Слова, произнесенные вслух и превратившиеся в звуки или же оставшиеся невысказанными мыслями, могут оказывать на вас почти что гипнотическое действие. В них легко потеряться и, поддавшись их гипнозу, безоговорочно поверить, что если вы обозначили что-то словом, то знаете, что это такое. На самом деле вам это неизвестно. Вы лишь прикрыли тайну ярлыком. Все – птица, дерево, даже обычный камень и уж тем более человек – по сути своей непознаваемо, поскольку обладает непостижимой глубиной. Мы можем воспринимать, переживать и обдумывать лишь поверхностный слой реальности, который меньше, чем верхушка айсберга.
Под внешним обликом все связано не только между собой, но и с Источником всей жизни, из которого оно возникло. Даже камень, а еще лучше птица или цветок могут показать вам путь возвращения к Богу, к Источнику, к самому себе. Когда вы смотрите на них или держите их в руках и позволяете им быть, не обозначая их словом и не навешивая на них в уме ярлык, в вас рождаются трепет и ощущение чуда. Их суть беззвучно передается вам и отражает вашу собственную суть, открывая ее для восприятия. Это то, что чувствуют великие художники и умеют передать в своем искусстве. Ван Гог ведь не сказал: «Да это просто старый стул». Он все смотрел и смотрел. Он чувствовал Бытийность стула. Затем он сел за холст и взял в руки кисть. Сам стул можно было бы продать за пару долларов, тогда как картина с изображением того же стула сегодня стоит свыше 25 миллионов долларов.
Когда вы перестаете заслонять мир словами и ярлыками, в вашу жизнь возвращается ощущение чудесного, утраченное давным-давно, когда, вместо того чтобы пользоваться мыслью, люди стали ею одержимы. В вашу жизнь возвращается глубина. Все вновь обретает новизну и свежесть. Самое же большое чудо – это ощущение того, что ваша истинная суть первичнее любых слов, мыслей, умственных ярлыков и образов. Чтобы оно возникло, необходимо освободить восприятие своего «я», свою Бытийность, от всего, с чем оно смешалось, а иначе говоря, отождествилось. Этому освобождению и посвящена данная книга.
Чем быстрее вы навешиваете словесные или умственные ярлыки на вещи, людей и ситуации, тем более плоской и безжизненной становится ваша реальность и тем менее вы восприимчивы к этой реальности – к чуду жизни, которое непрерывно проявляется внутри и вокруг вас. Так можно стать умным, но утратить мудрость, а вместе с ней любовь, радость, живость и творческий импульс, таящиеся в безмолвном и неподвижном зазоре между восприятием и интерпретацией. Конечно, мы не можем обойтись без слов и мыслей – в них есть своя красота. Но стоит ли попадать к ним в плен?
Слова сводят реальность к тому, что может понять человеческий ум, а это не очень много. Язык (речь идет об английском языке. – Пер.) состоит из пяти основных звуков, производимых голосовыми связками. Это гласные а, э, и, о, у. Другие звуки – это согласные, производимые давлением воздуха: с, ф, г и так далее. Неужели вы верите, что какое-то сочетание этих базовых звуков способно объяснить, кто вы такой, или какова конечная цель Вселенной, или хотя бы чем в своей сути являются дерево или камень?
В зависимости от контекста слово «я» олицетворяет собой либо глубочайшее заблуждение, либо глубочайшую истину. В своем обычном значении это не только одно из самых часто употребляемых слов (вместе с родственными ему словами «мое», «мне» и т. д.), но и одно из самых обманчивых. В повседневной речи «я» олицетворяет первородную ошибку, неверное восприятие собственной сути, иллюзорное ощущение личности. Это и есть эго. Альберт Эйнштейн, известный своими глубокими прозрениями в реальность не только пространства и времени, но и человеческой природы, называл это иллюзорное самоощущение «оптическим обманом сознания». Это иллюзорное «я» потом становится основой всех дальнейших толкований, а точнее, искажений действительности, всех мыслительных процессов, взаимодействий и взаимоотношений. Ваша действительность становится отражением изначальной иллюзии.
Но есть и хорошая новость: если вы видите иллюзорность иллюзии, она растворяется. Осознание иллюзии – это одновременно и ее конец. Она существует, только пока вы ошибочно принимаете ее за реальность. Стоит вам увидеть, кем вы не являетесь, как ваша истинная суть проявится сама собой. Вот что будет происходить с вами в ходе медленного и внимательного прочтения этой и следующей глав, посвященных механике ложного «я», которое мы называем эго. Но какова же природа этого иллюзорного «я»?
Когда вы говорите «я», то обычно имеете в виду совсем не то, что вы есть. В результате чудовищного акта редукционизма бесконечная глубина того, кто вы на самом деле есть, подменяется звуком, производимым голосовыми связками, или мыслью о «я» в вашем уме и всем том, с чем это «я» отождествляется. Но что же стоит за обычным «я» и родственными ему словами «мне», «меня», «мое»?
Когда ребенок узнает, что последовательность звуков, производимых голосовыми связками его родителей, – это его имя, он начинает приравнивать слово, которое в уме превращается в мысль, к тому, кто он есть. На этой стадии некоторые дети говорят о себе в третьем лице. «Джонни хочет есть». Вскоре после этого они выучивают волшебное слово «я» и приравнивают его к своему имени, которое они уже успели приравнять к тому, кто они есть. Затем приходят другие мысли и сливаются с исходной мыслью о «я». Следующий шаг – это мысли обо «мне» и о «моем», которые служат для обозначения вещей, каким-то образом являющихся частью «я». Это отождествление с предметами, при котором вы наделяете вещи, а в конечном счете и обозначающие их мысли своим самоощущением и таким образом идентифицируете себя через вещи. Когда «моя» игрушка ломается или же ее кто-то отбирает, возникает острое страдание. Не из-за ценности самой игрушки – ребенок скоро потеряет к ней интерес, и ее заменят другие игрушки, другие предметы, – а из-за мысли, что это «мое». Игрушка стала частью развивающегося у ребенка ощущения себя и своего «я».
По мере того как ребенок растет, исходная мысль о «я» притягивает к себе другие мысли: она отождествляется с его полом, имуществом, телом, которое воспринимается органами чувств, национальностью, расой, религией, профессией. Помимо этого «я» отождествляется с ролями – матери, отца, мужа, жены и так далее, – с накопленными знаниями и мнениями, симпатиями и антипатиями, а также с тем, что случилось со «мной» в прошлом, память о котором хранится в мыслях, расширяющих мое самоощущение до «я и моя жизнь». Это лишь часть того, что служит основой самоидентификации людей. По сути, все это только мысли, непрочно связанные между собой тем фактом, что каждая из них наделена моим самоощущением. Именно эту мысленную конструкцию вы имеете в виду, когда говорите «я». А если быть точнее, то в большинстве случаев, когда вы говорите или думаете «я», действуете не вы, а некий аспект этой умственной конструкции, ваше эгоическое «я». Пробудившись, вы будете по-прежнему использовать слово «я», но оно будет исходить из куда более глубокого места внутри вас.
Большинство людей все еще полностью отождествляют себя с непрерывным потоком ума – потоком навязчивых мыслей, по большей части повторяющихся и бесцельных. Без этих мыслей и сопровождающих их эмоций нет никакого «я». Это и есть духовная неосознанность. Когда таким людям говорят, что у них в голове звучит никогда не смолкающий голос, они говорят: «Какой еще голос?» – или начинают гневно отрицать его существование, что, конечно, и есть тот самый голос – тот, кто думает, ненаблюдаемый ум. Это почти как если бы они были одержимы некой сущностью.
Некоторым навсегда врезается в память тот момент, когда они впервые прекратили отождествляться со своими мыслями и испытали краткий сдвиг в самовосприятии, перестав быть содержанием своего ума и став всегда присутствующей чуть в глубине осознанностью. У других это происходит так тонко, что остается почти незамеченным либо ощущается просто как прилив радости или внутренний покой, возникающие сами собой.
Первый проблеск осознанности я испытал учась на первом курсе Лондонского университета. Два раза в неделю я ездил на метро в университетскую библиотеку, обычно около девяти утра, к концу часа пик. Однажды напротив меня села женщина лет тридцати с небольшим. Я и раньше встречал ее в поезде. Ее было трудно не заметить. Хотя вагон был полон, места по обе стороны от нее были свободны, поскольку она казалась совершенно сумасшедшей. Вид у нее был очень напряженный, и она все время разговаривала сама с собой громко и сердито. Она была настолько поглощена своими мыслями, что, кажется, никого и ничего вокруг не замечала. Голова ее была опущена и чуть повернута влево, как будто она обращалась к кому-то, сидящему на свободном месте рядом с ней. Я не помню точно ее слов, но говорила она примерно следующее: «И тогда она сказала мне… а я ей говорю – ты лжешь, как ты смеешь меня в этом обвинять… ведь ты всегда меня использовала… я доверяла тебе, а ты меня предала…» В ее голосе звучали гневные интонации человека, с которым обошлись несправедливо и которому надо защищать свою позицию, чтобы его не уничтожили совсем.