Выйдя из дилижанса на мостовую, я встала рядом со своим немногочисленным багажом и вдохнула свежий весенний воздух, наполненный ароматами цветущих яблонь и сирени. За последние три дня, проведенные в пути, я успела вдоволь насмотреться на раскинувшиеся вблизи дороги поселения, на крестьян, что вспахивали землю под посевы, и стада коров и овец, жующих молодую травку. Но больше всего радовали глаз зелень и яркие краски природы, очнувшейся от долгого зимнего сна.
И вот передо мной, наконец, был конечный пункт путешествия – город Линсвет.
За свои восемнадцать лет я мало где побывала, потому что до десяти я жила с родителями в небольшом городке Миринкорт на востоке Ранидии. Мои родители – хорошие и добрые люди: мама преподавала в школе словесность, а папа работал на ткацкой фабрике управляющим. Я единственный ребенок в семье, так что мне уделялось много внимания – воспитанием и манерами занимались серьезно.
Родная сестра мамы, Риана, удачно вышедшая замуж за обеспеченного аристократа, барона из нашей столицы Брон, решила мне помочь и дала рекомендации для поступления в хороший пансион для девочек, «Альман». Где я, собственно, и проучилась последние восемь лет.
И вот настал долгожданный день выпуска. Я крутилась перед зеркалом, пытаясь разглядеть себя со всех сторон. Праздничные платья ученицам пансиона удавалось примерить только несколько раз в году по случаю больших торжеств. И то все они были одинакового фасона и пошиты из одного вида ткани. В основном мы ходили в сатиновых платьях летом и шерстяных в холодную погоду, всегда скучного серого и коричневого цветов с единственной допустимой отделкой – кружевными белыми воротничками. Да и праздничный наряд из поплина тоже не блистал изысканностью: длинный узкий рукав с отделкой из кружева, юбка с единственной оборкой по подолу, под которую надевалось всего пять подъюбников. А цвет лаванды совершенно не подходил к моим карим глазам, волосам цвета горького шоколада и коже с теплым оттенком.
– Эмили, как же хорошо, что мы эти убогие наряды примеряем в последний раз, – протянула, лежа на кровати на животе и болтая в воздухе согнутыми ногами, соседка по комнате, а заодно и близкая подруга, сопровождавшая меня во все долгие годы учебы. Руками она обнимала подушку, лицо ее при этом выражало скуку.
– Да, Линдси, совершенно согласна. Эти оттенки мало кого украшают, хотя ты, с такой-то внешностью, всегда будешь в центре внимания, во что бы ни оделась, – улыбнулась я подруге, взглянув на нее. Рыженькая, с тугими кудряшками и полненькой фигурой – ее действительно было трудно не заметить.
– Зато ты очень стройная и тебе не надо заморачиваться с выбором фасонов, все будет хорошо сидеть, – надула губки подруга.
На самом деле в ней, как и во многих женщинах, тлела зависть к тем, кто лучше выглядит, красивее, стройнее, успешнее. Мой отец всегда говорил:
– Дочка, не бывает настоящей дружбы между женщинами. Они всегда будут сравнивать себя с кем-то и завидовать всему, что лучше.
Да, так и было с Линдси. Она завидовала всем, кто мог есть хлеб и не толстеть, а если кто-нибудь делал в чем-то успехи, сразу находила кучу недостатков в этом человеке и начинала сплетничать за спиной. Но я старалась ее понять, такая уж у меня натура, пытаюсь видеть в людях только хорошее, пока люди не причинили мне вреда напрямую – не могу их судить.
– Вот и все! Мы здесь последние дни! Уедем и больше не увидим этих занудных преподавателей, серых стен пансиона, не будет бесконечной муштры. Я накуплю себе ворох платьев всех цветов и оттенков, шляпок и перчаток. Буду наслаждаться жизнью, прогулками, танцами и флиртом с мужчинами, – перевернувшись на спину и глядя на потолок с блуждающей улыбкой на губах, предавалась мечтам Линдси.
– Я тоже рада, что мы выпускаемся. Но все-таки, согласись, страшно. Мы теперь будем одни, работать все в разных городах – никакой поддержки. Если честно, я боюсь, – теребя кружева на рукаве платья, проговорила я и, закусив губу, уставилась в пол.
– Ну что ты! Все у нас будет хорошо, – опять перекатившись на живот и, подперев руками голову, бодро сказала Линдси. – Думай только о хорошем, о том, как мы удачно выйдем замуж, и нас обязательно будут любить и носить на руках. Вот я непременно хочу мужчину, который приведет меня в дом с большим садом, где можно будет выращивать пионы и кусты ароматных роз. Мы будем жить душа в душу и родим пятерых детишек, – на такой оптимистичной ноте закончила свою речь подруга.
– А не много? Пятерых-то? – покосившись на Линдси, с сомнением спросила я.
– Да нет, в самый раз, – уверенно закивала головой та.
– Пойдем, а то опоздаем к началу церемонии, – поторопила я подругу.
Мадам Тибо, директриса нашего пансиона, с неизменной строгой гладкой прической, уложенной волосок к волоску, высокая и осанистая, в платье темно-синего оттенка с воротом под самое горло, неспешно прошествовала в центр зала для торжеств, из которого временно вынесли скамьи, чтобы поместились все выпускницы и девушки-учащиеся, стоявшие позади. За мадам Тибо выстроились наши преподаватели.
Строгое выражение лица у директрисы было всегда, даже в праздничные дни. Орлиный нос на узком лице придавал ему хищное выражение, а губы были всегда сжаты в узкую полоску. Но надо отметить, что она была справедливой и никогда никого не наказывала зря, хотя уж шалостей мы делали много, даром что девушки. Мадам Тибо держала пансион в сильной железной хваткой, можно сказать, даже мужской, но руководителем была просто великолепным.
Мы с девочками из моего выпуска выстроились в линейку. Все были возбуждены и в приподнятом настроении, это же такое событие! Выпуск! Но все же неизвестность будущего одновременно и пугала, и манила меня.
– Дорогие выпускницы пансиона «Альман», – с торжественным видом начала свою речь директриса. – Вот и подошел к концу срок вашего обучения. Мы вкладывали в вас знания, готовили к взрослой жизни, дав профессии, которые смогут обеспечить ваше существование в будущем. Вы смогли получить образование, приобрести манеры, достойные леди из высшего общества. Несите с гордостью и честью знамя выпускницы пансиона! Поздравляю с успешным окончанием и в добрый путь! – закончив свою речь мадам улыбнулась, глаза ее увлажнились и заблестели, что было хорошо заметно в свете ярких светильников. Некоторые преподаватели и вовсе не скрывали своих чувств, промокали платочком выступившие слезы.
– Смотри-ка, не такой уж она и сухарь, – прошептала мне Линдси на ухо.
– Тихо, – шикнула я на нее. – А то напоследок получим еще наказание. Не будем омрачать себе такой прекрасный день!
В последний вечер для нас устроили праздничный ужин: приготовили много всяких вкусностей, чем не баловали в обычные дни. В основном нас кормили простой, но сытной пищей: кашей, хлебом, овощами с нашего же огорода. Пару раз в неделю давали мясо, а по воскресеньям, которых мы с нетерпением ждали всю неделю, готовили что-нибудь сладкое: трайфлы с клубникой и малиной, булочки с изюмом, цукатами, яблоками и грушей, сконы с корицей и маком, пудинги с ванильным заварным кремом.
«Когда начну работать, и у меня появятся деньги, обязательно буду себе покупать несколько раз в неделю плитку шоколада! А еще хочу посещать уютные кофейни и, сидя на открытой веранде под пение птиц, обдуваемая теплым ветерком, наслаждаться вкусным капучино и маленькими пирожными с миндалем и воздушным белковым кремом!» – мечтала я перед сном, представляя свою жизнь только в радужном свете.
Все девушки-ученицы были из небогатых семей, пансион «Альман» существовал на деньги из государственной казны. Там мы посещали занятия по обязательным дисциплинам для дам. Однако кроме этого нам давали рабочие профессии, которые должны были помочь хорошо устроиться после выпуска. В программу каждой ученицы входило изучение этикета, танцев, арифметики, домоводства и иностранных языков. Все преподавалось на должном уровне, а суровые учителя не давали расслабляться.
На следующий день после праздника меня вызвали к директрисе. Мадам Тибо восседала в кресле с высокой деревянной спинкой, покрытой замысловатой резьбой, за широким отполированным столом, на котором лежало множество папок, сложенных в аккуратные стопки. За ее спиной возвышался шкаф, на полочках которого можно было увидеть трактаты и книги в потёртых обложках. Ничего лишнего, никаких безделушек, только между книгами я все же заметила двух бронзовых борзых, замерших в прыжке.
Директор подняла голову, когда я вошла:
– Эмили, присаживайся, – голос у женщины, как всегда, был холодным. Никогда она его не повышала, говорила уверенно и спокойно. Только в случае, когда хотела показать свое недовольство, вскидывала одну бровь, и в комнате как будто температура понижалась на несколько градусов, а по телу начинали бегать холодные мурашки.
– Добрый день, мадам Тибо, – сделала я книксен в знак приветствия. Директриса указала на стул напротив, и я устроилась на краешке, не наваливаясь на спинку – все, как нас учили, – и сложила руки перед собой, приготовившись внимать.
– Настало время вступить во взрослую жизнь. Понимаю, к ней очень тяжело подготовится. Вам, невинным и наивным девочкам, будет очень трудно в мире, где так много жестокости и разврата. Теперь все зависит от тебя – какую дорогу выберешь и по какому пути пойдешь.
Я подготовила рекомендательное письмо для мадам Олиссии Морэ, твоей будущей работодательницы. Отдашь его по приезде, я уже писала насчет тебя, она ждет.
– Спасибо, мадам. Я вам очень благодарна за все, – улыбнувшись, поблагодарила директрису.
– Теперь можешь идти собираться. Завтра рано утром приедет дилижанс. – Взгляд ее потеплел, и слабая улыбка на прощание промелькнула в глазах мадам Тибо.
Все же было грустно покидать пансион, ведь я столько лет провела в нем, привыкла к размеренной жизни, расписанной по плану. В этом имелись свои положительные моменты: не надо думать о пропитании, жилье, удобства предоставлены, за меня все решают другие. К тому же я любила учиться. Но, к сожалению, даже самое лучшее и беззаботное время однажды утекает навсегда, оставляя горький привкус на губах и ощущаясь внутри холодной пшенной кашей, застывшей комочками.
Мне действительно нравится узнавать новые вещи, изучать причины и следствия, выявлять связи и закономерности. Для этого я не только прилежно занималась на уроках, но и пыталась сама искать ответы, подолгу засиживаясь в библиотеке. Уткнувшись в книги, забывала о времени и еде до тех пор, пока Линдси не прибегала и не вытаскивала меня из мира книг, где было интересно, спокойно и уютно.
Территория пансиона включала в себя два больших каменных здания, в которых мы жили и учились. Ближайшее поселение находилось в половине дня пути. За забором были только лес и поля. После ужина мы обычно гуляли в небольшом парке, разбитом внутри комплекса, по дорожкам, усыпанным гравием, между клумбами с цветами; сидели у фонтана и пытались ловить чудо-светлячков, коих в траве было очень много. Создавалось ощущение, что это маленькие яркие звездочки осыпались на землю, и мы думали, что если поймать светящееся чудо и загадать желание, то оно обязательно сбудется.
В последний вечер в пансионе, когда все вещи уже были собраны, мы с девочками, которые также, как и я, разъезжались в разные города по направлениям к своим работодателям, гуляли в уютном парке последний раз и делились мечтами о будущем, которое виделось всем по-разному, но непременно представлялось счастливым.
Я очень надеюсь, что судьба окажется благосклонной ко мне, и все мои мечты претворятся в жизнь.