3594 г. середина осени, Нирвана
Посадка на планету прошла буднично, в штатном повседневном режиме. Причем на этот раз обошлось без экстраординарных встрясок и перегрузок, как случилось при старте. Полоса климата здесь считалась более зимней, чем летней, и на данный момент температура воздуха составляла минус шесть градусов по Цельсию. Без снега, но морозец после перегретого транспорта пробирал сразу. Благо что теплые куртки, на которых и знаки отличия было трудно разобрать, имелись у всех.
В космопорту, поверхность которого была сделана из загальского асфальта, группу из тридцати офицеров встречал внушительный майор с застывшим на лице снисходительным выражением закоренелого служаки и опытного ветерана-всезнайки.
Дождавшись, пока прибывшие выстроятся в единую шеренгу, выставив свой багаж перед собой, он начал с общего приветствия, а потом продолжил:
– Меня зовут Минри Хайтек. Заместитель командира Дивизиона по комплектации. На данной Кафедре я буду вашим командиром, непосредственным куратором. Все вопросы интеллектуальной стажировки, ваших проверок и окончательных экзаменов находятся в моем ведении. Все ваши личные дела прибыли вместе с вами, так что знакомиться будем на ходу, во время вашего расселения в жилом корпусе и на первой лекции общего введения. – Минри Хайтек стал прохаживаться перед строем, строго рассматривая выстроившихся офицеров, каждого в отдельности. Причем не скрывал своего удивления, что на правом фланге, несколько не соответствуя общевойсковым понятиям, стоят самые молодые и нахальные. – Мне тридцать два года, имею полный бант боевых орденов Витязя и некоторые другие награды. Солидный опыт в преподавательской деятельности, последний год – старший инструктор по боевым единоборствам при Высшей имперской военной академии. Понимаю, что каждый из вас прибыл сюда после солидной заявки стать самым лучшим из лучших. Наверняка у большинства из вас и награды имеются, не меньшие, чем у меня. Но буду со всей строгостью блюсти правила поведения внутри коллективной иерархии. А посему… – Он дошел до правого фланга, остановился против молодого офицера и вознамерился с первого часа заняться соответствующим воспитанием. Но только сейчас рассмотрел майорские знаки различия, и это его несколько сбило с мысли. – …А посему… хм! Следовательно… вы все… да и остальные тоже… обязаны строго, можно сказать, скрупулезно подчиняться каждому пункту внутреннего устава.
Так и не придумав, к чему придраться, замкомандира Дивизиона двинулся к левому флангу, присматриваясь к офицерам еще внимательнее. Но по его лицу читалось явно, что своего коллегу с таким же майорским званием он квалифицировал однозначно и верно: «Штабной выскочка!» И прежде чем не просмотрит его личное дело, больше с ним общаться не желает. Во время движения он стал довольно монотонно перечислять правила поведения на планете Нирвана в целом и в жилом городке Кафедры Интеллектуальной Стажировки в частности. Дошел до конца строя и удивленно задвигал бровями при виде того самого Куска Сала. Причем на этот раз он не смог удержаться от прямого вопроса:
– А кто это у нас тут такой… хм, красивый? – На опухшее лицо дальника вообще было трудно смотреть без содрогания. – Да вы, капитан, никак к нам из госпиталя сбежали?
– Никак нет, господин майор, – довольно бодро, хоть и с жуткой шепелявостью, отрапортовал толстяк. – Просто небольшая бытовая травма. Неудачное падение по трапу.
Кажется, распространяться на тему состоявшегося в кубрике поединка офицер не собирался. Да оно и лучше было, ведь узнай куратор о причине ссоры, мог бы сразу на том же транспорте отправить обратно на прежнее место службы. Уж по поводу слишком строгого отсева среди кандидатов в Дивизион ходили целые легенды. Но вот Минри Хайтека такой ответ не удовлетворил, опыт у него и в самом деле имелся немалый.
– Падение по трапу? Да прямо вот так – зубами, ухом, скулой и тому подобным?
– Так точно! Но поверьте, пустячные ссадины отвлекать меня от службы не будут.
– Да верить-то хочется. Но что с тобой тогда на полосе препятствий случится? Тут у нас почти такая же, как и в самом Дивизионе. А там – одна из самых сложных в Галактике. Порой и погибают воины при ее прохождении. Так что мне страшно становится: если ты на камбуз так спешил и себе личико изуродовал, то что с тобой на легкой боевой разминке произойдет?
– Готов хоть сейчас доказать делом, – продолжал упорствовать толстяк, – что мои раны – досадная случайность и недоразумение.
– М-да? Ладно, докажешь, я тебе в первую очередь возможность предоставлю. – Куратор двинулся к центру строя, оглядывая всех строгим взглядом. – Да и обязательно выясню причины этого «недоразумения». И наверняка узнаю, кто конкретно из боевых товарищей помог нашему безразмерному коллеге так неудачно скатиться по трапу.
Судя по нескольким вырвавшимся смешкам, к толстяку отныне грозило приклеиться совсем иное прозвище: «Безразмерный». Хотя оно в любом случае могло оказаться предпочтительнее, чем Кусок Сала.
Дойдя до места по центру строя, Хайтек заметил, что два боевых десантных флайера уже загрузили в свои трюмы доставленный груз, и решил, что пора завершать предварительное знакомство.
– Какие будут вопросы? – Заметив поднятую женскую ладонь, кивнул: – Да?
– Старший лейтенант Лидия Шелди, – представилась девушка. – У меня вопрос чисто географический: Кафедра находится в зоне льда или раскаленной пустыни?
– Если вы мечтаете позагорать, госпожа старший лейтенант, то спешу вас обрадовать: смуглая кожа вам обеспечена. А если предпочитаете прохладу, то тут вам тоже повезло: мы будем отрабатывать выживаемость в условиях вечного льда. Для этого не придется даже на полюс лететь. Ледовые лабиринты в двухкилометровой толще уже начинаются через сотню километров от данного космодрома. Еще вопросы будут? Тогда… на первый-второй рассчитайсь! – дал он неожиданную команду. – Первые номера два шага назад! Вторые берут свои вещи и бегом марш во флайер номер два. Веселей, веселей! Теперь первые номера бегом марш в первый флайер. – И уже сам, двигаясь к загружаемым аппаратам, проворчал себе под нос с явным недовольством: – А то выстроились совсем не по уставу! Видимо, эти выскочки из штабов совсем совесть потеряли. И кто это, интересно, так безразмерному дальнику рожу отрихтовал? Неужели его же приятели темную устроили? Потому как иные стажеры даже количественно не подходят под дело мордобоя. Ладно, разберусь…
Кафедра Интеллектуальной Стажировки будущих служащих Дивизиона, которая прикрывалась вывеской научно-исследовательского института, возводилась лет двадцать назад по самым современным и дорогостоящим технологиям. Даже сейчас подобная внутренняя начинка зданий считалась большой редкостью. А внешне выступающее из скалы здание было стилизовано под участок древнего города с куском крепостной стены. Несколько непривычно, мягко говоря. Тем, кто видел постройку первый раз, не удавалось удержаться от восторженных восклицаний. Ведь только что флайеры на приличной скорости снизились к зубчатым скалам, покрытым вечными снегами и ледниками, пронеслись по совершенно темному ущелью, резкий поворот и… Вместо ожидаемой долины – широкое ответвление в сторону и подсвеченный отовсюду светом прожекторов участок древнего города из ярко-желтого камня. Даже полоска дневного света над головой, слегка затененная бронированным пластиком, могла показаться совершенно неуместной. В любом случае создавалось впечатление освещенной солнечным светом сказки.
Как тут не восхититься!
Местный пилот, ведущий флайер с первыми номерами, на громкие восклицания самодовольно рассмеялся и воскликнул:
– Добро пожаловать в рай и ад Седого ущелья!
В ответ Малыш сразу же стал экспансивно восторгаться:
– Чудесно! Если перед нами ад, то мне здесь очень нравится.
– Спешу разочаровать, – посерьезнел пилот. – Сказочно смотрится Кафедра не только снаружи, ну и внутри благодаря своим уникальным новинкам. А вот ад – несколько в ином месте, во второй части ущелья. Мы чуть раньше свернули…
– Местные монстры? – без всякого страха заулыбалась Клеопатра. – Или жуткие растения, растущие на раскаленной магме?
– Гораздо хуже! Там – полоса препятствий. И я рад, что мне не приходится сдавать на ней зачеты. Не гожусь для вашего Дивизиона.
Тантоитан оглядел своих снисходительно улыбающихся друзей, среди которых выделялись широко раскрытые глаза Малыша. И хмыкнул:
– Ты тоже рад будешь показать свою удаль?
Но вместо положительного ответа получил жалостное стенание:
– Обманули!..
На эту провокацию откликнулся уже хорошо знакомый обр-блондин:
– Интересно, в чем это такого картежника обмануть можно?
– Во всем! Ты только подумай, – они уже подхватили свои вещи и спускались по трапу, – нам обещали сколько-то месяцев интеллектуальной стажировки. Еще раз вдумайся: интеллектуальной! А что взамен? Все та же тупая физическая муштра на пределе человеческой выносливости. Разве ума от этого прибавится?
Все поняли полюсность мышления, улыбнулись, и только Тантоитан, пряча смешинки в глазах, продолжил тоном занудного инструктора:
– Ума от этого не прибавляется, но он остается целее – однозначно. Так что здешняя полоса – это не только место для развлечения, но и стартовая полоса для твоих будущих подвигов.
– Ха! Опытный воин должен придерживаться иной поговорки: в жизни всегда есть место подвигу, надо только держаться от этого места подальше.
– Может, тебе и служить не нравится? – возмутилась Клеопатра.
– Да вот сам никак не пойму, чего это я среди вас делаю?
Присоединившийся к ним Николя прекрасно слышал последние слова, поэтому не постеснялся дать некоторые разъяснения:
– Да вы его не слушайте. Это он так рисоваться любит. На самом деле секрет у него один существует, из-за которого он в армии еще и на пенсии останется постреливать.
– Что за секрет? – подыграл одному из лучших пилотов Парадорский.
– Очень жуткий секрет: наш Малыш больше ничего в жизни делать не умеет. Его даже в поливальщики цветов не возьмут, потому что он не знает, с какой стороны за шланг взяться.
Так как Малыш смеялся громче всех, а чернокожий Алоис лишь натянуто улыбался, складывалось впечатление, что он сам и придумал про себя подобный прикол.
Подтянулись остальные к главному входу, где уже возвышался на верхней ступеньке Хайтек. Кажется, веселье среди личного состава куратору не нравилось.
– Какие смешливые попались, – ворчал он, подзывая к себе сержанта из караульной службы. А потом, обращаясь к тридцати прибывшим офицерам: – День прибытия – без занятий. Считается ознакомительным. Ужин через час. Постарайтесь провести этот вечер с пользой, познакомиться с внутренним устройством здания. Пройдитесь по аудиториям и лабораториям, саунам, бассейнам, тренажерным залам. Разве что запрещено спускаться в подземный бункер, далеко и тягостно. Для поселения вам выделена жилая галерея под номером четыре. Боец интендантского взвода внесет вас в списки проживающих и все покажет. В комнате – по два человека. Расселяетесь сами. Справитесь? Не подеретесь?
– Никак нет! – откликнулись сразу несколько стажеров. – Чай, не юные салаги.
– Как сказать, как сказать… Вперед! – Но сам Хайтек не отправился в иное место, как показалось вначале, а протопал следом за новичками в четвертую галерею и, встав на перекрестке коридоров, стал пристально наблюдать за расселением. Кажется, он не слишком-то поверил, что обойдется без трений и разногласий. Но все вроде проходило чинно и на удивление мирно. Явные ветераны дали право первого выбора молодым и только потом стали заселять оставшиеся комнаты.
«Майор-штабист» выбрал комнату самую первую от перекрестка, продиктовал сержанту интендантского взвода две фамилии и вместе с молодой красоткой стал заволакивать вещи внутрь. Вот тут внешняя невозмутимость и терпение куратора дали солидную трещину. Не скрывая своего недовольного ворчания, он приблизился к только что захлопнувшейся двери и без стука открыл. Хотел высказаться с язвительностью и сарказмом, но уже скинувшая верхнюю куртку капитан вызверилась на него:
– Чего надо?! В детстве стучать в дверь не научили?! Или руки больные? Так мы разрешаем и ногами к нам стучаться!
Он такой дерзости и нахрапистости Хайтек сбился с мысли, а лицо его стало наливаться краской:
– Как?! Кто такие?! Это вам не там! И почему нарушаете, э-э… так сказать…
Тантоитан постарался сбить напряжение несколько показным рвением и исполнительностью:
– Майор Парадорский и капитан Ланьо! Прибыли на стажировку как выпускники, закончившие с особым отличием Восьмой Секретный Корпус.
Тогда как его любимая и не подумала в чем-то оправдываться:
– По уставу при подобных поселениях позволено офицерам селиться смешанными парами. Тем более что мы уже более пяти лет считаемся мужем и женой.
Но куратор застыл в каком-то ступоре, усиленно пытаясь вспомнить:
– Где-то я ваши фамилии слышал… И совсем недавно! Хм… что за напасть?.. Ваши родители военные?
Парадорский тоже сбросил теплую куртку, и теперь на его обмундировании стали заметны орденские планки. Затем продолжил отвечать совершенно спокойным тоном:
– Я круглый сирота. Моя невеста имеет только отца и брата, которых и близко нельзя назвать военными. Может, наши фамилии просто созвучны с другими?
– Может быть, может быть… – Хайтек тоже видел выступление императора, но, невзирая на свою отличную память, все еще не мог связать стоящих перед ним офицеров с теми самыми героями хаитанских событий. Но вот его взгляд зафиксировался на знаке ордена «Изумрудного Листка», и брови стали сходиться к переносице: – Майор, за что вам дали сразу два внеочередных офицерских звания?
Понимая, что замкомандира Дивизиона и так вот-вот вспомнит оглашенные императором фамилии и сопоставит с наградами и юностью, Танти не стал скрывать:
– Первое внеочередное звание мне дали за участие в событиях на Хаитане.
– А-а!.. – не удержался от восклицания куратор. Затем посмотрел на капитана Ланьо и опять повторил: – А-а!.. – после чего смешно развел руками, попытался добродушно улыбнуться, хотя получилась какая-то ужимка, и признался: – То-то я смотрю, вы какие-то не такие…
– Да нет, господин майор, – словно нерадивому ученику, стала выговаривать Клеопатра. – Мы самые что ни на есть такие. Вполне адекватные, вполне дисциплинированные офицеры. Только и стараемся жить по уставу.
Кажется, Хайтек мог много чего наговорить по поводу неуставных отношений, но развивать эту тему не стал. Видно, у него еще в голове не уложилось до конца, кто перед ним и как теперь с этой парочкой общаться. Невзирая на возникшую вдруг симпатию непосредственно к девушке, он ничего не мог придумать в продолжение разговора. Вдобавок еще в голову пришло озарение, что и вся остальная молодежь может оказаться выходцами из того самого героического десятка космодесантников. Следовало немедленно просмотреть и изучить сопроводительные документы всей группы. А уже потом вырабатывать определенную линию поведения.
Он опять развел руками и дал милостивое разрешение:
– Ладно, располагайтесь, как вам удобно…
И вышел. Даже дверь вполне деликатно, но плотно за собой прикрыл. Чем тут же воспользовался Тантоитан, хватая свою любимую в объятия и заваливая на кровать. При этом он пытался поймать губами поцелуй и одновременно приговаривать:
– У-у! Как он меня достал! Тут нам в кои веки своя комната досталась, а он с нравоучениями решил влезть.
– Скажи мне спасибо, что я его на место сразу поставила.
– Спасибо, спасибо, спасибо…
Наконец их уста соединились, и некоторое время влюбленные с упоением предавались затяжным поцелуям. Но и тут их надолго в покое не оставили. Дверь содрогнулась от нескольких ударов кулака и голоса Гарольда:
– Эй, сладкая парочка! Вы идете с нами на поиски столовой? Или любовью сыты?
– Стенеси! Ты несносный и невоспитанный! – крикнула в сторону двери Клеопатра. – Стучать надо нежно и деликатно…
– Так мы остаемся? – обрадованно зашептал Танти.
– Еще чего! – сердито зашептала она в ответ. – Потом будешь кричать, что ты голоден как шуршон, и доставать меня поисками пищи. С тебя станется и меня загрызть! Поэтому… – Она повысила голос и опять крикнула в сторону двери: – Гарри! Подождите десять секунд, мы уже выходим! – Но заметив, что возлюбленный не хочет ее отпускать, добавила с угрозой: – Или мне перебираться с вещами к Лидии?
– Шантажистка! – Молодой майор вскочил, в два прыжка оказался возле двери и ворчливым голосом продолжил: – Долго тебя еще ждать?!
– Ах ты… – его любимая попыталась испепелить взглядом, одновременно оправляясь перед небольшим зеркалом и пряча под берет растрепавшиеся волосы. – Будешь вечером свои провинности замаливать…
– Каким способом?
– Узнаешь! Месть моя будет страшна! За мной!
Она первой выскочила в коридор, присматриваясь к остальным и с удовлетворением замечая, что тройка пилотов как-то вполне органично влилась в их компанию. По всей видимости, и Тантоитану это понравилось. Пока они шли к столовой, он рассмотрел, как Гарольд с Малышом о чем-то заговорщицки перешептываются, Николя ведет заумный диспут о современной технике с Арматой, и даже Алоис Полсат пытается что-то обсудить со старшим лейтенантом Лидией Шелди.
Остальные восемь женщин все еще оставались в своих комнатах. То ли в порядок себя приводили, то ли вообще могли ужин проигнорировать. Дальников тоже видно не было, хотя как раз они больше всего и беспокоили Клеопатру.
– Мне кажется, девять приятелей зло затаить на нас могли за побитого толстяка, – рассуждала она. – Вдобавок ты с Малышом их кошельки изрядно опустошил. Может, стоит с ними первыми пойти на контакт?
– С какой стати? – удивлялся Парадорский. – Никто их силой играть не заставлял, грубить тоже. Первыми дерзить стали.
– Не знаю, меня при этом не было. Но ты как самый старший по званию мог бы все устроить без мордобоя.
– Ох, Клео, ты иногда становишься хуже воспитательницы детского садика, – не стал скрывать своей досады Танти. – Порой только хорошая встряска с зуботычиной приводит мужчину в чувство.
– Не боишься, что и я возьму этот прием на вооружение?
– А справишься? – Он посмотрел на свою любимую таким глубоким взглядом, что та смутилась. При всей своей наглости и самонадеянности она понимала, что во время тренировок парень в нужный момент просто отходил назад, блокируя удары. Получалось весьма грозно со стороны, но совершенно безболезненно для отступающего. Скорей это самой Ланьо следовало беречь стопы ног и костяшки пальцев. Хоть сейчас она и продолжила топорщить перышки:
– Справлюсь! Тем более что у меня есть свои методы.
– Мы сейчас говорим о боевых единоборствах, а не о коварных ласках твоей второй хитрой ипостаси.
Столовая оказалась вполне приличная, если не сказать шикарная, вкус и качество блюд – на высоком уровне, количество и выбор вообще не регламентировались. Словно в хорошем отеле, каждый подходил на раздачу и брал себе, что и сколько хотел. Ну а во время еды офицеры стали присматриваться и к тем, кто тоже пришел на ужин.
Стажеры знали заранее, что на Кафедре заканчивает стажировку еще одна группа. Совместно с ними придется заниматься целую неделю. Но кто конкретно будет среди них, понятное дело, не ведали. Поэтому и присматривались, вдруг кто из знакомых покажется?
Из военных – никого. А вот среди гражданских специалистов и преподавателей Клеопатра сразу выделила одного пожилого мужчину. А если рассматривать с позиции двадцатилетнего возраста, то почти старика. Мужчина двигался с идеально прямой спиной, воинственно задирая вверх короткую шкиперскую бородку и сразу привлекая к себе внимание большими пытливыми глазами. Благородная седина на висках и бороде показывала, что ему не меньше шестидесяти.
– Боюсь ошибиться, но, кажется, это сам профессор Сартре! – девушка старалась говорить тихо, привлекая внимание только своего возлюбленного. – Точно! Вон у него левое ухо повреждено.
– Хм! А кто он такой?
– О! Это, пожалуй, самый великий гений нашей империи по изучению физиологии человека. А также ведущий программы по созданию искусственного интеллекта. Если кто и знает что-то больше его о нашем мозге, то таких людей в нашей Галактике можно пересчитать по пальцам одной руки. Надо с ним обязательно познакомиться.
Танти с нескрываемым удивлением взирал на подругу:
– С чего это ты взяла, что он нам нужен в кругу друзей?
– Сам увидишь и поймешь, лишь только один часик с ним пообщаешься.
– И откуда ты вообще про него узнала?
– Мне брат про него по краберу рассказывал. Описал внешность и даже примету не забыл: то самое слегка изуродованное левое ухо. Не знаю, как они познакомились, но он очень настаивал на знакомстве. Намекал, что Сартре сейчас находится на пути к каким-то величайшим открытиям и ему нужны крепкие добровольцы для первых испытаний.
– Ты о чем, Клео? – теперь Парадорский посматривал на свою девушку с подозрением. – О каких добровольцах может идти речь? Мало того, ты, никак, была уверена, что мы этого профессора здесь встретим?
– Конечно! И не делай такие круглые глаза, мне страшно становится. Еще ослепнешь! И говори потише, я не хочу, чтобы мой брат пострадал за разглашение государственной тайны.
– Ой, как все запущено!..
– Не паясничай, тебе не идет. Знакомство в любом случае состоится даже и без твоего участия. Я и в самом деле мечтаю немножко усилить внутреннюю моторику моих мышц, укрепить кости и по возможности усовершенствовать некоторые иные части своего тела.
– Шутишь? Или мечтаешь стать андроидом?
– И ты меня тогда разлюбишь?
– Естественно! Не хватало мне только жены, могущей меня удавить в объятиях.
– Не удавлю! Я буду сдерживаться, – честно пообещала капитан Ланьо. Чем еще больше рассердила ничего не понимающего майора.
– Заканчиваем беспредметный разговор. И я тебе запрещаю к этому профессору даже приближаться. Может, он и в самом деле в каких-то тайнах замечен, а мне потом вытягивай тебя из лап контрразведки!
Кажется, Клеопатра такого жесткого отпора не ожидала, потому что с нахмуренным видом умолкла и только после употребления десерта обиженно прошипела:
– Странный ты стал! Я ведь тебя больше ни о чем особенном не просила. Только и всего, что подойти к этому Сартре и познакомиться. Передать привет от моего брата и поговорить о погоде. Как все порядочные люди.
На этот раз Парадорский сделал вид, что заинтересовался неимоверно:
– Как?! Неужели ты решилась хоть в одном приоткрыть великую тайну своей семьи?! Неужели мне повезет услышать имя твоего родного брата? Да только ради этого я готов немедленно срываться с места и бежать знакомиться с этим стариканом! Хочешь?
Подозревая какую-то пакость со стороны любимого, девушка осторожно кивнула и тут же услышала условие:
– Пока не скажешь полное имя своего отца, никакого знакомства с таинственными профессорами!
– Так нечестно! Опять крикдал затеваешь? Мы ведь с тобой уже обо всем договорились.
– Ага! Причем не раз! И каждый раз ты нарушаешь данное слово. После первого курса ты сослалась на запрет. После окончания училища ты мотивировала невозможность знакомства с твоими родственниками их чрезмерной занятостью. А когда мы после поступления в ВСК собрались жениться, ты слезно меня умоляла поверить, что разрешение на брак мы получим только после поступления на службу в Дивизион. И вот мы уже в Дивизионе…
– Неправда! – перебила она. – Вот когда мы вернемся на Оилтон после Кафедры…
– У-у-у-у… – Танти завыл настолько громко, что даже сидящие за соседними столиками друзья оглянулись на парочку с ухмылками и сочувствующими взглядами. После чего пришлось перейти на сердитый шепот: – У тебя совесть есть?! Сколько можно меня обманывать и связывать невыполнимыми условиями?
– Но я ведь не обманываю, что тебя люблю. Ты об этом знаешь, и осталось выполнить всего одно условие: стать воинами Дивизиона. И потом мы сразу…
– Придумаешь новую отговорку? Знаю, проходили! Так что кроме имени брата ты мне еще и говоришь имя своего отца. Иначе никакого знакомства.
– С чего ты взял, что ты услышишь имя брата?
– Как?! Ты ведь собралась передавать этому профессору от брата привет?
– И передам, но не называя имени. Только определенный пароль. Так будет гораздо надежней. Все-таки тайна…
– Ага! Стало быть, тайна? Ну вот пусть она таковой и остается. Поела? Сыта? Значит, возвращаемся в нашу комнату.
Но Клеопатра вставать из-за стола не спешила. Складывалось впечатление, что ей хотелось если уж не с определенным человеком познакомиться, то хоть здание обойти и рассмотреть как следует:
– Как же местные достопримечательности?
– Еще успеют надоесть! – последовал вполне рассудительный ответ. – А вот свободного вечера у нас может долго не быть.
– Злой ты стал. Съеду я от тебя.
– Клео, кончай дурачиться, а то и в самом деле обижусь. Или все-таки решилась сказать имена?
– Танти, дорогой, ну не хочу я тебе врать. Поверь, мне самой жутко тошно, что приходится так себя вести, а если я еще своих близких назову чужими именами, это будет откровенным предательством по отношению к ним. Я так не могу…
Парадорский сочувственно вздохнул. Потом покивал головой, словно соглашаясь с внутренними рассуждениями, и коварно ухмыльнулся:
– Тогда тебе ничего больше не остается, как дисциплинированно вставать и идти за мной следом в нашу комнату. Причем обещаю: больно не будет. Тебе даже понравится. Не отставай! – встал первым и пошел, не оглядываясь, к выходу из столовой.
– Вымогатель, – донеслось ему вслед. Тем не менее молодая капитан безропотно встала и двинулась следом. Правда, при этом почти никто не заметил, как она состроила гримасу в сторону внимательно на нее взглянувшего профессора. Вроде как пожаловалась. И в ответ получила успокоительный кивок. Мол, все утрясется.
По крайней мере, такое сложилось мнение у замерших во время своей беседы Гарольда и Малыша. Причем пилот первым толкнул десантника в бок:
– Мне показалось, или они и в самом деле обменялись условными знаками?
– Показалось, – буркнул Гарольд, прищуриваясь. – Показалось и тут же навсегда забылось.
– Ну ладно, я уже и не помню, о чем речь шла, – улыбнулся Малыш. – Ну а ты тоже склерозом страдаешь?
– Я – нет. И принял во внимание. По ходу постараюсь разобраться в этих непонятках.
– Может, тебе помочь?
– В каком смысле? – Гарри стал хмуриться после такой настойчивости нового товарища.
– Да просто постараюсь узнать про этого старикана: кто он такой, чего здесь делает. А то и познакомиться, словно невзначай. Вдруг он всего лишь старый учитель Клеопатры?
Капитан Стенеси немного задумался, а потом согласно кивнул:
– Попробуй. В любом случае хуже не станет.
Заместитель командира Дивизиона по комплектации майор Хайтек чувствовал себя крайне озабоченным. После внимательного изучения личных дел вновь прибывших он чуть за голову не схватился: сразу восемь всемирно известных героев в одной группе! И как раз в тот момент, когда именно Хайтек прибыл на Нирвану в должности куратора группы. Создавалось впечатление, что это кто-то из недругов в штабе или императорского окружения подложил Хайтеку натуральную свинью. Попробуй, поработай с такой знаменитой молодежью, да еще имеющей такие же воинские звания! И то еще майор Парадорский казался вполне адекватным и толерантным. А вот что делать с этой Ланьо? Да и остальные наверняка не сахар.
Но больше всего обеспокоенности принесла сопроводительная записка, оформленная в виде директивной депеши непосредственно куратору группы от самого маркиза Винселио Грока. Можно сказать, третьего человека после правящего императора в иерархии влияния во всей Оилтонской империи. Ведь не секрет, что семидесятишестилетнего маркиза сам Павел Ремминг считает чуть ли не членом семьи и на семейных советах слово Винселио Грока часто имеет решающее значение.
И вот в депеше маркиз выдал некое двоякое распоряжение. С одной стороны, он настаивал на том, чтобы молодым героям ни в чем не делали поблажек, но с другой стороны, несколько противоречиво приказывал бдеть за стажерами как за детьми родными. Особенно опекать и ограждать от неприятностей девушек. Так как они, дескать, будущие матери, слабый пол, светлое будущее родного государства и вообще красавицы в любом смысле этого слова. И если хоть волосок упадет с их головы, то и голова самого куратора может закатиться куда-нибудь очень далеко на периферию. А о своей карьере в Дивизионе он тогда сразу может забыть, как о детском сне.
Такие вот пироги с мармеладом! И думай, как тут выкрутиться: вроде и гонять героев надо как последних салаг, но и соломку стелить во всех местах, где те споткнуться могут. Абсурдней ситуации в жизни Минри Хайтека еще не встречалось.
Мало того, к этому всему еще и примешивалось странное чувство совершенно личного свойства. Еще только заметив Клеопатру Ланьо после выгрузки из транспорта, Хайтек сразу прикипел к ней взглядом, да так и не смог потом оторваться. В этом случае наслоилось сразу несколько личностных эмоций, в которых достаточно опытный воин пытался разобраться. Ну, во-первых, молодая леди-капитан обладала всеми признаками идеальной женщины. Именно о такой Минри всегда мечтал, именно такую разыскивал, именно такой был готов при первой же встрече предложить руку и сердце. Причем желание иметь именно такую спутницу жизни только многократно усилилось после жесткой отповеди при личном общении во время расселения стажеров.
Во-вторых, Хайтек интуитивно чувствовал, что когда-то уже видел Клеопатру. Видел, любил и даже обожествлял. Так сказать, любовное дежавю. Если бы верил в повторное возрождение душ, то сейчас бы с уверенностью заявлял, что любил, обожал и лелеял Клеопатру в своей прежней жизни.
Ну и, в-третьих, впервые в своей жизни ветеран тридцати двух лет от роду испытал такое неприятное чувство, как ревность. Причем ревность жуткую, почти непереносимую, весьма слабо контролируемую. И это было страшней всего. Вся его уверенность улетучилась, самообладание испарилось, когда он понял, что Клеопатра не просто находится в состоянии некоего флирта с молодым героем-майором, а и в самом деле ведет себя с ним как законная и любимая супруга. Причем еще и любящая. То есть шансов на какое-то сближение с ней в будущем у офицера-ветерана не было. Вернее, почти не было. Ведь чего только в жизни не случается, в том числе и трагического. Порой даже прославленные герои гибнут…
Хотя перипетии воинской карьеры что Парадорского с Ланьо, что их друзей поражали в любом случае. Судя по секретности сопроводительных документов, знать все биографические детали было дозволено только одному человеку на планете Нирвана, а именно Минри Хайтеку. И по ним выходило, что первый подвиг Тантоитан совершил еще в интернате, за что его не наградили, а только сделали амнистию за иной обман: подлог документов и неслыханное изменение даты своего рождения. То есть в данный момент хвату-майору было не двадцать два официальных года, как большинству его друзей, а только двадцать один. А в голове ветерана, только к тридцати двум годам получившего аналогичное звание, такой карьерный рост выглядел абсурдным. Судя по историческим ссылкам, подобного взлета не было даже у наследных принцев Оилтонской империи. Но вчитываясь в перечень свершений этого парня, становилось ясно: все внеочередные звания, все награды заслужены и получены справедливо.
Так что было бы наивно надеяться, что такой удалец где-нибудь споткнется и сам сломает себе голову. А послать парня в места, где его ждала стопроцентная гибель, Хайтеку не позволила бы его воинская совесть. Пусть бы он даже погибал от неразделенной любви к Клеопатре, пойти на служебное преступление он бы не смог при всей потере самоконтроля. Без вариантов. Да еще вдобавок эта депеша от Винселио Грока. В ней непосредственная ответственность именно куратора группы указывалась однозначно.
И как тут быть? Идеал любимой женщины впервые появился в пределах досягаемости, но от этого стал еще более химеричен и недосягаем.
Теперь следовало только выполнять свой долг и просто ждать.
Уже отправляясь в обход перед самым отбоем, майор Хайтек вспомнил и еще об одном нюансе отношений между близкими людьми. Ведь, по статистике, не менее шестидесяти процентов супружеских пар расходятся. Причем треть разводов этой группы приходится на период шестого года совместной жизни, а еще четверть – на девятый год.
«Если уж на то пошло, то я готов и три года подождать! – появилась первая оптимистическая мысль в голове Минри. – Это – раз! Ну и два, как непосредственный начальник я всегда могу подсказать, подтолкнуть девушку в нужном направлении. Раскрыть ей в нужный момент глаза на плохое поведение… Ведь даже у героев бывает частенько не совсем геройское поведение. Хм! И ведь они так молоды!»
Вот с этими мыслями заместитель командира Дивизиона и наткнулся в зале для общего отдыха на странную парочку: благообразный профессор Сартре весьма оживленно дискутировал с одним из вновь прибывших стажеров. Причем этот офицер тоже числился среди героев, пусть и с иной стороны, и требовал к себе несколько странного обращения: «Малыш» – даже от старших командиров.
«Ха! Одни выскочки и оригиналы! Но, кажется, этого Малыша следует первого проверить на болтливость. Наверняка он уже что-то выведал о своих новых товарищах. Вон как умеет общий язык с людьми находить. Даже с этим таинственным профессором успел отыскать общие темы для разговоров…»