Двое мужчин, двоюродные братья, беседовали в биллиардной комнате старинного загородного дома. Унылая игра подошла к концу, и теперь они сидели возле открытого окна, глядя на раскинувшийся внизу парк, и вели праздный разговор.
– Осталось недолго, Джим, – произнес один из них. – Недель через шесть тебе все это наскучит, и ты будешь проклинать того, а точнее ту, кто выдумал медовые месяцы.
Джим Бенсон вытянул длинные ноги, устраиваясь в кресле, и что-то проворчал в качестве возражения.
– Никогда этого не понимал, – продолжал Уилфред Карр, зевая. – Такое мне не по нутру: на себя-то вечно денег не хватает, что уж говорить о двоих. Будь я богат, словно Крез, быть может, я придерживался бы иного мнения.
В последних словах заключался особый смысл, поэтому кузен предпочел воздержаться от ответа. Он продолжил смотреть в окно и медленно курить.
– Я не так богат, как Крез… или ты, – подытожил Карр, наблюдая за ним из-под прищуренных век, – я устремляю свою одинокую лодку по реке Времени и, привязывая ее у дверей то одного, то другого приятеля, вкушаю их обеды.
– Будто в Венеции, – заметил Джим Бенсон, по-прежнему глядя в окно. – Вот и славно, Уилфред, что у тебя есть эти двери, обеды… и друзья.
Карр хмыкнул.
– А все-таки, если серьезно, Джим, – медленно произнес он, – повезло тебе, очень повезло. Будь на свете девушка лучше Олив, хотел бы я на нее посмотреть.
– Да, – тихо согласился его собеседник.
– Она необыкновенная, – продолжал Карр, уставившись в окно. – Добрая, нежная. Думает, что ты – сочетание всех возможных добродетелей.
Он искренне и весело рассмеялся, но Бенсон промолчал.
– При этом она четко различает, что хорошо, а что – плохо, – задумчиво добавил Карр. – Знаешь, мне кажется, что если бы она узнала, что ты совсем…
– Что «совсем»? – с ожесточением переспросил Бенсон, поворачиваясь к нему. – Что «совсем»?
– …не такой, каким кажешься, – закончил его кузен с ухмылкой, которая противоречила словам, – думаю, она бы тебя бросила.
– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – тихо предложил Бенсон. – Твои шутки порой не отличаются хорошим вкусом.
Уилфред Карр поднялся и, взяв кий со стойки, сделал парочку излюбленных ударов.
– Единственное, о чем я в данный момент могу говорить, так это о своих финансах, – медленно произнес он, огибая стол.
– Давай поговорим о другом, – резко повторил Бенсон.
– А эти две темы связаны, – заметил Карр и, положив кий, присел на краешек стола и поднял взгляд на кузена.
Последовала долгая пауза. Бенсон выбросил окурок сигары в окно и откинулся на спинку кресла, прикрыв веки.
– Понимаешь, о чем я? – наконец спросил его Карр.
Бенсон открыл глаза и кивнул в сторону окна:
– Хочешь отправиться вслед за сигарой?
– Ради твоего же блага я бы предпочел уйти обычным путем, – невозмутимо отвечал Уилфред. – Если я выйду через окно, люди начнут задавать разные неудобные вопросы, а ты ведь знаешь, я человек разговорчивый.
– Пока речь не заходит о моих деньгах, – возразил Бенсон, с видимым усилием сдерживаясь, – можешь говорить, сколько тебе угодно.
– Я в затруднительном положении, – медленно произнес Карр, – чертовски затруднительном. Если в течение двух недель не раздобуду полторы тысячи, то буду вынужден подыскивать новое жилье, причем лучше бесплатное.
– И что изменится? – спросил Бенсон.
– Комфорт будет не тот, – пояснил кузен, – да и адрес похуже. А если серьезно, Джим, одолжишь мне полторы тысячи?
– Нет, – коротко ответил Бенсон.
Карр побледнел.
– Это спасло бы меня от разорения, – хрипло произнес он.
– Я тебе так часто помогал, что мне надоело, – заявил Бенсон, поворачиваясь к нему лицом. – Все было без толку. Если запутался – сам и выбирайся. Не будешь в следующий раз направо и налево раздавать расписки.
– Глупо, признаю, – согласился Карр. – Больше не буду. Кстати, есть у меня кое-какие расписочки на продажу… Нечего усмехаться. Они не мои.
– И чьи же? – полюбопытствовал его кузен.
– Твои.
Бенсон встал с кресла и подошел к нему.
– Это что? – тихо спросил он. – Шантаж?
– Называй, как хочешь, – сказал Карр. – Я собираюсь продать несколько писем, цена – полторы тысячи. Более того, я знаю, что один человек выложит за них эту сумму, лишь бы получить хоть какой-нибудь шанс увести у тебя Олив. Первое предложение я делаю тебе.
– Если у тебя есть письма, подписанные мной, то будь любезен их вернуть, – очень медленно произнес Бенсон.
– Они принадлежат мне, – беспечно возразил Карр. – Получил их от особы, которой ты писал. Должен признать, что не все они выдержаны в рамках приличий.
Бенсон вдруг рванулся вперед и, схватив его за воротник, пригнул к бильярдному столу.
– Отдай письма! – выдохнул он прямо в лицо Карру.
– Они не при мне! – Тот попытался высвободиться. – Я же не дурак. Отпусти, а то подниму цену.
Бенсон приподнял его своими могучими руками над столом, намереваясь, по всей видимости, размозжить братцу голову. Его хватка внезапно ослабла, когда в комнату вошла испуганная служанка с почтой. Высвободившись, Карр поспешил сесть.
– Вот как это произошло, – произнес Бенсон, разыгрывая сцену перед служанкой и забирая у нее письма.
– Теперь меня не удивляет, что за такой поступок ему пришлось заплатить, – подхватил Карр.
– Отдашь письма? – с нажимом вопросил Бенсон, едва девушка покинула комнату.
– Да, по названной цене, – подтвердил Карр, – но я живой человек, и, если ты еще раз вот так схватишь меня своими ручищами, я ее точно удвою. Что ж, оставляю тебя на время, обдумай все хорошенько.
Он взял из коробки сигару и, неторопливо прикурив ее, вышел. Его кузен дождался, пока за ним закроется дверь, и в приступе тихой и оттого еще более ужасной ярости сел у окна.
Воздух из парка, напоенный ароматом свежескошенной травы, был нежен и свеж, теперь к нему добавилась нотка дыма сигары. Глянув вниз, Бенсон увидел, как двоюродный братец не спеша уходит прочь. Он встал и подошел к двери, а затем, будто передумав, вернулся к окну и продолжил наблюдать, как фигура Карра медленно удаляется в лунном свете. Затем он снова поднялся и стремительно вышел, после чего комната на долгое время осиротела.
Она была все еще пуста, когда немного позже миссис Бенсон по пути в свою спальню вошла к сыну, чтобы пожелать ему спокойной ночи. Она медленно обогнула стол и, остановившись у окна, стала безучастно смотреть в него, пока не увидела фигуру Джима, который быстрыми шагами приближался к дому. Он поднял голову и взглянул на окно.
– Спокойной ночи, – произнесла миссис Бенсон.
– Спокойной ночи, – глухо отозвался сын.
– А где Уилфред?
– О, он покинул нас, – сказал Бенсон.
– Покинул?
– Мы обмолвились парой слов; он снова хотел денег, и я дал ему понять, что́ думаю по этому поводу. Не уверен, что мы снова его увидим.
– Бедный Уилфред! – вздохнула миссис Бенсон. – Вечно у него какие-то неприятности. Надеюсь, ты не был с ним слишком резок.
– Не больше, чем он заслуживал, – твердо ответил ей сын. – Доброй ночи.
Колодец, давно пришедший в негодность, прятался в густых зарослях кустарника, буйствовавшего в этом углу старого парка. Его частично закрывала усохшая половина крышки, и ржавая лебедка издавала над ним скрип, сопровождаемый музыкой сосен, когда дул сильный ветер. Солнечный свет никогда не проникал сюда; земля вокруг была влажной и зеленой, в то время как другие части парка томились от жары.
Два человека не спеша шли через парк в хрупкой тишине летнего вечера, направляясь в сторону колодца.
– Чего ради продираться через эти заросли, Олив? – спросил Бенсон, останавливаясь у кромки сосновой рощи и с некоторым недовольством глядя во мрак.
– Это лучшее место в парке, – воскликнула девушка. – Ты знаешь, что это мой излюбленный уголок.
– Я знаю, тебе нравится сидеть там на самом краю, – произнес он, – и не одобряю этого. Однажды ты наклонишься слишком низко и упадешь.
– И познаю Истину, – легкомысленно бросила Олив. – Идем же.
Она опередила его и скрылась в тени сосен; под ее ногами зашелестел папоротник. Ее спутник медленно последовал за ней и, выйдя из полумрака, увидел, что Олив изящно расположилась на краю колодца, спрятав ноги в окружающей густой траве. Она жестом пригласила Бенсона занять место рядом и ласково улыбнулась, почувствовав, как он крепко обнял ее за талию.
– Обожаю это место, – прервала она долгое молчание, – оно такое мрачное… такое жуткое. Знаешь, Джим, я бы не отважилась сидеть здесь в одиночестве. Мне бы мерещилось, что за этими кустами и деревьями прячутся всевозможные чудища, готовые броситься на меня. Бр-р!
– Лучше позволь проводить тебя домой, – с нежностью предложил Бенсон. – Порой рядом с колодцем может стать дурно, особенно в жаркую погоду. Давай уйдем отсюда.
Девушка упрямо покачала головой и устроилась поудобнее.
– Кури спокойно свою сигару, – тихо сказала она. – Здесь самое место для неторопливой беседы. Об Уилфреде что-нибудь слышно?
– Ничего.
– Какое неожиданное исчезновение, не находишь? – продолжала она. – Полагаю, у него снова неприятности, и скоро ты получишь от него письмо в прежнем ключе: «Дорогой Джим, выручи меня».
Джим Бенсон выпустил облачко ароматного дыма и, зажав сигару зубами, стряхнул пепел с рукавов пиджака.
– Интересно, что бы он без тебя делал, – задумчиво произнесла девушка, с нежностью погладив его руку. – Думаю, давно оказался бы на самом дне. Когда мы поженимся, Джим, я непременно возьму на себя обязанность читать ему нотации. Он настоящий дикарь, но у бедолаги есть и хорошие качества.
– Никогда их не замечал, – с удивительной горечью признался Бенсон. – Видит Бог: никогда.
– Он враг лишь самому себе, не больше, – возразила девушка, пораженная этой вспышкой.
– Ты плохо его знаешь, – резко отозвался тот. – Он готов был опуститься до шантажа, разрушить жизнь друга ради собственной выгоды. Бездельник, трус и лжец!
Девушка с серьезным видом посмотрела на него, но затем робко взяла его за руку, не говоря ни слова. Они молча сидели, наблюдая за тем, как вечер сменяется ночью и лучи лунного света, пробивающиеся сквозь ветви сосен, окружают их серебристой сетью. Олив опустила голову на плечо Бенсону, но вдруг с пронзительным вскриком вскочила на ноги.
– Что это? – задыхаясь, спросила она.
– О чем ты? – переспросил Бенсон, вскакивая и крепко сжимая ее руку.
Она вдохнула полной грудью и попыталась рассмеяться.
– Джим, ты делаешь мне больно.
Его хватка ослабла.
– Что случилось? – ласково спросил он. – Что тебя так взволновало?
– Я испугалась, – проговорила она, обвивая руками его плечи. – Должно быть, те слова, что я сейчас произнесла, еще звенели эхом в ушах, но мне померещилось, будто позади нас кто-то прошептал: «Джим, выручи меня».
– Померещилось, – повторил Бенсон, и голос его дрогнул. – Твоя впечатлительность не идет тебе на пользу. Ты… напугана… темнотой и мрачностью этой рощи. Позволь мне проводить тебя домой.
– Да нет же, мне не страшно, – заверила его девушка, возвращаясь на прежнее место. – Мне вовсе нечего бояться, пока ты со мной, Джим. Сама удивляюсь, как могла быть такой глупой.
Мужчина ничего не ответил. Его крепкая, окутанная полумраком фигура замерла в нескольких метрах от колодца, и он словно ждал, когда Олив пойдет за ним.
– Не изволите ли присесть? – в шутку крикнула она ему, похлопывая маленькой белой ручкой по каменной кладке. – Можно подумать, что вам не по душе моя компания.
Он нехотя подчинился и сел возле нее, с такой силой вдыхая дым сигары, что огонек освещал его лицо при каждой затяжке. Он оперся ладонью на камень позади Олив, чтобы она могла прильнуть к его сильной и твердой, как сталь, руке, словно к спинке.
– Тебе не холодно? – заботливо спросил он, когда Олив слегка поежилась.
– Еще как! – Она вздрогнула. – В это время года не должно быть холодно, просто из колодца тянет сыростью.
Едва она произнесла эти слова, из глубины донесся слабый всплеск, и второй раз за вечер она спрыгнула с кромки колодца с тревожным вскриком.
– А сейчас что? – спросил Бенсон изменившимся голосом. Он стоял рядом и глядел на колодец, словно ожидая, когда же оттуда появится то, что ее испугало.
– О, мой браслет! – горестно воскликнула Олив. – Браслет моей бедной матушки. Я уронила его в колодец.
– Твой браслет, – монотонно повторил Бенсон. – Твой браслет! Тот, что с бриллиантами?
– Тот, что принадлежал моей матери, – сказала она. – Но мы его, конечно же, достанем. Нужно осушить колодец.
– Твой браслет! – тупо повторил Бенсон.
– Джим! – с испугом в голосе окликнула его Олив. – Джим, милый, да что с тобой?
Он смотрел на нее с ужасом. Лунный свет, озарявший искаженные черты его лица, не был единственной причиной его бледности, и Олив испуганно отшатнулась к самому краю колодца. Заметив ее страх, он с немалым усилием вернул себе самообладание и взял ее за руку.
– Бедняжка, – пробормотал он, – ты перепугала меня. Я не смотрел на тебя, когда ты закричала, и я подумал, что ты выскальзываешь из моих объятий и падаешь вниз… вниз…
Голос его дрогнул, и девушка бросилась к нему и судорожно стиснула его плечи.
– Ну, ладно, будет тебе, – произнес он с нежностью. – Не плачь, не надо.
– Завтра, – пообещала Олив, смеясь сквозь слезы, – мы принесем сюда леску с крючком и выудим его. Это будет довольно необычный вид спорта.
– Нет, нужно найти какой-нибудь другой способ, – возразил Бенсон. – Но ты получишь его обратно.
– Каким образом? – спросила девушка.
– Увидишь, – ответил Бенсон. – Браслет вернется к тебе не позднее завтрашнего утра. А пока пообещай мне, что никому не скажешь о своей потере. Обещай.
– Обещаю, – удивилась Олив. – Но почему нет?
– Во-первых, браслет очень дорогой, а еще… еще много причин. К тому же это моя обязанность – достать его для тебя.
– Ты не собираешься прыгнуть в колодец за ним? – лукаво спросила она. – Послушай…
Она наклонилась, подобрала камешек и бросила его вниз.
– Представь, что очутился там, где он сейчас, – произнесла она, глядя в черноту, – представь, что плаваешь кругами, как мышь, тонущая в кадке, цепляешься за склизкие стены, вода проникает в рот, а ты смотришь вверх, на маленький клочок неба над головой.
– Пойдем-ка лучше домой, – предложил он очень тихо. – У тебя развивается вкус к болезненному и ужасному.
Девушка взяла его за руку, и они медленно пошли к дому; миссис Бенсон сидела на веранде и поднялась, чтобы встретить их.
– Не стоило тебе утомлять ее такой долгой прогулкой, – упрекнула она его. – Где вы были?
– Сидели у колодца, – ответила Олив с улыбкой. – Обсуждали планы на будущее.
– Не нравится мне это место, – решительно заявила миссис Бенсон. – Мне кажется, колодец нужно засыпать, Джим.
– Хорошо, – медленно ответил ей сын. – Жаль, что его не засыпали давным-давно.
Когда мать вместе с Олив ушли в дом, он присел на стул и, безвольно свесив руки, погрузился в раздумья. Через некоторое время он встал, поднялся в кладовку, отведенную для спортивного инвентаря, отыскал рыболовную леску и несколько крючков и, тихо крадучись, спустился. Он быстро пересек парк, направляясь к колодцу, и обернулся посмотреть на освещенные окна дома, прежде чем исчезнуть в тени деревьев. Затем, привязав к леске крючок, он сел на край колодца и с опаской стал опускать ее вниз.
Он сидел, поджав губы, то и дело испуганно озираясь по сторонам, словно почти ожидал увидеть, что кто-то наблюдает за ним, прячась среди деревьев. Раз за разом он забрасывал леску, пока наконец, дергая ее, не услышал, как что-то металлическое звякнуло о стену колодца.
Он затаил дыхание и, забыв свои страхи, принялся осторожно доставать леску, боясь упустить драгоценную добычу. Сердце его учащенно билось, а глаза сверкали. Медленно вытягивая леску, он увидел попавший на крючок улов и резким движением выдернул остававшийся отрезок. Тогда он увидел, что вместо браслета выловил связку ключей.
Со слабым вскриком он сорвал ее с крючка, бросил обратно в воду и застыл, тяжело дыша. Ни единый звук не нарушал ночную тишину. Бенсон прошелся из стороны в сторону, разминая крепкие мускулы, затем вернулся к колодцу и продолжил работу.
Более часа он опускал и поднимал леску, но все безрезультатно. Увлекшись, он забыл про страх и, сосредоточенно глядя в недра колодца, медленно и осторожно продолжал ловлю. Дважды крючок за что-то цеплялся, и высвободить его удавалось с трудом. На третий раз леску и вовсе не получилось достать, несмотря на все его усилия. Тогда он бросил ее в колодец и, опустив голову, побрел к дому.
Сначала он заглянул в конюшню, расположенную на задворках, а после вернулся в комнату и некоторое время беспокойно ходил из стороны в сторону. Наконец он, не раздеваясь, рухнул на кровать и погрузился в тревожный сон.
Задолго до того, как пробудились остальные, Бенсон встал и неслышно прокрался вниз. Солнечные лучи пробивались в каждую щель и длинными полосами пересекали темные комнаты. Столовая, в которую он заглянул, показалась ему холодной и безрадостной в темно-желтом свете, который проникал сквозь задернутые шторы. Он вспомнил, что все выглядело точно так же, как и в тот день, когда в доме лежал его покойный отец; сейчас, как и тогда, все казалось жутким и нереальным; даже стулья, стоявшие там же, где их оставили накануне вечером, словно бы с мрачным видом обменивались между собой идеями.
Медленно и бесшумно он отворил входную дверь и окунулся в благоухание утра. Солнце освещало покрытую росой траву и листву деревьев, а белый туман, медленно рассеиваясь, дымкой клубился по земле. На мгновение он замер, глубоко вдыхая сладкий утренний воздух, а затем медленно зашагал в сторону конюшен.
Скрип ржавой рукоятки насоса и брызги воды во дворе, вымощенном красной плиткой, свидетельствовали о том, что не он один уже проснулся, и, сделав еще несколько шагов, он увидел мускулистого мужчину с песочного цвета волосами, который ловил ртом воздух, подвергая себя самоистязанию у насоса.
– Все готово, Джордж? – негромко спросил Бенсон.
– Да, сэр, – ответил тот, внезапно выпрямившись и потирая лоб. – Боб как раз делает последние приготовления. Хорошее утро для купания. Вода в колодце, должно быть, прямо-таки ледяная.
– Постарайся управиться как можно быстрее, – нетерпеливо велел Бенсон.
– Непременно, сэр, – сказал Джордж, ожесточенно растирая лицо небольшим полотенцем, наброшенным на колонку. – Боб, поторопись!
В ответ на его призыв в воротах конюшни появился человек с мотком крепкой веревки через плечо и тяжелым металлическим подсвечником в руке.
– Просто чтобы проверить, есть ли там воздух, – пояснил Джордж, проследив за взглядом хозяина. – Он в колодцах, бывает, совсем скверный, но если свеча внизу протянет, то и человек тоже.
Хозяин кивнул и побрел к колодцу, и слуга, торопливо натягивая рубашку через голову и просовывая руки в рукава куртки, последовал за ним.
– Прошу прощения, сэр, – сказал Джордж, пристраиваясь рядом, – но вы сегодня не слишком-то хорошо выглядите. С вашего позволения, я бы с радостью мог и сам окунуться.
– Нет-нет, – ответил Бенсон тоном, не допускавшим возражений.
– Негоже вам спускаться туда, сэр, – настаивал спутник. – Никогда не видел, чтобы у вас был такой вид. Вот если…
– Занимайся своим делом, – отрывисто перебил хозяин.
Джордж умолк, и они втроем пошли, шагая в ногу, по высокой мокрой траве к колодцу. Боб бросил веревку на землю и, повинуясь знаку хозяина, протянул ему подсвечник.
– Вот бечевка для него, – произнес Боб, пошарив в карманах.
Бенсон взял ее и тщательно привязал к подсвечнику. Затем он поставил его на край колодца, чиркнул спичкой, зажег свечу и стал медленно спускать ее вниз.
– Держите крепко, сэр, – быстро предупредил Джордж, придерживая его руку. – Свечку нужно спускать под наклоном, иначе веревка прогорит.
Едва он произнес эти слова, бечевка лопнула, и подсвечник упал в воду.
Бенсон выругался себе под нос.
– Я мигом принесу еще один, – сказал Джордж, собираясь сбегать обратно.
– Не стоит, с колодцем все в порядке, – заявил Бенсон.
– Это не займет много времени, сэр, – возразил слуга, оборачиваясь.
– Кто тут хозяин, ты или я? – прохрипел Бенсон.
Джордж нехотя вернулся, прикусив язык, стоило ему лишь посмотреть на лицо хозяина. Он встал в стороне, угрюмо наблюдая, как тот сел у колодца и принялся снимать верхнюю одежду. Закончив с приготовлениями, Бенсон с мрачным видом выпрямился и уперся руками в бока. Парни с любопытством смотрели на него.
– Лучше бы вы меня пустили, сэр, – набравшись храбрости, обратился к нему Джордж. – Негоже вам спускаться, у вас лихорадка или что-то навроде того. Не удивлюсь, если тифозная. У них в деревне с этим беда.
Мгновение Бенсон глядел на него со злостью, но затем взгляд его потеплел.
– Не в этот раз, Джордж, – произнес он тихо.
Он взялся за петлю на конце веревки, закрепил ее под мышками и, присев на край, перекинул одну ногу через стенку колодца.
– Что дальше, сэр? – поинтересовался Джордж, взявшись за веревку и знаком показывая Бобу сделать то же самое.
– Я крикну, как только доберусь до воды, – ответил Бенсон. – Затем быстро отмерьте еще метр, чтобы я смог достать до самого дна.
– Отлично, сэр, – хором ответили они.
Хозяин перебросил и вторую ногу через край и некоторое время сидел молча, спиной к слугам, склонив голову и глядя вниз. Он сидел так долго, что Джорджу стало не по себе.
– Все хорошо, сэр? – осведомился он.
– Да, – помедлив, подтвердил Бенсон. – Если я дерну за веревку, Джордж, сразу же тяните обратно. Начнем спуск.
Слуги размеренно травили веревку, пока глухой крик из темноты и слабый всплеск не дали им знать, что он достиг поверхности воды. Они отсчитали еще метр и остановились в ожидании, ослабив хватку и напряженно прислушиваясь.
– Он нырнул, – тихо произнес Боб.
Джордж кивнул и, поплевав на широкие ладони, крепче перехватил веревку.
Прошла целая минута, и мужчины уже стали обмениваться тревожными взглядами. Вдруг мощный рывок чуть было не выдернул у них веревку из рук, а за ним последовали рывки послабее.
– Тащи! – завопил Джордж, упираясь одной ногой и отчаянно вцепившись в веревку. – Тащи! Тащи! Он застрял, не поднимается, ТАЩИ-И-И!
Благодаря их непомерным усилиям веревка медленно поползла вверх, сантиметр за сантиметром, пока наконец не послышался всплеск, и в то же мгновение крик невыразимого ужаса эхом пронесся по колодезной шахте.
– Какой же он тяжелый! – выдохнул Боб. – Он за что-то крепко зацепился. Спокойно, сэр, ради бога, спокойно!
Туго натянутая веревка неистово задергалась под тяжестью груза на другом ее конце. Задыхаясь от напряжения, они медленно, но верно тянули веревку на себя.
– Еще чуть-чуть, сэр! – крикнул Джордж, подбадривая хозяина.
Он уперся одной ногой в стенку колодца и решительно продолжал работу; ноша была уже почти наверху. Еще одно усилие, резкий рывок – и через край показалось лицо мертвеца, покрытое грязью. За ним появилось и мертвенно-бледное лицо хозяина, но Джордж увидел его слишком поздно: с отчаянным криком он отпустил веревку и отскочил прочь. От неожиданности Боб опрокинулся на спину, и веревка вырвалась у него из рук. Раздался страшный всплеск.
– Дурень! – ахнул Боб и беспомощно рванулся к колодцу.
– Беги! – заорал Джордж. – Беги за другой веревкой!
Его помощник с диким воплем бросился бежать в сторону конюшни, а Джордж свесился через каменную кладку и громко крикнул, вглядываясь в темноту. Голос его эхом отозвался в глубинах колодца, и наступила тишина.