Иногда мне требовался отдых и я оставляла Ханну у одной из местных женщин, присматривающей за детьми у себя на дому. Сейчас я понимаю, что она была немного нерадивая; в доме царил беспорядок, всякий раз, завозя Ханну, я заставала там четверых ее собственных детей и, по меньшей мере, еще одного малыша, за которым она приглядывала. Но самое главное, что эта доброжелательная, прагматичная женщина выражала готовность принимать Ханну – к тому времени слухи о репутации Ханны расползлись по всей деревне, мало кто хотел иметь с ней дело. Признаюсь, я была в отчаянии.
Наверное, мне не стоило удивляться тому, что Ханна поступила именно так. В то утро она сказала мне, что не желает туда идти:
– Они безмозглые зануды, а в доме воняет мочой, – примерно так она выразилась. Полагаю, все последующее было ее способом наказать меня.
Мне не забыть гневного голоса позвонившей мне Кэти.
– Приходи и забирай свою дочь прямо сейчас, – выпалила она и бросила трубку.
В машине я мысленно перебирала возможные варианты. Набросилась на одного из детей? Что-нибудь украла? Но нет, в действительности все оказалось гораздо хуже. Когда я подъехала, Кэти уже ждала у дверей дома, при виде ее лица у меня мороз пробежал по коже.
– Ханна устроила пожар в спальне моего сына, – сказала она, скрежеща зубами.
Пути назад теперь не было. Не удастся замести мусор под ковер и делать вид, что с возрастом это пройдет, что Ханна переживает тяжелый этап в развитии. Ханна взяла спички из сумочки Кэти, пробралась наверх, сгребла в кучку книги Каллума и подожгла их. К счастью, Кэти почувствовала запах дыма прежде, чем огонь успел распространиться дальше – Ханна лишь успела прожечь большую коричневую дыру в ковре. Даже не хочу думать, что случилось бы, охвати огонь весь дом.
– Каллум меня взбесил, – пожала плечами Ханна, когда я спросила ее, зачем она это сделала. На тот момент ей было семь лет.
Наша деревня маленькая. К тому времени Ханна уже успела поиздеваться над половиной школы, да и Кэти была не из тех людей, кто держит секреты при себе. Скоро все всё узнали бы. Давным-давно, когда я была бездетна и наивна, рисуя в воображении, какой будет моя семья, я представляла, что подружусь со всеми местными мамочками. Мы установили бы прочные добрососедские отношения и наши дети счастливо играли бы в саду то одной семьи, то другой. И конечно, тогда я была уверена, что мы будем жить в той же деревне, где прошли мои детство и юность. Однако этого не случилось. Я еще надеялась, что мы станем частью нового сообщества. Мы начали бы с чистого листа. И вот чем всё закончилось: мой ребенок превратился в парию. У нее не было друзей, ее не приглашали в гости. Мамочки из школы регулярно встречались, но мне никогда не предлагали присоединиться. А теперь еще и это… Я не знала, как смогу опять появиться на людях.
На следующий день, отведя Ханну в школу, я поехала в библиотеку Питерборо. Направилась к разделу по психологии и начала перебирать все подряд. Я с трудом представляла, что искать, пока не наткнулась на нужную информацию, и в тот же момент уже даже не обратила внимания на слезы, хлынувшие из глаз.
Когда вечером Даг вернулся с работы, я поджидала его на диване. Накануне он пришел поздно, и у нас не было возможности подробно поговорить про то, что натворила Ханна; и сейчас, войдя, Даг настороженно на меня посмотрел.
– Просто выслушай меня, о’кей? – попросила я.
Он кивнул, сел рядом, и я протянула ему увесистую пачку с копиями, которые я сделала днем. Прежде чем приступить к чтению, он бросил на меня взгляд из-под нахмуренных бровей. Я затаила дыхание.
Наконец Даг поднял голову с выражением изумления на лице.
– Расстройство личности в детском возрасте? – спросил он. – Ранние признаки социопатии? Ты это серьезно?
Я придвинулась к нему поближе.
– Даг, пора взглянуть правде в лицо. Больше так продолжаться не может, Ханна подожгла комнату Каллума, повредила мой глаз так сильно, что пришлось обратиться за неотложной помощью. Она убила Луси… и потом, эта бесконечная ложь, воровство, буллинг. – Я все больше раздражалась и поэтому заставила себя остановиться и сделать глубокий вдох. – Есть такое понятие, как диссоциальное расстройство личности, в книгах пишут, на какие тревожные звоночки стоит обратить внимание.
Я с нетерпением выхватила из его рук пачку бумаг и начала листать в поисках нужного мне места, затем прочла вслух:
– Диссоциальное расстройство личности и социопатия могут проявляться в детстве: желание издеваться над животными или убивать их, склонность к умышленным поджогам, манипулирование другими людьми… – Я посмотрела на него. – Даг, возможно все это именно про Ханну.
– Бет, – покачал он головой. – Брось…
– Почему ты все отрицаешь? – спросила я. – Мы могли бы ей помочь. Мы могли бы помочь нам!
– Хочешь, чтобы ее отправили на лечение? – ответил он; от переживаний его голос звучал зло и резко. – Упекли за решетку? Кто она, по-твоему, будущий серийный убийца? Ты это имеешь ввиду?
– Нет, конечно, нет. Я этого не говорила. Я напугана не меньше тебя. Я люблю Ханну. Но я уверена, что с нашей девочкой происходит что-то ужасное, нужно помочь ей как можно скорее. Я знаю, тебе страшно, но это не значит, что мы не любим ее. А что, если она навредит Тоби?
Даг отвел взгляд.
– Тот мозгоправ, к которому мы ее как-то водили, сказал, что с ней все в порядке.
– Он сказал, что она слишком мала, чтобы поставить диагноз.
– Господи!
Даг поднялся с дивана и начал расхаживать взад-вперед по комнате, остановился у окна, постоял там в тишине, глядя на улицу. Потом он вновь заговорил каким-то не своим, сдавленным голосом:
– Если это все так и ты права… не могут ли они забрать у нас Ханну, Бет? Вдруг они решат, что мы не в состоянии заботиться о ребенке, что мы виноваты в том, какой она стала?
– Даг, Ханна ведет себя день ото дня все хуже, – осторожно напомнила я. – Ей необходима помощь. Да и нам тоже.
Даг кивнул, я с замиранием сердца ждала, пока он продолжал глядеть в окно.
– Хорошо, – промолвил он наконец. – Хорошо, давай попробуем еще раз обратиться к специалисту. – Даг посмотрел на меня. – Только не к этому придурку из Питерборо.
Он грустно улыбнулся мне, чего давно уже не делал, по моим ощущениям – целую вечность, и это было огромным облегчением. Думаю, тот редкий момент близости между нами сподвиг меня вытащить из небытия то, о чем мы договорились никогда друг другу не напоминать и сказать ему следующее:
– Даг, я хочу поговорить о том, что произошло, – выпалила я. – О том, что мы сделали.
Он понял, к чему я клоню, и мгновенно затих. Мои слова повисли в воздухе между нами.
– Слушай, Бет, – сказал он наконец. – Я не могу сейчас об этом думать…
– Пожалуйста, Даг, – умоляла я. – Давай просто поговорим, мне это необходимо. Мои мысли постоянно крутятся вокруг этого, а твои – разве нет? Я просыпаюсь и думаю, о чем мы солгали, о бедной семье этой девочки…
Он ответил резким тоном:
– Бет, все в прошлом. Мы договорились…
– Но мы поступили плохо. Настолько плохо, что нам не следовало бы…
Даг смерил меня таким ледяным взглядом, что я тут же ошарашенно замолчала.
– Это было твое желание, и теперь нам с этим жить.
Я вытаращила глаза.
– Я? Мое желание? Даг, мы оба этого хотели.
Понурив голову, он собрался уходить.
– Пожалуйста, Даг, останься! – Я разревелась.
Он остановился, не оборачиваясь, помедлил в тишине и решительно вышел из комнаты. Я услышала, как с грохотом закрылась входная дверь.
Он вернулся через несколько часов, пьяный, молчаливый, все еще слишком злой, чтобы даже смотреть в мою сторону.
В следующие дни мы практически не общались. Я записалась на прием к семейному врачу, выдавшему мне направление к детскому психологу в Кембридже, где нас поставили в лист ожидания на несколько недель вперед. Одиночество после нашего разговора с Дагом было невыносимым. Я все больше погружалась в себя, размышляя о вещах, которые однозначно следовало бы оставить в прошлом. Я знала, что только один человек был в состоянии мне помочь – тот, кто уже однажды дал ответы на все вопросы, и кому был известен наш секрет так же хорошо, как нам – его. Разговор с ним принес бы облегчение, как если бы вскрыли давно гноящуюся ранку. Я отдавала себе отчет в том, что Даг никогда не согласится, он ужаснулся бы от одной идеи нашей повторной встречи – но чем больше я представляла, как набираю телефонный номер, тем отчаяннее мне хотелось это сделать.