Индустрия спасения от тоски


«Мы научим вас жить и продиктуем рецепты!» Красота и здоровье, богатство и деловой успех, веселье, комфорт, путешествия. Разве не это вам нужно?! Разве не в этом цель?!

Спасибо вам, энергичные зазывалы на праздник жизни, зазывалы, прячущие печаль в морщинах и уголках рта. Уставшему вьючному животному вы щедро подкладываете в кормушку свое безвкусное месиво. Других товаров у вас нет.

Я хочу найти имена для того, что вижу. Быть человеком означает уметь давать имена.

Индустрия спасения от тоски – вот что такое наша с вами современная цивилизация. Как можно успешно бороться с наркоманией, если вся цивилизация сама по себе есть наркотик? Она взвинчивает нервы, зовет развлекаться, запрещает сидеть на месте. Стоит замереть, и тоска без стука входит в любую дверь, заставляет из угла в угол ходить по комнате, задавать самому себе тяжелые вопросы.

А мы не будем бояться тоски и рожденных ею вопросов. Мы благословим тоску и с нею обнимемся. Пусть она сдавит нам грудь, потому что она сильнее. Пусть она заставит нас помолиться. В армии некогда тосковать. Там чуть что – «упал – отжался». На гражданке тоже не надо киснуть. Здесь чуть что – «упал – поклонился Богу – поднялся». Это ли не красота?!

Вот Непорочная Дева смотрит с иконы в самое сердце и видит его до дна.

Радуйся, Адамово воззвание! Радуйся, слез Евиных избавление! Радуйся, из Нея же родися будущей жизни наслаждение!

Зашептали уста, зашевелилась мысль, быстрее забилось благодарное сердце. Будущее и прошлое, словно края свернувшегося свитка, соприкоснулись.

Был на нашей печальной земле Сладчайший Иисус. Не только в Палестине был. Смелость беру на себя мечтать и фантазировать. А что если за те сорок дней, что прошли от Воскресения до Вознесения, Господь Иисус Христос весь мир обошел, все места посетил? В особенности те, о которых Он заранее знал, что там Его имя прославится. В Радонежских лесах был, Саровские пустыни обошел, греческие острова благословил, жаркий воздух Египта освятил Своим дыханием. Смотрел прозорливым и чудным взглядом туда, где еще не было человеческих селений, туда, где скоро должна была закипеть жизнь святая. И там, где жизнь уже была, тяжелая, несносная, запутанная, тоже смотрел вокруг. Странником и пришельцем обходил села, из которых со временем выйдут Антонии и Пахомии.

Разве трудно Ему было бы это сделать? Ведь Он входил к апостолам через закрытые двери, появлялся внезапно, уходил, не предупреждая. Быстродвижен, легок, всесилен, благоуханен. Все сорок дней ученики провели, как воины на страже, в непрестанном радостном ожидании. Придет, утешит, укрепит, откроет тайны и вновь оставит их одних. Пусть поют, молятся, исполняются Духа. А Сам куда? Никто не знает. Но я мечтаю и дерзаю фантазировать. И радостно мне думать, что мог Он, воскресший, все горькие источники этой бедной Земли превращать в те дни в источники сладкие, как когда-то во время сорокалетнего странствования.

Вот я тоскую. Тоскую часто и тяжело, а Он смотрит на меня. Рядом стоит и смотрит.

– Любишь ли Меня?

– Господи, Ты все знаешь. Ты знаешь, что я люблю Тебя!

– Паси овец Моих!

– Когда увижу Тебя? Грустно мне, даже до смерти грустно смотреть на витрины, рекламы и лица попутчиков в метро. Долго ли еще буду странствовать? Что еще пережить придется? Ты слышишь меня? Ты меня не забудешь, не бросишь? Ведь Ты же меня создал.

Молчит.

А в сердце ответы сами рождаются, закипают, набегают один за другим, словно волны на берег. «Скоро увидишь. Скоро. Все сны заканчиваются. И эта странная жизнь, эта каша, сваренная из сладостей и тревог, как сон, пройдет. Увидишь Его. Даже не сомневайся. А пока голос Его слушай. Всякий раз, когда Евангелие читают, замри и слушай. Это Он говорит! На образ Его смотри, как на живого и здесь стоящего. К чаше иди. Хватайся за ризы, как кровоточивая. Умывай Его ноги слезами, как кающаяся распутница. Только иди, не стой. Даже когда на месте сидишь, умом к Нему иди».

Люди ходят вокруг, а умом многие завязли и сидят на месте. Ум человеческий так легко увязает и так безнадежно. Надо всем рассказать, что Он вернется. Что тот день, в который многие так слабо верят, обязательно наступит. Надо ходить на кладбища, туда, где воскреснут мертвые. Надо ходить туда, где сладко и тихо, где колокол звонит, где перед образом – лампадка.

Воздух покраснеет в тот час. Среди белого дня вдруг засияют звезды. И засияют тревожно, заморгают, как глаза, готовые заплакать. Монахи во всех обителях почувствуют, что дождались. «Наконец-то», – скажут и усилят последнюю молитву. Спящие пробудятся, словно от приснившегося кошмара, и вдруг застыдятся своей наготы и неготовности. Женская красота покажется отвратительной. В клубах и ресторанах внезапно увянет веселье, и всем вдруг захочется выбежать на воздух. А воздух вдруг станет плотным, густым, так что захочешь бежать и не сможешь. То, что слушал как сказку, станет реальностью, грозной и неизбежной. И никто не оправдается тем, что не слышал, не знал, не отнесся серьезно.

«Горы, падите на нас! Холмы, покройте нас! Куда нам бежать от Сидящего на Престоле?!»

Земля, уставшая поедать мертвецов, пресыщенная костями и мертвой плотью, зашевелится, задрожит, начнет открывать уста. По-прежнему спит Везувий, но весь мир превратился в Помпеи. И нет уже ни у кого сомнений, что это – Последний День.

Я вижу это. Пью воду и вижу. Ем хлеб и вижу. Стою с утра перед зеркалом, а вижу не себя в отражении, а то, что будет.

Так что же ты тоскуешь, душа моя, словно ты ребенок, которого не забрали из садика? Что ты мечешься, как животное в клетке? Радуйся. Ободрись. Если любишь Судью, то на суд ведь идти не страшно. Знание будущего подарил тебе Вездесущий. Память о прошлом у тебя от Него же. Так что же ты мучишь себя беспричинной дрожью, как одна из неразумных?

Да я и не тоскую уже. Была тоска, но ушла. Испарилась, как дождь на горячем асфальте. Высохла, как детские слезы. Я вспомнил о Нем, и тоска ушла, словно ее и не было. Ведь я люблю Его, и Он меня не забудет.