Новая Россия. Коридоры возможного - читать онлайн

Общим мемом последнего времени стала констатация существенно возросшей неопределенности, обусловливающей ситуацию и во внешней, и во внутренней политике. Однако констатация такой неопределенности не должна стать оправданием снижения качества стратегической ориентации и целенаправленности в развитии нашей страны. Напротив, в условиях такой неопределенности крайне важно сосредоточенно вырабатывать систему подходов, которая поможет если и не нивелировать эту неопределенность, то хотя бы сузить границы ее влияния на характер принимаемых стратегических решений. В бурю профессиональная навигация становится еще более востребованной.

В противном случае, при отсутствии системы квалифицированных подходов к принятию ключевых решений существенно возрастают риски «стратегического невроза», ситуативной, не скоординированной реакции на непосредственно возникающие вызовы. Такой способ реакции будет лишь резонансно усиливать внутренние напряжения социально-экономической и социально-политической систем и, соответственно, выступать дополнительным триггером рисков их устойчивости.

Где камень преткновения?

Как же преодолеть риски «стратегического невроза», неадекватной реакции на импульсы высокой неопределенности?

В рамках выработки системы, способной обеспечить адекватный ответ на систематически возникающие риски и вызовы, важно решить два взаимосвязанных комплекса задач:

• Выработать подходы к постановке целей развития, обеспечивающих решение актуальных проблем, обусловленных предшествующими экономическими, социальными и культурными изменениями, а также ситуационными внешними и внутренними вызовами и рисками[19].

• Создать комплекс инструментов, прежде всего институциональных средств, обеспечивающих реализацию поставленных задач.

При этом в рамках создания соответствующего комплекса инструментов следует иметь в виду реалистичный учет их эффективности в решении поставленных задач. Но эффективность, оцениваемая не только через степень достижения непосредственно поставленной цели, но и через интегральную оценку связанных затрат и смежных последствий. Так, например, оценка эффективности решения задачи роста производства продовольствия, ориентированного на использование технологий интенсивного земледелия, вряд ли может ограничиваться лишь ростом урожаев и не учитывать воздействие на окружающую среду.

Такой широко понимаемый подход к эффективности как раз и обеспечивает включение рисков и неопределенностей в качестве параметров при выработке и целей, и средств развития. Это, в свою очередь, предполагает решение очень непростой задачи – создание подхода, который обеспечивает взаимное соответствие целей развития, с одной стороны, и средств, используемых для реализации этих целей, с другой. Это прежде всего относится к тем сферам развития, где и уровень достижения целей, и смежные последствия трудно измеримы. Хуже того, в этих сферах трудно найти адекватные индикаторы, характеризующие рассматриваемые изменения.

На практике эта проблема либо игнорируется, либо решается на основе неких мало рефлексируемых допущений.

Преобладающим подходом в этой связи является реализация инерционного сценария. Здесь сказывается стремление как-нибудь уйти от содержательного анализа социальных изменений, природа и факторы влияния которых мало прояснены субъектами принятия решений. Содержательный анализ заменяется феноменологическим описанием, в котором даже нет попыток прояснить факторы, обусловливающие те или иные тренды развития.

В основе этого подхода лежит также неявное или просто не рефлексируемое исходное допущение, что факторы, обусловливающие предшествующее развитие ситуации, сохранят свое преобладающее влияние и в дальнейшем. Следует отметить, что это допущение является как бы индульгенцией от необходимости выявлять эти самые факторы.

Такой подход, кстати, оказывается вполне приемлемым в стабильной ситуации. Это как предсказывать погоду, глядя в окно. Завтра, скорее всего, погода будет такая же. Такой подход прежде всего связан с минимизацией интеллектуальных усилий и требований к компетентности. Он также не влечет за собой рисков принятия решений относительно существенных структурных сдвигов и институциональных преобразований.

Но все преимущества следования инерционному сценарию теряются в ситуации, когда условия функционирования явно и кардинально меняются. Тогда ответственным политикам не уйти от анализа последствий изменений во внешней и внутренней ситуации. Соответственно, необходимо создавать теоретические и методические средства анализа таких изменений.

Альтернативой инерционным сценариям чаще всего представляется целевой подход. Но здесь возникает ключевой вопрос: откуда берутся избираемые цели?

В аналитике для этого часто используется сценарный подход. Одним из последних, достаточно известных примеров такого подхода стал доклад Фонда прогрессивной политики «Образы будущего для России: сценарии, развилки и оценки»[20]. Не вдаваясь в содержательные оценки предлагаемых сценариев, для нашего обсуждения важны его теоретические подходы, характерные также для большинства такого рода сценариев. В них, как правило, отсутствует характеристика факторов, обусловливающих складывание соответствующих сценариев и, соответственно, целевых ориентиров. Но без эксплицитного выявления оснований складывания сценариев сложно полагаться и на предлагаемые цели.

В условиях большой неопределенности инерционные подходы, прежние бюрократические ухватки становятся источником значимых рисков. Это как «Титаник», несущийся по ранее проложенному и, абстрактно говоря, верному курсу навстречу невесть откуда взявшимся айсбергам.

При этом справедливости ради следует отметить, что сценарные проработки все же дают содержательную основу для целеполагания. Условием их фундирования является эксплицитное выявление факторов, обусловливающих соответствующие сценарии. При таком понимании легко отличить основательные сценарии от умозрительных спекуляций. Если исходные факторы представлены, можно смотреть дальше, если нет, то…

Практика целеполагания и основанных на ней рекомендаций, к сожалению, дает примеры, оценку которым может дать сам читатель.

В этой связи можно привести диалог автора с одним руководителей Минэкономразвития на заседании Общественного совета при этом министерстве[21]. В ответ на вопрос: «Насколько эффективны предложенные министерством средства поддержки экономики?» – последовал знаменательный ответ: «Мы создаем условия ведения бизнеса. Насколько бизнес ими воспользуется, это их дело».

Этот пример важен для нашего обсуждения, т. к. он демонстрирует внутреннюю, бюрократическую логику выработки как целей развития, так и способа оценки адекватности используемых средств достижения этих целей. Здесь проявляется значимый критерий, лежащий в основе многих бюрократических построений, – минимизация личной ответственности. Понимание влияния этого критерия – существенная предпосылка для логики нашего последующего обсуждения.

Важно также отметить, что под влиянием этого критерия выработанные цели чаще всего не связаны с достижением конечного результата развития, а ориентированы на какие-то промежуточные задачи. Связь между конечным результатом и этими решаемыми задачами оказывается довольно неопределенной. И в ходе экспертизы принимаемых решений редко устраняются эти неопределенности взаимосвязей между решаемыми задачами, с одной стороны, и конечными результатами, с другой.

Именно в рамках такого понимания возникает позиция, что если бизнес не пользуется предоставленными возможностями, то это его дело. И не возникает вопрос, что, быть может, комплекс самих этих возможностей определен неверно, не учитывает требования, реально значимые для бизнеса.

Сегодня такой подход к выработке целей и средств просто опасен в условиях растущей неопределенности, когда связь между конечными результатами и условиями их достижения становится еще более размытой. Стереотипные, основанные на рецептах из учебников подходы не слишком сильно влияют на ситуацию и в условиях стабильности. Они, конечно, снижают эффективность принимаемых решений, но все же как-то терпимы. В условиях же большой неопределенности такие бездумные подходы могут стать триггером резонансных возмущений и стать источником быстро нарастающей нестабильности.

Здесь следует отметить, что требования, связанные с «санкционной войной» и ведением СВО, существенным образом сказались на практике принятия государственных решений. И требования стали яснее, и спрос жестче. Но эти перемены коснулись прежде всего ситуативного реагирования. На средне- и тем более долгосрочном горизонтах еще сказываются прежние ухватки.

Эти соображения влекут за собой задачу определенной ревизии сложившихся и ставших стереотипными подходов к определению целей и средств развития и на этой основе пересмотра этих подходов в направлении их взаимного соответствия.

Аналогичным образом дело обстоит и в тех случаях, когда целеполагание носит явно декоративный характер, является чиновничьим ответом на требования реализации целевого подхода в управлении. Яркий пример такого подхода представляют собой государственные целевые программы, которые являются приложениями к бюджету[22].

Так, например, вполне достойная по своему существу целевая программа в области развития авиационной промышленности формулировала эту цель – «сохранить Россию в качестве великой авиационной державы»[23]. Вполне очевидно, что эта цель не содержит измеримых характеристик, позволяющих оценивать уровень ее достижения.

Это, в свою очередь, не позволяет оценивать эффективность использования средств, выделяемых на реализацию соответствующей программы. Более того, такого рода декоративные цели, характерные для подавляющего большинства отраслевых программ, не позволяют оценивать альтернативы в подходах к достижению цели. Они становятся барьером для какого-либо стратегического маневра.

Вполне понятно, что такого рода «целеполагание» является декорацией для инерционных стратегий, сохранения устоявшихся подходов, за которыми даже и особо не скрывается ведомственная инерция.

Следует принять во внимание, что в такой инерции имеются свои резоны. Инерция, опробованные подходы в относительно спокойной ситуации связаны с меньшими рисками и, как кажется, апологетам такой корпоративной инерции дают большую эффективность. Этим же, как представляется, объясняется и практически полная ведомственная замкнутость разрабатываемых целевых программ. Ведомственная разобщенность и конкуренция за влияние обусловливают крайне слабый уровень солидарности, совместного стремления к достижению общих целей развития. В таких условиях трудно полагаться на предложения смежников[24].

Здесь вряд ли помогут априорные, чаще всего идеологически вскормленные или популистские определения целей.

Нужен подлинно альтернативный подход, способный обеспечить содержательно обоснованную комплексную оценку факторов и условий функционирования соответствующих секторов. На основе такой оценки и анализа альтернатив системной реакции рассматриваемых секторов становится возможным понимание содержательного критерия развития этих секторов.

В качестве примера такого подхода можно привести эволюцию критериев эффективности такого сектора социальной жизни, как призрение детей, оставшихся без попечения родителей. В течение длительного времени в качестве критерия эффективности этого сектора являлось создание приемлемых условий жизни сирот. Накормить, одеть, обучить и отправить во взрослую жизнь.

Но анализ социальных последствий реализации избранного критерия и показал, что она ведет к высоким рискам криминализации, асоциального поведения молодых людей, мало подготовленных к испытаниям взрослой жизни.

Более содержательный анализ привел к дополнительному критерию эффективности сектора – уровню социализации и социальной интеграции. Включение этого критерия позволило много лучше ориентировать сектор на конечный социальный результат – на создание для молодых людей комплекса необходимых стартовых условий для последующей взрослой жизни.

Этот пример показывает, что искомый подход должен также создавать предпосылки для отбора инструментов, обеспечивающих реализацию поставленных целей. Так, изменение целевых ориентиров деятельности рассмотренного выше сектора сразу же привело к существенной корректировке используемых институциональных средств: облегчение условий для приемных родителей, семейные детские дома, материальная поддержка усыновителей и т. п.

Из этого примера видно существо трансформаций в подходах к изменению ситуации: вместо решения административной задачи начали использовать общесоциальный анализ ситуации. Начали использовать проблемный подход.

Проблемный подход – синтез телеологии и генетики [25]

Для того чтобы лучше понять существо изменений в подходах к определению целей развития, важно прояснить, что они связаны с фундаментальными различиями во взглядах на характер этого развития. Анализ показывает, что, несмотря на все наслоения, обусловленные идейными корнями сторонников различных подходов, их образованием и опытом предшествующей работы, различия в соответствующих подходах можно охарактеризовать через базовые ориентиры, лежащие в их основании: телеологию и генетику[26].

На выработку акторами принимаемых решений соответствующие концептуальные основания оказывают неявное влияние даже при отсутствии рефлексии оснований этих решений. То есть даже в тех случаях, когда решения принимаются на основе сугубо ведомственных или личных интересов, за способом их принятия стоят ранее усвоенные воззрения и стереотипы[27].

Условно говоря, «генетики» принципиально ориентировались на «взращивание» (отсюда такое их внимание к социальным условиям развития). Другое же, «телеологическое», направление, напротив, настаивало, что строительство в соответствии с заранее намеченными целями и планами много успешнее. В принципе это, конечно, верно, но беда в том, что при этом слабо рефлексируются источники целей и планов, а также ограничения их реализации.

Соответственно, при разработке стратегии и ориентиров развития одни полагают, что важнее всего телеология – верное определение целей развития, выбор организационно-технологических средств их реализации. Политическая воля и мощь государственного аппарата (ведь недаром «телеологи» по преимуществу «государственники») сделают свое дело, проложат дорогу к успеху или к результату, который можно представить в качестве такового. И ничего, что просто задать желаемые цели, без их системного обоснования и целостного анализа условий их реализации, – волюнтаристская авантюра, за которую приходится дорого платить.

Яркий пример: ряд решений хрущевской эпохи. Решение реальной проблемы роста производства молока и мяса требовало увеличения производства кормов. Было предложено вполне адекватное средство: рост производства кукурузы на силос. Дальше сработало бюрократическое целеполагание и обкомы КПСС стали соревноваться в количестве гектаров, засеянных кукурузой. В результате были отброшены какие-либо климатические и аграрные резоны. Теплолюбивой кукурузой засеяли поля чуть ли не до полярного круга. Кормов много больше не стало, но орденов раздали множество.

Их оппоненты – «генетики», напротив, ориентируются на «живые» ресурсы развития, анализируют разнообразные возможности, открывающиеся при анализе реально идущих процессов, во всем их разнообразии и противоречиях. Но без адекватных инструментов анализа качественных макросоциальных изменений и открывающихся на этой основе возможностей наши современные «генетики» неизбежно жмутся к инерционному сценарию. Реакция на такого рода изменения требует целенаправленной коррекции, осознанного вмешательства в органику социальной жизни.

В этой связи критики инерционных сценариев справедливо указывают, что в рамках такого подхода игнорируются макросоциальные сдвиги и изменения. В результате почти неизбежно накапливаются общесистемные риски.

Такого рода общесистемные риски сегодня даже не обсуждаются, т. к. нет адекватных инструментов для их выявления, анализа и учета. Из предложенных соображений можно сделать вывод, что в современных условиях вряд ли возможно опираться на «инерционный», примитивно «генетический» путь преобразований.

Вообще, спор между сторонниками теологии и генетики шел почти с того момента, когда возникла социальная рефлексия. Георг Зиммель отчетливо указывал на то, что проблема соотношения телеологии и генетики уходит буквально в «глубину веков». Анализируя появление телеологии (генетика, понятно, самозарождалась стихийно. – Авт.), он писал: «…право в начале своего развития было, в сущности, направлено на сохранение “мира” и прежде всего на предотвращение для общественной угрозы индивидуального насилия и не менее насильственной индивидуальной защиты: действие права как орудия мира заслоняло – так это выражали – его действия как орудия справедливости. Общность хочет жить, и, исходя из этого желания и в качестве средства, оно создает формы, регулирующие жизнь отдельного человека. Это еще полностью остается в телеологии общей жизни, совершенно так же как поведение в индивидуальной жизни регулируется ради ее телеологии, причем здесь и часто посредством принуждения, которое центр личности осуществляет по отношению к периферическим отдельным личностям»[28].

Но возникает вопрос: как же можно преодолеть (или хотя бы существенно снизить) недостатки каждого из этих подходов? Как можно определить цели, подкрепленные реальными ресурсами и наличными возможностями?

Как представляется, базовым методологическим ответом на эти вопросы может стать проблемный подход. Его специфика изначально ориентирована на анализ факторов, оказывающих значимое влияние на рассматриваемую ситуацию, выявление альтернативных вариантов развития ситуации и выбор стратегии или целевых ориентиров «решения» проблемы.

Переходя к обсуждению проблемного подхода, важно представить понимание понятия «проблема», используемое в дальнейшем изложении. Это тем более необходимо, т. к. в отношении этого термина явно наличествует неоднозначность понимания.

В дальнейшем мы будем исходить из понимания, что проблема (от греч. problema – трудность, задача, задание) – практический или теоретический вопрос, требующий своего разрешения; неопределенность или противоречие, возникающее в процессе познания, осознание субъектом невозможности решить трудности и противоречия, возникающие в данной ситуации, средствами наличного знания и опыта[29]. Для нас в данном определении важны акценты на «требующего своего решения», «неопределенность или противоречие», а также «невозможность решить трудности и противоречия, возникающие в данной ситуации, средствами наличного знания и опыта».

Из такого понимания «проблемы» и возникают охарактеризованные выше задачи проникновения в существо складывающейся ситуации с ее неопределенностями, вызовами и рисками, поиск новых средств и подходов, позволяющих решать возникающую проблему.

Одним из первых примеров проблемного подхода, давшего старт блистательной карьере Роберта Макнамары (во время Второй мировой войны подполковника министерства авиации США, занимавшегося проблемами логистики), является решение проблемы снабжения запчастями американских авиационных соединений[30]. Проблема заключалась в том, что прежние методы снабжения, когда на морские транспорты загружалась однотипная продукция (двигатели, крылья, лопасти винтов и т. д.), оказались непригодными. Немцам или японцам достаточно было потопить один транспорт, и на земле оставались целые авиакрылья.

Решение проблемы было связано с пониманием существа рисков, с введением критерия максимизации боевой готовности авиасоединений с учетом рисков потопления транспортов. Была реализована система оптимальной загрузки транспортов. Собственно, решение этой проблемы стало одним из импульсов развития теории исследования операций[31].

Для нашего обсуждения в этом примере важно выявление новых рисков, обусловливающих изменение целевых ориентиров и средств их достижения.

При этом следует отметить, что в рассматриваемом примере речь шла о проблемной ситуации, в которой все факторы, требующие своего учета, достаточно легко поддавались статистическому анализу и, соответственно, могли становиться основаниями для оптимального решения.

При этом следует выделить и более общую тенденцию: центром исследовательского интереса и в рамках исследования операций, и затем в системном анализе было решение уже выявленной проблемы. Здесь удавалось продемонстрировать новые, быстро растущие возможности использования математического аппарата и вычислительной техники. Библиографический анализ литературы по проблемному подходу подтверждает этот тезис[32].

При этом вне фокуса исследовательского интереса оставались подходы, связанные с выделением «проблемы», с ее определением в качестве объекта анализа и поиска адекватных «решений». В системном анализе эта процедура получила название «замыкание системы».

Такие общесистемные подходы еще как-то получали развитие и применение в отношении естественно-научных объектов. Нас же, по вполне понятным причинам, интересуют проблемные ситуации, в которых действуют акторы, обладающие собственными системами представлений о происходящем и собственными критериями его оценки.

Нельзя сказать, что ведущие исследователи, обращавшиеся к проблемному подходу, игнорировали эту специфику. Одной из первых попыток учета такой специфики была работа одного из основоположников системного анализа Р. Акоффа[33]. Здесь важно отметить, что Р. Акофф исходно связывал системный анализ с изучением проблемных ситуаций, которое, собственно, и позволяло определить, «закрыть» систему, требующую изучения и на этой основе решить проблему.

Нельзя сказать, что в нашей государственной практике нет примеров проблемного подхода к решению крупных социальных проблем. Значимым примером использования такого подхода было принятие в 2009 году программы материнского, или семейного капитала. Особенно хочется подчеркнуть, что дело не ограничивалось материальной поддержкой. Она имела превалирующее значение в условиях, когда рождение второго ребенка сильно снижало уровень жизни семьи, зачастую оборачивалось ее бедностью. Но в рамках задач этой программы был использован также критерий «повышение статуса женщины в семье». Женщина, принесшая в семью материнский капитал, уже не нахлебница, она реальный партнер в семейном благополучии. Это свидетельствует о широком социальном видении авторов программы.

Такое понимание проблемного подхода позволяет осознать как его возможности, так и многие трудности, возникающие при попытках его использования.

Пример материнского (семейного) капитала значим для нашего рассмотрения и в связи с тем, что он показывает связь между характером выделяемой проблемы, с одной стороны, и институциональными средствами ее решения, с другой. Конструкторы институционального дизайна либо просто не знают, либо высокомерно игнорируют тот факт, что социальные институты всегда являются инструментом решения вполне определенной проблемы[34]. На примере эволюции такого социального института, как «семья», можно проследить, как в соответствии с переменами в проблемной ситуации в соответствующем секторе социальной жизни менялись и институциональный дизайн, и предмет социального регулирования этого института[35].

Соответственно, эффективному институциональному решению с необходимостью должно предшествовать ясное определение решаемой проблемы. Попытки игнорировать этот принцип, подходить к институциональным решениям исходя из узко понимаемой задачи, приводят к серьезным просчетам. Ярким примером такого просчета является пенсионная реформа в ее первоначальном виде в качестве лишь средства сокращения расходов. Результатом стала вполне предсказуемая реакция большого числа людей, воспринявшая такое решение как попрание принципов социальной справедливости.

Следует отметить, что последующее вмешательство Президента и корректировка пенсионной реформы осуществлялись из широко понимаемой проблемы – учета комплекса интересов лиц старшего поколения.

При этом взаимосвязь между институциональным решением, с одной стороны, и проблемой, для решения которой создается соответствующий институт, с другой, упускается даже при рассмотрении важнейшего вопроса о качестве институтов[36].

Вполне понятно, что прояснение в явном виде источников рисков и вызовов, обусловливающих изменения в функционировании рассматриваемых социальных или социально-экономических процессов, создает содержательные предпосылки для учета их влияния, для разработки инструментов для купирования этих рисков и вызовов. Другой вопрос, что такое прояснение – непростой вопрос и порождает новый класс исследовательских проблем и задач.

Но, по крайней мере, понятно, что искать. Прежде всего средства анализа качественных изменений в социальной жизни и институциональном регулировании условий этой жизни. Понимание, что на качественном уровне меняется в условиях социальной жизни, создает предпосылки для понимания базовых «развилок», создающих основы для альтернативных сценариев развития, и, соответственно, для выявления существа проблемных ситуаций, требующих своего решения.

Значение этого тезиса связано с тем, что многие проблемы предстают перед нами в качестве эмпирически фиксируемого социального феномена, содержательные причины и последствия которого остаются не проясненными.

Примером такого феномена может служить «ловушка среднего уровня дохода», фиксируемая историками социально-экономического развития[37]. При этом содержательно не проясняются причины этого феномена[38]. Соответственно, «расколдовывание» такого рода феноменов, за которыми зачастую скрываются серьезные барьеры и ловушки развития, становится частью предмета нашего исследования. Рассмотрением части такого рода ловушек мы займемся в дальнейшем.

В то же время следует прояснить причины того, что проблемный подход при всей своей перспективности практически не занял сколько-нибудь заметного места ни в анализе, ни в практике управления. Более того, он достаточно быстро был лишен легального места в системе научного знания[39].

Основной причиной такой ситуации, как представляется, является требование достаточно широкого междисциплинарного, точнее, макросоциального подхода к выявлению и последующему решению проблемы. Локальные дисциплинарные подходы со своим достаточно специфическим аналитическим инструментарием сталкиваются с необходимостью обеспечить взаимодействие с иным дисциплинарным видением. И это притом что имеется уже довольно длительная, почти столетняя, научная традиция такого взаимодействия, восходящая к «хоторнским экспериментам»[40]. Для нас важно, что в ходе этих экспериментов были успешно интегрированы собственно экономические и социологические подходы.

В последнее время появились работы, прокладывающие дорогу к рассматриваемому междисциплинарному анализу[41].

Другой, как представляется, еще более значимой причиной слабого использования проблемного подхода является его конфликтное взаимодействие с управленческой средой. Дело даже не в том, что такого рода подходы непонятны тем, кто их будет использовать. Нет, в среднем и высшем звене управления крупных корпораций и госорганов, как показывает включенное наблюдение, немало образованных, обладающих широким кругозором людей.

Более того, часть из них вполне понимает преимущества проблемного подхода. Но именно они также хорошо понимают, что применение проблемного подхода неизбежно приведет к выявлению того, что применяемые ими критерии и подходы ориентированы не на конечные результаты развития, а на отмеченное ранее снижение рисков персональной ответственности.

В течение длительного времени вся система корпоративного и государственного управления очень аккуратно настраивалась на внутренние, промежуточные критерии, далеко не в полной мере увязанные с конечными результатами. При таком видении вполне понятна судьба предложений, направленных на кардинальное снижение корпоративного комфорта.

Если даже часть наиболее продвинутых акторов системы корпоративного и государственного управления и предпримет соответствующие попытки изменить ситуацию, то им придется столкнуться с тем, что продвижение новых методов и подходов встретит сплоченное сопротивление всей менеджериальной среды. Лишь очень немногие готовы на такого рода подвиги.

Снизить же сопротивление этой среды, создать шансы для продвижения новых подходов может лишь жесткое давление сверху, требования конечных результатов как со стороны высшей государственной власти, так и стороны высшего менеджмента корпораций или даже их собственников.

Представляется, что осознание качественного изменения ситуации, кардинального возрастания рисков вполне способно сыграть роль «волшебного пенделя», традиционного стимула в нашей менеджериальной традиции[42].

Проблемное поле отечественного развития

Ловушка «среднего уровня дохода» [44]

Рассмотрение этого примера показательно, т. к. при обсуждении этой проблемы фокусируются многие факторы, характеризующие альтернативные сценарии нашего общественного, государственного и социально-экономического развития.

Значение этой проблемы для нашего развития подчеркивали наши ведущие экономисты[45]. Об этой проблеме и задачах нашей страны по преодолению «ловушки» был представлен достаточно выразительный доклад на МФФ в 2019 году[46].

Эта проблема не нова. Уже с середины прошлого века в разной степени ею занимались знаменитые американские экономисты Уолт Ростоу и Александр Гершенкрон в 1950-х и в 1960-х гг. соответственно[47]. Эти исследования были связаны с анализом «траекторий развития», включая известную теорию «стадий экономического роста», которая ранее была нами рассмотрена в рамках общего обзора теорий модернизации[48].

Дальше всех, как представляется, в изучении обсуждаемого вопроса продвинулся профессор Калифорнийского университета Беркли Барри Эйхенгрин[49]. По его расчетам, быстрый рост экономики замедляется при достижении уровня подушевого ВВП $11 тыс. (по ППС в ценах 2005 г.). Но, сумев преодолеть этот барьер и обеспечив дальнейший рост, страна рискует угодить в следующую ловушку – при отметке примерно $15–16 тыс. Как только это случается, темпы роста падают со средних 5,6 до 2,1 %. Затем следует период долгого восстановления, не всегда успешный – некоторые страны так и остаются в ловушке.

Такая ситуация скорее типична: в ловушке среднего дохода дважды побывали Австрия (1960, 1974), Венгрия (1977, 2003), Греция (1970, 2003), Япония (начало 1970-х, начало 1990-х гг.), Португалия (1973–1974, 1990–1992), Сингапур (после 1978, после 1993 г.), Испания (середина 1970-х гг., 2001) и Великобритания (1988–1999, 2002–2003).

Следует обратить внимание на то, что наша страна в первый раз подошла к уровню ВВП в $11 тыс. в конце 1970-х – начале 1980-х гг. Как видно из рис. 1, сегодня Россия далеко «перешагнула» этот порог[50].

Рисунок 1

Изменилось также представление о развитии экономики Южной Кореи: страна меньше чем за 10 лет пережила два этапа замедления экономического роста – в 1989 и 1997 гг.

При этом следует отметить, что анализ рассматриваемой проблемы преимущественно осуществляется в основном на феноменологическом уровне, показывая статистические взаимосвязи, но не выявляя факторы, становящиеся причинами попадания в «ловушку». Так, Эйхенгрин и его коллеги указали на ряд таких взаимосвязей:

✓ чем выше рост до замедления, тем выше вероятность попадания в ловушку среднего дохода;

✓ недооцененная национальная валюта – верная дорога в ловушку;

✓ значительная доля граждан пенсионного возраста также повышает риск попадания в ловушку;

✓ замедление в целом менее вероятно в открытых экономиках с высоким качеством человеческого капитала;

✓ чем больше в стране граждан с высшим образованием, тем меньше вероятность спада[51].

Причины попадания в «ловушку» и «застревания» в ней часто обсуждаются путем проекции определенных социально-политических конструкций. Так, почти стандартным приемом является увязывание соответствующего «застревания» с развитием демократических институтов.

В то же время детальный эмпирический анализ не показывает наличия соответствующей прямой корреляции[52]. Следует обратить внимание на вывод исследователей, что переход от авторитарного к демократическому режиму, вопреки либеральным догмам, лишь повышает риск замедления роста экономики. Такой переход влечет за собой рост издержек, прежде всего за счет более справедливого подхода к заработной плате и правам трудящихся.

Так, например, было в Южной Корее в конце 1980-х гг.: страна сначала пошла по пути демонтажа авторитарного режима, а затем – в 1989 г. – первый раз попала в ловушку среднего дохода. Доказано, что номинальная заработная плата в Корее до 1987 г. росла вместе с номинальной производительностью труда, а после начала демократических реформ стала расти гораздо быстрее.

Указания же на косвенное влияние демократических преобразований на экономический рост еще требуют своего подтверждения. Здесь должна быть проверена альтернативная гипотеза влияния определенных макросоциальных факторов, обусловливающих и экономический рост, и демократические методы регулирования социально-политических отношений. Предположение о наличии таких макросоциальных факторов весьма значимо для нас в контексте последующего рассмотрения характеристик «коридоров возможного».

Можно предположить, что для сущностного, проблемного анализа «ловушки» вряд ли возможно оставаться в рамках лишь экономической парадигмы. Необходимо рассмотрение более широкого социального контекста как ее причин, так и последствий.

Здесь можно заметить, что важным социальным последствием замедления темпов экономического роста является усиление процессов «кризиса ожиданий»[53]. В «тучные» годы складывается инерция социальных ожиданий, связанная с быстрым ростом экономики и, соответственно, с ростом уровня жизни, с оптимистическими оценками социально-экономических перспектив. Падение же темпов экономического роста в этих условиях воспринимается как крах этих перспектив и ведет к разнородным смятениям и смутам, к поискам виновных, если не к «охоте на ведьм». Возникают значимые предпосылки дестабилизации, доходящие до полномасштабного социально-политического кризиса. Такая обстановка плохо подходит, прежде всего, для реалистичного анализа наличных проблем и противоречий, для выработки адекватных мер, необходимых для восстановления темпов экономического роста, преодоления «ловушки среднего уровня развития».

Так, например, Иран с его массовыми молодежными генерациями, получившими в результате политики модернизации Шаха более высокое образование, попал в нее в 1977 г., накануне революции. Можно также сопоставить периоды попадания в «ловушку» со временем политических кризисов, произошедших в ряде стран, включая нашу собственную.

«Так, Египет начиная с 2005-го пережил период очень быстрого экономического роста (до 7,5 %) и столь же быстрого роста доходов населения. Однако этот рост был отчасти смыт волной агфляции (роста цен на продовольствие), достигшей своего пика в начале 2011-го. На Западе похожий механизм сработал в 1968 году. “Красному маю” во Франции и росту оппозиционных настроений на Западе в целом предшествовала ситуация, когда длительный экономический подъем сменился стагнацией. Количество безработных в 1968-м оказалось на 70 % большим, чем в 1960-м. На это наложился “кризис дипломов”. Количество получающих высшее образование выросло вчетверо за 12 лет, и выпускники оказались явно не востребованы рынком.

Схожие проблемы наблюдались и у нас. Так, за 2003–2007 годы реальные доходы в России выросли больше чем в полтора раза (56 %), радикально обогнав повышение производительности труда. Интерес к высшему образованию сначала сильно упал в 80-х – первой половине 90-х: в 1993 году количество студентов оказалось на уровне 1970-го. Однако затем начался феерический рост – количество студентов в нынешней России в 2,5 раза больше, чем на советском пике 1981 года. Высшее образование получает 40 % молодежи, количество обладателей дипломов с 2002-го по 2010-й выросло на 41 %. Для сравнения – в Европе высшее образование получают 34 %, США находятся примерно на российском уровне. При этом такое количество избыточно для американской экономики. Например, процент выпускников колледжей, работающих по специальностям, не требующим высшего образования, устойчиво растет. Между тем, как и в начале ХХ века, российская экономика проще и архаичнее западной и объективно не может генерировать американский спрос на “образованное сословие”»[54].

При таком понимании становится понятно амбивалентное влияние характера социально-политической системы. Здесь ключевым критерием становится ее возможность выявлять и решать сложные проблемы и противоречия развития. Переход к демократическому порядку на первых порах повышает легитимность системы, но далеко не всегда позволяет вырабатывать адекватные меры по решению структурных проблем, затрагивающие политически активные и легко мобилизуемые группы.

Эти примеры показывают, что для поисков выхода из «ловушки» нужны более «понимающие» характеристики.

Выше уже было отмечено влияние «кризиса ожиданий». Соответственно, «ловушка среднего уровня дохода» становится триггером социально-политической нестабильности. Этот ее эффект можно назвать «законом де Токвиля». Результат – целый комплекс вызовов: наряду с социально-политической напряженностью возникают снижение эффективности институциональной системы, рост оценок влиятельными акторами рисков социально-политической ситуации и снижение инвестиционной и иной социально-экономической активности.

Здесь велика вероятность запуска нисходящей спирали нарастания всего комплекса социальных, политических и экономических проблем, «схлопывания ловушки».

В этом контексте важно увидеть непосредственные социально-экономические последствия «ловушки», стимулирующие рост «кризиса ожиданий».

Замедление темпов экономического роста ведет к еще большему замедлению темпов роста бюджетных расходов, или же в популистском сценарии поддержание этих доходов поддерживается ростом бюджетного дефицита и, соответственно, национального долга. Так, впечатляющим примером роста национального долга в результате долговой «накачки» бюджетного дефицита является рост национального долга США почти до 34 трлн долл. в 2023 году, т. е. 124 % к ВВП, тогда как в начале века он составлял лишь 55 % ВВП[55]. Но рост национального долга способен лишь отсрочить влияние «ловушки», т. к. его обслуживание быстро приводит ситуацию к финансовой пирамиде и еще более жесткому финансовому дефициту[56].

Соответственно, бюджетные ограничения лимитируют социальные расходы и, следовательно, стимулируют противоречия между ожиданиями роста благосостояния, сложившимися в предшествующий период благоденствия, с одной стороны, и стагнацией, если не сокращением бюджетных расходов, с другой.

Еще более значимым стимулом «кризиса ожиданий» являются структурные экономические изменения, которые приводят к «ловушке».

В период, предшествующий «ловушке», основными факторами экономического роста развивающихся стран были относительно образованная и дисциплинированная рабочая сила; приток внутренних или привлеченных инвестиций, трансфер массовых технологий и адекватный менеджмент[57]. В результате конкурентоспособность поддерживается в секторе low cost: низкие издержки, абсолютно низкая цена (а не соотношение цена – качество).

Следует отметить, что этот «стандартный» рецепт, характерный для уходящей в прошлое модели глобализации, обусловил длительный экономический рост Китая, преодоление чудовищной бедности в ряде стран Юго-Восточной Азии и Африки.

В экономиках, развивающихся по этой «стандартной» модели, быстро растут сборочные производства, которые являются «дочками» иностранных концернов, владеющих интеллектуальной собственностью на продукцию и технологию и зачастую производящие ключевые компоненты[58]. Главное, им достается основная часть маржи от производимой продукции.

Далеко не все эти страны обладают политико-экономической мощью Китая, который долго (чрезмерно долго, по мнению Д. Трампа) противостоял иностранным компаниям в их стремлении к репатриации прибыли и извлечению технологической ренты.

В результате страны, избравшие «стандартную» модель развития, практически обречены на низкую маржинальность основных секторов своих экономик. Невозможен рост оплаты труда в ключевых отраслях: сразу теряется конкурентоспособность, и в этих секторах начинается спад.

В условиях все более открывающихся международных рынков и тем более глобализации на положение различных секторов также начинает оказывать влияние межстрановая конкуренция. В тех секторах национальных экономик, которые не обладают эксклюзивными преимуществами, прежде всего интеллектуальной собственностью, под влиянием конкуренции со стороны стран с меньшими издержками, прежде всего стоимостью трудозатрат, начинает падать маржинальность[59]. Ограничивается рост зарплат, спрос на квалифицированную рабочую силу, и, соответственно, стимулируется «кризис ожиданий».

При этом не растет налоговая база и ограничены возможности бюджета для повышения уровня оплаты бюджетников, расходов на науку, образование и здравоохранение – необходимые источники роста на новом витке экономического развития.

Такая модель экономики не создает также спроса на высококвалифицированных работников и, соответственно, на «продукцию» системы качественного образования. В ней достаточно низка мотивация к росту квалификации. Создается замкнутый круг, собственно и составляющий социальное измерение «ловушки»: структура экономики не создает спрос на качественное образование, науку и здравоохранение. Экономика, загнанная в «ловушку» из-за нехватки бюджетных средств, не может стимулировать эти социальные отрасли для создания опережающего спроса.

Формируются структурные барьеры для выхода из «ловушки».

«Ловушка» создает предпосылки для сужающейся «воронки», в которую затягиваются и экономика, и общество. На «дне воронки» видна национальная катастрофа.

Этот эффект можно проследить на примере производства бытовой электроники и мобильных телефонов. Все хорошо помнят лидерство голландского Philips в производстве телевизоров и финской компании Nokia в производстве мобильных телефонов. Но снижение цен на эту продукцию, падение ее маржинальности в условиях растущей глобальной конкуренции, прежде всего со стороны Китая, вынудило голландцев перенести производство в Малайзию, а финнов – расстаться с сектором экономики, который ряд десятилетий был драйвером роста.

Аналогичная ситуация и с производством чипов. Эта высокотехнологическая продукция под влиянием конкуренции уже утратила высокую маржинальность в приложениях, связанных с массовым потреблением. При этом мало кому известно, что основную маржу на рынке чипов собирает нидерландская Advanced Semiconductor Materials Lithography – ASML – почти монополист на рынке оборудования для производства чипов с высоким уровнем разрешения[60]. Но понимание правительством США значения этой проблемы для национальной безопасности и рисков логистики обусловило создание серьезных стимулов для того, чтобы новый завод по производству чипов по технологии ASML с разрешением 2НМ строился уже в Америке.

В этой связи следует подчеркнуть, что сам по себе высокотехнологичный характер производства не гарантирует высокой маржинальности и, соответственно, преодоления ограничений «ловушки». Ключевым фактором здесь является доступность технологии и связанный с ней уровень маржинальности соответствующих секторов, которые, в свою очередь, способны финансировать бюджет и стать драйвером для преодоления барьеров «ловушки».

Соответственно, важным структурным источником «ловушки» является высокая доля секторов с низким уровнем маржинальности. Эти сектора не только не обеспечивают рост доходов своих работников, но не способны абсорбировать приток выпускников вузов с их притязаниями (часто к тому же и непомерными). Выход же из «ловушки» в условиях глобальной конкуренции предполагает рост доли секторов с высоким уровнем маржинальности.

Имеются и альтернативные взгляды на преодоление, точнее, избегание «ловушки». Их объединяет стратегия автаркии или социально-экономического изоляционизма[61]. В этой позиции, как представляется, содержатся вполне рациональные оценки последствий сильной технологической и социально-политической зависимости для суверенного развития[62]. В то же время при оценке такого рода стратегий следует учитывать и существенные, возникающие в этой связи ограничения и последствия.

Главным ограничением в рамках этой стратегии являются инвестиции и технологии. В этой связи достаточно странны обращения к США как к примеру изоляционизма. Железные дороги, строительство которых было общепризнанным драйвером американской экономики, осуществлялось на английские деньги и при их же значимом первоначальном технологическом импульсе[63].

Автаркия так же, как показывает опыт всех стран, обращавшихся к этой стратегии, ведет к снижению качества товаров, находящихся вне государственно-политических приоритетов. Как правило, прежде всего страдает качество товаров потребительского сектора. Внутренних ресурсов никогда не хватит на поддержание высокого технологического уровня по всему фронту производства товаров и услуг. Это сразу же создает «окно уязвимости», т. к. в условиях информационной открытости отставание в потребительском секторе, как показывает советский опыт, становится важным фактором «кризиса ожиданий». Избежать его трудно, хотя и можно смягчить за счет патриотической мобилизации. Но и такую мобилизацию трудно поддерживать долго, и, соответственно, вряд ли возможно реально рассчитывать на нее при решении задач долгосрочного развития.

Соответственно, как показывают уроки «санкционной войны», необходим содержательный анализ рисков технологической зависимости, оценки наших возможностей преодоления этих рисков как на основе достижений отечественного инновационного сектора, так и использования возможностей «дружественных» стран.

Для преодоления «ловушки» важно по меньшей мере вести анализ структуры отечественной экономики в отношении уровня маржинальности отдельных ее секторов, а также спроса различных секторов на высокообразованную и динамично мотивированную рабочую силу. Также важно осуществлять мониторинг вертикальной мобильности[64]. Такой анализ позволяет оценить риски нарастания «кризиса ожиданий», а также вклад различных секторов в преодоление «ловушки».

Так, например, за последние годы существенно возросла маржинальность сектора сельского хозяйства, производства продовольствия в целом. Формально этот сектор не относится к высокотехнологичным, но он обладает существенным потенциалом для участия в преодолении барьеров «ловушки».

В рамках стратегии преодоления «ловушки» следует трезво оценивать возможности информационного изоляционизма. Здесь следует учитывать связь этого пути с нарастанием «кризиса ожиданий», с формированием у динамичной части молодежных, да и не только молодежных, генераций ощущения не только материальных, но и информационно-духовных лишений.

Из всего этого следует ряд выводов.

Во-первых, «ловушка среднего уровня» является проблемой, без решения которой невозможно избежать высоких рисков социально-политических напряжений. Соответственно, решение этой проблемы должно стать важным приоритетом ответственной стратегии отечественного развития[65].

Во-вторых, «ловушка» является комплексной проблемой, затрагивающей весь комплекс социально-экономических и социально-политических отношений. Это, в свою очередь, означает, что стратегия по выходу из «ловушки среднего уровня» должна носить комплексный характер, обеспечивающий содержательные взаимосвязи между развитием разных секторов.

В-третьих, важной оценкой хода преодоления «ловушки» должно стать макросоциальное измерение общественного развития, обеспечивающее интегральную оценку этого процесса, позволяющее своевременно и содержательно диагностировать неизбежно возникающие противоречия, стимулировать поиски их решений.

Для нашего обсуждения этот вывод значим в связи с тем, что он актуализирует задачу поиска реальных «коридоров», в рамках которых возможен выход из «ловушки», а также нахождение соответствующих инструментов анализа, позволяющих характеризовать ход прохождения по этому «коридору».