Я вообще не планировал ни во что вмешиваться. Никак. По большому счету, сколь бы ни был мне приятен этот Соколов, а он, как назло, реально нормальный мужик, в любом случае его судьба предрешена. Это – факт.
Арест директора гастронома слишком значимый момент. Хрен его знает, во что выйдет ситуация, если например, удастся Соколова от ареста предостеречь. Не знаю, как. В лоб такое тоже не скажешь. Но вдруг. И что? А если это повлияет на дальнейшие события?
Если, например, арест, а вернее его отсутствие, станет тем фактором, который позволит подковерную возню выиграть Гришину. Тогда к власти придет совсем другой человек.
В принципе, и хрен бы с ним. Судя по тем обрывочным сведениям, которые имелись у меня о первом секретарей горкома, он – совсем неплохой вариант для руководящей должности. Отец Исаева говорил об этом Гришине с заметным уважением.
Но… вдруг такой поворот радикально изменит будущее. Например, Союз не развалится. Мало ли.
Всего того, что должно быть, Перестройки, убойных, во всех смыслах 90-х, не случится.
Во-первых, я не могу знать наверняка, хорошо это или плохо. Ждать надо, как минимум, лет сорок, чтоб понять. А во-вторых, что с нами-то тогда? Со мной и Мажором. С настоящими. Вдруг олигархи вообще как явление перестанут существовать. И отец Мажора, настоящий, может не стать тем, кто он есть. А там… и Мажора может не быть.
Я задумался, поворачивая эту мысль то одним, то другим боком. Потом решил, нет. Без моего товарища по несчастью будет, наверное, скучно. Не готов я из этих двоих, директор гастронома или Мажора, выбрать первого. Нормальный он человек, да. Но… Но Мажор – свой. Тот еще, конечно, козел. Но свой.
Насчёт себя, в принципе, особо не переживал. Мой отец – мент. Был им с самого начала и другой судьбы ему точно не видать. Это – склад ума. Отношение к жизни определенное. Да и прокурорская должность тоже для бати неизбежна. Он хотел этого. Стремился. Не столь важно, в Союзе или нет. Так что, моя жизнь особо не поменяется. А вот Мажор…
Поэтому я молча таскал коробки, разгружал вновь прибывший товар, фасовал продукцию по отделам, как и остальные мужики. Для себя решил, не хрена совать нос. Моя задача – смотреть и наблюдать. Все. Собирать информацию. Что потом делать с информацией, разберёмся по ходу. Сливать все подряд точно не буду. Хотя, опять же, я по сути ничего глобально не решаю. Соколова один черт расстреляют. Даже не посадят. Вот, что обидно. Деталей не помню, потому что особо не интересовался этой темой. Но, если не ошибаюсь, мужику прилетит смертный приговор.
В общем, я был настроен держать нейтралитет и никуда не лезть. Но потом ситуация изменилась. Мое мнение – нет. Менять события опасно. Я все так же в это верил. А вот ситуация – да. Она изменилась. Началось все с ремонтников и нашего обеда.
У нас был перерыв. Когда говорю «у нас», имею в виду грузчиков. Мы расположились у черного входа, на улице. На ступеньках, которые вели в подвал. Погода была отличная. Решили, чего ошиваться в магазине. Уж на него точно насмотримся.
Михалыч расстелил неизменную газетку, достал завернутые в кусок бумаги домашние котлеты, хлеб, нарезанный ломтями, маринованные помидоры. Леонид притащил две бутылки компота, свойского приготовления. И здоровый кусок пирога с яйцами, зеленью и луком.
У меня только ничего не было. Я так торопился, что забыл бутерброды, которые даже заранее приготовил с подачи Тони.
– Ну, молодец! – Михалыч похлопал меня по плечу. – Сразу видно, армейская школа. Никаких тебе глупых вопросов. А что? А куда? А зачем? Сказали, неси. Взял и понес. Сказали, ставь. Взял и поставил. Я армию уважаю. Она из мальчика мужика делает. Учит дисциплине. И своему сыну так сказал. Хочешь понюхать взрослой, самостоятельной жизни, иди в армию. Самое оно. А жена, ты понимаешь… Жалко ей сыночка. Представь себе. Говорит, как же он там один. Я как услышал, обалдел. Говорю, ты чего баба плетешь. Вот Стас…
Лидер местных грузчиков снова ударил меня по плечу. Это, видимо, проявление высшей степени уважения с его стороны. Но я, без ложной скромности, работал на совесть. Чтоб реально оправдать доверие Михалыча, старался выложиться по полной. Он так-то меня впервые вообще видел. А все равно не забыл про обещание. С директором переговорил. Но еще механическая работа отвлекала от мыслей. Ходишь, носишь, башку себе ничем не забиваешь.
– Вот Стас – молодец. – Повторил Михалыч, – И не стыдно за него просить. Видишь, как… Я сказал Юрию Константиновичу, мол, хороший парень. Так и оказалось. Да ты ешь, ешь… Уработался. За троих вкалывал.
Михалыч подвинул ко мне котлету, кусок хлеба. Леонид протянул бутылку с компотом. Видимо, я прошел некую поверку и мужики признали меня своим.
Вообще, конечно, есть хотелось охренеть как. Физическая работа очень способствует крепкому, хорошему аппетиту. Поэтому, выкобениваться я не стал. Взял хлеб. Котлету положил под него, а не сверху. Эта фишка у меня с детства. Когда впервые увидел «Простоквашино». Еще пацаном решил проверить слова Матроскина. Самое интересное, реально оказалось вкуснее. Я, конечно, не делаю бутерброды «наоборот» постоянно. Это было бы странно. Но когда сильно проголодаюсь, всегда именно так кладу. Котлету не на хлеб, а под хлеб.
– Эх, мужики, что-то будет. – Выдал вдруг Михалыч. Он даже перестал жевать и смотрел на нас очень серьезно. Переход был слишком неожиданный. Я, например, вообще не понял, о чем он. А вот Лёня врубился сразу.
– Ты про то, что по Москве волной катится? Про аресты эти? – Спросил он.
– Да. – Михалыч удручённо покачал головой. – Жопой чую, не минёт и нас эта участь. Директора овощебазы загребли? Загребли. В «Березке» дела какие творятся. Слышали?
– Ну, конечно, это по радио не объявляют… – Леонид проглотил последний кусочек котлеты, запил ее компотом. – Но чай не дураки. Слухами земля полнится. Думаешь, и к нам придут? Так вроде ничего плохого не делаем. А зять твой, что говорит? Дочка старшая ведь у тебя замужем за каким-то серьезным товарищем. Из внутренних органов.
– Тут, Ленька не о том речь. Понимаешь? Тут… как бы тебе сказать. Помнишь зимой актрису убили? Зою Федорову. Это тебе не тетя Маня из соседнего подъезда. Звезда Советского кинематографа. Поначалу тайну все делали из ее смерти. Старались скрыть. Но потом уж что. Разве такое спрячешь? Так вот про зятя…
Михалыч покрутил головой, проверяя, нет ли рядом случайных свидетелей нашего разговора. Очевидно, речь шла не о самой безобидной теме.
– Так вот… – Он наклонился вперед. Мы с Лёней, естественно, на автомате сделали то же самое. Потянулись к Михалычу. – Выяснилось, что в день убийства Зоя Фдорова разговаривала с дочерью Викой, которая уже давно живет в Америке. Зоя Алексеевна должна была лететь к ней. Ну, может через пару дней. Эти буржуи Американские опубликовали какие-то материалы о семье Федоровой без их согласия. Там же как. В Штатах. Если что-то лишнее написали, так можно на уши всю эту газетёнку поставить. Представляешь? Мол, наветы и наговоры. Будьте добры, выложите копеечку за свою брехню. И вот Федорова с дочкой подали в суд. Такая вроде есть информация. Зоя Алексеевна должна была лететь на судебный процесс. И еще… в то же время, когда произошло убийство, в Москве находился ее зять, он попал под подозрение. По одной из версий, как мой зятек говорит, убийство было связано именно с этой поездкой в Америку и с судами, которые Зоя Алексеевна и дочка ее затеяли. Слишком большие суммы потребовали с журнала. Это, значится, первая версия. И ее вроде достаточно активно исследуют. Она бы хорошо подошла. Мол, дело забугорное. Нас касается, но не очень. А вот видишь в чем дело…
– Что ж Вам, зять такие вещи рассказывает? – Я не удержался и перебил грузчика. Просто муж у дочки Михалыча либо идиот, либо… идиот. Он зачем с тестем все это обсуждает? Не новости культуры все-таки. Убийство.
– Нет, конечно… – Михалыч махнул рукой и тихо засмеялся. – Но ты знаешь, как получается. То с товарищами допоздна засидятся дома. Такое редко бывает. Все служба, да служба. Но бывает. То у Витьки… Витька – это, собственно говоря, мой зять и есть… нервы и переживания. А тут моя, значится, Настька. Дочь. Мужа приголубит, по голове погладит. Тот нет-нет, да поделится. А с кем ещё, если не с женой? Знаешь, как… муж и жена – одна сатана. А уж я тогда у Настьки расспрашиваю. Интересно же. Ну, малясь Витька мне и сам говорил. Но прям кроху совсем.
– Мммм… – Я покивал башкой. Все равно не понимаю. У меня, может, пока жены нет. Сложно оценить, но, блин. На хрена детали дела обсуждать. – Так а при чем это убийство? Как оно связано с тем, что в Москве происходит? Ну… Имею в виду про директора обощебазы. И что к нам придут. Не хотелось бы. Только работы нашёл.
– Ты, Стасик, погоди… Сейчас дойдём. Так вот. Вторая версия – на Федорову напали с целью ограбления. Этой версии и придерживается мой Витька, между прочим. Ему она кажется более правильной. Считает, никакой проблемы буржуям от Федоровой не было. Она не представляла ни для кого опасности. Ее убийство было связано только с похищением драгоценностей. Чуешь? Вот на это обрати внимание. Драгоценности! Сейчас по-тихоньку до сути дойдём. У нее была шикарная, большая квартира на Кутузовском, напротив гостиницы «Украина». Она располагала деньгами. Убийца не просто так к ней пришел… Витька говорил, что они сразу по горячим следам работали. Отрабатывали разные варианты, подозревали людей из близкого окружения, родственников. Она впустила в квартиру человека, которого хорошо знала, вальяжно вела при нем телефонный разговор. Она этому человеку доверяла. Врубаешься? Знакомый, сто процентов. Не залетный какой-то товарищ.
– Так… стоп. – Я отложил в сторону еду и уставился на Михалыча, пытаясь понять его мысль. – Что это за актриса, у которой, как Вы говорите, драгоценностей ва́лом? Мне кажется, сейчас не то время.
Я чуть не ляпнул, мол, не то время, как у нас, но прикусил язык и остановился. Потому что сразу последовал бы вопрос, у кого это, у «нас»?
– Стас… – Михалыч просто охренел от моих слов. – Ты что? Ты Зою Фёдорову не знаешь? Это же… Ну, ты даешь… В общем, она попала в тюрьму по обвинению вроде бы в шпионаже. Причиной ареста Зои Алексеевны стали ее отношения с американским военным. Тейт, что ли… Или Тайт… В общем, фамилию точно не скажу. Времени сколько прошло. Их отношения завязались в годы войны, а после ее окончания стали рассматриваться, как преступные. Ведь США, ты понимаешь, перестали быть нашими союзниками. Наоборот, одна гадость от них. Тейта этого, который на то время жил в Москве, выслали, а Федорову приговорили к 25 годам исправительных работ в лагерях. Она, говорят, даже попыталась свести счеты с жизнью, но ее спасли и бросили за решетку. Восемь лет провела в тюрьме, прежде чем дело пересмотрели и выпустили актрису на свободу. Вот она после этого снова вернулась к съёмкам. Ты представь, какой талант. На самом деле не видел никогда? Ты что… Ну… Хотя бы «Москва слезам не верит». Уж черт с ним, с остальным. Та самая вахтёрша из общежития.
– Да я не особо по кино спец. И не любитель, если честно. – Пришлось сочинять на ходу отмазки. Эта Федорова, наверное, и правда особа известная. Потому что Леонид тоже выглядел удивленным. Что я не в курсе.
– Ааааа… Бывает… Этот… Театрал. Ну, все равно должен был видеть. Ладно. Не об этом. – Михалыч кивнул. – Так вот… У Зои Алексеевны имелись драгоценности. Причем, вроде как, она ими приторговывала.
Последнюю фразу Михалыч сказал совсем шёпотом. Я так понимаю, для Союза коммерция в любом виде – одно из самых хреновых преступлений. Причем, и с точки зрения закона, и по моральным нормам.
– А теперь – внимание… – Михалыч выдержал театпальную паузу. – Этому способствовали связи. Федорова подружилась с дочкой Леонида Ильича. С Галиной. И с женой Николая Щелокова – Светланой. Обе были ее соседками по дому на набережной Тараса Шевченко.
– Мда уж… – Протянул Леонид. – Опасное это дело. Сколько уже слухов про… Ну, про этих гражданок ходит. Раньше еще по-тихоньку говорили. А сейчас все громче, да громче. Говорят, совсем скрывать свои пагубные пристрастия прекратили. Совесть потеряли.
Фамилию Щелоков я уже знал. Это, выходит, глава МВД. Рассказ остановился интересным. Особенно, учитывая, в каком замесе оказался Мажор. Не знаю, что мне удастся выяснить про Соколова, но вот про главного мента с удовольствием послушаю. Тем более от простых граждан. Слухи слухами, но, как говорится, дыма без огня не бывает.
– Вот-вот… – Михалыч многозначительно прищелкнул языком. – Галина то на бриллиантах совсем помешалась. Вот и Федорова начала спекулировать драгоценными камнями, золотом, антиквариатом и редкими картинами с ее подачи. Такие сведения есть. И в этом окружении были в основном высокопоставленные наши товарищи и их родственники. Но это, опять же, предыстория. А теперь смотри, что с убийством. Когда в квартиру попали сотрудники органов, там была странная картина. Мертвая актриса сидела в кресле, а в руке у нее была телефонная трубка. И вот, что Витька проговорился. Настька же про Федорову сама выспрашивала. Дело ведь не абы какое. Зоя Алексеевна убита выстрелом в затылок с расстояния около 10–20 сантиметров. Понял? Близко убийца стоял. Пуля прошла навылет, пробив левый глаз и стекло надетых на нос очков. Пуля из пистолета. Это из ряда вон, какая ерунда. Витька плевался, страсть. Говорит, ну из ружья, из охотничьего. Бывало. Часто. А вот пистолет… Это тебе уже серьезная история. А потом, видишь, еще момент. После убийства Федоровой ее близкие припомнили странную деталь. Незадолго до смерти она жаловалась, что в последнее время кто-то присылает по почте ее фотографии, на которых выколот левый глаз. И еще… Странным обстоятельством было и то, что в месте ранения волосы на затылке у нее были аккуратно уложены. Уложены! Очевидно, убийца для чего-то причесал свою жертву. Можешь себе представить? Убил, а потом волосы укладывал. Это же вообще…
Я мысленно усмехнулся удивлению Михалыча. Мог бы, рассказал бы грузчику, что и гораздо более странные случаи приключались. Если человек псих и маньяк, чего бы волосы не укладывать. Подобные извращуги способны даже накрасить, переодеть и в семью играть. Просто советские граждане еще таким явлением, как маньяки, непуганы. Были, конечно, и в этом периоде особо отличившиеся граждане. Психи с наглухо отбитыми кукушками. Но народ обычный просто не в курсе. Не афишируют подобные истории сейчас. Да и особо опыта работы с маньяками не имеют. Это нам в институте рассказывали. Хорошо помню.
– Так вот, ещё один нюанс… – Михалыч разошелся не на шутку. Кстати, момент его доверия я тоже оценил. Не о простых людях разговариваем. – Стреляли из немецкого самозарядного пистолета. Поняли? Сразу нашли всех владельцев такого оружия. Оно были зарегистрировано лишь у троих граждан. Но все эти граждане оказались непричастны к убийству. Не особо помог и тот факт, что в Федорову выстрелили, когда в квартире зазвонил телефон. Она сняла трубку. Ответила, похоже. Установить номер абонента не удалось. Все. Тушите свет. Никаких следов нет, а если они и были, то все эти следы идут в никуда. Но я к чему говорю…
Михалыч отодвинул остатки еды, вытащил из кармана пачку сигарет и закурил.
– За год до того, осенью тоже, вдову знаменитого писателя Алексея Толстого ограбили трое неизвестных. Она сама открыла дверь и впустила в квартиру непрошеных гостей. Улавливаете совпадение? Преступники закрыли хозяйку с домработницей в ванной комнате и стали собирать вещи. Забрали, между прочим, все, что нашли – картины, антикварную бронзу, иконы и даже шубу из искусственного меха. Но самое ценное, что им досталось, это старинная брошь в виде королевской лилии. Она вроде принадлежала какому-то французскому королю. А вторая ценная вещь – брошь в виде стрекозы. Тоже, то ли королева носила, то ли король. Этих французов хрен разберешь. Ты представь, эта стрекоза стоит, говорят, 278 тысяч рублей. Машину «Жигули» за пять с половиной тысяч приобрести можно. Представляешь, какая дорогая штука. Причем, стрекоз этих было две. Комплект. Навроде того. Одна – королю, вторая – королеве. Так задумывалось. Вторую стрекозу приобрела эта… Дрессировщица… Ну… Грабили ее прямо перед новым годом.
Михалыч толкнул Леонида в плечо.
– Ленька!
– А! Так ты про Бугримову, что ли?
– Про нее! Точно. Так вот, к чему все веду. Вдова Толстого… Ясно, что заказчиком ограбления был человек, хорошо разбирающийся в драгоценностях. И представь, чья фамилия всплыла?
Михалыч торжественно уставился на нас с Леонидом. Если Ленька начал активно изображать умственную деятельность, перебирая варианты, мне сказать точно нечего. Я этих людей знать, не знаю. Вдова Алнксея Толстого… Всю жизнь думал, что Толстой был один. Лев Николаевич. Не особо дружу с литературой. А тут, вон, второй вылез.
– На цыганского певца Бориса Буряце! – Выкрикнул Михалыч и сам себя хлопнул по колену. Но тут же испуганно оглянулся. Понял, что переборщил. Так и услышать кто-то может.
– Да ты что… – Леонид присвистнул. Потом тоже оглянулся. – А вот это, конечно…
– Кто такой Буряце? – Спросил опять я.
Выглядеть дебилом совершенно не хотелось. Но… Стрекоза. Брошь в виде стрекозы. Вот что меня зацепило. Может, конечно, совпадение. Хотя… Очень сомневаюсь, что бриллиантовых стрекоз в Союзе до хрена. Даже две – это много. А Жорик, кстати, в Зеленухах на кладбище, так и высказался. Мол видел уже подобное. Вряд ли он фотографии имел в виду.
– Ты чего? – Михалыч был просто в шоке. Он еще Федорову не пережил, а точнее мое незнание о ней. А тут снова такой финт. – Буряце… Его в узких кругах знают, как перекупщика драгоценностей и называют Борисом Брильянтовичем. Он любит вот это все. Знаешь… Меха, перстни на пальцах. Даже не стесняется, сволочь. Он… Эх… Он, в общем, любовь крутит с Галиной. Ну, ты понял, с какой. Поэтому, следствие заставили отказаться от этой версии. Ох, Витька и плевался. На что он никогда про руководство плохо ни слова. А тут не выдержал. Домой пришел злющий. Дверью долбанул, аж с потолка посыпалось. Сел за стол, стакан водки опрокинул. А потом… Че ж, говорит, бать, мы с врагом бились, а тут такие гниды среди своих же. Да еще вскорости – Бугримова. И опять ограбление с бриллиантами. Там вообще нагло вели себя. На дело пошли с елкой и тортом. Консьерж сказал, мол, хозяйки дома нет. Два парня ему в ответ, оставим подарки под дверью. День до Нового года оставался. Воры не спешили. Нашли и съели запеченного индюка под бутылку дорогого вина, а потом вынесли японскую технику, импортные кожаные вещи, фамильное столовое золото, но главное – коллекцию бриллиантов. Там как раз – вторая стрекоза. И вот смотри, что получается… Три случая подряд. Сначала вдова Толстого, потом Федорова, потом Бугримова. Во всех этих случаях – бриллианты. А в двух, один и тот же комплект. Понимаешь? А на эти броши, лилию и стрекоз, Галина вообще откровенно заглядывалась. Даже интереса не скрывала. Глаза горели, говорят. В общем, Витька, когда злой то был, высказался, что аукнется им это все. Точно аукнется. Мол, Щелоков из-за своей жены совсем перестал дальше носа видеть. А та по уши в дерьмо влезла. Но разговоры и правда все громче. Понимаешь? Верно Леня заметил. Уже на роток никакого платка не накинуть. И вот Витя мне тогда и сказал. Батя, говорит… Он меня отцом зовет… Батя, говорит, со дня на день нас точно прижмут. Потому что, Леонид Ильич болен. А тут такие дела при участии его дочери. Ладно дочери. Милиция в самых высших чинах повязана. Нас, говорит, скоро чекисты за шиворот хорошо тряхнут. Понимаешь?
Михалыч замолчал. Докурил сигарету в две затяжки и выбросил окурок.
– В общем, к чему я это. Придут, Леня. И к нам придут. Они уже с этих трех дел начали зацепки искать. А кто к нам в Стол заказов ходит, ты и сам видел. Так что… Юрия Константиновича жаль. Он в эти жернова точно попадёт.
– Привет, мужики!
Голос прозвучал очень неожиданно. Михалыча буквально на месте подкинуло. Ясное дело. Мы тут кости высшему эшелону власти перемываем. Да еще по такой опасной теме. Мало ли, кого принесло.
Со стороны арки к нашей компании подошли мужики в рабочей одежде. Их было трое, в руках чемоданчики с инструментом.
– Директор ваш на месте? – Спросил один из них.
– Дык нет. Юрий Константинович в это время по делам отъезжает. – Ответил ему Михалыч.
– А-а-а-а-а… Ну, не страшно. Он в курсе. Замыкание было. Надо кое-что проверить. Отремонтировать. – Мужик кивнул нам и двинулся в магазин. Остальные – за ним.
Ни Михалыч, ни Леонид не выказали волнения или подозрения. Так-то все нормально. Пришли работяги разобраться с проводкой. Я бы тоже не стал дёргаться. Если бы не один факт.
В своей прошлой жизни имел несколько дел, где был у меня куратор. Не знаю, кого именно проверяли. Вполне возможно, сразу всех, и объект нашего интереса, и меня самого. Куратор появился не с потолка. Ясен пень. Фсбешник. Интересные люди, хочу сказать. Их реально по каким-то своим критериям на службу берут.
Но что запомнилось – взгляд. Взгляд у них особый, специфический. Будто ты – муха, а он тебя сейчас будет на запчасти разбирать. Чтоб посмотреть, как ты устроен. Причем, не было интереса в этом взгляде или любопытства. Полное, абсолютное равнодушие. Потому что таких мух видали они херову тучу.
Вот сейчас происходило то же самое. Аж мураши по спине побежали. Взгляд у работяг был тот самый. Специфический.