– Что-то Жорик с Андрюхой задерживаются… – Протянул Матвей Егорыч, глядя задумчиво в окно, за которым уже, кстати, начало смеркаться.
Дед помолчал немного, а затем повернулся ко мне. Смотрел он так, будто я могу ответить на этот вопрос. У меня у самого башка гудела, как колокол, по которому долго и усердно били. Мыслей имелась целая куча. И все мысли, одна хреновее другой. А еще – сожаление. Не сдержался я все-таки. Влез, куда не надо. Причем, влез очень конкретно.
Ремонтники, которые были такими же ремонтниками, как я – балериной, пробыли в кабинете директора почти час. Нет, как минимум, один из троих точно разбирается во всей этой херне. Короткое замыкание и так далее. Может, даже настоящий электрик имеется в их компании. Хрен его знает. Они же должны исправить то, что сами сделали. А в этом уверен на сто процентов. Неполадки, которые возникли, дело их же рук. Нужна была причина, чтоб явиться в гастроном, получить доступ к кабинету Соколова. Да еще на вполне законных основаниях ковыряться в этом кабинете там, где им требуется.
Уверен, они и про отсутствие директора знали. Специально рассчитали время так, чтоб его не было. Посторонние глаза, тем более глаза Соколова, им ни к чему. Так еще в кабинете этих товарищей спокойно оставили одних. Они проверяли проводку, что-то чинили. Короче, изображали активную деятельность. Самое интересное, их пустили безоговорочно. Никто не стал уточнять или выяснять, откуда пришли эти парни. Что за времена, блин. Вот правда говорят, простота хуже воровства. Тут даже не простота. Детская наивность.
– Михалыч, а что у товарищей-электриков, которые пришли с коротким замыканием разбираться, документы не проверит никто? Все-таки в кабинете начальства ковыряются. Вдруг они и не ремонтники вообще.
– Ты чего, Стас… – Михалыч хохотнул и хлопнул меня по плечу. – Они же сказали, их прислали решить проблему. Чего проверять-то?
– Мммм… Ну если сказали, то, конечно, да… – Я понял, никого эта ситуация не напрягла. Вообще. Удивительная беспечность.
И еще… Тот тип, который смотрел мне в глаза на входе, и на которого пялился я… Мы пересеклись несколько раз в подсобных помещениях. Он то ходил руки мыть. То туалет искал. То еще какую-то херню спрашивал у девчонок. Вот когда сталкивались лоб в лоб, он снова смотрел прямо мне в лицо. И взгляд такой был… Типа, я знаю, что ты знаешь, кто я. Но имей в виду, я тоже знаю то, кем являешься ты.
Хотя, может, это уже паранойя начала в моей башке прогрессировать. Не удивлюсь. Но после рассказа Михалыча и удивительного совпадения с этой долбанной стрекозой, меня мучали очень нехорошие подозрения и предчувствия. Прям был уверен, брошь, которую прятал Милославский, скорее всего, либо связана с ограблениями, либо является той самой, украденной. Почему такие мысли? Да потому что у нас с Мажором просто ничего не бывает. Если жопа, то полная. Если дерьмо, то греби обеими руками. Если на всю Москву было две стрекозы, которые украли, то наша стрекоза точно одна из них. Короче, хорошего можно не ждать, это факт.
Зато, как назло, Михалыч снова начал рассказывать мне о Соколове. А вернее, о его героическом прошлом. Я вообще пришел к выводу, что персонал директора очень уважал. Можно сказать, любил. Это вызывало у меня ощущение диссонанса. Просто ситуация непривычная. В моей прошлой жизни ни разу такого не видел. Руководители всегда были кончеными. А даже если не были, то подчиненные все равно их такими считали. Потому что главная заповедь современности – хороший директор это не есть хороший человек. А хороший человек никогда не станет хорошим директором. И тут вдруг Соколов. Которые заботился о своем персонале. Помогал им. Причем, помогал реальными вещами. Давал премии, устраивал на учебу, решал проблемы с жильём.
Комк того, оказалось, что прошлое Юрия Константиновича и правда героическое. Когда фашисты напали на СССР, ему было всего восемнадцать лет. Восемнадцать! На фронт он ушёл в первые дни. Сам. Как делали многие пацаны в то время. Дослужился до звания младшего лейтенанта, был командиром взвода.
В 1945 году его наградили орденом Красной Звезды за то, что в бою за какой-то город он положил тридцать фашистов. Потом еще была награда. За то, что в битве за другой город, командуя батареей пушек, уничтожил два станковых пулемёта, пушку и шестьдесят фашистов. Получил также награду «За победу над Германией» в октябре 1945-го. Обо всем этом грузчик рассказывал мне с гордостью. Будто речь идет ее о директоре, а о его родственнике.
Вот совсем Михалыч такими беседами не облегчал мою задачу. Наоборот. К этому Соколову я проникался все больше симпатией. А человек, который пошел войну и отличился таким образом, для меня вообще был кем-то на уровне супергероя. Впрочем, как и все, кто воевал против врага.
Это, кстати, бате надо сказать спасибо. Он с детства вдалбливал эту мысль. Ветераны – наше все. Только благодаря им мы вкусно жрём, хорошо живем, шляемся по магазинам с банковскими картами и отдыхаем на курортах. Потому что они своей кровью добыли нам эту свободу. У отца реально такое мнение было на уровне идеологии. Он, может, и не во всем хороший человек, однако, тему Великой Отечественной считал чем-то святым и неприкосновенным. Не дай бог при бате какому-нибудь малолетке что-то ляпнуть в сторону ветерана. Хана. Забрало падало в момент. Ну, вот и я вырос с такими же мыслями. А тут, выходит, лично, сам, участвую в грязной возне, которую вокруг такого вот человека затеяли. Вокруг человека, который воевал и в войну отличился.
Короче, не думал даже, что у меня имеется такая говорливая совесть. А она оказалась очень говорливой. Зудела в ухо, Стас, так нельзя. Стас, это неправильно. Стас, он не преступник. Просто мандец какой-то. У меня реально началось самое настоящее раздвоение личности. А в моем случае, выходит даже настроение. Если считать настоящего Соколова, который сейчас где-то в дальних углах сознания прячется.
Ну, и что в итоге? Через час после ухода «электриков» вернулся Юрий Викторович. Он сразу позвал меня в кабинет. Рабочий день подходил к концу и, видимо, директор хотел высказаться по поводу моей персоны.
– Ну, что, тезка… Все хорошо.
Директор махнул мне рукой, приглашая подойти ближе к столу.
– Спросил персонал. Все в голос говорят, ты молодец. Работаешь на совесть. Так что, завтра давай, будем оформляться официально. И вот…
Соколов подвинул в мою сторону конверт.
– Возьми аванс. Только после армии ты. Так ведь? Тебе сейчас поддержка не помешает.
Я посмотрел на директора, потом на конверт. У меня вообще на уровне рефлексов особое отношение к конвертам. Раньше я их страсть, как любил. А потом, когда вернулся из своего первого путешествия в тело призывника Соколова, они меня раздражать стали.
– Бери, бери. Бывают моменты, когда помощь просто необходима. Поверь, знаю сам. Складывались и в моей жизни такие ситуации.
И вот тут меня клинануло. Я шагнул к столу, взял карандаш, который лежал под рукой Юрия Константиновича, а потом, прямо на этом конверте написал. «Здесь поставили прослушку».
Развернулся и вышел. Пока ехал домой, ругал, конечно, себя всякими словами. Директор не кинулся за мной вслед. Не стал хватать, задавать вопросы. Так и остался сидеть на месте. Но разговора нам теперь не избежать. Это факт. И все же… Не смог я промолчать. А в том, что граждане, или товарищи, не знаю, как лучше назвать, приходили, дабы сделать именно то, о чем я сказал Соколову, это девяносто девять процентов правда. Уверен.
Поэтому сейчас, сидя в кухне квартиры Милославского, я соображал, как поступить. Пойду завтра в магазин, Юрий Константинович по-любому спросит, откуда такая мысль. Не пойду, больше ничего о гастрономе не узнаю. А работа грузчика, как показал этот день, весьма полезная штука. Вон сколько интересного и важного выяснил.
Хотя, насчёт Жорик, дед прав. Уже поздно так-то. А его все нет. Мне очень надо поговорить с Мажором. Обсудить рассказанное Михалычем. Вернее, даже обсудить не столько сам рассказ, а то, что мы нашли в Зеленухах.
Я не так давно пришел со своей новой работы. Принял душ и теперь сидел в кухне рядом с дедом. Тоня ужин уже приготовила. Оставалось дождаться остальных.
Тут я с Матвеем Егорычем был согласен. Они подозрительно задерживались. Причем, мы с Мажором договаривались, что он после разговора с Наташкой наведается в отдел, дабы показаться на глаза нашему куратору. И заодно отчитаться о работе, которая идет своим чередом. А то нас, наверное, уже потеряли. Теряться точно нельзя. Чтоб не привлекать внимание. Пусть думают, будто мы, как два дурачка, ни черта не понимаем и выполняем поставленную задачу.
– Ты чего такой смурной? – Спросил вдруг Матвей Егорыч. – Прямо тучи над головой собрались.
– Да так… – Я отмахнулся, – О Ваших словах думаю. Почему задерживаются. И в то место, где договаривались встретиться, Жорик не пришел. Странно. Даже не знаю, был ли он в отделе.
– Ты про милицию? А чего ему там быть. Я думал, вы какое-то задание важное выполняете. Нет? – Матвей Егорыч уставился на меня в ожидании подробностей и деталей.
Не знай я деда, конечно, повелся бы. Но я его уже более-менее знаю. В чем и прикол. Это он так пытается вызнать, чем мы с Мажором занимаемся. Тот ему не рассказывает, так дед решил пойти обходным путём.
– Обычное задание. Куратор дал. Стажировка же у нас. – Ответил я с абсолютно равнодушным лицом. Мол, не сообразил насчёт дедова хитрого плана.
– Ох ты ж… Так а если обычное, зачем Жорику в отдел идти? И чего ты переживаешь? – Матвей Егорыч не сдавался. Решил добиться от меня хоть какой-то информации. Ох, и дед…
– Так это, чтоб нас не потеряли. А то накажут потом. – Ответил я.
– Ааааа… это понимаю. У нас похожий случай однажды приключился. С Андрюхой, кстати, и приключился. Он еще малой был. Вот такой. – Матвей Егорыч показал рукой расстояние от пола до уровня стола. Потом, видимо подумал, что Андрюха если когда-то таким и был, то очень давно. – Нет. Чуть поболее. Начитались они с одним другом Тома Сойера и тоже решили совершить побег из родительского дома. Задумали сбежать в лес, построить там шалаш, и главное, в школу ходить не надо будет. Сказано – сделано. Набили рюкзаки продуктами, консервы взяли, сухари. Понял? Сообразительные. Только вот соседская девочка за нами увязалась. Ребята, говорит, можно я тоже с вами? Ну, они ее с собой взяли. Выбор невелик. Не возьмут, она всем растрындит, куда эти любители приключений ушли. Проплутали втроём два дня. Продукты кончились, а сырые грибы уже не казались такими вкусными. Пацаны же и стали соображать. Что делать? Как вернуться? Точно отцы всю задницу ремнем исполосуют. На что соседская девочка им мозги вправила. Мол, нельзя самим возвращаться. Накажут. А пацаны, они бестолковые в этих вопросах. Понял? Не поймут, о чем речь. Она же им и объяснила. Мол, когда их всем посёлком найдут… если найдут… будут радоваться. Ничего себе, детишки нечаянно заблудились, но выжили. Девчонкой, кстати, Наташка была.
– Интересная история. – Я с умным видом покивал, – Только связь не улавливаю.
– Дык это я про то, что ваше начальство потом радо будет, ежли вы просто появитесь. Раз ничего важного. Ничего же, да? Важного ничего не происходит?
– Ага. Вообще ничего. – Я мысленно усмехнулся. С деда, конечно, угораю. Ему в разведку надо. Он и сейчас форы даст любому. – Так и что? Нашли их?
– А как же. Нашли. Они вокруг села по лесу бродили. Думали, далеко ушли, а сами в двух шагах были. Ох, Витька Андрюху выдрал… Тот неделю стоя ел и спал. Родители сразу смекнули, где беглецов искать. Они же по лесу, как стадо Кабанов топали. Но дали им специально пару дней. Чтоб голодухой прижало.
– Не прокатила версия про «случайно заблудились»?
– Не… Консервы с сухарями сразу заметили. Что их меньше стало. Так и поняли, детишки наши захотели приключений. А чтоб больше таких желаний не возникало, провели потом воспитательную беседу.
Матвей Егорыч помолчал немного. Совсем мало помолчал. Потом снова завёл разговор.
– Слушай, Стас… а вот вы в Зеленухи ездили, нашли, что хотели?
– Нашли.
В этот момент в кухню заглянула расстроенная Тоня. Она сообщила нам, что ни Жорика, ни Андрея до сих пор нет. Будто мы сами не видим. Потом спросила, что с ужином делать. Мы с дедом переглянулись. Жрать то хотелось, конечно. Однако, решили еще подождать.
– Ага… и что там? – Продолжил Матвей Егорыч, как только домработница исчезла в коридоре.
– Где? В Зеленухах? Вам виднее, Вы же в этой деревне всю жизнь прожили. Ну, так… В принципе неплохо. Мне понравилось. Пруд красивый. А кладбище… Вообще никогда не забуду.
– Шуткуешь… – Дед Мотя, как китайский болванчик, затряс головой, – Нет, я про то, что искали. Коробка, которую наш Георгий прятал. Разыскали? Жорик вернулся со свертком. Я видел. И он дал понять, будто то самое. Но внутри что?
– А что ж Вы Георгия на спросите? – Я упорно на провокации Матвея Егорыча не поддавался. Реально, пусть Мажор сам решает, кому и что можно говорить. Я вон сегодня уже отличился.
– Да я спрашивал, но он торопился сильно. Хотел показать, не успел. Так что там?
– Ну, вот он сейчас придет, вы его и попросите. Пусть продемонстрирует. Что ж через третьи руки узнавать.
Дед замолчал и отвернулся от меня, насупившись. Обиделся, типа.
– Матвей Егорыч…
– Чаво тебе, плохой человек. – Он покосился и даже ответил. Но явно психовал. Как это так, что-то происходит без его участия.
– Вы любите всякие байки. Да? Используете их, как примеры. Вот я Вам сейчас тоже историю одну расскажу. Работали одни мои… Мммм… Назовем их, знакомыми. В общем, работали они в морге, куда «криминальные»… то есть насильно убиенные трупы привозили. Находился морг через дорогу от Управления МВД по нашей области. И завелась у них когда-то давно такая «добрая» традиция. Когда к ним приходил молодой следак, зеленый ещё, неоперившийся, по своему первому делу, устраивалось своеобразное посвящение. А теперь представьте картину. Заходит молоденький следователь в это мрачное заведение и направляется к нужному помещению, которое «случайно» оказывается в самом конце длинного, узкого, почти темного коридора. Естественно, там еще, до кучи, горит одинокая лампочка, мощностью не больше сорока ватт. Вдоль обеих стен коридора стоят тележки с покойничками, накрытыми простынями, с номерками на больших пальцах ног. Все, как положено. И вот, значит, заходит следак в такой коридорчик и застывает на пороге. Всё-таки жутковатая картина. Когда, наконец, он собирается с духом и начинает движение, где-то на половине его пути, один из «трупов» в конце коридора начинает медленно подниматься со своей тележки. Этим самым «трупом» назначался один из работников морга, который в награду за свою роль мог первым видеть реакцию бедного следока. Реакция, по рассказам, была самой разнообразной. Кто кричать начинал, кто на помощь звал, кто громко и нараспев молитвы читал. Были и такие, кто в обморок падал. Потом бедолаге наливали стакан спирту, чтоб стресс снять, ну и, в общем, дело кончалось миром. Пока в один прекрасный день очередной молодой следак не пришёл в морг при табельном оружии. Когда «покойник» стал «воскресать», тут же выхватил пистолет и попытался уложить неугомонного «усопшего» на место. Вот тогда спиртом пришлось отпаивать не только горе-актёра, изображавшего мертвеца, но и всю компанию шутников. Хорошо ещё, что следак по причине сильного душевного волнения, в цель ни разу не попал. Но после этого подобную практику прекратили. Хорошая байка?
– Хорошая… – Матвей Егорыч кивнул с дельным видом. – И суть хорошая. Мол, не надо считать себя умнее, хитрее других. А других не надо считать дураками. Иначе случайно у такого вот дурака оружие в руках окажется. Образно выражаясь.
– Точно. – Я усмехнулся. – Исключительно образно.
– Вот знаешь, Стас… Смотрю на тебя, и кажется мне иногда, ты гораздо старше. Или гораздо опытнее. Так даже вернее будет. Вот прямо и не подумаешь, что сразу после школы в армию попал, а оттуда к нам…
Дед хотел еще что-то сказать, но его прервал звонок. Мы услышали, как Тоня бросилась к двери, открыла ее. Потом – тихий бубнеж, Тонин крик и грохот упавшего тела.
– Твою мать!
Сказали мы с дедом хором и бросились в коридор. На пороге стоял Андрюха. Возле Андрюхи лежала Тоня. На полу. Явно без сознания.
– А я не знаю, чего она. – Переросток поднял на нас растерянный взгляд. – Спросила, где Жорик. Я сказал, в больнице. Его шпана в бок ножом пырнула. Чуть не помер…