Пироги должен печь пирожник, у сапожника они не очень хорошо получаются.
Мой чемодан на ленте транспортера оказался одним из последних, я схватила его и рысью понеслась на остановку такси. Купив билет на самолет, который вылетал из Костюково в Москву в восемь утра, я сначала расстроилась. Это во сколько же мне придется вставать? В аэропорт нужно приехать за три часа до посадки, а я не умею быстро собираться и терпеть не могу вскакивать с кровати ни свет ни заря. Но билетов на другие рейсы не было, тридцатого декабря все хотели переместиться в столицу.
– Зачем тебе домой? – спросила Катя, к которой я прилетела на свадьбу несколько дней назад. – Оставайся, вместе встретим Новый год.
– Спасибо, но нет, – отказалась я, – у нас традиция. Мы собираемся за столом всей семьей. Мопс Хуч изображает Деда Мороза, пуделиха Черри – Снегурочку, остальные собаки наряжаются зайчиками. И мне надо испечь рождественские кексы, без них нет новогоднего праздника.
– Бороду вы Хучу приклеиваете или привязываете? – полюбопытствовала Катюша.
– Она на резинке, а тесто для кексов я делаю по особому секретному рецепту, мои маффины самые вкусные, – объяснила я и пошла складывать чемодан.
Через полчаса мне стало понятно: все подарки, которые Екатерина передает Маше, Александру Михайловичу, моему мужу Феликсу, собакам и ворону Гектору, в небольшой саквояж не влезают. В тот момент, когда я пыталась утрамбовать в него трехкилограммовую жестянку с собачьими конфетами, в комнату вошла Катерина со словами:
– Чуть не забыла! Вот еще бутылка коньяка для полковника.
– И без нее ничего не помещается, – расстроилась я, – и в салон с таким количеством спиртного никогда не пустят.
– Ерунда, – отмахнулась Катюша, – возьмешь мой чемодан, в него можно даже слона запихнуть.
– Тогда придется багаж ждать, – заныла я, – лишний час в Шереметьеве стоять, а с кабинным саквояжем…
– А с кабинным мои подарки до Маруськи, Дегтярева и остальных не доберутся, – перебила подруга.
Делать нечего, пришлось согласиться с Катей. Сдавая чемодан, я с запозданием сообразила, что у него на ручке нет бирки с моим номером телефона. Если он потеряется, мне не сообщат. Но никаких неприятностей не случилось, правда, мой багаж появился в зале прилета одним из последних.
Я быстро добралась в Ложкино, решила достать подарки, залезла в чемоданчик и увидела… совершенно незнакомые вещи.
Сверху лежал красивый ярко-фиолетовый кашемировый свитер моего размера, под ним обнаружилась черная юбка-карандаш, несколько блузок, две пары туфель в мешочках, всякие мелочи, а на дне лежали папки с какими-то документами.
Несколько минут я в растерянности пялилась на все это великолепие, потом опомнилась. Хватит таращиться на чужое барахло, даже если я весь день буду гипнотизировать бумаги, они не превратятся в бутылку коньяка для Дегтярева. Понятно, что кто-то перепутал багаж, схватил мой и унесся. Сейчас у многих людей одинаковые чемоданы, поэтому и нужны бирки. Умная женщина снимет багаж с транспортера и посмотрит, кому он принадлежит. Ключевое слово здесь «умная». Увы, и я, и незнакомый мне пассажир оказались из другой стаи.
Дверь в мою спальню приоткрылась, я села прямо в раскрытый чемодан и заулыбалась. Ни за что не расскажу, что приключилось. Но в комнату вместо кого-то из домашних вбежала Афина, в зубах она держала пакет. Увидев меня, собака шлепнулась на живот и быстро заползла под кровать.
Я встала.
– Афина, что и у кого ты сперла?
– М-м-м, – заворчала она в ответ.
Я опустилась на колени.
– Фина, мы не первый год вместе, и все в доме отлично знают, что ты обожаешь утаскивать пакеты. Причем не пустые, а набитые. В пятницу ты сперла из бани пластиковую сумку с купальниками и закопала ее под своим матрасом, не знаю, как ты, дорогая, развлекалась в мое отсутствие, но сейчас я вижу мешок из супермаркета. Ну-ка…
Я вытащила добычу собаки из-под кровати.
– Журналы! Зачем тебе глянцевые издания, которые с упоением читает Ира? Просто безобразие!
Афина обиженно заворчала, но наружу не выползла. Я вышла из спальни, спустилась на первый этаж, вернула пакет в комнату домработницы, вернулась назад и позвонила Кате. У нее сработал автоответчик:
– Всем привет. Если кто забыл, напоминаю: у нас с Гариком медовый месяц. Не звоните нам, вернемся через неделю.
Я присела около открытого чемодана и только сейчас увидела бирку на его ручке. Ура! У меня есть телефон того, кто, вероятно, забрал мой багаж. Я быстро набрала номер, в ухо ворвался чуть хриплый женский голос.
– Вы позвонили Елене Касаткиной. Прошу не беспокоить, у меня мигрень, я легла спать.
Я прекрасно знакома с мигренью. Поэтому знаю, что во время приступа лучше всего заползти под одеяло и постараться заснуть. Незнакомая мне Елена дома, но ее нельзя беспокоить. Но головная боль может длиться несколько дней, в моем чемодане новогодние подарки, да и незнакомой Касаткиной, наверное, хочется получить свой саквояж, в нем какие-то документы, наверное, они ей очень нужны. Надо поехать к ней и обменяться вещами. Но ее адрес мне неизвестен.
Я опять схватилась за трубку. Ну, это не беда, сейчас Гена, мой друг, сотрудник отдела Дегтярева, живо узнает, где живет Елена. Зная мобильный номер, это сделать нетрудно.
Через полчаса я, озираясь по сторонам словно неопытный домушник, поспешила в прихожую.
– Вы куда? – крикнула мне в спину домработница Ира. – Хотели вечером свои кексы печь.
– Скоро вернусь, – пообещала я, – не подходи к кастрюле с тестом, еще испортишь его.
– Это вряд ли, – пробурчала Ирка, – оно у вас и без меня… м-да… очень вкусное.
Я села в машину и поехала в Куркино.
Нажимать на звонок пришлось долго, дверь никак не хотели открывать, наконец раздался тихий голос:
– Кто там?
– Здравствуйте, Елена, – обрадовалась я, – меня зовут Дарья. Извините, что разбудила.
В ответ не раздалось ни звука.
– Елена, вам плохо? – испугалась я. – Может, «Скорую» вызвать? Вы уверены, что у вас мигрень? Вдруг давление сильно подскочило? Мы перепутали багаж в аэропорту, привезла ваш чемодан, хочу обменять его на свой.
Послышалось тихое пощелкивание, дверь распахнулась, я увидела стройную женщину в темно-синих джинсах, красном свитере и сразу узнала ее. Касаткина сидела через проход от меня, весь полет до Москвы она печатала что-то на айпаде. Я обратила внимание на эту пассажирку из-за ее внешности. Темные волосы Елены были уложены в замысловатую вечернюю прическу, на лице был парадный макияж, явно сделанный ради какого-то праздника. Поскольку косметика слегка «потекла», я подумала, что незнакомка веселилась всю ночь напролет и приехала в аэропорт прямо с тусовки. Переодеться в обычную одежду она успела, а вот смыть красоту нет. Помнится, я позавидовала работоспособности женщины. Рейс был ранний, три четверти пассажиров сладко похрапывали в креслах, меня саму тянуло в сон, а эта дама как ни в чем не бывало что-то писала.
– Вот ваш чемодан, – улыбнулась я, – отдайте мой.
– Спасибо, – прошептала хозяйка и потерла запястья, – мне хочется лечь. Голова болит. Мигрень.
– Очень хорошо вас понимаю, – сказала я, – уже ухожу, но мне надо забрать свой багаж.
Елена съежилась.
– Ваш багаж?
– Да, – подтвердила я, – такой же серый чемодан, который взяли вы или… Вы его не брали? Поняли, что это чужой, и оставили в аэропорту?
– А-а-а-а, – протянула хозяйка квартиры и вновь потерла запястья, – ясно, я вспомнила вас. Вы сидели через проход.
– Верно, – согласилась я.
– Мы хорошо долетели, кормили вкусно.
Я удивилась, на мой взгляд, ничего оригинального нам не предложили, обычный набор, но из вежливости решила согласиться:
– Вы правы. Еда была замечательная.
– «Аэрофлот» очень старается, – продолжила Касаткина, постоянно потирая запястья.
Я опешила.
Если память мне не изменяет, нас везла другая компания. У меня накопительная карточка «Аэрофлота», и моя жаба горестно вздыхала, оплачивая билет. Жабенка понимала, что этот полет бонусов госпоже Васильевой не принесет.
– В особенности мне понравились макароны, – продолжала странный разговор Лена, – такие смешные, в виде машинок. Тальятелле.
– Ага, – протянула я, не зная, как реагировать на слова Касаткиной.
Пастой пассажиров на борту не баловали. Нам подали стаканчик кофе, несколько булочек, пару ломтиков сыра, масло и крохотную баночку джема. Все это не очень-то изысканно и, кстати, тальятелле никогда не бывают похожи на автомобили, это лапша, только не короткая, а длинная.
– Дорогая, что случилось? – спросил крепкий мужчина, выходя в прихожую.
На нем был короткий халат, судя по расцветке, явно женский, под ним темнели брюки, из-под которых виднелись черные ботинки на толстой подошве.
– Вот она перепутала наши чемоданы, – неожиданно бойко зачастила Лена, – привезла мой, хочет забрать свой.
– Отлично, – кивнул незнакомец. – Эй, Витя, прикати сюда багаж.
Послышался стук, в холле возник мой саквояж, его толкал тощий высокий белобрысый парень в джинсах.
– Забирайте, – велел первый мужик.
– Спасибо, – пробормотала я, – извините, пожалуйста, что доставила вашей жене неприятности.
– Ничего, до свидания, – отрезал дядька.
– Прекрасные тальятелле «Аэрофлот» подает, – тоскливо произнесла Елена, – мы сегодня утром их в самолете ели.
– Витя, уведи свою сестру, – распорядился крепыш.
Парень в джинсах взял Касаткину под руку.
– Пошли, тебе надо лечь.
Лена покорно двинулась в сторону коридора.
– Моя жена страдает мигренями, – неожиданно приветливо пояснил хозяин, – когда на нее накатывает, она пьет таблетки горстями и делается неадекватной. Несет чушь. Не обращайте внимания. Наверное, она просто проголодалась, Лена обожает макароны. Пойду сварю ей спагетти.
Произнося сей спич, он выпихнул мой чемодан из прихожей на лестницу. Я вышла за порог, дверь в квартиру захлопнулась.
Сев в машину, я набрала телефон Дегтярева и рассказала ему историю с чемоданом.
– Почему-то меня произошедшее не удивляет, – заворчал толстяк, – хорошо, что ты не махнулась с кем-то головой. Хотя… может, заполучив чужой мозг, ты перестанешь вести себя по-идиотски.
– С Леной что-то не так, – перебила я полковника, – очень странно она себя вела.
– Ммм, – простонал Александр Михайлович, – чем ты в самолете занималась?
– Книгу читала, – удивилась я вопросу.
– Очередную Смолякову?
– Да, – подтвердила я, – мне здорово повезло, в аэропорту продавали новый роман Милады «Странная тетя Лошадь».
– Понятно, – протянул Дегтярев, – езжай домой, разложи вещи, выпей чаю, посмотри телик, наряди елку, короче, займись чем-нибудь полезным. Но, очень прошу, не делай двух вещей: не пеки рождественские кексы и не прикасайся к детективам Смоляковой.
– Почему? – не поняла я.
Дегтярев откашлялся.
– Скажу честно. Твои маффины жуткая гадость. Сверху они всегда подгоревшие, а внутри полусырые. Не знаю, коим образом ты ухитряешься достичь столь странного эффекта. А еще они с начинкой из мелких камней.
– Внутри орехи, изюм и специи, – рассердилась я, – у меня лучшие в мире рождественские кексы, и Маша, и все друзья, которым я маффины дарю, да и ты сам их всегда нахваливаете. И при чем тут Смолякова? Я обожаю ее криминальные истории.
– Дашенция, – вздохнул Дегтярев, – конечно, тебе говорят приятные слова. А как поступить, когда в руки суют коробочку с кособоким маффином и щебечут: «С Новым годом! Я испекла для тебя вкуснятин, попробуй. Ну как? Нравится? Чудный кекс? Да? Нравится? Нравится?» Лично я начинаю давиться этой дрянью, царапать язык о находящуюся в ней гальку и рассыпаться в похвалах. Что же касается Смоляковой, то, начитавшись ее мало похожих на правду историй, ты становишься маниакально подозрительной, тебе повсюду мерещатся серийные маньяки. Помнишь, как ты переполошила весь мой отдел, заявив, что дворник в доме, где живет Оля Григорьева, убил восьмерых мужчин? И что на деле оказалось? Дворник тишайшее существо, изо всех сил старается услужить жильцам, чтобы получить чаевые. Просто ты накануне завершила чтение очередного опуса Милады, а там главный злодей подметальщик улиц в розовых ботинках!
Я нажала на красную кнопку. Все понятно. Толстяк только что вернулся с совещания, где ему досталось по первое число, вот он и злится. Мои кексы замечательные, как раз сегодня вечером я собиралась их печь и обязательно выполню задуманное. Но полковник не получит ни крошки! Ему Дед Мороз положит под елку только пену для бритья.
Я поерзала на сиденье и звякнула Гене, правой руке толстяка.
– Ну и что тебя насторожило? – спросил тот, спокойно выслушав мой рассказ.
Я начала перечислять:
– Дверь долго не открывали, распахнули лишь после того, как я крикнула: «Может, вам плохо? Вызвать „Скорую“»? Хотя только после этих слов я сообразила сказать про перепутанный багаж. И вот тогда створка сразу открылась. Создалось впечатление, что сначала меня не хотели впускать, хозяйка стояла в прихожей и ждала, когда незваная гостья уйдет, но, услышав про чемодан, изменила свое решение.
Гена издал смешок.
– И что? Тетка только прилетела, собралась отдохнуть, а в квартиру не пойми кто ломится. Вот и не обрадовал ее твой визит. А чемодан бабе нужен. Где здесь криминал? Даша, иногда нож это просто нож, а не орудие убийства, им хлеб-колбасу кромсают. А ты глядишь на него и черт-те что себе представляешь.
– Дослушай до конца, – попросила я, – у Елены на автоответчике было сообщение про мигрень. А когда я вошла в прихожую, то увидела, что она все еще с замысловатой прической, макияжем и в джинсах, то есть в том виде, в каком сидела в самолете.
– И что? – не понял Геннадий.
– Уж поверь мне, если в висок вгрызается зверь по имени «гемикрания»[1], сразу вытащишь из волос любые заколки, смоешь красоту с лица и стянешь узкие штаны, – объяснила я. – Эти нехитрые меры слегка облегчают состояние. И заснуть в полной экипировке не удастся. Не болела у Елены голова. В холле ярко светила люстра, но Касаткина не щурилась, ее сияющие лампы не раздражали. Она завела разговор про макароны. Лично я в момент приступа даже подумать о еде не могу, меня сразу начинает наизнанку выворачивать. Нет у Елены никакой мигрени. Зачем она мне наврала?
– Фиг ее знает, – ответил Гена.
– А разговор про «Аэрофлот» и про вкусный завтрак? – не утихала я. – Мы летели рейсом авиакомпании «Атур», еду нам предложили мерзкую, булочки напоминали картон. Макарон в помине не было. И тальятелле никогда не делают в виде машинок. И дома Лена все время терла запястья, они у нее были красными. Кроме нее в квартире было двое мужчин. Оба светловолосые, голубоглазые, один толстый, лет пятидесяти, он сказал, что жена, приняв таблетки от мигрени, начинает нести чушь. И он же велел второму: «Витя, уведи сестру». Значит, Виктор брат хозяйки.
– Логичное предположение, – согласился Гена.
– Но Касаткина брюнетка, – продолжила я, – с карими глазами, смуглой кожей, полагаю, она еврейка, у нее характерная для иудеек фигура: большая грудь, не очень длинные полные ноги, тонкая талия. Еврейки очень женственны, сексуальны, красивы, но они не похожи на моделей, которые разгуливают по подиуму.
– И хорошо, – хмыкнул Гена, – на мой взгляд, «вешалки» все страшные.
– А вот ее брат ростом под два метра, тощий, светловолосый, с кожей, как у молочного поросенка, сутулый… Еврейской крови в нем, похоже, нет ни капли. Ну прямо «близнец» своей сестры.
– Елена от одного брака отца, Витя от другого, – нашел объяснение Геннадий.
– Ботинки! – воскликнула я. – Супруг Лены вышел в прихожую в коротком халате, он заканчивался где-то на середине бедра, имел розово-сиреневую расцветку. Из-под него виднелись обычные брюки и…
– Подумаешь, – перебил Гена, – парень пил чай на кухне, сидел голым по пояс, услышал из прихожей голос незнакомой женщины, решил выяснить, кто и зачем в дом приперся, постеснялся без майки выходить, схватил первое, что попало под руку, и накинул на плечи. А подвернулся халат жены, висевший на стуле. Все загадочные ситуации имеют простое объяснение.
– …и ботинки, – продолжила я, – на ногах у супруга были уличные, тяжелые, на толстой «тракторной» подошве. Ты, когда приходишь домой, что делаешь?
– Жру, – ответил Гена, – я припираюсь ночью, Светка с Мишкой уже дрыхнут. Слопаю зараз обед-ужин и с полным животом в койку.
– Прямо в ботинках?
– Издеваешься? Обувь сразу скидываю, Светка убьет, если я натопчу, у нее бзик на чистоте, – ответил приятель.
– Почему муж Елены сидел в штиблетах? – гнула я свою линию. – В халате, но в уличных туфлях? Вопросов у меня много, а ответ, похоже, один. Когда Елена вошла в квартиру, ее там ждали незваные гости: Витя и «муж». Они связали ей руки и начали что-то у нее требовать. Парни не похожи на профессиональных преступников. Касаткина, очевидно, не соглашалась делать то, что от нее требовали, но ее не били, на лице кровоподтеков не было. А потом…
Я замерла.
– Ну, – поторопил меня приятель, – вещай дальше.
– Вероятно, им требовались документы, – воскликнула я, – всю дорогу Елена просматривала бумаги, считала что-то на калькуляторе. А я, роясь в чужом барахле, нашла пакет с папкой, в ней лежали листы, заполненные цифрами, что-то вроде таблиц, еще графики… «Брат» и «муж» потребовали расчеты, женщина отдала то, что у нее было с собой в салоне самолета, потом открыла большой чемодан, желая достать остальное, а там обнаружились собачьи конфеты, бутылка для Дегтярева… Мужчины поняли, что багаж случайно подменили, стали прикидывать, как найти нужное, и тут я нарисовалась. Вот почему дверь сначала не открывали, мужики не хотели, чтобы их видели, впустить меня Лене разрешили, услышав мои слова про привезенный чемодан. Развязали ее, поэтому у Касаткиной были красные запястья.
– Тебе бы романы писать, – вздохнул Гена.
Но меня уже было не остановить.
– Мерзавцы приказали Касаткиной просто обменять багаж, припугнули ее, вероятно, пригрозили оружием, сказали: «Позовешь на помощь, пристрелим и тебя, и ту, что приперлась». Но Елена, как могла, пыталась дать понять неожиданной гостье, что ее удерживают силой. Касаткина демонстративно терла запястья, завела нелепый разговор про завтрак, она что-то пыталась мне сообщить. Но что? Не понимаю. Один из бандитов понял, что Лена пытается привлечь внимание пришедшей, живо накинул халат, чтобы выглядеть одетым по-домашнему, и вышел в холл с желанием вытурить побыстрее незваную гостью. Что Касаткина имела в виду, когда говорила про тальятелле в виде машин? Почему упоминала «Аэрофлот»? Гена! Твоя версия?
Приятель издал протяжный вздох.
– Даша, успокойся. Ну не снял парень дома ботинки. И что? Он просто из тех, кто не заморачивается чистотой.
– Если хочешь, чтобы я перестала теребить тебя, проверь по базе Елену Касаткину, – попросила я. – Найдешь там брата Виктора и мужа, я успокоюсь. Но мне кажется, что женщина одинокая, в прихожей стояло несколько женских домашних туфель, а вот мужских ни одной пары.
Из телефона послышалось тихое пощелкивание.
– Гениально, – пробормотал Гена, – может, тапки хозяина описал кот, и их выбросили.
– Не похоже, что в доме есть животное, – упорствовала я.
– Выкинули и кошака, и сланцы, – не дрогнул приятель.
Я толкнула дверь и вошла в комнату. С трубкой у уха сидевший за столом Генка подпрыгнул.
– Ты откуда?
– Из коридора, – улыбнулась я.
– Я пропуск не заказывал, – недоумевал приятель.
– Меня так пропускают, – соврала я, не стоит рассказывать Генке, что у меня в отделе Александра Михайловича есть засланный казачок, секретарша полковника.
– Посмотри информацию про Касаткину, и я уйду, – пообещала я.
Геннадий схватился за мышку.
– Елена Петровна Касаткина, семидесятого года рождения, москвичка. Отец Петр Сергеевич Касаткин, скончался в девяносто шестом, работал журналистом. Мать Фрида Моисеевна Левинсон, редактор на радио, пенсионерка.
– Ага, – отметила я, – одна моя догадка подтверждается. У Касаткиной есть еврейская кровь.
– Училась на экономическом факультете МГУ, – не останавливался Гена, – окончила с красным дипломом. Работала в банке, потом стала журналисткой. Сейчас главный редактор газеты «Сплетник». Была замужем за Алексеем Николаевичем Фроловым, развелась в две тысячи пятом. Детей не имеет.
– Ну-ка, покажи фото Фролова, – потребовала я и села около Гены.
– Не дыши мне в ухо, – буркнул он, – любуйся.
– Ничего общего с мужиком в ботинках, – заявила я, – бывший супруг Елены черноволосый, носатый, в бифокальных очках. Погоди-ка, он работал в том же банке, что и Лена, после развода через пару лет женился на Евгении Петровой и переехал в Тольятти, где служит в представительстве компании «Аэрофлот», занимает там ответственный пост. Гена!
– Что? – вздохнул приятель.
– Тольятти, там делают машины, – зачастила я. – Тольятти – тальятелле, созвучные слова. Вот почему Касаткина говорила про вкусный завтрак, который подавали в самолете этой авиакомпании и про тальятелле в виде машинок. Она хочет, чтобы я связалась с ее бывшим мужем.
– Если это и так, то дамочка выбрала слишком мудреный путь, – снова заспорил Генка, – это ж кем надо быть, чтобы выстроить логическую цепочку.
– Мной, – воскликнула я, – как бедняжке следовало поступить? Заорать: «Помогите, спасите!»? Небось у мерзавцев, которые находились в ее квартире, оружие есть. Давай скорей телефон ее бывшего! Касаткина в опасности.
Приятель засопел.
– Записывай.
Я схватила трубку городского телефона и мигом соединилась с Фроловым.
– Алло, – произнес взволнованный голос.
– Алексей Николаевич? Вас беспокоят из отдела полковника Дегтярева, – затараторила я, – Дарья Васильева, заместитель Александра Михайловича.
Геннадий показал мне кулак, а я продолжала:
– Вам знакома Елена Касаткина?
– Да, это моя бывшая жена. А что случилось? – занервничал Фролов. – Мы давно в разводе, но остались хорошими друзьями.
Я кратко изложила события сегодняшнего утра.
– Витя – это Виктор Майоров, – закричал Алексей, – шофер Богданова, а второй мужик, скорее всего, – Василий Костюшкин, его личный помощник. Кто-то им стукнул про бумаги, которые Лена от меня получила.
Я включила громкую связь, чтобы Гена тоже мог слышать Фролова. И вскоре мы с приятелем оказались в курсе дела.
Жена Алексея работает врачом. Пару месяцев назад одна коллега спросила ее:
– Не хочешь ли подзаработать в одном клубе? Я там в свободное время подрабатываю, платят хорошо, в обиде не останешься. Единственное условие: никому не рассказывать про гостей, заведение частное, там всякие люди бывают.
У Евгении с Алексеем квартира взята в ипотеку, поэтому жена с радостью согласилась и попала в удивительное место. Дом, стоявший в глухой сельской местности, где поблизости никакого жилья, выглядел убого. Но рядом с ним находилась вертолетная площадка. И внутри здание оказалось по-царски роскошным, в нем есть бассейн, ресторан с поваром-итальянцем, продукты для готовки доставляют прямиком из Милана. В спа-зоне дежурят массажист, косметолог, в бане готовы веники и приветливо улыбается банщик. В общем, все для прекрасного релакса. Но потока отдыхающих в уютном местечке нет, потому что о райском уголке населению неизвестно. Несколько раз в месяц в деревеньку прибывают высокопоставленные лица из разных концов страны. Часто они прилетают с красивыми девушками, а если приезжают одни, то симпатичные блондинки их уже ждут в роскошно обставленных спальнях. Владеет заведением некий Андрей Павлович Богданов, он сам встречает гостей, проверяет, доволен ли вновь прибывший, и откланивается. И никто из гостей никогда не расплачивается за веселое времяпрепровождение, а гуляют в клубе так, что дым стоит коромыслом.
Евгении в злачном месте не понравилось сразу, она поняла, что клуб этот просто бордель, но выплаты по ипотеке большие, поэтому врач молча сидела в кабинете, радуясь тому, что ее услуги требуются нечасто. В основном жене Алексея приходилось опохмелять мужиков, чтобы они могли сесть в вертолет. Месяц назад в одном из прибывших повеселиться Женя узнала часто мелькающего на телеэкране политика, борца за нравственность, громко осуждающего гомосексуалистов, неверных жен и призывающего закрыть все телешоу, потому что они толкают народ на путь разврата. Сановный чиновник прибыл в сопровождении двух хорошеньких юношей с накрашенными глазами, а на месте его встретили веселые блондинки. Терпение Евгении лопнуло, но она не стала открыто возмущаться, нет, она сделала фото гостей, сняла копии с их заказов в ресторанах, счетов за разные услуги, собрала внушительное досье и, показав его мужу, сказала:
– Передай материал Лене, пусть его «Сплетник» опубликует.
Не надо удивляться этому предложению. Алексей и Елена сохранили хорошие отношения, Женя уважает Касаткину, как журналиста.
Узнав, какая бомба находится в руках бывшего супруга, главный редактор прилетела в Тольятти, забрала папки, но в Москву вернулась не сразу. Ей предстояло еще побывать в нескольких городах. Вчера около полуночи она связалась с Лешей и сказала:
– Все о’кей. Завтра я буду в Москве. Материал про веселый клуб готов. В четверг он появится в «Сплетнике». Не беспокойся, меня могут нашинковать полосками, но я никогда не сообщу, кто дал фото и материалы. Я не выдаю своих информаторов.
– Скорее помогите ей, – занервничал Алексей, заканчивая рассказ, – каким-то образом Богданов узнал, что у Лены на руках компромат. Он хочет отнять у нее документы. Пожалуйста, не бросайте ее один на один с головорезами.
Утром тридцать первого декабря «Сплетник» появился в ларьках. Его первую страницу украшал заголовок: «Тайные забавы борца с развратом». Статью украшали фотографии. На одной из них были запечатлены мужчины, которых я видела в квартире Касаткиной, их уводили в наручниках.
– С ума сойти! – ахнула Маша, которой я за завтраком рассказала всю историю. – Мусик, почему водитель и помощник Богданова продолжали оставаться в квартире Касаткиной после того, как ты привезла чемодан? Им следовало забрать папки и побыстрее смыться!
Я показала на мирно спящую у камина Афину.
– Это ее лап дело. Фина обожает утаскивать набитые чем-то пакеты. Вчера, когда я вышла из спальни, чтобы отнести в комнату Иры пакет с журналами, собака не растерялась, вытащила из чемодана пластиковую сумку с документами и закопала ее в своем лежаке. А я захлопнула чемодан, мне и в голову не пришло проверить его содержимое. И все мои предположения оказались правильными, Лена отдала бандитам свой ноутбук и те материалы, что были в сумке. А когда она открыла чемодан, чтобы вынуть остальное, там обнаружились чужие вещи, бандиты стали думать, что им делать, и тут, здрассти, в дверь звонит Даша.
Когда я ушла из квартиры Касаткиной, Виктор начал рыться в чемодане, но не нашел документов. Лена тоже была удивлена, но она живо смекнула: пока ее гости не получили папку, у нее есть шанс выбраться из истории целой и невредимой. Приспешники Богданова только связали журналистку, они не били ее, давили морально, пытались Лену подкупить. Касаткина знала: если до пяти утра заявленная ею статья не окажется в редакции, подчиненные всполошатся, начнут искать ее, приедут к ней домой, их не остановит сделанная по приказу Виктора запись про мигрень на автоответчике. Да, она успокоила тех, кто хотел связаться с ней, но ненадолго. Коллеги прекрасно знают: Лена крайне ответственный человек, если она не прислала материал, значит, что-то произошло. Касаткина надеялась, что ее спасут. А люди Богданова устали уламывать журналистку и от слов перешли к делу. Когда отправленный Геной ОМОН вышиб дверь квартиры, бедной Елене уже крепко досталось, она бы отдала мучителям папку, обменяла бы документы на свою жизнь, но понятия не имела, куда подевались бумаги.
А я, вернувшись домой, увидела, что Афина спит на каком-то пакете.
– Фине важно сторожить добычу, – засмеялась Маша, – она ее никогда не раздирает на части. Мусик, надеюсь, Касаткина поблагодарила тебя за ум и находчивость?
Я заулыбалась.
– Второго января меня ждут в редакции «Сплетника», хотят вручить подарок. Неудобно ехать к ним с пустыми руками, испеку для журналистов рождественские кексы, свои фирменные, с изюмом и орехами.
Манюня посмотрела на сидящего в соседнем кресле молчавшего во время нашего разговора Дегтярева.
– Зачем тебе возиться с тестом первого января? Вон стоит большое блюдо с кексами. Сейчас упакую их, и отнесешь в «Сплетник».
– Да, да, – оживился толстяк, – отличная идея, принесу из кладовки корзинку, постелем в нее салфетку, завяжем на ручке банты…
– Есть декор из пластиковых еловых веток, – затараторила Маша, – получится очень красиво.
– Я пекла эти кексы для вас, – напомнила я.
– Мы готовы отдать их журналистам! – воскликнул Александр Михайлович.
– Мусенька, мы не хотим, чтобы ты утруждалась в праздник, – защебетала Манюня.
– Незачем вам возиться, – подала голос Ирка.
Некоторое время я смотрела, как домашние с энтузиазмом укладывают маффины и украшают корзину, а потом воскликнула:
– Ладно! Вы правы. Пусть эти кексы уезжают в «Сплетник», испеку вам третьего января коврижку по особому рецепту.
– Только не это, – хором воскликнули Дегтярев и Маша, потом Александр Михайлович прибавил: – Пироги должен печь пирожник.
Манюня обняла меня.
– Мусик, ты лучше всех! Но твоя выпечка… э… такая своеобразная, необычная… понимаешь… пироги должен печь пирожник, у сапожника кексы не очень хорошо получаются, а уж у сомнительных детективов они просто убийственные.