывается, наркушница была. Только умело скрывала. Вот отсюда и ее все закидоны были – с истериками и скандалами.
– Когда она попала в больницу?
– Да сразу же после отъезда Людмилы Аркадьевны, – Анна посмотрела в окно, словно вспоминая что-то. – В день отъезда Людмила обычно всегда веселая бывала – шутила, обещала девчонкам сувенирчики привезти. А в ту пятницу она бусы свои любимые потеряла. Что было! Летели клочки по закоулочкам!
– Как потеряла? – усомнилась Яна.
– Ну, понимаете, – принялась объяснять словоохотливая сотрудница турфирмы, – Люда часто на приемы разные, на банкеты там всякие ходила, поэтому домой ей иногда некогда было ездить, чтобы переодеться. Вот она у себя в кабинете и встроила шкаф с зеркалом: там и одежда и обувь разная была. А на отдельной полочке Люда хранила свою бижутерию, правда, дорогую очень. Сейчас богатенькие все драгоценности натуральные по сейфам банковским держат, а сами в бижутерии, то есть, в подделках щеголяют по светским раутам. Дураков сейчас нет. Кругом ворье. Расслабиться нельзя. Вот и Люда хранила у себя в шкатулке разные побрякушки. А что – удобно, нацепил, сел в машину – и рванул на какую-нибудь встречу нужную.
– Так нашлись те бусы-то?
– Нашлись, нашлись. Но Таньке туго пришлось. Чуть все волосенки на ней Люда не поотрывала. Такой ор стоял. Оказывается, эта змеюка втихаря нацепила бусы Людины, да и рванула на встречу со своим ухажером. С утра пришла в другом наряде, а бусы дома забыла.
– Да что за бусы такие, что из-за них такой сыр-бор разгорелся? – усомнилась Быстрова.
– Классные бусы. Огромные стеклянные шары, но не бьются, потому что из плотного стекла сделаны, а в них еще ромбы и квадраты стеклянные, а в тех много разных мелких прозрачных камушков понапихано. То ли «Сваровски», то ли еще какая фирма сделала эту красоту, но смотрелась вещь суперски. Когда Люда одевала эти бусы в круиз какой-нибудь, то выглядела, словно королева. Уж очень любила она эти бусы, поэтому и устроила головомойку Таньке. Сказала, чтобы та подвезла ей бусы в аэропорт. А если та опоздает хоть на минуту, то она ее уволит и в полицию заявление напишет о краже. Танька притихла, на такси домой ускакала. Больше мы ее не видели.
– Как не видели?! А бусы-то она довезла Ханкиной? – встрепенулась Яна. – И как же вы узнали, что Гребешкова в «психушку» угодила?
– Как, как. – Осокина вытащила из сумочки пудреницу и стала протирать бархоткой влажное от пота лицо. – Я Люде перезвонила в тот вечер, поинтересовалась, как до аэропорта добралась – она ведь всегда сама на своей «Мазде» в аэропорт гоняла. Там оставляла машину на платной стоянке, и на ней же и возвращалась в Москву. Так вот, позвонила я ей, спрашиваю, как мол дела Людмила Аркадьевна, привезла ли Танька бусы. А она смеется, отвечает: привезла, зараза. А куда ей деться?
Осокина откинула со лба прядь волос и рассмеялась:
– А про то, что Таньку с наркотой замели, так это нам позвонили из полиции. Я лично говорила с капитаном… капитаном. А! вспомнила. Еще фамилия у него смешная такая: Очарик! Точно Павел Очарик! Вот он позвонил через день и сообщил, что Танька наша загремела с наркотической ломкой в «психушку». Она ведь не москвичка, родственников у нее здесь нет никаких. Вот и замели дурынду. Так ей и надо! – злорадно выпалила Осокина и спохватилась, – ой, заболталась я что-то с вами, просите, мне работать надо. – Она поднялась со стула.
Быстрова строго посмотрела на нее и сказала:
– Аня, вы не торопитесь, потому что там все равно допрос свидетелей идет. Фирма наверняка закрыта. Так что работать сегодня вам не придется. Вы лучше расскажите мне, когда вы в последний раз Сергея Лапушина видели.
– Да на совещании, – Осокина с явной досадой опустилась на стул. Действие коньяка кончилось, и ее энтузиазм сплетницы маленько поутих. – Он собрал нас всех, рассказал, что Люду убили, что он теперь будет вместо нее. Нам строго-настрого запретил болтать об этом перед посетителями – не дай бог, узнают, что директора убили, всех клиентов сразу же растеряем. Вот и все. А потом мы вышли из его кабинета и спустились на первый этаж.
– А не заметили, кто из кабинета последним выходил? – поинтересовалась Быстрова.
– Ой, не заметила, – заволновалась Осокина, – я вместе с девчонками выходила, а первым Толик рванул – у него домофон запищал снизу. Помчался открывать.
– Ну, это мы как раз пришли, – пробормотала Яна.
– Да вроде все вышли, – задумалась Анна, – у Сергея мобильный зазвонил, вот он быстренько и закончил совещание. Махнул нам рукой – мол, выметайтесь побыстрее. Идите, мол, работать.
– А Сергея кто устроил на эту должность? Не знаете случайно? – вновь поинтересовалась Быстрова.
В этот момент ее мобильный заиграл вальс Штрауса, Яна извинилась перед Осокиной и взяла трубку.
– Ну что, собирательница трупов, когда свой допрос окончишь? – в голосе Соловьева чувствовалась легкая издевка, и Яна не сдержалась:
– Уже иду, хотя самое главное еще не выяснила. Лапушин жив?
– Где там, – разочарованно протянул Соловьев, – проникающее ранение в шею. Врачи констатировали смерть до прибытия бригады медиков. Между прочим, стреляли через закрытое окно. В стекле осталась лишь маленькая аккуратная дырочка. Стреляли из карабина СКС калибра 7,62 мм.
– А почему он выбежал в коридор, Олег? – испуганно спросила Яна, – у него что, был болевой шок? Как у курицы с оторванной головой?
– Ну, не обязательно, как у курицы, – ответил Соловьев, – скорее всего, пуля отбросила Лапушина назад, поскольку пуля имеет так называемую «ударную силу». Может, дверь была приоткрыта. Кабинетик-то у него – раз чихнуть. Метров пять всего квадратных будет. Так что давай сыпь суда, вместе доделаем свидетельницу твою. Жду, – и он, как обычно, брякнул трубку, не дожидаясь ответов или объяснений.
– Пойдемте, Анна Петровна, – позвала Яна истомившуюся Осокину, и та, радостно вскочив со стула, засеменила за ней следом.
Глава 6. Снова Африка
Вечернее южно-африканское солнце утопало в серо-черных тяжелых облаках. Рыже-бурый пейзаж Малеалеа постепенно становился все мрачнее, все реже красноватые лучи светила касались зеленых полосок лугов и отходили к грязно-розовой стене гор.
Ночная прохлада наползала на виллу Карагича, и предусмотрительное семейство павлинов давно уже спряталось в узком застекленном крыле дома, где всегда была вкусная еда и мягкие циновки.
На небе загорались яркие звезды, а за далеким горным хребтом изредка можно было увидеть всполохи зарниц – далеко-далеко в горах нынче была гроза.
Накануне Карагич получил через Мелиссу странное послание из Москвы: «Птицу кто-то умертвил. Мы в недоумении».
Весь вечер Рудольф пытался дозвониться до Москвы, но проклятая мобильная связь – то ли из-за сильной грозы, то ли по каким-то своим необъяснимым причинам не хотела работать.
И Карагич, в десятый раз набрав нужный номер и услышав в ответ лишь частые гудки, рассвирепел до такой степени, что с проклятием со всего размаха грохнул мобильный об стену. Раздался странный клякающий звук и маленький аппаратик разлетелся на много мелких кусочков. В комнату тут же вбежал Стоян, встревоженно глянул на хозяина и, поняв, в чем дело, молча склонил голову.
– Понимаешь, Стоян, ничего никому доверить нельзя, – смутился Карагич. – Чуть было не провалили все дело, уроды, – затрясся он в бессильной злобе и, подойдя к низенькому журнальному столику, инкрустированному драгоценными камнями, схватил хрустальный бокал и плеснул себе немного виски. Глотнув, он пришел в себя и сурово посмотрел на терпеливо стоящего рядом грека, – придется тебе в Москву ехать. Сам я не могу – только лишние разговоры пойдут, – замахал он руками, увидев, как Стоян удивленно вскинул брови. – И так все не слава богу. Выезжай завтра же утром, я предупрежу Вахо, чтобы он разместил тебя у себя. Как рассветет, бери мой вертолет и дуй в аэропорт. Времени у нас мало, дорогой, – он дружески похлопал грека по плечу и с надеждой посмотрел ему прямо в глаза, – большая добыча вот-вот должна случиться, а у них там, как назло, все разваливается.
– Какие у меня полномочия? – тихим голосом спросил Стоян, скрестив руки на груди, – обычный жест, чтобы унять охватившее его волнение.
– Да самые большие! Ты в курсе всех дел, я доверяю тебе полностью, – Рудик вновь хлебнул виски и потянулся за сигаретой, – Вахо введет тебя в курс дела – поймешь, что там у них конкретно произошло. А дальше ты уж сам решай, как поступить. Не забудь, что старик хитер и опытен в таких делах. Надеюсь, ты выучил текст наизусть. Но самое главное, запомни, – он усилил тембр голоса, и руки Стояна еще прочнее вцепились друг в друга, а брови сосредоточенно нахмурились, – чтобы никто – слышишь, никто не узнал о моем участии в этом деле. – Рудик закурил, – я собираюсь заняться немного политикой, поэтому мне нужна только лишь позитивная репутация, а дурацкие слухи погубят все мои замыслы. Ты понял меня?
– Да, хозяин. Я сделаю все, что от меня зависит, – ответил Стоян.
– В средствах не стесняйся, – небрежно обронил Карагич, наливая себе еще виски, – телефонной связи не доверяй – сейчас все мобильные прослушиваются. Если что-то важное нужно сообщить, передай через Ларису, а она перезвонит Мелиссе. Постарайся зашифровать послание так, чтобы я понял, – он рассмеялся, – но, чтобы понял только я, слышишь?!
Рудик снова захохотал, а Стоян ухмыльнулся себе в бороду.
– Все, принеси мне новый телефон и иди спать, завтра тебе понадобится много сил на перелет. Да, и не забудь бороду сбрить, а то в Москве тебя все будут принимать за моджахеда. – И Карагич махнул рукой, что означало конец «совещания».
Стоян слегка поклонился Рудольфу и вышел из комнаты. Он так давно не бывал в Европе, что поначалу даже заробел, услыхав грозный приказ шефа. Но постепенно, включив ноутбук в своей спальне, он с помощью Интернета немного вошел «в курс дела», а прочитав с утра записку шефа о том, что Вахо предупрежден о его приезде, успокоился окончательно.
Ночью он гладко выбрил лицо, хотя с пышной кудрявой бородой и было жалко расставаться. Но приказ хозяина – закон для него, беглого грека, находящегося уже несколько лет в розыске у себя на родине.
Когда-то Карагич выручил Стояна, спас от тюрьмы, и теперь он сможет наконец отплатить добром за добро. Те годы, что он провел на службе у Рудольфа, Стоян не считал за дело. Жить на шикарной вилле, любоваться красотой окружающей природы и изображать из себя героя-телохранителя Мелиссы и Рудольфа среди белых коз и черных поросят ему уже порядком поднадоело. Стоян жаждал настоящей работы. Настоящая работа была сейчас.
Ему предоставляется возможность выручить шефа из затруднительного положения, куда он из-за головотяпства московских друзей, может попасть. Но Стоян не позволит этому свершиться. Уж он разберется там со всеми, кто мешает его хозяину идти намеченным путем.
Ночь уже вовсю раскинула звездное покрывало над притихшей соседней долиной и горными склонами. Южные созвездия, казалось, можно было потрогать рукой – так низко они висели над виллой сегодня. Кругом – ни звука. Земля словно делала глубокий вдох перед сном: лишь изредка звенящая тишина прерывалась ночными вскриками сонных павлинов и устраивающихся на ночлег диких птиц. Но ночное очарование африканской природы ничуть не волновало душу Карагича и не принесло ему никакого облегчения.
В вечернем телефонном разговоре с Вахо Рудик сразу же почувствовал настороженность грузина. То ли тот боялся чего-либо, то ли просто осторожничал, опасаясь, что их услышит кто-то третий. Не желая полностью раскрывать карты, Карагич сообщил о скором прилете своего помощника и попросил Вахо ввести того в курс дела. Затем он допил виски и провалился в сон без сновидений, успев, правда, написать Стояну записку о том, что Москва предупреждена о его прилете.
Едва лишь первые лучи солнца зацепились за дальнюю горную гряду, Стоян вскочил с кровати бодрый и полный сил. Быстро умылся ледяной водой из протекающего недалеко от виллы горного ручейка и оделся по-европейски: джинсы, белоснежная рубашка и бейсболка с логотипом известного спортивного клуба. В этой одежде, хоть и не очень удобной для привыкшего к шортам и майке грека, он сойдет за «своего» в аэропорте, где ему предстоит пересадка на прямой рейс до Москвы.
Вскинув на плечо спортивную сумку, в которой было собрано самое необходимое для дороги, Стоян направился к ангару, где прятался от любопытных взглядов маленький, ярко-красный Bell Helicopter, купленный Карагичем специально для перелетов к местному аэропорту.
Рудольф заплатил за него сравнительно недорого – всего миллион долларов, зато сколько радости прибавилось у Мелиссы! То она летит к водопаду купаться, то ей нравится кружить над пропастью и фотографировать узкие горные тропы, а иногда она вместе со Стояном, разумеется, отправляется за провизией: в одной деревушке купит мясо, в другой зелень, а раз в месяц посещает городской супермаркет.
Пару раз по особой договоренности с властями, Рудольф возил Мелиссу на сафари в ЮАР, а также на экскурсию к затопленной шахте – бывшему алмазному руднику, получившему свое название по имени богатого крестьянина, на участке которого был найден первый алмаз.
Теперь знаменитейшая компания «De Beers» добывает за несколько месяцев тонны алмазов. А когда-то давным-давно, больше века назад эти чудесные камни исчислялись десятками. Зато какие это были камни! Например, алмаз «Куллинан», весом в 3106 карат, найденный на шахте в 1905 году и после долгих раздумий распиленный на несколько частей, самая крупная из которых – «Звезда Африки» украшает верхушку королевского скипетра Великобритании.
В Лесото также есть свои шахты, где полным ходом идет добыча алмазов. Известный на весь мир высокогорный рудник «Летсенг», периодически «выдающий» такие перлы, как «Лесото Браун», «Коричневый Лесото» в 601 карат или «Обещание Лесото» в 603 карата, всегда являлся лакомым кусочком для промышленных воротил. Вокруг кимберлитовой трубки долгие годы не утихали экономические страсти, иногда затрагивающие и политические интересы противников.
Карагич же, появившись несколько лет назад в ЮАР, не проявил никакого видимого интереса к «кимберлитовым страстям», чем несказанно удивил своих партнеров по бизнесу и просто знакомых. Он довольно быстро выстроил весьма скромную виллу в предгорьях Лесото, купил вертолет для местных поездок и частенько отшучивался, говоря, что единственный алмаз, который по-настоящему интересует его – это его несравненная «принцесса Мелисса», как он ласково и одновременно величественно называл свою молодую жену.
Как бы в подтверждение своих слов Карагич скупал приглянувшиеся ему алмазы в местных «ювелирках» и украшал ими свою «несравненную».
Постепенно Рудольф перестал вызывать какие-либо сомнения или подозрения у людей, занимающихся алмазным бизнесом. Им даже в голову не приходило, что Карагич лукавил. Никто из его знакомых и не подозревал, что Рудик скрывает свою неслыханную удачу.
Недалеко от территории, на которой была расположена его вилла, он однажды, просто гуляя с собакой, нашел несколько довольно крупных желтоватых полупрозрачных камней, а когда понял, что это алмазы, то немедленно прикупил эту часть земли под строительство оранжерей. Незамедлительно был натянут огромный брезентовый шатер.
И вот уже почти два года Рудик вместе со своим верным «зулусом» Стояном прорывали небольшие туннели в поисках адамантов. Даже Мелисса ничего не подозревала о «подземной» деятельности любимого супруга: все работы велись под грифом «строгой секретности».
Когда Мелисса однажды увидев буровое долото, все-таки спросила мужа, что это за странное оборудование прибыло из Европы, Рудик отшутился, сказав простодушной девушке, что решил заняться изучением природных явлений Лесото.
И наивная Мелисса сразу же поверила, потому что знала, как страшны в Лесото грозы – практически каждого сотого жителя этой маленькой страны убивает молния. Мелисса и сама боялась грозы, поэтому больше не лезла к мужу с расспросами, справедливо полагая, что каждый имеет право на хобби, даже такое пугающее и необычное. Когда-то давно она видела художественный фильм, герои которого, рискуя жизнью, гонялись на «Джипе» за ураганом, чтобы заснять его на пленку. Поэтому мужнино увлечение «грозой» ничуть не озадачило Мелиссу, а после того, как на ее шее засверкало изумрудное ожерелье, подаренное Рудиком, девушка и вовсе перестала волноваться из-за частых отлучек мужа и Стояна.
Глава 7. Геденбергит
Вечерняя Москва пылала багрово-голубым закатом. Дождя не было вот уже три недели, и трава на аккуратно подстриженных газонах была желтовато-бурой, словно на дворе был не конец мая, а октябрь.
Поливальные машины изредка проскакивали по улицам часов в шесть утра, сбрызгивали не успевший остыть за ночь асфальт, жутко пыля при этом, и быстро исчезали в неизвестность.
Из открытых настежь окон несло жаром. Ветер появлялся лишь в виде сквозняка, когда в квартире открывалась входная дверь. При этом балконная дверь с треском захлопывалась, угрожая разбить и без того хлипкую конструкцию.
Быстровы все никак не могли собраться с силами, чтобы заменить обычные окна на «еврокомфорт». Все деньги, оставшиеся после квартирного обмена* Яна и Димка куда-то «профурлили», как любила выражаться Янина мама, непоколебимо гордившаяся тем, что всего лишь на советскую зарплату «сумела купить кооперативную квартиру, дачу и три новых машины и выучить в престижной музыкальной школе Яну».
Что касалось «трех новых машин», то тут Яна могла бы поспорить с мамой: во-первых, каждая новая покупалась лишь после продажи старой, да и цены-то в советские времена были просто сказочные – «Москвич 412» можно было купить всего-то за 5200 рублей! Что при общесемейной зарплате почти в 700 рублей было не таким уж «далеким счастьем».
_______________________________________________
* См. книгу «Долг шантажом красен».
Правда, нужно было расстараться и попасть в какую-нибудь «очередь» – либо профсоюзную, либо «для ветеранов Великой Отечественной войны». Но с этим как раз сложностей не возникло по естественным причинам.
Поэтому Яна всегда, когда мама в очередной раз повторяла список купленных «гигантов» лишь на честно заработанные деньги, вспоминала отрывок из кинофильма «Иван Васильевич меняет профессию», когда зубной врач Антон Семенович Шпак заученно бубнил один и тот же текст, когда его обокрали: «Три дубленки, три магнитофона, три портсигара … импортных…»