Больше этой ночью я не уснула. Оделась и спустилась в кабинет. Первым делом переписала свое эссе по призыву и добавила новых впечатлений. Благо у меня они появились за последние сутки. Септа досыпала на столе, а Луиджи до рассвета рыскал по дому, и его уши подергивались от каждого шороха. В конце концов, он переловил всех мышей, со скучающим видом свернулся клубком в уголке и развеялся, едва утренний свет забрезжил в окне.
– Пора, – сказала я сама себе, облачилась в черное и забрала волосы в тугой пучок.
Я иду не только ради Немо. Я должна проститься с Горацио, ведь это он предложил Юстиции мою кандидатуру. Вдруг на меня снизойдет озарение: чем же я так провинилась перед покойным нотариусом, и что же такое он увидел во мне, что доверил свой архив и печать?
– Септа, остаешься за главную.
Осьминожка и не рвалась никуда, помахала мне на прощание и улеглась на дно аквариума.
Утренняя прохлада бодрила и подгоняла. Рассвет только зачинался, но город уже ожил. Пекарни выпускали клубы сдобного дыма, от которого текли слюнки, почтовые дилижансы спешили развезти первые письма и периодику. Фермеры в окрестностях озера Агренто вышли на поля. Самый обычный день, если не считать, что сегодня похороны самого близкого моему маэстро человека.
Что же мне сказать ему? Как вести себя?
К счастью, мне не пришлось ломать над этим голову. Немо был не один, его окружали коллеги, знакомые Торрагроссы, декан Пеларатти, другие нотариусы города Фероци, и, разумеется, домина Бевилаква. Я старалась смешаться с толпой и тихонько присела на край скамейки, чувствуя себя лишней на этом мероприятии.
– Ритци? – слишком громко спросил меня незнакомый мужчина, всю верхнюю губу которого скрывали забавные усы, напоминавшие щетку для чистки обуви.
– Она самая, – кивнула я, поднялась с места и слишком долго смотрела на протянутую мне ладонь, не зная, что делать: пожать или подать свою руку для поцелуя? мы на равных или как?
– Добро пожаловать, нотариус Ритци, прибавила ты нам работенки, однако…
– В каком смысле? – неуверенно ответила я на крепкое рукопожатие, а мой собеседник достал из кармана трубку и закурил.
– Я – Филиберто Грилло, тоже нотариус из Фероци. Все бывшие клиенты Торрагроссы хлынули ко мне и нашим с тобой коллегам. Давно не было таких жирных дней.
Жирных? Что он имеет в виду?
– Но ты не переживай, я слышал, ты делаешь отменные копии. Теперь по этому вопросу мы будем отправлять всех к тебе. К нотариусу с королевским гербом!
– А еще если нужно будет узнать, кто загрыз курицу, – поддержал уже другой мужчина.
Только торжественность момента мешала им в полной мере поиздеваться надо мной. Как жаль, что им приходилось сдерживаться! Я бы с удовольствием оценила красноречие этих мужчин.
Гордо вскинув голову, я решила удалиться первой. Пусть упражняются в колкостях без меня.
– Прошу прощения, я хочу выразить мои соболезнования маэстро Тровато до того, как он начнет читать речь.
Я делала вид, что меня все это не трогает, но на душе было гадко. Я просто заняла очередь за гостями, которые хотели пожать руку Немо и проститься с Горацию прежде, чем его предадут земле.
– Сеньорита Ритци, – поклонился мой бывший наставник.
– Сеньор Тровато, – поклонилась я ему в ответ, не в силах подобрать нужных слов.
Я смотрела в его глаза так долго, пока за моей спиной не раздалось недовольное кряхтение следующего желающего выразить соболезнование. Надеюсь, мне удалось передать хотя бы толику терзавших меня чувств за эту короткую встречу.
После я подошла к открытому гробу. Горацио Торрагросса отнюдь не выглядел безмятежным. Между бровей залегла складка, а губы были напряженно сжаты, словно мужчина унес с собой страшную тайну, которая мучила его годами. Надеюсь, когда зачитают его завещание, он, наконец, обретет покой.
Я сложила руки на груди и попросила Юстицию хорошенько позаботиться о своем верном слуге. И вернулась на место ожидать, когда все простятся со старым нотариусом.
Домина Бевилаква сновала между гостями и предлагала воды с лимоном. Дошла очередь и до меня.
– Юрианна, воды?
– Благодарю вас, домина, – инстинктивно отпрянула я от женщины, и это не укрылось от ее взора.
– Можно просто Элена. Ты, считай, досрочно выпустилась и уже не студентесса. Да и более не моя подопечная в общежитии. Еще совсем юная, а уже нотариус!
– Только ленивый этого не заметил, а еще я не мужчина. Об этом мне тоже частенько напоминают.
– Я не нравлюсь тебе.
Она поставила поднос с графином, подобрала полы своего темно-фиолетового платья и села рядом.
– Он мог попросить меня помочь, – буркнула я первое, что пришло на ум, и тут же пожалела, потому что от снисходительности во взгляде домины мне хотелось утопиться прямо в графине с лимонными дольками.
– Возможно, Немо не хотел утруждать тебя в и без того непростое время, а, может, он просто устал от пересудов и постоянных намеков. Дай, ему выдохнуть, Юри. Ты годами душила его своей неравной дружбой, привязала к себе. Может, хватит играть с ним и пользоваться? Ты добилась своего: мир у твоих ног, включая самого герцога. Отпусти Немо и позволь ему, наконец, стать счастливым.
Подумать только! И это я ее защищала вчера? Жалела? В драку бросилась…
– Это с кем же? С вами, домина, он станет счастливым?
Я давила в себе гадкие слова и слезы – не время, не место для них.
– А почему нет? Общество поддержит нас обоих, подумай об этом, Юри. Хватит быть эгоисткой. Немо был тебе удобен. Вежливый юноша, который боялся отказать тебе, но то время закончилось. Смирись, он уже не твой маэстро, и власти у тебя больше нет.
Она грациозно встала, подняла поднос и вернулась к работе.
Я видела, как мой маэстро смотрит на нее с нежностью и благодарностью, в то время, как меня он не удостоил даже взгляда. Может, домина права, и я делаю только хуже своим присутствием. Даже Юстиция всячески на это намекает. Неисповедимы пути ее. Меня отстранили от пар, а на пути моего возлюбленного появилась достойная и сильная женщина.
Я уставилась на свои дрожащие колени, пока не почувствовала, что из глаз потекло, даря слабое, но все же облегчение моей внутренней агонии. Благо на похоронах плакать не зазорно и даже принято.
Большую часть речи Немо я прослушала, потому что от его голоса сердце мое неистово стучало, аж звенело в ушах. Он говорил долго, и иногда болезненно срывался на полуслове. В такие моменты моему бывшему наставнику требовалось немало сил, чтобы перевести дух и продолжить.
– Он был мне больше, чем отцом…
– Как же, как же. Но фамилии своей мальчишке Горацио не дал, так и оставил сыном блудницы и карманника. Любил бы по-настоящему, не позволил пройти через все эти унижения… – переговаривались сидящие впереди, и я от злости собрала подол платья в кулаках.
Да как они смеют!.. Но с другой стороны. И правда, почему же Торрагросса этого не сделал. Мое секундное помешательство быстро схлынуло, оставив после себя лишь недопонимание. Не хочу признавать, но я согласна с этими людьми. Это странно, за столько лет Торрагросса даже не попытался по-настоящему усыновить своего воспитанника. Жаль, истинных намерений почившего нотариуса уже никто не узнает. Уверена, Немо сам не раз спрашивал самого себя об истинных мотивах своего приемного отца.
Речь закончилась на оптимистичной ноте. Мой маэстро даже нежно пошутил, что хотя бы теперь Горацио отдохнет, ведь всю свою жизнь он посвятил работе и гражданам Фероци, которых любил и уважал.
Крышку гроба опустили, отсекая от Торрагроссы суетный мир живых, а хитрый механизм осторожно погрузил гроб в глубокую могилу. Все собравшиеся бросили по кому земли, и стали разбредаться по своим делам, попрощавшись с Немо.
До самого конца остались немногие: Пеларатти, мой маэстро, домина, работники кладбища, которые магией формировали могилу и готовились установить надгробие. Рядом ждала девочка-флористка, которая должна была посадить свежие бархотки. А еще тут стоял сухонький старичок, опиравшийся на искусной выделки деревянную трость. Выглядел он, пожалуй, печальнее собравшихся и то и дело тяжело вздыхал, наблюдая за происходящим.
Топот копыт заставил всех на мгновение отвлечься от строгого лика Горацио Торрагроссы, высеченного на надгробном камне. Все повернули головы к всаднику, охваченному лучами молодого солнца. Он направил скакуна прямо на нас, но эффектно затормозил, заставив коня встать на дыбы, а после спешился, ко всеобщему благоговению. Вернее, благоговели работники кладбища и я. Остальные, кроме старичка, почтительно поклонились.
– Прошу прощения, сеньоры, – извинился наследник перед всеми и каждым. – Только-только освободился. Очень жаль, что не успел к прощальной речи. Завещание уже зачитали?
– Все в порядке, Алессандро, – скрипучим голосом затянул старичок. – Дела королевства не ждут, мы понимаем.
Я чуть не задохнулась, когда этот мужчина вот так по-простому обратился к его высочеству, но никто даже бровью не повел, словно такое обращение было в порядке вещей. Кто же он такой?
– Что ж, когда все собрались, начнем, – старик постучал тростью по земле. – Один. Два…
На третий удар трости зазмеились золотые нити, которые устремились к только что установленному надгробию.
– Я, Пьетро Николози, нотариус нотариального округа города Вицино, следуя воле усопшего Горацио Девото Торрагроссы, ставлю печать, запрещающую призыв духа и тела покинувшего нас раба. Покойся с миром, мой друг.
Он, прихрамывая, первым подошел к могиле, погладил морщинистой ладонью вспыхнувшие символы запрещающей метки, постоял еще с минуту, а затем повернулся к нам.
– Я готов зачитать последнюю волю нотариуса Торрагроссы.
Дрожащими руками Пьетро Николози водрузил очки на переносицу, а затем достал из кармана мантии желтый от времени конверт и осторожно сломал сургучную печать.
– Я… – мужчина выждал паузу, вновь осматривая всех присутствующих.
Мне показалось или на моем лице его взгляд задержался чуть дольше?
– Я, Горацио Торрагросса, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю мою квартиру в Фероци и все находящиеся в ней вещи, книги и другие ценности, моему воспитаннику Немо Тровато.
Домина погладила маэстро по плечу, и он слабо улыбнулся.
– Что касается коттеджа, то мне он не принадлежит и является собственностью следующего нотариуса. Надеюсь, она хорошенько позаботится о пяти моих верных друзьях.
Пяти? Я только четыре могилы нашла в огороде и даже с ними еще не успела разобраться. Кто пятый? Надеюсь, не тот выводок крыс, которых этой ночью сожрал Луиджи.
– Она? – почти одновременно со мной задал вопрос Аккольте, перебив сеньора Николози.
– Я стар, юноша, но не слеп и не безграмотен, – сурово ответил нотариус, невзирая на статус его высочества. – Если я прочитал «она», значит, тут так и написано.
Теперь и я озадачилась. Сколько лет этому письму? Неужели Торрагросса уже давно знал, что его должность достанется женщине?
– Могу продолжать? – недовольно спросил Пьетро, и мы все, включая наследника, потупили взгляд. – Я надеюсь, что моя преемница будет исполнять обязанности нотариуса в соответствии с законом и совестью, хранить профессиональную тайну, в своем поведении руководствоваться принципами гуманности и уважения к человеку.
Больше ничего нового Пьетро не сказал, отдал бумагу Немо и что-то долго ему объяснял, подозреваю, что особенности оформления наследства. Мой мастер и так это все прекрасно знает, но в такие тяжелые моменты ты, как правило, забываешь даже простые вещи. Он рассеянно кивал и нервно сжимал завещание своего приемного отца.
Аккольте к этому моменту пришел в себя и теперь задумчиво рассматривал запретительную метку на надгробии.
– Юрианна. Можно тебя на минуту? – подозвал меня наследник, и я не посмела ослушаться.
Сейчас мне даже хотелось отвлечься от всего произошедшего.
– Слушаю вас, ваше высочество.
– Хах. После Пьетро Николози и ты вполне можешь начинать называть меня Алессандро, – ухмыльнулся наследник. – Суровый старичок, да?
Я кивнула. Интересно, почему Торрагросса поехал делать завещание в соседний город, когда в Фероци вон сколько действующих нотариусов, а до Вицино добрых часов пять верхом.
– Вы что-то хотели, герцог Аккольте? – поторопила я наследника, поглядывая на горизонт. На сколько я опоздаю сегодня на работу? Хотя кого я обманываю, у меня не толпится народ у дверей, а жирные дни ждут других нотариусов.