Я питаю особую любовь к русской литературе. Возможно, это у меня от отца. Он родился в Одессе, и, когда я был маленьким, в нашу квартиру на Парк-авеню в Нью-Йорке часто заглядывал кто-нибудь из его родных и друзей. Они говорили на мелодичном языке и дарили мне, ребенку, шоколад в обертке с русскими буквами, казавшимися магическими рунами из иного мира, далекого и почти утраченного. Сгинувшего.
Утраченного для отца. Но не для меня…
Сегодня я работаю в Массачусетском технологическом институте и занимаюсь созданием учебных видео- и онлайн-курсов. А еще я был одним из руководителей некоммерческой организации Read Russia, миссия которой – знакомить читателей с русской литературой в переводах. Эта организация была создана мной вместе с Владимиром Григорьевым лет десять назад и поддерживается Институтом перевода. С ее деятельностью можно ознакомиться в интернете и на книжных ярмарках по всему миру. Мы разработали логотип и основную идею, посыл – что-то вроде «Русская литература все исправит», – а потом занялись производством онлайн-видео. Можно сказать, что онлайн-видео – одна из главных тем моей книги. Таким образом мир прошлого сталкивается с миром будущего.
В свете вновь происходящего столкновения этих миров мне хотелось бы сказать несколько слов.
Эпоха Просвещения оставила особый след в истории России. Екатерина Великая спонсировала Дидро, одного из героев этой книги. Кроме того, она купила библиотеку Вольтера и перевезла ее – все 7000 томов вместе со многими его рукописями – в Санкт-Петербург, где собиралась построить точную копию дома Вольтера под Женевой, в Ферне. Императрица просила российских послов в Европе прислать ей изображение фасада здания и по возможности планировку: «Я непременно устрою Фернейский замок в Царскосельском парке. Мне надо знать также, какие комнаты выходят в замке на север и какие на юг, восток и запад. Также важно знать, видно ли Женевское озеро из окон замка и с какой стороны расположена гора Юра…»
В 1779 г. книги Вольтера довезли по суше до Любека, а оттуда на нанятом Екатериной судне отправили в Санкт-Петербург. С тех пор они находятся там. На сайте Российской национальной библиотеки, в чьем ведении эти книги сегодня, написано, что с коллекцией ознакомился сам Пушкин, когда писал «Медного всадника» и собирал информацию о Петре Великом. Потрясающе! Можно представить, с каким удовольствием он погрузился во всю эту вольтериану.
«Есть закладки без текста (из подручного материала – игральных карт, записок, счетов, черновиков Вольтера и его секретарей, обрывков писем, газет, журналов, книг). В книгах встречаются загнутые верхние и нижние углы, иногда страницы сложены вдвое. Есть в книгах засушенные цветы, травинки и соломинки, также использованные в качестве своеобразных закладок»[1].
Современная Россия неразрывно связана с деятельностью переводчиков книг. Кто знает, сколько идей, которые помогли разжечь огонь революции и перемен, проникли в царскую Россию благодаря не только судну, пришедшему из Любека, но и благодаря переводам? А сколько идей, преобразовавших мир, вышли потом из России и Советского Союза? Перевод – в центре внимания «Нового Просвещения». Моя книга начинается с описания жестокой казни переводчика. Этот человек, Уильям Тиндейл, всего лишь хотел переложить Библию на язык, понятный людям, чтобы они могли читать ее самостоятельно, а не зависели от представителей духовенства, которые каждое воскресенье в церкви зачитывали им плохо подобранные отрывки из намеренно неверно переведенного на латынь текста Библии. В «Преступлении и наказании» Соня читает Раскольникову Евангелие, историю воскрешения Лазаря, – но не на церковнославянском, а в одном из первых переводов на русский язык. Достоевский сам получил новый перевод Евангелия от жен декабристов в Тобольске, по дороге на каторгу. Нет необходимости говорить, что писатель понимал, какая революционная сила таится в самом акте перевода, какой властью он обладает![2]
Возникшая на заре кинематографа новая эпоха Просвещения, которую я описываю на страницах книги, особенно близка России. Великие художники экрана Вертов, Кулешов и Эйзенштейн, наряду с Томасом Эдисоном, Вейчелом Линдсеем и другими героями пятой и шестой глав этой книги, одними из первых в мире признали силу кино. Поэты и писатели начала XX в. ходили на кинопоказы, любимый мной Александр Блок писал о «мурлыкающем нежно треске», доносящемся из кинопроектора. Многих русских символистов завораживала темная магия кино с его загадочными, мелькающими в дымном полумраке зала изображениями, в которых таилось столько обещаний – и вместе с тем столько нехороших предзнаменований. «Если кинематограф вызывал… первобытный страх перед миром теней, – писал историк, – то потому, что дореволюционная Россия была умирающим обществом, одержимым фантазиями о своей кончине»[3]. Боже правый!
Дальние родственники, покинувшие Россию вскоре после этой кончины, приходили к нам домой и дарили мне шоколад. Но тайным кодом мне представлялась не только кириллица на обертках. Некоторые из родственников, как и часть отцовских друзей, были связаны с другими загадками – физически, телесно: на руках у них виднелись вытатуированные сине-зеленой краской странные цифры и буквы, непонятные формулы из далеких мест и времен[4]. Я был ребенком. Лагеря смерти? Что такое «лагеря смерти»?
Немцы, толкнувшие столько миллионов людей в горнило ужаса, перед этим убедили целый народ принять лежавшую в основе нацистского геноцида идеологию, которую один историк назвал «галлюцинаторной». Все газеты, книги, радио и кино нацистской Германии, а также почти все ее культурные, образовательные и социальные институты пропагандировали «фантастический», «демонологический», «апокалиптический» и «психопатический» взгляд на мир и «моральную культуру», годами вкладывая эти идеи в головы шестидесяти пяти миллионам жителей Третьего рейха[5]. К 11 декабря 2020 г., когда я отправил англоязычную версию этой книги в печать, от COVID-19 погибло триста тысяч американцев. Сегодня сообщают уже о девятистах тысячах; в России зафиксировано триста тысяч жертв, а по всему миру – шесть миллионов[6]. Во многих из этих смертей повинны люди, намеренно публикующие ложную информацию о пандемии и вакцинах. Люди, отрицающие правду и распространяющие фейки, стали причиной и тех противоречий, что раскололи американское общество, волнений в Вашингтоне и столицах наших штатов.
В начале 1990-х гг., когда я часто (возможно, даже слишком часто) бывал в России, мои гостеприимные хозяева из издательства «Вагриус» недоумевали, почему я стремился проводить больше времени не у них, а в издательстве «Просвещение». Это государственный монополист в сфере школьной литературы и на тот момент самый крупный издательский дом в мире. Что я могу сказать? Тогда, как и сейчас, я был увлечен историей эпохи Просвещения и той ролью, которую образование и средства массовой информации способны сыграть в совершенствовании (или разложении) современного общества. Всемирный банк поручил мне написать доклад об индустрии учебной литературы и о том, как освободить ее от ярма тоталитарной системы. У истоков издательства «Просвещение» стояли Ленин и Луначарский (который как народный комиссар просвещения тоже кое-что понимал в кино)[7]. И сколько же дезинформации оно вложило в головы миллионам школьников – во имя воспитания нового советского человека!
Битва против лжи – и против любой доктрины, любого мировоззрения, предлагающего в качестве идеологии «фантастическую», «демонологическую», всеохватывающую неправду, – должна представляться особенно значимой людям, рожденным и живущим на территории бывшего Советского Союза. Обличительные речи Кристофера Хитченса, в которых он клеймил преступления католической церкви, преследовавшей Тиндейла, применимы также к советскому режиму, затравившему и убившему некоторых героев этой книги, в том числе моих главных кумиров – писателей[8]. Актуальны речи Хитченса и тогда, когда наши власти лгут и сажают в тюрьмы журналистов и людей, пытавшихся донести до общества правду. Наконец, это актуально, когда в разных странах правящие режимы отменяют культуры друг друга и винят государства и целые народы в том, что творят появляющиеся там порой отдельные монстры.
Как связаны между собой акты государственного терроризма и освобождение знания? Может ли свобода знания сыграть роль в решении проблем нашего мира? Еще как![9] Ответы на некоторые из «проклятых вопросов» есть в этой книге. А ответы на другие появятся в следующей.
Мир тесен, и мне приятно чувствовать связь с российскими читателями. Это издание посвящается Владимиру Григорьеву. Я благодарен Дарье Берёзко, Евгению Резниченко и Анастасии Корниенко, которые помогли выходу моей книги на русском языке. Спасибо также Павлу Подкосову из «Альпины нон-фикшн» за решение выпустить ее в такое непростое время. Нет нужды говорить, что это также подарок моему папе – и он ему очень понравился бы!
Питер Кауфман