Я провела так много времени, сидя на середине лестницы, что начала чувствовать себя Кристофером Робином.
Я и сейчас там сидела, наблюдая за переполненным вестибюлем, где несколько дюжин членов съемочной группы разбились на маленькие кучки и разговаривали. Я узнала только женщину по имени Марион, которая днем увела Бан Китс. Поскольку Бан нигде не было видно, я предположила, что она все еще отдыхает в своей комнате.
– Леди и джентльмены! – окликнул кто-то, хлопая в ладоши, чтобы привлечь внимание. – Леди и джентльмены!
Гул разговоров смолк так же резко, как будто его обрезали ножницами.
Бледный молодой человек с песочного цвета волосами пробрался к подножию лестницы, поднялся на пару ступенек и повернулся лицом к остальным.
– Сейчас к вам обратится мистер Лампман.
Чтобы усилить старомодное электрическое освещение Букшоу, принесли несколько неярких ламп.
Откуда-то из теней за ними появился крошечный мужчина средних лет и, словно мальчик на сельской дороге, небрежным и медленным шагом пересек вестибюль, как будто в его распоряжении было все время мира. Он был одет в довольно поношенную оливково-зеленую шляпу-федору, черную водолазку и черные брюки.
В другой одежде Вэл Лампман вполне сошел бы за эльфа.
Он повернулся лицом к аудитории. Я заметила, что он не поднялся ни на одну ступеньку.
– Как приятно видеть так много знакомых лиц – и новые лица также, – сказал он. – В числе последних – Том Кристи, помощник режиссера…
Он прервался, чтобы положить руку на плечо подошедшего к нему кудрявого мужчины.
– …который присмотрит за тем, чтобы все было в порядке и никто из вас не натыкался на стены.
Раздался легкий, но вежливый смех.
– Как большинство из вас в курсе, мы столкнулись с небольшим затруднением. К несчастью, Пэт Макналти получил травму, и, хотя меня заверили, что с ним будет все в порядке, нам придется обходиться без его великодушных наседкиных маневров, по крайней мере какое-то ехнической командой до особого уведомления будет руководить Бен Латшоу, и я знаю, что вы проявите по отношению к нему любезность.
Головы повернулись, но я не видела, на кого смотрят.
– Я надеялся устроить прогон первой сцены с мисс Уиверн и мистером Дунканом, но, поскольку он еще не приехал, вместо этого мы отрепетируем сцену сорок два с горничной и почтальоном. Где горничная и почтальон? А! Жанетта и Клиффорд – хорошее шоу. Подойдите к мисс Тродд, и мы встретимся наверху, как только закончим здесь.
Жанетта и Клиффорд прошли по вестибюлю по направлению к очкастой Марион, махавшей в воздухе дощечкой, чтобы показать им путь через толчею.
Марион Тродд – так вот как ее зовут.
– Вэл, дорогой! Прости, я опоздала.
Голос прозвучал словно хрустальная труба, отразившись от полированных панелей вестибюля.
Все повернулись и увидели, как Филлис Уиверн начала шествие по западной лестнице. И какое шествие! Она переоблачилась в костюм мексиканской танцовщицы – белую блузку с рюшами и юбку, напоминавшую пляжный навес над шезлонгом.
Только банана в волосах не хватало.
Раздались редкие аплодисменты и одинокий свист, отчего она притворилась, что краснеет, обмахивая щеки рукой.
Ей, должно быть, ужасно холодно с короткими рукавами, подумала я. Хотя, может, работа под жаркими лампами сделала ее невосприимчивой к английской зиме.
Один раз она остановилась, чтобы беспомощно пожать плечами и указать подбородком в сторону верхнего этажа.
– Бедняжка Бан, – сказала она неожиданно торжественным голосом. – Я пыталась влить в нее немного супа, но она не смогла удержать его. Я дала ей кое-что, чтобы она уснула.
Спустившись к подножию лестницы, она проплыла по вестибюлю, взяла Вэла Лампмана за руки, как будто чтобы помешать ему коснуться ее, и клюнула его в щеку.
Даже с того места, где я сидела, было видно, что она промахнулась на милю. Она, похоже, была слегка раздраженной, подумала я, потому что он похитил ее аплодисменты.
Пока они держали друг друга на расстоянии вытянутой руки, распахнулась входная дверь, и появился Десмонд Дункан.
– Прошу у всех прощения, – сказал он голосом, известным всему миру. – Последний дневной спектакль в пантомиме. Представление по королевскому указу. Просто не мог вырваться.
Он кутался во что-то вроде тяжелого мехового пальто – из буйвола или яка, подумала я. На голове – широкополая мягкая шляпа вроде тех, что носят художники на континенте.
– Тед! – окликнул он, похлопав одного из электриков по спине. – Как твоя миссис? Продолжает собирать спичечные коробки? Я добыл один, которой ей может понравиться, – прямо из «Савоя». – И добавил, на театральный манер выразительно подмигнув: – Только двух спичек не хватает.
Я видела Десмонда Дункана в фильме, название которого позабыла: о маленькой девочке, которая нанимает неудачника адвоката, чтобы воссоединить своих отдалившихся родителей. Еще я видела несколько его фотографий в журналах для поклонников, которые Даффи прячет на дно ящика со своим нижним бельем.
У него был острый крючковатый нос и выступающий подбородок, из-за чего абрис его профиля напоминал молнию – профиль, узнаваемый от Гренландии до Новой Гвинеи.
Неожиданные вздохи сзади и выше заставили меня изогнуть шею и посмотреть наверх. Могла бы догадаться! Сквозь балюстраду глазели Даффи и Фели. Должно быть, лежат на животах на полу.
Фели делала движения ладонями, давая мне понять, чтобы я не глазела на них и не выдавала их присутствия.
Я проскакала вверх по ступенькам и легла на пол между ними. Даффи попыталась меня ущипнуть, но я откатилась.
– Сделай это еще раз, и я прокричу твое имя и размер лифчика, – прошипела я, и она пронзила меня ненавидящим взглядом. Даффи совсем недавно начала развиваться и еще стеснялась трубить о подробностях.
– Взгляни на них, – прошептала Фели. – Филлис Уиверн и Десмонд Дункан на самом деле здесь, в Букшоу!
Я бросила взгляд сквозь балюстраду как раз вовремя, чтобы увидеть, как они соприкасаются кончиками пальцев – словно Бог и Адам на потолке Сикстинской капеллы, если не считать, что из-за их одежды сверху казалось, что это большой бизон встречается с маленькой юлой.
Десмонд Дункан уже снимал объемистое пальто, которое сразу же подхватил маленький человечек, следовавший за ним по пятам.
– Вэл! – громко сказал он, вбирая взглядом вестибюль. – Ты снова это сделал!
Вместо ответа Вэл Лампман натянуто улыбнулся и слишком небрежно посмотрел на часы.
– Ну что ж, – сказал он. – Все в сборе и сосчитаны. Жанетта и Клиффорд, вы там. Можете оставаться внизу. Все-таки сегодня вечером мы займемся главными героями. Первая репетиция состоится завтра утром в полвосьмого, в костюмах – в девять пятнадцать. Мисс Тродд выдаст списки через два часа.
– Вот твой шанс, – прошептала Даффи, толкнув Фели. – Иди спроси его!
– Нет! Я передумала! – заявила Фели.
– Глупая верблюдица! – сказала Даффи. – Ты хочешь, чтобы я его спросила? Я это сделаю, так и знай.
И она прошептала мне:
– Она хочет попасть в статисты. Зациклилась на этом.
– Нет! – сказала Фели. – Тихо!
– О, мистер Лампман, – довольно громко произнесла Даффи, – моя сестра…
Вэл Лампман взглянул вверх в тени.
Фели ущипнула Даффи за предплечье.
– Прекрати! – прошипела она.
Я поднялась с пола, протерла лицо ладонью, поправила одежду и подошла к лестнице так, что отец бы мной гордился.
– Мистер Лампман, – произнесла я с лестничной площадки. – Я Флавия де Люс, из де Люсов из Букшоу. Моей сестре Офелии семнадцать лет. Она надеется, вы сможете дать ей маленькую роль. – Я сделала указывающий жест. – Это она смотрит сквозь перила.
Вэл Лампман заслонил глаза рукой и всмотрелся в темное дерево.
– Пожалуйста, покажитесь, мисс де Люс, – сказал он.
Наверху Фели встала на колени, потом поднялась на ноги, отряхнулась и с глупым видом посмотрела поверх перил.
– Вы сгодитесь, – сказал он наконец. – Подойдите к мисс Тродд утром.
В закутке под лестницей зазвонил телефон, и, хотя я не могла видеть, я услышала размеренные шаги Доггера, приблизившегося из кухни снять трубку. После приглушенного разговора он показался в поле зрения и увидел меня на ступеньках.
– Это викарий, – сказал он. – Мисс Фелисити позвонила ему, чтобы сообщить, что полковник де Люс останется на ночь в Лондоне.
Должно быть, снег валит как черт знает что, довольно жестоко подумала я.
– Странно, что тетушка Фелисити не позвонила сюда, – заметила я.
– Она пыталась больше часа, но линия была занята. Поэтому она позвонила викарию. Так получилось, что утром он поедет в Доддингсли забрать еще несколько падубов для украшения церкви. Он любезно предложил встретить полковника де Люса и мисс Фелисити на вокзале и привезти в Бук-шоу.
– Падуб и плющ, – громко пропела я, не беспокоясь, что немного фальшивлю. – Когда они о-о-о-ба в по-о-олном цвету-у-у! Из всех ядов, что есть в лесу, падуб – король!
Вероятно, подумала я, это потому, что он содержит теобромин, горький алкалоид, который можно также обнаружить в кофе, чае и какао и который был впервые синтезирован незабвенным немецким химиком Германом Эмилем Фишером из человеческих выделений. Теобромин в ягодах и листьях падуба – это один из цианогенных гликозидов, которые при проглатывании выделяют цианид водорода. В каких количествах – мне еще предстоит определить, но от одной только мысли о столь сладостном эксперименте я затрепетала!
– Вы думаете об илицине, – сказал Доггер.
– Да, я думаю об илицине. Это алкалоид в листьях падуба, он вызывает понос.
– Полагаю, я где-то читал об этом, – сказал Доггер.
Я могу использовать ту же охапку веток падуба, которую притащила домой для изготовления птичьего клея!
– Будь начеку! – пропела я, прыгая вверх по лестнице с мыслями не только о захвате Деда Мороза.
Влажные тяжелые хлопья падали прямо на землю, проносясь мимо освещенных окон моей лаборатории, и среди них не было двоих похожих, однако все они – члены одной семьи.
В случае со снежными хлопьями семья зовется Н2О, известная непосвященным как вода.
Как вся материя, вода может находиться в трех состояниях: при нормальной температуре это жидкость; нагретая до 212 градусов по Фаренгейту[15], она превращается в газ; охлажденная ниже 32 градусов[16], кристаллизуется и становится льдом.
Из трех состояний лед – мое любимое: вода, будучи замороженной, классифицируется как минерал – минерал, чья кристаллическая форма, например в айсберге, может копировать бриллиант величиной с «Королеву Елизавету»[17].
Однако добавьте немного тепла – и пф! Это снова жидкость, способная легко проникать с помощью одной лишь силы гравитации в самые потаенные места. Одна только мысль о подземных местечках, куда попадает вода, вызывает у меня щекотку в животе!
Потом поднимите температуру еще выше – и опля! – это газ, и неожиданно он может летать.
Если это не волшебство, я не знаю, что это такое!
Азотноватистая кислота, например, совершенно очаровывает: при температуре –4 она принимает форму бесцветных кристаллов в форме призмы; подогрейте ее до 7 градусов – и она станет прозрачной жидкостью. При 30 градусах жидкость желтеет, потом становится оранжевой, а при 82[18] – закипает и превращается в коричнево-красный дым: все в пределах разницы температур в 82 градуса!
Потрясающе, когда об этом задумываешься.
Но вернемся к старой подруге воде, в данном случае суть заключается в следующем: не важно, горячая или холодная, в каком она состоянии, какие у нее качества или цвет, каждая молекула воды состоит всего лишь из одного атома кислорода, связанного с двумя сестринскими атомами водорода. Нужны они трое, чтобы возникли ослепляющая снежная буря, или гром, или пухлое белое облачко в летнем небе.
О Боже, как многообразны твои труды!
Позже, в кровати, я, выключив свет, некоторое время прислушивалась к отдаленным звукам, производимым людьми, совершающими последние приготовления к завтрашнему утру. Где-то в западном крыле они продолжат настраивать свет; где-то Филлис Уиверн будет зубрить сценарий.
Но наконец, спустя целую вечность, дневные труды были закончены, и после нескольких неохотных похрустываний и стонов Букшоу уснул в молчании падающего снега.