Говорят, что возраст человека измеряется не количеством прожитых лет, а количеством сделанных дел. И это, пожалуй, верно. Иной человек и за сто лет не сделает столько, сколько успела Марина Раскова за свои тридцать.
Взять хотя бы три авиационных женских полка, которые она сформировала в годы Великой Отечественной войны на Саратовской земле.
Сформировала… Пожалуй, это не то слово. Большинство летчиц, штурманов, техников пришли в авиацию именно за Расковой, вдохновленные ее полетами, ее победами, ее устремленностью. Эта красивая женщина стала легендой, кумиром для целого поколения…
Все окружающие и близкие предсказывали ей судьбу певицы, пианистки. Она могла стать биологом и химиком. Но неожиданно для всех и для себя самой стала штурманом. И ее учителями оказались известные всему миру штурманы Спирин и Беляков, положившие начало серьезному развитию аэронавигации в Советском Союзе.
В семнадцать лет Марина вышла замуж. Марина Малинина стала Мариной Расковой. Под этой фамилией ее знают миллионы людей. Через год она родила девочку и полтора года была привязана к дому. А потом ей предложили место чертежницы в Военно-воздушной академии. Вот тут-то она и заболела авиацией. Марина стала изучать труды по аэронавигации и скоро поняла, что этих книг недостаточно, чтобы стать хорошим штурманом. Раскова начинает изучать высшую математику, астрономию, физику, радиоэлектротехнику, топографию, метеорологию и аэродинамику. Через два года Марина прекрасно владела не только теорией штурманского дела, она выполняла в воздухе штурманские обязанности летчика-наблюдателя, и ей была предоставлена возможность держать экзамен на звание штурмана при Управлении гражданского воздушного флота. В двадцать три года она стала не только штурманом, но и преподавателем академии.
И вот наконец ей дали первое ответственное задание. Прокладывалась новая воздушная трасса Одесса – Батуми, и Раскову назначили штурманом Черноморской экспедиции. Более двух месяцев продолжались полеты над морем, часто в сложных метеоусловиях.
За отличную работу командование академии решило поощрить Раскову. Спросили: что бы она хотела?
– Разрешите учиться в летной школе!
Без отрыва от своей основной работы она окончила курс летной подготовки при Центральном аэроклубе. С 1934 года она участник многих воздушных парадов над Красной площадью. А это уже говорит о многом: неопытному пилоту не доверят такого задания. А неопытному штурману – тем более…
За беспосадочный перелет на гидросамолете из Севастополя в Архангельск в сложных условиях Марина Раскова вместе с Валентиной Гризодубовой и Верой Ломако были награждены орденом Ленина. Но настоящее самое сложное задание было впереди. Им предстоял перелет, которым Марина Раскова вместе с Полиной Осипенко и Валентиной Гризодубовой прославили Родину, после которого она сама стала известной во всем мире.
24 сентября 1938 года в 8 часов 12 минут капитан Гризодубова, капитан Осипенко и старший лейтенант Раскова вылетели из Москвы на Дальний Восток на двухмоторном самолете «Родина». Так начался легендарный беспосадочный перелет.
Когда я, девчонкой, читала книгу Расковой «Записки штурмана», я будто видела бескрайний простор хмурого осеннего неба, затерявшийся между облаками обледеневший самолет. Я представляла, как летчицы Валентина Гризодубова и Полина Осипенко, сменяя друг друга, ведут машину все дальше на восток. Только штурман несет бессменную вахту. Давно уже нет связи с землей: где-то на середине пути, за Красноярском, самолетная радиостанция вышла из строя, и штурману приходится контролировать маршрут только по компасу и часам.
Они летели вслепую, не зная ни погоды по маршруту, ни точного местонахождения. Плотные холодные облака не выпускали самолет из плена. Лишь к ночи они могли пробить облачность на высоте около шести тысяч метров. Звезды таинственно и враждебно мерцали в матово-черной глубине неба. Постепенно исчезла корка льда на крыльях – термометр за бортом показывал минус тридцать восемь. Высунувшись в верхний люк, Раскова пыталась снять высоту хотя бы пары звезд, чтобы уточнить ориентировку, но то, что она делала раньше быстро и четко, сейчас давалось с большим трудом: в жгучем морозном потоке воздуха руки ее в шерстяных перчатках застыли через несколько секунд. Негнущимися пальцами работала она с секстантом, устанавливая уровень и производя отсчет азимута звезд, на глаза ее набегали слезы и мгновенно примерзали к щекам. Время от времени она засовывала пальцы в рот и отогревала их своим дыханием, с отчаянием глядя на ускользающий блеск звезд.
Наконец, закончив отсчет, она спустилась вниз и задвинула люк. Некоторое время сидела сжавшись, засунув под мышки заледеневшие руки, не слыша голоса командира, что-то сообщавшего ей по переговорному устройству. Когда унялась противная холодная дрожь и руки снова стали послушными, она принялась за расчеты. Выходило, что самолет уклонился от намеченного маршрута далеко влево, и появилась новая опасность: может не хватить горючего, чтобы долететь до Комсомольска-на-Амуре.
Разложив на полу кабины полетную карту, Раскова при свете тусклой бортовой лампочки проложила истинный курс и дала команду изменить маршрут полета. На рассвете они пошли вниз. Под ними серело свинцовое Охотское море. Белые гребни волн плясали внизу. Облачность заволакивала изломанный, скалистый берег, где не было видно ни дымка, ни других признаков жилья. Только море бросалось на скалы.
Они взяли курс на Комсомольск. Море уже осталось позади, самолет шел на высоте чуть более тысячи метров. И вдруг на щитке приборов замигала красная лампочка: горючее кончалось. Надо садиться…
Где? Как? Внизу на многие сотни километров расстилалась тайга. Нельзя было медлить, надо искать место для посадки, пока еще работают моторы. Командир корабля Валентина Гризодубова решила садиться на болоте между двумя сопками. Но при такой посадке штурман, кабина которого находилась в носу самолета, могла погибнуть, ибо самолет мог скапотировать, то есть встать на нос. Командир приказала Расковой прыгать с парашютом.
Сумрачная осенняя тайга наплывала снизу. Парашют раскачивался, словно гигантские качели. Слева, мимо нее, прошел со снижением самолет. С высоты ей был виден тот распадок, где собиралась приземлиться Гризодубова. Но порыв ветра понес парашют, распадок остался за спиной. Раскова приготовилась к приземлению.
С треском ломались тонкие ветви под тяжестью парашюта, стропы захлестнулись на острой вершине дерева, осыпавшаяся хвоя колким дождем падала на лицо. Раскова повисла боком, метрах в двух от земли, с трудом расстегнула замки парашюта и упала вниз. Она села на мягкий бугорок хвои, растирая ушибленную при прыжке ногу. Меховые унты слетели с ног в воздухе, остались только тонкие носки из козьего пуха. Подтянула их повыше и завязала тесемками. Вокруг стояла непостижимая тишина. Хотелось спать. Но Раскова заставила себя подняться, чтобы идти искать самолет. Она проверила пистолет и переложила его из кобуры в нагрудный карман. Пошарила в других карманах, но, кроме надломленной плитки шоколада, больше ничего не нашла. Аварийный запас еды и одежды остался на борту самолета. Признаться, это ее не огорчило: она надеялась скоро выйти к месту предполагаемой посадки.
Ей казалось, что стоит подняться на сопку, у подножия которой она приземлилась, как она сразу увидит самолет. Но когда сквозь кусты и заросли высокой травы она выбралась на вершину, перед ней открылась бескрайняя тайга.
Ей стало страшно от тишины и от чувства одиночества. Она выстрелила. Сухой щелчок негромким эхом прозвучал над тайгой, потом все смолкло. Хотела еще выстрелить, но спохватилась: патроны надо беречь. Сколько ей придется блуждать по тайге?
Где же самолет?
Слева, на дальней сопке, она заметила сосну с раздвоенной вершиной и решила идти напрямик. Уже через несколько минут ей стало жарко: поваленные деревья, заросли кустарников, высокая, по грудь, трава преграждали ей путь. Тонкие пуховые носки быстро стали мокрыми, скользили по прелым листьям, ноги в них ощущали каждый сучок, каждый камешек.
Спустившись вниз, она вышла к небольшой речке, петлявшей среди тальника и огромных лопухов. Она пошла вверх по течению. Скоро речка затерялась в топких, болотистых берегах. Перепрыгивая с кочки на кочку, Раскова перебралась через болото и поднялась на сопку. И тут силы стали покидать ее: голова кружилась, колени подгибались от слабости. Раскова решила отдохнуть. Хоть час поспать: шли уже вторые бессонные сутки. Она сняла мокрые «унтята». Сунула ноги в одну штанину комбинезона, вытащила плитку шоколада и, разделив на дольки, съела одну. «Каждый день я буду съедать только по одной дольке, – решила она, – и тогда хватит на неделю…»
Она уснула мгновенно, а когда проснулась, уже темнело и тучи еще ниже висели над головой. К ночи идти на поиски самолета не было смысла, поэтому она спустилась к реке, напилась, собрала пригоршню ягод и снова поднялась на сопку.
«Сколько же можно продержаться без огня, без еды?» – думала она. В темноте вдруг ожили звуки, которые она не замечала днем: шелест тайги, протяжный свист ночной птицы, осторожный шорох травы.
А с утра Раскова снова продиралась через чащобу и прыгала по болотным кочкам. Однажды она провалилась и с отчаянием выбиралась из ледяной воды, но при этом в болоте остался и пуховый носок. Пришлось вместо него натянуть на ногу шерстяную перчатку. Обмотала травой, да так и шла. Через неделю она съела последний кусочек шоколада. Но все шла и шла, стараясь держаться открытых мест, чтобы можно было заметить ее с воздуха.
Она увидела самолет на девятый день. Он сделал круг, потом развернулся и опять прошел над ней, показывая направление, куда она должна идти. На десятый день Раскова вышла к месту посадки самолета «Родина», где ее ждали подруги.
За этот перелет В. Гризодубова, П. Осипенко и М. Раскова были удостоены звания Героя Советского Союза. О них говорил весь мир.
Но всемирная известность после рекордных перелетов не испортила характера Расковой, не вскружила ей голову. Она по-прежнему оставалась такой же общительной, отзывчивой и душевной. Конечно, популярность ее была огромной. Ее засыпали письмами девушки – просили помочь стать летчицами. Писали матери – просили помочь в воспитании трудных подростков. Многие искали с ней личных встреч, подкарауливая возле дома, и тоже обращались с просьбами. Ее постоянно приглашали на встречи на предприятиях и в школах. Она выступала с лекциями и докладами, выполняла депутатские поручения. И все это как-то совмещала с большой и ответственной работой в Наркомате обороны.
Иногда на встречах ей говорили, что при такой известности и славе она могла бы построить себе «красивую жизнь». Но дело в том, что Раскова по-своему понимала эту жизнь.
В сентябре 1941 года Марина Михайловна добровольно взвалила на свои плечи такую задачу – сформировать три женских полка. Многие авиационные командиры не верили в успех дела. Но Раскову это не остановило.
8 октября 1941 года во все райкомы комсомола Москвы был передан призыв ЦК ВЛКСМ о добровольном наборе комсомолок в армию. Отсюда телефонограммы передавались в учебные заведения, на предприятия, в учреждения. Весть быстро распространилась.
Здание ЦК гудело, словно улей. В вестибюль входили все новые группы девушек – из Московского авиационного института, медицинского, педагогического, из МГУ, сельскохозяйственного, с фабрик, заводов…
Быстро и уверенно прошла отбор группа из МАИ. Среди них две саратовские девушки – Рая Аронова и Тамара Фролова. Аронова держалась особенно уверенно: у нее за плечами аэроклуб. Тамара же убедила членов комиссии, что она будет механиком. «Хорошим, – поспешила заверить. – А потом научусь летать. Мы, саратовские, способные». Она действительно стала хорошим механиком, а потом и штурманом. Но на 128-м боевом вылете она погибла.
Комиссаром группы формирования была назначена батальонный комиссар Е. Я. Рачкевич.
Много прибыло летчиц-инструкторов и выпускниц из аэроклубов, пилотов гражданского флота. Раскова и Рачкевич подолгу беседовали с каждой девушкой, старались определить, где, кого и как лучше использовать в соответствии с профессией, подготовкой и наклонностями. Летчицы из ГВФ держались солидно и независимо. Многие из них, такие как Евгения Тимофеева, Евдокия Бершанская, Надежда Федутенко, Серафима Амосова, знали друг друга, имели большой налет на трассах или в качестве инструкторов училищ. А вот штурманов не хватало. Вот почему выпускниц Херсонского училища Осоавиахима, которое готовило летчиков-инструкторов со штурманским уклоном, Раскова зачислила в штурманскую группу, несмотря на их протесты.
– Поймите, – говорила она, – летчиками мы полки укомплектуем, а вот штурманами – нет. А без них бомбардировочная авиация действовать не может.
Так убеждала Раскова и Валю Кравченко, инструктора Саратовского аэроклуба. Кравченко согласилась, ведь и Раскова была штурманом.
17 октября поздно вечером авиагруппа строем двинулась на вокзал и погрузилась в эшелон. В теплушках холодно, тесно, устроились на нарах кое-как. В дороге питались хлебом и селедкой. Раскова ежедневно бывала в вагонах, знакомилась с каждой, разъясняла ближайшие задачи. На десятые сутки авиагруппа прибыла в город Энгельс. Начальник летной школы, когда Раскова представилась и сдала необходимые документы, спросил ее:
– Вы уверены в успехе вашего дела?
– Да! – твердо ответила она.
– А трудностей не боитесь?
– Нет. Все знают, что трудности будут, и идут на это сознательно.
– Ну, раз так, то в добрый час. Авиагруппе мы присвоим условный номер – 122.