От Гвинна пахло нагретой на солнце полынью. Алия вдохнула его аромат и застонала от удовольствия. Он нагнулся и поцеловал ее, его руки легко прошлись по ее груди, талии, спустились ниже. Алия прижалась к нему плотнее и задвигалась чаще. «Не останавливайся», – шепнула она ему на ухо. Гвинн улыбнулся и… начал исчезать.
Алия вздрогнула и, открыв глаза, резко поднялась. «Перебор, Гвинн», – подумала она зло.
Неожиданный сон, хоть не сказать, чтобы неприятный, взволновал и возбудил ее сильнее, чем она готова была бы себе признаться. Но такого раньше не было, а значит, Гвинн смог подобраться к ней ближе, чем она думала.
Алия огляделась. Вокруг нее лежали тела в разнообразных позах. Рядом посапывал… «А кто это, кстати?.. – Алия склонилась над человеком, задумавшись. – Черт с ним. Хотя бы жив».
Она перебралась через неизвестного и начала искать свои вещи. Память услужливо подкидывала подробности вчерашнего вечера. Как она пришла в клуб, как ушла с какой-то музыкальной группой, притворившись поклонницей, как провела ночь. Алия скривилась от омерзения, но какая-никакая, а кровь. В углу кто-то пошевелился. Алия резко остановилась, протянула руку к джамбие и медленно повернулась, точно зная, что там во мраке никого быть не должно. Тьма стала плотнее и приняла форму, проступили знакомые черты лица, блеснул фиолетовым цветом камень. Алия замерла, пытаясь осознать, возможно ли это. На лице Гвинна застыла ироничная улыбка, он окинул комнату презрительным взглядом:
– Ради этого сбежала? И как, стоило оно того?
Алия в гневе метнулась к креслу… и упала с грязного продавленного дивана, больно ударившись об угол тумбочки, старое одеяло слетело, и холод и сырость тут же пробрались под одежду. Алия вскочила и осмотрелась.
Никого. Одна, как и прежде. Алия потерла лоб.
Она находилась в одном из заброшенных домов посреди глухой, давно покинутой деревни. Загнанная и уставшая от постоянной погони, она нашла тут вчера пристанище и заснула, даже не расставив ловушек. Алия разозлилась на себя. Это упущение могло стоить ей жизни.
Значит, Гвинн опять пришел во сне, выследив ее в момент слабости. Это было не впервые. Алия чувствовала, как натягивается ниточка между ними, когда ее ищет Гвинн, но не всегда могла блокировать его. Иногда она пила слишком много крови обдолбавшихся музыкантов, о чем услужливо напомнил ей Гвинн, иногда была слишком уставшей, как сейчас. Но секс… Неожиданно. Такого раньше Гвинн ей не подкидывал. Алия вспомнила ощущение от поцелуя, невольно касаясь пальцами губ. Чертов сукин сын! Смог-таки пробраться ей под кожу, заставил выйти из себя!
Алия прошлась по комнате, выглянула за дверь. На улице было спокойно. Деревню забросили так давно, что тут остались лишь одичавшие кошки да озлобленные собаки. Она сумела обхитрить карателей, легионеров и инквизиторов и удачно затерялась среди просторов этой обезлюдевшей в войнах и катаклизмах страны, которой так не везло последнее столетие с завоевателями и правителями.
С тех пор как она покинула Легион, прошли месяцы. Честно говоря, она не помнила, сколько именно.
Все это время превратилось в одну сплошную погоню, в которой она, за редким исключением, была дичью.
Когда Алия впитала и пережила все, что совершила, когда чуть утихла боль от предательства Гвинна и одновременно от его потери, когда кровь перестала тянуть ее к Инициатору каждую секунду, она вдруг поняла, что наслаждается своим состоянием. Алия недолго была Вечной до захвата эрлом и не до конца оценила все преимущества жизни в новом теле и новой реальности. Тогда она все еще была привязана к своей человечности, и правила Вечных давили на нее, она цеплялась за мир, к которому уже не принадлежала, а затем ей пришлось принять жизнь такой, как ее подал эрл Годвин. Полное отсутствие человечности, полное отсутствие чувств, верность принципам клановости Вечных. И вот наконец две личности, Алия и Эн, встретились.
Какой бы ни была поначалу разрушающей всю ее суть реакция, рано или поздно она должна была привести к слиянию столь разных сознаний Вечной или полному их разрушению в борьбе друг с другом. Предотвратить последнее помог еще в Легионе Гвинн, значит, надо было ждать, и вот Алия и Эн становились единой личностью. Алия приняла совершенное Эн, приобрела ее навыки, оценила ее подготовку и хладнокровие. Но и Эн стала Алией, иногда рефлексирующей, иногда слишком импульсивной, иногда увлекающейся и иной раз совсем по-человечески наслаждающейся вседозволенностью. Алия и Эн прорастали друг в друга. Еще не до конца, но уже сильнее. Это она поняла окончательно, убив впервые после побега из Легиона напавших на нее инквизиторов. Убив и не испытав по этому поводу никаких угрызений совести. Может быть, тогда-то Алия и оценила знания Эн и ее способности, осознав наконец, что той милой и наивной Вечной, которая боялась причинить боль, больше не было, она умерла в лабораториях эрла. Проверяя себя раз за разом, она выработала кодекс – не убивать невиновных. Вот только невиновность была таким размытым понятием…
Помогала в принятии себя и поставленная цель, ставшая ее навязчивой идеей. Она вела ее как маяк, особенно после понимания, куда тянутся все нити паутины. И вот постепенно сны, в которых горели дома, а трупы вставали и обвиняли ее, раззявив окровавленные рты, начали отступать. Алия догадывалась, что не обошлось без помощи Гвинна, но не была благодарна, лишь еще сильнее злилась на него и на то, что не может справиться сама.
Впрочем, Алия все равно считала себя монстром, из-за того, что ей нравилось быть Вечной. Оказалось, что можно жить в мире и не бояться, потому что бояться надо тебя, и лишь воспоминания о содеянном и проступающие кровавые пятна перед глазами останавливали ее от того, что она могла бы совершить. И это тоже надо было научиться принимать. Как и постоянное ощущение опасности – на нее объявили охоту Инквизиция, эрл Годвин, Совет и Легион. А еще Гвинн. И он пока был единственным, кому удалось выследить ее и почти поймать.
Это было месяцы назад, после Лондона, куда она отправилась практически сразу после побега из Легиона. Алия прошлась по некоторым шпионам, связанным с эрлом и Инквизицией, имена которых помнила из донесений декурий и карателей, и наконец стало ясно, что поездки не избежать – нужная ей информация могла быть лишь у одного Вечного.
Лондон, куда она прибыла, спрятавшись на лодке, жил своей жизнью. Ему не было дела до опальной Вечной, затерявшейся в самом мерзком из гетто. Алия натянула капюшон и намотала шарф так, чтобы не было видно лица. Придирчиво окинула себя взглядом и удовлетворенно кивнула – она ничем не выделяется в толпе. Она не была больше Эн в униформе, она не была больше и прежней Алией.
Выскользнув из квартирки, теперь оккупированной пребывающими в мире своих снов наркоманами и недолго послужившей убежищем ей, Алия вышла на улицу. Было темно. Она осмотрелась. Никого. Лишь вдалеке подростки жгли мусорный бак и горланили песни. Кто-то закричал, видимо, шпана решила позабавиться с очередной неосмотрительной жертвой. Внутри Алии что-то дернулось, но она остановила себя – не ее дело, не ее боль, не ее война.
Алия шла, не скрываясь, так как камеры здесь давно были разбиты и выкорчеваны местными, за что она и ценила этот район. Воняло мусором и отходами человеческой жизнедеятельности. Здесь жили те, кого даже отбросами назвать было трудно. Алия пересекла небольшую площадь, углубившись в переулки, задерживая дыхание, но все же морщась при каждом вдохе. «Эн не замечала такого, просто фиксировала и оценивала с точки зрения угрозы», – усмехнулась Алия и тут же одернула себя – она была и есть Эн и давно подает сигналы опасности.
Алия остановилась и втянула воздух и тут же почувствовала их. Усмехнулась – вот до чего доводит пренебрежение второй личностью и приобретенными ею навыками. Не то чтобы тут это принесло проблемы, но ведь ситуация могла быть иной.
Алия, не замедляя шаг, принялась сканировать пространство: биение сердец, запахи, расстояния. Их было пятеро: двое впереди и трое сзади. Обычные парни – окрестные придурки. Они считали себя главными хищниками района. «Вам бы сбежать сейчас, дурачки», – жалостливо подумала Алия, двигаясь в созданную ими, как они думали, хитрую ловушку. Прошла между затаившимися за баками тремя придурками, и они тут же двинулись за ней. «Сейчас впереди покажутся еще двое». Когда позади раздался свист, в руку уже удобно лег небольшой кинжал. Алию все еще удивляло, насколько она умело владеет собственным телом, насколько четкими, отработанными до автоматизма стали ее движения. Она знала, что сделает, и это ее беспокоило и одновременно восхищало.
– Куда торопишься, шлюшка? Развлечься не хочешь? – Двое впереди заржали. Несмотря на их ожидания, Алия не развернулась и не побежала с криком назад, не дрогнула, даже не остановилась. Парни удивились. И так и умерли с этим удивлением на лицах. Алия развернулась к троим сзади. Одному она распорола горло. Запах крови был таким соблазнительным, что Алия, не удержавшись, быстро сделала два глотка, подхватив падающее тело. И тут же встретила следующего. Последний наконец рассмотрел происходящее и с криком побежал по переулку. Алия одним прыжком догнала его, пригвоздив к стене.
– Куда же ты? Развлечение только началось, – улыбнулась она и вонзила клыки ему в шею. Парень обмяк. Насытившись, Алия полоснула его по горлу и через несколько секунд продолжила путь.
Через пару кварталов она нашла, что искала. Машина была старой, без сигнализации и систем слежения. Подойдет.
Алия заметала следы, пересаживаясь из машины в машину, и наконец выехала на знакомую улицу. Она остановилась за несколько домов от нужного ей места. Посидела, выжидая и наблюдая.
Вокруг клуба стояли Вечные, изучая каждого прибывающего, досматривая машины. Алия развернулась, сделала круг по кварталу и остановилась недалеко от того места, где был черный ход. Его тоже охраняли. Не каратели и не Совет, просто нанятая охрана, но это ничего не значит, они могут быть внутри. Алия проехала чуть дальше и, поправив капюшон и шарф, села так, чтобы ее было не видно в машине.
В одну из первых ночей, устанавливая камеры, она чуть не напоролась на шпионов. Они и сейчас залегли на крышах. Интересно, знал ли об этом Мартин и чьи конкретно это были шпионы? Эрла? Легиона? Придут они спасать его, если что?
Алия была почти уверена, что Мартин нанял охрану не из-за нее и что не из-за нее он прячется в клубе, лишь изредка покидая его. За последние две недели наблюдения пару раз одна и та же машина выезжала в полдень из подземного паркинга. И каждый раз Алии мешали обстоятельства проследить за ней. Она была терпелива, зная, что рано или поздно шанс предоставится.
Алия сидела уже два часа, когда наконец заметила движение. Та же машина выехала с паркинга. За ней еще одна – с охраной. Алия завела мотор и двинулась следом за ними. На ее видавшее лучшие времена корыто никто не обращал внимания, но Алия все равно держалась на расстоянии. Когда они доехали до Кенсингтона, уже светало, и, хотя день обещал быть пасмурным, ей стоило найти укрытие. Да и машина Алии в этом районе слишком выделялась на фоне роскошных особняков, привлекая к себе ненужное внимание. Она отстала еще сильнее и чуть не потеряла нужный ей джип из виду. Проехала вперед по улице – ничего, вернулась на развилку и свернула влево и заметила машину охраны, въезжающей на территорию небольшого, утопленного в деревьях особняка.
Алия запомнила место, проехав мимо. Теперь надо было придумать, где переждать день. Она двинулась по направлению к Фулэму. На одной из улиц нашла то, что искала – почтовый ящик, забитый письмами. Конечно, хозяева могли быть просто неаккуратными, но проверить стоило. Она бросила машину еще в паре кварталов от выбранного убежища и, передвигаясь под серым небом утра, вернулась. Легко перемахнула через забор, предварительно оглядевшись по сторонам и пробежавшись взглядом по окнам соседних домов.
Алия вскрыла дверь в подвал и застыла, прислушиваясь. Дом и правда был пуст. Отлично. Алия прошла внутрь и устроилась в подвале со всем возможным удобством, не обращая внимания на вонь канализации и мышей.
Алия достала телефон, воткнула сим-карту. В новостях ничего не было об убитой ею шпане. Городу было глубоко плевать на пять трупов где-то в гетто. Наверняка списали на разборку. Алия снова задумалась о легкости, с которой начала воспринимать то, что сделала, чуть горюя об утрате невинности, надежд, иллюзий и любви – всего, что у нее было, когда она впервые открыла глаза после Инициации. То, как она переживала совершенное ею, не забылось, но зарубцевалось. На смену кровавым картинам из прошлого приходили и другие воспоминания – отношения с декурией, дружба с Маркусом, даже Гвинн… Однажды Алия поняла, что нестерпимо скучает по своей декурии, особенно по Маркусу, осознав себя как Эн окончательно и бесповоротно, приняв ее странные, не похожие на собственные чувства и эмоции как свои, сплетая и делая их более объемными, что ли. Алия чувствовала, что дружба и любовь в понимании Эн были несколько иными – скорее долг, смешанный с неким подобием теплоты, которому она училась у других Вечных и людей. Мир Эн был словно черно-белым, Алия добавила в него своих красок. Сейчас она куда больше ценила отношение окружающих к себе. Гвинна тоже.
Алия прошерстила в даркнете информацию о перемещении Легиона и карателей. И хотя пока ей ничто не угрожало и в Лондоне ее не заметили, стоило быть начеку. Алия перечитала сообщения от Маркуса, который оставлял для нее безответные послания на одной из глубоко запрятанных страниц. Задумалась, не отправить ли ответ, но новых данных не было, а просто так писать смысла не было.
Алия задремала, даже во сне чутко прислушиваясь к происходящему на улице: вот скорая, за ней полиция, вот дети гуляют с нянями, и один ребенок заливается слезами, требуя шоколадку, вот две девушки разговаривают о каком-то Брайане… Лондон все так же жил своей жизнью, пока она пряталась в подвале. Это не беспокоило Алию, за что тоже надо было благодарить Эн внутри нее.
После заката Алия осторожно выбралась из подвала, быстрой тенью проскользнула на улицу и слилась с оградой. Она прошлась вокруг квартала, потом еще раз, по спирали приближаясь к дому Мартина. Нашла проход к соседнему двору и затаилась там, высматривая охрану. Один у входа в машине. Еще один внутри. Алия аккуратно бросила камешек во двор. Мартин подошел к окну, выглянул. Из дома показался телохранитель, обошел периметр, проверил системы безопасности.
Наконец машина с Мартином отъехала. Алия не шевелилась. Еще через полчаса она пробралась к задней двери, отключив ловушки, вошла в дом и снова включила систему слежения. Потом достала из холодильника Мартина кровь и устроилась поудобнее. Оставалось лишь ждать.
Мартин приехал под утро. Это было чистое везение. Он мог, как и раньше, остаться на день в клубе. Было одно «но»: как и Эн, Алия не верила в везение. Оно всегда выходило боком. Она услышала, как Мартин отпускает охрану…
– Я знаю, что ты тут. Еще в клубе понял, когда камеры забарахлили, подумал, вдруг Эн в гости заглянула?
Эн, значит. Кто она на самом деле, Мартин не знает, а Мартин любит коллекционировать информацию. Уже хорошо.
– Было бы глупо предполагать, что я не почувствую тебя, дорогая. У меня в руках пистолет, а эрл уже выслал карателей.
Алия усмехнулась:
– Сильно сомневаюсь в этом, Мартин.
Он толкнул дверь в кабинет и вошел. Пистолет и правда был. В другой руке Мартин держал телефон. Он осторожно сел на диван у двери. Алия развалилась в его кресле, положив ноги на стол.
– Почему же, позволь спросить?
– Потому что ты – сукин сын, который работает на всех, включая Совет и Инквизицию, и вряд ли ты сообщил эрлу обо мне, слишком велико искушение узнать, что происходит, и продать это повыгоднее. А еще потому, что эрл может снять с тебя заживо кожу, только предположив, что ты мне помогал. Нарастишь, конечно, но ведь будет так больно. – Алия легко улыбнулась. – Я не права?
Мартин усмехнулся и положил оружие и телефон рядом с собой.
– Что тебя привело сюда, Эн?
– То же, что не дает тебе убить меня или вызвать эрла, – информация, Мартин. – Алия сделала глоток крови и чуть сменила позу.
– Угощайся, все для дорогих, хоть и незваных гостей. – Мартин улыбнулся, показав клыки. – И какую же информацию хочешь ты? А главное, чем ты за нее заплатишь? Только не говори, что плата – моя жизнь, это так банально. – Он скривился.
– Не буду, раз просишь. – Алия помолчала. – Мартин, расскажи мне об упырях и Инквизиции.
Мартин выглядел удивленным.
– Ничего себе начало. Откуда бы мне об этом знать, – сказал он искренне.
– Ой, не лги, – отмахнулась Алия. – Ты же лично поставлял Инквизиции нечто в закрытых и неотслеживаемых контейнерах как раз за некоторое время до внезапных атак упырей. Кажется, контейнеров было четыре. Все опломбированы. Герметичны.
Мартин помолчал.
– Значит, смерть Иштвана была не случайной…
Алия закатила глаза.
– Ты не дурак, Мартин, и, судя по охране, ты знал об этом. Давай не будем играть в лжеподдавки. Информацию на информацию. Ты – мне, я – тебе.
Мартин нарочито небрежно поднялся, оставив пистолет на диване, повернулся спиной к Алии и налил себе крови.
– Могла бы и не убивать его.
– Могла бы, – пожала плечами Алия.
Мартин подождал, но она молчала. Он вернулся на свое место, засунув левую руку в карман, уютно облокотился на подушку.
– Я и правда передавал Инквизиции контейнеры через Иштвана, который работает… – Он хмыкнул, – работал на Торквемаду. Что это были за контейнеры и что в них находилось, я не знал.
– Неужели не вскрыл?
– Было себе дороже.
– Это почему же?
– Потому что контейнеры были украдены у эрла Годвина. – Он пристально посмотрел на Алию. – Смотрю, ты не удивлена. – Алия, прищурившись, улыбнулась. – Что было в контейнерах, Эн?
– Цитируя бессмертного классика, «вот в чем вопрос»… Это мы и пытаемся узнать, разве нет? – Алия потянулась как кошка. Нарочито небрежно. Затем пристально посмотрела в глаза Мартину. – Ты лично их выкрал?
– Твоя очередь, Эн.
– Ты их выкрал? – повторила Алия спокойно.
Мартин вздохнул, поболтал кровь в бокале.
– Нет.
– Скажи, а те, кто его выкрал… Они живы?
– Нет, они погибли.
– И как же, интересно?
Мартин хохотнул, чуть помолчал, но Алия не пошевелилась, не издала ни звука и ничем не проявила своего нетерпения.
– А вот тут самое забавное, Эн… Их убила ты. – Алия резко привстала. – О! Я сумел тебя удивить? Знаешь, у меня, конечно, нет доказательств, но, кажется, была одна больница, где вдруг случилась какая-то утечка газа, и все крыло сгорело… Погибли все, включая персонал и больных. Странно, но в пожарах иногда выживают, а там никто не выжил, особенно не выжили несколько медбратьев и один врач, там еще и детское отделение пострадало, где он работал. – Мартин цокнул языком в притворной грусти. – Не припомнишь таких событий?
Алия помнила. Конечно, она помнила… И хотела бы забыть, но не получилось. Алия так крепко сжала зубы, что почувствовала привкус крови во рту.
– Что я вижу? Что это, Эн? Тебе не по себе? Ты испытываешь муки совести? Вот это неожиданность! – Мартин с интересом пригляделся к Алии, и она рассердилась на себя за этот ненужный сейчас взрыв эмоций.
– Не выдумывай!
Мартин скептически оценил Алию.
– Может быть, ты и по Иштвану переживаешь? Или… – Мартин помолчал. – По парням из гетто, которых ты убила не далее как прошлой ночью… – Алия моментально убрала ноги со стола и одну руку сунула в ящик стола, куда положила пистолет. – О, не волнуйся, это было предположение наугад, но, смотрю, в цель. – Мартин с усмешкой поболтал кровью в бокале. – Эн, положи руки на стол и не дергайся, а то я тоже начну, и кто знает, чем это закончится. – Он вытащил из кармана левую руку. В руке было что-то похожее на кнопку сигнализации.
Алия взяла себя в руки.
– Скажем так, некоторые события повлияли на мои взгляды на необязательные смерти. – Она подождала, пока Мартин закончит саркастично хохотать. – Кстати, детонатор от взрывчатки в этом кресле? Да? – Алия с деланным беспокойством повертелась и пристально посмотрела на Мартина. У того изменилось лицо. Он нажал на кнопку, но ничего не произошло. – Ты правда думал, что я тут просто так проводила время, пока тебя не было? Мартин, Мартин, – Алия покачала головой. – Кстати, иглы, впрыскивающие раствор с ультрафиолетом, я тоже нашла. Ах да, еще отравленная кровь … – Алия с интересом смотрела на Мартина, до того начало доходить. Он метнулся к бару, потом к сейфу.
– Где он? Где антидот?
– Я правильно понимаю, что это тоже разработка эрла? Скажи мне, а что будет, если ты не примешь антидот? Неужели есть что-то способное отравить Вечного? Что же это такое? – Алия с усмешкой наблюдала за Мартином. – Подожди, не говори, догадаюсь… Может быть, Юстинианова чума? – Алия в притворном удивлении распахнула глаза.
Мартин тяжело осел на пол, потом метнулся к дивану, где оставил оружие. Алия была первой. Она отшвырнула телефон и пистолет в угол и прижала Мартина коленом к полу.
– Мне кажется, пора говорить, Мартин, пора. Иначе ты впадешь в летаргию, и я лично вынесу тебя под рассветные лучи. Это же была ловушка для меня? Наверняка ты подумал: как же хорошо будет принести эрлу подарочек в виде обездвиженной впавшей в сон Эн, правда?
– Я видел… Ты… пила… отравленную кровь, – прохрипел Мартин.
– Конечно, видел, конечно, пила. – Алия приблизила губы к уху Мартина. – Вот только я особенная, Мартин, как тебе такая информация? Я ведь знала, что ты ничего не сказал эрлу, хоть и подозревал, что я пришла к тебе. Почему? Хм, может, потому, что если бы ты был заодно с эрлом, то не подготовил бы такую ловушку. Но ты решил, что умнее всех.
Алия поднялась и легла на диван, облокотившись на руку и наблюдая за тяжело дышащим Мартином.
– Я слушаю, Мартин. Итак, была якобы кража у эрла неких боксов, которые оказались в Инквизиции, после чего началось нашествие упырей. Все так? Зачем это эрлу? Не делай удивленное лицо, я уверена, что ты рыл в этом направлении.
Мартин облокотился о стену.
– Рыл. Но ничего не нарыл. Кроме… Я почти уверен, что вынести контейнеры помогла Диана. – Алия задумалась. – Так что, кто знает, насколько за этим стоит эрл, может быть, это ее бунт… Диана могла подстраховаться, она слишком долго работала на эрла. – Он закашлялся, потом повернулся на бок и прохрипел: – Кто ты, Эн?
– Просто пешка.
– Пешка, которая упорно стремится стать ферзем… Все, что связано с тобой, невозможно отследить. Эрл жестоко обрубал любые поползновения узнать что-то о тебе с момента твоего появления, и всплывшие и тем более не всплывшие трупы тому доказательство. Когда пара моих агентов была найдена со вспоротым брюхом, я понял, что контейнеры тоже могут быть как-то связаны с тобой. Я не самоубийца, чтобы лезть в это, и прекратил поиски.
– Диана приносила тебе информацию?
Мартин качнул головой и тут же скривился:
– Мне нет, но были у меня свои люди у эрла, и Совет засылал своих шпионов, и ни один не верну… – Мартин закашлялся снова. – Эн, дай антидот.
– Конечно, как только ты закончишь, Мартин. В твоих интересах рассказать мне все быстрее.
– В Совете поняли, что вокруг тебя что-то происходит, но что именно, выяснить не получилось. Пытались даже взять биоматериал на анализ, однако все образцы были чистыми. – Алия не показала своего удивления. – Сейчас Совет осторожно следит за происходящим, не зная, что предпринять. Впрочем, у них есть над чем еще поразмыслить. Поговаривают, что Гвинн вернулся. – Мартин выдохнул. – Где он был, Эн?
Алия спокойно смотрела в глаза Мартину:
– Кто?
– Гвинн – опальный сын эрла Годвина. – Зрачки Мартина сузились, он задышал чаще, но все-таки взял себя в руки. Алия спокойно выдержала взгляд. – Ты лжешь, я это знаю. Все правящие структуры Вечных, кланы и даже Легион напоминают сейчас муравейник, в который сунули горящую ветку. Осталось понять, кто это сделал – ты или Гвинн? Или вы оба? Ты исчезла так вовремя, как раз когда пошли слухи о нем…
– Ты удивительно бодр для того, кто боится умереть от чумы. Значит, силы есть, и ты можешь ответить на последний вопрос, Мартин. Что было в боксах?
– Не знаю.
– Хорошо, мне спешить некуда. – Алия легла рядом с ним.
– Ты думаешь? – Мартин хохотнул и закашлялся, на губах появилась кровь. – Я смогу снова удивить тебя, Эн. – Алия встала и быстро подошла к окну. Обычный день, ничего подозрительного. – Гвинн…
– Что Гвинн? – Алия нахмурилась, не оглядываясь на лежащего Мартина.
– Я сказал Гвинну, что ты у меня, – прохрипел Мартин, на его губах лопнул небольшой пузырек крови.
Мартин засмеялся, когда Алия, не отвечая, подхватила его и потащила вниз. Перед дверью в гараж она на секунду замерла и, оставив теряющего сознание Мартина, вошла. Удивленный охранник поднялся и тут же рухнул, закатив глаза. Алия вернулась за Вечным, он, казалось, стал еще тяжелее, придавливая ее к полу. Алия несколько раз вздохнула и, почти крякнув, потащила тело дальше.
Она засунула Мартина за руль и, скрючившись кое-как рядом, нажала рукой на газ, другой удерживая руль. Молясь о том, чтобы ничего и никого не сбить, Алия проехала мимо опешившей охраны, вдавила педаль газа в пол, и лишь через пару сотен метров она, подвинув Мартина, села рядом. Он уже явно был близок к тому, чтобы не вернуться. Это Алии было невыгодно. Пока.
Алия въехала на небольшую парковку и потрясла Мартина. Он еще дышал, но уже не приходил в себя. Алия потрясла сильнее, Мартин кое-как разлепил глаза. Она достала из кармана плаща шприц. Мартин сфокусировал взгляд на нем.
– Что было в боксах, Мартин? Что! Было! В боксах!
– Кровь.
– Чья? Мартин, не засыпай! – Алия влепила Мартину пощечину. Тот чуть скривился.
– Кровь черного цвета, – прохрипел он и потерял сознание снова.
Алия вколола ему антидот и чуть посидела рядом, пока не убедилась, что Мартин начал дышать ровнее и глубже.
Алия снова каталась по улицам, периодически меняя машины, и наконец вернулась к дому Мартина. Проезжая мимо его особняка, она увидела «мерседес», выезжающий из-за поворота. Алия резко съехала по сиденью так, чтобы в окно не было видно ничего, кроме капюшона. «Мерседес» проехал мимо. За рулем сидел Уильям Вестфорд.
Не зная, что именно и кому рассказал Мартин, а тем более после того, как увидела Уильяма, Алия предпочла побыстрее уехать из города. Она тщательно заметала следы и постоянно меняла направление, сверяясь с оставленными Маркусом подсказками, и в скором времени оказалась на континенте.
Во время переездов ей было над чем подумать. Итак, судя по Уильяму, Мартин вызвал все-таки эрла. Почему же тогда ее бывший командир наблюдал за домом? Да еще и один? Она точно знала, как работают каратели. Это не их метод. Спалить квартал к чертям – вот метод карателей. Но если Уильям в этот момент был не под эрлом, то на кого он работал? На Совет? Или на Гвинна?
Кстати, Гвинн. Был ли это блеф, или Мартин и правда вышел на него? И что это за черная кровь? Ответ на последний вопрос она давно догадывалась, где искать. Они с Гвинном видели инквизиторов в горных пещерах. А то, что Инквизиция стоит за упырями, было ей и так понятно, но найти их лаборатории и доказательства причастности к появлению упырей никто так и не смог.
Не обремененная больше правилами Легиона, Алия неплохо за эти пару месяцев прошлась по агентуре Инквизиции. Без рефлексии она расправлялась с агентами. Видит ночь, не она это начала. Они напали первыми, как только Легион сообщил, что она вне их юрисдикции. «Одна из легионеров, известная как Эн, покинула базу без разрешения на то. Легион больше не несет никакой ответственности за ее действия и лишь просит дать время представителям организации на поимку Эн с тем, чтобы вынести приговор», – никакой лишней информации, все предельно четко. И все очень понятно для эрла Годвина: Эн вышла из-под контроля под влиянием его сына. Конечно, он не собирался оставлять это просто так на откуп Легиону. Его каратели тут же начали охоту, однако первыми успели инквизиторы, выследив Алию всего через сутки после заявления Легиона.
Тогда-то Алия впервые оценила навыки, которые ей достались от Эн. Во время боя она поняла, что наслаждается ощущением силы и возможностей, не умея принимать их как должное в отличие от Эн. Ее удивляло собственное тело, невероятная скорость реакций, четкость движений, плавность, которые делали ее почти непобедимой, словно она была богиней войны. И тогда поняла, что наслаждается этим. Будучи Эн, она уничтожала это в себе, приняв свои способности как должное, чтобы делать то, что нужно. Став Алией, она потеряла так долго искомый и тщательно поддерживаемый Эн контроль. Она перестала просто выполнять работу и захлебнулась яростью, которую изживала и практически изжила из себя Эн. С усмешкой на губах, покрытая кровью, она остановилась, лишь когда последний из напавших, вереща, уже без ноги, отползал от нее. Алия пришла в себя с легким хлопком в ушах, словно ее облили ледяной водой. Она огляделась вокруг и с трудом сдержала тошноту, увидев, что сделала. Да, она взяла себя в руки и вытащила из инквизитора информацию об их базе в этой части Европы. А потом долго и тщательно отмывалась в холодной воде реки неподалеку, рыдая и проклиная себя, Эн, эрла, Гвинна… Тот приснился ей сразу после боя. Во сне он пел колыбельную и гладил ее по голове. «Моя», – прошелестел ветер голосом Гвинна, когда она открыла глаза. Она дала клятву контролировать себя и взяла за правило тренироваться, вспомнив то, что делала, будучи Эн. Вдох-выдох, удар, поворот, кувырок, выпад… Раз за разом. Она уже поняла, что контроль, который нашла Эн, над яростью битвы и наслаждением ею, – единственно правильный путь не потерять себя. Эта жажда возникала где-то внутри Алии. И почему-то она знала, что не опыты эрла были тому виной. Он лишь нашел идеальный сосуд.
И все-таки черная кровь… Как и подозревала Алия, эрл Годвин стоял и за этим. Это подсказывала ненависть к нему. Бесконечно яркая, меж тем она не ослепляла Алию. Она понимала, что с эрлом тягаться пока не может, знала, что тот, кому это по силам, справится сам. Алия не сомневалась, что скоро услышит о Гвинне. Ее задача сунуть палку в другой муравейник – в Инквизицию. Бесконечный бег стал осмысленным. Появилась цель, и она обрела плоть, кровь и форму – Торквемада.
Найти его было сложно, но можно было бы сделать так, чтобы Торквемада нашел ее. Правда, был шанс, что если она продолжит так убивать агентов Инквизиции, то ее скорее найдут, чтобы пришить на месте. Значит, надо было начать контролировать и это. Алия двигалась подальше от городов, на Север, надеясь оттянуть силы преследования подальше от людей.
Окольные и проселочные дороги привели ее в Берлин, где Алия должна была пересесть на очередной поезд, чтобы оторваться от карателей, которые уже довольно долго преследовали ее.
Один из спальных районов Берлина встретил ее тишиной. Время близилось к рассвету, и спокойные спящие улицы ничто не тревожило. Она вышла из машины, прошла незаметной тенью, наконец нашла заброшенный дом и забралась туда. Привычно выставила ловушки и погрузилась даже не в сон, а в оцепенение.
Они устроили пикник, дав себе короткую передышку в игре на выживание, еще не зная, что скоро все кончится. Эгиль засмеялся, подхватив ее, как ребенка, и потащил в воду. Он пах морем и вином. Она отбивалась, но не то чтобы сильно. На берегу сидел Гвинн и с улыбкой наблюдал за ними. Когда они вышли из воды, Гвинн протянул ей кровь, Алия чуть помедлила, но все-таки сделала глоток. Только-только став Вечной, она еще училась принимать свои возможности и свое новое тело. Свою новую жизнь.
– А теперь в стойку, дочка! – Эгиль отобрал у нее кровь, кинув пакет обратно Гвинну.
Алия нехотя встала:
– Зачем это, Эгиль? Я совсем не боец. И у меня есть вы!
Гвинн лег на песок, подложив руку за голову, и, зевнув, проговорил:
– Ты еще не знаешь, кто ты. Нам предстоит только понять, какие силы дремлют в твоей крови, для этого тебя нужно проверять. Мы не можем устроить тебе карантин по всем правилам, считай, что это его вариация. В любом случае, научиться драться – не лишнее. Мы не всегда сможем быть рядом. Ты должна уметь спасать себя.
– Ты же сам драться не умеешь! – выпалила она.
Гвинн улыбнулся, показав клыки:
– Мне и не нужно.
– Он Истинный, дочка, – проговорил Эгиль. – И он умеет такое…
– Эгиль!.. – Гвинн жестко прервал друга и демонстративно отвернулся.
Алия чуть подождала, но все молчали. Она без желания принялась отрабатывать удары, хотя у нее почти ничего не выходило. Эгиль требовал повторять раз за разом переходы и перекаты, а Гвинн следил за ними, небрежно поворачивая кольцо на пальце.
Наконец Алия упала на песок рядом с ним.
– Кажется, ты выбрал для инициации не того человека, Гвинн. Во мне нет ничего от твоих способностей. Во мне нет ничего от рода Эгиля.
– Тогда как ты сейчас говоришь со мной, Алия? – Гвинн повернулся к ней лицом, и она поняла, что они не сказали вслух ни одного слова…
«А потом ты предал нас, Гвинн», – мысль росла, разливалась и заполняла собой весь мир.
Гвинн грустно улыбнулся.
– Проснись, – произнес он…
Алия открыла глаза, схватившись за нож. В комнате было пусто, но на улице раздался шорох гравия. Алия насторожилась. Она втянула воздух и замерла. Ее выследили. Определенно человек, но с кровью Вечных в венах – Избранный. Вдруг он закричал, попав в ее ловушку. «Мышца разорвана», – отметила про себя Алия и, схватив свои вещи, метнулась к подвалу, где был второй выход. Остановилась. Там ее тоже ждали. Люди. Один кинулся на помощь кричавшему. Второй сторожил выход. Алия метнула нож, ориентируясь на биение его сердца, и выскочила на улицу. Солнце тут же обожгло кожу. Она прыгнула на проезжую часть, перекатилась под колесами автобуса под крики людей и бросилась в переулок, стараясь держаться в тени. Алия слышала, что за ней бегут еще двое. Она развернулась и выстрелила не глядя. Судя по крикам, попала хотя бы в одного. Что убьет ее раньше – солнце или преследователи? Она не хотела проверять, подозревая, что это далеко не все из отряда Избранных эрла, которые были стянуты в Берлин. И каратели наверняка ждут сумерек. Она знала, как это происходит: Избранные оцепят район, а ночью придут главные силы.
Алия бежала к железной дороге. Шлагбаум уже опустился, и машины стояли, ожидая, пока проедет товарный поезд. Алия ускорилась, видя приближающийся локомотив, и проскочила прямо перед ним, отрезав преследователям путь.
Она зацепилась за один из вагонов, проползла под ним и замерла, прижавшись к воняющему маслом и грязью днищу, надеясь лишь на то, что ей не оторвет голову. Под ней мелькали шпалы, обгоревшие руки сводило болью, и скоро Алия перестала понимать, сколько времени прошло, фокусируясь только на том, чтобы не ослабить хватку. Она долго не могла этого сделать, даже когда поезд затормозил, въехав в полумрак депо. Пальцы свело судорогой, и, упав в машинное масло под вагоном, она еще некоторое время просто лежала, глядя наверх, прислушиваясь к шуму с улицы. Наконец она выползла. Никого не было, лишь где-то вдалеке слышались разговоры людей. Алия осторожно приблизилась к выходу, огляделась. Кажется, безопасно, но скоро сядет солнце, а с закатом на улицы выйдут каратели. Может быть, по ее душу прибудет и сам эрл. С одним пистолетом и парой лезвий долго не продержаться – надо найти другую одежду, кровь и еще оружие.
Алия попыталась вспомнить карту местности, чтобы понять, где она находится, и приняла решение: один из рабочих поможет ей восстановиться, потом она украдет одежду и заберется в поезд в любом направлении. Выпрыгнет около леса. Дальше – по обстоятельствам.
Алия побежала, петляя между вагонов, стоящих в тупике поездов. Странно, но никого не было. Она резко остановилась, внезапно поняв, что ее уже выследили: вокруг был кокон, полная тишина, она была отрезана от всего мира, а весь мир от нее. И она знала, кто был способен на такое.
Гвинн вышел из-за груды металлолома и остановился напротив, небрежно засунув руки в карманы тренча и изучая ее с полуулыбкой. Алия усмехнулась и встала ровно напротив, словно на дуэли. «Почему я всегда выгляжу как оборванка, когда мы встречаемся?» – мелькнула непрошеная мысль. Гвинн улыбнулся.
– Ты настоящий? – хрипло спросила Алия.
– Ты же не спишь. – Голос Гвинна был глубоким и мягким, Алия поморщилась, чувствуя, как он обволакивает ее и пытается пробраться под кожу, в мозг, как успокаивает нервы.
Алия разозлилась.
– Что, тряпки бохо не подошли для этой операции? Съездил в Сохо закупиться? – Звук своего злого и уставшего голоса привел ее в чувство.
Гвинн сделал шаг вперед. Алия предупреждающе показала руку с пистолетом.
– Ультрафиолет, Гвинн! Я не побоюсь выстрелить! – Он остановился и примиряюще поднял ладони. – Твои бойцы меня потрепали?
– Нет, скорее мы пришли на помощь. Правда, Избранных пришлось чуть-чуть подтолкнуть, чтобы они шуганули зайца из убежища – не устраивать же представление в городе. Надеюсь, ты меня простишь.
– О, это далеко не первый пункт в списке на прощение… – Алия качнула головой, потом резко нахмурилась. – Мы? Только не говори, что ты привел… – Она грязно выматерилась, когда с вагона спрыгнул Квентин. Вышли Маркус и Стефан. Вдалеке она услышала шаги Тома и Родриго.
– Легион, – закончил за нее Гвинн. – Я привел твою декурию – то, что от нее осталось.
– О! Только давай без патетики и воззванию к моей совести и солдатскому чувству плеча!
– Тебе сейчас лучше вернуться в Легион.
– Ты снова решил сделать за меня выбор, Гвинн? – Алия зло усмехнулась.
– Он снова решил спасти тебе жизнь, неблагодарная дрянь. – Квентин сплюнул и что-то прошипел на незнакомом ей языке.
– Не вмешивайся, Квентин, – рявкнула Алия. – Ты не знаешь ничего о методах спасения имени Гвинна Уэссекского, крови от крови своего папаши эрла Годвина! Не приближайся, Родриго, я слышу и тебя, и Тома! Я не хочу причинять никому из вас боли, но сделаю это!
– Почему? Мы все решим вместе, Эн, – тихо проговорил Родриго.
– Потому что я не Эн, – жестко произнесла Алия. – Меня зовут Алия Дингир. Я никогда не давала клятвы Легиону, я не планировала становиться кровью от крови Гвинна Уэссекского, и уж тем более я не хотела становиться Эн. Вся моя жизнь, включая саму жизнь – это его решение. Он выбрал за меня все, что было, и все, что есть, включая вас! Да! Даже вы – его выбор, не мой. Я бросаю этому вызов, ибо Гвинн сам отказался от моей вассальной клятвы! Я могу решать свою судьбу сама!
Горечь от ее слов разлилась в воздухе, Алия физически почувствовала боль Маркуса. «Прости…» – подумала она.
– Каким же будет твой выбор, Алия Дингир, раз мой тебе претит? – спросил Гвинн спокойно. Алия промолчала. – То есть плана нет. Ты просто скрываешься, как зверь, пытаясь убежать от сожалений, обиды и ненависти? Алия, эрл уже нашел тебя, а Инквизиция вот-вот пустит по твоему следу Ищеек. Совет, хоть и формально в стороне, на деле не преминет воспользоваться оказией, если ты подвернешься им.
– Ищеек? – Алия и забыла, что подобные твари существуют. Когда-то Вечные специально создавали их для Охоты, но те времена давно прошли. С приходом правил они были под запретом, но Инквизиция, опираясь на древние законы, оставила за собой право выращивать их и, как выяснилось, выращивала, – кошмарный результат трансформации людей с определенными генетическими заболеваниями. – И ты об этом, конечно же, знаешь, потому что с тобой милостиво поделились информацией? Или ты сам подал им такую идею, Гвинн?
– Хватит! – Родриго обошел Алию и встал так, чтобы она могла его видеть. – Об Ищейках узнали мы, не Гвинн. Понимаю, что на тебя многое навалилось, правда, понимаю. Но я все еще твой командир, и ты должна сложить оружие и вернуться в Легион.
– Повторю еще раз. Я, Алия Дингир, никогда не давала клятвы Легиону, Родриго. Я оставляю за собой право жить на свободе, не привязанной ни к какому клану и ни к какой организации, ни к какому Вечному. Меня инициировали, но не требовали клятвы верности.
Ей показалось, что Родриго смутился.
– Ты права, ты не приносила мне вассальную присягу, я не требовал от тебя покорности, но, учитывая обстоятельства… – Гвинн выдвинулся чуть вперед. – Я твой Инициатор, и ты – моя кровь. Я не хочу этого делать, но если нужно, то я прикажу тебе именем крови. Я сломаю твою волю, навязав тебе себя как сюзерена. Не заставляй меня, Алия!
– Ты не посмеешь! Ты обещал… – Алия зло прищурилась, чувствуя горечь во рту. – Хотя о чем я… Твои обещания ничего не стоят! Что ж, Гвинн, давай, соверши еще одну подлость! Но уверен ли ты, что никто не пострадает? Если мне придется пробиваться силой, я сделаю это.
– Алия, пожалуйста, поехали с нами… – От голоса Маркуса у Алии на секунду дрогнула рука, и Гвинн тут же воспользовался этим, одним прыжком преодолев расстояние до нее. Алия выстрелила, не глядя, реагируя инстинктивно.
Время замедлилось. Кто-то закричал, кто-то выругался. Гвинн покачнулся и осел в шаге от нее, бежевая ткань тренча быстро пропитывалась кровью.
– Всем стоять! – Алия подсекла Родриго ударом по ногам и отскочила, развернувшись так, чтобы за спиной никого не было. Декурия замерла.
Гвинн полулежа разглядывал дыру в тренче, рядом замерли Стефан и Том. Маркус стоял поодаль. Его руки тряслись. Квентин держал на прицеле Алию. Родриго сидел, покачивая головой.
– Зачем же было портить новые вещи! – произнес Гвинн. Алия удивленно перевела на него взгляд. Истинный тяжело встал, опершись на Стефана. В наступающей темноте его глаза светились цветом индиго, кожа казалась еще бледнее, чем обычно, но, несмотря на ультрафиолет в крови, он был все еще силен, и это ощущение его могущества парализовывало ее. Алия начала пятиться, понимая, какое Гвинн принял решение.
Слова Гвинна, ее крови, ее Истинного, притянули Алию к земле тяжелыми камнями в тот момент, когда она собиралась прыгнуть.
– Алия Дингир, по праву Инициатора именем своей крови в твоей и ее силой я приказываю тебе сдаться. Положи оружие и заведи руки за спину.
Алия пыталась сопротивляться, но это было так же бессмысленно, как сражаться с цунами. Вечная слышала, как шумит кровь в ушах, как течет она по венам, чтобы донести приказ до каждой ее клетки, и требует подчинения древним законам. Тело больше ей не принадлежало, и Алия опустилась на колени перед тем, чья воля для ее крови была важнее всего – она ничто, лишь часть своего Инициатора, никогда не было и не будет у нее свободы воли. Это открытие так испугало Алию, что, с воплем, она выпустила оставшиеся пули в Гвинна.
Мир замер словно на века, а потом Алия почувствовала, как защелкиваются наручники на запястьях и как ее куда-то тащат. Ей казалось, что она кричит, но это кричала сама ее кровь. Не потому, что боль причиняли ей, а потому, что Гвинн остался лежать там.
– Ты совсем ошалела?! – Начо ворвался в комнату и отшвырнул пинком стул. Алия подняла голову со стола, пошевелила онемевшими из-за наручников пальцами, стараясь не обращать внимания на горящие запястья. Она пыталась отгонять мысль, что горят они тем сильнее, чем больнее она делала Гвинну, чем слабее он становился. А он был и правда плох, особенно после того, что она устроила в машине. Зачем? У нее не было других причин, кроме желания мстить и причинять боль. И еще яростного стремления освободиться и продолжить начатое.
В машине, куда ее загрузили после перестрелки, Гвинн сел напротив Алии. Закрыв глаза, он молчал и тем словно еще сильнее укорял ее в содеянном. Маркус старался не смотреть на Алию, Квентин громко проклинал, вспоминая, что всегда не доверял этой твари эрла, говорил, что предупреждал, что рано или поздно она сойдет с ума. Алия смотрела в стену, прикованная к неудобному сиденью, стараясь не слушать того, что о ней говорили ее прежние товарищи, но слыша каждое слово.
Алия знала, как больно Гвинну – пара пуль застряла в костях, остальные хоть и вытащили, но раны не закрывались, и причиной тому была она.
Открыв глаза и болезненно морщась, Гвинн протянул руку к виску и тихо прошептал:
– Не надо, Алия. Ты не сможешь.
Стефан повернулся на его голос. Алия сидела неестественно прямо, челюсти плотно сжаты, из ее носа шла кровь, падая большими каплями на колени. Он всплеснул руками.
– Она что, пытается отменить приказ и блокировать связь?
– Да. – Гвинн снова закрыл глаза.
– Чертова дура, ты его добить решила? И себя заодно? У тебя сейчас кровь вскипит! – Стефан принялся осматривать Гвинна, но тот отмахнулся.
– Я начинаю думать, что эрл оказал мне услугу, отключив связь крови, – отвернувшись к стене, проговорила Алия. Гвинн никак не прореагировал.
– Как она вообще смогла выстрелить в Инициатора? – изумленно спросил Родриго.
– Она же у нас необычная, да? – жестко проговорил Стефан и, сжав губы, покачал головой. – Идиотка, ты прострелила ему печень.
– Новая отрастет, – огрызнулась Алия зло.
– Да что с тобой такое?! – заорал Родриго. – Почему ты сначала рискуешь жизнью, вытягивая Гвинна из тюрьмы, а потом ведешь себя как обезумевший упырь?
Алия не ответила, тем более что Гвинн знал почему.
– Вы должны бежать! Легион уже ждет вас. Обещаю, мы решим все вопросы, мы создадим особые условия. Алия, пора! – Гвинн стоял посреди комнаты. Эгиль сидел, обнимая Алию.
– А ты? Как же ты? – Алия подскочила к Гвинну и схватила его за руки. Он обнял ее и поцеловал в макушку.
– Со мной все будет хорошо, моя кровь, я отвлеку их, пока вас перехватит Начо. Он – хороший друг, ему можно доверять. Мы встретимся уже в Легионе! Вы едете на север. Через три дня, когда я оттяну на себя карателей, Эгиль, ты знаешь, кому звонить. За вами прибудут в условленное место.
– Почему мы не можем поехать в одну из квартир Легиона? – Эгиль говорил с еле заметным акцентом, и Алия каждый раз удивлялась, насколько сильно это отдается в ее сердце. С тех пор как она стала Вечной, она куда острее чувствовала родство с Эгилем. Он был ее праотцем, и она знала это, понимала и ощущала каждой клеткой.
– Эрловы шпионы следят за всеми известными прибежищами. Но на севере есть еще одно, новое, Родриго говорит, что они будут ждать там.
– Я не хочу быть легионером! Какой из меня боец? И, и… Вас не пустят в Легион, и мы никогда не сможем быть вместе, как сейчас. Вы нужны мне оба, вы – моя семья, мое все. Я не выдержу одна. Гвинн, вдруг что-то случится с тобой, с Эгилем? Я вижу плохие сны, я… в них одна…
Алия сжала кулаки, чтобы не расплакаться от ощущения безысходности.
– Алия, ты сильнее, чем думаешь. Даже одна. Я-то знаю. – Гвинн подошел к ней и обнял. – Но этого и не будет. – Он отстранился. – Я не хочу тебе приказывать! Я никогда не заставлю тебя что-то сделать именем крови! Я не твой сюзерен и никогда не требовал вассальной зависимости, но я – твоя кровь, и моя задача как Инициатора спасти тебя, а твоя сейчас – сделать то, что я прошу. – Он поцеловал ее в макушку. – Поверь, если бы был другой выход, мы бы его нашли. Совет нас не примет. Они сами охотятся на Эгиля. Другие кланы никогда не пойдут против эрла. Если ты попадешь в руки Годвина, то отправишься в лаборатории и уже не выйдешь оттуда.
– Дочка, нет другого варианта, – подал голос Эгиль.
– Мне правда жаль, что не Эгиль – твой Инициатор, – проговорил Гвинн, обняв Алию.
– А мне нет, ведь тогда бы ты не был со мной связан, моя кровь. Теперь ты всегда можешь найти меня, а я – тебя, – ответила Алия так тихо, что неясно было, услышал ли Гвинн ее или нет. – Хорошо, Легион… – Алия отстранилась от Гвинна. – Главное, чтобы меня не определили в солдаты. Я не хочу никого убивать. Библиотекари им нужны?
Гвинн улыбнулся и качнул головой:
– Стефану всегда нужны ассистенты в лаборатории.
– Значит, ассистент в лаборатории.
Они разъехались в разные стороны. Алии было неспокойно. В один из дней она резко проснулась, уже зная, что с Гвинном что-то не так.
– Эгиль, – она растолкала его. – Слышишь, с Гвинном что-то случилось. Надо как можно скорее связаться с ним. Я знаю, чувствую!
– Как только доберемся до места. Уже скоро! Обещаю!
Они не добрались. Буквально несколько километров. Эгиль сражался, пытаясь прорваться, он тащил Алию, оставляя за собой трупы. А потом появился эрл. Алия сразу поняла, кто это. Она видела во сне его глаза – голубые, как лед под солнцем. Равнодушные. Холодные.
Эрл Годвин шел навстречу Эгилю, и тот упал на колени, склонив голову, словно под невыносимым бременем. Когда его заковали в наручники и потащили к вертолету, Алия вывернулась и побежала, но на ее пути возник эрл. Он с улыбкой смотрел, как она пытается вырваться из его хватки, а потом в глазах стало темно, и она упала…
Машина мягко притормозила. Гвинна, уже неспособного идти, вынесли, а ее затолкали в комнату, где безжалостный свет резал глаза. Она опустила голову, ожидая неизбежного.
Голос Начо вырвал ее даже не из забытья, а из какого-то оцепенения, в которое она погрузилась за долгие часы.
– Ты слышишь меня вообще? – Начо резким движением поставил стул и плюхнулся на него.
– Слышу. – Алия попыталась поудобнее положить горящие руки.
– Ты устраиваешь безумные гонки по Европе, ты оставляешь после себя трупы! Совет требует разобраться с тобой, иначе они грозят вмешаться! Ты подставляешь всех нас! Все, что мы создавали веками! Я даже благодарен упырям, из-за них Совету хотя бы пока не до тебя. Инквизиция охотится за тобой. Слышишь? Инквизиция! Лично Торквемада! Эрл выпустил карателей по твоему следу. – Начо снова повысил голос. – А ты, психопатка, стреляешь в Гвинна, который пришел помочь тебе. – Он помолчал, Алия рассматривала свои руки. – Я не хочу верить в то, что ты сошла с ума. Я надеюсь, что смогу услышать объяснения, зачем ты сбежала и устроила стрельбу. Эн… Алия… Тебя надо изолировать? – В его голосе была почти мольба. Она усмехнулась и качнула головой:
– Я в себе, Начо. Сейчас точно. Просто теперь я знаю, почему он блокировал мою память, когда вернулся, всеми возможными способами.
– Скажи на милость, – Начо всплеснул руками и снова стал похож на фермера с юга Испании, который причитает над урожаем. Алия улыбнулась, но тут же под его взглядом сникла. – И чего такого ты вспомнила?
– Предательство. Он выдал нас. Эгиль погиб из-за него, а я… стала тем, кем стала.
Начо внезапно успокоился, откинулся на спинку стула.
– Да что ты говоришь? И ты прямо-таки это вспомнила? Именно, я повторюсь, вспомнила его предательство, или все-таки кое-кто тебе о нем рассказал?.. – Начо усмехнулся.
– Нет. Но… Нас поймали, когда мы ехали к вам. О встрече знали только Гвинн и вы. Так что выбирай, кто предатель? Ты, Начо? Может быть, Родриго? Или, наконец, будем делать выводы, зная о привычках одного Истинного играть в лишь ему ведомые игры?
– А я вот помню, Алия, как Родриго и Гвинн договорились о встрече. Помню прервавшийся звонок Гвинна, где он просил спасти тебя. И мне об этом не рассказали, чтобы успокоить, я это помню сам. Подумай, зачем Гвинну было так сложно избавляться от Эгиля? Эгиль был его другом много столетий и сам бы пошел на смерть ради Гвинна, попроси тот прикрыть его, пока вы бы ехали к нам. Гвинн хотел спасти обоих, надеялся, что сможет отвлечь эрла, а вы проберетесь в Легион. Знаешь, в чем Гвинн был неправ? Он должен был сразу привезти тебя к нам, а еще лучше убить, не создавая лишних хлопот никому. Никто никого не предавал. Гвинн подставился под удар, когда понял, что вы в ловушке. Он сдерживал карателей, пока мог, а потом позволил схватить себя, надеясь, что вы проскочите. В том, что вы не успели, была вина Эгиля, и это тоже то, что Гвинн не хотел говорить тебе, зная, как ты привязана к своему праотцу. Уверен, что Эгиль лучше бы умер еще раз, чем стал причиной твоего несчастья и несчастья Гвинна, но он был неаккуратен и, сделав звонок, в бешеной гонке забыл уничтожить сим-карту. А мы не успели перехватить вас, узнав, что вас уже отследили. А еще я помню мой разговор с Гвинном после того, как мы вытащили его из тюрьмы. Он боялся, что тебя разрушит то, что сделала Эн. Он был прав? – Начо повысил голос. Алии внезапно стало душно. Она дернулась, и наручники в тишине громыхнули по железному столу. – О да! Прав, потому что ты чуть не сошла с ума, осознав содеянное. И я, кстати, цента не поставлю на то, что ты в себе сейчас! Гвинн тщетно пытался примирить тебя с самой собой. Знаешь, я никогда не думал, что Гвинн способен на жертвенность такого порядка – отвратить от себя самое близкое ему существо. Он превратил твою боль в гнев и обрушил его на себя. Он предложил себя в качестве виновного, чтобы твой мозг смог выстроить защитные барьеры. И ты уцепилась за этот шанс!
– Почему я должна тебе верить? Это тоже лишь слова, и не факт, что не внушенные им!
– Не верь, если тебе так проще.
Алии хотелось кричать, протестовать…
– Если бы меня инициировал Эгиль, ничего бы не случилось! – прохрипела она наконец, цепляясь за соломинку. – Если бы Гвинн не манипулировал Деотерией, если бы не инициировал ее!
– Если бы нашел твою прабабку! Если бы он убил тебя! Если бы, если бы, если бы… Если бы у нас всех был шанс исправить прошлое!
Она ничего не ответила, и Начо молча вышел.
Алия осталась одна. У нее тряслись руки. «Он просто выгораживает своего друга! – снова и снова повторяла она себе, уже понимая, что Начо прав. – Признайся. Разве Годвин упустил бы шанс сказать, что Гвинн предал меня? Еще в начале всех опытов. Чтобы быстрее сломить меня. Но он говорил о чем угодно, и никогда – об этом. Даже ему в голову не пришло такое… А если Гвинн и эрл заодно? – Алия свирепо расхохоталась. – Может быть, я действительно схожу с ума? Меня нужно было убить, и я ведь себя убила бы! Кто я сейчас, что во мне?» – Алия подняла голову на шорох у двери. Там застыл Маркус, словно в страхе перед ней…
– Я не укушу, обещаю. – Шутка не удалась, Алия и сама это понимала. Маркус дернулся, но остался стоять на месте. Его глаза покраснели, руки дрожали. – Что с ним? Вряд ли умер, я бы знала…
– В «аквариуме».
– Но у тебя красные глаза. Ему хуже?
– Это не из-за Гвинна, из-за тебя, Алия. – Маркус решился и подошел ближе. – Мне страшно за тебя, я боюсь той, кем ты становишься. Ты жестока!
– Да что ты? – Алия усмехнулась. – Неужто ты забыл об Эн? Монстре, выведенном в лабораториях эрла!
– Нет! – запальчиво выкрикнул Маркус. – Это ты забыла! Она… совершала чудовищные поступки, но причина была в том, что сделали с ней… – Маркус запнулся. – С тобой. Да. С тобой. Эн не осознавала границы и все-таки, рискуя жизнью, стремилась спасти тех, кто был рядом с ней, кто был ей по-своему дорог, а ты… Ты же осознаешь! И именно ты напала на своих! И не потому, что они пытались убить тебя, а потому, что просто можешь! Если внутри тебя до сих пор есть Эн – прислушайся к ней, потому что пока тут монстр именно ты, Алия, а не она. Она искупала свои ошибки, а ты уничтожаешь то, что она исправила!
Маркус резко развернулся и вышел. Алия рванула наручники, открыла рот в безмолвном крике и снова рванула, и еще раз, чувствуя, как острые края сдирают кожу и ультрафиолетом жгут открытые раны. Боль заглушила остальные чувства, боль не давала думать, боль создавала иллюзию контроля. Рывок, вдох, выдох, рывок. Она упала на руки лицом – для камер так, словно у нее не было сил. Наконец пошевелилась, лежа на столе, повернула голову и подлезла носом под воротник рубашки. Осторожно зацепила зубами бретельку лифчика. Снова замерла в неловкой позе, несколько раз вздохнула, тяжело, горько – опять для камер, одновременно зубами доставая вшитую в ткань иглу. На некоторое время успокоилась и снова положила голову на руку, незаметно выплевывая иглу на стол. На то, чтобы освободиться, ушло немного времени, но она посидела еще несколько минут, не вынимая рук из уже расстегнутых наручников.
Алия бывала на этой перевалочной базе. Допросная и комната наблюдения были самыми отдаленными. К ним вел длинный коридор буквой «П». Выход, который располагался на другой стороне, охранялся, как и выезд. Сторожит ли кто-то за дверью? Наверняка. Она постучала по столу, закричала. В комнату вошел Том.
– Что тебе?
Алия рывком освободила руки и отключила Тома одним ударом. Подтянула его к столу, защелкнула на нем наручники и, оторвав кусок от его рукава, засунула ему в рот кляп. Пистолет Тома в правую руку, вдох-выдох, пора. Охранник на выходе из пункта наблюдения упал, даже не поняв, что кто-то подошел сзади.
Коридор был пуст.
Алия искала нужную ей комнату и вдруг увидела стоящий в глубине одного из помещений «аквариум». Она задержалась на несколько секунд и решилась. Навстречу ей развернулся Стефан и, выразительно посмотрев на пистолет в руке Алии, поднял руки. Она прикрыла дверь.
– Надень на себя наручники, Стефан. И лучше не поднимай тревогу.
– Том? – спросил он, доставая из заднего кармана наручники и защелкивая их.
– Все живы: и он, и охранник. Кстати, взыскание ему влепить за безнадежность в работе не помешает.
– Только не причиняй Гвинну… – Алия, не дослушав, лейкопластырем заклеила рот Стефану, осмотрелась. В глубине были пакеты с кровью и несколько скальпелей. Она смахнула это все в рюкзак Стефана. Нашла комплект хирургической одежды. Переоделась, натянула на лицо маску. Стефан напрягся, когда она подошла к «аквариуму», замычал в ужасе что-то похожее на «нет». Алия не обратила внимания.
Бледная кожа Гвинна казалась розовой в красной жидкости, глаза были закрыты, он выглядел умиротворенным и спокойным. «Я не хотела убивать тебя. Клянусь, Гвинн! Несмотря ни на что! Если бы я убила тебя, то следом выстрелила бы себе в сердце, – вдруг подумала Алия. – Как перестать ненавидеть себя за то, что сделала, Гвинн? И как перестать испытывать к тебе такой гребаный сгусток гребаных чувств? И правда, лучше было оставаться Эн, без сомнений, без рефлексий»…
Алия положила руку на стекло, чувствуя каждым нервом, как напрягся Стефан.
– Я не убью его, Стеф! Не переживай! – Алия развернулась и вышла. Она прошла по коридору и вошла в оружейную. Незнакомый легионер удивленно посмотрел на нее, потом открыл рот и тут же упал, оглушенный.
Алия подтянула легионера к панели и приложила его руку к сенсору – щелкнул замок. О том, что есть второй выход, она знала давно, он был тут с незапамятных времен и ни разу не пригодился. До этого момента. По задумке, если бы на пункт напали, то легионеры могли бы пройти по лазу в тыл противника. Сейчас под яркое солнце, щурясь и шипя, выскочила Алия. Она прыгнула в стоящую недалеко машину и, сбив ворота, выехала. Ее хватятся уже через несколько минут, но этого времени было достаточно.
Алия бросила машину на пересечении старых забытых дорог и, все так же шипя от боли, побежала к лесу, в густую тень. Дальше река – она выведет ее к морю. Алия представила себе, как бриз дует в лицо, и улыбнулась, вспомнив Эгиля и его сильные руки на штурвале, то, как он учил ее ориентироваться по звездам. Где-то на уровне подсознания снова замаячила фигура Гвинна, наблюдающего за ними, но Алия тряхнула головой, и образ исчез, оставив только шлейф легкого аромата полыни и чувства раскаяния и сожаления. Она заглушила и их.
Это все – потом. Пока же – она снова сама по себе.
Гвинн вошел к Начо в кабинет, упал на диван и, задрав ноги на спинку, закинул руку за голову.
– Как успехи? – спросил Начо, не отрываясь от бумаг.
Гвинн промолчал.
– Значит, никак. – Начо наконец поднял голову. – Мы не знаем, где она, мы не знаем, что с ней. И после того, что она натворила, я, честно говоря, не знаю, что с ней делать.
– Дай ей шанс, Начо. Я все еще верю в нее.
– Даже после того, что она сделала?
– Даже после того.
– Тогда найди ее, Гвинн, и притащи обратно! Найди, пока не нашли Инквизиция и эрл, я уже молчу о сильно заинтересованном Совете.
Гвинн приподнялся:
– О Совете можешь не беспокоиться, я возвращаюсь туда и присмотрю за ним изнутри.
Начо скрестил руки, откинувшись:
– Да что ты, Гвинн? И когда ты мне собирался об этом сказать?
– Вот сейчас и собрался. – Гвинн улыбнулся. – Признай, Начо, мне давно пора вас покинуть. Я не легионер, хотя формально и отношусь к структуре, мое пребывание здесь дольше не имеет смысла. Слухи уже пошли, так что я могу триумфально ворваться в мир Вечных.
– Ты мне расскажешь о своих планах? – Гвинн промолчал. Начо кивнул. – Я так и думал. Не пойми меня превратно, Гвинн, но ты не выглядишь расстроенным. Поначалу, когда Алия только сбежала, казалось, что ты не в себе. Твое беспокойство не давало мне спать, я его чувствовал как желчь во рту. Но сейчас, особенно после перестрелки или несмотря на нее, ты отлично справляешься. Выглядит так, будто она тебя не подстрелила, а зацеловала до мозоли на языке. Скажи-ка мне, старый друг, чего я не понимаю в ваших сложных кровных связях?
Гвинн некоторое время помолчал.
– У нее есть план, и какой бы он ни был, я хочу посмотреть, к чему это приведет. И ее, и меня, и нас всех. Алия в форме и адекватна. – Он усмехнулся, когда Начо протестующе поднял руку. – Да, даже несмотря на то, что стреляла в меня. Это были гнев и обида. Но я-то знаю, что она смогла бы убить меня, если бы и правда того хотела. Нашла бы способ, несмотря на все оковы крови, что связывают нас. Она свободна, и клятва верности не сдерживает ее. Боль за боль. Она думает, что я виноват…
– Уж прости, но я сказал Алии, что твоей вины в том, что с ней случилось, нет, – перебил его Начо.
– Зря. Злость помогала ей, пусть лучше ее гнев был бы обращен на меня, чем она снова начнет копаться в себе. Тем более что я и правда ответственен за то, что с ней произошло.
– Смотрите, кто у нас тут – святой, реальный, как свет дневной! – Начо разозлился. – Может, заодно решил, что ответственен за все происходящее в мире? Это не так, Гвинн. Да, ты принимал не те решения, как все в мире. Так что ты ничем не отличаешься от каждого из нас. – Он помолчал. – Меня начинает раздражать, как ты носишься с обычной строптивой девчонкой. Мы все с ней носимся! Любого другого я бы уже или отдал под трибунал, или отправил за ним охотников, или оставил на милость инквизиторов… Скажи, почему бы мне не сделать так и с ней?
– Потому что тебе тоже интересно и потому что, несмотря на произошедшее, ты ей веришь. А еще потому, что я тебя попросил. – Гвинн встал и направился к двери.
– Твоя готовность на жертвы ради нее удивляет, еще больше удивляет то, что ты не видишь причину. Если ты любишь ее, то почему не был с ней с самого начала? – сказал ему Начо вслед.
Гвинн постоял в задумчивости.
– Худшее, что может сделать Инициатор, – навязать чувства своему Вечному, по сути, просто подчинив его своей воле. Ты же помнишь, что у Вечных сложно с любовью, а просто секс с ней все слишком бы осложнил, и когда она только стала Вечной, и тем более когда еще была Эн. Наверно, в какой-то момент я даже хотел, чтобы она сама пришла ко мне, а она не любила меня. Впрочем, я тоже не любил в том смысле, что вкладываете вы, люди, в это слово. Это сложнее, она – потомок Деотерии, а я – Инициатор их обеих. В общем, связи крови не разрубить мечом, они сложнее всех формул, которые могли бы описать их.
– Ну да, конечно, сейчас-то не сложно, – проворчал Начо, когда за Гвинном закрылась дверь. – Как можно быть таким идиотом в его возрасте?
Гвинн помедлил у двери, чуть сожалея, что обманул друга. Он прекрасно знал обо всех передвижениях Алии. Во сне Алия иногда теряла контроль над стеной, которую воздвигла между ними, и тогда Гвинн подсматривал. Он и правда был спокоен, зная, что у нее есть цель. Хоть до конца и не понимал, чего именно она хочет добиться. Сначала ему казалось, что Алия стремится отомстить эрлу, и испугался за нее. Теперь же он понял, что путь, избранный ею, куда извилистее. Ему стало интересно. К тому же у него тоже были дела, настала пора возвращаться в Совет.
С человеческой точки зрения Гвинн был негодяем с самой первой встречи с Алией и даже до того момента, когда он решил найти ее. Он не оставил ей выбора, делая его за Алию всякий раз, и не всегда его решения были правильными. Он постоянно манипулировал, подменял правду, искажая реальность. В общем, для любого из людей он точно был мерзавцем. С точки зрения Истинного, самой что ни на есть истинной породы, Гвинн был Гвинном. Интриганом, с одному ему известным кодексом чести, которого, однако, он никогда не нарушал. Он дал Алии свободу выбора, но не собирался пускать эту свободу выбора на самотек. Он любил Алию, искренне заботился о ней, но когда понял, что память к Эн неминуемо вернется, а значит, Алия должна будет осознать свою новую сущность, составил план действий. И этот план сейчас поэтапно выполнялся. «Ну, за исключением того, что она пробила меня пятью пулями и сбежала, вместо того чтобы вернуться со мной в Лондон». Иногда Гвинн сомневался, что сможет перехватить Алию, когда станет слишком опасно, тем более что всего несколько лет назад эрл уже опередил его. Однако ему было чем отвлечь Совет, кланы и тем более эрла от Алии. Оставалась Инквизиция. Гвинн уже знал, что она нужна им живой, и знал причину. Можно было почти не беспокоиться.
По пути в свои апартаменты Гвинн зашел к Маркусу.
– Как она? – Гвинн задал свой вопрос как само собой разумеющееся, будто не подвергал сомнению, что Маркус присматривает за Алией. Маркус попытался сделать удивленное лицо, но Гвинн лишь отмахнулся.
– Снова исчезла с радаров, – вздохнул Маркус.
– Ты помог. – Гвинн не спрашивал, он утверждал.
– Чуть-чуть. Каратели были близко…
Гвинн усмехнулся:
– Хорошо, отслеживай дальше.
Гвинн уже шел к выходу, как вдруг резко остановился:
– Маркус, что ты мне не сказал?
– Я? Нет, я бы…
Гвинн поднял бровь. Маркус снова тяжело вздохнул:
– Она оставила сообщение на одной тайной странице. Я его нашел только что и передал Начо и Стефану… В общем, – Маркус запнулся. – Ерунда, Гвинн, мне кажется, я неправильно расшифровал.
– Говори, Маркус.
– Мартин передал посылку в Инквизицию. Это были медицинские боксы с черной кровью. Их украли у эрла, но Алия уверена, что эрл позволил украсть их.
Гвинн задумался, сложив руки домиком и легонько прикусив пальцы.
– Черной, ты сказал?
Маркус кивнул.
– Хм…
Гвинн вышел в коридор.
– Что это значит, Гвинн? – крикнул Маркус, но двери уже закрылись. – Ну, конечно, зачем что-то объяснять? Можно же просто приказать. Оба хороши! И я! Выдал информацию, помогаю своей полоумной подруге и ее интригану-Инициатору, что приведет меня прямо к трибуналу. Они где-то что-то делают, а я сижу один в пыли своего кабинета.
Гвинн знал, что в дверь постучат, но не думал, что так скоро. Видимо, Начо боялся, что он сбежит с информацией, которой, скорее всего, располагает.
Истинный усмехнулся: друг неплохо его изучил, вот только он и сам планировал все рассказать.
– Входи, Начо.
Дверь открылась, но там был не только Начо, но и Родриго со Стефаном. Гвинн кивком указал им на стулья и неторопливо сложил несколько рубашек в мусорную корзину. Стефан заинтересованно наблюдал.
– Решил уехать налегке?
– Зачем тащить прошлое в будущее? – Гвинн сел напротив. – Итак, господа, думаю, вас интересует, что же за черная кровь из Дома моего разлюбезного отца оказалась в руках Инквизиции.
– Ты знаешь? – Начо спокойно рассматривал Гвинна.
Гвинн чуть помолчал.
– И да, и нет. Я не знаю, что именно скрывал в своих лабораториях эрл. Но в одном из свитков когда-то давно вычитал, что у Древних была черная кровь. Откуда эрл мог бы взять ее, да еще и в таком количестве, что поместилось в несколько боксов? Я, признаться, сомневаюсь, что это кровь Древних. Вероятно, это воссозданный в лабораториях суррогат, а может быть, мы себе вообще все придумываем, и это нечто иное, о чем даже догадаться сложно.
– Гвинн, почему ты не говорил об этом раньше? – Начо был близок к тому, чтобы взорваться.
– Потому что не знал, имеет ли смысл написанное. А рассказывать все, что я знаю… Ну, эта исповедь заняла бы не одно столетие – по числу моих и даже больше. – Гвинн усмехнулся. – Мы отличаемся от Древних так же, как homo sapiens от неандертальца. Мы жадно искали останки прародителей, пытались изменить состав крови тех Истинных, которые близки по своим силам к Древним. Мы экспериментировали с истинной кровью, но, хотя она и восходит к древней, ее свойства давно изменены…
– То есть с твоей кровью? – перебил его Стефан. Гвинн кивнул:
– Да, с моей. Но ничего не вышло. Я практически уверен, что в мире не осталось крови Древних, так что не понимаю, как эрлу удалось…
– Удалось что? – дернулся Стефан, приподнимаясь. – Воскресить Древних? Где же они тогда? Не твои ли это наработки?
– Стефан, – Гвинн посмотрел ему в глаза, и тот сразу сник, – нет нужды меня перебивать. – Он задумался. – Знаете, что интересно? Тюрем для про́клятых не так много, а вот белых пятен куда больше. И некоторые находятся в местах, где якобы стояли чертоги прародителей. Места первых цивилизаций. Или места труднодоступные, где можно было прятаться…
– А для чего нужна кровь Древних? Ее можно использовать при Инициации?
– Ты задал хороший вопрос, Родриго. Кто знает? Я уверен, что подопытные сойдут с ума. Трансформация и так сложна и опасна. Новые знания, новые умения, новые возможности буквально взрывают каждую клетку, поэтому так важно присутствие Инициатора. Он сдерживает лавину. Потому инициация, сотворенная Истинными, проходит легче. Благодаря нашей силе мы лучше контролируем происходящее. А за черной кровью, если это правда то, что мы думаем, никто не стоит. В том смысле, что некому контролировать трансформацию, некому направить процесс и помочь, если что-то пойдет не так. Сила Древних просто разорвет человека, уничтожит его мозг.
– Человека? – Стефан замер. – А Вечного или тем более Истинного?
– Истинный, пожалуй, смог бы пережить трансформацию. Но на подобный опыт над собой надо еще решиться. А Вечный уже связан кровью со своим Инициатором. И чтобы привязать его к кому-то иному…
– Надо разорвать связь с Инициатором, – закончил за Гвинна Начо. Истинный сидел, небрежно откинувшись, играя с бокалом. Казалось, что он совершенно спокоен. – Ты не удивлен, значит, думал об этом.
– О чем? – подался вперед Родриго.
– Об Эн и ее способностях, ее необычной ДНК. Не она ли та, на ком экспериментировал эрл? – Стефан глядел в глаза Гвинну. Тот пожал плечами.
Начо схватился за голову:
– Гвинн, ты ведь это подозревал? И все равно отпустил ее? Черт знает что, созданное из черт знает чего! Кто в ней проснется?
– Не драматизируй, Начо. – Гвинн вскинул голову, сверкнув глазами. – Алия связана со мной!
– Есть еще одна проблема, – подал голос Родриго. – Упыри появились после того, как боксы доставили в Инквизицию.
Гвинн кивнул.
– И вот появление упырей я больше связываю с экспериментами с черной кровью. У них как раз прослеживается полная потеря себя: ментальная и физическая.
Стефан, не моргая, смотрел на Гвинна:
– Гвинн, она давала тебе свою кровь.
– Давала, и ничего не изменилось. Поэтому я и не думаю, что черная кровь – кровь Древних, и что она в Алии. Мы гадаем на кофейной гуще, а мне пора в Совет, поближе к эрлу и его исследованиям. Чтобы ответить на вопросы, что было в лабораториях эрла, чем занимается Инквизиция и как это все остановить, нам нужна кровь из бокса.
Гвинн поднялся так, что стало понятно – разговор окончен. Начо усмехнулся тому, что в здании его Легиона он не был больше хозяином, когда появлялся Гвинн. Так было всегда, везде и со всеми. Начо уже не злился.
– Почему у меня ощущение, что, изменись в тебе хоть что-то, ты бы не сказал нам, Гвинн? – Он посмотрел в глаза другу.
Гвинн мягко улыбнулся:
– Потому что у тебя кризис доверия, друг мой.
Начо качнул головой. Дверь закрылась. Гвинн сел обратно в кресло, поболтал остатками крови и выпил. «Чего-то не хватает. Какого-то элемента. Почему эрл так легко отпустил меня? Он мог бы сгноить меня в камере. Уничтожить. Сжечь. Но он отпустил. – Глаза Гвинна горели. – Что ты задумал, отец? Ты подстроил все так, чтобы Эн дала мне свою кровь, а восстановление нашей связи запустило процесс? Но какой и в ком? Во мне, в ней? Если во мне, то в этом нет смысла – я враг, и он не может не понимать, что я его уничтожу, проснись во мне силы Древних! Значит, дело в Алии? И тогда Начо прав, я отпустил ту, которая способна разнести этот мир в щепки! Неужели я ошибся, когда дал ей свободу?»
Гвинн тщательно подготовился к своему появлению в обществе Вечных. Он вернулся в Лондон незамеченным, на рассвете. Его дом за многие годы отсутствия хозяина потерял свой лоск. Двор зарос кустарником и травой, окна покрылись пылью и паутиной. Ворота скрипнули проржавевшими петлями, когда Гвинн открыл их и вошел. Он жил в этом особняке долго. Выиграл его в карты у одного заносчивого аристократа веке в семнадцатом. Какие он устраивал тут балы, вечера, кутежи и оргии! Пропадал и снова возвращался через поколение. Попасть в его особняк для Вечных и Сосудов считалось привилегией, за приглашением охотились, как за редкими драгоценными камнями.
Гвинн прошел через огромный зал, где он когда-то принимал гостей, и огляделся. В пыли портьер и чехлов то тут, то там он замечал следы. Дом осматривали. Он миновал лестницу, что вела в спальни для гостей-людей, с грустью осмотрел раскиданные книги в библиотеке, покрытые пылью и мышиным пометом, брезгливо поморщился и тут же улыбнулся:
– Заходи, Уильям, не стой истуканом.
Гвинн сорвал покрывало с кресла, отмахнувшись от взвившейся пыли, и сел, задумчиво скрестив пальцы под подбородком. В библиотеку вошел Уильям Вестфорд, коротко поклонился.
– Итак, Уильям, с чем пожаловал?
– Значит, ты правда жив.
– Очевидно, Уилл. – Гвинн развел руки. – Или хочешь вложить персты мне в раны?
Уильям еле заметно улыбнулся:
– Я не верил, но канал, по которому ты связался, не оставлял сомнений. Где ты был?
– Ты правда не знаешь? Исса же был в твоем отряде. – Гвинн усмехнулся, глядя на вытянувшееся лицо Уильяма.
– Я догадался, когда меня послали к тюрьме про́клятых, что дело не чисто, тем более когда исчез Исса и поползли слухи о тебе… Значит, эрл запрятал тебя в ад? Сильно же ты его допек. – Уильям помолчал. – Почему он не убил тебя?
– Отцовская любовь смягчила его сердце. – Гвинн прижал руку к груди и сделал скорбно-восторженное лицо. Уильям не выдержал и улыбнулся:
– Ты выжил, Гвинн! Никто не выходил оттуда. Ни разу. Но ты смог.
– И снова отцовская любовь. Чадо наказано, чадо раскаялось, чадо прозрело!
Уильям усмехнулся:
– Никогда не понимал, почему помогаю тебе, Гвинн. Ты – причина всего, что произошло со мной!
– Началось! Опять заиграла старая скрипка душевных ран. – Гвинн возвел глаза к потолку. – Самому не надоело?
– Меня ждет казнь, если эрл узнает, что я сказал тебе больше дозволенного.
– Так скажи дозволенное и беги к папочке! – равнодушно произнес Гвинн.
– Эрл Годвин хочет удостовериться, что ты не наделаешь глупостей.
– Наделаю, это очевидно. Но вначале я бы хотел встретиться с ним.
– Он предусмотрел это и приглашает тебя в поместье.
– Да что ты? Вряд ли я соглашусь на это даже под охраной спецназа Совета. Это не дом, а капкан! Передай эрлу, что я готов встретиться с ним в полночь в Белом Тауэре.
Уильям поднялся, накинул капюшон, натянул перчатки, с тоской отметив, что солнце уже выглянуло.
– Мне жаль Эгиля! Я ходатайствовал за него, я пытался его спасти…
– Надеюсь, тебе недалеко идти до машины, Вестфорд, а то там солнце. – Лицо Гвинна застыло, и лишь блеск глаз выдавал эмоции, которые он сдерживал.
Уильям пошел к двери, но снова остановился.
– Я поздно понял, кто она, Гвинн. Там… на мосту. Я мог убить ее, но не убил. Надеюсь, что мне это зачтется… – Уильям обернулся, пристально посмотрел на Гвинна. – Она мне нравилась, и я вляпался в отношения с ней. Точнее, я думал, что это отношения…
Гвинн молчал.
– Хочу, чтобы ты знал это, если вдруг между вами… – Уильям осекся. – И еще. Если будет прямой приказ убить ее, я буду вынужден сделать это.
– Знаю. Но сначала ты скажешь об этом приказе мне. Потому что Эгиль мертв, и я не хочу, чтобы была мертва его прадочь.
– Потому что она его прадочь или потому, что она нужна тебе самому?
Гвинн не ответил. Ни один его мускул не дрогнул, взгляд не изменился, но в комнате ощутимо стало холоднее.
Уильям кивнул и тихо выскользнул за дверь. Гвинн прошел в кабинет, за шкафом была потайная дверь, ведущая в подвал и святая святых дома – спальню, библиотеку с редкими манускриптами, кабинет, где Гвинн работал тайно, и лаборатории.
Как и следовало ожидать, тут тоже побывали. Он сам выдал вход сюда под пытками, когда умолял о смерти, привязанный к дыбе.
Кто-то старательно обследовал каждый сантиметр его логова, вывалив вещи на пол. Гвинн усмехнулся. Он, конечно, выдал вход сюда, вот только, перед той своей поездкой в Москву, лично уничтожил все, ну или почти все, что могло бы пригодиться кому бы то ни было. На всякий случай.
Гвинн оглядел лабораторию, отодвинул один из шкафов и приложил ладонь к панели за ним. Дверь отъехала в сторону. Что ж, стоило вытерпеть те пытки до конца, чтобы, теряя сознание, рассказать о всех потайных комнатах, кроме одной. Исса даже предположить не мог, что можно было что-то скрыть. Можно. Даже умоляя о смерти. Если это важнее смерти. И жизни.
Гвинн спустился на несколько ступеней вниз, наступая лишь на определенные плитки на лестнице, надел респиратор и открыл еще одну дверь. Она тут же захлопнулась за ним, и сверху пошел газ. Крошечная комната была заполнена свитками и записями, древними, хранящими в себе тайны, что уже невозможно расшифровать. К ним давно нельзя было прикасаться – Гвинн лично покрыл их ядом. Но даже это все – лишь отвлекающий маневр. Гвинн прошел дальше к сейфу за камнем в стене, распахнул дверцу и еле заметно облегченно выдохнул.
Гвинн закрыл тяжелую дверцу и поднялся обратно в библиотеку, оставив внутри сейфа плотно закрытый древний сосуд, в котором тягуче перекатывалась, взволнованная его присутствием, смолянисто-черная жидкость.
Уильям валялся на полу, пытаясь напиться и в очередной раз проклиная свое новое тело, которому алкоголь ни черта не помогает. Эмили! Прекрасная дрянь Эмили, которую он так любил и ненавидел. И чертов королевский отпрыск Гвинн, который отправил его на край мира. Он прибыл туда не по своей воле сражаться в войне за безумного короля Георга. И видит ночь – Вестфорд сражался. Пока не встретил ее. Эмили.
Он влюбился с первого взгляда и умолял ее выйти за него замуж. А она лишь смеялась в ответ и загадочно исчезала на недели и даже месяцы. Однажды Уильям не выдержал, узнал, где она живет, и без приглашения явился в ее дом ночью. Залез, как Ромео, на балкон… И умер. Для всех людей. И для самого себя.
Он застал Эмили за трапезой – она называла это так, – попытался сбежать, но не смог. Уильям так и не понял, почему она не убила его, почему решила инициировать. Он убеждал себя, что она любила его. По-своему. Впрочем, Эмили вообще любила красивых мужчин… И держала свою свиту из Сосудов и Вечных под рукой.
Так начались мучительные годы, во время которых Уильям, связанный кровью и клятвой, был рабом. Принуждаемый Эмили, Уильям совершал ужасные вещи, хотя и не мог сравниться в жестокости со своей возлюбленной.
И все равно он любил ее, как никого и никогда. Он готов был простить ей все и сделать все, лишь бы она была рядом.
Уильям точно знал, когда Эмили умерла. Почувствовал это ровно в ту секунду, когда ее не стало. У Вечных не было принято говорить о потере Инициатора. Лишь однажды Эмили призналась ему в минуту близости и такой редкой нежности между ними, что ощутила смерть своего Инициатора как вспышку солнечного света, которая выжигает изнутри. Будто часть тебя вырывают, и эту пустоту ничем невозможно заполнить веками. Даже если Инициатор мучил, даже если ненависть к нему сжигала, наваливались невыносимая тоска и пустота. Нежданная свобода сжирала не меньше, потому что никто из Вечных не знал, что с ней делать, как жить одному. Редкий Вечный находит себя в этой свободе, чаще всего он приносит клятву верности и находит себе сюзерена среди кланов или в Легионе. Может быть, потому Эмили и плодила новых Вечных, чтобы заполнить пустоту внутри, создав свое подобие клана, но потеряв себя в безумии вседозволенности.
После ее смерти Уильям прибился к клану эрла Годвина. Эрл любил свои новые территории и часто приезжал в Америки, чтобы посмотреть на кипящий котел, который они собой представляли, заодно находил рекрутов для своих личных отрядов. Годвин приметил Вестфорда, когда его взяли для дознания проклятые шерифские прихвостни. Эрл милостиво согласился на то, чтобы беспризорный Вечный примкнул к его клану, если, конечно, хочет. Уильям был только рад уехать в Европу.
После стольких лет Вестфорд вернулся домой, в Лондон. Уже за одно это Уильям, ненавидящий Америку, был благодарен эрлу Годвину. Он дал ему шанс, новую жизнь, и Уильям, принеся клятву верности, честно был предан сюзерену всей душой или тем, что от нее осталось после Эмили.
Их с эрлом объединила еще и ненависть. Конечно, Годвин никогда не говорил об этом, но Уильям видел, как эрл иной раз меняется в лице, услышав новости о непутевом сыне. «Дурная кровь», – однажды сказал о нем эрл. Уильям был согласен. Он не понимал, почему эрл Годвин никак не приструнит сына, ведь сил у Истинного для этого было более чем достаточно. Впрочем, Гвинна давно не было в Лондоне, вполне возможно, дело было в этом, Уильям не знал, вдруг как опальный сын договорился с Годвином не появляться пред его очи. Среди Вечных ходили слухи, что он где-то в Российской империи, иногда даже появляется при дворе. Другие говорили, что он в Африке. Третьи отправляли его и того дальше…
У Уильяма были все причины ненавидеть Гвинна. И дело было даже не в Эмили, у которой появлялся и оставался не раз в спальне Гвинн. Началось все куда раньше, еще когда Уильям был человеком. Это Гвинн стал причиной тому, что Вестфорд отплыл в Америку. Теперь-то он понимал, как очутился на корабле, почему вообще оказался на этой войне черт знает за сколько миль. Он шел, ведомый силой Гвинна. Очнувшись на борту, он кричал в панике, требовал повернуть судно назад в порт, не верил в свою подпись и потом сидел запертый без еды и воды и все силился осознать произошедшее.
Уже вступив в клан Годвина, Уильям узнал еще и о том, что именно Гвинн стал причиной гибели Эмили. Потому-то эрл и прибыл лично расследовать это дело.
Так Гвинн стал для Уильяма главным врагом, собирательным образом всех его несчастий, причиной, по которой его жизнь оказалась разрушена. И даже сейчас именно из-за него Уильям валяется на полу в комнате какого-то вонючего притона, тщетно пытаясь забыться кровью и алкоголем.
– Помогает? – услышал Уильям над собой насмешливый голос с каким-то странным акцентом. Вестфорд приподнял голову. Над ним стоял гигант. Или Уильяму так показалось.
Голубоглазый блондин, на вид лет сорока, поставил до того валяющийся в луже вина стул и, обмахнув его, сел.
– Что именно? – Уильям приподнялся, облокотившись на стену. Тонкие доски не скрывали от его острого слуха возни в соседней комнате, и, когда женщина начала стонать особенно яростно, он поморщился.
– Да, переигрывает, – подтвердил блондин и усмехнулся.
Уильям попытался понять, что именно этот Вечный делает в снятой им комнатенке, и, так и не решив эту логическую задачу, спросил напрямую:
– Что, собственно, вы тут делаете, сударь?
– Я хотел выпить в одиночестве, и меня отправила сюда хозяйка этого вертепа. Сказала, что тут должно быть уже свободно. – Он достал из мешка бутылку. Открыл ее зубами и, взяв со стола бокал, из которого пил Уильям, налил крови. – Присоединитесь? – Он протянул его Вестфорду.
Уильям поднялся, сел на второй стул, видавший годы и получше, и взял бокал.
– Ваше здоровье, сударь! – Незнакомец сделал глоток прямо из бутылки, поперхнувшись, когда женщина за стеной выдала практически ультразвуковую трель. Послышался бубнеж довольного клиента.
– Странно встретить джентльмена в таком месте, – проговорил незнакомец.
– Не могу не согласиться. – Уильям оглядел собеседника. – Что ж, мое время в этой конуре и правда закончилось, так что позвольте откланяться. Вы, наверное, хотели оказаться в этой комнате не в моей компании? – Вестфорд красноречиво посмотрел на стену.
– О нет! Только не это. – Незнакомец брезгливо поморщился.
– Если вы предпочитаете общество мужчин, то, боюсь, что вы приняли меня не за того, но уверен, что и тут хозяйка сможет предложить вам интересные варианты.
– Тоже нет! – Незнакомец подлил Уильяму. – Я пришел сюда просто выпить, а в таком клоповнике пить в общем зале, не привлекая к себе внимания, невозможно. В наших же заведениях, – он сделал акцент на слове «наших», – мне бы пока не хотелось показываться, лишние разговоры мне ни к чему. Я давно не был в Лондоне. В общем, я сделал то же, что и вы: снял шлюху, отпустил ее, но поднялся в номер, чтобы расслабиться.
– Судя по теплой крови, пропитание вы добыли быстро и легко. – Уильям улыбнулся, показав клыки.
– Конечно. Трупов из Темзы вылавливают достаточно, одним больше – одним меньше, – не стал отрицать незнакомец и пригляделся к дернувшемуся Уильяму, ненавидящему ненужное насилие. – Не переживайте, я честно заплатил за кровь, и Сосуд, носящий этот нектар, сейчас прекрасно нажирается в одном из кабаков. Эгиль, – кивнул он Уильяму, в памяти которого шевельнулось что-то связанное с этим именем. Он попытался сосредоточиться, но за стеной снова завозились, отвлекая его от мыслей.
– Эгиль, и все?
– Уже давно только Эгиль. – Незнакомец помолчал. – Довольно странно и больно помнить род отца, когда от отца не осталось даже костей.
– Тогда Уильям.
Эгиль подлил ему еще.
– К какому клану принадлежите, Эгиль? Или это тоже секрет?
Тот неопределенно пожал плечами:
– Вольноотпущенный. Впрочем, тонкая цепочка, за которую меня могут дернуть к старому клану, осталась и привязана к ноге.
– И что делаете в Лондоне?
– Жду друга.
Уильям помолчал.
– Каково это – быть без клана? Без поддержки, без защиты и протекции? Когда никто не заступится за тебя, случись что.
Эгиль улыбнулся:
– Как выяснилось, довольно приятно. Не считая, конечно, Инквизиции, которая так любит отлавливать одиночек. Но я могу за себя постоять, а идти куда глаза глядят согласно своим желаниям – это неплохо. Будто я снова в море с верной дружиной, и впереди лишь простор и свежий ветер.
Уильям улыбнулся:
– Звучит неплохо. Но верится с трудом, что ваш сюзерен просто отпустил такого умелого бойца.
– Это было весьма непросто. Моему другу пришлось заплатить за мою свободу, пожертвовав многим. – Эгиль помолчал, потом обезоруживающе улыбнулся. – И все-таки, Уильям, почему вы здесь, а не в гостиной какого-нибудь известного Дома, где к вашим услугам был бы лучший виски и белые шейки красавиц.
Уильям поморщился:
– Белые шейки красавиц – это не то, что я ищу… Скорее забытье…
– Любовь – сложное чувство, – понимающе кивнул Эгиль, – но и она проходит в конце концов, мы достаточно долго живем, чтобы залечивать самые глубокие раны. Мне ли этого не знать.
– А если это твой Инициатор?.. – Уильям сказал и сам испугался своей откровенности, но Эгиль снова понимающе кивнул ему и, протянув руку, сжал плечо. Почему-то этот простой жест стал последней каплей в чаше горечи Уильяма, и он впервые в жизни разрыдался, оплакивая свою потерю и саму жизнь.
Эгиль сидел, не пытаясь ничего говорить, не пытаясь утешить, и лишь, когда Уильям успокоился, налил ему еще один бокал, добавив туда изрядное количество рома.
– Это тоже пройдет, Уильям. Конечно, я был связан с Инициатором только кровью, между нами были отношения господина и вассала, но его смерть стала серьезным ударом для меня. Это трудно объяснить тем, у кого не было подобной потери. Пока он был жив, я мечтал о свободе, и вдруг оказалось, что ты становишься слепым котенком в мире, где ничего не знаешь, двигаешься на ощупь, не зная куда, и каждый может тебя уничтожить.
– И кажется, что изнутри выжигает солнце, – прошептал Уильям, и Эгиль кивнул. – Как вы справились?
– У меня был тот, кого я называл господином, а теперь имею честь называть другом.
У Уильяма друзей не было. Те, кого он когда-то знал в Лондоне, за прошедшие годы забыли о нем, а некоторые уже умерли. В Америке были только Эмили и ее Вечные, которых она постоянно стравливала между собой, заставляя конкурировать за крупицу любви и внимания. Последние годы у эрла он был лишь солдатом с соответствующим уставом. Познакомившись с Эгилем, Уильям понял, что скучал по простым разговорам за бокалом, по смеху и ощущению товарищества. Он это понял в тот же день, вернувшись в казарму. И сразу решил написать Эгилю, предложив повторить вечер. Тот не отказался, и через три дня они прилично надрались еще в одной забегаловке. Потом пересеклись снова. И снова.
Однажды Уильям заметил, что с некоторой неприязнью, но одновременно с любопытством ждет приезда загадочного друга Эгиля. Он понимал, что тогда они будут видеться реже, а может быть, Эгиль и вовсе уедет, и это странным образом вызывало в нем сожаление о том, что все закончится.
– Почему твой друг до сих пор не приехал? – снова спросил Уильям в одну из ночей, что они проводили с Эгилем за кровью.
– Занят. – Эгиль вытянул ноги и демонстративно отвернулся. Уильям уже думал, что разговор окончен, но Эгиль в этот вечер был более откровенным. – Он не сообщает о своих передвижениях, и иногда это злит. Под «иногда» я подразумеваю всегда.
– Он тоже вольноотпущенный?
– Он свободен. И всегда был свободен. Хотя какое-то время ему и казалось, что это не так. Может быть, и сейчас кажется.
– Как это возможно? – удивился Уильям и вдруг понял. – Он Истинный! – Эгиль кивнул, и Уильям напрягся.
Дружба между Истинными и Вечными была практически невозможной, слишком сильна была кастовость в этом мире. Истинных отделяли от Вечных сотни условностей, законов и границ. В человеческом обществе не было эквивалента таким отношениям. Даже иерархию король – аристократы – чернь было не сравнить с тем, как жестко были разделены Вечные. В конце концов, чернь не раз выступала и против аристократов, и против королей. Вот только что во Франции такое же случилось! В мире Уильяма Истинные враждовали друг с другом, убивали друг друга, женились друг на друге, а Вечные жили на коротком поводке кровных клятв.
Еще больше Уильяма потряс факт приезда Истинного в Лондон. Почему эрл Годвин ничего об этом не знал? Или знал? Обычно такие приезды сопровождаются церемониалом, необходимыми условностями, Истинных окружают каратели и гвардии, в том числе эрла. Истинные – это всегда королевская кровь, верхушки кланов. За ними присматривают, их вожделеют, их боятся. Когда один из Истинных оказывается на территории другого – это что-то из ряда выходящее.
Когда Уильям вернулся в клан, его вызвал к себе эрл Годвин. Вестфорд постучал в дверь и вошел в кабинет. Эрл Годвин продолжал что-то писать поскрипывающим пером. Наконец он откинулся на спинку кресла и взмахом руки разрешил Уильяму расслабиться. Это было что-то новое. На всякий случай Уильям остался стоять по стойке «смирно».
– Значит, ты познакомился с Эгилем и проводишь с ним время?
– Да, мой господин. – Уильям не удивился. Он уже понимал, что под колпаком, раз Эгиль – предвестник приезда Истинного. Как бы Уильям ни хотел надеяться, что его свободные вечера остались вне поля зрения Годвина, он осознавал тщетность этого.
– И много ли ты рассказал ему?
Уильяму внезапно стало не по себе.
– Ничего, мой господин.
– Я буду ждать от тебя отчета обо всех ваших разговорах этой же ночью, а с сегодняшнего вечера ты будешь встречаться с ним еще чаще и каждый раз после – докладывать. От других обязанностей ты освобожден. Потом ты войдешь в свиту его господина, или как он изволит считать, друга, – Годвин хмыкнул, – и станешь проводить время с ним. Ты согласишься на все, что он тебе предложит, ты станешь его слугой, игрушкой или любовником, но будешь рядом. Это приказ.
Уильяма внутренне передернуло, но возразить он просто не смог. Сексуальное раскрепощение в среде Вечных было ему не близко, а после Эмили он не искал даже женского общества. Быть шпионом тоже претило ему – он не умел и не любил врать. Однако таков был приказ сюзерена, поэтому Уильям лишь кивнул. Эрл Годвин снова взялся за перо, показывая этим, что аудиенция закончена. Уильям пошел было к выходу, но остановился.
– Что еще? – спросил Годвин, не поднимая головы.
– Позволено ли мне узнать, господин, кто этот друг?
– Лучше, чтобы ты не был к этому готов и не потерял свежести восприятия, – произнес эрл, не отрываясь от бумаг.
Уильям встретился с Эгилем через пару ночей. Его мучил приказ эрла и невозможность поговорить об этом с другом.
– Ты сам не свой. – Эгиль сидел, небрежно откинувшись на спинку стула и рассматривая продажных девиц, которые чуть поодаль смеялись и махали ему, призывно себя поглаживая. И, не дождавшись ответа, добавил: – Пойдем отсюда.
– Куда же? – Уильям встрепенулся.
– Говорят, что в салоне леди Браун играет какой-то модный виртуоз. Хватит нам шляться по гнилым кабакам и пить грязную кровь шлюх и бродяг.
– С ними проще, если что-то пойдет не так, – пробурчал Уильям, но последовал вслед за другом.
Особняк леди Браун был так освещен, что у Уильяма заболели глаза. Он еще больше расстроился, в отличие от Эгиля, который задумчиво рассматривал парадную лестницу, по которой величественно несли себя прекрасные дамы и кавалеры. Стоял шум подъезжающих экипажей, ржали лошади, ароматы духов смешивались с запахами алкоголя и навоза.
– Вот это другое дело, – проговорил Эгиль, направляясь к ступеням.
– Мы не приглашены, – схватил его за руку изрядно нервничающий Уильям. Несмотря на то что он состоял в королевском клане, Уильям не был завсегдатаем светских гостиных. Лишь иногда – в качестве охраны. Став солдатом эрла, он подрастерял оставшийся от прошлой жизни лоск.
– Когда это требовалось таким, как мы? – улыбнулся Эгиль и прошел внутрь. Уильям проскользнул вслед за ним.
Воспоминания о старой жизни в Лондоне, когда он еще был человеком, а потом о прекрасных вечерах в Америке, об их встрече с Эмили захватили его. Все изменилось, и все осталось прежним. Британское аристократическое общество было все таким же чопорным. Дамы и джентльмены одновременно искали общения друг с другом, но разговаривали так, будто их могут наказать, если они продемонстрируют заинтересованность.
Уильям усмехнулся этой мысли и хотел поделиться ею с Эгилем, но вдруг понял, что остался один. Эгиль куда-то пропал. Он поискал его и только тогда понял, что они с Эгилем были далеко не единственными Вечными в гостиной. Терпкая смесь из запаха духов, одеколона и людей, неожиданный визит в общество отвлекли его, но сейчас он не мог не заметить этого. Обычно на вечерах непосвященных людей, а насколько он знал, леди Браун была обычной светской пустышкой, Вечные старались не собираться большим количеством. Они не то чтобы избегали друг друга, но старались не привлекать излишнего внимания. «Неужели этот музыкант и правда так хорош?» – удивился Уильям и, забившись в угол, стал наблюдать и слушать.
Музыкант скорее был великолепен, чем хорош. Даже ничего в этом не понимающий Вестфорд понял это. Где-то ближе к концу выступления он наконец увидел Эгиля и поспешил к нему.
– Ты заметил, что здесь сегодня многовато Вечных? – тихо проговорил Уильям.
– Такое событие – еще бы! – усмехнулся Эгиль.
– Он неплохо играет, и, кажется, как композитора его ждет большое будущее, но с каких пор Катрин де Монклер стала такой уж ценительницей музыки?
– Скорее она ценительница меня! – раздался мягкий бархатный, смутно знакомый голос откуда-то из-за спины Уильяма. Он резко обернулся, не понимая, как кто-то мог подкрасться к нему незаметно, и отпрянул.
Перед ним стоял Гвинн Уэссекский, сын эрла Годвина. Он легко улыбался, глядя на пианиста, будто не замечая встревоженности и удивления Уильяма.
– Твоя находка хороша! – сказал Эгиль.
– Да, потому и задержался. Не мог упустить возможность встречи с таким талантом. – Гвинн не отрывал взгляда от движений пальцев своего визави, чуть склонив голову, словно прислушиваясь. – Познакомишь со своим другом?
– Конечно, позволь представить тебе Уильяма, а это…
– Гвинн Уэссекский, – выдохнул Уильям.
– Что ж, слава бежит впереди меня, – улыбнулся Гвинн. – Кстати, я не расслышал вашей фамилии…
Он наконец посмотрел на Уильяма, равнодушно, спокойно – так смотрят на вещь, которая еще не надоела, но уже можно выкинуть. Именно в этот момент Вестфорд вдруг понял, что Гвинн не помнит его. Тот, кого он так часто проклинал за свою судьбу, в чьих глазах он мечтал найти раскаяние, смотрел на него, будто видел впервые в жизни. «Истинный, он же Истинный, что ты хотел? Я – никто для него, пыль!»
– Вестфорд, – склонил в легком поклоне голову Уильям.
– А, весьма рад. – Уильям постарался расслабиться, но у него не выходило. Гвинн небрежно поправил на пальце кольцо с аметистом. Еще одна странность заключалась в том, что их не замечали. И ладно бы их! Не замечали Истинного – самого Гвинна Уэссекского. – Ладно, пора показать себя собравшимся, раз уж они были так милы, что пришли. Мальчик как раз закончил играть. Это была особенно интересная часть, не находите? Такой переход на пианиссимо. – Гвинн снова наклонил голову, прислушиваясь к финальным аккордам, и даже подыграл пальцами в воздухе.
Уильям почувствовал легкое покалывание, и воздух стал легче, вернулся шум разговоров, шелест одежды, аплодисменты стали оглушительными.
– Браво, – тихо сказал Гвинн и зааплодировал одними пальцами.
Это произвело эффект выстрела из пушки. Все тут же обернулись к нему. Гвинн ослепительно улыбнулся – так, что невозможно было не улыбнуться в ответ. Уильям знал, что его захватывает сила Истинного, но ничего не мог сделать, поддавшись ее влиянию, как и все вокруг. Прошла волна шума, и Гвинн оказался в центре внимания, поклонения, обожания.
– Разве леди Браун и ее гости могут знать его? Он же не появлялся в Лондоне – сколько, лет двадцать, тридцать, пятьдесят?
– Это же Гвинн. – Эгиль повернулся к Уильяму. – Все его знают, все его хотят, все ему подражают, и он самый ожидаемый гость в каждой гостиной города, даже если в этой гостиной его впервые в жизни видят. Это его сила и его проклятие.
– Не было даже слухов о его прибытии.
– Не было. Он создал это ожидание сейчас, только что.
– Но тут много Вечных, как они… А! – понял Уильям. – Пока мы сидели в том пабе, пронесся слух о его прибытии, и все кинулись на концерт…
Эгиль кивнул.
– Почему же ты мне не сказал?
– Ты знал ровно то же, что они все. Тебе надо сюда прийти. Ты сюда пришел, разве нет? – Эгиль рассмеялся, и Уильям выдавил улыбку, задумавшись, а точно ли его друг – друг ему.
Вечер продолжался. Уильям общался с гостями, исподтишка разглядывая Гвинна, или – как он представился тут – князя Оболенского – аристократа из далекой России, который взял под крыло прекрасного музыканта. Он был ровно таким, каким его помнил Уильям. Внешне ему можно было дать от 28 до 35 лет, золотистые волосы были подстрижены и уложены так, как это только входило в моду. Белые панталоны облегали ноги, стройности которых могла позавидовать любая женщина. Костюм был тщательно продуман – от идеального узла галстука до цвета пуговиц. Уильям понимал, что скоро весь цвет Лондона будет ходить с такими стрижками, в таких костюмах и с такими галстуками.
Гвинн был… «Совершенен, вот правильное слово. Он совершенен, – думал Уильям. – И это совершенное зло! Равнодушное к твоей боли, живущее только для себя. Эгиль ошибается, они не друзья! Но при этом все эти люди и Вечные любят и желают его искренне, он даже не пытается внушить им это чувство. Ведь я же чувствую ненависть, значит, он больше не использует силу. Ублюдок и позер!» Уильям сжал кулаки от мысли, что эрл Годвин понимал, куда отправлял его, от мысли, что, зная многое о Гвинне, тот отдал своего принесшего клятву солдата игрушкой развращенному сыну… Вестфорд мотнул головой: «Нет, лучше под солнце!»
Раздался взрыв смеха, Уильям, попытавшись расслабиться, усилием воли заставил себя подойти ближе. Он услышал окончание истории о долгом путешествии князя Оболенского через снега и поймал себя на том, что заинтересовался рассказом. Гвинн остановил на Вестфорде взгляд и искренне улыбнулся. Как другу. От былого равнодушия Истинного не осталось и следа.
«Может быть, мое задание будет не таким уж сложным?» – подумал Уильям.
Конечно, он ошибался.
Через пару недель Уильям Вестфорд был приглашен на вечер в дом Гвинна. Он уговаривал себя, что лишь пользуется шансом пробраться в логово врага, но пришлось признаться, что Гвинн заинтересовал и заинтриговал его. Он был умен, легок в общении, а главное, отличался от любого Истинного, которого на своем пути встречал Вестфорд, тем, что сметал все кастовые установки между собой и Вечными, и даже людьми. Его хотели, любили, ему подражали, его обожали, но не боялись. Пред ним преклонялись, но не трепеща от ужаса, а потому что он был обворожителен. За ним следовали, потому что хотели следовать. И, как позже суждено было узнать Уильяму, Истинные рядом с ним тоже преображались, становясь менее чванливыми и гордящимися силой своей крови и древностью происхождения. Молодые Истинные подражали Гвинну в его раскрепощенности и желании отринуть замшелые традиции. Хотя главы кланов легко возвращали их с небес на землю и подчиняли своей воле, оставался шанс, что когда-нибудь они вспомнят об этом периоде и что-то изменят в своих Домах.
Уильям тщательно готовился к приему у Гвинна. Критически осмотрев все свои вещи, он пришел к выводу, что они не годятся, и отправился к портному, а затем и к куаферу. И вот блистающий, разодетый, как светский модник, надушенный, со сверкающей улыбкой, он в назначенный час прибыл в особняк Гвинна. Чуть опоздав, как и положено.
В огромном зале собрался весь великосветский Лондон и, конечно, прибыли Истинные из других кланов, самые знатные из Вечных и Сосудов. Эгиля нигде не было. Он исчез внезапно и не давал о себе знать со ставшего знаменитым музыкального вечера.
– Рад приветствовать вас, мистер Вестфорд. – Гвинн поспешил как радушный хозяин навстречу Уильяму.
Уильям не успел и вдохнуть, как его уже окружили вниманием, представляя сэру такому-то и мисс такой-то. Имена сыпались одно за другим, и он только успевал кланяться, пожимать и целовать руки, улыбаться и расточать любезности. «Как много лет назад», – мелькнула и тут же исчезла без былой тоски мысль.
В какой-то момент он понял, что устал от разговоров и тем более танцев, в коих уже много десятков лет был не мастак, и занял дальний угол, прихватив бокал вина для виду.
– Может быть, тебе плеснуть туда крови? – раздался над ухом знакомый голос.
– Эгиль! – Уильям радостно улыбнулся. – Куда ты, черт подери, запропастился?
– Был занят, – ответил Эгиль и поморщился. – Не люблю всего этого. Если бы не Гвинн, никогда бы не вылез из подвала.
– Значит, он все-таки твой господин?
– Нет. Все гораздо хуже, я же говорил. – Эгиль ухмыльнулся. – Он мой друг.
– Позволь сказать откровенно.
Эгиль кивнул.
– Что вас может связывать? Он Истинный, ты Вечный. Дружба между вами, конечно, возможна, учитывая, что он отличается от других Истинных, но… Вы совершенно разные. Он эгоистичный, самовлюбленный…
– Как все аристократы и Истинные, – усмехнулся Эгиль. – Вот только я знаю и другие его стороны…
– Ты мог бы сказать мне, что Гвинн Уэссекский собирается в Лондон.
– И испортить тебе впечатление ожиданием? Ну уж нет, – усмехнулся Эгиль.
В зале раздался шум, кто-то даже взвизгнул. Уильям присмотрелся к происходящему.
– Там ее высочество Каролина! – произнес он.
– Конечно, она там. Что тебя удивляет, мой друг? Гвинн в городе. И, как в каждом городе, именно он теперь тут главный, мои извинения эрлу – ни в коей мере не покушаюсь на его статус и королевские регалии. Но к какому бы двору Истинных Гвинн ни прибыл, он становится там главным событием.
– Но его высочество живет вне кланов и иерархий?
– Да, уже много лет. И не называй его так! Не дай ночь, услышит Гвинн. Без титулов с ним!
Уильям помолчал, прислушиваясь к восторженным шепоткам и смеху в зале.
– Получается, что ты принадлежал клану эрла Годвина? – задал Уильям давно мучивший его вопрос. Он дождался, когда Эгиль кивнул. – Почему же ты ушел?
– Потому что был нужен Гвинну, а он нужен мне.
– Ты говорил, что он заплатил за твой уход, но чем? – Эгиль промолчал, и Уильям счел нужным сменить тему. – Говорят, что ее высочество Каролина не в ладах с мужем, что даже воспитывает внебрачного ребенка!
Эгиль усмехнулся:
– Скоро разлетится еще больше слухов. И сколько в них будет правды, мы вряд ли узнаем.
Через пару дней Уильям снова оказался в доме Гвинна. Он пришел пораньше и по шорохам и возне в библиотеке понял, что это было опрометчиво с его стороны. С другой стороны, он, как шпион, сможет что-то разузнать.
Гвинн вышел, на ходу запахивая халат, никак не показывая хоть какого-то недовольства, если таковое было вызвано присутствием Уильяма. Тот вскочил, коротко поклонившись.
– А, мистер Вестфорд, вы уже здесь. Прошу прощения, я скоро буду готов, вам принесли напитки? – Гвинн поспешно вышел, и Уильям услышал звук подъезжающей кареты. Он быстро прошел к окну и увидел, как в нее садится принцесса. Что ж, предположения наследника престола о неверности своей супруги были правдивы.
Много лет спустя он не раз думал о том, сколько правды было в том романе, учитывая, как он изменил отношения внутри правящей семьи. Слухи об измене жены наследника не дали сойтись супругам, как того желал принц Уэльский. Это стало точкой отсчета, а через много лет привело на трон Викторию – Избранную Гвинна.
Гвинн вернулся уже одетым. От него пахло модным одеколоном и полынью.
– Итак, вы сблизились с моим другом, – начал Гвинн разговор так, будто они продолжили беседу, оборвавшуюся пару секунд назад. – Я рад и буду тем более рад сам стать вам другом.
– Это честь для меня, – сказал Уильям.
– Позвольте пригласить вас на охоту, может быть? – Гвинн улыбнулся. – На оленей, разумеется, я не любитель старых порядков. У меня есть поместье в дне пути. Я пригласил туда гостей – кажется, лондонское общество нуждается в развлечениях. Разумеется, все думают, что богатый русский князь арендовал особняк на сезон и будет устраивать балы и пиры. Не откажу гостям в этом удовольствии. Так что же? Присоединитесь? Для Вечных будут свои развлечения…
Уильям с радостью принял предложение, и не только потому, что так приказал эрл Годвин. Он уже понял, что ему интересно наблюдать за жизнью сына эрла, столь отличного от своего отца.
Поместье было большим. Когда-то в детстве Уильям жил в похожем. Он знал, что его унаследует старший брат, но надеялся, что их отношения позволят ему часто приезжать в отчий дом. Став Вечным, Уильям потерял связь с семьей. Его отец получил известие о том, что сын дезертировал, и практически сразу умер от удара, не выдержав позора. Брат женился и осел на своей земле, не выезжая в общество, которое долгое время смаковало подробности падения когда-то влиятельной семьи и фактически не принимало никого с ней связанного даже отдаленно. Уильям присматривал за потомками тех, кто когда-то был ему близок, но и только, и лишь в этом прекрасном поместье остро почувствовал свое одиночество. Впрочем, светская жизнь закрутила его. Хозяин дома экстравагантно выходил всегда лишь после заката, позволяя гостям развлекаться, как они хотят, а зачастую уезжал куда-то на ночь глядя, что давало Уильяму возможность для исследования его бумаг и личных вещей.
Несмотря на многообещающие рассказы и перешептывания Вечных, жизнь в поместье была довольно спокойной, а потому и донесения Уильяма были скучными и однообразными, пока однажды во время ночной прогулки он не набрел на отдаленный от поместья дом. Несколько ночей Уильям приглядывался к нему, слушая доносящиеся оттуда звуки музыки и веселья. Он видел всех, кто входил и выходил из особнячка. Некоторых он знал – они тоже гостили в поместье Гвинна, другие сразу уезжали, закутанные в длинные плащи, так что невозможно было определить, кто это.
В один из вечеров Уильяму повезло – он увидел, что одна штора недостаточно плотно закрыта. Вестфорд приблизился к окну и осторожно заглянул в щель.
Гвинн принял бокал из руки какого-то мужчины, чьего лица Уильям не видел, и двинулся дальше, кланяясь направо и налево. На полу сразу несколько Вечных и людей сплетались причудливыми клубками. Один из Вечных пил кровь из бедренной артерии юной герцогини, которой скоро прочили брак с не менее известным баронетом, она, откинувшись на подушки, тихо стонала, лаская себя рукой. Баронет был тут же. Абсолютно обнаженный, он лежал у ног человека, подавшего Гвинну бокал, и смеялся, наблюдая за невестой. Чуть дальше Уильям увидел, как Истинный королевского французского дома граф Тулузский, которого привела к краху борьба с эрлом и который жил теперь его милостью в Лондоне, уводит за руку в другую комнату еще одну гостью поместья – ближайшую подругу любовницы принца Уэльского.
Раздался шорох, и Уильям отпрянул, столкнувшись с Гвинном нос к носу.
– Не стойте столбом, Вестфорд, входите уже или убирайтесь вон. Или вы из тех, кто любит именно подглядывать? У нас для того есть комнаты.
Гвинн вошел в дверь, и Уильям, постояв в нерешительности, последовал за хозяином дома внутрь.
– Кого предпочитаете, Уильям? – спросил Гвинн. – Мужчин, женщин или и тех и других? Может быть, что-то более экзотическое? – Гвинн усмехнулся, глядя на ошеломленного Уильяма. – Я не поддерживаю насилие, но если вы поклонник маркиза де Сада, то наверняка кто-то тут составит вам компанию добровольно.
Уильям осмотрелся. Мужчина, лица которого он не рассмотрел несколько минут назад, оказался одним из ближайших советников принца Уэльского. Он ратовал за воздержание и моральные ценности и буквально требовал развода принца с супругой, потрясая доказательствами ее измен. С горящим взором, словно проповедник, он всегда хотел кого-то наказать за грех и аморальность. Сейчас наказывали его. Баронет лениво похлестывал его плеткой, пока советник был чрезвычайно занят какой-то женщиной. Чуть дальше молодая невеста баронета отдыхала от утех, со скукой наблюдая за происходящим. Увидев Гвинна, она встрепенулась и подошла к нему, обольстительно улыбаясь.
– О, милая герцогиня, – проговорил Гвинн и поклонился, – боюсь, что, потеряв еще немного крови, вы станете совсем плохи, а мне бы не хотелось этого. Вам бы отдохнуть.
– Если бы я знала, что вы сегодня почтите нас своим присутствием, я бы оставила себя для вас, – кокетливо рассмеялась девушка. – Это ваш сегодняшний спутник? Мне кажется, он слишком одет, как и вы, сударь.
Кто-то подхватил Уильяма за руки. Переступая через тела, он прошел через комнату, где играли обнаженные музыканты, и извивающиеся на полу Вечные и люди напоминали танцовщиков, которые разучивают сложные па. Другие были в забытьи от щедро раскуриваемого вокруг опиума и льющихся реками вина и шампанского.
В какой-то момент Уильям захмелел, выпив крови незнакомого юнца под опием, и оттолкнул его, когда тот полез к нему с поцелуями. Юная герцогиня подобралась к нему, и Уильям откликнулся на ее желание. Он затянул ее в свободную комнату, разгоряченный кровью, наркотиком, звуками секса и музыки.
Наконец, немного придя в себя, Уильям, чуть шатаясь, побрел по комнатам и увидел Гвинна, поднимавшегося по лестнице. За ним шла Истинная – прекрасная в своей порочности Катрин де Монклер, бежавшая от Французской революции аристократка, мечтавшая вернуть себе власть и собрать раскиданный по всей Европе клан под своей рукой. Все считали, что после гибели главы Дома, ее отца, и падения графа Тулузского, ее брата, у нее были все шансы. Лишь эрл считал иначе, а потому Катрин пока сидела в Лондоне, а не на своей земле в окружении слуг и Вечных. Сейчас Катрин вела за собой молодого человека. Уильям даже сквозь шум опия в голове вспомнил, что это юный поэт, который не так давно читал свои стихи в гостиной. Его звали не то Брайтон, не то Байрон.
Уильям осторожно проследовал наверх и присел на ступеньку, притворяясь пьяным. Впрочем, не совсем притворяясь. Катрин, не закрывая двери, скинула с себя одежду.
– Вы, как всегда, восхитительны, Катрин, – проговорил откуда-то из угла комнаты Гвинн. – Но давайте оставим это зрелище лишь нам.
Она что-то тихо ответила по-французски, и Гвинн прикрыл дверь. Однако не до конца. Уильям видел, как Гвинн целует Катрин.
– Ты готов, юноша? – проворковала с милым акцентом Истинная.
– Да, моя госпожа. Я умру? – трагическим голосом спросил невидимый Уильяму поэт.
Гвинн и Катрин весело рассмеялись.
– Если только чуть-чуть, – ответила она. – Маленькая смерть, так мы это называем. Восхитительный экстаз любви.
Гвинн снял с юноши камзол. Сзади к нему же подошла Катрин, развязала галстук, потом сняла с него рубашку. Тот стоял истуканом. Уильям незаметно для себя отключился и пришел в себя, лишь услышав, как стонет Катрин.
– Идите же уже ко мне, Гвинн. Мальчик еще неопытен, я хочу вас.
– Где ваша протеже? – спросил теперь невидимый для Уильяма Гвинн.
– Мне ревновать? – Катрин прекратила стонать.
– Что вы! Ваши умения и фантазия давно покорили меня.
Уильям поднял голову и решил, что уже в состоянии спуститься вниз, однако по лестнице поднималась молодая компаньонка Катрин, французская аристократка, которую она инициировала, чтобы та сопровождала ее в изгнании. Уильям лег на ступени, будто в забытьи, и, когда дверь за ней закрылась, наконец, переступая через тела, выбрался из дома.
Уильям вдохнул чистого, показавшегося таким свежим воздуха и быстро пошел по направлению к поместью. Он написал несколько писем, включая шифровку эрлу Годвину, со стыдом описывая то, что видел этой ночью, не скрывая и того, в чем участвовал, и лег спать.
Когда основная часть гостей разъехалась, совсем не светские вечера Гвинна были перенесены в поместье. Катрин вела себя как хозяйка дома, и Уильям понял, что их с Гвинном связывает куда больше, чем секс.
В пылу развлечений Уильям совсем забыл об Эгиле и, когда понял, что не видит его, спросил Гвинна. Тот лишь отмахнулся:
– Все это не в его вкусе.
Уильяму стало неловко, ведь он так думал и о себе, всем своим вечным сердцем презирая разврат и со стыдом вспоминая Эмили и ее склонности. Однако вдруг легкость жизни в поместье покорила и увлекла его. Его соблазняли, и он соблазнялся, получая удовольствие, которого давно не испытывал. Последний раз секс интересовал его, когда еще была жива его Эмили, потом он горевал и не желал никого и вдруг сейчас вошел во вкус, осознав, что вечность дает куда больше наслаждения, чем он позволял себе, все еще сдерживаемый человеческой моралью. Иногда он почти забывал, для чего его послали к Гвинну, удивляясь свободе, что появилась в нем в присутствии этого Истинного. «Может быть, я зря примкнул к клану», – думал он, глядя на очередную красотку в постели, попивая вино с кровью и вспоминая спартанские условия жизни солдата в поместье эрла.
Впрочем, дело было не только в сексе, в котором он до того себе отказывал, теперь сам не понимая зачем. Да, вольность нравов процветала в поместье, но кроме того, тут велись интеллектуальные беседы, жаркие споры о правах и правилах, тут отсутствовала присущая Вечным постоянно довлеющая над ними кастовость. Это было пространство свободы. Свободы во всем. В дерзких речах, во время которых Истинные выслушивали не только Вечных, но даже людей. В отношениях, ибо не только секс, но и любовь царствовала в поместье. Между теми, кому нельзя было любить друг друга за пределами этого дома, потому что это осуждалось и наказывалось. Приезжали известные литераторы, философы и музыканты, и далеко не все они знали, куда едут, но их прибытие неизменно снова возрождало дискуссии и жаркие интеллектуальные споры о будущем и о том, каким оно должно быть.
Уильям чаще слушал, редко встревая в разговоры, понимая, как мало он разбирается в происходящем в мире, послушный приказам сюзерена и выполняющий их без рефлексий и сомнений.
Гвинн как хозяин дома поощрял такие беседы, но чаще всего не вмешивался, наблюдая из своего кресла за гостями или вовсе лениво поглядывая в окно. Легкая улыбка касалась его губ, иногда тень мелькала на лице, и только. И лишь однажды он вдруг неожиданно включился в беседу, когда речь зашла о правах Истинных и их превосходстве над всеми.
– Разве это правильно? – спросил Гвинн.
– Тебе ли как Истинному, потомку крови Древних, спрашивать о том, – усмехнулся граф Тулузский.
– Я спрашиваю об этом у тебя как у Истинного, который сейчас не может вернуться на свою землю и кого другие Истинные довели до того, что он должен был бежать, бросив свой клан на растерзание. К чему привела ваша слепота по отношению к происходящему? Вы себя сами заперли в башне из слоновой кости, снисходительно и презрительно поглядывая на якобы вас не касающееся. Вы считали себя венцом творения, вы считали себя непогрешимыми, самыми сильными и могущественными, и в результате это привело к тому, что люди взбунтовались! Не Вечные – нет, они не могли, связанные кровью, но люди!
– Не твой ли отец тому виной?
– Не буду отрицать, – усмехнулся Гвинн. – Но довольно трудно уговорить людей на революцию, если они прекрасно живут. Зачем крестьянину поднимать вилы против власти, если его живот полон, его дети здоровы, а жена весела, если они все ни в чем не нуждаются? Аристократия, за которой стояли вы, не хотела замечать проблем. Собственно, копируя вас. Вы вознеслись над миром, и это стало причиной вашего падения. Вы не были первыми и не будете последними, ибо Истинные не делают выводов из случившегося, забронзовев в памятниках самим себе.
– И что бы ты хотел изменить? Уравнять всех в правах? – расхохотался граф. – Как же это возможно?
– Посмотри вокруг, Луи. Ты тут уже пару месяцев. В окружении людей и Вечных. В моем гостеприимном доме между вами стерты границы, и вы прекрасно сосуществуете, слушая друг друга и иногда даже слыша. Это ли не ответ на твой вопрос.
– Мой дорогой, это же избранное общество, – обмахнувшись веером, проговорила Катрин. – Сама наша кровь создает преграды. Мы – потомки Древних, мы во главе пирамиды, мы создаем Вечных, а Вечные создают своих Вечных, и все они связаны с нами.
– Потому что сразу после трансформации мы отбираем свободу у наших Вечных. Мы можем быть им друзьями, мы можем их поддерживать как детей своих или партнеров, а не ставить сразу на колени как рабов, ломая их волю и подчиняя себе. Они могли бы сами решать, как им жить, оставаться в клане или создавать свой.
– О! Ну эдак мы дойдем до того, что заговорим о равенстве и братстве. – Граф Тулузский усмехнулся. – А я уж, извольте меня простить, несколько сыт этим всем, как и революционной голытьбой, что это породила. Я хочу лишь того, чтобы мой клан вернулся домой, чтобы мы снова заняли наше положение, чтобы все вернулось на круги своя.
– И ты думаешь, что можно вступить в ту же воду? Вернуть все, как было, не сделав выводов и не поработав над ошибками? – усмехнулся Гвинн.
– Почему бы и нет! – с вызовом проговорил граф. – Ты всегда был особенным, Гвинн. Твои предки – Туата де Дананн[1], владевшие Севером, и их бунтарский дух живы в тебе. Мы, Истинные, хоть и не говорим о том, помним историю твоего рода, чья кровь восходит к самому Ллугу по материнской линии. Но не было в том радости ни твоей матери, ни тебе. – Уильяму то ли показалось, то ли Гвинн и правда побледнел. – Ты хочешь ограничить в правах Истинных? Никто из нас не согласится на это. Как не согласились тогда.
– Наша слабость в нежелании меняться и принимать меняющийся мир, хотя именно мы за это в ответе, – тихо проговорил Гвинн, настолько тихо, что Уильяму показалось, что он услышал его мысли.
– Это все слишком серьезно для такого вечера, – воскликнула Катрин.
– Ты права, моя любовь. – Гвинн улыбнулся, и тут же с лиц его окружения пропала напряженность. – Давайте же танцевать!
Вечер продолжился, но Уильям не мог и не хотел присоединяться к веселью, вдруг осознав, что разделяет сторону Гвинна, что ему близки его мысли. «А ведь он уже изменил этот мир своим поведением. Истинные, которые тянутся к нему, даже если не признают того, заражаются его свободомыслием. Тем более что они такие же заложники правил, как и Вечные», – размышлял Уильям.
Утром он впервые задумался о том, писать ли письмо эрлу. Конечно, он не забывал о долге, но не мог не признавать, что нарушение устоев скорее порадовало бы его. И все же он написал. Клятва, связавшая его с сюзереном, заставила взять перо. Он был скован ею, и это еще сильнее склоняло его к мысли, что Гвинн прав. Впрочем, кто мог ограничить Истинных? Кто мог помешать им? Они интриговали и воевали друг против друга веками, вот только умирали за них Вечные и люди. Кто мог остановить бесконечный передел территорий? Кто, в конце концов, мог противостоять эрлу Годвину?
Гвинн и Истинные больше не возвращались к этому вопросу. А потом хозяин поместья начал пропадать. На сутки, на двое и даже больше. Где он был и с кем? Уильям искал Гвинна, но все попытки его обнаружить не увенчались успехом. Вестфорд даже сходил к маленькому особнячку, но и там было пусто. Он решил проследить за Гвинном, и взялся за это с должным рвением. И был вознагражден за бессонные дни, увидев, как тот входит в библиотеку и не выходит из нее. Гвинн вернулся через несколько дней, приехав откуда-то верхом. Значит, в библиотеке есть потайной выход.
Уильям исследовал каждый уголок, но так и не понял где. Он решил, что притворится, будто пришел за чтением, взял первую попавшуюся книгу и прилег на диван в ожидании Гвинна. Ничего не происходило. Уильям час пялился в страницу, перечитывая по пятому разу одно и то же предложение, когда одна из панелей отошла, и оттуда вышел слуга – Уильям едва успел спрятаться за диваном. Осторожно исследовав панель, он прошел в комнату, которая, несомненно, была еще одним кабинетом Гвинна. Уильям принялся изучать бумаги, которые были раскиданы по столу и полу. Обнаружил несколько переписок с Истинными из разных кланов, которые говорили о том, что Гвинн замыслил какой-то переворот; с бесклановыми Вечными, обещавшими принести ему клятву верности. Там же были карты, где было помечено продвижение войск Наполеона. За этим занятием его и застал Эгиль. Уильям едва успел отбросить письмо, которое читал, когда тот вышел еще из-за одной фальшстены, ведущей в другие потайные комнаты.
– Не спится? – Эгиль добродушно улыбнулся, глядя на Уильяма.
– Эгиль, друг мой! – Уильям надеялся, что голос его звучал искренне. – Зашел в библиотеку, чтобы взять почитать, и увидел, что, оказывается, есть еще комната!
– Да, и даже не одна. Правда, мне казалось, что если радушный хозяин не приглашает в них гостей, то совсем и не обязательно заходить. Разве не так?
– Прости меня за любопытство.
– Конечно. Более того, покажу, что мы ничего не скрываем. – Эгиль махнул рукой, и Уильяму ничего не оставалось, как проследовать за ним.
Узким каменным коридором они вышли в конюшне.
– Всего лишь ход для тех, кто не может идти от конюшни до дома под солнцем, – улыбнулся Эгиль. – А что ты делал в библиотеке днем? Бессонница?
– Да, и что может быть лучше хорошего чтения на сон грядущий? – улыбнулся Вестфорд. – А где же ты пропадал?
– То там, то сям. – Эгиль внимательно смотрел на книгу, которая торчала из кармана Уильяма. – Интересный выбор. Потом обязательно прочту, раз тебя это чтение настолько заинтересовало.
Лишь в своей комнате Вестфорд понял, что книга, которую он взял, была о болезнях и лечении домашних животных.
«Надо уезжать, – подумал он. – Сразу, как наступят сумерки».
Уехать не вышло. В конюшне его ждал Эгиль. Друг спокойно стоял, поглаживая одну из лошадей, когда Уильям появился с сумками.
– Даже не попрощаешься? – усмехнулся Эгиль.
– Решил, что с меня хватит. Мне не по вкусу все происходящее, как и тебе, раз ты за все эти недели ни разу не появился здесь. – Уильям двинулся к лошади.
– А я так надеялся, что вам было весело. Казалось, что некоторые гостьи весьма были в вашем вкусе. Во всех смыслах, – раздался голос позади. Уильям готов был поклясться, что там никого не было, когда он вошел.
Гвинн стоял, небрежно облокотившись на один из денников, с пренебрежением разглядывал Уильяма, схватившегося за кинжал.
– Как страшно, – сказал он насмешливо. – Пройдемте, сударь. Нам, кажется, надо поговорить. Может быть, имело бы смысл от вас избавиться, но мой друг Эгиль против, да и мне вы, признаться, по сердцу.
Уильям метнулся к выходу.
– Не сметь! – пригвоздил его к полу голос Гвинна. В ушах зашумело. – Не стоит, мистер Вестфорд, совсем не стоит проверять границы моего терпения.
Уильям в сопровождении Эгиля и Гвинна прошел в тот самый кабинет, который обнаружил несколько часов назад. Каждое движение давалось с трудом, даже моргать было сложно.
– Присаживайтесь, сударь! – Уильям на деревянных ногах рухнул в кресло. Гвинн насмешливо разглядывал его, лежа на диване, положив ноги на подлокотник, Эгиль сел в кресло у стола. «Он убьет меня, – билась в мозгу Уильяма мысль. – Или сделает так, что я убью себя».
– Занятная идея, – согласился Гвинн, все так же насмешливо разглядывая Уильяма.
«Он у меня в голове», – вдруг понял Уильям.
– Верно, – подтвердил Гвинн, Эгиль позади хмыкнул. – И всегда был, мистер Вестфорд. Нет, опережу вопрос, вы не под влиянием моей силы и никогда не были. Но читать вас, когда у меня к тому был интерес, было легко. Кстати, именно ваши мысли о кастовости нашего общества меня примирили с вами, хоть вы и шпион моего отца. А вот за что вы меня так ненавидите, я, признаться, так и не понял.
Гвинн легко поднялся, подошел к столу и достал из потайного ящика письма – собственноручно написанные Уильямом шифровки эрлу.
– Вы уж извините, мистер Вестфорд, некоторые ваши письма пришлось чуть изменить, но те, которые подходили, мы отправили моему отцу как есть. Я, правда, уверен, что они не то чтобы были ему нужны. Вы были тут далеко не единственным шпионом и не главным среди них. Отвлекающая на себя внимание своим непрофессионализмом назойливая муха – вот была ваша роль: и в моей игре, и в игре отца. С того момента, как вы пришли в мерзкий кабак купаться в жалости к себе, чтобы Эгиль нашел вас там. Вы думали, что сами выбрали его? О нет.
– Так вы все знали с самого начала? – прохрипел Уильям.
– Конечно, я знаю всех в клане моего отца, да и было бы глупым предполагать, что клановость Вечного – тайна для Истинного, вы для нас – открытая книга. – Гвинн нахмурился, разглядывая Уильяма. – Но вы искренне по-дружески относились к Эгилю. Вы вообще на удивление честный и порядочный Вечный, учитывая, у кого вы состоите на службе. Только вас портит то, что вы чтите данную эрлу клятву. Вам бы в Легион…
Уильям промолчал и вдруг понял.
– Вы все время, пока Эгиль якобы ждал вас, были в Лондоне и наблюдали за обстановкой, – пробормотал он.
– Иногда намного ближе, чем вы могли бы себе представить.
Уильям понял, что и правда много раз видел Гвинна…
– Вам очень идут женские наряды, – усмехнулся Уильям.
– Благодарю. Так почему вы так ненавидите меня, мистер Вестфорд? – Гвинн приподнялся.
– Вы же в моей голове, так прочтите, – усмехнулся тот.
– Вот еще! Тратить на это время и силы. Сами скажете, вы же мечтаете бросить это мне в лицо, так бросайте. Лицо перед вами, разрешаю, – усмехнулся Гвинн и подвинул еще одно кресло, чтобы сесть напротив Уильяма.
– Вы – причина всех моих бед. Вы отправили меня на корабль, идущий в Америку, из-за вас я очутился там, на войне, в справедливость которой я не верил. По вашей вине меня инициировали.
– Да что вы? То есть я стал причиной того, что вы сейчас вполне себе живы и здоровы, полны сил и устремлений, и это вызвало такую ненависть? – Гвинн расхохотался, потом нахмурился, глядя на обескураженного Уильяма. – А! Вам такое даже в голову не приходило. Ну что ж, давайте разберемся. Будь вы человеком, вы были бы уже мертвы и, может, даже страдали бы перед смертью. Вам выпал уникальный шанс, который даруется далеко не всем, вы пережили трансформацию, став сильнее. Вы можете наблюдать ход времени и даже чуть-чуть влиять на него.
– Вы лишили меня дома, семьи, чести, в конце концов. Я покинул родных и невесту перед свадьбой, опозорив ее и себя!
– Напомните, пожалуйста, а почему я отправил вас на корабль, мистер Вестфорд? – Гвинн с интересом смотрел на Уильяма.
– Боже, как же легко вы уничтожаете жизни и даже не помните этого. Вам ли рассуждать об Истинных и их вседозволенности! Вы волочились за моей невестой! И я решил вызвать вас!
– Что?! Я волочился? – вскричал Гвинн и расхохотался. – Ох, я волочился. – Он утер слезы. – Вестфорд, память удивительная вещь, далеко не все в ней легко найти, особенно когда живешь так долго. Но за одно я могу поручиться точно – мне незачем волочиться за кем-то. Уж не знаю, дар это или проклятие. Могу извиниться, если вам станет легче от того. Впрочем, вы правы! Я действительно перед вами виновен. Тут и Катрин, и граф правы, Истинные – такие же заложники силы своей крови и положения. Вполне может быть, что ваша невеста была нужна мне по каким-то причинам, так что мои рассуждения о справедливости и равенстве всегда разбиваются о то, кто я – Истинный от самой что ни на есть истинной крови.
– Это еще не все! – воскликнул Уильям. – Вы убили моего Инициатора!
– И кого, позвольте узнать, я убил?
– Эмили Рэтфорд.
– Хм, вот тут, боюсь, ошибка вышла. Я неоднократно встречался с ней, предупреждая о том, что ее поведение может ей дорого стоить, но убил ее не я. Впрочем, не могу отрицать, что я мог бы, но не остановил того, кто пришел за ней. Более того, я приказал шерифам отпустить тех, кого они хотели наказать за ее смерть. Разве вы не мучились тем, что она творила и заставляла творить вас? Эмили привлекала слишком много внимания к миру Вечных, даже с этой позиции она начала мешать.
– Вы не сможете понять, что чувствует Вечный, потеряв Инициатора. И какой бы она ни была, я ее любил.
– Мне жаль, но уверен, даже несмотря на любовь и связи крови, вы понимаете, что Эмили понесла заслуженное наказание. Впрочем, повторюсь, я не убивал ее.
– Но сделали так, чтобы она погибла.
– Примем как факт, что вам есть за что меня ненавидеть, мистер Вестфорд. – Гвинн усмехнулся, закончив спор. – Уговорили. Приношу свои извинения за все те невзгоды, что выпали на вашу голову из-за меня.
– Ой, да подавитесь своими извинениями, – буркнул Уильям, ожидая вспышки ярости со стороны Истинного, но Гвинн лишь рассмеялся. – Итак, вы знали, что я шпион эрла, более того, вы заранее подослали ко мне Эгиля. И что же – устроили для меня целое представление из оргий и философских бесед?
– Не для вас, но вы стали еще одним свидетелем моего полного падения и якобы завязывающихся связей.
– Вы скажете мне, зачем это все?
– Могу. Это не принесет вам никакой выгоды, а мне никакого вреда. Уже много столетий кланы Истинных играют в игру, ставки в которой – территории. Мой дед по отцу пришел в Британию с римлянами. Он решил основать новое королевство и, вырезав один из кланов Истинных, начал свой путь. Однако, в свою очередь, его убили другие Истинные, которые не хотели чужаков на своей земле. А может, это был эрл Годвин, кто ж теперь узнает. В пользу этой теории говорит тот факт, что мой отец был достаточно жесток и предусмотрителен, чтобы закрепиться. Он решил, что ему мало того, чем он уже владеет. Он подчинял себе другие кланы Истинных и создавал тот мир, который вы знаете сегодня. И в результате привел в Британию Вильгельма Завоевателя, заодно забрав себе еще и часть континента. Вы знали, что в свое время он отдал Константинополь туркам, когда Истинные Византии замыслили заговор против него? Впрочем, зачем вам этот урок истории. Довольно того, что после падения французских Домов, к чему он приложил руку, эрл Годвин – самый могущественный Истинный в мире. Признаюсь, что я такой же Истинный, как и мой отец. Мое отличие, правда, в том, что я стал независимым от клана, и в той вой не, которую веду я, под моими знаменами нет армий Вечных и людей. И мои цели – не построить новую империю, не власть над всеми Домами Истинных. Моя цель – пошатнуть позиции эрла. – Гвинн задумался. – Отец обыграл меня во Франции, когда понял, что я замыслил изменить систему, создав империю Истинных, которая способна противостоять ему. Теперь Юг, Запад и Восток укреплены ставленниками эрла, и скоро случится большая война руками и жизнями людей, что пошатнет Истинных Севера. Избежать ее, увы, не удастся. Вы – солдат, и вы точно окажетесь в гуще событий. Мне жаль. У вас остались идеалы, честь, благородство. Я бы хотел, чтобы вы шире смотрели на мир, чтобы кровь и вассальная клятва не были для вас шорами, которые не позволяют видеть картину целиком. Мне нравится думать, что однажды это изменит и вашу жизнь. А может быть, нет, так как вы погибнете в скорой войне. В любом случае, пока вам придется провести пару недель в подвалах этого прекрасного поместья, а за это время мир немного изменится. На всякий случай спрошу, вы хотите работать на меня, мистер Вестфорд?
– Я дал клятву!
– Глупо, но предсказуемо. Я мог бы помочь вам выйти из клана, вы знаете, но будете цепляться за то, что должно быть разрушено, – за свое положение вассала.
Гвинн позвонил в колокольчик. Уильяма сопроводили в подвал. Эгиль пересел к Гвинну.
– Объяснишь, в чем же я участвовал?
– Что ж. Дай подумать. – Гвинн закрыл глаза и улыбнулся. – В скором времени один известный советник принца Уэльского скоропостижно умрет, наверно, нечаянно сломает шею, упав с лестницы. Все шпионы отца доложили ему о том, как советник развлекался у меня. Мне же он не нравился – оказывал не то влияние на принца. Был излишне ортодоксален.
– А принцесса?
– Я просто оказал ей услугу. Дал свободу от брака, который ее тяготил. К тому же его высочеству пора вплотную заняться Наполеоном, а не семейными разборками.
– Но главное – Совет. Я же привез из Легиона полное одобрение твоих действий? Не ошибаюсь?
– Не ошибаешься. Я давно планировал создать организацию, которая будет сдерживающим фактором для любого из Истинных. Но кто будет сторожить сторожей? Так вот ирония в том, что Совет будет состоять из самих Истинных. – Гвинн улыбнулся.
– Сторожить всех, кроме тебя? – поднял бровь Эгиль.
– Пока задумано так, но кто знает, во что это превратится с течением времени и как повлияет на меня? Совет будет контролировать, как думают кланы, эрла, а на деле они станут контролировать друг друга. Легион будет за ними присматривать. А Большой Совет, состоящий из Вечных, станет еще одной структурой, которая не позволит кому-то перетягивать одеяло на себя. На него Истинные пока не готовы, но всему свое время – не правда ли? Ну и Катрин… Ах, Катрин, конечно, жаль. Она много лет была мне неверной и невероятно порочной подругой.
– Ты убьешь ее?
– Зачем? Она прекрасно сыграла свою роль двойного агента, надеясь выторговать себе место главы клана под протекторатом эрла в новой Франции и одновременно якобы помогая мне создавать Совет как верная подданная Рауля де Вермандуа. Теперь она – головная боль отца. Надеюсь, что эрл пощадит ее. Рауль точно пощадит. Пока все шпионы, включая Катрин, развлекались безумными вечерами, либеральными речами и тайными революционными беседами, я встречался с кланами. Вермандуа собрал остатки французских Домов под свой протекторат, ему уже принесли клятвы верности. Но для того, чтобы вернуть независимость всей территории, у Вермандуа не хватит сил. Эрл все равно останется владетелем Запада, Юга и Востока, но подчиненные ему кланы теперь под защитой Совета. Формально эрл владеет миром. В реальности любой из представителей свободных кланов и подчиненных эрлу может воззвать к справедливости. Совет станет системой мер и противовесов. Теперь война станет хотя бы частично бюрократической. Север пока не верит в затею, но тут отец сам себе навредит Наполеоном. В общем, я очень надеюсь, что Катрин сможет сбежать. Я любил ее по-своему, как и она меня. Да и ее протеже, хочется верить, останется на свободе. Она прекрасная актриса и танцует прелестно. Мы не раз о ней услышим. Я уверен. Кстати, и в постельных делах протеже хороша, если тебе интересно.
– Неинтересно… Поэт? Он тоже как-то принимал в этом участие?
– Он просто нравился Катрин. Впрочем, он был весьма мил в своем желании познавать мир…
– Тоже неинтересно!
– Твой пуританский нрав меня пугает и одновременно забавляет, Эгиль. Но я это принимаю и уважаю. Заканчиваю. Еще я встретился с представителями американских кланов – в скором времени, занятый войной, перестановкой сил в Европе и Советом, эрл лишится своего влияния в Америках. Война за независимость помогла местным кланам задуматься, что совсем не обязательно отчитываться перед Европой и моим отцом и можно стать хозяевами самим себе. А вот сдерживать их будет все тот же Совет. Я боюсь, правда, что тогда эрл обратится к Азии и Индии, но это чуть позже. В общем, это пока все, что тебе нужно знать.
– Ты говорил о войне. Гвинн, война Наполеона уже идет.
– Да, но она закончится не так, как думает отец. Для этого я снова отправляюсь в Россию.
– Мы.
– Нет, ты останешься, Эгиль. Твое место теперь в Совете. Ты станешь главой гвардии. Должен же их кто-то охранять и присматривать за ними. Я уже обговорил это. Ты наберешь независимых Вечных и создашь структуру, которая позволит вмешиваться во внутренние проблемы кланов, что запрещено Легиону.
– Как мило, что ты посоветовался со мной, Гвинн, в выборе моего предназначения, – саркастично процедил Эгиль.
– Это для твоей же пользы. Так эрл не призовет тебя обратно. Формально ты в его клане, хоть и вольноотпущенный, но он не дает, как бы я ни бился, тебе полной свободы. Несмотря на все свитки, манускрипты и книги, что я ему отдал, несмотря на все результаты исследований. Я понимаю почему. Ты – тот крючок, которым он держит меня. Совет как контролирующий орган даст тебе протекцию.
– Мы никогда не теряем своих цепей. Но тебе не понять. Ты лишь говоришь о крючках, но висеть на них приходится другим, даже мне.
Гвинн отвернулся от Эгиля, с деланным интересом перебирая бумаги на столе.
– Глубокое заблуждение думать, что Истинные – свободны. Тебе напомнить о моем детстве и юности? Я пытаюсь освободиться уже очень долго.
– Как Истинный ты можешь создать свой клан, вступить в войну с отцом, устроить переворот и убить того, кто тебе мешает. Тебе не могут приказать связью крови. Ты понимаешь, каково это, когда тебе приказывают убить свое дитя или своего Вечного и ты вынужден подчиниться? Истинные – вершина пирамиды, Гвинн. И доказательство тому то, как легко ты сейчас распорядился всеми нашими жизнями. И моей жизнью в том числе. Моей – твоего друга!
– Так будет лучше.
– Если ты так говоришь, Гвинн… Всегда, когда ты так говоришь. Знаешь, а ведь Вестфорд был прав, когда однажды сказал, что Истинные не могут быть друзьями Вечным. Вы все равно боги этого мира, лишь иногда нисходящие до нас.
Эгиль поднялся и вышел, оставив Гвинна в одиночестве. «Может быть, и стоило найти Еву – принять дар Деотерии, – подумал Гвинн в очередной раз. – Так все стало бы проще. Или сложнее».
Уильяма освободили через несколько недель. Он вернулся в клан эрла, не нарушив клятву, данную Годвину, что, к сожалению, больше не давало ему возможности называть Эгиля своим другом, хотя втайне он все равно считал его таковым. Они редко встречались, но когда это происходило, забывали о клановой принадлежности, чтобы напиться в старой комнате. Эрл смотрел на это снисходительно, что удивляло Уильяма. Смерть Эгиля хоть и опечалила Уильяма, но он понимал, что это плата за мнимую свободу и нарушение клятвы. За наглость хотя бы думать, что можно быть независимым.
Война началась, как и говорил Гвинн. Всего через несколько месяцев после встречи с Гвинном Уильям замерзал где-то в лесах России, глядя в высокое темное небо. Если бы он не окоченел так сильно, его бы даже насмешила собственная смерть. Уникальная для Вечного: ему было так холодно, что он не мог двигаться, и утреннее солнце завершит его путь. Теперь навсегда.
«Может быть, так и лучше. Я слишком много брал в долг у жизни, я давно заслужил то, чтобы стать пеплом под солнцем».
– Неплохая погодка, не правда ли? – услышал он знакомый, чуть насмешливый голос. Уильям с усилием повернул голову. Неподалеку стоял Гвинн, одетый в огромный тулуп, и его глаза ярко светились во тьме ночи. Легкий запах полыни щекотал ноздри, так контрастируя окружавшему Уильяма снегу. – Хотя, кажется, вы не в состоянии сейчас оценить ее. – Гвинн говорил таким тоном, будто они стояли в гостиной его особняка. Вестфорд попытался улыбнуться, но у него не вышло. – Я искал вас, Уильям, это было сложно. Хорошо, что ваши мысли такие громкие в своей претенциозности! Зачем вы подались в эдакую чащу? Шли бы по дороге, где мои люди ждали вас.
– Чтобы убить? – еле слышно проговорил Уильям.
– Пф-ф-ф, зачем бы мне было тогда вас искать? Вы, кажется, и так собираетесь умереть. Ах, извините, стать пеплом под солнцем, – насмешливо произнес Гвинн. Его люди уже развели яркий костер, и кто-то поднес Уильяму флягу с кровью к губам.
Уильям не ответил и не смутился. На это не было сил. Впрочем, ответ и не требовался.
– Вы с завидным упорством спасаете мне жизнь, – проговорил Вестфорд ближе к рассвету, сидя в маленькой избушке, куда его приволокли, все еще не до конца пришедшего в себя. – Я не забуду этого.
– Не стоит благодарности. – Гвинн искренне и легко улыбнулся. – Мы по разные стороны в этой войне, и я знаю, что вы верны эрлу Годвину, слишком благородный или слишком глупый, чтобы сделать другой выбор, нарушив присягу. Впрочем, этим вы мне тоже нравитесь, Уилл. Постарайтесь не умереть, вы один из немногих в клане отца, для кого честь – не пустой звук. Мне будет жаль вас.
Уильям Вестфорд протянул руку Гвинну Уэссекскому, Истинному королевской крови, сыну своего эрла и врагу своего эрла. И тот пожал ее.
Он много раз встречал Гвинна после этого. Это были разные страны, это были разные ситуации, но он всегда помнил, как тот с сожалением смотрел на него, пожимая руку в том далеком холодном лесу.
Вечером особняк сиял во всем своем великолепии. Деньги решают многое, а Гвинн был очень богат. Когда он вышел из подвала, прислуга стояла в одну шеренгу, и чуть ли не отдавала честь. Гвинн осмотрел каждый угол, пока не убедился, что все идеально. Таким же идеальным должен был стать и его выход в свет. Дизайнеры прислали последние коллекции, а стилисты ждали указания, чего изволит загадочный клиент: для людского сообщества Гвинн выбрал удобную и привычную маску эпатажного богача из России.
Через час после заката Гвинн сел в «роллс-ройс» и двинулся в лучший ресторан, потом посетил бары и, наконец, приехал к Мартину. К этому моменту не только весь Вечный Лондон, весь мир Вечных знал, что Гвинн жив, здоров и еще более притягателен, чем раньше. Одни говорили, что он медитировал где-то в горах и стал просветленным, другие – что он провел это время в тайном убежище, купаясь в крови и предаваясь разврату, третьи – что он посвятил себя богу, но вот какому именно, тут мнения расходились, некоторые отправляли его в монастырь или тюрьму. Даже те, кому было под страхом смерти запрещено произносить имя Гвинна – клановые эрла, шептались о возвращении опального сына хозяина. Гвинн сделал все, чтобы его прибытие не осталось незамеченным и любая попытка избавиться от него вызывала бы у эрла затруднения. «Что ж, если удастся задуманное, то Годвин поостережется вообще посягать на мою жизнь и свободу, но всему свое время», – думал Гвинн, глядя в окно автомобиля.
Гвинн вошел в клуб Мартина так царственно, что все присутствующие замерли. Шествуя по коридору, в котором невольно расступались перед ним гости, он притягивал к себе взгляды, как пламя притягивает мотыльков. В глазах загоралось обожание, восхищение, преклонение. Мартин наблюдал со своего места, как Гвинн идет к нему, невольно вспоминая, как так же шла Эн. Вот только ее и Вечные, и люди старались избегать, от нее кругами расходился страх и чувство опасности, что она внушала, соприкоснувшиеся с ней прятали глаза. Гвинн притягивал, его любили, с ним желали дружить, жить, спать, просто быть рядом. «Удивительно, а они вообще понимают, что Гвинн куда опаснее Эн? По крайней мере, чего ожидать от Эн, было понятно, а его высочество – прекрасный хищник, который легко уничтожит тебя, пока ты улыбаешься, мечтая о нем».
Гвинн изменился. Мартин не мог не заметить этого. Дорогой костюм, рубашка с запонками и тренч – Гвинн мог бы сойти за политика. Волнистые волосы прядями падали на скулы, подчеркивая их, и Мартин с улыбкой подумал, что завтра такая стрижка будет у всех его посетителей. «Если я доживу до завтра. Кстати, улыбка у него осталась та же – ироничная, с ней он меня и закопает», – подумал Мартин.
– Милорд. – Мартин поднялся и нарочито поклонился.
– Мартин, – небрежно отмахнувшись от показного жеста, Гвинн сел на диван. Мартин почувствовал, как Истинный сканирует его, как окутывает его своей силой, и не смог противостоять, понимая, насколько глупо сейчас улыбается.
– Может, не надо? – сказал он, отчаянно пытаясь не поддаваться силе Гвинна. Тот усмехнулся, и давление тут же уменьшилось.
– Как поживаешь, Мартин?
– Спасибо, прекрасно. Рад, что ты решил посетить мою скромную обитель.
Гвинн поднял руку, и Мартин замолчал.
– Сколько тут шпионов, Мартин?
– Парочка от эрла, еще несколько от Совета. Наверняка есть и клановые.
– Отлично. Расскажи мне об Эн, Мартин, и о том, как ты догадался, что я жив и надо передать сообщение. – Во мраке глаза Гвинна блеснули, Мартину показалось, что он почувствовал запах нагретой на солнце полыни, и мир вокруг снова покачнулся.
– После того как она выбрала себе «грешника», а тем более после ее побега, я начал копать, потянул за нужные ниточки. Я и до того собирал о ней информацию, но куда бы ни совался, никто ничего не знал. Но я склонен анализировать и придавать мелочам иной раз слишком большое значение…
– Ты знаешь, где Диана? – прервал его Гвинн.
– Не знаю, она исчезла сразу после побега Эн. Уверен, что мертва. Гвинн… – Мартин запнулся. Он так много хотел спросить, но не смел, и Истинный напротив него догадывался об этом. Его улыбка неуловимо изменилась, став жестокой, Мартин почувствовал, что задыхается.
– Расскажи мне о черной крови. – Гвинн отпустил его, и тот судорожно со всхлипом вздохнул.
– На меня вышел Иштван, мы сотрудничали с ним много десятков лет – он работал на Инквизицию. Он сказал, что надо вывезти контейнеры из больницы и передать ему. Я организовал доставку. Но я не знаю, кто именно вынес их из поместья эрла. – Гвинн посмотрел в глаза Мартину, того начала бить дрожь. – Отпусти меня, я скажу, – прошептал он, и наваждение спало. Звук с танцпола вернулся оглушительными басами, щекотали ноздри другие запахи, не только полыни, но во рту оставался привкус собственной крови и горечи. Мартин поднес руку к носу, шла кровь. – Это была Диана. Я уверен. Она организовала доставку контейнеров в больницу. Я понял это лишь потому, что знал о ее связи с врачом в больнице много лет назад.
Гвинн откинулся.
– Совет знает?
– Нет, я предпочел забыть обо всем сразу и максимально обезопасил себя.
– Поставляя информацию отцу?
– Да.
– Кому и когда это помогало? – хмыкнул Гвинн. – Отец не знает, что ты вскрыл боксы и что связал их происхождение с его лабораториями, иначе ты был бы мертв. Но сегодня узнает, так что мой тебе подарок – беги, пока не поздно.
– Откуда узнает? – У Мартина перехватило дыхание.
– От меня. – Не дожидаясь ответа, Гвинн поднялся и пошел к выходу.
– Куда мне бежать? Он найдет меня, а не он, так Инквизиция! – крикнул ему вслед Мартин. Гвинн не ответил. С той же полуулыбкой он шел, не отвечая на поклоны и заискивающие и возбужденные взгляды. Мартин чувствовал, как влияние Гвинна отступает, и тут же начала нарастать паника. Он незаметно вышел через черный ход. И так же незаметно за ним двинулись несколько теней…
Гвинн добрался до Тауэра за пятнадцать минут до полуночи. Он легко взобрался по стене, прыгнул на территорию крепости. Какому-то из сторожей на секунду показалось, что он увидел движение, но человек тут же забыл об этом. Гвинн прошел к Белой Башне, незаметный даже карателям вокруг. Внутри было мрачно и прохладно. Гвинн поднялся в капеллу Святого Иоанна и, сев на одну из скамей, принялся ждать.
– Когда-то я помогал строить эти стены, – голос эрла отозвался эхом от древних камней.
– Да, перед тем предав всех, кто в тебя верил, и открыв ворота норманнам. Это не написано в учебниках, но такова, кажется, правда. А потом ты предал и их – тех, кому помогал строить стены. – Гвинн замолчал.
– Можно ли предать пешек, сын? Они существуют для того, чтобы ими играть.
– Тут недалеко тронный зал. Как же, наверно, тебя огорчало, что ты не сидишь на троне, а лишь стоишь в ночной тени за ним. Как же тебя огорчало, что весь огромный мир даже не знает, под чью дудку пляшет. Наш мир Вечных и Истинных уже давно так мелок для тебя, да? – Гвинн так и не обернулся. Эрл прошел мимо и сел с другой стороны. Гвинн видел его профиль – жесткие складки у тонких губ, хищный нос с резко очерченными ноздрями, высокий лоб.
– Я и не должен был измениться, – ответил эрл, будто прочитав мысли Гвинна. Он повернулся к сыну: – Бессонных дней из-за твоих страданий у меня не было. А вот ты… Что ж, надо признать, сейчас ты выглядишь лучше, чем… некоторое время назад. – Эрл усмехнулся.
– Да, ты постарался на славу. – Гвинн посмотрел на распятие. – Надо было встретиться с тобой не тут, на священной нейтральной земле, а в пыточной и казематах. Тебе, наверно, там привычнее.
Годвин не шелохнулся.
– Ты давно выпрашивал порку, сын мой. И ночь мне свидетель, я терпел много веков и до последнего предлагал тебе присоединиться ко мне.
– Сегодня ты снова предложишь мне присоединиться к тебе, а иначе отправишь обратно? Будет сложно объяснить мое появление и исчезновение. Конечно, Истинные один раз закрыли глаза на якобы мою смерть. Но вот так сразу второй раз, да после встречи с любимым папой… – Годвин чуть вздрогнул, и Гвинн усмехнулся. – Кстати, как ты ее объяснил – мою смерть? Нападением, кажется?
– Я запретил упоминать твое имя как предателя и сказал, что ты пытался убить меня, но погиб раньше. Впрочем, нападение было правдой. – Годвин помолчал. – Если бы я предложил снова присоединиться ко мне, ты бы согласился? – Эрл пристально посмотрел на Гвинна, как тому показалось, даже с надеждой и некоторым любопытством.
– А что ты предложишь мне в обмен на годы боли и ужаса? – ответил Гвинн вопросом на вопрос.
– Что такое боль, сын? Всего лишь несколько минут в вечности. Она не убьет тебя, но многому научит.
Гвинн показал клыки.
– Может быть, сам попробуешь?
– О, что только я не пробовал за века. Иногда мне требовались годы, чтобы полностью восстановить тело. Ты спрашиваешь, что я могу тебе предложить. Все то же самое, сын. Весь этот мир и даже больше, и именно ты – мой наследник.
– Какой смысл быть наследником бессмертного правителя?
– Скажем так, я не смогу править в одиночку, так что скорее тут подходит слово соправитель.
– Ты уже владеешь огромными территориями. Зачем тебе больше, отец? – Гвинн запнулся всего на мгновение, но эрл заметил это.
– Тебе сложно называть меня отцом, не так ли? Наверняка ты все еще просыпаешься от кошмаров, в которых возвращаешься в камеру и тебя снова и снова отправляют на пытки. – Он усмехнулся. – Да, в этом и смысл порки. Показать, что будет, если снова нашкодишь. Сломать волю, поставить на место, продемонстрировать, что ты не самый сильный. Что ж, давай я скажу так: у тебя два выхода. Первый – ты присоединяешься ко мне, второй – прошедшие про́клятые годы покажутся тебе раем по сравнению с тем, что будет. И я позабочусь об этом лично.
– Какая приятная перспектива. В нашей семье столько нежности и понимания. Всегда ценил это. С того момента, как ты отобрал меня у матери.
Эрл задумчиво вздохнул:
– Жаль, что я так и не выбил из тебя ее глупости. В тебе слишком много от нее, ты так похож на…
– Не произноси ее имени, – прохрипел Гвинн.
Эрл продолжил, не обратив внимания:
– Она восстала против меня. Как и ты. Это был вопрос безопасности, сын. Ты – истинная, но дурная кровь Туата де Дананн. Огражденные великой стеной, долго жившие в мире своих иллюзий, кичливые в своей приверженности свободным традициям древних племен, они были обречены. Твоя мать любила напоминать, что в ее крови течет чистая кровь самого Ллуга, тогда как я и мое племя – выродки, оставшиеся после Великой Катастрофы. Мы эволюционировали, многому научились. Может быть, в ее предках было больше древней крови, но Древних давно нет, а мы есть. Было бы куда лучше убить и тебя. К сожалению, ни одна из любовниц и других жен так и не дала мне ребенка. Впрочем, теперь я понимаю, что зря не убил. Все эти столетия ты лишь мешал мне.
– Я понимаю, что остался в живых не потому, что ты любишь меня и боишься потерять. Вопрос в выгоде: моя сила, что неподвластна тебе, мои знания, мое происхождение. Ты не уничтожил меня, потому что я могу пригодиться, как и моя кровь, которую вы забирали литрами, отец. – Гвинн сделал акцент на последнем слове. – Я нужен тебе, но со смертью Эгиля у тебя совсем не осталось средств давления на меня. Прирученный я куда полезнее, ведь я даже сильнее своей матери. Я тебе нужен как подопытный образец, желательно пришедший на опыты добровольно и помогающий в них. – Гвинн удовлетворенно улыбнулся, заметив, как эрл чуть заметно сжал зубы. – Ты же отпустил меня? Отпустил, разыграв целый спектакль. Что же ты хотел? Уж не проверить ли, как напичканная черт-те чем Алия изменит меня? Давай начистоту. Ты и ее отпустил. Зачем? Ты мог бы провернуть все в своих лабораториях.
– Ты забываешь, сын, одну простую вещь, несмотря на то что сам недавно взывал к ней и обвинял меня в отсутствии ее. Любовь, что влечет за собой самопожертвование, желание спасти, защитить… Красивые слова, за которыми кроется химия крови… Однажды, глядя на очередной неудачный эксперимент, я подумал: может быть, мои опыты не дают нужного результата, потому что Алия должна хотеть спасти тебя и добровольно дать свою кровь. А ты – принять ее, потому что в любом состоянии хочешь лишь защитить Алию и воссоединиться с ней. Вы связаны, и вы любите друг друга так сильно, что ты пробился к ней сквозь все запреты, выстроенные мной у нее в голове, а она услышала.
– И что же должно было случиться дальше по твоей задумке?
– Алия – ключ. Ты сам говорил. Ее кровь должна раскрыть в Истинных способности Древних, трансформируя нас.
– Довольно глупо было с твоей стороны поделиться такой силой со мной. – Гвинн рассмеялся. – А вдруг бы получилось, и сейчас бы ты ползал у меня в ногах, а я стоял во главе пищевой цепочки.
– Ты прав, это было опасно, но я рискнул. Впрочем, держал палец на красной кнопке… К сожалению или к счастью, ничего не произошло, эксперимент провален. То ли я ошибся в степени вашей привязанности друг к другу, то ли Алия – не ключ, то ли ты не настолько полон крови Древних, чем кичился род твоей матери. – Гвинн ничего не ответил, лишь тихо завибрировали камни, словно за стенами бушевал ураган. Эрл Годвин примиряюще поднял руки. – Когда-то мы работали вместе, сын, когда-то ты помогал мне и даже направлял, одержимый идеей найти древнюю кровь и воссоздать ее, и это принесло плоды. Так почему бы нам снова не объединиться? Это ты подсказал мне путь. Подскажи снова.
– В переводе это значит: «Я в тупике, мои ученые – дегенераты, лаборатории не дают результата, твои записи так и не смогли расшифровать, а те, что смогли – нам не помогли». Пожалуй, я откажусь. Я закончил с экспериментами в тот момент, когда убил Деотерию – свою кровь. Это было сложно и навсегда отвратило меня от мысли продолжать опыты. А может быть, я вдруг понял, на что ты собираешься обречь человечество и какую роль себе уготовил в новом мире и на что обреку мир я, опередив тебя, кровь от твоей крови. Может быть, потому, что осознал, что методы, которые мы используем, чудовищны, особенно после того, что сделала Деотерия, и содрогаясь от того, что сотворил с ней я, чувствуя ее боль самой своей сущностью. Или я никогда не собирался помогать тебе, лишь водил кругами и подделывал данные, отвлекая от войн, что ты вел. Делая из тебя одержимого ерундой дурака и тем самым ослабляя. Так отдавая дань памяти моей матери.
– Банальная месть? Было бы обидно, конечно, поверь я в это. Несмотря на твою неспособность посмотреть на ситуацию со стороны и понять, что наказать твою мать и ее род требовали обстоятельства, вряд ли ты тратил время на эксперименты ради мести. Точнее, так: твои эксперименты были из мести, вот только ты хотел не отвлечь меня, а сокрушить силой Древних. Но почему ты не закончил? Почему после Деотерии прекратил свои поиски? Или не прекратил?
– Черная кровь, – пошел Гвинн ва-банк и с удовлетворением увидел, как изменились зрачки эрла. – Что это? Что ты подкинул Инквизиции и зачем?
– Ты не терял времени даром после своего освобождения. Я так понимаю – кто-то в цепочке, кто знал о крови, выжил. Видимо, Мартин все-таки сунул нос не в свои дела – ты же приехал от него? – Эрл обернулся к сыну. Тот сидел, спокойно рассматривая потолок и стены. – Как же ты все-таки на нее похож…
Гвинн еле заметно вздрогнул, но не повернулся.
– Черная кровь, эрл!
– Черная кровь, – покорно повторил Годвин. – Я не силен в магии крови и силы Истинных, но даже я догадался, что ты передал все, кроме заметок о Древних. Вот то, чего не хватало нам. Все, что мы есть, вся наша сила, все наши возможности – это кровь. В общем, чтобы приблизиться к Древним – тоже нужна кровь, ведь люди получают часть наших способностей благодаря ей.
– Прелестно. Вы потратили на то, чтобы додуматься до этого, столько лет? – Гвинн усмехнулся. – Тебе и правда стоит разогнать своих лабораторных идиотов, подопытные крысы и те умнее. Однако древней крови нет, она исчезла вместе с Древними. То, что осталось в Истинных, – это слабое мутировавшее подобие.
– Да. Поэтому мы создали кровь сами. – Годвин, казалось, ни капли не был оскорблен словами сына. – Благодаря Алии и Деотерии, кровь которых хранила в себе следы как Древней крови, так и Истинной – твоей, кстати. Все благодаря тебе.
– Столько усилий, и никаких результатов, – хмыкнул Гвинн. – Давай я скажу тебе, где ошибка. Несколько поломанных генов не воссоздадут древней крови. Думаю, что твои исследователи тебе говорили. С ее помощью нельзя создать прекрасное и беспрекословно подчиняющееся воинство, не знающее сомнений и страданий. С ее помощью не получится найти в себе сил, которыми обладали Древние. Это изначально тупиковый путь. – Гвинн пристально смотрел на Годвина. – Так вот в чем дело. Вот зачем тебе нужен я. Не столько я, сколько Алия. Я должен убедить ее на окончательную трансформацию. Ты хочешь инициировать ее той баландой, что намешал? – Гвинн в ужасе смотрел на отца. – И все это в поисках того, что по сути – мифы и легенды, каждая из которых противоречит предыдущей. Ты всерьез поверил в то, что написано людьми и Вечными через много столетий после катастрофы, о которой мы ничего не знаем? После темных времен, которые стерли само воспоминание о ней. Даже если бы у тебя была древняя кровь, инициация ею свела бы с ума любого из нас. Потому что невозможна трансформация без объекта, без Инициатора!
– Меж тем Алия выжила. – Гвинн резко развернулся к отцу. Тот спокойно посмотрел ему в глаза. – Ты ведь наверняка предполагал, что это древняя кровь блокировала связь с тобой. Алия стала сильнее, выносливее, она обрела способности, которые недоступны Вечным. И это было предсказуемо – в ней течет кровь Деотерии, а инициировал ее ты, потомок Ллуга, – насмешливо проговорил Годвин, помолчал и, помрачнев, продолжил: – К сожалению, инициируемые ее кровью люди умирали, а Вечные и Истинные, приняв ее кровь, лишь быстрее восстанавливались и становились чуть сильнее. На время. Мы даже провели опыт по попытке повторной инициации Вечного ее кровью. – Гвинн вздрогнул, представив себе последствия.
– И сколько же ей пришлось приходить в себя после этого?..
– Пару месяцев, мы подтерли ей память, погрузили в «аквариум», а потом продолжили. Вечный, к сожалению, умер.
– Скорее всего, мучительно? – Гвинн не стал дожидаться кивка. – И чью же кровь ты ей влил?
– Кто знает. Мы даже не были уверены до конца, что это кровь. Мы нашли ее, черную и смоляную, в коллекции одного из ценителей Древнего Египта, чьи предки разворовывали пирамиды.
Гвинн уткнулся лицом в руки.
– Вы – идиоты.
– Скажи мне почему, – не демонстрируя недовольства, проговорил Годвин.
– Я скажу, потому что, надеюсь, что это заставит тебя отказаться от твоих планов. Это кровь не ее Древнего. Чужая кровь могла взорвать каждую из ее клеток, вывернуть наизнанку. И за то, что она выжила, стоит благодарить, видимо, Деотерию и ее опыты. Через много столетий ее потомок выдержал, но это не значит, что выживут другие… – Гвинн помолчал. – И ты об этом знаешь, потому что видел, как они не выживают. – Он выделил слово «как» и помолчал.
– В твоих силах пройти этот путь к победе или поражению со мной и заодно защитить ее, если уж она так ценна для тебя. Подумай об этом. Я дам тебе время.
– То есть ты не откажешься от задуманного?
– Нет!
Эрл пошел к выходу.
– Инквизиция. Я понял, почему ты отдал им контейнеры, отец. – Годвин остановился. – Они думают, что у них древняя кровь, но ты им отдал ту смесь, что создал из крови Алии? Поэтому у упырей тот же поломанный ген, что и у нее. Ты не мог не понимать, что они наплодят упырей и выпустят их в мир, подкидывая опасную игрушку Инквизиции, которую те с радостью схватили. Война меняет мир. Война создает героев в их блеске и славе. Война уничтожает слабых. Война меняет политическую расстановку сил. Война отвлекает всех от того, что ты делаешь на самом деле.
– Займи правильную сторону, пока не поздно, сын.
– Да, отец. Кажется, мне наконец придется сделать выбор.
– Смотри только не перехитри сам себя, трикстер[2], и надеюсь, не надо объяснять, что твоя Алия станет самым желанным подопытным объектом во всех лабораториях мира, если хоть что-то из этого разговора всплывет. – Эрл вышел. Гвинн остался сидеть, в задумчивости глядя на старые стены.
…Гвинн стоял на пепелище, его глаза болели от света, дыма и копоти. Крепостные стены обвалились, и донжон чернел на фоне неба, создавая иллюзию, будто кто-то там в дыму простер в мольбе руки вверх. Гвинну казалось, что он заходится криком и это должно быть слышно. Но то было лишь внутри него. В мире все дышало тишиной и спокойствием. О произошедшем напоминало лишь теплое, чуть пованивающее пепелище.
Гвинн видел, как его мать сражалась, возглавив последних из преданных ей Истинных и Вечных, и как она сгорела на солнце, прикованная к стене своего же замка. Она обернулась туда, где под защитой оставшейся крыши стоял ее сын, которого крепко держал за плечо эрл Годвин. Мать улыбнулась ему почерневшими губами и спела несколько строк колыбельной, которую он любил в детстве. Это было так давно – до того, как эрл Годвин вырвал его из рук матери, доставил в свой замок и приказал выбить, по его выражению, всю дурь, что жена внушала сыну и тем ухудшила и так с рождения испорченное. Так и сказал испуганному плачущему ребенку и слугам, держащим его. Из него выбили, и не раз. И он научился больше не плакать, даже оставшись один, не позволял себе этого. Он отлично запомнил науку о стойкости, как называл ее эрл. Сломанные кости долго срастаются у юных Истинных, которые еще не пробовали вкуса человеческой крови.
Гвинн подумал, что сейчас уж точно заплачет, но глаза были сухими. Он сжал губы и даже не дрогнул, когда ветер подхватил пепел – все, что осталось от матери.
Гвинн не помнил, что делал дальше, наверно, просто стоял на одном месте до ночи. С наступлением темноты он прошел к месту казни и, сев на колени, погрузил руки в еще теплый пепел.
Великий эрл Годвин привел его сюда для того, чтобы показать, как наказывают мятежников. «Дурную кровь, как и ты», – сказал он, и в глазах отца Гвинн прочел презрение. Впрочем, как и всегда, когда эрл смотрел на него. Гвинн знал, что не оправдал надежд отца – сурового воина, чья сила подчиняла любого. Он много лет стремился к тому, чтобы отец гордился им, упражняясь под надзором Эгиля, изучал науку войны, старался найти в себе силы крови отца, но у него ничего не получалось. Гвинн больше любил шалости и проказы и был хорош в них, иногда заставляя шумное застолье клана отца ухохатываться над его выходками. Это не нравилось эрлу. «Вина его матери, – говорил эрл приближенным. – Ее кровь. Я сомневаюсь, есть ли в нем что-то от меня». Гвинн слышал эти разговоры и пытался разбудить в себе злость на мать за дурную кровь, но не мог, потому что помнил ласковые руки, щекочущие его, пока он хохотал, теплые губы, которыми она касалась его щеки, нежный голос, что пел ему колыбельную.
Как и она, Гвинн не любил войну, поединки и сражения, как и ей, ему были по душе смех и радость, хорошие истории и веселье, как и она, он умел помогать другим и направлять людей. Он помнил, что его мать лечила, и пытался сам, но силы пока не проснулись, так что он начал изучать записи и древние свитки и радовался, когда видел пометки, сделанные ее рукой.
Сколько он себя помнил, мать и отец воевали. Ей это претило, это было против самой ее природы и природы ее клана просветителей, книжников, мудрецов, лекарей. И в то же время защита своего народа и земли была сутью Туата де Дананн, легенды о которых она рассказывала ему перед сном. Его захватывали истории о племени, чья кровь восходила к Древним. Они жили здесь, на землях Ирландии, защищенные великой стеной, возведенной их праотцем Ллугом – богом обмана, который смог обхитрить даже смерть. После Великой Катастрофы, уничтожившей Древних, стена постепенно разрушалась и, наконец, пала, но потомки Ллуга так и жили на этой земле, отражая любое вторжение извне. Пока не пришел эрл Годвин.
Он уже подчинил себе множество кланов, владел многими территориями и вот принес войну на зеленые холмы. Клан его матери сражался отчаянно, но все же пал – численный перевес, военное искусство и безжалостность были за Годвином. Так он захватил мать Гвинна.
Нуала Ни Конхобар – самая прекрасная женщина самой что ни на есть Истинной королевской крови. Другие Истинные могли лишь предполагать, кто из их предков выжил в Катастрофе и последовавшим за ней темным временем, Нуала знала о своем праотце-боге. Люди почитали и ее как богиню весны, перерождения и обновления. Но это не спасло ее от эрла Годвина, предки которого любили убивать и завоевывать и достигли в этом совершенства. Хоть и рожденный тут и носивший местное имя, в душе он оставался завоевателем, настоящим римлянином, как и его отец и брат, которых он когда-то убил, как шептались за его спиной. Впрочем, убийство брата Годвин и не скрывал. Даже гордился этим, снова и снова повторяя истории о Ромуле и Реме, тем самым словно уподобляя себя знаменитому латинскому предку. Нуала презирала и ненавидела эрла Годвина, как его ненавидели все в ее клане, отказавшемся преклонить перед ним колено и отдать дочь в жены пришлой солдатне. Так они сказали. И эрл Годвин отомстил.
Он захватил Нуалу и изнасиловал сразу после того, как убил всю ее семью. В том же зале ждали казни ее Вечные, связанные и неспособные спасти свою королеву. Годвин отволок ее в свой замок как трофей, и Нуала стала его женой, вымолив таким образом милости для оставшихся в живых. Годвин нарушил клятву. Сразу после мрачной, как поминки, свадьбы вместо брачной ночи он убил ее Вечных.
Говорят, в тот же день Нуала Ни Конхобар, королева Тары, пыталась умереть, выйдя под солнечные лучи на самую высокую башню его замка. Годвин не позволил ей и этого. Он запер ее в той башне и каждую ночь приходил к ней, чтобы насиловать, надеясь с помощью законного сына закрепиться на землях, не принимавших его. Не раз Годвин усмирял бунты людей, которые помнили Нуалу и ее семью.
И все же Нуала смогла сбежать. Она вернулась в отчие земли и скрывалась так долго, как только могла. Годвин, увлеченный новыми завоеваниями, отступил, пока не вскрылась правда. Нуала родила сына. А сын был ему нужен. Он ворвался в замок, где скрывалась непокорная жена, и выхватил Гвинна из рук матери. Страшное безжалостное лицо отца и кричащая, простирающая к нему руки мать снились ему в кошмарах даже спустя многие века. Годвин совершил лишь одну ошибку – не убил Нуалу в ту же ночь, когда отнял ее ребенка.
Так началась новая война на зеленых холмах, где Нуала собрала под свои знамена Истинных, Вечных и людей. Им не суждено было победить эрла Годвина, и, Гвинн был уверен, они об этом знали.
Гвинн лишь однажды видел мать с тех пор, как их разлучили, когда каким-то невероятным способом она пробралась к нему в спальню. Сколько лет назад это было? Он не помнил. Он был совсем крохой.
– Мой мальчик, – произнесла она, и ее глаза, такого же цвета, как у него, стали темнее. – Помни меня, мой сын. Я буду сражаться за тебя, за твое будущее, свободное от эрла и его бесконечной войны. Я люблю тебя, Гвинн. Помни меня.
– Я хочу с тобой, я тоже буду сражаться, – сказал он, но мать уже ушла, оставив после себя лишь горький запах полыни.
Вспомнив, как она проводила рукой по его волосам и целовала в щеку, Гвинн не сдержался и сжал кулаки, запрещая себе проявлять эмоции, запрещая себе вообще думать о ней. Нуалы Ни Конхобар, его матери, больше нет. Она подняла восстание против короля, его отца, главы клана и своего мужа, и проиграла. Удел всех мятежников – смерть. Она была слаба и знала это! Она была обречена в тот момент, когда Годвин пришел на их земли, ей следовало смириться и склониться перед его силой и властью! И ему, Гвинну, не пристало сожалеть о мятежнице, сошедшей с ума и предавшей их. Наказание было по вине. Он должен помнить об этом! Так говорил отец. А еще, что это произойдет с каждым, кто восстанет против эрла Годвина.
Гвинн чуть наклонился, уже собираясь встать, но увидел, как что-то блеснуло в пепле. Он чуть не забыл!
– Что там? – Отец крепко взял его за плечо и развернул к себе. Эрл с легкостью разжал детскую руку. Кольцо с фиолетовым камнем цвета глаз потомков Туатта Де Дананн – символ и талисман клана матери – сверкнуло и снова упало в пепел. Годвин фыркнул. – Оставь себе как лишнее напоминание о том, что делают с предателями, и не распускай сопли, Гвинн, ты королевской крови, помни!
Он помнил. Не мог бы забыть, даже если бы захотел.
– Гвинн, я взял тебя в поход против твоей матери специально, чтобы ты понял, что значит быть Истинным королевского рода. Скоро ты вступишь в пору возмужания, и сила твоей крови проявится. Я надеюсь, что ты станешь достойным сыном своего отца. Ты – мой наследник, тебе предстоит править миром вместе со мной, и ты должен быть жестким, иначе тебя ждет удел клана матери. Мир – это шахматная доска, и ты должен научиться передвигать фигуры и не предполагать, но знать, что из этого выйдет. Ты должен научиться видеть, что и как всех связывает: Истинных с их пешками и друг с другом. Если ты не унаследовал это от моего рода, то наблюдай за мной и учись! Тебе достался дар от твоей матери – никчемная красота и знахарство. Ты хочешь помогать людям? Глупости. Они плодятся как кролики, твоя задача – подчинить их себе. Иначе они сожрут тебя. Выбей из головы глупые забавы. Мой род помнит себя от великого Энея, римляне покорили мир, а Ллуг был всего лишь бездельником, у которого на уме были только любовные похождения да проделки и обман. Я вижу это и в тебе и выбью, как выбил слабость и слезы. Мы завоевываем и подчиняем земли. Ты – моя плоть и кровь, и твое будущее – стоять во главе армий, которые, согласно моей воле, покорят все кланы. Любовь делает людей и Вечных слабыми. Они начинают думать о настоящем, а надо смотреть вперед. Война меняет мир. Война порождает героев в их блеске и славе. Война уничтожает слабых. Империи сильны под мощной рукой правителя. Одного правителя. Учись стравливать кланы, учись подчинять их. Я соберу под своей властью всех Истинных, Вечных и Вечных их Вечных, они преклонят колено предо мной как пред сюзереном, и ты будешь рядом или будешь пеплом. Даже то, что ты мой сын, не спасет тебя, если ты восстанешь. Ты меня понял?
– Да, мой король, – проговорил Гвинн, склонив голову.
Отец развернулся и ушел. Гвинн сжал трясущиеся руки так, что вновь подобранное кольцо врезалось в кожу. Боль неожиданно привела его в чувство и успокоила.
По дороге в замок отца Гвинн все время молчал и лишь иногда дотрагивался до кольца матери, висевшего на цепочке у самого сердца. Въехав во двор, он спешился и повел лошадь к конюхам. Войско расходилось по казармам и огромной крепости, размером с небольшой город, в котором жили люди отца, его приближенные и Вечные его клана. Кто-то был инициирован им лично, кто-то приходил сам, кого-то приводили его Вечные. Теперь эрл стал еще сильнее, он укрепил свои позиции, уничтожив полностью клан его матери и всех, кто поддерживал ее, захватив себе их земли и земли их вассалов. К нему устремится еще больше людей, новые Дома поклянутся в верности, испуганные тем, что случилось, а их Вечные станут в ряды армии Годвина. Гвинн понимал, что так и должно быть, ведь так было всегда: сильнейший из кланов Истинных жестокостью подчинял себе остальные, и уже многие столетия самым могущественным был Годвин.
– Но это же неправильно, неправильно, – прошептал Гвинн, снова зажав в руке кольцо, вспоминая улыбку матери, теплые чувства любви и силы, которые она давала ему, когда его одолевали горести и печали. На его плечо опустилась рука. – Эгиль, – сказал мальчик и, развернувшись, уткнулся ему головой в живот.
– Ты забрал кольцо, как она просила тебя? – тихо спросил Эгиль, подхватив Гвинна на руки. Мальчик кивнул. Вечный крепко прижал к себе принца и понес в его комнаты. Он гладил его по голове шершавой рукой, пока мальчик не забылся тяжким сном. По щекам Эгиля текли слезы – те, которые Гвинн так и не смог пролить.
– Нуала, обещаю, я позабочусь о твоем сыне, – прошептал он. – Я сделаю для него то, что не смог для тебя – всегда буду рядом с ним.
Эгиль начал напевать колыбельную, которую так любила королева, и Гвинн сквозь сон улыбнулся. Вечный вдохнул запах полыни. «В нем нет ничего от отца, – подумал он облегченно. – Я клянусь, Нуала, что сделаю все возможное, чтобы он не стал на него похож».
Гвинн вздохнул, когда Эгиль вышел за дверь. Мальчику снилась мать. Она пела, ее золотые волосы развевал ветер, и он – почти младенец – смеялся.
– Запомни эту ночь, придет время, и нужно будет вернуться сюда мысленно. Меня уже не будет, мой сын. – Мать обхватила руками его смеющееся лицо. – Помни слова колыбельной, которую я пела тебе, и когда-нибудь ты поймешь. – Внезапно мать стала покрываться ожогами. – Копье Ллуга. Храни его, сын. Ты последний из рода, выживи любым способом. Слышишь? Выживи! – шепчут черные губы, и в ладонь опускается что-то тяжелое.
Гвинн резко открыл глаза и, пробормотав спросонья последние слова колыбельной, вскочил и кинулся к стене. Его детский тайник за пятым камнем от двери хранил главные ценности маленького Истинного: кусочек платья матери, камень, который он нашел в море, маленькую книжицу с невероятными картинками, на которых были изображены смешные зайцы-рыцари и улитки-монахи. Он знал, должно быть что-то еще… Гвинн чуть выдохнул, когда его пальцы нащупали резную шкатулку. Он осторожно открыл ее – на ложе из бархата лежала бутылочка из прозрачного камня с гравировкой копья. Внутри шла тяжелой зыбью черная кровь. Потревоженная им, она словно стремилась вырваться и коснуться Гвинна. «Одна капля при первом причастии кровью, одна капля изменит тебя, одна капля приблизит тебя к твоей сути», – вспомнил Гвинн слова старой колыбельной. Он улыбнулся и спрятал шкатулку обратно. Мальчик оделся и поднялся на самую высокую башню. Где-то там, далеко на севере, он знал, стоит разрушенный почерневший от огня и дыма донжон, словно простирая в небо каменные руки в молитве, где-то там развеян пепел его мятежной матери.
– Любовь не спасла тебя, мама, – проговорил Гвинн, зажав кольцо в руке. – Но не потому, что любовь делает нас слабыми. Отец не прав. Просто любовь должна вести за собой. Любовь подчиняет не меньше, чем жестокость и сила. Любовь побеждает всех и все. Ты же была ведома сама. Это и твоя вера в правду и справедливость сделали тебя слабой. Вот только правда у каждого своя, правда изменчива и зависит от того, кто и как ее говорит. Тебе ли, потомку Ллуга, того было не знать. Это была безнадежная затея – сражаться с эрлом в открытую. Его империя простерлась от Средиземного моря до Северного. Его империя строится на войне, крови, слепом подчинении, и каждая смерть подпитывает его, делая сильнее. Империи можно разрушить только изнутри, уничтожить, выгрызая сердцевину, подпиливая их столпы, их можно уничтожить хитростью… И они падут. Рано или поздно. Ты забыла, мама, что у нас все время мира, а мы – потомки бога обмана…
Еще через два часа Гвинн прошел через зал заседаний Совета под любопытными взглядами собравшихся. Коротко поклонился Истинным, Начо, склонил голову перед главой Совета Раулем де Вермандуа.
– Мы рады приветствовать тебя, Гвинн Уэссекский. Долго же тебя не было среди нас. Говорили, что тебя уже нет в мире живых. – Рауль усмехнулся, бросив взгляд на эрла Годвина. Тот спокойно откинулся в кресле. – Разве ты не умер?
– Приветствую тебя, господин де Вермандуа. Я позволяю прикоснуться ко мне, чтобы увериться в моей реальности.
– Где же ты пропадал последние годы?
– В горах. – Гвинн усмехнулся. – Медитировал и размышлял.
– И к чему пришел в своих размышлениях?
Гвинн спокойно посмотрел в глаза Раулю:
– Я Гвинн Уэссекский, Истинная кровь от Истинной крови королевского клана эрла Годвина, требую вернуть мне имя и земли клана моей матери, королевы Тары Нуалы Ни Конхобар.
– Твоя мать, восстав, сделала эти земли военной добычей эрла Годвина. Таковы законы Истинных, – спокойно проговорил Рауль де Вермандуа, наблюдая за эрлом Годвином. – После смерти отца как его наследник ты получишь все его земли и все вассальные ему кланы. Требовать часть, что принадлежала матери, ты можешь в одном лишь случае, если она передала земли тебе до своего восстания против сюзерена.
Гвинн поднял руку:
– Я отрекаюсь от Дома Годвина Уэссекского и его фамилии. Я заявляю о своем праве Истинного создать свой клан. Как кровь от крови Конхобар я восстановлю Дом моей матери на землях этого древнего рода, они принадлежат мне. Так гласит дарственная моей матери, написанная ее кровью в присутствии свидетелей. Отныне мое имя – Гвинн Конхобар, король Тары.
Члены Совета повскакивали с мест. Рауль удовлетворенно откинулся в кресле. Начо усмехался в сплетенные пальцы. Эрл Годвин пристально смотрел на сына, и в его ледяных прозрачных глазах ничего нельзя было прочесть.
Алия подкинула в костер остатки ветхой мебели. Старый комод горел неохотно, сырость и плесень давали о себе знать, и запах, когда он начал тлеть, был наимерзейшим. «Впрочем, – Алия хмыкнула, – от меня несет не лучше. Когда в последний раз я принимала нормальный душ? Кажется, что годы назад». Алия осмотрела вещи – одежды на смену почти не осталось. Кожаная куртка и кожаные штаны, в общем, были удачным приобретением, а вот с худи, которые она не так давно выкрала, дело обстояло не так хорошо. Носки вообще были разодраны в клочья во время последнего перехода, а сменные не продержатся долго. Еще хуже обстояли дела с боеприпасами. Это сейчас было проблемой номер один. Без носков можно выжить, без пуль – нет.
Алия встала и сделала несколько упражнений, чтобы согреться, и нечаянно увидела свое отражение в старом зеркале. «Никто не скажет сейчас, что вот вершина эволюции и селекции. Я реально становлюсь похожа на упыря, а то и хуже… На Ищейку – мерзость!»
Когда Алия впервые услышала от Гвинна об Ищейках, у нее были смутные представления, кто это такие. Их не видели столетиями. Ищейки были выведены при строгом контроле над мутацией, они были неутомимы и довольно долго могли терпеть солнце, но давно, как считалось, остались в прошлом, когда охота на людей была самой веселой и частой забавой Вечных. Ищейки выслеживали жертв по крови, попробовав которую до изнеможения могли идти по следу, так что иногда Истинные даже устраивали состязания, какая же из их любимых зверушек придет первой, не сдохнув на финише. С развитием технологий и ужесточением правил жизни Вечных в новом человеческом обществе Ищейки ушли в прошлое. Их полное истребление было вопросом времени, ведь сама технология их воспроизводства была запрещена, как и любые игры с мутацией. И вот вдруг оказывается, что в Инквизиции есть Ищейки. В той самой Инквизиции, которая уже запустила в мир упырей. Ситуация явно вышла из-под контроля Совета и Легиона. Учитывая, что упыри добрались в Европу и Америку из мест, которые по-снобистски назывались «странами третьего мира», журналисты наконец их заметили, и первые полосы газет взорвались предположениями. Новости распространялись со скоростью доступного человечеству интернета, видео повергали в шок, ученые выдвигали гипотезы, лаборатории отчитывались о защитных мерах и сохранности вирусов, фармкомпании говорили, что скоро подоспеет вакцина – от чего будут вакцинировать, они, конечно, не знали, но названия брендов и имена президентов выгодно смотрелись на фоне катастрофы, освещаемой во всех новостях. И вот уже были собраны чрезвычайно важные встречи в ООН и ЕС, а ВОЗ говорила о новой эпидемии, которая сводит людей с ума, и «Врачи без границ» требовали карантина. Где, какого, от кого – никто не знал. Упыри исчезали так же быстро, как появлялись: солнце уничтожало любые их следы, а то, что не успело уничтожить солнце, зачищали объединившиеся кланы, Совет и Легион.
На фоне вводимых чрезвычайных ситуаций усугубились общечеловеческие проблемы – финансовый кризис, правительственный контроль и обычная человеческая глупость, которая была опаснее любого маньяка. Люди специально ездили в места появления мутантов, чтобы «развеять мифы», и, конечно, исчезали – упыри были только рады поданному и сервированному ужину.
Алия все больше убеждалась, что за всем стоит великий кукловод – Годвин, но доказательств не было, хотя она как следует растрясла шпионскую сеть и эрла, и Инквизиции. Мартин мог выступить свидетелем, да и то косвенным, но он был не способен уже что-либо рассказать. Его мертвое тело нашли сотрудники клуба – Мартин сидел на любимом диване посреди ночного клуба, его отрубленная голова лежала у него на коленях и ухмылялась. Сама Алия не могла быть свидетелем. Да, будучи карателем, она уничтожила больницу, но зачем и почему – не знала. И лишь новости о меняющихся силах в управлении стран и регионов укрепляли ее в подозрениях против Годвина.
Алия специально, хоть и аккуратно засветилась в нескольких горячих точках, проехав через города, охваченные противостоянием властей и обычных людей. Она выискивала тех, кто был связан с эрлом, вспоминая любые намеки в разговорах, что слышала, и любые туманные сведения в бумагах, что видела. Иногда она просто доверялась своим инстинктам, находя особо жестоких и зажравшихся в своей безнаказанности властителей, по опыту зная, что это верный признак связи с Вечными. В местах появления упырей она безошибочно угадывала следы пребывания Инквизиции. Алия уходила, иногда не без помощи Маркуса, из ловушек, ловко удирая от карателей. Прежде всего от них. Инквизицию она интересовала живой. Это подсказал Маркус, хотя Алия подозревала, что информация исходила от Гвинна. Хотя она сама давно это знала от агентов, которых отлавливала. Один из них выдал во время допроса координаты места, где Алия могла встретиться с теми, кого так искала.
Алия задержалась на некоторое время в городе, название которого можно было бы перевести на известные ей языки как Мирный, что сейчас звучало особенно зло и иронично. Это был последний обитаемый пункт на пути ее следования в леса. Ей требовалось пополнить запасы крови, одежды и бое припасов. Всего этого там было навалом: маленький город стал основной площадкой боев между силовыми структурами и обычными людьми. Столкновения начались после того, как глава государства погиб странным способом, а информация об этом утекла в интернет. Кому, как не Алии, было знать, как он умер. Она хорошо помнила, как он трясущейся рукой вскрывал себе живот, беззвучно открывая рот. Только сейчас она осознала, что тогда сделала и к чему это привело. Брат и сын прошлого президента боролись за власть, а народ пытался избавиться и от того, и от другого. Алия наблюдала, как спецназ избивает детей, женщин и стариков, она видела новости о пытках в камерах и однажды, ведомая чувством вины, почти дошла до того, чтобы прокрасться во дворец и расправиться с каждым, кто ей попадется на пути. Вот только его охраняли каратели, и многие из них были ей знакомы. Алия не оправдывала себя тем, что была лишь орудием эрла, и не могла не задумываться о том, к чему привели ее действия. В какой-то момент она осознала, что понимает Гвинна, который постоянно ткал паутину из тщательно продуманной полуправды и выстроенных интриг, что веками останавливали эрла Годвина.
Алия наблюдала за периметром дворца, когда вдруг поняла, что ей надо остановиться и у нее другая цель – и эта цель сейчас куда важнее, а эрл пусть пока останется на совести Совета. Ей же было пора действовать, ее путь лежал дальше на север – в зону отчуждения, отравленных болот и гиблых лесов, которые покрыли за десятилетия место взрыва огромного химического завода. Его обгоревший скелет все еще стоял в сердце Могильника. На этой территории от мести кланов часто скрывались Вечные, там незаметно умирали те, кого не должны были найти. Алия и сама иногда приезжала туда с разного рода поручениями. Теперь она позволяла погоне загнать туда себя. И выжить там было тяжелой задачей, ее силы заканчивались.
Иногда, закрывая глаза, она думала, а не бежит ли она от самой себя? Ей раз за разом снился Гвинн в окровавленной одежде, тяжело оседающий на землю, жесткий взгляд Начо, умоляющий – Маркуса. Алия задавалась вопросом, как могло так выйти, что она причинила вред своему Инициатору, и переживала его боль как свою. В темноте лесов и гор она могла в этом признаться. Хотя бы себе.
Однажды во время короткого привала, забывшись на несколько минут, она увидела сон.
Черная фигура стояла во тьме пустыни. Ветер играл песчинками, и в этих звуках она слышала музыку – тоскливую мелодию обреченности и бесконечности небытия. Она не чувствовала ветра на коже, но песок все так же шелестел, а музыка давила и давила, и Алия готова была закричать от боли. Заставив себя сжать зубы от страха, что криком может разрушить хрупкую вечность этого мира и одновременно желая того, она подняла голову – тот же небосвод, та же луна, что она знала и видела каждую ночь. Но только… Не было никакого движения времени. Алия словно застыла в янтаре. И мир вокруг нее тоже остановился. Фигура в темноте пошевелилась и обернулась к Алии медленно, будто преодолевая сопротивление. Она ждала, надеясь уже увидеть лицо того, кто жил в этом мире без времени. Но увидела лишь тьму в провале капюшона, накинутого на голову. У нее наконец хватило сил встать. Ветер прекратил свою песчаную музыку, когда покрытая плащом тень двинулась к Алии. Так они и стояли друг против друга. Алия и кто-то скрытый во тьме. Алия подняла руку к капюшону, и мрак перед ней начал рассеиваться. Она увидела…
…Ничего. Словно звонкой пощечиной ее вырвало из сна, и она резко села, уже зная по запаху, что за ней пришли. Недалеко были Ищейки.