Обещание Гарпии - читать онлайн

Глава 4 Настасья отвечает вопросом на ответ

Ночка выдалась трудная. Местные циклопы не поделили с упырями территорию старой бойни и попросили маму стожара выступить в конфликте примиряющей стороной. Мама за такую работу обычно не бралась, но сейчас они очень уж нуждались в рыжье. И вот ранним утром мама и Филат возвращались домой. Мама спешила в душ. Она ненавидела ту гадость, которая наполняет упырей изнутри. Нет, это не совсем кровь. И не совсем желудочный сок. И не совсем упругое желе… Это именно гадость!

Мама ворчала, что циклопы их подставили.

– Примиряющей стороной… – повторяла она. – Примиряющей! Стороной! С упырями! Мелкие трения у них – как бы не так! Упыри сразу начали кольями махать, я ещё и рта не раскрыла! Это же вообще индийский боевик! Шутка пьяного режиссёра! Упыри пытаются загасить стожара… минуту внимания!.. осиновыми кольями! И я ещё взяла с собой ребёнка!

– Мам! Меня просто не с кем было оставить, потому что оставаться один дома я боюсь! – сказал Филат.

Мама сердито на него оглянулась. Филат прогуливал школу по малейшему поводу, и маме приходилось брать его с собой на стрелки с упырями, бои джиннов и прочие подобные мероприятия. И почему-то такая отговорка, как «я боюсь оставаться дома один», прокатывала. У мамы было странное мировосприятие. Она не боялась явных опасностей, допустим тех же упырей с осиновыми кольями, но могла испугаться чего-то неуловимого, существующего на грани реальности. Каких-то ощущений – даже слишком алого заката. Она начинала тревожиться, и Филат, конечно, знал, на какие кнопочки нажимать, чтобы добиться желаемого.

Скажешь: «Мам, мне приснился тревожный сон! Вроде как что-то ко мне ползло!» – и можешь не идти в школу. Зато если сломаешь ногу, мама скажет: «Ну и что! На одной допрыгаешь! Всего-то три километра!» – «Так я ещё и руку сломал!» – «Не правую же? И вообще, кто тебя просил бить атланта в челюсть? Ты что, забыл, что у них головы из мрамора?» – «Просто как-то так сложилось!» – «Плохо, что сложилось. Вот и хромай теперь в школу!»

Жили они на втором этаже ветхого деревянного дома с пристроенной снаружи лестницей. Лестница раскачивалась при каждом шаге, а с ней вместе раскачивался и сам дом. Находился он в одном из переулков центра Саратова, буквально в трёх шагах от шумной улицы. Сорок лет его собирались снести, но пока магическая комиссия не подписала документы на снос в городе-двойнике Магратове, который является магической изнанкой Саратова, снести дом не было никакой возможности. Заурядцы могли бить в него из пушек, сбрасывать на него авиабомбы – и всё равно дом никуда бы не делся. В воздухе бы висел, но не обрушился. Века полтора назад в доме таинственно исчез алхимик. Дело это вяло расследовалось несколько десятилетий, после чего его списали в архив, но где-то в забытой отчётности подвисла галочка, и это сохраняло дому жизнь.

Более-менее пригодных комнат в доме было три. В одной обитал стожар, в другой – его мама, а третья служила для тренировок. Порой можно было подумать, что маме надоел её единственный сын. Вчера, например, она напустила на стожара меч-кладенец. Меч, настроенный более чем решительно, целый час честно пытался отхватить стожару голову, разнёс в щепки всю мебель – и так продолжалось, пока вошедшая мама не отогнала его. Маленький стожар лежал на полу и стонал.

– Ох! – сказала мама. – Был бы жив твой дедушка, он решил бы, что ты подкидыш! Не можешь справиться с посредственным мечом, у которого только и заслуг, что он дважды опустошил когда-то Нормандию! А ведь я его ещё и затупила!

– Я пытался! Он был экранирован от всех видов атакующей магии! – сказал стожар, с тревогой косясь на неподвижный меч.

– Привыкай! Всякий хозяин меча так поступает!

– Нет, не всякий!

– Всякий, дорогой мой, всякий! Правило первое: не считай врага идиотом! Это только в кино пехота идёт в атаку пешком и в полный рост, радуя пулемётчиков. На самом деле она или прячется за танками, или ползает по канавкам, перемещаясь короткими перебежками.

– У меня не было шансов!

– У тебя было полно шансов! Я тебе разжевала червячка! Тебе осталось только его проглотить! Сколько в комнате было зеркал? ДВА! Ты мог направить одно зеркало на другое и пробежать между ними. Меч погнался бы за тобой – и его бы задвоило. Теория бесконечных отражений. Магия меча не отличит отражения от человека, а если отражений два, то меч просто зависает между зеркалами, как железка между магнитами!

Но меч – это уже день вчерашний. Сегодня мама учила Филата иному.

– У тебя слишком большая желательная сила. С этим надо что-то делать! Желательная сила – это неплохо. Это сила жизни. Уменьшать её нельзя, но надо научиться контролировать! В детстве ты видел, например, лупу или пробирку для муравьёв и начинал дрожать… так сильно тебе её хотелось… Ты даже плакал… Чтобы успокоить тебя, мне приходилось ставить перед тобой несложные задачи. Например, по горошине перенести на десятый этаж стакан гороха и там ссыпать его в мисочку. Разумеется, без всяких лифтов. А потом ты получал лупу…

– Это плохо? – спросил Филат.

– Что «плохо»? Конкретизируй! Это хорошо, пока то, к чему ты стремишься, легко получить. Пробирку, лупу и так далее. Но представь, что тебе захочется, например, луну! Что тогда?.. Поэтому желательную силу надо ограничивать волевой силой. В какие-то моменты эти силы будут сдерживать друг друга, а потом начнут действовать сообща. Для начала же ты должен определиться, чего тебе НАДО желать. И от этого уже будет зависеть всё остальное. Но хватит теории… Сегодня мы будем развивать наблюдательность, терпение и волю!

Мама выставила на стол коробку из-под обуви. На дне коробки находились три живые осы, крупный паук-птицеед, сколопендра, маленькая косточка, светло-коричневое с крапинками яйцо и раздавленная улитка. И пара десятков муравьёв-пуля (Paraponera clavata), укус которых сравнивают с пулевым ранением. Изредка атакуя друг друга, насекомые ползали по дну коробки, а со стенок сразу падали – мешала магия.

– Вот! – сказала мама. – Часть этих существ и предметов – это то, что ты видишь. Другая часть – совершенно не то, что ты видишь! И кроме того: где-то среди них спрятан стальной пинцет из магазина медтехники, о котором ты меня раз сто просил. Наблюдай! У тебя только две попытки. Если со второй попытки ты не найдёшь пинцет, тебе придётся грезить о нём дальше. – И мама ушла.

Филат же стал созерцать содержание коробки. При одной мысли о пинцете в нём вскипала желательная сила, о которой говорила мама. Хотелось хватать всё подряд. Но прежде он решил пересчитать предметы и насекомых. Их оказалось восемь (кроме муравьёв) плюс двадцать четыре муравья. Всего тридцать два. И всего два шанса. Да, здесь лучше не спешить!

Филат заставил себя отдёрнуть руку. Первым делом он растянул углы глаз и попытался посмотреть на предметы истинным зрением. Мама такой вариант, разумеется, предусмотрела. Тогда Филат предположил, что пинцет – это косточка. Вроде бы похожи вытянутой формой, и оба не шевелятся! Это же так просто! Желательная сила захлестнула Филата. Он схватил косточку – и немедленно получил болезненный укус. Косточка оказалась одним из муравьёв. И кстати, боль была терпимой. Что за бред про пулю?! Не намного больнее укуса обычной осы. Бросил косточку, отдёрнул руку и, обсасывая палец, задумался.

Мама сидела в соседней комнате. Успокаивающе бормоча, извлекала из сосуда застрявшего джинна, который в случае неудачи уничтожил бы маму, а заодно и город Магратов. Сохранность глиняных сосудов в средней полосе России – серьёзная проблема. Россия – многонациональное государство, и среднеазиатских джиннов в ней больше, чем в самой Азии. Но кто помнит о том, что джиннов нужно хранить в хорошо вентилируемых помещениях с фиксированной температурой и низким уровнем влажности? Вместо этого сосуды тупо закапывают в землю или бросают на дно рек! Со временем горлышко внутри известкуется. Джинн пролезть не может. Начинаются сложные химические реакции, выделяются сторонние газы, джинн смешивается с ними, и у него портится характер.

Но маленького Филата сейчас волновал не джинн, а коробка. Целый час он заставлял себя не спешить и просто наблюдал. Некоторое время спустя он обнаружил, что муравьи, ползая рядом с яйцом, движутся словно бы по воздуху. Некоторые же муравьи словно ныряют в яйцо. Это могло возникнуть только в одном случае – если на самом деле яйцо было не овальным, а длинным и узким…

Вон он – пинцет!

Филат радостно потянулся к яйцу, но внезапно внутри коробки повисло грязное облачко, словно клок серого тумана. Серое на белом. Заплатка на пространстве. Одно из древних стожарских правил гласит: «Всегда опасайся неизвестного, как бы мило оно ни выглядело!»

Филат не стал рисковать. Решив, что это одна из охранных магий – очередная нежданочка любящей мамы, – он развернул руку и попытался изогнуть её так, чтобы не коснуться облачка. И действительно не коснулся! Облачко осталось на месте, однако из него метнулось алое жало – прямое, тонкое, раскалённое. Филат обладал реакцией стожара. Он сумел не позволить жалу вонзиться ему в руку, однако плашмя всё равно зацепил его запястьем. Наискось, с внутренней, самой уязвимой части.

То, что Филат испытал, было больше чем просто боль. Его будто ткнули раскалённой добела иглой и оставили её в ране. Какой уж там укус муравья-пули! Теперь он скорее согласился бы броситься в муравейник и пролежать там пять минут. Но сравнения – это уже потом. Сейчас же он только катался по полу, грыз здоровую руку – не ту, что была обожжена, – и даже закричать смог не сразу. Чтобы закричать и позвать маму, нужно хоть немного дыхания. У него же и дыхание парализовало.

А из грязного облачка в комнату уже втекало белёсое нечто. И оно искало Филата, безошибочно определяя его положение в пространстве. Со стороны это выглядело так, словно мутный, из грязного тумана вылепленный змей, сжимаясь и сплющивая себя, протискивается в замочную скважину.

Филат наконец смог втянуть немного воздуха и закричать – коротким сиплым криком, которого сам не услышал. Но мама услышала. Дверь слетела с петель. Мама застыла на пороге. Увидела червя, почти добравшегося до её сына, и всё мгновенно поняла. Первым делом она выпустила в червя поток атакующей магии. Это были даже не боевые заклинания. Мама просто выжигала жалкого червячка чистейшим рыжьем.

Филат, знавший, как экономно, как истинный стожар, мама расходует магию, был поражён её расточительностью. Сотни магров в какого-то червя! От удара червя отбросило. Он дважды перекрутился. Мама один за другим всадила в него три штопорных сглаза. Однако попасть в червя штопорниками было сложно. Слишком трудная и узкая мишень. Рискните с пяти шагов точно попасть копьём в верёвку, и вам это будет ясно.

У мамы почти не оставалось магии. Какие-то остатки, конечно, имелись, но ни для чего серьёзного их бы уже не хватило. Тогда мама отчаянно размахнулась кувшином, который всё ещё был у неё в руках, и швырнула его. Кувшин пролетел сквозь червя и разлетелся вдребезги, ударившись об пол. Вылетевший из него джинн был ярко-алого цвета. Секунду или две он выбирал, на кого броситься. Потом бросился на червя, и оба исчезли в мгновенной схлопнувшейся вспышке.

Всё это Филат осмыслил позднее, когда боль отступила настолько, что позволила ему мыслить. Мама схватила Филата за руку и, что-то бормоча, начала тереть место ожога кольцом. Через несколько минут Филату полегчало. Он лежал бледный, вялый и потный. Потный настолько, что майка прилипла к животу.

– Дыши! – повторяла мама. – Просто дыши!

Филат послушно дышал. Маму била дрожь. Она не могла стоять и села на пол, прижав к себе Филата. Она сидела и покачивала его. Тот же скулил как щенок. Так прошло около получаса. Боль в запястье стихла, но ужас остался. Из запястья он переселился в душу. Заполнял Филата целиком при одной только мысли о змее. И Филат знал, что этот ужас не уйдёт долго – может быть, никогда.

– Тебе повезло! – сказала наконец мама. – Он прогрыз слишком узкую щель. Может, времени у него мало было? Будь он поопытнее, он прогрыз бы проход побольше и…

– Кто «он»?

– Один из гадов, обитающих в Теневых мирах. Это я виновата… Свела в коробке слишком много конфликтных магий и этим привлекла его… Но твари знали дорогу сюда и раньше, потому что с той стороны червоточина явно имелась… Теперь я понимаю, куда исчез тот алхимик! Бедолага и узнать не успел, какую гадость случайно сумел призвать!

Мама решительно поднялась, пошла в другую комнату и, достав из ящика стола документы, стала их сжигать. Свидетельство о рождении сгорело легко, а вот с паспортом, хотя и вытащенным из обложки, пришлось повозиться. Потом она занялась столом Филата и содержимым его рюкзака. Потрошила отделение за отделением. Филат, нянча болевшую руку, следил, как горят его тетради, учебники, диплом за победу в каком-то школьном конкурсе. Мама не пропускала ни одной бумажки.

– Это действительно надо? Мы уходим? – спросил Филат.

Мама кивнула, озабоченно водя дипломом над огнём. Он был на толстой глянцевой бумаге и горел куда хуже свидетельства.

– Я засветила слишком много рыжья. Скоро сюда нагрянут магзели. Оставлять ничего нельзя. Я потом и магией здесь ещё подчищу. А то найдут.

– Твари?

– Нет, магзели. А твари уже воспользуются их усилиями.

– А я только начал привыкать к новой школе и почти поверил, что меня зовут Николай… – грустно сказал стожар.

– Мне тоже здесь нравилось. Нечто вроде Ростова, но Ростов – шумный, крикливый, сентиментальный, а Магратов – он такой… призадумавшийся… как женщина, которая не знает, то ли ей обидеться, то ли простить… – сказала мама, но сказала как-то рассеянно и в прошедшем времени. Стожар ощутил, что с Магратовом она мысленно распрощалась и теперь её мозг прокладывает дальнейший маршрут.

– Зачем магзели пытаются отслеживать всю магию и всех магов? – спросил Филат.

Мама пожала плечами:

– Внешние цели, конечно, самые благие. Спроси у госмагов, и они тебе популярно объяснят, что это делает мир безопаснее. По оставленным образцам магии несложно вычислить преступника, что уменьшает незаконный оборот рыжья и сохраняет жизнь магическим животным. Но на деле тут всё не так просто. Словно кто-то неведомый, в кого они сами не до конца верят, шепчет магам: «Давайте вы сами себя закуёте в цепи!» Маги такие: «Э-э… А нам это зачем? Тотальный контроль и всё такое?» – «Ну как зачем? Тогда и вы ни на кого не сможете напасть, и на вас никто не сможет напасть! Разве это не здорово?» А маги: «Э-э… ну да… наверное, здорово!»

Мама вырвала из дневника последнюю страницу и замешкалась, прежде чем её сжечь.

– Надо же! А я даже оценки за полугодие не подписала! Скверная я мать! – сказала она, ставя закорючку и тут же скармливая страницу огню.

– Но магзели же и себе вредят? – спросил Филат.

– Разумеется. Но каждый из них сам по себе настолько маленький винтик, что не видит полной картины. Если свести управление магическим миром к единственной кнопке, то каждый, кто контролирует кнопку, будет контролировать и мир. Поначалу на каждое магсударство будет по одной кнопке, но со временем по естественному закону магополизации все кнопки сведутся к одному рычагу – невесть где расположенному. Ведь и магсударств на карте с каждым десятилетием становится всё меньше.

– И кто во главе всего? Фазаноль? – спросил Филат.

Мама уже заканчивала бросать в рюкзак вещи. Остальные же сложила в центр комнаты и обвела их магическим кругом. Когда Филат и мама уйдут, внутри круга вспыхнет белый жаркий огонь. Магзели найдут здесь только пепел.

– Понятия не имею! – ответила мама. – Меня больше интересует вопрос, куда девается вся та магия, которую выплачивают по магическим кредитам. Во всемирном масштабе это просто колоссальное количество магии! А там и с Фазанолем вопрос стал бы яснее!

Филат слушал вяло. Хотелось спать, но он знал, что ещё много часов будет нельзя. Может, повезёт вздремнуть немного в магтобусе?

– Нам пора… Вот сухая майка, а эту я давай сожгу! – сказала мама.

Филат послушно переоделся. Несколько минут спустя он как маленький шёл с мамой за руку. Ноги были ватные. Он шёл и думал о том, что никогда не станет выслеживать тварей из Теневых миров. Это он решил твёрдо. Ничего не стоит такой боли!

Ева привычно устроилась на заднем сиденье «Ровера». Рядом с ней разместились Тибальд со здоровенным чемоданом магического эксперта на коленях и Любора. Стожар с комфортом улёгся в багажнике, где он успел уже завести себе подушку и одеяло. Притворялся, что спит, но то и дело говорил колкости.

Бермята сидел за рулём и, управляя талисманами, дёргал переключатели. Вести магшину, в которой кроме тебя ещё два водителя-профессионала, – тяжкий труд. Они лезут тебя поучать, а ты напрягаешься и совершаешь глупейшие ошибки.

Любора ещё более-менее помалкивала, её больше магшин интересовали пушки, пулемёты и баллистика, Тибальд же вёл себя невыносимо. За пять минут он дал ровно тридцать советов.

Бетховенское лицо Бермяты становилось всё квадратнее, всё сердитее, а волосы – всё взъерошенней.

– Ты не мог бы помолчать? – наконец не выдержал он.

– Запросто! – охотно согласился Тибальд. – Если ты не будешь так дёргать магшину! Какая старушка учила тебя водить? Признайся, она была очень близорука?

Бермята рассердился и пересадил за руль Настасью. Настасья научилась управлять «Ровером» относительно недавно, поэтому послушно вертела руль и дёргала верёвочки с талисманами. Критиковать её Тибальду было скучно, и он замолк.

– Встройся в воздушный поток над городом и лети! Он сам нас принесёт куда надо! – сказал ей Бермята, кивнув на гибкий флажок на капоте, отвечающий за поиск ветров.

Настасья снизилась. Движение на малых высотах было интенсивным. То и дело выскакивали прыгающие такси с бешеными джиннами за рулём и перепуганными пассажирами на задних сиденьях. В допотопных ступах проносились ведьмы, многие из которых могли помнить Варфоломеевскую ночь.

– Старая школа! Крепких тогда магов выпускали, хотя и без мозгов! Летит в открытой ступе со скоростью сто пятьдесят километров в час – и тебя в упор не видит! – восхитился Тибальд.

Настасья торопливо дёрнула верёвочку высотного талисмана, уклоняясь от встречи с бешеным дачником, который, пристроив на крыше своей магшины трёхметровую трубу, сносил перед собой всё живое.

Впереди, прямо по курсу «Ровера», торчали четыре широких трубы тепловой электростанции. Из труб толсто валил белый пар. Он то прямыми столбами взмывал ввысь, то начинал жаться к земле. Вокруг труб неспешно прогуливались несколько огромных облачных фигур. Между ними носились облачные дети.

– Элементали воздуха! Обожают здесь с детьми гулять!.. Лепят им из дыма всякие штуки! Вон жирафа какого-то вылепили! А вон носорога! – пояснил Бермята.

– У элементалей воздуха есть дети? – удивилась Ева.

– Ну да. Они своих детей вечно переделывают. Из двух непослушных детей лепят одного послушного. Или там долепят ребёнку какой-нибудь талант. Или один талант отлепят, другой прилепят… Элементали же…

– У огненных тоже дети есть, – добавила Любора. – Но они за ними почти не следят. У воздушников детишки хорошие, спокойные, немного рассеянные. А у огненных – мелкие, гиперактивные и очень горячие. Вечно скачут туда-сюда и устраивают пожары. У нас даже отдельчик есть по работе с элементалями. Там сидит девочка двадцати годиков от роду и сочиняет элементалям, которым по сто миллионушек, инструкции, как им себя вести.

– И элементали её слушают? – удивилась Ева.

Любора ногтями вытащила из правого наплечного ствола муху и бережно выпустила её за окно.

– Огненные – нет. Сразу психовать начинают. Земляные – те вечно торгуются и выгод ищут. Мы вас послушаем – а вы нам за это: а) б) в) г)… Создайте условия! Ты такой: «Нет-нет!» – а они знай себе бухтят. Ужасные зануды! Все наши их дико боятся… Земляной элементаль будет тебе что-то доказывать сорок часов подряд, пока ты слизью под стол не стечешь. А вот воздушники – да. Обожают учиться. Скажи им какое-нибудь бессмысленное слово, например «крылозюабр», и они его будут года два обдумывать – и обнаружат в нём столько смысла, что «Война и мир» просто рядом не стояла. И ещё памятник тебе воздвигнут, но потом он развалится, потому что будет из тучек.

Стожар подпрыгнул в багажнике:

– Клянусь, я только что видел Пламмеля! Вот туда пролетел! – воскликнул он.

Тибальд схватился за вещун:

– На чём он был? На «Хаммере»?

– От «Хаммера» они давно избавились. В каком-то прыгающем такси. Выскочил, через крышу перескочил – и сразу вниз… Они были с Белавой, а за рулём Грун!

– Они нас заметили?

– Не думаю. В прыгающих такси нет времени особо по сторонам глазеть.

– А приметы их магшины?

– Жёлтая такая… Стёкол нет. Такси.

Тибальд разочарованно оторвал вещун от уха. Прыгающих такси, к тому же жёлтых, в Магскве было как блох. Они скакали, скакали, скакали. Искать бесполезно.

– А Белава и правда хороша! – мечтательно произнёс Тибальд. – Видел её как-то во время налёта на Магзо. Помню как сейчас… Грохот, взрывы! Грун и Ясень Перец в своём репертуаре, оружия у них вагоны! Какие-то куски атлантов проносятся. Воздух прожарен магией, ну и драконы добавляют огонька. Все оглохли, ослепли! Ну и я лежу такой застенчивый и романтичный, с шестиствольным сглаздаматом, палю во что придётся и потихоньку разношу Магзо по кирпичикам… И тут прямо на меня выскакивает Белава и смотрит таким вот взглядом. Такие глаза – непередаваемо! Я хочу выстрелить в неё – и не могу! Палец прямо замёрз на курке! Нет, думаю, пусть лучше я умру! Пусть меня убьют эти милые ручки!

Сработали электроприводы. Стволы на плечах Люборы повернулись и нацелились Тибальду в лоб. Некромаг закашлялся.

– С этого места можно чуть подробней, суслик? Как, интересно, ты рассмотрел её глазки, когда, по твоим словам, вы все оглохли и ослепли? – ласково пропела Любора.

– Это всё мои очки! – торопливо сказал Тибальд. – Они отразили магию, и я различал отдельные детали! А про Белаву – я не виноват! У неё врождённая приворотная магия! Говорят, мама Белавы была океанидой!

Медленным, полным угрозы движением Любора достала из кармана платок и, плюнув на него, вытерла Тибальду щёку. Бермята и Настасья деликатно отвернулись.

– Что ты делаешь? – испуганно спросил Тибальд.

– Делаю тебя красивеньким! У тебя на щёчке красочки! – грозно пропела Любора. – Милый, ты меня знаешь! Я не ревнива! Но если я ещё раз услышу про океанидушку и её дочку Белавушку, я вытащу твои глазки и положу их в баночку, чтобы они больше не смотрели по сторонушкам!

– Э-э… – растерянно протянул Тибальд. – Ты всё не так поняла!

– Я всё так поняла, – заверила его Любора, и обе её трубы взяли Тибальда на прицел. – Думаешь, три кило тротила для тебя хватит?

– Да ладно вам! Разве русалка и океанида не одно и то же? – выручая Тибальда, спросила Ева.

Тибальд ухватился за возможность перевести стрелки и притворился сердитым:

– Одно и то же?! Тела океанид полупрозрачны, как у медуз, и сотканы из океанской пены. Поэтому они любят лунные ночи, когда можно выгодно расположиться напротив луны, показав красивый силуэт. Их фигура, наполненная лунным светом, становится такой прекрасной, что моряки прыгают с кораблей в море. У Белавы – глаза океаниды… Хотя я не понимаю, конечно, как Пламмель может встречаться с девушкой, которая сырыми ест золотых рыбок! – поспешно добавил Тибальд, заметив, что гранатомёты на плечах у Люборы опасно задвигались.

– А что тут такого? Золотая рыбка – обычный карась, продающийся по цене лососёвых пород в пересчёте на килограмм живого веса, – философски заметил Бермята.

Дом в Выхино был виден издали. Торчал как огромная тёмная башня над лесом. Балконы – как скальные уступы. Когда «Ровер» подлетел, со всех балконов, уступов и с крыш в небо с карканьем поднялась огромная стая ворон.

– Колоритное местечко! – перекрикивая ворон, проорал Бермята.

– Колоритное? Вот садись за руль и паркуйся! И не привлекай внимания! – потребовала Настасья.

Пытаясь разглядеть что-нибудь кроме ворон, Бермята высунулся в окно и стал высматривать место.

– Ну что, мы уже куда-нибудь садимся? Я оглох! – сказал Тибальд.

– И не надейся! – сказала Настасья. – Бермята всё делает медленно и обстоятельно. Даже злится медленно. Обидишь его сейчас – а драться он начнёт только через десять минут, когда все уже забудут, что была ссора. А как он собирается в поход! Вот мои футболочки, вот прищепочка, вот пакетик для прищепочки! Вот скрепочка для пакетика, в котором хранится прищепочка!

Распугивая ворон, Любора бабахнула сразу из двух труб холостыми. Минуту спустя Бермята припарковался на крыше вагончика одной из ближайших строек. Рабочих на стройке не оказалось. «Ровер» не сильно бросался в глаза, и подъезд просматривался.

– Отличное место! Вероятность, что нас здесь заметят, – процентов пять! – самоуверенно заявила Любора. Тибальд, как эксперт, вначале хрюкнул, а потом заинтересовался формулой, по которой она определяет проценты. – Ну… на глаз… – осторожно ответила Любора.

– Теперь я буду знать, к кому обращаться с задачками по теории вероятностей! Например, какова вероятность того, что мне в суп сегодня упадёт метеорит? Видимо, один к двум. Или упадёт, или не упадёт!

Аэлла и Подарга дожидались их у подъезда. Крыльев они особо не прятали. Рядом столбиком застыла женщина с белым как мел лицом и таращилась на крылья. Подарга щелчком пальцев стерла ей память. Женщина сразу успокоилась и ушла.

У лифта, раз за разом нажимая кнопку, торчал долговязый подросток с велосипедом.

– Ой ты гой еси, Арсений Петрович-млад, не войдёшь ты в лифт сей переполненный! Ты ступи на ножки свои резвые и пойди по лестнице по каменной на этаж-то свой да на пятнадцатый! – обратилась к нему Аэлла и тоже щёлкнула пальцами.

Подросток недовольно закинул велосипед на плечо и, ни слова не говоря, потащился к лестнице.

– А этот даже не удивился! – воскликнула Любора.

– Жители нашего подъезда ко всему привыкли. Первый год, как мы поселились, тут психиатрическая «скорая» круглосуточно дежурила, а теперь хоть огнём дыши – никто и бровью не поведёт… – объяснила Подарга.

Кабина начала подниматься. Тибальд с интересом разглядывал кнопки.

– Что-нибудь подозрительное днём было? – спросила Настасья.

– Да вроде нет, – отозвалась Подарга.

– А коврик? – напомнила Аэлла.

– А! Ну да! Кто-то утащил наш дверной коврик… Будем считать, что ему он нужнее!

Выйдя из лифта, гарпии сразу направились в квартиру, однако Настасья не спешила:

– Защитный купол не трогали?

Аэлла вспыхнула.

– Ой ты гой еси, Настасья королевична! Хоть и долог у нас волос, да ум не короток! – произнесла она с достоинством.

– Аэлла хочет сказать, что древнюю магию лучше не трогать. Она будет расползаться по нитям, искрить, и недели на две будет возни. Это как со старой электрической проводкой возиться. Проще новую прокинуть, – расшифровала Подарга.

– Значит, купол вы не трогали?

– Вообще ни разу. Как один раз натянули – так и стоит. Разве что латаем временами.

– Отлично! – одобрил Тибальд.

Эксперт шагнул к двери и, не касаясь её, стал рассматривать. Свои очки с толстыми стёклами он сдвинул на кончик носа. Ева сунулась было вперёд, но Тибальд придержал её за локоть.

– Не подходи! – предупредил он её. – Размажет!

– Да тут же только дверь!

– Дверь тут тоже есть! – признал Тибальд и, сняв очки, протянул их Еве.

Ева увидела стального цвета купол, похожий на стенку мыльного пузыря. Пузырь окружал снаружи всю квартиру, не смущаясь ни бетонными стенами, ни крышей дома – всего этого для него не существовало.

– Вы в курсе, что такая магия запрещена? Она в списке особо опасных! – строго спросил Тибальд у гарпий. – Это всё равно что вместо мышеловки использовать нейтронную бомбу!

Гарпии наивно заморгали.

– Мыши – это такая дрянь! – грустно сказала Аэлла.

– Особенно без соуса, – добавила Подарга.

– Очень смешно! Имейте в виду, что завтра же эту магию нужно снять! Или мне придётся написать рапорт! – строго заявил Тибальд.

Гарпии торопливо заверили его, что снимут.

Ева неосторожно коснулась очков. Защитная магия раскладывалась на нити, перетасовывалась, вспыхивала. Ева словно пробивалась взглядом через бесконечный спутанный клубок.

– А вот этого уже не надо! – строго сказал Тибальд, отбирая у Евы очки. То присаживаясь, то поднимаясь на цыпочки, он долго разглядывал защитный купол, не пропустив ни одного участка.

– Действительно был гость! Входил здесь, а вышел тут… И как только уцелел!.. О, и его зацепило! Вот след! – Тибальд показал на маленькое красное пятнышко на дверном проёме.

– Кровь? – спросила Настасья.

– Сейчас определим! – эксперт коснулся оправы. – Нет, не кровь! Глина с высоким содержанием железа!

– Ты уверен?

Тибальд оскорблённо вскинул брови:

– Абсолютно! Нет, это был не человек-маг, и даже, думаю, не сказочник. Элементаль земли? Мм… возможно. Голем? Тоже возможно.

Аэлла развела руками защитный купол, пропуская их в квартиру:

– Только не пытайтесь повторять! Этому надо долго обучаться! Один палец неправильно поставишь – и…

– …пальца не будет, – попыталась угадать Ева.

– Палец как раз останется, потому что окажется внутри купола. Новенький прекрасный пальчик! – съехидничала Подарга. – Ладно-ладно… Уберём мы купол! Со временем!

Услышав, что кто-то пришёл, в коридор, хлопая крыльями, вылетели и другие сёстры-гарпии и стали показывать квартиру. Как и все магические жилища, внутри она оказалась просторнее, чем снаружи. Полукруглые каменные своды и тупиковые коридоры. От квартиры гарпий у Евы осталось смешанное ощущение. С одной стороны, это была квартира женская, уютная. Подушки в форме сердечек, ароматные свечи, диванчики. А с другой – запах в квартирке стоял берложный, затхлый. По углам торчали деревянные манекены, выглядевшие так, словно их иссекали не оружием, а зубами и когтями. Между манекенами попадались ржавые части доспехов и кости.

– Это не наше… – поспешно объяснила Келайно, орлиной лапой закатывая под шкаф шарообразный шлем, прилагающийся к комплекту защиты антимаг.

– Может, по рюмашечке чайку? А то мы скоро улетаем! – предложила Окипета.

Пока Настасья с Бермятой пили чай, Тибальд, таская за собой чемодан эксперта, ползал по коридору. Осматривал его сквозь выпуклые очки, через какие-то мудрёные приборы и ворчал. Настасья же преспокойно сидела за столом.

– Не хочешь тоже чего-нибудь порасследовать? – спросила у неё Аэллопа.

Настасья цокнула:

– Зачем я буду лишний раз раздражать Тибальда? Ни одному специалисту нельзя показывать работу других специалистов в той же области. Каждый искренне убеждён, что все прочие его коллеги – халтурщики. На самом же деле все просто закостенели в рамках своего подхода.

– Но тебе же Тибальд не мешает?

– Это потому, что я гениальная… Можно мне вон ту пироженку? Почему на ней, кстати, следы пальцев? Её что, кто-то уже ел?

– Да нет. Это просто продавщица не хотела отдавать. Мы её малость перезомбировали, – сказала Окипета, а Подарга опять принялась ржать.

Немного погодя, когда Тибальд перестал ползать по коридору, все отправились смотреть золотое руно. Тускловато-золотое, отмеченное живородной силой первомира, оно висело на дальней от двери стене. Его толстая с завитками шерсть чем-то напоминала брови стожара, бакенбарды Пламмеля и щетину на подбородке Невера Нахабы.

– Можно я первый? – попросил Филат. – Интересно, помню я дорогу или нет?

Келайно, немного подумав, кивнула, загадочно усмехнувшись. Стожар шагнул в комнату. Ева думала, что он пойдёт к руну, но стожар его будто и не замечал. Казалось, он исполняет причудливый танец. Прыжок в одну сторону, в другую, поворот на месте, ещё поворот. Шаг назад. Его пальцы, руки, плечи, голова – всё ухитрялось двигаться, часто независимо друг от друга. Странные движения всё ближе продвигали стожара к цели.

– Надо же! Всё помнит! – одобрила Окипета – и, видно, сглазила.

Стожар, почти добравшийся до руна, протянул руку, чтобы его снять, но тут же неведомая сила подхватила его и, дважды ударив об пол и один раз об потолок, как нашкодившего котика вышвырнула в коридор.

– Готов! – удовлетворённо произнесла Келайно. – Может, теперь съедим стожарчика, раз он всё равно сломался?

– Келайно, не очерняй! – взмолилась Окипета.

– Напрасно ты руку прямо к нему протянул! Надо было в сторону. А остальное всё верно! Не забыл! – шепнула Подарга, помогая стожару подняться. У Филата был разбит нос, и на ногах он стоял плохо.

Протянув руку уже правильно – в сторону от руна, – Окипета сняла его и легонько встряхнула. По руну прошла золотистая волна – такая же появлялась на шерсти котошмеля, когда Ева его гладила. Филат, несмотря на разбитый нос, быстро втянул рыжьё пальцем и с невинным видом отодвинулся.

– Я, пожалуй, возьму немного на лечение. Магров сорок… Как пострадавший… – сказал он.

– Потерпевший ты, а не пострадавший… – проворчала Аэлла.

Любора восхищалась переливами золотого руна.

– Не волнуйтесь, мы за ним присмотрим! – успокоила она гарпий.

Келайно сильно напрягла извилины, пытаясь сказать что-то вежливое:

– Уж я не сомневаюсь, что ты за ним присмотришь, хорошенькие глазки! Но если ты протянешь загребущие ручки…

– Келайно, пойдём, мы тебе что-то покажем! – разом произнесли несколько сестёр и потащили Келайно прочь.

– Да что там такое… Где? Ничего я не хочу смотреть… – ворчала утаскиваемая Келайно.

Вскоре, когда между тучами электрической лампой зажглась луна, Аэлла распахнула балконную дверь:

– Сестрицы мои милые, сестрицы мои любимые! Уж не пора ли нам потешить наши крылышки?.. Мы вернёмся на рассвете!

С криками и воплями сёстры сорвались с места и, хлопая крыльями, умчались.

– Смена активностей! Да-а, каждое древнее семейство – это, конечно, глубоко укоренившийся тараканник! Ума не приложу, что с этим делать! – глядя им вслед, произнесла Настасья.

Описав над домом прощальный круг, Окипета щёлкнула пальцами. Свет в квартире погас.

– А это ещё зачем? Мы не договаривались сидеть в потёмках, да ещё при луне за окном! – забеспокоился Тибальд.

– Видно, они всегда так делали, когда улетали. За квартирой, скорее всего, наблюдают, – заметила Настасья.

– В чём дело, Тибальдик? В волка боишься превратиться? – поинтересовался Бермята. Положив себе на колени красный магстолет, он уютно устроился на полу перед батареей.

– Ну не то чтобы боюсь… Но если превращусь, возни со мной будет много. Поверьте, в темноте драться с волкодлаком – это не то, о чём стоит мечтать.

– Я хорошо дерусь, – заметил Бермята.

– А я плохо, – сказал Тибальд. – Волкодлаки вообще не умеют драться. То, что они делают – это совсем не драка.

– Кисочка, а ты не смотри на луну! – посоветовала Любора.

– Я стараюсь! – согласился эксперт магзелей и зажмурился, но луна за окном всё равно его волновала. Он тихо подвывал и щёлкал зубами. Любора, успокаивая, гладила его по голове.

– Ты за ушами меня гладь!.. Вот так… и холку… тьфу… то есть шею и верх спины… – советовал ей Тибальд. – И рассказывай что-нибудь!

Любора понятия не имела, что рассказывать. Из литературных произведений она помнила только строевой устав и пособие для пулемётчика.

– А стишок можно? – предложила Ева. – «Однажды в студёную зимнюю пору я из лесу вышел. Был сильный мороз…»

Тибальд поспешно зажал уши:

– Только не этот!

– Почему?

– Образы не те лезут… Зима. Лес. Мороз. Ещё небось ночь. И луна… И крестьянский мальчик идёт с упитанной лошадью один-одинёшенек…

Стожар заинтересованно повернулся к эксперту:

– Как всё сложно, дохлый хмырь! А если что-нибудь совсем детское? Например, «Зайку бросила хозяйка»?

– Не-е-ет! – забеспокоился Тибальд. – Зайка. Ночь. Луна. Кто питается зайками? Продолжить ряд?

– Тогда, может, колыбельную? «Баю-бай, поскорее засыпай»?

– Ни в коем случае! – толкая стожара локтем, зашипела Любора. – Не помнишь, чем она кончается? «Придёт серенький… кгхм… и укусит за бочок!»

Филат захохотал. Он свесился с ручки кресла животом, как кот. Потом соскользнул на пол – мягко и бесшумно, будто упавшее полотенце.

Настасья заявила, что ночь предстоит трудная и потому у неё есть интересная идея. Она немного поспит, а остальные покараулят. Потом она покараулит, а остальные поспят. И, не дожидаясь ответа, мгновенно заснула. Две секунды спустя все слышали только её тихое сопение.

– Какая чудесная способность! – позавидовала Любора. – А я вот не могу уснуть, пока не поем! – Левой рукой она наглаживала Тибальда за ушами, а правой закрывала ему глаза, чтобы его не тревожил лунный свет.

– Поесть? Убоись! Зачётная мысль! – воодушевился Бермята и ползком отправился искать холодильник. Непоседливый стожар из любопытства пополз за ним. Через некоторое время послышался звук удара лбом о железную дверцу, после чего кто-то назвал кого-то криптогамным зоопланктоном.

Вспыхнула узенькая вертикальная полоска света – это Бермята приоткрыл в темноте холодильник. Пару минут спустя полоска света исчезла, а Филат с Бермятой вернулись с кучей трофеев.

– Называют себя вегетарианками, а у самих холодильник набит колбасой! – восхищённо сказал Бермята.

– Разве называют? – усомнился стожар. – Вегетарианка у них только Окипета, да и то по настроению. А вот Келайно вообще почему-то ничего не ест. Поэтому от неё на всякий случай прячут всех соседей. Но не будем волновать нашего лунного друга! А то ему сейчас снова представятся ночь и луна.

Тибальд беспокойно зашевелился и издал краткий жалующийся скулёж, который издают волк или крупный пёс, когда хотят выгрызть из шерсти насекомое. Все поудобнее разместились на полу и начали есть. Вскоре к ним примкнула проснувшаяся Настасья.

– Ну всё! А теперь тишина! Распределяемся по квартире, слушаем и молчим, а то спугнём его, если полезет! Сигнал тревоги – четыре жёлтые искры в голову гаду! – сказала Любора.

– Почему жёлтые? – спросила Ева.

Вместо Люборы ответил стожар. Его голос звучал серьёзно. Филат обожал говорить так, что сразу невозможно было определить, шутит он или нет.

– Потому что жёлтый – цвет тревоги. Но для тебя сделаем исключение. Если кого-то увидишь – сразу начинай бегать и паниковать!

Ночь тянулась бесконечно. Сначала Ева пыталась прислушиваться, но быстро устала. Её отвлекали посторонние звуки. Тикали часы. Щёлкал зубами в темноте Тибальд. Ева легла на спину и стала разглядывать ползающего по пальцам котошмеля. Изредка он встряхивался, почёсывался – и тогда вспыхивал жёлтым. И всякий раз Ева ощущала пощипывание перетекавшего в неё рыжья. Котошмель резко стартовал с руки, вылетел в окно и вернулся с крупным мотыльком в зубах. Мотылька он съел, а крылья уронил Еве на нос.

Ева смотрела на смутно белеющий потолок, на свой боевой браслет из стальных пластин, скреплённых шнурком, и думала о том, что не хочет, чтобы сегодняшней ночью в квартиру к гарпиям приходил ночной взломщик. Ужасно не хотелось воплей, боевых искр, потоков рыжей магии и прочих эпических зрелищ.

Чтобы отвлечься, она стала вспоминать свою предыдущую, не слишком длинную жизнь. Если бы можно было странствовать по предыдущей жизни и ремонтировать свои неправильные поступки! Зализывать раны. Ведь это же так печально, что ничего изменить нельзя! Если бы можно было что-то улучшить, загладить, распутать клубок!

Внезапно котошмель на руке Евы насторожился. Его уши как локаторы обратились к двери. Ева хотела обратить на это внимание Настасьи, но не успела. Настасья узкой рукой зажала ей рот. Что-то происходило в невидимом лабиринте. Что именно, Ева не знала, но из лабиринта дохнуло смертью. Над полом в воздухе прорезался узкий серый шов. Серое на сером в смазанных ночных тонах. И это серое слабо мерцало.

Едва Филат увидел серый шов, как в нём шевельнулся прежний, в Саратове испытанный ужас. Опалённое когда-то запястье прожгло острой болью. Казалось, боль никуда не уходила, а всегда жила в нём. Лицо сминалось как резиновая игрушка. Непокорные брови смиренно улеглись, пытаясь стать как можно незаметнее. Сам он тоже съёжился, сгорбился.

«Не бойся страха! Страх уничтожает тебя, но это оружие можно обратить и в обратную сторону!» – вспомнил он один из советов мамы.

Но сейчас это правило не работало. Ничего не работало. Глубоко дыша, чтобы страх не сорвал его в панику, стожар бесшумно соскользнул с дивана и на четвереньках пополз в коридор. Он ничего не соображал, но не ошибался. Лабиринт распутывал легко.

Прежде чем он выполз в коридор, со стороны входной двери что-то беззвучно лопнуло. Коридор залило выжигающим светом. Одновременно с этим что-то вспыхнуло и в комнате с лабиринтом. Серый шов наполнился мертвенным сиянием. Сияние было не таким ярким, как свет из коридора, но намного более противным, точно сочилась жижа.

Ева не могла ни двинуться, ни крикнуть. Даже вдохнуть не могла. То же самое происходило и с остальными. Гранатомёты на плечах Люборы не успели повернуться и застыли в промежуточном положении, целя в глухую стену.

В дверях выросла огромная фигура. Свет падал на неё сзади, и оттого фигуру было толком не рассмотреть. Ощущалось одно – её колоссальный размер. Фигура остановилась, озираясь. Оценила беспомощное положение Евы, Люборы и остальных – и сразу переключилась на заполненный мертвенным свечением шов.

Из шва толчками вылезало узкое существо – змей, будто вылепленный из лунной пены. У него были короткие лапы, но ими змей не пользовался и полз, извиваясь всем телом. Из его маленьких глазок, сидящих по бокам головы, изливалось голубоватое сияние – и как-то сразу стало понятно, что существо видит всё, что залито этим сиянием, и не видит ничего другого.

Ева ощутила, что пощады не будет. Это было даже не ощущение, а понимание сути вещей. То, что сработало с химерой, горгульей, котошмелём, хафгуфой, со змеем не сработает. Есть у тебя дар нравиться животным или нет – к змею это не относится. Живая ты или нет, мыслишь ты, спишь ли, говоришь ли что-то – для змея ты просто нечто, что должно быть сожрано и переработано в пенную плоть его серебристого тела. Змей полз стремительно, на ходу распахивая сложную, словно складную пасть. Челюстей у змея было два комплекта. Внешние – с широкими и мощными зубами для дробления пищи. Сразу за ними вторые – с зубами, тонкими как кинжалы. И наконец, последним выдвигалось узкое алое жало. Подползая к Настасье, змей примеривался вонзить своё жало в неё. Было ясно, что лишь только оно коснётся девушки – никакие амулеты удачливости, зелень или рыжьё её не защитят.

Невидимый лабиринт стал для змея сюрпризом. Его отбросило в одну сторону, в другую. Змей ускорялся, завивался петлями. Один раз он оказался совсем близко к Еве и хотел атаковать её алым жалом, но повернул морду не в ту сторону – и его опять отбросило.

На этот раз он случайно оказался у дверей, рядом с той неподвижно стоящей фигурой, увидел её, зашипел и бросился в атаку. Мертвенный свет столкнулся с золотым, выжигающим. Громадная фигура, получив удар тупой мордой в грудь, откинулась назад, зашаталась. Ева увидела красный глиняный контур, а внутри него ещё один, ледяной. Морда змея ударила по ледяному контуру, а алое жало вонзилось в центр фигуры.

Полетели осколки глины и брызги льда, мгновенно превратившегося в воду и пар. Устояв на ногах, фигура занесла руку и ударила змея посохом. Посох сиял так, словно был вылеплен из сплошного рыжья. Ева ждала звука от удара, но ничего не услышала. Посох дважды пронзил змея насквозь, рассекая пену, из которой тот был соткан. После второго удара посох в руке у великана померк. Послышалось шипение. По комнате разлилась душная вонь.

Змей застыл на полу. Обе челюсти хаотично щёлкали, а жало наносило уколы в пустоту. Наклонившись, великан внимательно посмотрел на змея. Затем на гаснущий, съёживающийся посох в руке. Попытался ударить змея в третий раз, но посох лишь слабо вспыхнул. Оглушённый змей зашевелился, приходя в себя. Великан заспешил. Крупными шагами прошёл через комнату, гаснущим посохом нанося по воздуху короткие удары. В воздухе что-то слабо вспыхивало и прогорало.

Великан подошёл к руну и сдёрнул его со стены. Вернулся к змею, руном обхватил его голубоватые, из лунного света сотканные бока и потащил змея к прорези в воздухе. В несколько приёмов протолкнул его туда и точно огромной иглой зашил прорезь несколькими движениями посоха. Как только это было сделано, посох рассыпался на множество холодных серебристых искр. Великан деловито огляделся и, запахнув плащ, направился к выходу из комнаты. Следовал он тем же путём, как и попал сюда. Новых троп не прокладывал, опасаясь магии.

Перед тем как уйти, остановился на пороге и долгим взглядом посмотрел на Еву. Он ощутила его взгляд – долгий, непонятный и, пожалуй, не враждебный. Потом повернулся и вышел, унося с собой золотое руно. Ева смогла двинуться не раньше, чем погасла последняя искра. Рядом с ней на полу сидела Любора и трясла головой. Чуть дальше точно мокрая собака встряхивался и щёлкал зубами Тибальд. Бермята помогал подняться Настасье.

Рядом с Евой возник стожар. Он уже вполне опомнился. На место прорези старался не смотреть, только бросил быстрый, исследующий взгляд.

– Хотите бобра и позитива? У нас увели золотое руно! Вы, конечно, поняли, что этот гигант был Албыч? Оттого и пятна глины, – сообщил он.

– А защитный купол? – спросил Бермята.

– На этот раз он с ним не церемонился. Просто как раскалённым прутом ткнул в пластмассу!.. О, да тут и в комнатке то же самое! Теперь понятно, как он прошёл через лабиринт!

Настасья хлопнула в ладоши. В комнате стало светло. Ева увидела, что в воздухе повисли оплавленные стеклянные нити – уничтоженная магия невидимого лабиринта.

– Вы это видели? Зоопланктон криптогамный! Мы ничего не могли сделать! Ничегошеньки! – воскликнул Бермята.

– Жаль, я выстрелить не успела! Даже зрачками двинуть не могла! Албыч мне взгляд заморозил! – пожаловалась Любора. Трубы на её плечах запоздало зашевелились, только выцеливать им было уже некого.

– И хорошо. Стрелять было бы идеей ОЧЕНЬ среднего масштаба! – сказала Настасья. – Ты его посох видела? Это был сгусток чистой магии примерно в пятьдесят тысяч магров… Им Албыч прожёг купол защиты и уничтожил лабиринт. И им же ударил змея!

– Но змей выжил! – сказала Любора.

– Вот именно! Всё, что Албыч сумел – это на минуту оглушить змея и протолкнуть его сквозь границу мира. Которую змей, однако, прекрасно сможет прорезать вторично.

– А зачем он обмотал его золотым руном?

– Это был единственный способ его взять. Змей не из материи нашего мира. У него только жало из нашей материи – им он и убивает, – сказал Тибальд. Он достал вещун и нерешительно вертел его в руке. – Придётся разбудить Невера Невзоровича. Советую зажать уши… Будет много новых слов! – хмуро предупредил он.

– А зачем будить Невера? – спросил Бермята.

– Только он сможет объявить Албыча в розыск!.. Похищение золотого руна – это очень серьёзно. Мы поднимем на ноги всю маглицию!

– Надеюсь, – сказала Настасья. – Но всё же прошу обратить внимание: Албыч спас нам жизнь.

– И похитил руно! – заявил Тибальд. – Помнишь брызги глины на защите? Думаю, он и вчера приходил, но, скорее всего, без посоха… Ему нечем было распутать лабиринт. Сегодня же он даже с куполом не стал церемониться – просто прожёг его.

Настасья кивнула:

– Возможно. Но отвечу вопросом на вопрос. ЗАЧЕМ ОН ЭТО СДЕЛАЛ? Возможно, Албыч прожёг купол потому, что чувствовал, что змей близко, а распутать магию не успевал.

Тибальд вдохнул через нос, вместе с воздухом набираясь храбрости для разговора с бешеным начальством, и снял вещун с блокировки. Но сначала он успел связаться с Нахабой, вещун затрясся, завибрировал, и из него стали высыпаться буквы. Тибальд торопливо разгребал их в кучки, и буквы складывались в слова.

– Невера Невзоровича будить не надо! – сказал он тихо.

– Почему?

– Он уже сам разбудился! Звонил мне три раза и пытался вызвать на работу. Вот этих вот слов не читайте… Это всякие начальственные вопли! Он очень несовременно относится к внукам волкодлаков. И это при том, что сам он, да простят мне нетолерантность, просто вонючий пустотелый вампир! – Тибальд торопливо сгрёб две кучки в сторону и застенчиво прикрыл их газеткой.

Любора включила свой вещун, и из него тоже посыпались буковки.

– У меня тоже куча оповещений! Сегодня ночью совершено нападение на ГХМВ 1 СО! Подробности неизвестны. Не выяснено даже, находятся преступники внутри или уже скрылись. Туда стянут весь московский магнизон. Отряд боевых магов готовится к штурму, но приказ пока не отдан.

– Почему?

– Так сразу нельзя. Нужно подготовиться! – серьёзно сказала Любора. – ГХМВ 1 СО – это первый Секретный Отдел Главного Хранилища Магических Вещдоков, где хранятся особо опасные артефакты. Выпустят какого-нибудь драконобойного джинна, который плюётся плазмой… И чем от него отбиваться? МСС?

– МСС? – переспросила Ева.

– А, так ты не знаешь! Магзели обожают аббревиатуры! Никогда не скажут просто «сглаздамат», а всегда МСС – Метатель Скоростных Сглазов! Не «замораживалка», а БМТ – Блокиратор Магии Температурный… Не амбал с фингалом, а КПРБКА – Коллега по Работе Без Карьерных Амбиций… Ну и так далее! – сказала Любора и побежала к балкону. Трубы на её плечах хищно вертелись. Из вещуна, который она держала в руке, продолжали сыпаться буквы.