Артур обрадовался, когда Костя решил остаться. Ему хотелось наладить отношения с обоими соседями – с Даней все шло как по маслу, но Ромал огрызался и держал дистанцию. У такого поведения определенно были причины, и Арту хотелось их выяснить. Несмотря на свое высокомерие и некоторую безответственность, плохим парнем он не был. Ему приходилось многим жертвовать ради семьи: например, никогда не упоминать о работе отца и уж тем более не жаловаться на то, что происходило в его жизни. Он боролся со своими демонами, а они, уж поверьте, соблазняли искусно. Так, что многие на его месте сломались бы. Но Артур старался найти себя в пестром калейдоскопе непонятной студенческой жизни. Ему хотелось найти себя. Он должен был это сделать.
Костя заметил, что блондин удивительно молчалив, и нахмурился. Ребята стояли около старого подоконника, на котором валялись десятки окурков, и пили пиво.
– Второй глоток, – заметил Ромал, разрядив обстановку, – а ты все еще жив.
– На пиво не похоже, – проворчал Артур, – но сойдет.
– Пиво как пиво.
– Сразу видно, что ты – дилетант.
– Слишком много умных слов за один вечер. Прячешь в кармане словарь?
– Нет, мне через наушник нашептывают папины клерки.
– Я так и подумал, – Костя усмехнулся и сделал еще один глоток.
На фоне облезлых стен и треснувшей оконной рамы Селиверстов выглядел нелепо. Даже в обычной куртке и обычной футболке он казался пришельцем с другой планеты. Планеты аристократов. Он совсем иначе держал спину, иначе двигался и даже разговаривал. Только идиот не заметил бы подвоха, а Ромал никогда идиотом не был.
– И каков план?
Арт обернулся:
– В смысле?
– Что ты забыл в нашем университете? Да еще и в общежитии. Твой отец – один из самых высокооплачиваемых сыщиков Санкт-Петербурга. У него ведь свое детективное агентство, своя империя… к нему обращаются все сливки Питера.
– Уже забил о нем информацию в Википедии[12]?
– Я же учусь на юридическом, гений, и собираюсь специализироваться на уголовном или, может, административном праве. Ты хотя бы представляешь, сколько работ защитил твой отец? Я вырос на его книгах. Жаль, что он не преподает.
– Тогда он не заработал бы состояние.
– Верно, – хмыкнул Костя, – но это не объясняет, что здесь делаешь ты.
– Учусь, – отшутился Артур, неуверенно облокотившись о подоконник. – Думаешь, я выпил так много, что готов рассказать тебе всю подноготную?
– Думаю, ты что-то скрываешь.
– Звучит драматично. Но ведь тебе тоже есть чем поделиться?
– Ошибаешься.
– То сорвиголова, то защитник обездоленных.
– Этот разговор начинает мне надоедать, – раздраженно бросил Ромал и отвернулся, а Селиверстов невинно пожал плечами:
– Ты сам его начал.
– Тебе здесь не место.
– Это точно. Я завалил тест по французскому, а у меня сроду по нему плохих оценок не было. На тренировках все через одно место. И на философии я умудрился облажаться.
– Да я о другом. – Костя покосился на блондина. – У тебя ведь все шансы учиться в каком-нибудь Гарварде, а ты просиживаешь штаны в Питере.
– В Гарварде? Ну ты скажешь, – усмехнулся Артур. – Мне бы дожить здесь до конца недели. Я свечку схожу поставлю! Чтобы на французском меня больше не вызывали перед всеми позориться. Никогда бы не подумал, что учиться так отстойно.
– А школа тебя ничему не научила?
– Только тому, что мое имя дорого стоит.
– Тогда почему бы тебе вновь не начать им пользоваться?
Арт вдруг грустно улыбнулся и пробормотал:
– Это тема для более крепкой выпивки.
Ромал потер пальцами запекшуюся ссадину на подбородке. Артур Селиверстов был странным парнем. Он улыбался то слишком часто, то слишком редко. Обычно так ведут себя люди, которые пытаются подавить свои истинные чувства. Они сражаются с сомнениями и оттого выглядят нелепо. В их движениях много неестественного, в их словах частенько закрадывается двойной смысл. Они так стараются привести жизнь в порядок, что сильнее запутываются в паутине повседневности.
– Тебя лишили наследства? – в лоб спросил Костя, на что Артур едва не поперхнулся пивом и растерянно уставился на соседа:
– Что за чушь?
– Вывод сам собой напрашивается.
– Слушай, Пуаро[13], никто меня наследства не лишал, мой отец был бы счастлив, если бы я прекратил издеваться над матерью и вернулся домой.
– И что тебе мешает?
– Множество причин, ясно? – Селиверстов нахмурился и нервно поправил куртку. На его лице появилось странное, уязвимое выражение. Костя в жизни не подумал бы, что Селиверстов может выглядеть… ранимо. – Ты допрос мне решил устроить или что? Статью пишешь? Я надеюсь, тебе не надо объяснять, что о том, кто я на самом деле, никто знать не должен.
– Хорошая попытка, – фыркнул Ромал и вальяжно прислонился к стене. – У людей и без нас дел хватает, не спорю. Они так сильно заняты собой, что по сторонам не смотрят.
– Вот именно.
– Но глупо надеяться, что никто не догадается.
– Я никогда особо не светился. Папа настаивал. Свой профиль я закрыл.
– А этикетки с чемоданов не содрал.
– Мои чемоданы только вы с Даней видели.
– Интернет-новости, местные издания, желтая пресса…
– Да говорю же, я не светился. Очень редко. Мне даже пришлось удалить «Инстаграм».
– О, – протянул Костя и театрально нахмурился, – соболезную.
– Да заткнись ты, – ругнулся Артур, толкнув соседа локтем, – не смешно. – Бутылка уже почти опустела, и его слегка покачивало. – Мы живем в эпоху Интернета, но я не могу даже фото добавить без одобрения папиной комиссии.
– И поэтому ты сбежал? – усмехнулся Ромал. Щеки у него покраснели от выпивки, перед глазами слегка плыло. – Тебе не разрешили добавить фотографию в «Инстаграм»?
– Не зли меня.
– Странное пиво, – внезапно заявил Костя и посмотрел на бутылку.
– Почему странное?
– Язык заплетается.
– Я думал, так и должно быть.
– Уж точно не от первой бутылки.
Артур прищурился и недовольно отрезал:
– Так и знал, что нельзя пить этот отстой. Мог бы и раньше сказать, что мы давимся каким-то дерьмом. Я ведь не разбираюсь в этих ваших студенческих напитках.
– Тише, не нагнетай. Коньки ты не отбросишь.
– Рад это слышать.
– Знаешь…
Костя замолчал. Он увидел блондинку – Лизу, если верить словам Даниила. Попивая что-то из одноразового стаканчика, она стояла у противоположной стены, и сигаретный дым кружил над ней, словно тучи. Девушка была в короткой юбке, на высоких каблуках. Костя раньше и не подозревал, что можно так долго смотреть на женские ноги. Что можно изучать один за другим сантиметр чужого лица и гадать, кто к нему прикасается.
Ромал отставил бутылку на подоконник и прохрипел:
– Мне нужно…
– Не продолжай. – Артур понимающе кивнул. – Симпатичная. Вы знакомы?
– Сейчас познакомимся.
– Дерзай. А я попытаюсь найти нам нормальную выпивку.
Костя уверенно двинулся к Лизе и встряхнул руками, чувствуя, как пальцы отекают, а ноги наливаются свинцом. Интересная реакция на красивую девушку. Хотя, может, она и не была просто красивой? Она была самой красивой.
Чем ближе подходил Константин, тем прекрасней она становилась. Кожа – идеально гладкая, носик – тонкий и изящный, а губы – у Кости определенно были планы на эти губы, пусть они не произнесли еще ни слова.
– Привет, – бросил он, остановившись рядом с девушкой, и блондинка перевела на него взгляд, полный невероятной скуки. От такого взгляда уверенности у Кости изрядно поубавилось, но он все же собрался с мыслями и криво улыбнулся: – Отдыхаешь?
Спустя миллиарды лет она спросила:
– А есть варианты?
– Да вариантов куча, на самом деле.
– И каких же?
– Может, ты ждала, пока я подойду к тебе.
– Надо же, какой самоуверенный, – пробормотала девушка. – Ну и что дальше?
– Я – Костя.
– А я – нет.
Она улыбнулась, явно довольная собой, но Ромал ничуть не растерялся – он медленно шагнул к блондинке и увидел, как в ее голубых глазах блеснули искры от прожекторов.
– Лиз, а ты чего такая грустная?
– Лиз? – Девушка вскинула брови. – И откуда ты мое имя знаешь? Преследуешь?
– Да нет, просто видел тебя в универе.
– Вот оно что, – Елизавета осмотрелась, словно искала кого-то в толпе, а потом вновь взглянула на Костю и поджала губы: – Ты чего хотел?
– Свободна в эту субботу?
Лиза прыснула и округлила глаза, удивившись смелости парня. Впрочем, хоть такие смельчаки и нечасто встречаются, особого интереса она не почувствовала – лишь покачала головой, и золотые локоны метнулись по худеньким плечам.
– Ты ведь несерьезно.
– Серьезно.
– Сомневаюсь, что я буду свободна в ближайшие пару лет. – Девушка оттолкнулась от стены и недовольно произнесла: – Куда подевалась… моя куртка…
Костя начал уже снимать с себя джинсовку, как вдруг Лиза выпалила:
– Ты что делаешь? Вот. – Она разом осушила стаканчик и вручила Ромалу: – Выброси. Справишься?
– Я не…
– Ариведерчи.
Лиза помахала Ромалу и ушла, даже не обернувшись. Сбитый с толку, униженный, Костя стоял с пустым пластиковым стаканчиком и чувствовал себя… ну не то чтобы полным кретином, но близко к тому. Наверное, впервые его растоптали и уничтожили, не приложив для этого никаких усилий. Лиза повела себя так, будто он не имеет права находиться рядом с ней, общаться с ней, дышать одним воздухом. Неприятное покалывание где-то в легких отдавалось диким дискомфортом по всему телу, и Ромал уже не понимал, то ли в помещении стало слишком душно, то ли кровь вскипела в венах.
– Как успехи? – спросил возникший откуда-то Артур. – Странно выглядишь.
– Обычно выгляжу.
– Слушай, я тут нашел целый холодильник, забитый отменным алкоголем. Понятия не имею, откуда у студентов такие залежи, но там…
Костя выбросил пластиковый стаканчик и забрал у Селиверстова обычную чайную кружку, наполненную до краев каким-то голубым напитком. Пахла эта жидкость странно, но какая разница? Ромал разом осушил чашку и порывисто откинул назад голову, ощутив внутри безжалостный пожар. Глаза налились слезами, а глотку сдавила судорога.
Парень сморщился и прокряхтел:
– Что за…
– Нравится?
Костя хотел выругаться во весь голос, а затем почувствовал, как тепло разлилось по телу, мышцы расслабились, а в висках перестало стучать, и выдохнул:
– Сойдет.
– Еще? – Зеленые глаза Арта сверкнули азартом, словно он перевоплотился в самого настоящего наркодилера. И Ромал ответил:
– Еще.
Слова песен сливались в неясный шум. Артур стоял в центре комнаты и не понимал до конца, что тут происходит. Его толкали танцующие, они кричали, хохотали. Все выглядели потными и распаленными, с шалыми от наслаждения глазами. Девушки в коротких топах, парни с красными от неимоверной духоты щеками. Из-за дыма казалось, что их силуэты сталкиваются, переплетаются и перетекают друг в друга, не существовало ничего, кроме тел, ритма и удовольствия. Арт соскучился по этому чувству, Арт мечтал о нем. Он знал, что наслаждение – миг перед провинностью, наркотик, толкающий на прегрешения.
И как же он мечтал согрешить!
Качнувшись в сторону, он увидел Костю, который стоял с запрокинутой головой и смотрел куда-то в потолок. Что он там видел? Что хотел увидеть? Селиверстов поплелся в его сторону, спотыкаясь через раз, и прохрипел:
– Куда пялишься?
Костя неохотно посмотрел на блондина.
– Ты это мне?
– Это я тебе.
– Хочешь в челюсть?
– Хочу выпить. Ты со мной?
– Давай.
Парни схватились за плечи друг друга и побрели по людному коридору, то и дело врезаясь в стены. Казалось, пролетела целая вечность, сотни и тысячи световых лет, пока они преодолели расстояние от комнаты до кухни. Непроизвольно Арт засмотрелся на двух парней в темном углу, которые, достав из прозрачного пакетика белые таблетки, забросили их себе в рот. Артуру часто доводилось видеть, как кто-то принимает наркотики. Но сейчас его внимание привлек крест.
Черный крест, нарисованный на пакетике с наркотой…
Арт повалил чей-то стакан на пол, забыв, что его рука тянется к полупустой бутылке с прозрачной жидкостью, и на лице Кости появилась шкодливая ухмылка.
– Тебя прибьют, – захихикал он, – крышка крашеному блондину.
– Это мой натуральный цвет, – ощетинился Артур, отвернувшись от незнакомцев. – Я от природы злато… волосый… златовласый?
– Золотоволосый?
– Золотисто-кудрявый?
– Яично-желтый.
Селиверстов неожиданно расхохотался и пролил несколько капель мимо стаканчика.
– Мне нравится! Долго думал?
– Не отвлекайся, – бросил Костя и схватился за край стола. Как же голова-то кружилась… Просто нереально. Ромал чувствовал, как стены летают перед его глазами, и плевать, что стены не могут летать. Он жмурился, распахивал глаза и снова жмурился, а комната парила, то взлетая, то падая вниз. – Что мы пьем?
– Тебя это волнует?
– Я губ не чувствую. Как замороженные.
– Найди себе девчонку. Она быстро тебя отогреет.
– Уже нашел.
– Ты про ту длинноногую блондинку? – Артур смешал водку с голубым сиропом и с чувством выполненного долга протянул коктейль Косте. – Красивая. И дорогая.
– Дорогая? – не понял Ромал, сморщив нос.
– На таких много бумажек уходит. Кино не прокатит.
– С бумажками у меня сейчас завал, полная задница.
– Как я тебя понимаю…
– Ты? – прыснул Костя. – У местного наследника проблемы с баблишками? Ну а я в балетную пачку не влезаю.
– В какую на хрен балетную пачку?
– А что? Звучит так же безумно, как и история о бедном миллионере.
– Хватит меня так называть, – взвыл Арт и нагнулся к соседу, словно собирался поведать ему страшную тайну, – чтобы ты знал, я у отца баблишко не беру и не собираюсь. Я сам по себе, как лев.
– При чем тут лев?
– Да что ты придираешься?
– Просто сказал бы «как волк», и стало бы понятней.
– Блин, ладно. Сам по себе, как волк. Доволен?
– Парень, выражаться надо правильно, – пожал плечами Костя, – я лишь подсказал.
– И откуда такие умные берутся?
– Из трущоб.
– Из каких еще трущоб?
– Пригородных.
– Под Питером есть трущобы?
– Есть. Поверь мне. Вонючие, уродливые и прогнившие. Безликие, как и их хозяева, которые только зря занимают место в этой жизни. Пустая трата пространства. – Костя осушил стакан с таким отчаянием, словно это был последний глоток воды перед засухой, и рассерженно смял его в пальцах. – Пригородная клетка или «двор чудес». Не слышал о нем?
– Я мало что знаю о нашем городе и его окрестностях, – задумчиво пробормотал Артур, – ты вырос там?
– К несчастью моих родителей.
– Проблемы с предками?
– Мама у меня санаку́ны.
– Сана… что?
– Золотая, – пояснил Ромал с внезапно вспыхнувшей нежностью. – Она – одна, таких нет. Бывают люди, ну знаешь: «Хачен, нэ на татькирэла». Горят, но не греют. Она другая.
– Значит, классная она у тебя.
– Верно.
– Моя мама тоже хорошая, – поспешил заверить соседа Артур и уверенно кивнул, – у нее, конечно, пунктик на том, чтобы все было идеально и я был идеальным, а меня это, по правде говоря, раздражает. Из себя выводит.
– Мать – святое.
– Не сомневаюсь, мучачо.
– Не мучачо. Ромал. – Костя приложил ладонь к сердцу. – Цыган.
Артур неожиданно нахмурился. Ему стало на редкость паршиво, будто он оскорбил своего непутевого соседа, которого, к слову, оскорбить было так просто – ведь ему ничто не нравилось. Он положил руку на плечо Кости, сжал его и с чувством проговорил, еле удерживая равновесие:
– Как скажешь, цыган.
– Вортако.
– Фортако.
– Вортако, – с нажимом повторил Ромал и кивнул, – друг.
– Друг. – Селиверстов покачал головой, разрываясь на тысячи частей от довольно странного чувства, будто он приобрел в повседневном хаосе нечто ценное. – Вортако.
– Вортако.
– Вортако, – повторил Артур и похлопал Костю по плечу, расчувствовавшись, будто мелкая девчонка. – Надо выпить.
– Там много еще осталось?
– На один раз хватит.
– А который… – Ромал свел брови, позволяя мыслительному процессу медленно, но плодотворно крутить шестеренки, и подозрительно прищурился: – Который час?
– Час выпить.
– Я серьезно. Мы метро не пропустили?
– Да у нас полно времени. Не кипешуй! Сейчас только… – Блондин взглянул на свои наручные часы с гравировкой на серебряном браслете и, несмотря на то, что черные точки так и прыгали перед глазами, увидел страшную картину. – Вот же… – Он резко выпрямился и уставился на соседа, чья кожа при тусклом освещении казалась черной. – Ты только на прохожих не кидайся, договорились? И стены не круши. И…
– Сколько?
– Около трех.
Костя качнулся назад и прикрыл глаза пальцами. Сосуды наверняка полопались, башка звенела, завтра наверняка придется несладко. Костя взвыл, словно медведь гризли, и сквозь пальцы уставился на новоиспеченного вортако.
– Что будем делать?
– Вызовем такси, – с готовностью ответил Артур.
– На какие деньги, гений?
– Да я имя им свое назову, и все – и проблема решена.
– Никто не повезет нас просто так. – Ромал с нажимом провел по лицу руками так, что остались едва заметные красноватые полосы, а потом шмыгнул носом. – Придется пешком топать. К рассвету будем у общаги.
– К рассвету? – ужаснулся Селиверстов.
– Ну плюс-минус пара часов. Пара-тройка часов.
– Да я в жизни столько не ходил.
– Вот и попробуешь.
– Стой, стап, аррете, халт!
– Да ты полиглот, – присвистнул Костя, – чего так распереживался? Не нервничай. Не знаю, как ты, а мне завтра надо на угловое право и профессиональную эстетику.
– Что? – не понял Артур. – Что еще за профессиональная эстетика? – Угловое право, видимо, его совсем не смутило. – У меня тоже завтра тренировка. Надо… напрячь… мозг.
Селиверстов весь сморщился, будто лимонная кожура, а Ромал скептически поджал губы. Каким же образом стиснутые зубы и наморщенный нос разрешат ситуацию? Но уже в следующее мгновение блондин резко выпрямился и воскликнул:
– Идея!
– Мне она уже не нравится.
– Не нуди, вортако. Я знаю, что нам надо сделать.
– И что нам надо сделать?
– Всего один звонок… – Артур достал телефон и отошел в сторону, а Костя хмыкнул и, улыбаясь, покачал головой.
Ну и странный у него сосед. И потолок тут странный, а еще тут странно пахнет: чем-то сладким и горьким одновременно. Ромал не слышал, о чем там разговаривал Селиверстов, он даже не пытался прислушаться, а просто поплелся по коридору и, не церемонясь, стащил со столика чей-то напиток. Понюхал. Кажется, коньяк. Вылил на пол.
– Эй! – разозлилась рыжеволосая незнакомка.
– Мне нельзя смешивать.
Девушка закатила глаза, но ругаться не стала. А Костя коварно ухмыльнулся. Какой же он плохой и опасный парень! Держит в страхе целую… комнату опьяневших студентов. Семенов тоже испугался. По правде говоря, даже сам Костя иногда боялся своих вспышек и приступов, которые за ними следовали. Откуда взялись эти провалы в памяти? И как вернуть крышу на место? Ромал понятия не имел, как справиться с новыми загонами, и планировал поразмыслить над этим вопросом. Но только не сегодня.
– Такси едет, – самодовольно заявил Артур, возникнув рядом, и осмотрелся, будто искал что-то важное. – Где моя куртка?
– А моя где?
– Мы потеряли куртки?
– Сегодня у всех так. – Костя пожал плечами. – Невезуха.
– О, я любил свою куртку! Вот дерьмо. Черт.
Арт не переставал ругаться, пока парни спускались на первый этаж, а потом все повторял и повторял, что ему будет холодно, и он замерзнет, и Ромалу пришлось насильно выталкивать его из общежития. Парни уселись на холодный бортик тротуара и надолго замолчали.
Артур неожиданно сказал:
– Есть охота.
– Издеваешься? – еле выговаривая звуки, встрепенулся Костя и крепко зажмурился, так и прилипнув головой к коленям. – Меня сейчас вывернет.
– Ну нет.
– Тупой день.
– Отличный день! Не нагнетай, вортако. Мы ублюдка на место поставили, выпили и поотрывались. И даже поделились потаенными-глубинными секретами. Когда бы мы еще так пообщались, а? Отвечай давай, ответь мне.
Арт начал толкать Ромала в плечо, и тот через силу выпрямился. В его глазах лениво плясали искры от фонарей, а губы превратились в тонкую бледную полоску.
– Какими еще глубинными секретами?
– Ну я про отца рассказал. А ты на своем цыганском выражался. Блин, это круто, это очень и очень круто, я такого языка никогда не слышал. Скажи что-нибудь.
– Отвянь.
– Ну чего ты? Ты из-за той девчонки кислый?
– Какой я тебе кислый?
– Да я по-доброму.
– Чего она выделывалась? – задал риторический вопрос Костя и посмотрел в серую и мрачную вечернюю пустоту.
С его губ слетал еле заметный пар, словно на улице царила зима или поздняя осень. Парень вяло покачал головой, а за его спиной, где-то в здании, до сих пор громыхала музыка и переливался тусклый свет.
– Шувани.
– Это что значит?
– Ведьма.
– А как на вашем красавица?
– Гожо.
– А «иди на хрен, другой повезет больше»?
Ромал рассмеялся и посмотрел на блондина. Тот тоже улыбался. С разбитой губой и напухшим, синюшным носом выглядел он нелепо. Впрочем, Костя и сам выглядел не лучше. Его вдруг осенило, что, возможно, Лизу попросту испугал его внешний вид. Кто захочет общаться с парнем, у которого по всему лицу ссадины? А он ведь не входил в число ее знакомых и начал приставать на вечеринке. Какие у него были шансы? Никаких.
Как же он облажался! Надо было подумать об этом прежде, чем производить первое впечатление. А сейчас уже ничего не изменишь. Придется работать с тем, что есть. Ромал так и сидел, погрузившись в свои мысли, пока не услышал оглушительный шум.
Он обернулся и огорошенно вскинул брови.
Из-за поворота выехала шикарная черная машина. Точнее сказать, она ворвалась с заносом, как гоночное авто на последнем круге. Покрышки дико завизжали, на асфальте появились две черные полосы, и в следующее мгновение машина, будто щегол, врезавшийся в лобовое стекло, резко затормозила и заглохла напротив парней.
Костя прищурился, а Селиверстов поднялся на ноги и широко улыбнулся, как самый настоящий псих, намеревающийся покорить вселенную.
– Вот она, – прохрипел он, – мой паучок.
Ромал свел брови. Что еще за паучок? Более глупого прозвища для подружки он еще не слышал. Парень встал с бордюра, отряхнул джинсы и уставился на блондина, логично предполагая, что тот стартанул к своей девушке, но нет… Селиверстов рысью подлетел к капоту и уткнулся в него лицом, как в плюшевого медведя.
Его щека заскользила по теплому металлу.
– Мой паучо-о-ок, – вновь пропел он, прикрыв от блаженства глаза, – как же я скучал.
В этот момент водительская дверь распахнулась, и из машины вышла девушка. Злая, недовольная девушка с взлохмаченными шоколадными волосами и миллионом веснушек на бледном лице. В мятой широкой футболке и таких же широких штанах. Она походила на свирепую пантеру в преддверии смертельного прыжка.
– Ты видел, который час? – спросила девушка и захлопнула дверь. Раздался громкий стук, но Артур не обратил внимания – все поглаживал капот машины. – Башка тупоголовая, у меня же завтра…
– Да ладно тебе, – проворковал Селиверстов.
– Ладно?
– Ты ведь не в обиде.
– Не в обиде? – Незнакомка раздраженно всплеснула руками и отвернулась, с трудом удерживаясь от того, чтобы не накинуться на парня с кулаками. – Просто немыслимо.
– Ну чего ты?
– Ничего.
– Лгу-у-унья!
– Сейчас три часа ночи, – напомнила незнакомка, подошла к парню и с такой силой пихнула его в плечо, что он отскочил от машины и выпрямился по струнке, – ты засранец!
– Сама такая!
– Я расскажу маме.
– Ничего ты не расскажешь, – возмутился Артур.
– А вот и расскажу. Про драку, про больницу. С удовольствием посмотрю, как она шкуру с тебя сдерет.
– Да ты извращенка!
– А ты непроходимый болван!
– Вы… – Костя откашлялся и приподнял перед собой руки. – Что происходит?
Арт одернул футболку и повернулся к Ромалу. Кто бы мог подумать, что сначала ты растишь этих маленьких сорванцов, таскаешь их с собой на разные тусовки и вечеринки, а потом они вырастают, орут на тебя и обзывают болваном.
– Эта сумасшедшая – моя сестра.
– Ты не говорил, что у тебя есть сестра.
– Я хотел брата.
Незнакомка покосилась на Артура и поинтересовалась:
– А по лбу не хочешь?
– Тогда тебе придется принести лестницу. Ты же у нас… ка-а-арлик.
Селиверстов захихикал, а девушка вновь ударила его по плечу, потом по животу, ну и хорошенько по затылку. Ударами это, конечно, сложно было назвать, потому что Артур продолжал смеяться. А незнакомка продолжала злиться. В конце концов она сдалась и на выдохе взмолилась:
– Садись уже в машину, иначе я за себя не ручаюсь.
– Какая же ты милая.
– Это у нас в генах.
Селиверстов улыбнулся и, сгорбившись, поплелся к пассажирской двери.
Костя не особо понимал, что происходит. К тому же он до сих пор плохо видел из-за плавающих черных точек и мутной пелены. Кто заставлял его столько пить? Отчаяние – да, именно оно. Парень протер глаза и вновь уставился на девчонку: она держалась руками за голову, будто ее одолевала жуткая мигрень, и тихо повторяла:
– У тебя еще три часа. Целых три часа.
– Три часа на что?
Девушка перевела взгляд на Костю и пробормотала:
– Завтра в шесть утра подниматься.
– Это паршиво.
– А у вас завтра выходной?
– Да, собственно… нет.
Сестра Артура улыбнулась и с усталым видом подошла к Ромалу, протягивая руку:
– Алина.
– Костя.
Ромал серьезно кивнул, как на собеседовании, и стал разглядывать необычное лицо девушки. У нее и правда было слишком много веснушек: на носу, на щеках, у самых глаз. Глаза, к слову, были такими же черными, как и у Кости, а может, и еще темнее. «Довольно крепкое рукопожатие для девчонки», – подумал Ромал, выпуская ее ладонь и невольно сжав и разжав пальцы.
– Ты его сосед?
– Сосед.
– Молчаливый или вечно недовольный?
Костя пьяно ухмыльнулся и ответил:
– Видимо, вечно недовольный.
– А ты ведь разбил моему брату нос. – скрестив на груди руки, напомнила девушка и выгнула дугой правую бровь. – Ничего не скажешь в свое оправдание?
– Ты, что ли, адвокат?
– Я «что ли» прокурор.
– Артур сам напросился, – пожал плечами Костя. – Я невиновен, ваша честь.
– Навешали друг другу тумаков, а потом решили подружиться? – Девушка вдруг усмехнулась. – Типичные мужики.
Едва Ромал устроился на заднем сиденье, Алина вдавила педаль газа, и машина лихо сорвалась с места, подняв облако пыли. Она черной стрелой пронеслась по опустевшим, будто бы вымершим улицам Санкт-Петербурга, на которые широкими полосами ложился свет фонарей. Летали, парили, смазывались огни светофоров, мосты и набережные. Костя открыл окно, и в салон ворвался свежий холодный воздух, от которого мурашки пробежали по телу.
– Ты что там делаешь? – удивилась Алина и покосилась на незнакомца.
Она увидела его ярко горящие глаза, наблюдающие за проносящимися мимо зданиями, и отвернулась с легкой улыбкой на губах.
– Дай парню насладиться, – проворчал Артур. – Он ведь впервые на такой машине по городу разъезжает, да еще и по Питеру! Питер и ночь – это как Ромео и Джульетта. Нельзя представить одно без другого.
– А ты ценителем заделался?
– Я никогда им не разделывался.
– Кажется, ты слишком много выпил. Как и твой друг. Может, ему плохо?
– Мне хорошо, – отозвался Ромал, завороженный стремительным движением. Какое же безумие и какая красота… Циник умер всего на мгновение, позволив любознательному мальчишке насладиться великолепием своего города. – Мы едем по центру, да?
– Ага, – кивнула Алина. – Вон там, видишь, Петропавловская крепость, на острове, с золотым крестом на самом-самом пике.
– О, – одновременно протянули парни, на что девушка рассмеялась и сказала брату:
– А ты что «охаешь»? Ты тут сто раз ездил.
– Ну ездил, – возмутился Артур, – как будто я что-то замечал. Ты лучше за дорогой следи и не издевайся над моим пауком, сбавь обороты.
– Что за паук? – обернувшись, спросил Костя.
– Крошка, в которой мы сейчас сидим. «Порше 919 Spyder»[14],– невзначай бросил Арт, а потом опять уставился на сестру и недовольно свел брови: – Ты выжимаешь все…
– Я сама разберусь, как мне ехать, – перебила его Алина.
– Ничего ты не разберешься.
– Разберусь.
– Цыц! Я старший, значит, я умничаю, а ты соглашаешься.
Девушка хмыкнула, будто уже в миллионный раз выслушивала эту нотацию, а Ромал протиснулся между двух передних сидений и спросил:
– Если ты старший… она, что ли… без прав ездит?
Артур только развел руками – мол, что поделаешь, а Алина покосилась на парня и, коварно сверкнув угольными глазами, прошептала:
– Никому не говори.
– Отлично… – Ромал пожал плечами, откинулся назад и скатился по кожаному чехлу, как по снежной горке. – Почему бы и нет? Вполне себе нормальное поведение для дочери известнейшего питерского детектива. Проблем с ментами ведь не будет, правильно?
– Чтобы ты знал, меня еще ни разу не останавливали.
– На этой неделе, – вставил Артур.
– Слушай, если не устраивает, сам за руль садись.
– Да ты смотришь на меня, а я две головы твои вижу. Мне и одной хватает, а тут две, как в фильме ужасов! А вообще, знаешь, интересно, за что меньше дадут: за вождение без прав или за вождение в состоянии алкогольного опьянения? Ну же, вортако, ты ведь у нас будущий юрист. Что посоветуешь?
Костя удрученно поджал губы. Все, что происходило, казалось нереальным. Он ехал в машине с детьми самого Марка Селиверстова. Ехал в «порше»! Ехал с теми, кого привык считать врагами, но не хотел сровнять их с землей, а наоборот, общался, как с друзьями.
– Ты чего завис? – Артур обернулся. – Вспоминаешь Уголовный кодекс?
Ромал почесал саднившую рану на подбородке и проговорил:
– Там столько этих кодексов, что мозг сломается.
Блондин усмехнулся и вновь повернулся к лобовому стеклу. Он ехал непристегнутым. Громко болтал и отвлекал сестру от дороги. Был весел. И совершенно спокоен. Как можно было отказаться от такой жизни? Жизни без правил. Жизни, где твое имя открывает любые двери и приносит больше плодов, чем труд и амбиции? Костя смотрел на Алину, на Артура и не представлял, что могло причинить им боль, сбить с пути, смешать карты.
Неприкосновенные. Так он их окрестил про себя.
А потом отвернулся и замолчал до конца пути.
Алине пришлось заплатить охраннику, чтобы тот пропустил всех троих в общежитие. Бедняжка тащила Артура за руку, как упрямого барана! А он все хотел пробежать по коридору и постучать во все двери, словно маленький ребенок. Ромал плелся за ними, ступая точно по их следам, играя в квест, созданный пьяной фантазией, и смеялся, когда Артур вырывался из рук сестры и заносил руку перед чьей-то дверью. Один из таких его смелых порывов закончился тем, что он неуклюже споткнулся и налетел щекой прямо на дверную ручку. Алина вскрикнула, Костя затормозил с поднятой ногой, боясь наступить на воображаемую лаву. А блондин застонал и распластался на грязном линолеуме, будто советский пестрый ковер.
– Пардон, – прокряхтел он, – кажется… у меня что-то… жопа.
– Ну что с тобой не так? – встревоженно воскликнула девушка. За дверью кто-то зло выругался, и шатенка поспешила поднять брата с пола. – Больно?
На покрасневшей щеке виднелась толстая красная полоса содранной кожи. Крошечные капельки крови уже выступили наружу, и девушка заботливо прикоснулась к ним рукой.
– Балда.
– Шрамы украшают мужчин.
– У тебя прошлые еще не зажили.
– Чем их больше, – со знанием дела протянул Артур, – тем лучше. – Тут он взмахнул рукой и увидел алые пятна, проступившие на перебинтованной ладони. Грусть мгновенно вытеснила самолюбование. – Кажется, швы разошлись.
Алина цокнула языком, а Костя подошел ближе и тихо спросил:
– Может, доктора вызовем?
– Давай сразу скорую помощь. Мало ли что еще случится, пока мы дойдем до вашей комнаты. – Она в отчаянии огляделась. – Долго еще?
– До конца коридора.
– А раны где можно промыть?
– Вот здесь, – Ромал указал на дверь, неаккуратно выкрашенную в белый цвет. – Там есть раковины и жидкое мыло. Принести полотенце?
– Не нужно. Вы ведь в сто второй живете?
Костя кивнул и проследил за тем, как девушка потащила за собой шатающегося из стороны в сторону брата. Кто бы с ним так возился? Семья у Ромала была большой. Вот только никто в ней не приходил друг другу на помощь, потому что несолидно это. Мужчина всегда должен справляться с проблемами самостоятельно, а женщина всегда должна помалкивать. Вот и вся наука о счастье.
Алина усадила Артура на табурет и включила воду. Пришлось ждать пару минут, так как она была желтоватого цвета. Девушка вымыла свежую царапину на щеке. Потом размотала окровавленный бинт и поморщилась, увидев разошедшиеся края раны.
– Ох, – зашипела она, – с тобой не бывает иначе.
– Я проблемный ребенок.
– Ты – ребенок, тут не поспоришь.
– Мне, кроме тебя, позвонить было некому, – неожиданно признался Арт.
– Не говори чепухи. Подставь руку под воду, давай, она прохладная. – Впервые брат с ней не спорил. Зажмурился от боли, но ничего не сказал. – Сейчас обработаем зеленкой. Ты ведь не выкинул мамину аптечку? Она тебе ее целую вечность собирала. Поднимайся. Нужно привести тебя в порядок, балда.
Алина закрыла воду, вытерла руки о спортивные штаны, а затем вдруг Артур встал с табурета и обнял ее. Так крепко, что у девушки перехватило дыхание.
– О господи, – рассмеялась она, – ты чего?
– Я соскучился.
– Ты пьян.
– От тебя домом пахнет.
– Ну естественно, – девушка запрокинула голову, – я ведь живу там.
– Тут вечно чем-то воняет. Несет то из кухни, то из душевых, – пожаловался Артур и отстранился. – От меня, наверное, тоже уже воняет.
– Разве что алкоголем. Пойдем. Мне завтра рано вставать.
Когда Селиверстовы зашли в комнату, Даня лежал на кровати с открытыми глазами, а Костя расхаживал перед окном с оголенным торсом. Он обернулся и криво улыбнулся:
– Я ведь тебя не смущаю?
– Меня? – не поняла Алина, а потом прикрыла рукой рот и воскликнула: – О боже! У тебя тоже есть соски́?
Ромал споткнулся на ровном месте и почувствовал, как кровь прилила к щекам. Он в растерянности пробормотал:
– Теперь я и сам смутился.
А девушка рассмеялась. Она взглянула на Даню, точнее, на его голубые глаза, потому что из-под одеяла торчали лишь они, и взмахнула рукой:
– Алина.
– Даниил Сергеевич, – официально представился Волков, – вы сестра Артура?
– Да. Я та самая несчастная. Где аптечка?
Артур поставил на стол небольшую пластмассовую коробочку, включил старую лампу, а потом поплелся к входной двери, чтобы выключить свет. Алина покосилась на него, а он заявил, что не собирается переодеваться перед ней в такой светлой комнате. Костя вышел, Даня отвернулся к стене и чуть ли не с головой накрылся одеялом, а Артур переоделся и в растерянности уставился на зеленую вату.
– Это будет больно, – констатировал он.
– Потерпишь.
– Я сегодня столько уже натерпелся, что…
Алина приложила ватку к порезу на ладони, и Селиверстов взвыл не своим голосом.
– Черт, вот же дерьмо, мне руку из-за тебя ампутируют!
– Не верещи, как девчонка. Разбудишь всю общагу.
– Посмотрел бы я на тебя, чтобы узнать «как верещат девчонки».
Несмотря на капризы Артура, девушка все же перебинтовала ему руку и, вздохнув, посмотрела на сильно поцарапанную щеку. Наверное, нужно было ее обработать и заклеить пластырем. Алина прикоснулась кончиком ватной палочки к ране, и по комнате разнесся недовольный вопль:
– Боже, хватит! – Арт отпрянул и уставился на сестру огромными, грустными и мутными глазами. – Жжет дико, я не хочу больше ничего обрабатывать.
– Мало ли чего ты не хочешь.
– Да отстань.
– Не отстану. – Алина коснулась палочкой ссадины, но Арт дернулся, и вместо точки девушка прочертила на его щеке небольшую кривую линию. – Ну что ты делаешь?
– Я же сказал, не надо.
– Но я…
– У меня рука пульсирует, как будто ее на костре жарят. А ты еще и лицо хочешь мне подпалить. Да ну на хрен. Обойдусь.
– Боже, потерпи еще пару секунд.
– Не хочу. Чего ты привязалась?
– Артур!
– Не строй из себя Мать Терезу, отвянь, я как-нибудь проживу без этой дряни.
Алина обиженно раскрыла рот, но брат чуть ли не подпрыгнул на кровати от злости, и тогда девушка подалась вперед и рядом с кривой полосой, которая напоминала букву «Л», дорисовала кружок и крестик. Артур отмахнулся, свалился на кровать и спрятал очень по-взрослому голову под подушкой, а Алина устало прикрыла глаза.
В этот момент в комнату вернулся Костя. Он переставлял ноги неуверенно, будто у него сил не было тащить их за собой. Рухнул на край своей кровати и взглянул на Алину. Та складывала лекарства обратно в коробочку.
– А что… – заплетающимся языком начал Ромал и нахмурился, – первую помощь тут не всем оказывают?
– Первую помощь?
– Ну да.
– Слушай, я и так провозилась с вами полночи.
– Но я ранен. – Глаза Кости закрылись, но он дернулся и резко распахнул их. – Честно.
– Да что ты говоришь!
– Сюда, – парень ткнул пальцем в грудь, думая о Лизе, – и сюда. – Теперь он показал на свой подбородок, где запекся толстый слой крови. – Поможешь?
– Я устала, – медленно процедила Алина, – и жутко хочу спать. А мне еще через весь город тащиться. Поэтому, если тебе не сложно… не доставай меня.
– Что и следовало доказать.
– В смысле?
– Ты такая же, как и остальные. Я попросил о помощи, а тебе насрать. Люди – они ведь именно такие. Им плевать друг на друга. Я, возможно, сегодня умру из-за своих ран, но в твоей жизни ничего не изменится, ты и бровью не поведешь. Каждый сам за себя. Так?
Костя широко улыбнулся и щелкнул пальцами, словно завершил некий фокус. Было в его состоянии что-то глубоко трагичное. Вот только Алине было не до анализа ситуации. Замкнутый и нелюдимый Константин Ромал неожиданно поделился с ней своими чувствами. А толку? Он опять выбрал совершенно неподходящий момент. Девушке показалось, что над ней попросту издеваются.
– Значит, такая же, – повторила она, шагнув к парню.
– Такая же, – борясь со сном, подтвердил Костя. – Черствая и бездушная.
– Знаешь, я тут подумала, ты прав. Давай, я рану тебе обработаю. – Алина раскрыла аптечку, смочила в зеленке вату и нависла над парнем, будто грозовое облако.
– Не надо делать мне одолжение.
– Что ты, – приложив вату к лицу парня, протянула она, – я и не думала делать тебе одолжение, я от чистого сердца. – Она провела ватой сначала в одну сторону, а потом в другую. Ромал облокотился о подоконник, а Алина отстранилась и усмехнулась.
«Черствая и бездушная», – подумала она и, улыбаясь, покинула сто вторую комнату.