Saido, г. Малая Вишера, Новгородская область
– Мастер, а когда вы будете учить меня делать свечи?
Антошка с надеждой смотрел на старика, не скрывая нетерпения. Работа Мастера Cвечных Дел была всегда в почете, а самих Мастеров уважали за умение создавать из воска тонкие волшебные свечи, которые отпугивали злых духов и демонов. Все знали, что Мастером может стать только самый искусный человек с добрым, отзывчивым сердцем и смелым духом.
Только такие люди вдыхали в воск жизнь, только у таких он легко плавился на пару и застывал в формочках, покорно принимая тот образ, который задал Мастер. Остывший воск был крепче любого камня, и каждый знал, что никто из смертных не в силах сломать волшебную свечу, сделанную рукой Мастера. Пламя такой свечи горело ярче фонаря, тепло, исходящее от нее, успокаивало и умиротворяло. Свеча гнала прочь зло и вселяла в сердца надежду и веру.
Вот почему Антошка, подмастерье, пока еще выполнявший незначительные поручения, мечтал сам изготавливать свечи.
Но Мастер лишь улыбался, не торопясь с ответом. Наконец он заговорил. – Скажи мне, Антоша, какие обязанности ты выполняешь?
– Я кипячу воду, чищу подсвечники, мою воск и формочки… К пасечнику хожу да за скотиной слежу, – перечислил мальчик и слегка улыбнулся.
Мастер кивнул.
– За всё это время, Антон, ты должен был усвоить свойства воска. Скажи мне, что такое воск? Откуда он берется?
Антошка лишь самоуверенно улыбнулся.
– Проще простого. Воск – это белая твердая штука, которую пасечник продает.
– А вот и нет, – покачал головой Свечник, – рановато тебе еще за свечи браться, коли основ не знаешь.
– Так вы расскажите, Мастер, – взмолился мальчик.
Но старик покачал головой снова.
– Рассказать – это одно, а самому выведать – совсем другое, – наставительно произнес он. – Тебе нужно быть внимательнее. Зорко смотри за тем, что происходит вокруг, да на ус мотай.
И Антошка стал внимательнее. Стал он за пасечником ходить да наблюдать. Пасечник сперва открещивался от него, но мальчик был любопытен и назойлив, пришлось уступить.
Узнал мальчик, что пчелы из воска строят соты, в которых хранят мед и свои личинки. Еще он выведал, что воск может быть не только белым, но и желто-бурым и даже зеленоватым от прополиса. От знахаря услышал, что воск обладает сильными свойствами лечебными и используется для изготовления мазей и пластырей, при лечении ран и ожогов.
И вот однажды Мастер позвал его к себе.
– Расскажи мне, ученик, что выведал.
И рассказал ему мальчик всё, что увидел. Как пчелы мед собирают, как в улей возвращаются. И что пасечник да травник сказывали. Похвалил его Мастер от всей души. Воспрянул духом Антошка, загорелись его глаза яркими огоньками: теперь-то уж познает он искусство изготовления свечей чудодейственных. Да только решил повременить старик с обучением его, другое задание дал.
– Принеси мне, Антоша, – сказал он и хитро улыбнулся, – самый чистый и нежный воск, какой только на свете есть. Говорят, мол, такой только пчелы Марьяны-Барсучихи приносят.
Марьяна-Барсучиха, или же просто бабушка Марьяна, владела пасекой и неподалеку от леса жила. Мед, который она продавала, считался сладчайшим медом в округе и стоил больших денег. Поговаривали, будто бы Барсучиха знает языки зверей, может с ними говорить и якобы колдует… Как иначе объяснить, отчего ее мед такой вкусный?
Антоша кивнул и стал собираться в путь-дорогу. Знал он, что далекий путь предстоит ему, потому готовился основательно: залатал прорехи на рубахе, сапоги починил, котомку собрал с краюшкой хлеба да кринкой молока. И побрел себе с Богом.
Долго ли, коротко ли, а вышел он на тропинку лесную да побрел себе к избушке Марьяны. Еще издали приметил он, как пчелы с жужжанием полетели в сторону ульев, и поспешил за ними. Привели его пчелы как раз туда, куда нужно. Антошка к избе подошел, в дверь постучал: тишина. Он еще постучал да окликнул старушку, но никто ему не ответил.
Растерялся он сперва, а потом порешил, что негоже ему ждать да Мастера своего волновать. Подобрался он к ближайшему улью, руку в тряпицу замотал да запустил ее внутрь. Нашарил он соты, соскреб их, в мешок положил да наутек пустился. А пчелы всполошились, взвились роем и за ним полетели, грозя наказать мальчика за то, что вторгся он к ним…
И бежал мальчуган со всех ног, да речка ему вовремя на пути подвернулась. Нырнул он в воду, в камышах от пчел схоронился, а как затихло жужжание, из воды выбрался да домой воротился.
– Принес я воск, Мастер, – молвил он и мешок старцу протягивает. Протягивает, а сам мокрый-мокрехонький.
Мастер-то смекнул, что дело нечисто, да спросил:
– Ты, ученик, чего мокрый-то, как лягушка? Неужто Марьяна тебя купаться спровадила?
– Нет, Мастер, я ей помогал воду из колодца принести да облился.
Солгал Антошка, а самому так стыдно, так боязно стало: а ежели прознает Мастер, что он без спросу в улей чужой полез? Тогда ведь откажется Мастер учить его…
Строго посмотрел на него старик, но ничего не ответил.
– Раз дала тебе Марьяна воск, значит, пора твоя наступила, – серьезно молвил он, и Антошка весь в слух обратился. – Лет уж пять прошло, как ты при мне, при дворе моем. Теперь же начинается самое сложное дело.
Достал Мастер с самой верхней полки формы литейные. Поставил одну на стол и молвил так:
– Стар я стал и скоро в путь далекий отправлюсь, и потому вместо себя придется тебя мне оставить. Слушай же внимательно да смотри.
Взял он воск, учеником принесенный, стал мыть его, а затем от засохшего меда отскабливать. Как покончил с очисткой – сразу воск в посудину положил, а ту в кастрюлю с водой и на печь поставил. Неотрывно наблюдал за ним Антошка, старался запомнить всё-всё, что делал учитель.
– Как вода кипеть начнет, увидишь сам: воск плавиться будет. Смотри, чтоб растаял он до конца, а там уже в форму перелей и остыть дай. Не трогай его, покуда не застынет он.
Присел старик на табурет, на ученика смотрит да объясняет, что потом делать.
– Как свеча твоя крепость наберет, не зажигай ее сразу. Поставь на оконце ее, пущай солнышко сил ей даст. А как смеркаться начнет, вот тут-то и зажечь можно. Ежели свеча сильная, то любую пакость темную враз прогонит, ежели слабая – отпугнет лишь ненадолго.
Сказал так Мастер да спать отправился.
А Антошка стал форму литейную чистить, а после сел да на свечу уставился. Красивые свечи у Мастера выходили, ровные. Любил он еще узоры всякие на свечи накладывать, да и формы литейные порой не только у кузнеца и ремесленников покупал, а и сам делал.
Эта свеча вышла краше всех прежних: окрасил ее Мастер золотой краской и узорами изрисовал. Долго-долго смотрел на нее мальчик, а потом хотел было спать отправиться, да почудилось ему, будто слышит он шаги чьи-то. Внезапно холодом повеяло. Испугался он, вспомним жути ночные да тварей темных. Схватил он свечу, бросился к печке и, заслонку отодвинув, зажег свечку от уголька тлевшего.
Загорелся фитиль, вспыхнул огонек на свечке, да не обычный огонек, а волшебный. Мягкий свет исходил от него, и Антошка невольно улыбнулся, успокоившись.
– Да почудилось мне, с кем ни бывает, – шепнул он сам себе и всё же взобрался на полати.
Утром он не мог найти Мастера нигде: ни в доме не было его, ни во дворе. Голодная коза блеяла в сарайчике, куры кудахтали, а пес тоскливо выл.
– Цыть тебе! – шикнул на него Антошка. – Не кличь беду!
Положил он козе сена и воды налил ей в ведро, курам пшена насыпал да и псу костей с супа вчерашнего кинул. А затем на поиски отправился, в деревню. Но кого ни спрашивал – никто Мастера не встречал.
– Неужто силы темные его похитили? – испугался подмастерье и ночные страхи свои вспомнил.
Но ведь свеча волшебная должна была прогнать прочь существо злое… Вспомнил тут Антошка слова Мастера. Говаривал ведь старик, что честным должен быть Свечных Дел Мастер: нельзя ему ни обманывать, ни людей ссорить. А ведь он-то, преемник его, кражу совершил да учителя своего обманул.
Сделалось тут ему горько, сел он на крылечко и заплакал, Мастера своего поминаючи.
– Точно Марьяна-Барсучиха его извела, ведьма старая… Пришла да за воск отнятый отомстила…
Сидел Антошка, горевал, горевал да совсем духом пал. Покуда не сел перед ним воробей да за палец не цапнул больно-пребольно.
– Ай! Ты чего клюешься?
Глянул он на птичку и приметил пушок белый под клювом, вроде бородки.
И тотчас понял мальчик, что это значило: заколдовала Марьяна-Барсучиха его Мастера.
– Ах, Мастер…
Воробей сердито зачирикал: чего, мол, пригорюнился. Крыльями захлопал, а потом взлетел на крышу. Смотрел на него Антошка, смотрел, а потом вскочил да как крикнет:
– Ну, берегись, Марьяна-Барсучиха! Заколдовала ты моего учителя, и теперь тебе несдобровать!
Затянул мальчик поясок свой, обувку проверил, запер дом на ключ да и пошел себе в лес. Очень уж хотел он Мастера своего из беды вызволить.
Идет он, идет, а за ним воробей летит и что-то чирикает, чирикает…
– Мастер, я освобожу тебя! – заверяет его Антошка, да только у самого уверенности в голосе никакой и нет вовсе.
Чирикал воробей, чирикал да улетел прочь.
Смеркаться стало. Сел Антошка на пенек и пригорюнился: как дальше-то быть? Только слышит он: пищит кто-то сердито. Поднял голову вверх: воробей летит, в лапках свечу красную сжимает.
– Эх я, пустая голова, про свечу-то и позабыл!
Бросил воробей ему свечку, подобрал ее мальчик. Полез за спичками в карман, достал их, а затем свечу зажег. Вспыхнул ярко фитилек, и, освещая себе дорогу, побрел себе ученик вперед.
Трещали кусты, и во все стороны разбегались от света странные темные создания. У одного успел Антошка разглядеть копытца козлиные да рожки.
«Неужто бес, самый что ни на есть настоящий?»
Боязно стало ему, но сел воробей на плечо, и успокоился мальчик. Продолжил он путь свой, стараясь назад не оглядываться. Перед собой на вытянутой руке нес он свечу волшебную, чей свет отпугивал прочь нечисть.
«Вот дойду до ее избушки, войду внутрь… – думал он, – да и скажу ей: расколдовывай Мастера! А не то я тебя, Марьяна-колдовка, изведу волшебством светлым, добрым!»
По дороге встретился мальчику голубь белый. Сидел он под кустом, крыло раненое прятал.
– Мальчик, а мальчик? – заговорил он вдруг с Антошкой, и тот удивленно уставился на птицу говорящую. – Помоги мне! Заколдовала меня злая колдунья, кота своего на меня напустила… Насилу вырвался…
– А чем же я помочь тебе могу? – спросил его Антошка.
Вспорхнул голубь и упал тут же. Приковылял он кое-как к мальчику и молвил так:
– У старухи Марьяны много разных зелий есть, и одно из них облик человечий назад возвращает. Вот такое зелье-то мне и нужно, чтобы чары спали.
Кивнул Антошка:
– Быть посему! Вот и моего Мастера она заколдовала, стал он теперь воробьем, да токмо не говорит языком человечьим, как ты, и не понимаю я, что он сказать мне хочет…
Зачирикал тут воробей сердито, а голубь голову наклонил, вслушиваясь будто бы.
– Говорит твой Мастер, что ежели б ты, Антошка, попросил колдунью от чистого сердца, то могла бы она тебе дать воск. Справил бы ты работу за нее, да по-честному воск заработал бы. Но поскольку ты воск без спросу взял, то осерчала она да Мастера твоего заколдовала. И теперича, коли ты придешь к ней с повинной, она тебя испытает. Пройдешь ее испытания – воротит она облик прежний Мастеру да тебя отпустит с миром. А ежели не справишься – не миновать тебе наказания.
Призадумался тут Антошка, да горячий воск от свечи капнул ему на руку и обжег. Ойкнул мальчик от боли. Глядит: нет голубя, как будто и не было. А на месте его только перо белоснежное лежит.
– Вот ведь чудеса… – пробормотал себе под нос Антошка. – Что ж, нечего делать, нужно выручать и Мастера, и этого доброго человека…
Должен был он уже вскоре прийти к месту нужному, да только чем дальше шел, тем сильнее начинал убеждаться в том, что заколдовали лес. Всё никак не мог он дойти до того места, где вчера избушку колдуньи видел.
Внезапно холодный порыв ветра затушил свечу Антошкину, и оказался он в кромешной темноте. И ничего не успел он сделать, как вдруг схватила его лапища грубая и уволокла куда-то вниз, словно под землю.
– Не тронь меня, сила нечистая! – закричал мальчик, отбиваясь изо всех сил, да токмо не послушали его.
Затащил неизвестный силач его в овраг. Сжался Антошка в углу, дыхание от страха задержал. Лежит-дрожит, дохнуть боится.
– Да ты не робей, малец, – вдруг раздался голос скрипучий. – Не обижу я тебя.
– А кто ты? – тихо подал голос мальчик. – И зачем меня схватил? Вспыхнули тут перед ним глаза болотными огоньками.
– Леший я, – назвался ему дух. – Хозяин я здесь.
– Ну раз ты хозяин, – осмелел немного Антошка, – то, стало быть, все лесные тропинки ведаешь?
Рассмеялся над ним Леший – словно листва зашумела в лесу.
– Ведаю, чего же мне не ведать. Это же владения мои.
– Так не подскажешь мне, как пройти к Марьяне-Барсучихе? Я всё брожу-брожу, а найти ее дом не могу. Словно заплутал, но дорогу знаю верно…
Фыркнул в ответ Леший.
– Эй, малец, малец… Ночь ведь наступила. Ночью всё не так, как днем.
Духи разные по лесу бродят, может, кто потешается над тобой, с пути верного сбивает.
– Так и что же мне делать?
– А ты возьми с собой клубочек, возьмись за нить. Он себе покатится, а ты за ним следуй. Нить у него путеводная – куда надо, туда и выведет.
– Спасибо тебе, Леший, – поклонился ему Антошка. – Стало быть, неправду про тебя люди сказывают, мол, злой ты и вредный.
– Нынче времена такие, – вздохнул хозяин леса. – Кто что хочет, то и говорит…
Помог Леший Антошке выбраться из оврага, пожелал ему удачи, а сам побрел дальше лес охранять.
Долго ли, коротко ли, шел себе Антошка, покуда до избушки колдуньи не добрался.
– Ну, берегись, Марьяна-Барсучиха! – крикнул он, храбрости набираясь. – Ужо встретишься ты мне! Найду вот я зелье твое, ворочу Мастеру облик его истинный да и путника, что встретился мне на пути, расколдую! А затем и с тобою расправлюсь!
Шагнул он к избушке, а тут дверь сама и отворилась. Подивился Антошка, испугался даже. Но затем всё же зашел в избушку. Тотчас дверь за ним затворилась – ахнуть не успел!
– Ах, Марьяна-Барсучиха! – воскликнул мальчик. – Ай да колдовка! Испугать меня порешила? А не бывать посему!
Побрел по горницам искать хозяйку дома, да только не нашел ее нигде. Пустою избушка оказалась.
Стал Антошка тогда вновь по горницам бродить да внимательно смотреть, примечать – как бы не проглядеть заветное зелье.
Наконец увидел он на полочке бутылочку махонькую. Да только взять ее не успел – отворилась дверь. Антошка глядь – на пороге стоит не старуха страшная, а девушка молодая. Коса русая ее лентой украшена, за ухом ромашка заткнута, а сама она в руках ворох трав держит.
– Гой-еси, добрый молодец! Ты почто без спроса в дом мой вошел?
– Здравствуй, Марьяна, – пробормотал пристыженный мальчик. – Я к тебе пришел по делу. Ночью темной некто в дом моего Мастера пробрался да его самого похитил. Наутро обыскал всё вокруг я, да только пташку малую, воробья, приметил. А по лесу пока шел, мне белый голубь встретился. Рассказал он мне, что ранее человеком он был, да токмо ты его заклятьем в птицу обратила. И решил я, что зелье у тебя есть, что обратно в людей превращает.
Выслушала его Марьяна и головой покачала.
– Коли по-доброму поступить ты хотел, то попросил бы зелье. Но ты через порог мой без разрешения перешагнул, а значит, дело злое задумывал.
– Дело злое? – переспросил ее ученик свечника. – Да что плохого в том, что хочу я людей расколдовать?
– Ничего плохого в том нет, – улыбнулась колдунья, – да только уж больно ты люто смотришь на меня. Того и гляди укусишь.
Насупился Антошка, руки в кулаки сжал.
– Ты, мальчик, не думай, что это я твоего Мастера закляла, – только и молвила Марьяна. – Да и того путника, что тебе встретился, тоже не я превратила.
– А кто же тогда?
– А то сестра моя младшая, Даромила Змееустица, она это любит. Кличут ее так, потому что со змеями она говорить обучена. Дела недобрые она замышляет, страшные.
Призадумался тут Антошка, пригорюнился. Никак добрую ведьму оклеветали злые языки? А вот про сестру ее никто не слыхивал…
– Ты прости меня, Марьяна-Барсучиха, за речи дерзкие, – сказал тут Антошка. – Думал я, что ты колдунья злая, а на деле тебя еще и обвиноватили…
Улыбнулась только ему Марьяна, что-то шепнула она на языке неведомом. Тотчас перед нею возникли воробей да голубь. Пошептала она, поколдовала, да обратились они обратно в людей.
Мастер как возник перед Антошкой, так и обнял его.
– Молодец, ученик. Хвалю! – молвил он. – До правды самой добрался. Голубь белоснежный, что юношей обратился, смутился сразу же.
– Марьяна, неужто не ты это закляла нас? Уж прости…
Покачала головой Марьяна и в горнице скрылась. Вернулась она с зеркальцем волшебным.
– Посмотрите в зеркало и увидите того, что на вас заклинание наслал. Глянули Мастер Свечных Дел с юношей, да никого и не увидели. В зеркале только туман возник, скрыл недруга.
– Этой ночью я ощутил странный холод, – тихо молвил Антошка. – Но никого в доме не нашел.
– То темная сила приходила, нечистая, – кивнула Марьяна. – Стало быть, либо Даромилы рук это дело, либо пакость какая-то пошкодничать решила…
Так и не узнал никто правды.
Как только воротились Антошка с Мастером домой, так сразу же за работу принялись. Учился Антошка исправно, премудрости старца запоминая.
Прошло десять лет, подрос мальчик, стал уже юношей статным. Стали на него девицы заглядываться. Был он светел душою и сердцем чист, и каждая девушка мечтала о таком суженом. Но только юный подмастерье лишь о работе своей думал.
Понимал он, что вскоре его черед настанет: больно уж часто стал прихварывать старый Мастер. Переживал за него ученик сильно и надеялся всем сердцем, что нескоро еще смерть к нему явится.
– Чую я, что боишься ты, Антошка, – как-то сказал ему старик и светло улыбнулся. – Не нужно, ученик мой. Прошли уже те времена, когда ты был еще совсем ребенком. Ныне возмужал ты и узнал многие секреты Мастеров Свечных Дел. Лишь в последнюю тайну осталось мне тебя посвятить, и на том дело мое славное будет окончено.
– Не говорите так, Мастер, – взмолился юноша. – Мне свет белый опостылеет, ежели вы уйдете…
Улыбнулся только Мастер да по плечу его похлопал слегка. Тем же вечером собрал он побольше воска, растопил и стал сказывать.
– Дело, Антошка, не в воске и не в пчелах. Форма тоже значения не имеет… Главное, что на сердце у тебя, свечник. Грустно – и свеча выйдет тоненькая, слабая. Весело – сразу же зажжется с первой лучины и не сразу погаснет. А если ты поистине рад и счастлив, то не будет цены такой свече! Но помни: не продаем мы свечи, не ради богатства живем, а чтобы людям нести Свет и темные силы прогонять. И потому никогда – заклинаю тебя – никогда не бери денег за искусство свое!
– А что произойдет? – тихо спросил юноша, размешивая ложкой кипящий воск.
– Обесценится Свечное Дело, – ответил старый Мастер.
Достал он форму древнюю, что ранее хранил в шкатулке резной, и, поставив на стол ее, осторожно перелил воск. Смотрел Антошка как завороженный на то, как растекается воск, принимая формы причудливой витой свечи-розы.
– Эту свечу береги как зеницу ока, – закончив работу, молвил старец. – В ней большая Сила. Но и свои свечи лей отныне смело. Благословляю тебя на дело благородное!
Обнял он крепко ученика своего да и простился с ним. Котомку дорожную уже собрать успел да в путь отправился. Проводил его ученик до порога, как было положено, и долго стоял у двери, смотря на то, как исчезает вдали фигура старца…
Долго еще не мог юный Мастер свыкнуться с мыслью о том, что отныне живет он один. Всё по привычке хотелось ему учителя окликнуть, да только каждый раз себя он одергивал. Корпел он над воском, плавил его, делал Свечи и отдавал их добрым людям. Не мог он себя заставить деньги за свечи свои брать, и потому отдавали ему люди фрукты да овощи. На это прожить можно, да и хозяйство было у Мастера ладное.
И жизнь шла своим чередом, покуда однажды не пришла к нему девица красная. Волосы черные, цвета крыла вороньего, глаза зеленые, яркие, как изумруды. Как глянет на кого – сердце себе покоя найти не может.
– Здравствуй, Свечных Дел Мастер, – так начала она сладко, едва только порог переступила. – Слыхивала я, что Свечи твои особенные.
В ту пору о Мастере Антоне много ходило толков да слухов. Поговаривали, будто его Свечи чудодейственные могли даже хворь прогнать.
– Что люд толкует, того мне неведомо, – осторожно молвил Антон, на гостью глядя с опаской. Что-то было в ее очах странное, не людское.
– А не сделаешь ли ты мне Свечу особую? – поинтересовалась девица и улыбнулась.
– Какую Свечу тебе отлить?
Показал ей Мастер все формы, какие только были у него, кроме одной, той самой, из которой его учитель Свечу в последний раз отлил.
– Много у тебя форм, – похвалила его таинственная девица, – да только не все ты мне показал. Есть у тебя особая, из которой ты никому Свечи еще не отливал. Вот из нее мне и отлей.
Повернулась да пошла к двери, а затем бросила через плечо слова:
– Три дня сроку даю тебе. Как Свечу сделаешь – поставь на ночь на подоконник. Придется мне по душе твоя Свеча – награжу тебя щедро. Не понравится – не сносить тебе головы.
Усмехнулась напоследок да из дому и вышла. Только глядит Антон: вместо тени человечьей тянется за девицей змеиная.
– Даромила Змееустица? – удивленно прошептал он, затем кинулся вдогонку, да только девицы и след простыл.
Испугался сперва Мастер. Похолодело сердце его от страха.
Молился он неистово, успокаивал себя. После взял обычную форму и стал Свечу изготавливать. Весь день возился: воск топил, в форму заливал, студил. Под вечер умаялся так, что чуть не забыл оставить свечу на подоконнике.
Всю ночь заснуть не мог: всё шорохи слышал да скрежет. Под утро сном тяжелым забылся.
С первыми петухами встал, на кухню сразу же побрел, а там на подоконнике свеча лежит – разломанная на мелкие части, с фитилем вырванным.
Не понравилась Даромиле первая свеча.
Мастер покормил скот и второй свечой занялся. Отлил он ее из своей любимой формы, так лелеял свечу, пока отливал, что засветилась она нежным приятным светом.
Прошлая вторая ночь, как первая. И эту свечу сломала колдунья.
Долго раздумывал Мастер, прежде чем всё же достать заветную форму, из которой Мастер его последнюю свою свечу отлил. Бережно держал он ее в руках, осторожно с ней работал, да только при воспоминании о Мастере дрогнула его рука. Упала форма да разбилась.
Испугался Мастер. Что же делать теперь? Не собрать ему форму, не отлить свечу.
Но тут вспомнил он о прощальном подарке старого Мастера. Достал из шкафа Свечу его, что тут же ярко засияла.
Поставил он ее на подоконник да зажег фитиль, а сам, как ни старался, заснуть не сумел.
Прилег он на печку, а сам на подоконник поглядывает.
Как полночь наступила, за окном мелькнула тень, а затем ставни открылись. Проскользнула тень на подоконник, упала на пол и стала колдуньей.
Хотела Даромила взять в руки свечу – да обожглась, закричала дурным голосом.
– Обманул ты меня, обманул! Не свою свечу сделал – чужую поставил! Лютовала колдунья, бесилась. Когти острые выпустила да кинулась Мастера искать, чтобы глаза ему выцарапать. Но свет Свечной ослеплял ее. Натыкалась она на стены и падала.
Ни живой ни мертвый замер на печке Антон, дыхание затаив. Наконец устала колдунья. На ощупь нашла она дверь, снесла ее плечом да прочь выбежала. Еще долго в ночи раздавался ее злобный вой…
Долго Мастер думал да гадал, зачем Даромиле свеча понадобилась. Вся нечисть Света чудесного боится, хоронится подальше от него. А ведьме отчего-то захотелось его свечу заполучить, да не абы какую – из той формы отлитую. Но на счастье же или на горе себе разбил ее Антон.
Не было у него теперь формы. Зато остался прощальный подарок старого Мастера – красивая свеча в форме розы, что горела ярко, стоило ее только зажечь. Не пугали свечу ни порывы ветра, ни сквозняки.
По-прежнему Мастер Антон изготавливал новые свечи и отдавал их людям. И ничего не менялось в его жизни, покуда в очередной раз не столкнулся он с Даромилой.
Эта встреча произошла случайно: отправился Мастер за воском к пасечнику да на обратной дороге притомился. Постелил он на землю плащ и прилег вздремнуть. А покуда спал он, подползла к нему змея и ужалила за ногу.
Вздрогнул Мастер, проснулся тут же от боли. Осмотрел свою ногу, увидел укус да понял, что до деревни не сумеет добраться – кровью изойдет. Стал он тогда на помощь звать.
Эхо разнесло его крик по лесу, распугало зверей да птиц. Услышала его травница юная, бросила корзинку с травами и побежала на выручку.
Антон уже сознание терял, как вдруг перед ним девица возникла. Волосы светлые-светлые, словно рожь зрелая, глаза синие-синие, словно васильки. Улыбнулся он ей и очи сомкнул, голова закружилась…
Очнулся Антон наутро, по сторонам оглянулся. Понял он, что находится в избе чужой. Всё прибрано, аккуратно в доме, на столе щи стоят, его поджидают.
Из горницы хозяйка вышла, кивнула ему.
– Ну, как ты себя чувствуешь? – спрашивает.
– Спасибо тебе, добрая девица, хорошо, – отвечал ей Антон. – Это ты меня из лесу в дом свой принесла?
Рассмеялась девушка, зарделась.
– Да как же мне такого богатыря до дому-то донести? Позвала я на помощь батюшку да брата старшего, подсобили они мне.
Улыбнулся в ответ Мастер.
– Стало быть, мне и их поблагодарить надобно. А как зовут тебя?
– Настасья, – назвалась ему девушка. – Травница я, собирала коренья целебные да твой крик услыхала. Как прибежала я, гляжу – бледный ты весь, а лоб огнем так и горит. Тут-то и приметила, что змея тебя ужалила. Хорошо, что вовремя спохватилась, рану твою залечила.
Посмотрел Мастер на ногу свою, а там повязка наложена. Поблагодарил он травницу от всей души, а та за стол его позвала. Сел он, стал щи хлебать да хозяйку нахваливать, а как закончил трапезу, пришли с покоса отец Настасьи да брат ее, Добромир. Стали толковать о том, о сем, и рассказал им Антон, как дело было.
– Вон оно как, – присвистнул Добромир. – Так то, думаешь, Даромила тебя ужалила, змеею обернувшись?
Пожал только плечами Мастер Свечных Дел.
– Не знаю я того, не ведаю. Много загадок осталось неразгаданных.
Десять лет назад в дом она мой приходила да Мастера моего околдовала. Давеча приходила она за свечою моей, а на что ей свеча, если всё злое и темное света дневного боится, а уж волшебного сторонится да хоронится от него?
Призадумалась тут Настасья, затем посмотрела на отца нерешительно и молвила:
– Батюшка, дозволь Антона до Верескового Холма проводить. Там, глядишь, и обретет ответы на вопросы свои.
Нахмурился тут мужчина, кулак сжал.
– Настасья! Знаешь ты, что это место гиблое. Ни к чему тебе жизнью рисковать да гостя нашего на верную смерть посылать! Запрещаю я тебе ходить туда.
И для пущей верности велел он Добромиру проследить за тем, чтобы сестрица его глупостей не наделала. Да только Настасья всё равно исхитрилась брата провести: в питье ему подсыпала порошок сонный, а как брат заснул у себя в горнице, с печки спрыгнула, в сени прошмыгнула да Антона за собой поманила.
Шли они крадучись, а как на улице оказались, побежали что есть сил, покуда до леса не добрались. Водила его Настасья тропами, известными только ей, и вывела к Холму одинокому, вереском поросшему.
– Здесь, говорят, колдуньи собираются по ночам, – тихо прошептала девица Мастеру. – Здесь дела свои тайные обсуждают да зелья варят. Но только про то немногие люди ведают: лишь отец мой да его праотцы знали, ибо мы сами рода колдовского…
Нахмурился тут Антон.
– Что, так и вы колдовством промышляете?
Испугалась Настасья. Лицо руками закрыла, отступила от него, расплакалась. – То мой прапрадед согрешил, с ведьмою одной спутался. Обещала она ему власть над кладами тайными, учить колдовству взялась, а взамен должен был он в жены взять ее… Так и род наш повелся, да только не все мы силу свою приняли. Отец мой да брат отреклись от нее, я же не сумела. До сих пор порой во мне ведовство пробуждается: то глаза горят огнем, то сны вещие вижу я. Но не бойся, Антон, не хочу я твоей погибели. Привела я тебя для того, чтобы правду узнал ты…
Улыбнулся в ответ его Антон и свечу достал из-за пазухи. Красивую свечу в форме розы. Он носил ее с собой после ночи давней, когда Даромила из избы его вон выбежала с криками.
Он зажег свечу, и пламя ее ровно стояло. Не зажмурилась Настасья, не отступила прочь. Смотрела она спокойно на огонь, и так же спокойно было на душе Антона.
– Пусть колдунья ты, – молвил он ей весело, – а сердце у тебя доброе. Не успела ничего ответить Настасья: вдруг раздались крики да хохот.
Спрятались они с Мастером за Холмом Вересковым, дыхание затаили.
А на Холм спустились ведьмы да спорить стали.
– Говорю я тебе, Даромила, не умер он! – громко кричала одна. – Жив твой Мастер Свечной и еще долго жить будет! Спасла его девчонка от смерти верной, яд твой высосала да сплюнула!
– Чтоб ей пропасть, проклятущей! – взвыла Даромила да ногой топнула так, что комья земли скатились вниз и по макушке стукнули Настасью.
Та обмерла – ни жива ни мертва от страха. Мастер лишь успокаивающе сжал ее ладонь.
– А на что он тебе сдался, Мастер тот?
– Да как перевелись бы его свечи, – начала злобно Даромила, – так и не стало бы света больше волшебного. Люди бы сердцами черствели, грубели, а лекарства не сыскали бы. И тогда всякая нечисть выползла бы, силу набрав, и сгубила бы всех! Вот чего я хочу! А тебе, сестрица Марьяна, никогда не понять… Хорошо же ты устроилась на пасеке своей: медок заговариваешь, травами хворь людскую отваживаешь…
Цекало Света, 14 лет
Голос ведьмы всё злее становился.
– Ан не бывать по-твоему, нет! Одолею я этого Антошку, в бараний рог скручу! – бесновалась Даромила, всё так же притоптывая. – Свечку-то его дареную сломаю да избу его подожгу! Знаниями он обладает древними, опасными – ни один более Мастер Свечных Дел не ведает того, чего ему старый хрыч передать успел!
Всё хотела успокоить ее Марьяна да без толку: что с одержимой возьмешь? Вздохнула она только да рукой махнула.
– Свеча-то его… – вдруг подала вновь голос Даромила. – Особая… чуть глаза мне не повыжгла – как засияла! Того и гляди, убила бы…
Настасья молча пихнула локотком Антона в бок, мол, доставай свечу. Засомневался тот на мгновение, но всё же свечу вынул и снова зажег, а после выпрямился во весь рост да крикнул:
– Что, Даромила, не хочешь ли вновь ту свечу увидеть?
Завыла ведьма, закричала. Глаза ладонями закрывать стала, да только таким был сильным свет, что бил ей по глазам и через ладони. Кинулась она на Мастера, яростной медведицей оборотилась да подмяла под себя, чтобы заломать. Да только тут на подмогу Антону Настасья выбежала. Закричала она что-то звонко, руками замахала – замерла медведица. Свет свечной так и мучил ее, так и резал по глазам, а затем и на лицо переместился, на руки… Задымилась одежда на колдунье, и с воем та побежала искать речку.
А Настасья руки вперед себя выставила, ими от Марьяны ограждается, а сама решительно так смотрит – не подходи, мол, и тебя заколдую!
Расхохоталась только Марьяна.
– Ужо будет тебе, девка, меня пугать. Вижу я, что не робкого ты десятка, да только не обо мне беспокоиться тебе нужно – о Мастере своем.
Опустила тут руки Настасья, зарделась.
– Вижу – по сердцу он тебе пришелся, – улыбнулся пасечница. – Береги его да смотри, в обиду не давай: много еще на вашем веку врагов припасено.
Сказала так да растаяла, словно дым. На деле же поспешила сестру свою непутевую спасать.
Очнулся тут Антон, посмотрел на защитницу свою да и говорит:
– А куда колдуньи подевались?
– А на что они тебе? – спросила строго Настасья, а у самой глаза смеются. – Разве я не хороша?..
Воротились они домой. Конечно же, выговор она строгий получила от отца, но затем пришлось и рассказать о приключениях своих.
А после, как закончился сказ, отправился Антон к себе домой. Да и Настасья за ним поспешила. Сначала всё по хозяйству помогала, а потом сыграли они свадьбу.
На той свадьбе, говорят, сама Марьяна-Барсучиха была, медом всех угощала. Да только слухи это или правда, кто ж теперь скажет…