Даже прокашливаться не пришлось. Кажется, удалось изобразить гробовое спокойствие. Лишь бы оно не переросло во что-нибудь еще такое же. Гробовое.
– Сей молодой человек, – указал головой в сторону моего родственника, – задолжал некую сумму денег мне и моим товарищам. Не волнуйтесь, деньги он отдал.
Вероятно, по моим нахмуренным бровям, Белый понял, что я не одупляю, и решил пояснить.
– Он делал ставки на спорт и, выиграв, решил заграбастать кусок побольше. Удача от него отвернулась, и он обратился ко мне за помощью. Я одолжил ему деньги и он снова их просрал. Так понятно?
Я перевела взгляд на брата и, вложив во взгляд всю свою ненависть, выдавила из себя: «Более чем».
Внутри меня начал закипать вулкан. Ты живешь с этим человеком под одной крышей, стираешь ему носки и готовишь еду, а он плюёт тебе в лицо – именно такая ассоциация пришла на ум, когда я узнала, чем занимался младший.
– Загвоздка в том, что он вернул долг с опозданием. Обещал в среду, а отдал только сейчас, когда мы его вежливо попросили, – Белый многозначительно оглядел моего сожителя и вновь повернулся ко мне.
– И вот я сижу и никак не могу решить, что попросить взамен причинённого мне беспокойства.
Брат снова задергался на стуле. Одного взгляда Белого, брошенного на громилу, было достаточно, и мясистый кулак врезался в живот моему нерадивому родственнику. Тот заскулил и затих.
И именно в этот момент, я поняла, что сошла с ума. Боль, отразившаяся на лице Савы, породила внутри меня гамму чувств. Но основными стали: страх и удовлетворение.
Пиздец, да?
Сижу и радуюсь, как моего брата избивает какой-то тип. Но мне реально обидно. Родители нас вырастили, одели, обули, квартиру сняли, за учебу заплатили, а он пошел по наклонной. Игроки, они ведь те же наркоманы, только наркотик их не доза, а азарт. Был у моей знакомой такой вот деятель, всю пенсию у бабушки вытаскал, бедную старушку не на что хоронить было. Мразь.
– Ну, так что, Анжелика Игоревна? Есть варианты?
Я сглотнула и поняла, что надо вызволять братца.
– А если мы накинем сверху сумму за беспокойство? – вопросительная интонация в моей речи заставила Белого улыбнуться. Уёбок.
– Дело не в деньгах. Дело в принципе. Но я готов пойти на уступки.
Решив, что в такой ситуации лучше промолчать, я продолжила внимательно смотреть на гостя.
– Ты отработаешь долг за брата. Завтра за тобой заедет Гена, и ты прокатишься с ним. После мы вернем тебе документ, – паспорт плавно перекочевал во внутренний карман его пальто. – А пока, полагаю, вам есть о чем поговорить.
Он многозначительно оглядел брата и поднялся. Троица направилась в сторону выхода, а я, как на пружине, подскочила с кресла и почти у самого порога схватила Белого за рукав.
– Что я должна сделать, чтобы вы оставили нас в покое?
Хищный прищур его глаз заставил поёжиться.
– То, что шмары вроде тебя умеют лучше всего: раздвинуть ноги.
На этой фразе он повернулся и вышел, предварительно похлопав меня по щеке.
Мои эмоции сейчас в полном раздрае. Поэтому я молча вернулась в комнату и начала развязывать путы. Кляп снимать не стала. Сава сам стянул его, но молчал, вероятно, из уважения.
После этого я пошла на кухню и налила себе водки. Осталась, после того, как мы с одногруппницей отмечали день знаний. Опрокинув залпом полстакана, я поморщилась от подкатившей тошноты, но вода из под крана вернула выпитое на место – в желудок.
Усевшись за стол, я стала ждать. Сава понял, что нужно что-то делать, зашел и сел напротив. Благо он оделся. Не хватало еще видеть синяки на его теле.
– Сколько? – я смотрела на брата и не видела его. Как слепой смотрит в одну точку и не фокусирует взгляд.
– Сто тысяч рублей.
Н-да.
– Где ты взял столько?
– Кредит оформил в Быстроденьгах. Плюс золото сдал, ну и дома что было отдал. Как раз и вышло.
– И бабушкины сережки?
Я поняла, что произнесла это вслух. Бабушку я очень любила. Эта женщина с самого детства видела во мне продолжение себя. О чем это я? Она была ворожеей. Умела заговаривать разные болячки, лечила людей от недугов. Светлая была женщина. Прекрасная, во всех отношениях. Никогда с людей денег не брала, и в благодарность за труды ей несли, кто что мог.
Она всегда говорила: «Мой дар для людей, не для меня».
При воспоминании о бабушке на глаза навернулись слезы. Её нет уже пять лет, а я все еще помню её смех и ласковый голос. А сережки эти ей отдала горожанка, за то, что она ребенка её от испуга вылечила. Бабушка их редко носила. По праздникам. А потом, после её смерти, мама с папой посоветовались и подарили их мне, на память о старушке.
А я не смогла их сберечь.
Сава смотрел на меня щенячьими глазами, говорил, что выкупит, что все исправит, а я продолжала сидеть и смотреть сквозь него.
Так хотелось заговорить словами Сереги Бодрова, когда он ехал в том трамвае. Но вместо этого я смогла лишь механически подняться и налить еще…