Нил и египетская цивилизация - читать онлайн

I

В книге «От племени к империи» уже говорилось, что восток Средиземноморья являет собой благодатный для развития человечества регион. Автор постарался проследить развитие политической организации от слабых зародышей личной власти до образования сильно централизованных царств и обширных империй. Мы наблюдали, как личные амбиции и общественные потребности, слившись воедино, превратились в тот импульс, который побуждает развиваться институты, составляющие неотъемлемую часть человеческого общества. Мы стали свидетелями борьбы, неизменно сопровождающей вторжение других народов или соперничество растущих сообществ, в которых эти институты подвергаются испытанию.

На всем протяжении всемирной истории значительного развития достигли три цивилизации, оказавшие определяющее влияние на развитие человечества: египетская цивилизация в Африке, тесно связанные друг с другом цивилизации Вавилона и Ассирии, давшие жизнь последующим цивилизациям Азии, и объединенные под общим названием «Цивилизации Месопотамии», а также эгейская цивилизация, расцветшая в самом сердце Средиземноморья. Все они различаются по характеристикам.

До открытия эгейской цивилизации, яркий свет которой столь внезапно угас, считалось, что именно влияние Египта было главным для стран Средиземноморской Европы. Не преувеличивая роль Египта в этом процессе, мы тем не менее не должны ее умалять. Именно это чувство меры отличает Александра Морэ, точно определяющего роль египетской цивилизации, отдающего ей должное, не недооценивая и не переоценивая ее.

II

Население Египта в период возникновения египетской культуры состояло из различных этнических элементов, среди каковых были и светлокожие люди с короткими черепами, так называемые брахикефалы, происходившие, возможно, из Африки. Со временем вторжения и иммиграция усложняли этническую структуру населения. Большой вклад внесли семиты из Азии и Средиземноморья, не говоря уже о неграх. Нам известно, что смешение рас часто благоприятно отражается на людях, а в Египте, как утверждают А. Морэ и М. Питтар, был сильный фактор для объединения – Нил.

Разумеется, это не обесценивает рассуждения г-на Фебвра, высказанные им в «Географическом введении к истории», относительно способности человека, человеческих сообществ освобождаться от влияния физической среды, ведь главным образом пагубные, препятствующие развитию общества влияния окружающего мира понуждают человека к действию. Нил не всегда был добр к людям. Египтяне вынуждены были бороться с разрушительными наводнениями[1]. Однако в долине Нила, наряду с исключительно благоприятными условиями для жизни, они обрели условия благоприятные для социальной жизни и расового смешения.

Нил превратил людей, поселившихся на его берегах, в землепашцев, объединившихся в стремлении обработать землю, мирных людей, которые желали лишь одного – вести спокойную, размеренную жизнь[2].

Историки и путешественники стремились описать особый характер этой длинной, узкой, плодородной долины.

Более прочих в этом преуспел Эжен Фромантен, которого можно считать вдвойне художником, поскольку слова его были столь же ярки, как и его краски. Его Notes d’un voyage en Égypte полны точных, изящных и восхитительно живых наблюдений. Он описывал эту землю как «пылающую и плодородную, теплую и дарящую улыбку». Александр Морэ, будучи историком, живописует «этот сотворенный Нилом оазис, овеваемый северным ветром, зеленый от лугов, золотой от колосящегося хлеба, красный от вина, рай с водой, фруктами и цветами, раскинувшийся между двумя опаленными солнцем пустынями».

Но в этой стране был творец более могущественный, чем Нил. Это Солнце, изливающее «потоки огня» на Черную Землю и дарующее обитателям страны процветание. Вполне естественно, что милосердное небесное светило в человеческом сознании одушевляется, преобразуясь в божественное существо. Однажды вечером Фромантен наблюдал великолепное сияние заката на Ниле, и в этот миг перед его глазами предстали «все мифы, все культы Азии, все страхи, порожденные ночным мраком, любовь к Солнцу, Царю Мира, печаль от созерцания умирающего светила и надежда увидеть его возрожденным на следующее утро».

По образному выражению А. Морэ, «Нил требовал от египтян объединить усилия, а Солнце открыло им, что миром правит единая сила».

III

В глазах греков египтяне были «религиознейшими из людей». Если взглянуть на их жизнь глазами Геродота, можно сказать, что египтяне существовали в мире божественного.

А. Морэ показывает тесные связи, которые существовали между социальной жизнью, политическими институтами и религией. Он посвятил несколько отдельных страниц религии, чтобы суммировать ее характеристики, но по большому счету мысль о религии и той роли, которую она играла в жизни египтян, пронизывает книгу с начала до конца. Автор предпринял интересную и оригинальную попытку разделить социальную, политическую и экономическую сферы, которые религия дополняла и в то же время в значительной мере покрывала. Рассматривая мифы, он стремится отделить исторические реалии от преданий. Его анализ обнаруживает глубокую эрудицию, проницательность и оригинальность мышления.

Начав свое повествование с момента, когда человек начал заселять Египет, автор прослеживает развитие номов, земледельческих сообществ, проникнутых религией. В период перехода от племен к номам большую роль играют тотемы, на которые автор также обращает внимание.

Затем мы видим, как в войнах между общинами, между Севером и Югом, рождаются новые божества, не вытесняющие, а, как правило, сливающиеся с тотемами, которые стали богами номов. Таким образом, подобно человеческому, божественное сообщество состояло из различных элементов. Конкретные политические мотивы создали ранги божеств. На протяжении своей эволюции египетская религия усложняется и в то же время становится проще, что являлось следствием коллективной жреческой мысли, все более и более рационализируемой с течением времени.

Наконец, божественное и человеческое сплавляются воедино посредством теогонии, которая, с одной стороны, отражает земные события, войны различных групп и прогресс централизации, а с другой – ставит великих богов в начало царствования.

Ведущее место в египетском пантеоне занимают два бога – Ра и Осирис. Ра – это Солнце. Он становится демиургом, отцом богов и основателем всего сущего. Осирис, бог животворной воды и произрастания[3], «непостоянный и переменчивый, обладающий многими формами и именами», находится в состоянии войны со своим братом и врагом Сетом, олицетворением пустыни, засухи, ночного мрака. Эта война символизирует не только всеобъемлющую драму – жизнь всегда возрождается после смерти, – но также отражает исторические события и нравственную драму. Осирис – бог смерти и воскрешения. В конечном итоге все божества превращаются в копии Ра и Осириса, а царь являет собой их воплощение.

Царская власть, уже в глубокой древности обожествляемая, достигла абсолютного могущества после объединения Севера и Юга. Фараон владел всем, что принадлежало его подданным, равно как и самими подданными. Помимо всего прочего, он являлся посредником в общении людей с богами. Обожествление правителя в буквальном смысле этого слова – наиболее примечательная черта Древнего Египта. Обычно происходящее (согласно гипотезе Дэви, изложенной в книге «От племени к империи») в ситуации объединения племен (кланов) под властью единого вождя, когда вождь становится обладателем тотемической сверхъестественной силы – маны, произошло и в Египте, в результате длительной концентрации власти, более полной, чем в какой-либо иной империи или царстве. Царь становится единственным обладателем священной силы. И в этом процессе социальной организации мы ясно видим религию как связующее звено всех процессов.

После реконструкции первопричин и прояснения сущности «религиозного деспотизма» А. Морэ детально описывает более поздние этапы становления египетского государства, освещая изменения, происходящие в стране, которая столь долгое время считалась неспособной к переменам.

Наступил день, когда олигархия жрецов и знати отбирает власть у царя. Позднее народное движение дает массам более широкие права. И как всегда в этой стране, где в основании власти лежит религия, социальные достижения оборачиваются прямым участием в культе, который, в свою очередь, расширяясь, предоставляет более широким социальным слоям все более широкое участие в управлении государством и владении землей.

Следует отметить, что концепция расширения прав населения в отношении исполнения религиозных обрядов в период Среднего царства и их последствия – одна из самых оригинальных идей, которой египтология обязана А. Морэ, а также источник плодотворных параллелей с Грецией и Римом.

Ра по-прежнему был монополией фараонов, но религия Осириса постепенно открывала свои двери, и число тех, кто оказывался причастным благам его бессмертия, постоянно возрастало. Справедливость изливалась с неба на землю.

«Священный деспотизм сменился государственным социализмом» (А. Морэ). Фараон становится более человечным, советуется со своей совестью, устанавливая законы. Простолюдины, полностью пробужденные к религиозной и гражданской активности, задумываются о смысле жизни. Если в сердце человека «жил Бог», если он был «чист», он мог быть уверен в бессмертии. Умерший человек, оправданный богом, становился Осирисом, фараоном. С большей убедительностью, чем кто-либо до него, А. Морэ демонстрирует это отождествление умершего с царями и богами.

Когда Египет вышел из своей относительной изоляции, когда – перенеся и сбросив иго гиксосов, – наученный опытом, он основывает протектораты за пределами границ, чтобы предотвращать новые вторжения, начинает расти зависимость царя от жрецов, с которыми монарх вынужден бороться. Один из фараонов предпринял попытку религиозной революции, которая содействовала «антиклерикальной» политике. Эхнатон возводит культ Ра до уровня монотеизма. Новая доктрина, с ее нравственной красотой, чувством человеческого единения, призвана восстановить прежний статус царя как воплощения бога и всю полноту его власти. Однако в итоге торжествует теократия с Амоном, богом жрецов, сохраняющаяся вплоть до конца египетской независимости.

По мере развития египетской мысли все более основательное место (как показывает и неоднократно подчеркивает А. Морэ) занимало глубокое понимание того, что божество – это жизненная, созидательная сила, «потенциал», разделенный между богами – явленными множеством форм, – видимыми воплощениями которых являются живые существа[4], бесчисленные имена которых выражают многообразие жизненных сил. И среди этого разделения могущества постоянная общность стремится организовать божества в некую структуру и создать творца физических и нравственных законов. В египетской мысли это первые очертания метафизики, предвещающей Платона.

В своей книге А. Морэ говорит о египетском искусстве, о его религиозном подтексте. О пирамидах можно сказать, что, подобно готическому храму, это «акт веры». Гробницы и храмы – «пристанища вечности, размером с город»[5], в которых виды искусства, не отделенные друг от друга, сливались воедино, чтобы передавать символы. Вот высшее выражение египетского гения, любящего величие, но величие полное достоинства, сохраняющее «чувство меры даже в грандиозном»[6]. Письмо, начавшееся с рисунка, литература, возникшая как украшение храмов, все творения разума находились под властью пантеистического мистицизма египтян.

Я бы подробнее остановился на религии Египта, если бы не имел надежду поговорить о ней в целом, о ее истоках и роли в эволюции человечества в предисловии к книге «Религиозная мысль Греции», которая станет первой в серии книг, полностью посвященных изучению религии.

IV

Тем не менее стоит отметить здесь два важных момента.

Во-первых, парадокс Египта состоит в том, что, в то время как божественное окружает всю человеческую деятельность, много места здесь уделяется земной жизни. Озабоченность «будущим» отнюдь не мешала египтянам наслаждаться настоящим. Ценя последнее, они желали наслаждаться им как можно дольше, не меняя при этом своего метафизического состояния[7].

Слова Жака де Моргана о том, что Египет «был царством, не принадлежавшим этому миру», не стоит воспринимать буквально. Люди, населявшие Египет, сильно отличались от семитов, воинственных и безжалостных и всегда «жаждавших богатства и удовольствий». Смиренный народ, беспечные люди, удовлетворявшиеся малым, сопровождавшие труд песней, работавшие терпеливо и умело, по сути своей миролюбивые – им удалось устроить свою жизнь разумно и изобретательно. На рельефах Древнего царства присутствуют лишь «сцены охоты и рыбной ловли, мореплавания и земледелия – мирных занятий» (Ж. де Морган).

Жизнь в Египте становилась все счастливее по мере того, как моральные устои становились все крепче и привычка делать добро вошла в обиход. Потребность в социальной общности здесь, как и везде, а может быть, в силу сложных природных условий, о которых мы уже говорили, сильнее, чем где бы то ни было, делала необходимым принцип взаимопомощи. Религия, которая становилась доминирующей силой, впитала этот принцип, создав культ природных сил и морали. Мораль все более и более принимала религиозный характер.

Здесь мы подходим ко второму важному моменту. Какой бы централизованной ни казалась социальная жизнь, какой бы обобществленной ни была религиозная жизнь, не стоит недооценивать роль отдельной личности. Напротив, выведенный мной закон – или, более скромно, моя гипотеза – относительно трех фаз социальной эволюции нашел свое подтверждение. В Египте, как и везде, технические и эстетические новшества, отвечавшие практическим и абстрактным интересам, исходили от личности. Именно озабоченность человека смертью дала толчок развитию верований и ритуалов, связанных с загробной жизнью. Знание, смешанное с магией, которым жрецы овладели в древности, основывается на личных достижениях[8]. Однако стадия социализации отмечена ярко. В это время искусства, как заметил де Морган, развивались стремительно, «они сразу заключались в жесткие рамки правил и гений артиста ограничивался религиозными канонами». «Медицина приобретала религиозный характер, врачи, отступавшие от священных правил, приговаривались к смерти, как убийцы». И все же в конце концов личность добилась свободы.

Вполне возможно, что личность и не развивалась здесь так, как в Греции, однако Египет, как и Греция, все же добился впечатляющих успехов. В этой счастливой долине интеллект и нравственность имели огромное значение, что вызывало восхищение греков, преклонявшихся перед освященной веками мудростью и познаниями египтян, «древних как мир». Египет внес немалый вклад в дело объединения людей вокруг общей цели и управления природой. При этом в основе идеи объединения лежало не насилие, а нравственные нормы. Управление страной, наслаждение земной жизнью, глубокая вера в справедливость посмертного воздаяния – все это побуждало историков задаваться вопросом: создала ли эпоха Древнего Египта путь, которым шло человечество в поисках рая, не стала ли она той эпохой, когда цель, казалось, была достигнута.

V

Вряд ли будет преувеличением сказать, что в прекрасной работе А. Морэ по истории Египта мы видим совершенно новое восприятие проблемы.

Со времени Масперо важные свидетельства позволили более четко разграничить исторические периоды и проследить развитие семьи и других институтов. Разумеется, нет недостатка в работах по Египту, в которых исследуются новые открытия. Однако в них мы не находим столь полного синтеза, как в этом труде. Если в прочих работах проблема рассматривается фрагментарно, то здесь она изучается целостно, благодаря чему автор рисует живую и яркую картину.

Александр Морэ не склонен создавать иллюзии относительно полноты наших знаний. Невзирая на свет, пролитый на прошлое открытием гения Шампольона, а также на изобилие памятников и документов, дошедших до наших дней, есть аспекты, обобщения и поспешные выводы в которых чрезвычайно опасны. А. Морэ, как истинный историк, демонстрирует способность избирательно подходить к этим памятникам и документам, часто искаженным. Он расцвечивает полотно своего рассказа красочными деталями и искусно отобранными, прекрасными цитатами, позволяющими нам представить жизнь народа, жившего несколько тысяч лет назад. Его изложение полно и снабжено иллюстрациями. И если эта книга не претендует на то, чтобы стать последней в египтологии, то наука продвинется вперед с ее помощью.

Генри Берр

Нижний Египет и его номы

Верхний Египет и его номы

Нубия и Эфиопия