Как во поле пальма или Яга в мехлюдии
– Как во поле пальма,
А под пальмой спальня,
Во саду ли, в огороде выстрою купальню!
Когда Ягуся решала исполнить арию счастливой Яги, умолкали даже птицы.
Нет, не потому что, им очень хотелось её послушать. Совсем даже наоборот.
Пела дама с упоением, на высшей громкости. Но что поделаешь?! Слуха у неё не было от слова совсем.
Потому и птиц в округе было в такие моменты не слыхать. Разбегались все на всех свои крыльях в разные стороны, оставляя одного наблюдателя. Зачем? Чтоб сообщил, когда певчая Яга напоется досыта.
И нервная система наблюдателя здесь совсем не при делах! Вы что подумали, что самого стрессоустойчивого оставляли?
Ага! Как же! Всё решалось жеребьевкой. Но всё же, среди птиц царило некоторое взаимопонимание, поэтому заведомому страдальцу, заранее готовили лекарство от стресса. Вкусненькое что-нибудь. Очень даже помогает в критических ситуациях себя побаловать! Проверено!
А иначе никто бы не согласился такое терпеть. И что делать тогда, вот что тогда делать, спрашивается?!
Полянку со чадами и домочадцами покидать? НЕЕЕЕ!! На такое птицы были не согласные.
Вот и кидали жеребьевку, кто следующий дежурить остается.
Проще всего было филинам с совами. У них перышки на ушках. Не так слышно.
Яга:
–ААААААЙ да выйдУУУУУУУУУУУ, яааааааааа, даааааааа …….
Филин аль сова там ей в ответ:
–Угу, угу, угу…с Ягой не надо яда…
И всё счастливы. А как пропоется, так сразу на полянке мир и добрососедские отношения воцаряются.
Но сегодня Яга пела как-то тихо. Как- то проникновенно. Тонко, что ли?
Даже не все сбежали. Ибо она делала это себе под нос. Грустновато и с прононсом.
– Как во поле пальма,
А под пальмой спальня,
Во саду ли, в огороде выстрою купальню!
– Ягусь, – осторожно заглянул в дверной проем Баюн,– ты что тут? В грустях?
– В них, милай, в них! – отозвалась Яга, и примолкнув села на скамеечку у печки.
Печка грустно выдохнула подом. Под пыхнул сажей. Ибо сколь печь не чисти, а сажа всегда найдется.
От глубины чувств печь выдохнула ещё раз, и расчихалась, щепки, те самые, что от леса в разные стороны летят, попали в дымовой проход, и вызвали прочихотку.
Яга безразлично лениво посмотрела на это безобразие:
– Эх, Баюн! Люди вон под пальмами спят, руку протянули, банан сорвали, и сыты.
Листов надрали, юбку себе связали и одеты. А мы…живем в Лесу, каждый грибочек найти надо,…каждой ягодке поклониться,…каждую картошечку окучить…эх…
– Ягусь, ну, ты что?! Зато у нас сосны какие!
– Какие такие?! Ну, сосны, ну, зеленые и что?!
Избушка заквохтала чердачным окошком:
– Нервенное оскукукудение у Бабули! Меланкхвалия!! Квах, квах, квах, квох, ох! Охмурение и мехлюдия, понимать надо!
Баюн оторопел от такой высокой грани понимания душевных страданий. Хотя, кому, как ни Избушке, про это знать?!
– А ну, Избушка, пойдем, выйдем, поговорим…
– Кудах, ах, ах, я тебе из себя выйду?! Если я из себя выходить начну, тебе до ближайшей сосны доскакать останется!
Рассердилась Избушка.
– Ох, прости, Дом наш родной, и, правда, что это я?! Яга! – голос Баюна обрел невиданную строгость, – а ну, подь отсюда, веники вязать! Баньку топить! Шагом, шагом, шагом, марш!
Яга, растерявшись от нагло командного тона, без раздумий пошагала к баньке.
Иногда такое очень даже полезно. Команду дать. Особенно тому, кто на мехлюндию долгую настроиться решил.
– И давно это с ней? – как только Яга скрылась за порогом, спросил Баюн у Избушки с прочихавшейся печкой.